Текст книги "Нова Свинг"

Автор книги: Майкл Джон Харрисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

7
Космический нуар

Вик отвез Кьелар в Хот-Уоллс на рикше. Наутро, когда он возвращался домой, его арестовали. Арест провели быстро и ловко: «кадиллак» с откидным верхом, неслышно проскользнув между жерновами трафика, нагнал его у тротуара и передняя дверца с пассажирской стороны откинулась ровно настолько, чтобы идущий рядом Вик влетел прямо в нее.

– Эй! – возмутился он. Тут с ним поравнялась ассистентка Эшманна, улыбаясь ему прямо в лицо, и сказала:

– Вик, садись в машину.

День выдался приятный, с моря дул легкий освежающий бриз. Зеркальце на идеально блестящем крыле автомобиля посылало солнечные зайчики Вику в глаза. Вид у Вика, наверное, сделался не самый приветливый, потому что ассистентка улыбнулась еще шире и активировала выкройку; он краем глаза уловил подкожную и подсознательную рябь нанодвижений. Взгляд ассистентки опустел. По ее предплечью заструился поток данных: зрелище само по себе было захватывающее.

– Вик Тестостерон, – сказала она, – можешь, конечно, попытаться надрать мне зад, но я тогда, – многозначительный взгляд в небо, – вызову группу поддержки. Или же, что было бы проще всего, ты поедешь со мной, и в этом случае никто не погибнет. Что скажешь?

Вик пожал плечами и сел в «кадиллак».

Ассистентка мгновение глядела на него прежним пустым взглядом, потом покачала головой и захлопнула дверь.

– Пристегнись, – посоветовала она.

Вик ожидал оказаться в КПЗ. Ожидал допроса. Вместо этого, ассистентка молча рулила в слабом трафике около пяти минут, достаточно, чтобы Вик немного отошел и стал размышлять, что вообще происходит, а потом внезапно сказала:

– Ты, наверное, с Лэнсом уже давно знаком.

– С кем? – переспросил Вик.

– Ты встречался с его женой?

– У своей руки спроси, – посоветовал Вик. – Она тебе наверняка поможет.

Он не понял ее вопроса. А если бы и понял, то не стал бы закапываться.

– Или это у тебя результаты боев только подоспели?

– Он здесь, – сказала ассистентка, открыв линию.

– Клевая тачка, – произнес Вик, словно кто-то третий в «кадиллаке», на заднем сиденье, мог его слышать, – и мне нравится запах натуральной кожаной обивки сидений. – Он крутанул хромированный шишак переключателя станций на приборной панели, зазвучала музыка. WDIA,[29]29
  Американская станция, основана в 1947 г. и ориентирована преимущественно на афроамериканское население. Многие культовые исполнители негритянского джаза начинали там свою карьеру.


[Закрыть] сиречь «Радио Ретро», – по воздуху на всей планете. Ассистентка Эшманна, не прекращая разговора по своей линии, потянулась к радио и заглушила его.

– Нет, – проговорила она, пустыми глазами обводя Вика и улицу, – он не доставил мне проблем.

Вик Серотонин сидел в офисе на втором этаже полицейского участка на пересечении Юнимент и По. Он провел в одиночестве уже минут десять. В участке недавно побрызгали настоящим лаком для мебели, жалюзи были опущены, хотя и не полностью, так что неровные, но яркие полоски света лежали на всем, от коричневого кожаного кресла и слегка кривоногого стального стола с множеством ящиков до отполированного зеленого линолеума на полу. С потолка на Вика глядела парочка теневых операторов, вид у них был уставший и одновременно грустно-невостребованный.

– Его еще нет, дорогой, – извинились операторы. – Хочешь чашку чаю?

Вик стал рыться в ящиках стола. Он обнаружил там стопки писем на хрупкой голубоватой бумаге, тщательно сложенных конвертиками. Края конвертиков от времени истрепались. Одно из писем начиналось словами «дорогой Лэнс», но больше Вик узнать не успел: пришлось засунуть его обратно в ящик, потому что вернулся Эшманн.

– Вик, не вставай, – сказал сыщик. – Приятно тебя видеть таким расслабленным. Если операторы тебя напрягают, ты просто скажи.

– За что меня арестовали?

– Я плащ тут повешу, вот на этом крючке, – указал Эшманн, – чтобы тебе не мешать. И, Вик, ты еще не арестован.

