Текст книги "Эффект Эволюции"

Автор книги: Майкл Мил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

8 июля

Они проснулись вместе…

– Доброе утро, – улыбнувшись, прошептала Мира. Теплая ото сна, еще чуть сонная, она была еще прекрасней.

За их пробуждением последовал долгий поцелуй.

На часах было без десяти одиннадцать.

С неохотой выбравшись из двухместного спального мешка и затем из палатки, разбитой ими снаружи, недалеко от входа в ледниковую пещеру, они начали готовить себе нехитрый завтрак.

От дождя, который то затихая, то усиливаясь, шел весь вчерашний день, теперь не было и следа. Светило солнце, а небо, обычно свинцово-синее, сегодня приветствовало их яркой лазурью. Эту погодную идиллию лишь изредка нарушали пронзительные крики вездесущих чаек.

– Смотри, смотри, – прошептала Мира, показывая рукой чуть вдаль параллельно палатке.

Метрах в тридцати от них, рядом с маленьким ручейком, деловито выхаживала небольшая птица. По виду она была похожа на чайку, но необычную. Андрей таких еще не видел.

Они сделали несколько осторожных шагов по направлению к птичке, чтобы не потревожить и не спугнуть ее.

Спина и верх крыльев пернатой гостьи были серо-сизые, как и у большинства чаек, но вот брюшко, брюшко имело потрясающий ярко-розовый цвет.

– Это чайка Росса, – шепотом пояснила Мира. – Правда, он красивая?

– Да окраска удивительная, – также шепотом ответил Андрей. – Я таких не видел. Горяев немного слукавил. Конечно же, он знал об их существовании, но не хотел нарушать то увлечение, с которым Мира это рассказывала. Хотя, надо признать, он при этом не соврал, в живую он этих птиц действительно не наблюдал.

– Эти птицы никогда не покидают Заполярья, – тихо-тихо рассказывала Мира, пока они наблюдали за чайкой. – Высидев птенцов, они улетают не на юг, как большинство их родственников, а на север, к полыньям Северного Ледовитого океана…

Пара приготовила легкий завтрак. Сварив на костре кофе, они пили его из больших кружек, сжимая их ладонями и грея руки. Они переглядывались и улыбались. Это был самый удивительный и приятный завтрак в жизни Андрея…

Затем они долго катались по окрестностям, пересекая вброд неглубокие, но широкие водные потоки… Некоторые из них они проезжали намеренно быстро, поднимая фонтаны искрящихся на солнце брызг.

Выехали к побережью океана. Бесконечная серо-голубая гладь воды, покрытая мелкой рябью волн, простиралась куда хватало глаз. Это было очень интересное чувство, стоя на кромке берега, Андрей подумал, что сейчас они действительно на самом краю света.

Он даже захотел искупаться и предлагал Мире. Она наотрез отказалась и, смеясь, убежала от него за машину, так что он не смог ее поймать. Андрей же раздевшись, быстро забежал в воду по пояс и нырнул. Сказать, что вода была холодной – значит, ничего не сказать. Она была просто ледяной! Горяев интенсивно работал руками и ногами, но согреться было невозможно, холод, казалось, промораживал тело насквозь. Пробыв в океанской стихии минуты полторы не больше, он буквально выскочил на берег.

Зато какое это было классное чувство разлившейся по телу энергии, необычайной бодрости и ясности сознания, когда он, уже высушившись простыней, найденной Мирой и надев на себя теплые вещи, сидел в машине и пил теплый кофе из термоса. Это было классное ощущение, он чувствовал каждую клеточку своего тела, каждый эритроцит насыщенной кислородом крови, одновременно с этим пребывая в непередаваемом состоянии умиротворения, гармонии с окружающим и вселенского спокойствия.

Потом они видели огромный птичий базар. На уступах скал суетились тысячи, десятки тысяч птиц. Такое впечатление, что небо над скалами сплошь было закрыто их маленькими, парящими в воздухе телами. Галдеж стоял такой, что ничего другого кроме криков чаек, кайр, чистиков, глупышей, тупиков, бакланов… слышно уже не было.

