Текст книги "Мессианское наследие"
Автор книги: Майкл Бейджент
Соавторы: Ричард Ли,Генри Линкольн
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)
Таковы были основные моменты нашей беседы с Плантаром в феврале 1984 года. Ни одна загадка не была снята, ни один из вопросов, занимавших наш ум, не получил удовлетворительного ответа. Мало того, эта встреча породила немало новых вопросов. Кто такие Джон Дрик, Гэйлорд Фриман и Робер Аббу? Какова истинная роль «англо-американского контингента» в ордене Приорат Сиона, и почему этот контингент послужил источником трений в ордене? Действительно ли Плантар едва не предложил нам вступить в орден, чтобы уравновесить негативное влияние англо-американцев? С какой стати некая персона из правительства Франции решила перевести крупные средства на секретный счет в швейцарском банке, чтобы дискредитировать Плантара? Насколько важна и достоверна информация, опубликованная за подписью «Байяр» в рецензии на книгу Мартена? Наконец, от кого, если не от самого Плантара, мог получить Вазар оригиналы пресловутых документов, на которых стояли подписи виконта Лезерса, капитана Наттинга, майора Кловса и лорда Селборна?
Во время нашего пребывания в Париже мы провели ряд встреч с Луи Базаром. Вазар подтвердил слова Плантара. Нет, заявил он, он не получал от Плантара никаких документов. Но от кого же тогда он получил их? Их ему кто-то прислал, заметил Вазар. Некий аноним. «В конверте из плотной бурой бумаги». На конверте была наклеена английская почтовая марка, погашенная лондонским штемпелем! Мы вновь были озадачены. Кто же мог устроить подобные «шутки»? Быть может, кто-то попытался одернуть нас, приуменьшить важность наших контактов с Плантаром и Приоратом Сиона? В любом случае, если Вазар говорил правду, кто-то в Лондоне замешан во всем этом деле, пристально следит за развитием ситуации, держит под контролем все и вся и таинственным образом вмешивается в ситуацию, в некие ключевые, по его мнению, моменты.
20НЕУЛОВИМЫЙ «АМЕРИКАНСКИЙ КОНТИНГЕНТ»
Как оказалось, установить, кто такие Гэйлорд Фриман, Джон Дрик и Робер Аббу, не представляет особого труда. Все трое фигурируют в ряде списков директоров компаний и других общедоступных источниках. Учитывая это, стремление Плантара создать атмосферу тайны выглядело весьма странным. К чему окружать таинственностью людей, жизнь и деятельность которых являются достоянием широкой общественности?
Все трое сейчас либо в прошлом были связаны с Фёрст Нэшнл Банк Чикаго. Джон Дрик поддерживает связи с этим банком еще с 1944 г., начав службу с помощника кассира и через три года заняв пост заместителя вице-президента. В 1969 г. он стал председателем правления банка и в то же время сохранил за собой один из директорских постов. Кроме того, он входил в состав совета директоров целого ряда других американских компаний: «Стипэн Кемикал», «Эм-Си-Эй Инкорпорейтед», «Оук Индастриз» и «Цетрал Иллинойс Паблик Сервис».
Гэйлорд Фриман начинал как адвокат, поступив в 1934 г. на службу в Иллинойс Бар. В 1934 г. он поступил в Фёрст Нэшнл Банк Чикаго в качестве юрисконсульта. В 1960 г. Фриман стал президентом банка. С 1962 по 1969 г. он занимал пост вице-председателя банка, а в 1975–1980 гг. был председателем правления. Он также занимал посты председателя и директора Фёрст Чикаго Корпорейшн. Кроме того, он заседал в советах директоров таких компаний, как «Атлантик Ричфилд», «Банкерс Лайф энд Казуалти Компани», «Бакстер Трэйвнол Лэбс» и «Нортвест Индстриз». В 1979–1980 гг. он был председателем «элитного совета» по инфляции в Ассоциации американских банкиров. Он бы связан с фондом Макартура и был попечителем Эспеновского института гуманитарных исследований. Эспеновский институт был основан в 1949 г. для ознакомления бизнесменов высокого ранга с различными гуманитарными дисциплинами, особенно – литературой. В наши дни он имеет штаб-квартиру в Нью-Йорке, земельное владение площадью 2000 акров в Чизэпик Бэй и представительские центры на Гавайях, в Берлине и Токио.