Серотонин поднялся и пошел к двери.

– Приятно было с вами увидеться, – бросил он.

– Ты еще не арестован, но это ведь Полиция Зоны, а не бар на Стрэйнт-стрит. Сядь, поговори со мной. Разве тебе так тяжело?

Вик снова сел, нагло угнездившись в уютном кожаном кресле за столом, а Эшманну оставил жесткий стул перед столом. Если детектива и рассердило подобное нарушение протокола, он своих чувств не выдал, а лишь устроился поудобнее, давая отдых коленям, подвернул светло-коричневые брюки, так что стали видны короткие черные носки и белые щиколотки с признаками варикоза, и произнес:

– Вик, каково там, в Зоне?

– Да вы шутить изволите, начальник. Да откуда ж я знаю?

Детектив кивнул собственным мыслям, словно ожидал именно такого ответа или, точнее, как если бы принимал в расчет несколько вариантов ответа, каждый из которых, случись Вику его дать, обладал бы в глазах Эшманна одинаковой важностью. В конце концов, вопрос был с подвохом.

– Я трубку раскурю, если ты не против, – сказал он, – а ты пока подумай.

На стене напротив Вика стали прокручиваться черно-белые кадры скверного качества с ним в главной роли. Вик Серотонин идет по улице к Хот-Уоллс; Вик Серотонин ставит на боях с пышкой под ручку; Вик Серотонин покупает кепку; Вик идет по улице, где живет, сбив кепку на затылок. Жизнь его была задокументирована с исчерпывающей полнотой: на одном снимке Вик прокладывал себе путь через толпу виповских клиентов в клубе «Семирамида» у Поли де Раада, остановившись на миг поговорить с лучшей девочкой Поли; съемка внезапно обрывалась у дверей задней комнаты клуба и возобновлялась в городе, прослеживая путь Вика до Лонг-бара, где в тумане помех и артефактов декодирования угадывался дуэт из кафе «Прибой», играющий маленькую авторскую композицию, – называлась она «Декода». Эта видеозапись словно обладала собственным интеллектом, строила нарратив и сама себя редактировала. Сопровождала Вика в туалет, проплывала над облупившейся краской и шахматным линолеумом, потом обратно, чтобы показать в итоге, как Вик стоит на влажном песке за баром, озадаченно глядя через периметр в Зону. Эшманн наблюдал, как Вик смотрит сам на себя. Курил трубку. Спустя несколько минут остановил воспроизведение.

– Итак, – сказал он. – Дальше мы посмотрим, что происходит в этом заведении почти каждый вечер. Вик, тебя на этой записи нет, но не будешь ли ты так любезен уделить ей некоторое внимание?

На стене крались в полумраке фигуры, совершая трудноинтерпретируемые движения; дверь с одного ракурса, неоновый знак «ЖИВАЯ МУЗЫКА ВЕСЬ ВЕЧЕР» с другого, еще одна дверь и море. Нанокамеры роились в свете фонарей на тропинке перед морем, словно икринки. Вик увидел, как дивные новые люди нерешительно удаляются от кафе «Прибой» – недооформленные, эмергентные, озадаченные, но полные надежд и предвкушающие новый опыт.

– Возможно, это и днем происходит. Может, мы недостаточно пристально наблюдаем.

Двое парней в выходных рубашках. Девушка, неумело танцующая на песке. Держась за локти, бредут по Марикашель-Хилл вверх, к центру города. Пытаются завязать разговор, но вместо этого, прильнув друг к дружке, затягивают обрывки композиций, слышанных двадцатью минутами раньше в кафе «Прибой». Мало-помалу находят то, за чем пришли, и исчезают. Задумчиво взирают на неоновые вывески, с мягкими медитативными улыбками утягиваются в переулки, проскальзывают в тату-салоны и бордели. Вот они на камере – на миллионе камер, – а в следующее мгновение город уже поглотил их. Камеры мигнули.

Эшманн резко остановил запись.

– Артефакты ли это? – спросил он. – Или люди? Вик, а вдруг ты нам поможешь там, где бессильна аппаратура? Кем бы они ни были, они полностью лишены жизненного опыта – в буквальном смысле. У них нет связи с реальностью. – Он помолчал мгновение. Потом наклонился вперед, положил трубку на стол рядом с пепельницей и сказал: – Моя жена была немного похожа на них.

Вик уставился на него.

– Что?

