Текст книги "Английский язык с М. Муркоком"

Автор книги: Майкл Джон Муркок

Соавторы: Илья Франк,Андрей Еремин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 36 страниц)

Майкл Муркок
Английский язык с М. Муркоком
Michael Moorcock
The Knight of the Swords (Рыцарь Мечей)
Volume First of The Books of Corum (первый том Книг Корума)
(Книгу адаптировал Андрей Еремин)
(Метод чтения Ильи Франка)

Каждый текст разбит на небольшие отрывки. Сначала идет адаптированный отрывок – текст с вкрапленным в него дословным русским переводом и небольшим лексическим комментарием. Затем следует тот же текст, но уже неадаптированный, без подсказок.

Те, кто только начал осваивать какой-либо язык, сначала может читать текст с подсказками, затем – тот же текст без подсказок. Если при этом он забыл значение какого-либо слова, но в целом все понятно, то необязательно искать это слово в отрывке с подсказками. Оно еще встретится – и не раз. Смысл неадаптированного текста как раз в том, что какое-то время – пусть короткое – читающий на чужом языке «плывет без доски». После того, как он прочитает неадаптированный текст, нужно читать следующий адаптированный. И так далее. Возвращаться назад – с целью повторения – не нужно. Следует просто продолжать читать дальше.

Конечно, сначала на вас хлынет поток неизвестных слов и форм. Этого не нужно бояться: никто никого по ним не экзаменует. По мере чтения (пусть это произойдет хоть в середине или даже в конце книги) все «утрясется», и вы будете, пожалуй, удивляться: «Ну зачем опять дается перевод, зачем опять приводится исходная форма слова, все ведь и так понятно!» Когда наступает такой момент, «когда и так понятно», стоит уже читать наоборот: сначала неадаптированную часть, а потом заглядывать в адаптированную. (Этот же способ чтения можно рекомендовать и тем, кто осваивает язык не с нуля.)

Язык по своей природе – средство, а не цель, поэтому он лучше всего усваивается не тогда, когда его специально учат, а когда им естественно пользуются – либо в живом общении, либо погрузившись в занимательное чтение. Тогда он учится сам собой, подспудно.

Наша память тесно связана с тем, что мы чувствуем в какой-либо конкретный момент, зависит от нашего внутреннего состояния, от того, насколько мы «разбужены» сейчас (а не от того, например, сколько раз мы повторим какую-нибудь фразу или сколько выполним упражнений).

Для запоминания нужна не сонная, механическая зубрежка или вырабатывание каких-то навыков, а новизна впечатлений. Чем несколько раз повторить слово, лучше повстречать его в разных сочетаниях и в разных смысловых контекстах. Основная масса общеупотребительной лексики при том чтении, которое вам предлагается, запоминается без зубрежки, естественно – за счет повторяемости слов. Поэтому, прочитав текст, не нужно стараться заучить слова из него. «Пока не усвою, не пойду дальше» – этот принцип здесь не подходит. Чем интенсивнее человек будет читать, чем быстрее бежать вперед – тем лучше. В данном случае, как ни странно, чем поверхностнее, чем расслабленнее, тем лучше. И тогда объем материала делает свое дело, количество переходит в качество. Таким образом, все, что требуется от читателя, – это просто почитывать, думая не об иностранном языке, который по каким-либо причинам приходится учить, а о содержании книги.

Если вы действительно будете читать интенсивно, то метод сработает. Главная беда всех изучающих долгие годы один какой-либо язык в том, что они занимаются им понемножку, а не погружаются с головой. Язык – не математика, его надо не учить, к нему надо привыкать. Здесь дело не в логике и не в памяти, а в навыке. Он скорее похож в этом смысле на спорт, которым нужно заниматься в определенном режиме, так как в противном случае не будет результата. Если сразу и много читать, то свободное чтение на новом языке – вопрос трех-четырех месяцев (начиная «с нуля»). А если учить помаленьку, то это только себя мучить и буксовать на месте. Язык в этом смысле похож на ледяную горку – на нее надо быстро взбежать. Пока не взбежите – будете скатываться. Если достигается такой момент, что человек свободно читает, то он уже не потеряет этот навык и не забудет лексику, даже если возобновит чтение на этом языке лишь через несколько лет. А если не доучил – тогда все выветрится.