Робер Аббу был преемником Гэйлорда Фримана на посту председателя совета директоров Фёрст Нэшнл Банк Чикаго, но через несколько лет был смещен. Впоследствии он стал президентом «Оксидентал Петролеум Корпорейшн». В 1980 г. вместе с другими директорами был обвинен советом акционеров в том, что в середине 1975 г. предоставлял инвесторам заведомо ложную информацию о финансовом состоянии банка. По словам «Геральд трибюн», Аббу в свое оправдание заявил, что когда он занял пост председателя правления, банк уже находился в трудном финансовом положении. По сути, заявил он, проблемы, возникшие в 1974 г., «скрывались, чтобы предотвратить кризис доверия к банковской системе в целом».
Не были ли все эти люди членами того самого «англо-американского контингента», на который ссылался Плантар? Если да, то деятельность этого контингента затрагивала высшие финансовые сферы не только в Соединенных Штатах, но и в других странах. В то же время, если Аббу действительно был причастен к банковским махинациям, это свидетельствует о распрях и трениях внутри самого «контингента».
Вскоре после того, как нам удалось выяснить, кто такие Дрик, Фриман и Аббу, мы позвонили Плантару. В разговоре с ним мы почти случайно упомянули о связях всех этих людей с Фёрст Нэшнл Банк Чикаго. «Vraiment?» («Неужели»?) – лаконично отозвался Плантар с некой иронией в голосе, как будто он хотел похвалить нас за нашу дотошность. Мы как ни в чем не бывало продолжали, заметив, что нам удалось переговорить со всеми тремя персонами. И тут Плантар внезапно занервничал. Тогда на кон были поставлены весьма важные вопросы, заявил он. Не были бы мы так любезны впредь не вступатьни в какие контакты с такими людьми, не переговорив предварительно с ним, спросил он. Мы с готовностью согласились, но тут же засыпали его новым вопросами. Плантар тотчас попросил нас не задавать ему такиевопросы по телефону. Суть дела можно обсудить во всех деталях, но «с глазу на глаз». Не мог бы он дать хоть некоторые пояснения, спросили мы. «С глазу на глаз», – холодно повторил Плантар.
Мы сочли себя связанными честным словом, данным План-тару, и отказались от попыток установить прямые контакты с Дриком, Фриманом и Аббу. Однако мы установили контакт с нашими друзьями в Штатах и запросили у них возможно более подробную информацию об этих трех фигурантах, а также о компаниях, коммерческих структурах и организациях, с которыми они были связаны. Через несколько дней нам позвонили из Нью-Йорка. Человек, позвонивший нам, сказал, что он не совсем уверен, но, насколько ему помнится, года два назад ему встречалось сообщение о смерти Джона Дрика. Но каким же образом подпись этого человека могла появиться под документом, датированным 17 января 1984 г., если, конечно, не допустить, что члены Приората Сиона и впрямь обладают сверхъестественными способностями?
Если Джон Дрик мертв, следовательно, подписи под «Предупреждением» – фальшивки. А поскольку Плантар тоже подписался под «Предупреждением» и прислал экземпляр его нам, мы просто не могли не заподозрить его причастность к этому делу. Но судя по тому, что мы знали о нем как о человеке, это представлялось крайне маловероятным. Подделать подпись умершего человека на заведомо фальшивом документе и начать распространять его – это не только поразительное безрассудство. Это еще и крайне опасно, ибо человек, решившийся на это, рискует стать объектом судебного разбирательства. И хотя нам ранее не доводилось слышать его имя, Джон Дрик, как оказывается, был достаточно заметной фигурой в финансовом мире. Ни его личность, ни факт его смерти вовсе не были секретом, и те, кому были разосланы экземпляры «Предупреждения», знали его подпись.