– Они очень быстро выгорают, Вик, большинству и часа не продержаться. Но те, кто выжил!.. – Эшманн покачал головой. – Как тебе описать? Они учатся, как есть, Вик, как одеваться. Они учатся тому, что город от них хочет. Снимают жилье…

Он восхищенно качал головой.

– Вик, я должен узнать, какова твоя роль во всем этом.

– Вы считаете, что это мы с Поли затеяли? Контрабандой провозим их в город? Мы тут ни при чем!

Эшманн пожал плечами. Вик сердито глядел на него. Оба молчали. Близ потолка сновали и шерудились теневые операторы, похожие на летучих мышей. По стене офиса опять забегали зернистые картинки: Вик Серотонин входит в Лонг-бар, сдвигает на затылок новую кепку, перебрасывается парой слов с барменом. Выходит через туалет и идет по сырому песку к ореолу Зоны Явления, который камеры отображали зеленоватой люминесценцией. Эшманн кивнул с таким видом, словно камеры предложили ему не просто новую улику, а scienza nuova,[30]30
  Новая наука (ит.). Также, как это следует из предыдущего текста, название родной планеты Вика.


[Закрыть] новую науку постижения вещей. Потом проговорил:

– Вик, я вынужден перед тобой извиниться. Из этого фильма, конечно же, очевидно, что ты никогда не бывал в кафе «Прибой», а особенно на задах этого заведения, у колючей проволоки, на расстоянии пары бросков от Зоны, той самой Зоны, которую ты посещаешь регулярно, и даже не пытайся это отрицать…

Вик возмущенно фыркнул.

– Я в жизни не бывал в кафе «Прибой», пока от вас про него не услышал. Я сходил туда на разведку. Положитесь на меня – более гадостной стыковки тут нету.

Детектив, впечатлившись профессионализмом этой отговорки, задумался. Но к каким бы выводам ни пришел, а, когда заговорил снова, слова его потянулись по прежней колее.

– Представь себе, Вик, что они интегрируются. Зачем? Что с ними дальше происходит? – Он помолчал, словно взвешивая вопрос, на который у него не было готового ответа. Наконец закончил: – Вик, я тут не эксперт. Мне нужен твой совет.

– Я просто турагент.

Выдвигая это возражение, никем из них всерьез не воспринятое, Вик вдруг ощутил прилив воспоминаний о Зоне, о той встрече с артефактом, который впоследствии удалось сбагрить Поли де Рааду. Артефакт наблюдал за Виком с расстояния десяти ярдов. Существо нервничало, но от взгляда не уходило. Вик провел в ореоле два-три часа, а от Перехода углубился в Зону ярдов на пятьсот; он стоял под вишневым деревом, которое тут цвело уже шесть лет изо дня в день, и вдыхал обычные запахи Зоны, походившие на прогорклый жир. Вдалеке шумели животные. Долетали обрывки знакомой Вику музыки. Казалось, что рядом чей-то голос читает наизусть стихи. Все теряло здравый смысл. Воспоминание из тех, какие быстро отступают; но Вик погрузился в задумчивость и вдруг захотел оказаться подальше от полицейского участка.

– Приятно было с вами поговорить, – произнес он. – Может, еще увидимся.

Эшманн с неожиданным для своего возраста проворством рванулся к двери и преградил Вику путь. Схватил того за руку.

– Вик, не уходи, – потребовал он. – Это не всё. Я сегодня был у Эмиля, но он не в себе. Он давно уже не в себе.

– При чем тут Эмиль?

– Вик, этой записи можно дать устраивающее всех объяснение. Я закрою глаза на все, что вы там натворили. Даже на это.

– И что для этого требуется?

– Мне туда нужно. Мне нужно, чтобы ты отвел меня в Зону.

– Господи, – вырвалось у Вика, – да ты ж не хуже моего на голову ебанут.