А что делать с грамматикой? Собственно для понимания текста, снабженного такими подсказками, знание грамматики уже не нужно – и так все будет понятно. А затем происходит привыкание к определенным формам – и грамматика усваивается тоже подспудно. Это похоже на то, как осваивают же язык люди, которые никогда не учили его грамматики, а просто попали в соответствующую языковую среду. Я говорю это не к тому, чтобы вы держались подальше от грамматики (грамматика – очень интересная и полезная вещь), а к тому, что приступать к чтению подобной книги можно и без особых грамматических познаний, достаточно самых элементарных. Данное чтение можно рекомендовать уже на самом начальном этапе.

Такие книги помогут вам преодолеть важный барьер: вы наберете лексику и привыкнете к логике языка, сэкономив много времени и сил.

Илья Франк, frank@franklang. ru

INTRODUCTION (вступление)

In those days there were oceans of light (в те дни существовали океаны света; to be – быть, находиться, существовать; to be-was/were/been) and cities in the skies (и города в небесах) and wild flying beasts of bronze (и дикие летающие твари из бронзы; beast – зверь, тварь). There were herds of crimson cattle (были стада красных быков; crimson – малиновый, темно-красный; cattle – крупный рогатый скот) that roared and were taller than castles (которые ревели и были выше, чем замки; to roar – реветь, орать, рычать; castle – замок, дворец). There were shrill, viridian things (пронзительно /кричавшие/ зеленые существа; shrill – пронзительный крик, визг; viridian – голубовато-зеленый цвет; thing – вещь, предмет; живое существо) that haunted bleak rivers (что населяли холодные реки; to haunt – часто посещать, навещать; bleak – холодный, промозглый, суровый). It was a time of gods (это было время богов), manifesting themselves upon our world in all her aspects (проявлявших себя = вмешивавшихся в нашу жизнь, во все ее сферы; to manifest – делать явным, раскрывать/ся/; world – мир, свет, вселенная); a time of giants who walked on water (время великанов, которые ходили по воде); of mindless sprites (/время/ бездумных духов; mindless – глупый, бессмысленный; sprite – эльф, фея, призрак) and misshapen creatures (и уродливых созданий; misshapen – уродливый, деформированный) who could be summoned by an ill-considered thought (которые могли быть вызваны опрометчивой мыслью; ill-considered: ill – больной, плохой, вредный; considered – обоснованный, продуманный) but driven away only on pain of some fearful sacrifice (но изгнаны только после какого-нибудь ужасного жертвоприношения; to drive away – прогонять, рассеивать; to drive-drove-driven; on pain of – под страхом /смерти и т. д. /); of magics (/время/ волшебства), phantasms (иллюзий; phantasm – призрак, иллюзия), unstable nature (непостоянной природы), impossible events (невозможных событий), insane paradoxes (безумных парадоксов; insane – психически ненормальный, сумасшедший), dreams come true (сбывшихся снов; dream – сон, мечта; to come true – сбываться, претворяться в жизнь; to come-came-come), dreams gone awry (разрушенных грез; to go awry – пойти скверно, идти насмарку; to go-went-gone), of nightmares assuming reality (кошмаров, становящихся реальностью; to assume – принимать /характер, форму/, получать).

sword [sɔ:d] oceans [ˈəuʃnz] crimson [ˈkrɪmzn] haunted [ˈhɔ:ntɪd] sacrifice [ˈsækrɪfaɪs]

In those days there were oceans of light and cities in the skies and wild flying beasts of bronze. There were herds of crimson cattle that roared and were taller than castles. There were shrill, viridian things that haunted bleak rivers. It was a time of gods, manifesting themselves upon our world in all her aspects; a time of giants who walked on water; of mindless sprites and misshapen creatures who could be summoned by an ill-considered thought but driven away only on pain of some fearful sacrifice; of magics, phantasms, unstable nature, impossible events, insane paradoxes, dreams come true, dreams gone awry, of nightmares assuming reality.