Если же все эти подписи были подложными, почему в качестве их авторов был выбраны именно эти люди? Притом это не было ни случайностью, ни прихотью момента. Имя Гэйлорда Фримана упоминалось в «отредактированном» тексте статьи Джании Макджиллврэй, опубликованной несколько лет назад. Итак, целый ряд фактов указывал, что нам следует сосредоточить внимание на Фёрст Нэшнл Банк Чикаго. Наше расследование носило достаточно необычный характер: мы спрашивали, действительно ли Джон Дрик умер, и переходили из одного офиса в другой. Наконец, нам удалось связаться с одним из банковских служащих, который поинтересовался, зачем нам это нужно. Мы рассказали, что слышали, будто Джон Дрик умер два года назад, но неожиданно получили документ за его подписью, датированный 17 января 1984 г. Банковский служащий тоже не сообщил нам ничего конкретного. Действительно, заметил он, ему тоже года два назад доводилось слышать что-то там такое о смерти мистера Дрика, но он не уверен и не готов решительно подтвердить это. Он мог бы чуть позже в тот же день переговорить на сей предмет с человеком, знающим суть вопроса. И если мы не прочь оставить свой телефон, он мог бы попросить этого человека перезвонить нам.
В тот же вечер нам позвонили из-за океана, точнее, из Америки. Звонивший (которого по его просьбе мы будем в дальнейшем называть Сэмюэль Кемп) представился и сообщил, что он один из высокопоставленных служащих банка. Он заявил, что отвечает за безопасность банка и поддерживает тесные связи с Интерполом.
Мы изложили ему ситуацию, и это, естественно, вызвало у Кемпа явный интерес. Затем последовал невероятно долгий телефонный разговор, в ходе которого мы попытались – насколько это возможно в сложившейся ситуации – объяснить мотивы наших действий. Кемп оказался открытым, умным и честным человеком, который был заинтригован нашим рассказом и выразил готовность помочь нам всем, чем только сможет. Однако он подтвердил, что Джон Дрик действительно умер два года назад, и назвал точную дату – 16 февраля 1982 г. В ходе первого разговора с Кемпом выяснилось одно интереснейшее обстоятельство. Оказывается, вплоть до 1983 г. лондонский офис Фёрст Нэшнл Банк Чикаго находился в одном здании с «Гардиан Ройял Иксчейндж Эшуранс»!
Это едва ли могло быть простым совпадением. Но о чем конкретно это говорило? Быть может, кто-то из служащих банка похитил документы и образцы подписей из офиса страховой компании? Или, напротив, один из функционеров страховой компании «изъял» образцы подписей из сейфов банка? К чему бы ни сводилось объяснение, налицо разнобой в датах. Образцы подписей служащих «Гардиан Эшуранс» датированы 1955 и 1956 гг. Даже если они были выполнены позже, они не могут относиться к периоду после 1971 г., поскольку именно в том году Ллойд Банк Юрэп был переименован в Ллойд Банк Интернэшнл. Более того, майор Хью Марчисон Кловс скончался в 1956 г. С другой стороны, время совместной службы Гэйлорда Фримана, Джона Дрика и Робера Аббу в Фёрст Нэшнл Банк Чикаго относится к середине 1970-х годов. Каковы бы ни были конкретные ответы на возникающие вопросы, ясно одно: в Лондоне действовал кто-то, весьма заинтересованный в исходе дела.
В последующие несколько недель мы поддерживали постоянный контакт с Кемпом. После нашей первой беседы он поспешил раздобыть экземпляр нашей первой книги, чтобы самостоятельно ознакомиться с фактами. Мы, со своей стороны, послали ему подробное досье с указанием документов, касающихся нашей предыдущей книги и нашего нынешнего расследования – включая, разумеется, все, что касалось связей «Гардиан Эшуранс» с Фёрст Нэшнл Банк Чикаго. Это касалось не только «Предупреждения» с подписями Джона Дрика, Гэйлорда Фримана и Робера Аббу, но и отредактированного текста статьи Джании Макджиллврэй, в которой мы впервые встретили имя Гэйлорда Фримана.