Он смотрел в лицо сыщика, на его заЗипированные черты знаменитости – мешковатые щеки, ударную волну седых волос, дружелюбные глаза чуть навыкате. В глазах этих сияло необъяснимое возбуждение, они слезились и предательски юлили, уголок рта бессильно обвисал. Сорок лет никому, ни ассистентам Эшманна, ни его начальству, ни даже супруге, не удавалось заглянуть под выкройку детектива, а теперь сыщик взял и раскрылся перед обычным турагентом в пустом неряшливом офисе, в середине утра, под сенью мертвой листвы теневых операторов, раскрылся без всякой видимой причины. Он подорвал этим глубинные основы представления о себе, то, что заставляло его уважать как сыскаря-профессионала, делало достойным соперником Вика. Маниакальная верность Эшманна делу Полиции Зоны вывернулась наизнанку и оказалась просто той же самой одержимостью, какая глодала Эмиля Бонавентуру или Вика Серотонина. Вик инстинктивно почувствовал, что копаться в этой информации не стоит. Он только оттолкнул сыщика с пути и вышел из офиса. Ему не было дела до мотивов Эшманна. Ему не было дела до причин внезапной перемены в поведении Эшманна. Ему не хотелось заглядывать в душу, которая на поверку оказалась такой же слабой и уязвимой, как его собственная, потому что он боялся поколебать хилую свободу своих действий.

– Арестуйте меня или отпустите, – сказал он через плечо. – Мне тут не нравится.

– А кому сейчас в гало легко? – напомнил ему Эшманн и посмотрел Вику вслед. – Ты бы лучше поосторожничал – на тот случай, если я тебя не смогу спасти от тебя самого.

Он связался с ассистенткой.

– Наведи на него все камеры, какие у нас есть, – велел Эшманн.

Но орбитальная группировка микроспутников системы слежения, списанная с какой-то войны в десяти-двадцати световых вдоль Пляжа, не работала.

– Эти поликремниевые движки и к своей-то керамике неласковы, – проинформировала ассистентка. – Они сегодня в отключке, и завтра, наверное, тоже будут, они извиняются. Ограничения в обслуживании, потеря связности.

Вскоре после того, как Вик Серотонин на ярком дневном свету поймал рикшу на перекрестке Юнимент и По, он стал так же невидим, как его приятель де Раад.

– А я думала, мы его арестуем, – заметила ассистентка.

– Мы передумали.

Как всегда, объяснял подчиненным человек, похожий на Эйнштейна, полицейская работа полностью лишена романтики, но напоена всеми разновидностями тайны. Он считал эту жизнь противоположностью жизни, которую прожила его жена, но понимал, что его восприятие себя, способность оценивать свои действия в непрерывности, уже на ранних этапах их связи пострадало из-за попыток сфокусироваться на супруге. Но разве это имеет теперь значение, коли он наконец стал понимать, что творится в тесной эпистемологической щели между Саудади и Зоной Явления?

* * *

Вик Серотонин из полицейского участка поехал в клуб «Семирамида», потому что это было ближайшее место, где он мог опрокинуть стакан. В этот утренний час клуб походил на большой магазин, и атмосфера там царила примерно такая же, за вычетом высококлассных феромонов и дешевого ликера. Тут убирались. Несколько работников Поли, встревоженные его отсутствием, сидели за столиками у дальней стены, и меж ними Толстяк Антуан Месснер со своей телочкой Ирэн, судача на самую популярную тему дискуссий в гало в любой час любого дня – как дальше жить, когда они наконец слиняют с планеты. Ирэн воображала, как займется мелким бизнесом. Она признавалась, что идей у нее на этот счет не меньше, чем улыбок, но знала доподлинно, как его назовет, когда ей улыбнется удача: «Нова Свинг». Она полагала, что это имя толстяку понравится, и, действительно, он с ее идеей согласился, как соглашался со всеми планами Ирэн, словно та его уже убедила исчерпывающими аргументами. Он предлагал купить корабль. «Нова Свинг», считал Антуан, отличное имя и для ракеты, и для бутика, а ракетный корабль, как ни крути, тоже бизнес-актив. Антуан был уверен, что им удастся заработать ракетным извозом. Ирэн, услышав это, протянула руку через столик и усмехнулась всеми частями тела.

– О Антуан, это ведь только старт, а каких успехов мы достигнем потом, и представить сложно!

Тут на них наткнулся Вик.

– Привет, Толстяк Антуан! – воскликнул он, подтягивая один из многочисленных пустых стульев. – Я как раз о вас думал по дороге сюда, ну надо же!