It was a rich time and a dark time (это было богатое /событиями/ и темное время). The time of the Sword Rulers (время Повелителей Мечей; ruler – правитель, государь). The time when the Vadhagh and the Nhadragh (время, когда /народы/ вадаги и надраги), age-old enemies, were dying (давние враги, погибали; age-old – старый, вековой). The time when Man, the slave of fear (время, когда Человек, раб страха), was emerging (/только/ появлялся /на свет/; to emerge – возникать, появляться), unaware that much of the terror he experienced (не подозревая, что большая часть страха, /который/ он ощущал; to experience – испытывать, переживать) was the result of nothing else but the fact (была результатом ничего иного, как того обстоятельства; fact – обстоятельство, событие) that he, himself, had come into existence (что он сам появился на свет; to come – приходить, прибывать; появляться; existence – существование, бытие, жизнь). It was one of many ironies connected with Man (это был один из множества парадоксов, связанных с Человеком; irony – ирония, парадокс) (who, in those days, called his race `Mabden' (который в те дни называл свою расу «мабдены»)).

The Mabden lived brief lives (мабдены жили недолго: «короткие жизни») and bred prodigiously (и плодились очень быстро; to breed – размножаться, вскармливать; prodigiously – удивительно, чрезмерно). Within a few centuries (за несколько столетий; within – в пределах, не позднее) they rose to dominate the westerly continent (они смогли заполонить западный континент; to rise to – быть в состоянии, справиться; to rise-rose-risen; to dominate – господствовать, преобладать) on which they had evolved (на котором появились; to evolve – развиваться, эволюционировать). Superstition stopped them from sending many of their ships (суеверие удерживало их от того, чтобы послать: «от посылания» многие свои корабли; to send – посылать, отправлять; to send-sent-sent) towards Vadhagh and Nhadragh lands for another century or two (в земли вадагов и надрагов еще столетие или два; towards – к, по направлению), but gradually they gained courage (но постепенно они набрались храбрости; to gain – добывать, получать; набираться) when no resistance was offered (когда никакое сопротивление было оказано = не встречая сопротивления; to offer – предлагать, оказывать). They began to feel jealous of the older races (они начали чувствовать зависть к более старшим = древним расам; to begin-began-begun); they began to feel malicious (начали строить злые планы; to feel – чувствовать, ощущать, осязать; to feel-felt-felt; malicious – злобный, злонамеренный).

unaware [ʌnəˈweə] existence [ɪɡˈzɪstns] prodigiously [prəˈdɪʤəslɪ] jealous [ˈʤeləs]

It was a rich time and a dark time. The time of the Sword Rulers. The time when the Vadhagh and the Nhadragh, age-old enemies, were dying. The time when Man, the slave of fear, was emerging, unaware that much of the terror he experienced was the result of nothing else but the fact that he, himself, had come into existence. It was one of many ironies connected with Man (who, in those days, called his race `Mabden').

The Mabden lived brief lives and bred prodigiously. Within a few centuries they rose to dominate the westerly continent on which they had evolved. Superstition stopped them from sending many of their ships towards Vadhagh and Nhadragh lands for another century or two, but gradually they gained courage when no resistance was offered. They began to feel jealous of the older races; they began to feel malicious.