Столкнувшись с этим обилием материалов, Кемп был удивлен, но заинтригован. Он просто не имел опыта в разоблачении фальшивок. Эта история показалась ему невероятно интересной, и вскоре его любопытство мало чем уступало нашему. Он согласился провести собственное расследование и при первой возможности переговорить с Гэйлордом Фриманом лично. Meжду тем он подтвердил одну важную деталь. Оказывается, подписи подлинные. Вскоре они вдвоем подтвердили подлинность всех подписей, которые им только удалось получить.
Тем временем мы продолжали посылать «Кемпу» все новые и новые документы и информацию, которые нам удалось раздобыть. Он провел собственное расследование, держа нас в курсе дела и предоставив детальный отчет. Его выводы могли окончательно скомпрометировать Плантара и Приорат Братства Сиона.
От тех лет, когда Дрик, Фриман и Аббу вместе служили в указанном банке, Кемпу удалось раздобыть только один документ, на котором стояли подписи всех троих. Этот документ представлял собой Ежегодный отчет Фёрст Нэшнл Банк Чикаго за 1974 г. Он был выпущен 10 февраля 1975 г. и разослан во все филиалы банка, а также всем акционерам. В этом отчете подписи Джона Дрика, Гэйлорда Фримана и Робера Аббу стояли рядом. Но не только. В той же самой последовательности они фигурируют и под текстом «Предупреждения».
Кемп тщательно замерил параметры подписей на обоих документах. Подписи, стоявшие на Ежегодном отчете за 1974 г., были той же самой величины, что и на «Предупреждении». Это было поистине ошеломляющее свидетельство. Человеку практически невозможно дважды воспроизвести с точностью до миллиметра каждую букву, каждый росчерк и завиток собственной подписи. Невозможно представить, чтобы все трое сумели проделать это на двух документах. Итак, не оставалось никаких сомнений в том, что подписи под «Предупреждением» были сделаны при посредстве фотокопии. Кто-то отксерил последнюю страницу Ежегодного отчета за 1974 г., а затем «перенес» подписи на оригинал «Предупреждения».
Но здесь опять-таки остается вопрос: почему? Почему были выбраны именно эти люди? Ради чего кто-то пошел на риск использования чужих подписей? Насколько нам известно, «Предупреждение» циркулировало в широких кругах; с ним были знакомы не только сами члены Приората Сиона, но и мы, многие другие исследователи, занимающиеся сходной тематикой во Франции. Предполагалось, что этот документ может стать частью досье и попасть в руки французского правосудия. Крайне маловероятно, что Плантар мог пойти на это и подвергнуть себя вполне конкретному риску в случае, если обстоятельства подлога раскроются. Эти документы могли проверить и другие люди. А раз так, то разоблачение фальшивки – это всего лишь вопрос времени. Похитить три подписи, одна из которых принадлежала уже умершему лицу, – дело достаточно серьезное. Это уже не просто шутка с целью мистификации. Однако в ней трудно увидеть заведомую мистификацию.
Кемп сообщал также, что ему удалось встретиться с Гэйлордом Фриманом. Он показал Фриману экземпляр «Предупреждения» с тремя подписями. Кроме того, он показал ему ряд документов, касающихся Приората Братства Сиона и Плантара. Затем он прямо спросил, являлся ли сам Фриман членом Приората Братства Сиона, слышал ли он о приорах или Пьере Плантаре де Сен-Клере.
В досье, которое мы переслали Кемпу, находилась и копия устава Приората Сиона. Как гласит статья XXII устава, «Отказ признать свое членство в Приорате Сиона, сделанный публично или в письменной форме, без уважительной причины и не из страха, должен повлечь за собой исключение этого члена, провозглашаемое конвентом».(1) Если Фриман действительно был связан с Приоратом, эта статья устава, как полагали мы вместе с Кемпом, должна вынудить его признать этот факт.