Это утверждение отвечало истине, хотя более всего на пути в «Семирамиду», который разморенная поутру рикша преодолевала без особой прыти, Вика занимала другая проблема: что делать с его обещанием Элизабет Кьелар? Время для похода с клиенткой в Зону было неудачное. С другой стороны, не приходилось сомневаться, что если так пойдет и дальше, то вскорости Вик вообще лишится возможности посещать Зону. Он не знал, чего боится больше: ареста за участие в делишках Поли де Раада, чем бы тот ни занимался в кафе «Прибой» (ибо Вик теперь был уверен, что кафе «Прибой» причастно к каким-то теневым операциям Поли, очевидно, при поддержке ребят из ЗВК), или оскорбительного для своего профессионализма увязания в вялотекущем умопомешательстве высокопоставленного сотрудника Полиции Зоны, спровоцированном вышеозначенными операциями Поли. Размышляя об этом, Вик чувствовал, как колеблется его уверенность в себе. Поэтому он обрадовался, завидев Толстяка Антуана, хотя уже через минуту передумал.

– Я тут вспоминал, как вам обоим всегда хотелось в Зону, – сказал он. – Ну что, теперь можно сходить. – Он улыбнулся Антуану. Тот не ответил. Потом Ирэн. Та недружелюбно взглянула на Вика в ответ и проговорила:

– Извини, мне в нюхалку надо.

– Антуан, если тебе нужна работа, у меня она есть.

– Я работаю на Поли, – ответствовал Антуан. – Потом, ты прикинь, я тебя целыми днями, неделями не вижу, и тут ты ни с того ни с сего зовешь составить тебе компанию в Зоне. Ты никогда не принимал моей помощи, когда я тебе ее предлагал.

– Наверное, – согласился Вик, – я поступал неосмотрительно.

– Ты никогда не принимал моей помощи, – только повторил Антуан, – когда я тебе ее предлагал.

– Да понимаю я, – отозвался Вик. Он знал, что этого недостаточно, но не смог больше ничего из себя выжать. Помолчав, он продолжил: – Поли хреново. Думаю, ты в курсе.

Он пожал плечами.

– Я это от самого Поли знаю, и тебе бы не понравилось с ним увидеться. Антуан, ему реально хреново. Тут еще нескоро появится новая работа. Оглянись-ка. – Он указал пальцем на ганпанков, осыпавших друг дружку бессвязными угрозами за партией в кости – точнее, в «Трехчленного Хьюи». Стоило кому-то показаться в дверях, как лица шестилетних и семилетних сорванцов выжидательно поворачивались в ту сторону – а если это была Элис Нейлон с новостями, то преисполнялись радости. – Ребята в курсе. Слышь, как насчет выпить?

Вик откинулся на стуле. Антуан смотрел на него, словно обдумывая ответ. Так они и сидели, пока из нюхалки не вернулась Ирэн, чье настроение улучшилось настолько, что она даже приняла от Вика коктейль, особо настояв, что они с Антуаном платят за себя.

– Вы двое все еще можете остаться друзьями, – рассудила она, взявшись за напиток. – Вы бы только доверяли друг другу чуть больше. Нет, ну вы же знаете, что я права. – Она попыталась поймать взгляд Вика.

– Отличная идея, Ирэн, – сказал Вик, не глядя на нее. – Золотые слова. – И – Антуану: – Я думаю завтра туда выбраться.

Воспоследовало беглое обсуждение: где встречаться, когда, как спрыгивать, какого вознаграждения за свои услуги вправе ожидать Толстяк Антуан. Потом Вик отправился домой.

– Он очень одинок, – заключила Ирэн, пока они смотрели, как Вик покидает «Семирамиду», – и пути его всегда замыкаются в кольцо. Антуан, я тебе должна кое о чем сказать, но ты должен как следует подумать над ответом, потому что твое решение может очень много означать для наших надежд и грез.

* * *

У Вика Серотонина в углу квартиры в саутэндском доме без лифта стоял небольшой деревянный комод с ящиками, выкрашенный от руки темно-зеленой краской; там он держал некоторые предметы из Зоны. Ничего смертоносного. Если отвести взгляд от артефакта, неизменно создается впечатление, что тот живет собственной жизнью, фактически улучает возможность прожить ее. Но это были не артефакты, или, во всяком случае, они себя такими не проявляли; обычные предметы, которые Вик подобрал в Зоне: бронзовая фигурка ящерицы длиной дюйма три, чашка, полная бусинок ярких цветов, пара пыльных керамических плиток с фруктовым рисунком.

Вик изучал их пару мгновений: они его успокаивали, каким-то образом выделяясь из дешевых репродукций остальной комнаты. Потом, вздохнув, выдвинул другой ящик и снял мягкую тряпку с пистолета Чемберса.