The Vadhagh and the Nhadragh were not aware of this (вадаги и надраги не подозревали об этом; to be aware of – осознавать, отдавать себе отчет в чем-то). They had dwelt a million or more years upon the planet (они жили миллион или более лет на этой планете; to dwell – жить, обитать) which now, at last, seemed at rest (которая теперь, наконец, казалось, /находилась/ в состоянии покоя; rest – покой, отдых, сон). They knew of the Mabden (они знали о мабденах; to know-knew-known) but considered them not greatly different from other beasts (но считали их не сильно отличающимися от других животных; greatly – очень, значительно). Though continuing to indulge their traditional hatreds of one another (хотя и продолжая питать традиционную ненависть друг к другу; though – несмотря на, хотя; to indulge – потакать, давать себе волю; hatred – ненависть, отвращение), the Vadhagh and the Nhadragh spent their long hours (проводили /свои/ целые часы: «долгие часы»; to spend – тратить, проводить; to spend-spent-spent) in considering abstractions (в рассмотрении абстракций = занимаясь абстрактными исследованиями; to consider – рассматривать/ся/, считать/ся/), in the creation of works of art and the like (в создании = создавая произведения искусства и других подобных /занятиях/). Rational, sophisticated (разумные, утонченные; sophisticated – изощренный, лишенный простоты), at one with themselves (/живущие/ в гармонии с самими собой; at one – в согласии, заодно), these older races were unable to believe in the changes that had come (эти древние расы были неспособны поверить в перемены, которые произошли; to come – приходить, становиться, происходить). Thus (таким образом), as it almost always is (как это почти всегда бывает), they ignored the signs (они не заметили признаки /этих перемен/; to ignore – не учесть, не обращать внимания; sign – знак, символ, примета; знамение).

There was no exchange of knowledge (не было обмена знаниями) between the two ancient enemies (между двумя давними врагами; ancient – древний, старинный), even though they had fought their last battle many centuries before (хотя они провели последнюю битву много веков назад; even though – несмотря на то, даже если; to fight – сражаться, бороться; to fight-fought-fought).

hatred [ˈheɪtrɪd] rational [ˈræʃənl] ancient [ˈeɪnʃnt] centuries [ˈsenʧərɪz]

The Vadhagh and the Nhadragh were not aware of this. They had dwelt a million or more years upon the planet which now, at last, seemed at rest. They knew of the Mabden but considered them not greatly different from other beasts. Though continuing to indulge their traditional hatreds of one another, the Vadhagh and the Nhadragh spent their long hours in considering abstractions, in the creation of works of art and the like. Rational, sophisticated, at one with themselves, these older races were unable to believe in the changes that had come. Thus, as it almost always is, they ignored the signs.

There was no exchange of knowledge between the two ancient enemies, even though they had fought their last battle many centuries before.

The Vadhagh lived in family groups (вадаги жили родовыми группами; family – родовой, семейный) occupying isolated castles (занимая обособленные замки; to occupy – занимать, заселять; isolated – отдельно стоящий, изолированный) scattered across a continent (разбросанные по континенту; to scatter – разбрасывать, рассеивать; across – поперек, сквозь) called by them Bro-an-Vadhagh (называемому ими Бро-ан-Вадаг). There was scarcely any communication between these families (едва ли было какое-либо общение между этими семьями = семьи почти не общались; communication – общение, связь, контакт), for the Vadhagh had long since lost the impulse to travel (так как вадаги давным-давно утратили интерес к путешествиям; long since – давно, исстари; to lose – терять, утрачивать; to lose-lost-lost; impulse – толчок, позыв). The Nhadragh lived in their cities (надраги жили в своих городах) built on the islands in the areas to the north west of Bro-an-Vadhagh (построенных на островах в областях, /лежащих/ к северо-западу от Бро-ан-Вадага; to build-built-built; areas – край, область, зона). They, also, had little contact (они также имели маленькую связь = мало общались), even with their closest kin (даже со своими ближайшими родственниками; kin – родня, родственники). Both races reckoned themselves invulnerable (обе расы считали себя неуязвимыми). Both were wrong (обе ошибались; to be wrong – быть неправым, ошибаться).