По словам Кемпа, Фриман решительно отрицал, что знал или хотя бы слышал об этом. Он не является членом Приората Сиона и никогда им не был. Он никогда не слышал ни о Приорате Сиона, ни о Пьере Плантаре де Сен-Клере.
В то же время Фриман вел себя как-то странно. Он, по словам Кемпа, слегка занервничал и неприязненно отнесся к заданным ему вопросам. В целом он казался человеком, уставшим от всего этого. У него не вызвали удивления ни сами вопросы, ни имена, упоминавшиеся в этом контексте. Он не выказал ни раздражения, ни недовольства тем, что кто-то воспользовался его именем и подписью. Других вопросов не последовало, и он отреагировал на этот эпизод столь же спокойно, как если бы расследование касалось исключительно вопросов бизнеса.
Хотя подобная безучастность выглядела странной, Кемп заявил, что он не сомневается в искренности отрицательных ответов Фримана. Однако это, по его словам, делает ситуацию для него еще более тупиковой. Он высказал подозрение, что в этом деле замешан кто-то еще. Благодаря своим связям с Интерполом, заметил Кемп, он имел возможность ознакомиться с тысячами фальшивок. И если судить по обычным меркам, применяемым в таких случаях, эта фальшивка представлялась совершенно бессмысленной. Подделки документов, пояснил Кемп, обычно преследуют две цели – власть и деньги. Что же касается Приората Сиона и в особенности ситуации вокруг «Предупреждения», то ни одна из указанных мотиваций здесь явно не срабатывает. Трудно понять, какую финансовую выгоду можно извлечь из подобных «шуток» с властями. В самом деле, Приорат эта акция с подписями, подложность которых нетрудно доказать, скорее скомпрометировала, чем усилила его позиции. Не принесла она ему и материальной выгоды. Как мы уже выяснили, кажущееся безразличие Приората к финансам – один из убедительных аргументов в его пользу. Не стремясь к материальной выгоде, Приорат с готовностью шел на затраты ради распространения нужных ему материалов.
Кемп как-то обмолвился, что не раз сталкивался с весьма странными и сложными махинациями. Не исключено, заметил он, что отставные члены разных международных разведок могли, к примеру, подстроить нечто вроде разветвленного псевдозаговора, чтобы немного поразвлечься и проверить бдительность своих молодых коллег. Но к этому случаю это вряд ли имеет отношение. Современные приоры Сиона продолжают эту «игру» вот уже почти 30 лет, начиная с 1956 г., когда План-тару было уже тридцать шесть лет. Более того, участие в этом деле таких фигур, как Андре Мальро, маршал Жюэн и де Голль, не позволяет счесть эту акцию всего лишь фривольной jeu d’esprit [171]171
Jeu d’esprit (франц.) – здесь: интеллектуальная игра. (Прим. пер.)
[Закрыть].
Итак, здесь явно имело место нечто, способное озадачить не только нас, но и профессионального эксперта в таких вопросах, за плечами которого были годы практического опыта. Кемп закончил беседу с нами репликой, которая весьма удивила нас и которую мы имели все основания вспомнить. «Не доверяйте никому, – заявил он. – Даже мне».
Тем временем мы упорно пытались договориться с Плантаром о встрече «сглазу на глаз», которая, по его словам, была необходима. По причинам, которые мы поняли чуть позже, Плантар оказался для нас совершенно неуловимым. Часто мы подолгу не могли ему дозвониться. Когда же мы попадали на него, он уклонялся от разговора, ссылаясь то на плотный график, то на проблемы с учебой сына, то на спешный отъезд в Париж, то на жуткую простуду. В прежние годы он был всегда рад встретиться с нами. Теперь же он явно уклонялся от этого. Нас же занимали другие вопросы. Мы изучали историю Нового Завета, кельтское христианство и прочие материалы, составившие первую часть этой книги. И все же мы были весьма разочарованы, что время шло и шло, а намеченная встреча с Плантаром все откладывалась и откладывалась. И он сам, и члены Приората Сиона начинали казаться нам все более подозрительными.