Он тщательно протер комод, вытащил вторую тряпку и разобрал пистолет, исследовал и аккуратно смазал механические части, прежде чем собрать снова. Чип, по идее, обязан был держать физику в узде, но пистолет Чемберса слыл кошмаром жокеев-частичников, равно людей и чужаков. Вик его купил с хорошей скидкой у Поли де Раада, а тому оружие досталось, в числе прочего хабара, от снабженца ЗВК; они вместе служили на какой-то войне. Каждый раз, когда Вику приходилось чистить пистолет, он так и слышал наставительный голос Поли: «Будь вежлив с этой пукалкой, тогда, может, она убьет кого-то другого вместо тебя».

Закончив с этим, Вик задумался, что делать дальше. В комнату вползали вечерние сумерки. Воздух остывал, с дальнего края некорпоративного порта подтягивался туман. Время от времени Вик вставал, подходил к окну и смотрел вниз на улицу, но большей частью просто сидел на койке, заворачивая пистолет в тряпку и снова разворачивая, пока в дверь не постучала миссис Элизабет Кьелар и он ее не впустил.

– Я так испугалась! – сказала она.

Она переминалась с ноги на ногу на пороге, словно ожидая дальнейшего приглашения.

– Меня на улицу вынесло, сама не знаю зачем. Я пошла в бар, но потом вспомнила, что тебя там еще не может быть. – Не дав Вику ответить, она быстро спросила: – Ничего, что я пришла?

Подняла воротник куртки и снова опустила; заоконный свет подчеркнул резкую линию челюсти.

– Ты же сказал мне прийти.

– Ты вообще хоть когда-нибудь говоришь то, что имеешь в виду? – поинтересовался Вик.

Он коснулся ее там, куда упал свет. Оба стояли очень прямо. Она озадаченно поглядела на Вика.

– Мы никогда не знаем, что имеем в виду, – сказала она. – Мы это проживаем от момента к моменту. Мы никогда не знаем, что имеем в виду, пока не станет уже слишком поздно. – И – когда Вик опустил пальцы ниже, нашаривая пульс у нее на шее: – Почему бы тебе меня не трахнуть? Нам же обоим этого хочется.

Вик проснулся в темной комнате от глубокого и беспокойного сна, убежденный, что кто-то в этот момент пытался с ним связаться, передать сообщение, которое никому не пришлось бы по вкусу, – весть о переменах плана, о взыскании долга, о смерти кого-то из родителей, короче – весть, которая в 2444-м только и могла отвлечь человека от переживаний, утверждавших его реальность перед самим собой. Атласное нижнее белье Элизабет Кьелар валялось на койке, ускользая от прикосновений, точно вода. Сама Элизабет стояла на коленях невдалеке, чуть изогнувшись в пояснице, поджав под себя ноги: йодистые тени подчеркивали каждую мышцу и косточку. От нее шел резкий суховатый возбуждающий запах: наверное, индивидуальные феромоны. Она раскрыла дневник и держала его так, чтобы свет из окна падал на страницы. Увидев, что Вик не спит, улыбнулась.

– Зачем мне это? – спросила она.

– Только ты можешь ответить.

– Пока ты спал, я выглядывала из твоих окон, – сказала Кьелар. – Я твои вещи пересмотрела. Это было неправильно? – Она вздрогнула и уставилась прямо перед собой, точно в конец долгой дороги. – Я пишу дневник, потому что ничего о себе толком не помню. Вы помните свое детство, мистер Серотонин?

– Я Вик, – сказал Вик.

Он потянулся к ней и взял под локоть.

– Не паникуй, – произнес он. – Прочти мне что-нибудь.

– Я боюсь того, что завтра случится, – ответила Элизабет.

– Ты это в дневнике вычитала или у тебя предчувствие?

– Я это в дневнике вычитала, – сказала она, – и у меня предчувствие.

– Не надо тебе туда идти, – сказал Вик, хотя знал, что она пойдет. Закрыв дневник, она уронила его на койку и стала одеваться. Вик подцепил дневник с койки, понюхал страницы, пошелестел ими. Он чувствовал, как она наблюдает за ним, пытаясь понять, как он поступит дальше. Найдя относительно понятную запись, он прочел ее вслух. «Некоторым, – писала она, – после путешествия по морю так и не удается вернуться к прежней походке. Они, конечно, выходят на берег, но впоследствии им так же тяжело ходить по суше, как по матрацу. Но еще тяжелее им сидеть или пытаться заснуть. В движении эти симптомы, по крайней мере, минимизируются».