Затем подъезжали к пляжу, на котором устроили свое лежбище моржи. Неповоротливые, лениво передвигающиеся по суше животные грелись на солнце. Здесь были и огромные полуторатонные самцы с большими, почти метровыми клыками и чуть более миниатюрные самки, занимающиеся своими маленькими детенышами. Самцы изредка оглашали пространство вокруг громогласным трубным ревом…

Близко подходить к стаду Мира с Андреем побоялись и, некоторое время понаблюдав за морскими млекопитающими издалека, отправились дальше.

Снова начал сгущаться туман. Вскоре он стал таким плотным, что буквально в пяти шагах ничего уже не было видно. Окружающая местность сразу же начала визуально меняться, искажались очертания предметов, стали приглушаться звуки.

– Андрей, давай будем возвращаться, а то рискуем заблудиться, – немного встревожено предложила Мира.

– Да, конечно, – понимающе согласился Горяев, и с улыбкой добавил: – Никак не могу привыкнуть к этой моментальной смене погоды здесь… а еще к этим молочно-густым туманам…

Несмотря на туман, Мира вела машину уверенно и быстро. Она явно хорошо чувствовала местность. Хотя Горяев, сидящий рядом с ней на пассажирском сиденье, мог бы поклясться, что вообще не понимал бы куда ехать, даже если бы и знал дорогу как свои пять пальцев (настолько плотным был туман и настолько плохой видимость).

Они ехали, мило болтая о всяких пустяках, Андрей отпускал разные шуточки, Мира ему подыгрывала. Он пытался накормить ее печеньем, она смешно открывала рот; иногда у них это получалось, иногда печенье золотыми крошками падало куда-то вниз. Она попросила пить, и он поил ее соком из бутылки. В один момент машину, наехавшую на крупный камень, тряхнуло и солнечные апельсиновые брызги сока, вырвавшись из бутылочного горлышка, брызнули во все стороны, оставляя в салоне и на одежде Миры и Андрея оранжевые пятна.

Ближе к долине, в которой располагалась база, молочно-белая завеса тумана стала менее насыщенной, и видимость существенно улучшилась, так что Андрей уже мог узнавать местность.

В какой-то момент ему показалось, что Мира, как будто бы немного напряглась. Он, кажется, заметил едва уловимую перемену в ее настроении. Хотя внешне она вроде бы и старалась держаться как прежде, но у Горяева появилось ощущение, что что-то не так…

Мира продолжала вести машину, пристально вглядываясь в дорогу. Андрей молча наблюдал за ней. «И все-таки, она явно напряжена», – думал он.

– Тебя что-то волнует, или мне, кажется? – не выдержав, обратился он к ней с вызовом в голосе.

– Да, нет, все нормально. Почему ты спросил? – с недоумением ответила она.

Андрею еще больше показалось, что ее реакции не достаточно естественны.

– Со стороны впечатление такое, что у тебя настроение испортилось, – недовольным тоном ответил он. – Вот я и интересуюсь.

– Да нет, – дружелюбно произнесла Мира. – Все нормально, просто устала, наверное.

Тем временем, они уже выехали на дорогу, по которой вчера днем покинули долину.

Минут двадцать оставшейся дороги они оба напряженно молчали.

Наконец машина остановилась около административного корпуса.

Мира повернулась к Горяеву и, нарушив неприятное молчание, произнесла:

– Андрей, не злись.

– Я не злюсь, – не сумев скрыть внутреннюю досаду, ответил он, смотря вдаль сквозь лобовое стекло и не поворачивая головы.

Девушка тихо добавила:

– Мне было очень хорошо с тобой…

После этих слов его настроение изменилось на противоположное. Оно поменялось резко, как будто внутри нажали переключатель. Даже, наверное, не столько от ее слов. В последнее время он сам отмечал, что стал излишне эмоционально неустойчив. Настроение в течение дня менялось часто и резко. Достаточно было незначительного действия, какого-то слова, пустякового по своей сути события, и он мог из состояния радостного воодушевления погрузится в водоворот пессимистических рассуждений.

Горяев повернулся и встретился с Мирой взглядом. И, хотя на ее лице была нежная улыбка, в глазах ее все-таки угадывалась какая-то непонятная ему грусть.