На другом фронте также произошло не слишком много событий. Наши запросы о состоянии судебного иска против Шомейля показали лишь то, что дело затягивается. Книга Шомейля вышла, но оказалась переизданием прежней работы, с новым предисловием и послесловием. В ней не было никаких скандальных разоблачений вроде тех, что были обещаны в анонимном памфлете.
Наконец, мы получили от Плантара письмо. Подчеркнуто формальным тоном он согласился провести длительную личную встречу с нами, но с оговоркой: «Я был бы рад увидеться с вами в конце сентября в дружеской обстановке, но весьма сожалею, что не смогу сообщить вам никакой информации для ваших публикаций».
В том же письме Плантар заявлял, что ему удалось установить, что датированный 1955 г. документ, на котором стоят подписи виконта Аезерса, майора Кловса и капитана Наттинга, является подлинным. Документ, по его словам, изучали и заверили «эксперты». В то же время он признал, что документ от 1956 г. – тот самый, на котором стоит подпись лорда Селборна и упоминается Ллойд Банк Юреп – представляет собой фальшивку. Затем следовала выделенная одними заглавными буквами фраза о том, что нотариально заверенные документы «должны оставаться конфиденциальными и их не следует публиковать» – реплика тем более удивительная, что эти документы, по собственному признанию Плантара, уже давно опубликованы Луи Базаром и потому более не являются конфиденциальными. Более того, «яраспорядится запретить во Франции любые публикации, касающиеся Приората Сиона и меня лично, начиная с марта 1984 г.».
Здесь особенно интересна сама фразеология этого заявления. Разумеется, мы не могли поверить, что Плантар обладает столь всеобъемлющими цензорскими полномочиями. На самом деле это, вероятно, означало, что он отдал распоряжение всем членам Приората Сиона хранить молчание на сей счет. Его запрет не мог распространяться на всю прессу, но наверняка был решающим для различных внутренних источников, которые в последние тридцать лет организовывали «утечки» информации.
Был в письме Плантара и другой важный пассаж. Из послесловия со всей определенностью следовало: «Я также выражаю официальное несогласие с публикацией переписки между генералом де Голлем и мною, а также переписки с маршалом Жюэном и Анри, графом Парижским. Эти документы, украденные из дома по адресу Сен-Лазар, 37, в Париже, являются строго конфиденциальными и остаются «государственной тайной» даже несмотря на то, что они выставлены на продажу…»
Быть может, Плантар, полагая, что мы уже получили доступ к этой переписке, ненароком выдал тот факт, что она реально существует, или хотя бы намекнул, что она носит компрометирующий характер? Или же он просто хотел, чтобы мы так подумали? К тому времени мы с подозрением относились буквально ко всему. Ничто не воспринималось таким, как оно есть, ничто не принималось за чистую монету; всему мы пытались дать альтернативное объяснение. Приорат Сиона стал казаться нам этаким подобием изображения на голограмме, которое призматически смещается в зависимости от света и угла обзора. Под одним углом они представлялись влиятельным, могущественным и богатым международным тайным обществом, среди членов которого – многие видные фигуры в сфере политики, искусства, финансов. А с другой точки зрения они представляются жалкой кучкой, узкой группой лиц, преследующих весьма туманные цели. Видимо, отчасти справедливо и то, и другое утверждение.
КОНФРОНТАЦИЯ С ПЛАНТАРОМ
Готовясь к встрече с Плантаром, мы собрали имеющиеся у нас свидетельства. Среди них были по меньшей мере три серьезных улики. Мы просто не представляли, каким образом Плантар сможет объяснить хотя бы одну из них, не говоря уже о всех трех. Он, естественно, и понятия не имел ни о том, в каком направлении продвигаются наши изыскания, ни о том, что нам удалось раскопать. Мы очень надеялись, что сможем поймать его за руку.