– Не надо! – воскликнула она. – Не надо!

«Они зовут это mât de débarquement».[31]31
  Синдром подъемного крана (фр.). При высадке на некоторые острова, лишенные естественных удобных гаваней, например остров Буве или Тристан-да-Кунья, действительно применялось сооружение вроде подъемного крана или журавля, переносящее между берегом и кораблем пассажирские шлюпки. В настоящее время такие устройства почти не используются ввиду развития воздушного транспорта.


[Закрыть]

Она закрыла ему рот рукой.

– Чем пахнут мои пальцы?

Вик рассмеялся.

– Морем, – сказал он.

– Ну так увлажни меня, э?

Он повернул ее руку, облизал пальцы и вложил ей в вагину.

– Ты это делаешь, потому что… – начал было он, но тут сработало подключение, и голос Элис Нейлон без предупреждения вторгся в его голову.

– Если это Вик Серотонин, – сказала Элис, – то с тобой хочет поболтать Поли.

После этого включился сам Поли. Вик отодвинулся от Кьелар.

– Хай, Поли, – сказал он.

* * *

У Поли де Раада в числе прочих схронов имелась квартира на Бэддингтон-Гарденс, на верхнем этаже типовой высотки в ретросоциалистическом стиле 1965 года; шикарная для той эпохи, но стены основательно потрескались, а в промежутках между полами и плинтусами заметны были бумажные пыжи, использованные предыдущими владельцами взамен цемента. Прямоугольное пространство квартиры озаряла точечная подсветка, а панорамное окно выходило на залив, обеспечивая обзор до самой Суисайд-Пойнт. Квартира была обставлена и оформлена под модерн, тут имелись бар и, среди других предметов обстановки, телевизоры в исторически корректных деревянных корпусах, подключенные к сверхсветовым маршрутизаторам: через них Поли управлял делами по всему Радиозаливу.

На полу лежал белый ковер от стены до стены.

Элис доставила сюда босса двумя днями раньше и с тех пор присматривала за ним. Она готовила ему блюда, какие умела, – в основном фалафель и брауни, но Поли не хотел есть. Она смешивала ему коктейли в баре, но Поли выпивка не интересовала, и это было очень странно. Когда Поли спал, Элис вытирала ему лоб полотенцем или, стоя на цыпочках, любовалась его причиндалами. Больше всего Элис любила белые трусы и кальсоны, которые Поли аккуратно раскладывал в шкафу, и, увидев их впервые, зарылась туда лицом, но впоследствии заглядывала в шкаф только затем, чтобы взять свежую пару взамен запачканной. Остаток времени она проводила в разговорах с персоналом «Семирамиды», разруливала проблемы по всему городу и пыталась понять, кто и насколько струханул.

– С ним все в порядке, – говорила Элис своему дружку Картографу: он был не из ее ватаги, так что ему можно было приоткрыться. – С другой стороны, ты бы к нему лучше не подходил. Я и сама осторожничаю. Понимаешь, о чем я?

Поли ненадолго приходил в себя, но не обращал на нее особого внимания, предпочитая перетирать со своими дружками на Пляже. Понять, как обстоят дела, было сложно, и поначалу Элис даже обрадовалась, когда Поли вспомнил про Вика. Она слушала разговор на случай, если бы кому-то из собеседников понадобилась ее помощь, и в надежде, что от услышанного ей полегчает. Надежду вскоре убили. Стоило Вику сказать: «Хай, Поли», как Поли рявкнул на него:

– Не хай меня! Ты кто, бля, такой, чтобы меня хаять, дешевый членосос?

Вик порекомендовал Поли успокоиться и взять себя в руки.

Де Раад густо расхохотался.

– Не, ну ты прикинь? – сказал он Элис Нейлон. Может, Поли и пошел вразнос, но сохранил достаточную ясность ума, чтобы заметить присутствие Элис на линии. Поли всегда ставил безопасность переговоров во главу угла. Она ответила:

– Ну да, Поли, мне и самой не верится.

Услышав Элис, Вик вроде бы расслабился.

– Как у вас дела? – спросил он у нее.