Upstart Man was beginning to breed (появившийся вдруг Человек начинал размножаться; upstart – вновь появившийся, неожиданно выдвинувшийся или получивший известность /человек или компания/) and spread like a pestilence across the world (и распространяться, словно чума, по миру; to spread – раскидываться, покрывать). This pestilence struck down the old races (эта чума уничтожала древние расы; to strike down – сваливать /ударом/, сражать) wherever it touched them (повсюду, где бы ни соприкасалась с ними; to touch – касаться, трогать). And it was not only death that Man brought (и это была не только смерть, /то/, что Человек приносил = Человек нес не только смерть; to bring-brought-brought); but terror, too (но также /и/ страх; terror – страх, ужас, кошмар). Wilfully (намеренно), he made of the older world nothing but ruins and bones (он делал из старого мира ничего, кроме руин и костей = превращал мир в руины). Unwittingly (невольно), he brought psychic and supernatural disruption of the magnitude (он нес духовное и сверхъестественное разрушение = упадок /такого/ размера; magnitude – величина, значимость) which even the Great Old Gods failed to comprehend (какой даже Великие Древние Боги не могли постичь; to fail – потерпеть неудачу, не суметь; to comprehend – понимать, осмысливать).

occupying [ˈɔkjupaɪŋ] isolated [ˈaɪsəleɪtɪd] castles [ˈkɑ:slz] invulnerable [ɪnˈvʌlnərəbl] pestilence [ˈpestɪləns] psychic [ˈsaɪkɪk]

The Vadhagh lived in family groups occupying isolated castles scattered across a continent called by them Bro-an-Vadhagh. There was scarcely any communication between these families, for the Vadhagh had long since lost the impulse to travel. The Nhadragh lived in their cities built on the islands in the areas to the north west of Bro-an-Vadhagh. They, also, had little contact, even with their closest kin. Both races reckoned themselves invulnerable. Both were wrong. Upstart Man was beginning to breed and spread like a pestilence across the world. This pestilence struck down the old races wherever it touched them. And it was not only death that Man brought; but terror, too. Wilfully, he made of the older world nothing but ruins and bones. Unwittingly, he brought psychic and supernatural disruption of the magnitude which even the Great Old Gods failed to comprehend.

And the Great Old Gods began to know Fear (и Великие Древние Боги начали знать страх = познали Страх; to begin-began-begun).

And Man, slave of fear (Человек, раб страха), arrogant in his ignorance (высокомерный в своем невежестве), continued his stumbling progress (продолжал, спотыкаясь, /путь/ своего развития; to stumble – спотыкаться, ошибаться; ср.: stumbling gait – спотыкающаяся походка; progress – развитие, движение вперед). He was blind to the huge disruptions (он не замечал: «был слеп к» громадных разрушений) aroused by his apparently petty ambitions (вызванных его явно мелочными амбициями; to arouse – пробуждать, вызывать /чувства/; petty – незначительный, ограниченный). As well (вдобавок к тому), Man was deficient in sensitivity (Человек был неполным в чувствительности = ему не хватало чувств; deficient – недостаточный, лишенный /чего-либо/; sensitivity – чувствительность, восприимчивость), had no awareness of the multitude of dimensions (имел никакое знание = не осознавал /существования/ множества измерений; awareness – сознание, осведомленность) that filled the universe (что пронизывали Вселенную; to fill – наполнять, занимать /пространство/), each plane intersecting with several others (/при которых/ каждая плоскость пересекалась с несколькими другими). Not so the Vadhagh or the Nhadragh (это не относилось к вадагам или надрагам; not so – отнюдь нет, нисколько), who had known what it was to move at will (которые знали, как это – перемещаться по желанию; to move – двигаться, перемещаться; at will – по желанию, произвольно) between the dimensions they termed the Five Planes (между измерениями, /которые/ они называли Пять Плоскостей; to term – называть, обозначать). They had glimpsed and understood (они слегка соприкоснулись /с ними/ и догадывались; to glimpse – увидеть мельком, быстро взглянуть; to understand – понимать, осмысливать, догадываться; to understand-understood-understood) the nature of the many planes (о природе многих плоскостей), other than the Five (не относившихся к этим Пяти; other than – за исключением, помимо), through which the Earth moved (через которые Земля двигалась; through – через, сквозь, по).

arrogant [ˈærəɡənt] aroused [əˈrauzd] deficient [dɪˈfɪʃnt] dimension [d (a) ɪˈmenʃn] universe [ˈju:nɪvə: s] Earth [ə: Ɵ]

And the Great Old Gods began to know Fear.