Первой из этих улик была смерть Джона Дрика. Каким образом Плантар сможет объяснить наличие его подписи на документе, датированном 17 января 1984 г., когда этот человек умер за два года до этого?
Вторая улика также касалась подписей на «Предупреждении». Как Плантар объяснит тот факт, что образцы подписей были совершенно идентичны автографам, стоящим на Ежегодном отчете Фёрст Нэшнл Банк Чикаго за 1974 г.?
Наконец, третья улика касалась совершенно иной проблемы. В 1979 г. Плантар, который до этого был известен просто как Пьер Плантар, начал использовать куда более солидный титул: Пьер Плантар де Сен-Клер, граф Сен-Клер и граф Реды (старинное название Ренн-ле-Шато). В книге «Святая кровь и Святой Грааль» мы уже подробно говорили об этом странном обретении аристократического статуса, и Плантар был весьма задет нашими инсинуациями. Стремясь доказать, что он не просто присваивает или изобретает титулы, он показал свой паспорт и передал фотокопию свидетельства о рождении. В обоих документах он действительно именовался Плантар де Сен-Клер, граф де Сен-Клер и граф Реды, причем последний титул носил и его отец. Однако вскоре после этой встречи мы затребовали в мэрии 7-го округа копию свидетельства о рождении Плантара. Информация, содержавшаяся в свидетельстве о рождении, полученном нами из мэрии, практически во всех деталях совпадала с тем, что сообщил нам Плантар. Однако в свидетельстве из мэрии Плантар не имел никаких титулов, а его отец назван не графом де Сен-Клер или графом Реды. Он упоминается просто как «камердинер».
Конечно, это еще ни о чем не говорит. И даже если «камердинер», упоминаемый в свидетельстве о рождении, верно отражает статус отца Плантара, все равно остается немало вопросов. Как, например, Плантару удалось сделать столь превосходную «официальную копию» оригинала? Как можно продублировать саму бумагу, официальные печати и подписи – если, разумеется, они действительнобыли продублированы? В любом случае, вопиющее несоответствие между камердинером и графом де Сен-Клер или графом Реды требует разъяснений. Мы предвкушали, что если мы разом, без всякого предупреждения и не давая ему времени прийти в себя, представим Плантару все три улики, его реакция наверняка окажется весьма красноречивой. Даже мгновенное замешательство может сказать о многом.
Перед нашей конфронтацией с Плантаром имела место и еще одна загадка. Наши претензии будут более убедительными, рассуждали мы, если мы заготовим копию Ежегодного отчета Фёрст Нэшнл Банк Чикаго за 1974 г., а также будем иметь при себе оригиналы подписей Дрика, Фримана и Аббу и сможем предъявить их Плантару лично. Поэтому за неделю до намеченной поездки в Париж мы позвонили Кемпу и попросили его, не мог бы он прислать нам ксерокопию документа [имеется в виду отчет за 1974 г. – Пер.].Мы подробно объяснили, для чего это нам нужно. Кемп ответил, что нет проблем и что он вышлет ксерокопию на следующий день.
Однако на следующий день у нас раздался весьма обеспокоивший нас звонок. Нам позвонила секретарша Кемпа. Она сообщила, что шеф велел выслать нам ксерокопию последней страницы Ежегодного отчета за 1974 г. – ту самую, на которой стояли три интересовавших нас подписи. Секретарша несколько раз пыталась выполнить распоряжение шефа, но ксерокопия у нее упорно не получалась! Она перепробовала все ксероксы у них в офисе, но подписи на них так и не воспроизводились.
На следующий день мы вновь позвонили Кемпу. Он занялся этим вопросом лично, и объяснение, по его словам, оказалось довольно простым. Подписи на Ежегодном отчете – вероятно, в качестве защитной меры для предотвращения несанкционированного копирования – были отпечатаны светло-синими чернилами, в состав которых не входит графит. А без хотя бы минимального содержания графита ксерокопию получить невозможно.