– Мне тоже было очень хорошо с тобой, – произнес он. – Мне очень понравилась наша поездка… время, которое мы провели вместе.

Пока Андрей говорил это и смотрел на Миру, ему передалась ее странная едва уловимая грусть.

– Ну что, ты тоже сюда? – спросил Андрей, имея ввиду комнату Миры, которая, как и его комната находилась в том же коридоре на втором этаже здания.

– Андрюша, я не могу, мне сейчас нужно возвращаться в геологическую партию, – извиняющимся тоном объяснила она.

– Может, хотя бы, зайдешь ко мне? – предложил он, улыбаясь, – я тебе чаю заварю, посидим в моем холостяцком жилище.

Она улыбнулась в ответ с выражением сожаления на лице:

– Андрей, я бы очень, очень хотела, но я и так уже совсем опаздываю…

– Я буду скучать, сильно, – вздохнув, с печалью сказала она. – Ты не будешь на меня злиться? Обещай, что не будешь…

– Черт, я… мне это все… – не сдержавшись, с досадой начал говорить Андрей. Подходящие слова не находились, в итоге выходили лишь рваные фразы; да и желания быть любезным у него не было. Вспыхнуло ощущение бессмысленности.

– Ладно, прекрасно! – резко оборвал он сам себя, разрезав воздух взмахом ладоней, и затем в порыве эмоций на одном дыхании выпалил: – Мне не нравится, как ты неожиданно уезжаешь… потом также внезапно, когда тебе надо приезжаешь… никогда не знаешь, где тебя искать… это все ненормально, абсолютно ненормально…

Выражение грусти на ее лице смешалось со смущением. Мира молча смотрела на него.

Не дожидаясь ее ответа, Горяев тут же с некоторым вызовом кинул:

– В общем, если что, ты знаешь, где меня можно найти. Я для тебя всегда доступен!

Картинно накинув капюшон куртки, он вышел из машины.

Когда Андрей, поднявшись по лестнице на второй этаж, уже подходил к своей комнате волна эмоций слегка схлынула. Однако, он все еще продолжал прокручивать эту ситуацию в голове.

Сидеть в номере одному после случившегося совершенно не хотелось, было даже противопоказано. Поэтому после недолгих раздумий Горяев решил пойти в кафе в надежде встретить там кого-нибудь из коллег; выпить и пообщаться. Сейчас ему просто необходимо было как-то развеяться. К счастью, еще продолжался выходной.

Андрей принял душ и переоделся; через десять минут его рука с силой толкнула дверь кафе.

Сегодняшним вечером здесь было многолюдно. Горяев окинул взглядом зал. Мягко льющийся красноватый приглушенный свет ламп не перебивал мерцанье стоявших на столах толстых свечей, подсвечниками которым служили пустые бутылки из-под виски и джина. Их толстое стекло густо покрывали причудливые струйки застывшего воска (по крайней мере, ему хотелось так думать, скорее же всего свечи были парафиновые). Сами столы были как будто наспех сколочены из грубо обработанных досок. Вместо стульев вдоль столов стояли широкие длинные скамьи. Почти за всеми столами, эмоционально общаясь друг с другом, сидели шумные компании посетителей. Зал был заполнен постоянным фоном из голосов разговаривающих и смеющихся людей, стука приборов и звона бокалов и кружек.

«Чертовски притягательная простота, – с удовольствием подумал Андрей. – И атмосфера что надо!»

– Добрый день, – услышал он голос обращавшегося к нему официанта, возникшего из затемненного пространства откуда-то справа. – Руководитель лаборатории желает отдельный стол?

– У вас сегодня особенный вечер? – прервал его, не ответив на вопрос, Андрей.

– У нас сегодня вечеринка в стиле викингов! – гордо произнес официант, указав на большие модели «драккара» и «кнора», подвешенные под потолком в глубине зала и медленно покачивающиеся под воздействием теплого циркулирующего воздуха.

– Я, пожалуй, пойду вон туда, – Горяев указал в сторону стола, за которым лицом к нему сидел Штайнмайер, тоже заметивший его и приветственно махавший рукой, приглашая присоединиться к ним.