And Man, slave of fear, arrogant in his ignorance, continued his stumbling progress. He was blind to the huge disruptions aroused by his apparently petty ambitions. As well, Man was deficient in sensitivity, had no awareness of the multitude of dimensions that filled the universe, each plane intersecting with several others. Not so the Vadhagh or the Nhadragh, who had known what it was to move at will between the dimensions they termed the Five Planes. They had glimpsed and understood the nature of the many planes, other than the Five, through which the Earth moved.

Therefore it seemed a dreadful injustice (и потому /это/ казалось ужасной несправедливостью) that these wise races should perish (что эти мудрые расы должны погибнуть; to perish – погибать, умирать) at the hands of creatures (от рук созданий) who were still little more than animals (которые были по-прежнему немного больше, чем животные = почти не отличались от животных; still – все еще, до сих пор). It was as if vultures feasted on (это было /похоже на то/ как если бы стервятники пировали /на/; as if – словно, будто; vulture – гриф, стервятник; хищник /о человеке/) and squabbled over the paralysed body of the youthful poet (и вздорили над обездвиженным телом юного поэта; to squabble – вздорить, пререкаться /из-за пустяков/; paralysed – парализованный, ослабленный) who could only stare at them (который мог лишь глядеть на них; to stare – пристально глядеть, уставиться) with puzzled eyes (недоуменным взором; puzzle – ставить в тупик, озадачивать; eyes – глаза, взгляд) as they slowly robbed him of an exquisite existence (как они медленно забирают его утонченную жизнь; to rob of – лишать, отнимать; exquisite – изысканный, тонкий; existence – существо, жизнь, существование) they would never appreciate (/которое/ они никогда бы не оценили), never know they were taking (никогда не знали, /что/ они забирают; to take – брать, захватывать, добывать; to take-took-taken).

'If they valued what they stole (если бы /только/ они ценили /то/, что они украли; to steal-stole-stolen), if they knew what they were destroying (если бы знали, что они разрушают; to destroy – разрушать, уничтожать), says the old Vadhagh in the story (говорит старый вадаг в рассказе), The Only Autumn Flower («Единственный осенний цветок»; only – единственный, одинокий), `then I would be consoled (тогда я был бы утешен = мне стало бы легче; to console – утешать, облегчать /боль/).

It was unjust (это было несправедливо).

By creating Man (созданием = создав Человека), the universe had betrayed the old races (Вселенная предала древние расы).

injustice [ɪnˈʤʌstɪs] vultures [ˈvʌlʧəz] squabbled [ˈskwɔbld] exquisite [ɪkˈskwɪzɪt] appreciate [əˈpri:ʃɪeɪt] valued [ˈvælju:d]

Therefore it seemed a dreadful injustice that these wise races should perish at the hands of creatures who were still little more than animals. It was as if vultures feasted on and squabbled over the paralysed body of the youthful poet who could only stare at them with puzzled eyes as they slowly robbed him of an exquisite existence they would never appreciate, never know they were taking.

'If they valued what they stole, if they knew what they were destroying, says the old Vadhagh in the story, The Only Autumn Flower, `then I would be consoled.

It was unjust.

By creating Man, the universe had betrayed the old races.