Это объяснение выглядело простым и понятным. Ранее мы вместе с Кемпом пришли к выводу, что подписи на «Предупреждении» Приората Братства Сиона были просто пересняты с Ежегодного отчета за 1974 г. Но если сделать такую ксерокопию технически невозможно, каким же образом ее получил Плантар?
Конечно, были и другие объяснения. Подписи на Ежегодном отчете, могли, к примеру, быть сфотографированы, и ксерокопия для фальшивки делалась уже с этого фото. Но тогда почему кто-то так стремился скопировать именно эти подписи? Почему бы не взять какие-нибудь другие, с ксерокопией которых не возникло бы никаких проблем? Если фальсификатор был настолько беззаботен, что воспроизвел подпись человека, умершего два года тому назад, к чему было преодолевать все эти трудности, если для него вполне сошли бы и любые другие подписи?
В последующие несколько дней эта загадка не давала нам покоя. Тем не менее у нас все же были три чрезвычайно важных улики, с которыми можно было идти на конфронтацию с Плантаром. Как под документом могла появиться подпись Джона Дрика, если он умер за два года до этого? Как Плантар может объяснить абсолютную идентичность подписей на «Предупреждении» Приората Сиона и на Ежегодном отчете банка за 1974 г.? И как, наконец, он объяснит, что в свидетельстве о рождении, полученном из мэрии, то есть вполне официальном документе, указано, что его отец был не графом, а камердинером? Вооружившись всеми этими доказательствами, мы отправились в Париж на встречу, которую не без иронии окрестили «моментом истины».
МОМЕНТ ИСТИНЫ
В воскресенье, 30 сентября, мы прибыли в Париж и имели беседу с Плантаром в том же назначенном месте – баре «La Tipia». Прежде мы всегда приезжали заранее и ждали появления Плантара. На этот раз, хотя мы были весьма пунктуальны и пришли вовремя, он уже поджидал нас. Через несколько мгновений стало ясно, что он ожидал нас, готовясь к беседе, так сказать, в новом качестве. И прежде чем мы успели задать ему хотя бы один из компрометирующих вопросов, он уже отвечал на них.
Раскланявшись друг с другом, мы обменялись ритуальными рукопожатиями, а затем заказали по чашечке кофе. Мы запаслись миниатюрным магнитофоном и честно положили его на стол. Плантар взглянул на него с некоторым сомнением, но возражать не стал. Затем мы достали из портфеля копию «Предупреждения» приоров Сиона, на котором стояли подписи Джона Дрика, Гэйлорда Фримана и Робера Аббу. Не успели мы произнести хоть слово, Плантар сам указал на эти три подписи.
– Видите, они сделаны с помощью штампа, – произнес он, жестом указывая на них и как бы штампуя их.
Мы недоуменно переглянулись. Возможность этого даже не приходила в голову ни нам, ни Кемпу. Да, действительно, резиновый штамп – это убедительное объяснение полной идентичности подписей под «Предупреждением» и под Ежегодным отчетом, совпадения всех их размеров и деталей. Крупные коммерческие организации, государственная администрация и многие другие учреждения, в которых приходится обрабатывать и оформлять груды документов, действительно пользуются такими штампами. Директор крупной компании обычно не подписывает собственноручно многие сотни платежных чеков. Тем не менее Плантар ясно дал понять, что он имеет – или во всяком случае имел – доступ к тому самому штампу, который использовался на Ежегодном отчете за 1974 г.
– Но, – возразили мы, быстро собравшись с мыслями, – один из людей, чьи подписи стоят на этом документе…
– Мертв, – тотчас прервал нас Плантар, так что слова застыли у нас на устах. – Да, Джон Дрик умер в начале 1982 г. Однако Приорат Сиона продолжал использовать его подпись на внутренних документах до тех пор, пока вакансия, возникшая после его смерти, не оказалась заполненной.