Андрей прошел через зал, практически непрерывно здороваясь и отвечая на приветствия.

– Ну, что пьем? – шутливо спросил он, опустившись на деревянную скамью, приставленную к столу, за которым сидела компания его коллег во главе со Штанмайером.

– А кто что, – тут же весело ответил оказавшийся сидящим сбоку от него Пол, – кто виски, кто пиво. А я попробовал и то и другое!

– О, мой милый друг, – пошутил Горяев, – опасный эксперимент вы проводите!

– Не знаю! Мне весело, – бойко, с жаром вставил Пол чуть уже заплетающимся языком.

– Да, да, чем веселее сейчас, тем более хмурым будет утро. Я это проходил не раз. И больше в эти игры не играю, – с незлым смешком ответил Горяев, переглянувшись с остальными сидящими за столом. Те с понимающим видом улыбнулись и закивали.

Помимо Штайнмайера и Пола за столом сидел Галдрик, один из ученых радиационной группы, испанец – совсем молодой парень, говоривший по-английски с очень, как казалось Андрею, забавным акцентом. И еще был сотрудник технической службы – полноватый субъект по имени Якоб. С ним Горяеву практически не доводилось общаться.

– Пожалуй, я выпью виски – огласил свой выбор Андрей, слегка хлопнув ладонями по столу.

– А что из еды хорошего? – хитрым тоном поинтересовался он у подошедшего к ним официанта.

– Лосось в сметане, конечно же. Блюдо простых норвежских рыбаков, – учтиво ответил парень, следом заметив: – Кстати, ваши коллеги выбирали именно его.

– А кроме того, я ведь так понимаю, у вас больше ничего и нет, – сострил Андрей, имея ввиду тематику вечеринки (викинги, рыбаки – суровые парни, простые работяги моря в общем).

– Естественно, – понимающе подыгрывая тону Горяева, улыбнулся официант. – Нет, ну есть, конечно, и все остальное, – поморщившись и махнув рукой, уточнил он, как бы намекая на несерьезность и пустоту этого «всего остального». Затем, словно по секрету, обращаясь к Андрею и кивком головы указывая на остальных сидевших за столом, он прибавил:

– Да, но только не рассказывайте об этом парням!

– А что у нас пили рыбаки? – спохватился Горяев.

– Аквавит, конечно! – четко, словно на докладе ответил официант. – Картофельную водку.

– Ну так, какой к черту виски. Действительно, несите лучше аквавит! – воодушевленно воскликнул Андрей.

– Вы как, коллеги? – с предвкушением хорошего веселья, обратился он к сидевшим за столом.

– Йозеф, Галдрик, будете? – с нетерпением спросил Горяев.

– Нет, мы, пожалуй, продолжим виски, – переглянулись и почти в один голос ответили они.

– Яков… Давайте, – упрашивающим тоном обратился Андрей к полноватому парню.

– Ммм… нет, я ограничусь пивом, – немного помявшись, ответил он и виновато улыбнулся: – Уже довольно поздно, завтра ответственная работа. Я себя знаю, я лучше пива.

– Ну вот… – с нескрываемым разочарованием вздохнул Горяев.

– А я выпью! Действительно, давайте аквавит! – развязно-весело вызвался Пол. Хотя вот как раз ему-то, учитывая его состояние, Андрей предлагать и не собирался.

«Ну и ладно, – подумал Горяев, – раз парень хочет – значит с ним и выпьем».

Обратившись к официанту, которого они заставили ждать довольно долго, Горяев попросил:

– Бутылку аквавита, и что-нибудь из вашей фирменной закуски. И да, лосось в сметане, конечно!

Официант вернулся почти моментально, поставив на стол квадратную бутылку с янтарного цвета напитком, две рюмки, блюдо нехитрой закуски из сельди с хрустящим плоским хлебом и тарелку аппетитно дымящегося лосося, которого заказывал Горяев:

– Ваш заказ, парни!

– Ну что, парни! – повторив интонацию официанта, громко сказал Андрей, потирая руки. – Начнем!

Он налил рюмку норвежской водки Полу, затем наполнил до краев свою. Йозеф с испанцем налили себе виски. Якоб поднял кружку пива. Через секунду все емкости со звоном сдвинулись над столом.