– Ты не смей говорить с Элис, – заорал Поли, – пока я здесь! Ты со мной, бля, говоришь или с кем, чучело? – Позволять беседе и дальше развиваться в этом направлении не стоило, поэтому все участники как воды в рот набрали.

– Идиот жопоголовый! – добавил Поли после паузы, имея в виду скорее себя, чем Вика. – Вик, ты хоть что-нибудь делаешь, чтобы мне помочь? Я от своих людей прятаться вынужден. Мне плохо. У меня бизнес зачах. Оно во мне, Вик. Я его чую, я слышу, как оно говорит со мной. Мне ребята советуют прокакаться. Когда кишки парализует, такой совет не слишком эффективен, друг мой. А между тем – ты-то что делаешь, чтобы мне помочь?

– Поли, я не знаю, как тебе ответить.

Вик обнаружил, что ему легко признаться в своем состоянии.

Элис видела, что Поли теряет перспективу, – она же у него лучшая, ей легко было понять, что Поли теряет перспективу.

– Если я тебе приволок дочку, – говорил Вик, – ну так ты же всегда считался с таким риском. – Элис чувствовала, как он подбирает слова, размышляя, что добавить, но Вик сказал только: – Я завтра с клиенткой стартую от Балтийской биржи, сразу после рассвета. Может, получится для тебя что-то найти.

Все трое понимали, что этот шанс выеденного яйца не стоит. Снова воцарилась тишина, после чего Поли де Раад сказал:

– Вик, ты меня наебал.

И отбил вызов.

– Элис? – позвал он. – Я еще могу на тебя положиться?

– Ты же знаешь, Поли, что да.

– Набери-ка мне Лэнса Эшманна, у меня есть кое-какая инфа для него.

В первую ночь на Бэддингтон-Гарденс Поли кричал во сне четыре часа подряд, и у него по рукам ползли ко рту точки белого света. Утром он послал на Фойгт-стрит за тем самым пацаном с радиоактивной кровью или еще чем, который всю эту кашу и заварил. У Элис ушло все утро на транспортировку мальчишки, поскольку тот все время падал, блевал, вылезал из рикши и норовил скрыться в универмагах, напевая себе под нос с экзальтированным выражением лица, и Элис его усладе не завидовала; когда они вернулись, Поли разделил самую просторную комнату пополам шторой. С тех пор он проводил время за ней, забрав к себе мальчишку, а Элис не подпускал и не давал на себя взглянуть. У них там был биотуалет. Приходилось передавать им обоим вещи за штору. Однажды Элис удалось заметить, что кровать вся скользкая и Поли с мальчишкой тоже скользкие от какой-то прозрачной смолы. Возможно, их рвало этой смолой и поэтому Поли отказывался есть. Спустя примерно восемь часов комнату стал заполнять запах; одновременно с этим у Поли за шторой что-то случилось с голосом. Каждую фразу он начинал басом, будто слова у него застревали в глотке или он жевал рокфор на ходу; потом, на середине, голос подскакивал на добрую октаву и становился музыкален. Элис эту музыку помнила. Ей она не нравилась.

– Он на связи, – сообщила Элис Поли, когда детектив подключился. На сей раз Элис не стала оставаться на линии. Никогда не знаешь, какие операторы на дежурстве в Полиции Зоны.

* * *

Примерно за час до звонка Поли Вику, но не больше, Лэнса Эшманна можно было застать быстро идущим по Корнишу в сторону кафе «Прибой», где, не заглядывая в Лонг-бар и не занимая привычного места за столиком в углу, он укрылся от дождя в сумраке заброшенного причала и простоял там некоторое время, постукивая ногой по песку в такт слабо слышному джазу, пока на пляже не появился Антуан Месснер и не направился к сыщику.

– Ага, – произнес детектив. – Добрый вечер, Толстяк Антуан.

– О, можно просто Антуан, – ответил Антуан.

Вид у Толстяка был обреченный, он вымок до нитки, словно его недавно сбросили в море. Складной дождевик при каждом порыве ветра раздувало по сторонам, и роскошный голубой костюм он защищал плохо. Дождь вынудил Антуана этим вечером совершить тур по всем барам, от «Мира сегодняшнего» до «Стоп-крана», и промокшие волосы его казались на красном лице лакированными: стоило Антуану куда-то сунуться, как дождь утихал, а стоило выйти, как лил с новой силой. Толстяк остановился недалеко от причала и, взглянув на издырявленные ржавчиной колонны, сказал: