Текст книги "Крепость Дракона"

Автор книги: Майкл А. Стэкпол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 41 страниц)

– У дракона Кайтрин возможности ограничены – это касается и лап, и когтей, и пламенного дыхания, потому как власть у нее не полная. Если бы Кайтрин обладала такой властью, ничто не помешало бы ей исполнить любое свое желание.

Ворон вздрогнул:

– Мы ее остановим.

– Да, и у вас есть к тому средства, Ворон. Я вижу это. – Великий магистр кивнул. – Тогда пожалуйте в Ислин. Средства у вас есть, теперь вам надо найти возможность ими воспользоваться.

ГЛАВА 30

Если бы, кроме магии, его выучили ругаться, Керриган употребил бы сейчас самые страшные слова. Башмаки его после пребывания в океанской воде сели и загрубели. На ногах образовались волдыри, и хотя излечить их было бы пустяковым делом, маг не стал защищать свои ноги грубыми мозолями. С каждым сделанным им шагом его пронизывала острая боль, отдаваясь в колени и бедра.

Лямки старого замшелого рюкзака, который панки извлекли невесть откуда и очень торжественно ему вручили, натерли Керригану плечи. Так как Ломбо разорвал ему робу и никто не позаботился починить ее, одна из лямок терлась о голую кожу.

Когда после излечения старого панка Керриган немного пришел в себя, ему позволено было заняться лечением Орлы и девушки. С ними все было проще: обе приняли боль заживления на себя. Работая с Орлой, Керриган восстановил женщине сломанный позвонок, и к ней вернулась подвижность ног. Заодно юноша позаботился и о прежних ее болячках: убрал следы старых шрамов, поработал над нервными окончаниями, привел в порядок бедренные и коленные суставы.

В результате Орла шагала по джунглям Сапорции так, что юной Лариике было за ней не поспеть. Никогда еще Керриган не видел Орлу такой счастливой. И хотя она журила его за то, что он слишком уж расстарался, заметно было, как радуется она своей упругой походке.

Лариика тоже была счастлива. Да и как ей было не радоваться? И выжила, и колено в порядке. Девушка хихикала и часто отбегала в сторону. Далеко она, конечно, не уходила, быстро нагоняла группу. Впрочем, было это совсем не трудно: ведь Керриган тащился как черепаха. Они все время опережали его и, стоя, на вершине холма, поджидали, когда он вскарабкается, а сами тем временем весело болтали о чем-то. Когда он наконец-то забирался наверх, ему давали минуту отдохнуть и снова пускались в путь.

От Ломбо не было никакого толку. Когда на Керригана повесили заплечный мешок, старый панк собрал всех своих соплеменников, и они выстроились в длинную шеренгу. Керриган на глазок определил, что в общине их было примерно триста особей, хотя в этом лагере жили только пятьдесят. Маг решил, что на острове, должно быть, есть и другие деревни, и дал себе мысленное задание: по возвращении в Вильван узнать о панках как можно больше.

Единственное слово, которое во время церемонии уловил Керриган, было «Ислин». Ксленики жестом призвал Ломбо, и тот перевел слова старика: тот дал ему задание сопровождать их в Ислин. Потом Ломбо перечислил свои подвиги. Большая их часть совершена была на здешней территории, но дикарь упомянул и о временной своей службе на пиратском корабле, и о жизни на Вруоне.

На следующий день после церемонии, во время похода, несмотря на то что Керриган умолял всех дать ему отдохнуть, Ломбо вскочил на деревья и побежал впереди группы, подавая сверху трубные призывы, на которые они редко откликались. Тогда, сидя на стволе между ветками, он дожидался их, пережевывая какой-нибудь фрукт или орех или маленькое лесное животное, не успевшее от него скрыться.

Панк щедро раздавал всем дары леса, особенно когда устраивались на ночлег. Он приносил им лучшие фрукты, и путники понимали, что они хорошие, потому что, прежде чем вручить им какой-нибудь плод, Ломбо непременно сам от него откусывал. Самые лучшие он давал Керригану, потом наступала очередь седовласой Орлы и наконец Лариики. Керриган пытался быть вежливым и благодарным, но все же относил фрукты к ближайшему ручью и тщательно мыл их.