Андрей выпил. Янтарный напиток приятной вспышкой согрел небо и скользнул вниз по горлу, предваряя ощущение ожидаемой эйфории.

Поставив рюмку на стол, Горяев пододвинул к себе тарелку с лососем. Нежно-розоватые кусочки, пропитанные сметанным соусом, сверху были посыпаны сочной зеленью. Эта нехитрая композиция уже одним своим видом возбуждала сильнейший аппетит…

Они выпили еще, затем еще…

Алкоголь помог справиться с неприятными мыслями, связанными с Мирой, притупив их и поспособствовав в поднятии настроения.

Вскоре (как это часто бывает) собравшиеся уже жарко обсуждали плавно перетекающие друг в друга темы в широчайшем спектре от спорта до большой политики.

– Да, все это ерунда! Происходит только то, что нужно. Только то, что кому-то может принести деньги или дополнительную власть, – заплетающимся языком проговорил уже изрядно набравшийся Пол.

Его фраза была ответом на философский пассаж Горяева о том, что им как ученым выпала потрясающая роль, облегчать жизнь людей, побеждать болезни, делая этот мир лучше, давая человеку больше возможностей для духовного развития. И что это одновременно не только возможность, но и серьезная ответственность.

– Мы ничего не решаем, – продолжал Пол. – Все решают там, на другом уровне. – С этими словами он многозначительно поднял вверх указательный палец. – Мы просто делаем работу, и, если она кому-то кажется перспективной, то нам дают возможность заниматься этим. Мы ничего не решаем, мы просто играем по правилам. У нас нет никакого выбора…

Он взял литровую пивную кружку, которую мгновение до этого принес официант (уже третью с того момента как к ним присоединился Андрей) и сделал из нее несколько больших глотков, уменьшив уровень пива на треть.

– А вы, я чувствую, сторонник теории заговоров, – со смешком в ответ отреагировал Горяев. После чего более серьезным тоном продолжил: – Я не соглашусь с вами, Пол. У вас есть ответственность за то, что вы делаете и выбор. Вас же никто не тянет заниматься тем, что вам претит.

– Да ну, – пьяно ухмыльнулся Пол, махнув левой рукой и опрокинув еще одну рюмку аквавита, – Мы делаем только то, что от нас требуют…

– Мы всегда можем найти способ не делать, то, что противоречит нашим убеждениям. Всегда можно найти темы, работа над которыми не будет идти с ними в разрез. Вас же, в конце концов, никто не заставляет; ну, не нравится – откажитесь, найдите что-то другое…. Или что? Вас будут за это преследовать? – риторически-иронично произнес Горяев.

Пол был уже откровенно пьян. Он, склонив голову, смотрел в пивную кружку и что-то невнятное бормотал:

– Да… они…все там… что надо…видят… Отказаться, – криво ухмыльнулся он в кружку, после чего подпер голову обеими руками, уперев их локтями в стол и «отключился».

– Парень, похоже, совсем утомился, – улыбнулся Штайнмайер.

– Дааа, перебрал, – протяжно констатировал Яков.

В этот момент одна из рук Пола (а именно правая) скользнула вбок, смахнув кружку, в которой еще оставалось пиво, а голова упала на поверхность стола. Кружка опрокинулась, и немного пива выплеснулось Андрею на одежду.

– Так, ну что, парня домой отвести нужно, – решил дисциплинированный Галдрик.

Техник Якоб, скорее делавший вид что пьет, а на самом деле цедивший все ту же порцию виски, в котором льда и растаявшей воды было едва ли не процентов девяносто, любезно вызвался ему помочь. Было заметно, что все эти посиделки его если и не тяготили, то уже явно и не доставляли удовольствия.

Андрей с Йозефом остались вдвоем, решили чуть-чуть посидеть и заказать еще немного алкоголя.

Между тем людей в зале значительно поубавилось. Это не удивительно, завтра на базе официальный рабочий день. Люди хотели выспаться, чтобы утром чувствовать себя более менее в форме.