But it was a perpetual and familiar injustice (но это была вечная и знакомая несправедливость = так было всегда). The sentient may perceive and love the universe (разумное существо может воспринимать и любить Вселенную; to perceive – воспринимать, постигать), but the universe cannot (но Вселенная не может) perceive and love the sentient. The universe sees no distinction (видит = не делает никакого различия) between the multitude of creatures and elements (между множеством созданий и элементов; multitude – масса, совокупность, множество) which comprise it (которые составляют ее; to comprise – включать, содержать, входить в состав): All are equal (все равны; equal – равный, одинаковый). None is favoured (никакой = никто не пользуется преимуществом; favoured – привилегированный, пользующийся поддержкой, благосклонностью). The universe, equipped with nothing (Вселенная, обладая ничем; to be equipped with – оборудованный, оснащенный) but the materials and the power of creation (кроме веществ и энергии сотворения; power – сила, энергия, мощь; creation – сотворение, созидание), continues to create (продолжает создавать): something of this, something of that (немного этого, немного того; something – что-то, кое-что, что-нибудь). It cannot control what it creates (она не может управлять /теми/, кого создает; to control – управлять, контролировать) and it cannot, it seems (и она не может, кажется), be controlled by its creations (быть управляемой своими творениями) (though a few might deceive themselves otherwise (хотя некоторые могли обманывать себя, /думая/ иначе; a few – несколько, немного; to deceive – обманывать, вводить в заблуждение; otherwise – иначе, в ином случае)). Those who curse the workings of the universe (те, кто проклинают действия Вселенной; working – работа, деятельность) curse that which is deaf (проклинают то, что глухо). Those who strike out at those workings (те, кто сражаются с этими действиями; to strike out at – атаковать, набрасываться /на кого-то/) fight that which is inviolate (борются с тем, что несокрушимо; inviolate – ненарушенный, неповрежденный). Those who shake their fists (те, кто грозят кулаками /Вселенной/; to shake – трясти, качать), shake their fists at blind stars (грозят кулаками слепым звездам).

But this does not mean (но это не значит) that there are some who will not try (что есть такие = не осталось никого, кто не попытается; some – кое-кто, некоторые) to do battle with and destroy the invulnerable (бороться и уничтожить неуязвимое; to do battle with – бороться с).

There will always be such beings (всегда будут такие создания; being – cущество, человек), sometimes beings of great wisdom (иногда создания большой мудрости), who cannot bear to believe in an insouciant universe (которые не могут поверить в безразличную Вселенную; to bear – нести, выдерживать /испытания, боль/, мириться).

Prince Corum Jhaelen Irsei was one of these (принц Корум Джаелен Ирсеи был одним из этих = из них). Perhaps the last of the Vadhagh race (возможно, последний из расы вадагов), he was sometimes known as The Prince in the Scarlet Robe (он назывался иногда Принц в Алом Плаще; to be known as – именоваться, называться; scarlet – алый, ярко-красный цвет; robe – халат, мантия, одеяние).

This chronicle concerns him (эта хроника повествует о нем; chronicle – хроника, летопись; concern – касаться, иметь отношение к).

perpetual [pəˈpeʧuəl] sentient [ˈsenʃnt] favoured [ˈfeɪvəd] deceive [dɪˈsi:v] curse [kə: s]

wisdom [ˈwɪzdəm] insouciant [ɪnˈsu:sɪənt] chronicle [ˈkrɔnɪkl]

But it was a perpetual and familiar injustice. The sentient may perceive and love the universe, but the universe cannot perceive and love the sentient. The universe sees no distinction between the multitude of creatures and elements which comprise it: All are equal. None is favoured. The universe, equipped with nothing but the materials and the power of creation, continues to create: something of this, something of that. It cannot control what it creates and it cannot, it seems, be controlled by its creations (though a few might deceive themselves otherwise). Those who curse the workings of the universe curse that which is deaf. Those who strike out at those workings fight that which is inviolate. Those who shake their fists, shake their fists at blind stars.

But this does not mean that there are some who will not try to do battle with and destroy the invulnerable.

There will always be such beings, sometimes beings of great wisdom, who cannot bear to believe in an insouciant universe.

Prince Corum Jhaelen Irsei was one of these. Perhaps the last of the Vadhagh race, he was sometimes known as The Prince in the Scarlet Robe.

This chronicle concerns him.

The Book of Corum (Книга Корума)