Горяев выпил еще пару рюмок. Разговор теперь особо не клеился, и они со Штайнмайером сидели почти молча. Возможно, дело было в том, что Андрея очень зацепили невнятные обрывки фраз, которые бормотал Пол перед тем, как в адском беспорядке выпитый им алкоголь погасил его разум. Все бы было ничего, но в купе с тем, что Пол говорил, когда еще мог кое-что соображать, слова эти заставили Горяева снова погрузиться в терзавшие его последнее время навязчивые мысли. Конечно, в любой другой ситуации, да что говорить, наверное, еще месяц назад, Андрей отреагировал бы на такие речи совершенно спокойно, как на бытовую мелочь. Но только не теперь! Уж больно странная вещь получалась. Позиция, которую Пол упорно отстаивал «мы ничего не решаем…», «у нас нет выбора…» потом эти обрывки пьяных фразы «…они…что надо…видят…»

«А вдруг он что-то знает, – думал Горяев и тут же сразу успокаивал себя: «Ну, если бы и знал что-то серьезное, то вряд ли бы сказал». И сразу же снова накручивал: «С другой стороны, напился как детектор лжи, – Горяев печально усмехнулся, вспомнив фразу из фильма, – и начал болтать лишнее…то чего не должен был…»

Попрощавшись на выходе из кафе со Штайнмайером, который направился в медицинский корпус за какими-то лекарствами, Андрей медленно пошел к административному зданию.

Он шагал по соединяющей постройки базы аккуратной дорожке из серого гравия. Мелкие камешки характерно шуршали под подошвами его ботинок. Андрей задумчиво глядел себе под ноги, продолжая размышлять над событиями дня, которые теперь ульем роились в его голове, цепляясь друг за друга и смешиваясь одно с другим.

Выпитый этим вечером алкоголь и в довершении несколько странное поведение Пола еще больше расшатали и без того неуравновешенное эмоциональное состояние Горяева, сделав его крайне обостренным и болезненным. В голове, вслед за скользящими мыслями, пульсировал своеобразный комок разочарований и подозрений.

Большинство персонала уже давно отдыхало перед завтрашним рабочим днем, поэтому на «улицах» исследовательского городка было пустынно.

«А вдруг он работает на них», – размышлял Горяев, в очередной раз, переключившись на происшествие с Полом. «С другой стороны, он говорил, что на базе недавно, как и я. Ну и что, что недавно. Причем здесь это. Допустим, что и недавно. Это еще ничего не значит. Ну а мог и вообще соврать…»

Следом за этим у Андрея возникла неприятная мысль, что за ним кто-то следит. Именно мысль, никакими реальными ощущениями объективно не подкрепленная. Скорее всего, она была подсознательно вызвана предыдущими размышлениями о Поле и навязчивых идеях самого Горяева, терзавших последнее время его разум, о еще одной скрытой от него тайной реальности базы.

Он остановился и, постаравшись быть максимально естественным, словно любуясь окружающими пейзажами, пристально посмотрел по сторонам. В поле зрения никого не было.

«Ну, конечно же, никого нет, – с облегчением подумал он, обращаясь к самому себе, – не нужно сходить с ума, всему есть пределы, успокойся…»

Смешно, но, несмотря на то, что Горяев до конца и сам не верил в то, что за ним может кто-то следить, после того, как он, посмотрев по сторонам, смог в этом убедится, ему стало значительно спокойней.

Постаравшись не думать больше ни о чем подобном, Андрей, однако, зашагал дальше гораздо энергичнее. Тревожное состояние видимо затаилось, но не ушло (хотя он бы себе в этом не признался), и подсознательно проявилось в желании Горяева добраться до своей комнаты как можно быстрее.

Ворочался в кровати всю ночь в безуспешных попытках уснуть. Его мозг, словно отцепившийся вагон, под завязку нагруженный тревогами, двигался под уклон, набирая скорость. Горяев не в силах был сам контролировать раскручивающуюся все сильнее спираль размышлений. Словно одновременно в его голове были и мысли о Мире, и об исследованиях, своей ответственности, сомнениях в возможности и правильности выбора, и посещающие его все чаще навязчивые идеи о том, что от него что-то скрывают; а тяжелым отвратительным фундаментом всего этого лежали слова, сказанные Полом.