Ломбо обязательно шел за ним и смотрел, что он делает. Керриган смущался. Панк присаживался на корточки где-нибудь выше по течению ручья, и Керриган страшно боялся, что дикарь мочится в воду в то время, как он моет фрукты. Еду он после этого откладывал до тех пор, пока пустой желудок не начинал его мучить сильнее, чем натертые ноги. Тогда Ломбо, думая, что фрукт Керригану не по нраву, приносил ему живую змею, чтобы маг убил ее и съел.

Замерзший и обессиленный, больной и голодный, Керриган отставал от женщин и едва обращал на них внимание. На вопросы их он отвечал ворчанием, хотя и понимал, что с его стороны это дурно и несправедливо, но ничего с собой поделать не мог. Физические страдания делали его раздражительным, но с этим юноша еще мог бы смириться. Угнетало его нечто другое.

На вторую ночь, когда Орла с Лариикой над чем-то захихикали, Керриган не сдержался. Он медленно развернулся и, глядя на женщин поверх костерка, выпалил:

– Как вы можете смеяться? Ведь люди погибли. Все остальные погибли.

Лариика невинно захлопала голубыми глазами.

– Но мы-то живы. Как же нам не радоваться?

Орла положила руку на плечо девушки.

– Это все так, детка, но адепт Риз имеет в виду другое. Выкладывай, Керриган. Расскажи, какой червь тебя точит, и тебе полегчает.

Керриган злобно посмотрел сначала на них, а потом – на Ломбо. Заслышав слово «червь», панк осторожно подошел к Керригану, но юноша от него отмахнулся.

– Они погибли. Ломбо сказал, что из моря никого больше не вытащили.

– Наверняка ты этого не знаешь, Керриган. Их могли подобрать в море другие суда.

– Возможно, что и те суда тоже погибли.

– Может быть, зато ты отвел опасность от большинства.

Керриган сжал кулак и застучал им себе по бедру. Затем заговорил, подчеркивая каждое слово:

– Да, но я убил других! Волна захлестнула корабль. Их смыло в море, и вейрун благодаря мне накормил своих детей. Я их убил. Я их убил!

Быстрее, чем он мог бы от нее ожидать, Орла вскочила на ноги и сильно ударила его по лицу. Юноша оторопел. Схватился рукой за щеку. Открыв рот, уставился на нее. Потом нижняя его губа затряслась, и он заплакал.

– За что?

Орла оправила свою робу и посмотрела на него сверху вниз.

– У тебя начиналась истерика, а в этот момент ты перестаешь думать, адепт Риз. Сейчас ты должен думать, а не поддаваться эмоциям. Это – первая причина, по которой я дала тебе пощечину.

Женщина неторопливо уселась, протянула руки к огню.

– Вторая причина – я хочу доказать тебе, что никакой ты не убийца. Любой другой, обладай он твоей силой, сжег бы меня сейчас, просто рефлекторно. Подумай об этом, Керриган. Там, на море, люди кричали и умирали. Тебе прострелили грудь, а что сделал ты? Ты применил заклинание, которым у нас пользуются на складах.

Поднял корабль и бросил его, как детскую игрушку. Если бы у тебя было сердце воина, на корабле все бы разом погибли.

– Да, но зато другие остались бы в живых, потому что не было бы волны.

– О последствиях своих действий ты не думал никогда. – Орла выгнула бровь. – Если бы ты устроил пожар на корабле, то взрыв привел бы к точно такой же волне. Если бы разрушил носовую часть и корабль затонул бы, то и наш корабль ушел бы на дно. Ты мог бы применить десятки других способов, и в результате наша маленькая лодка затонула бы. Ведь ты, наверное, видел с самого начала: любое повреждение грозило ей неминуемой гибелью. Так что так или иначе, но она все равно бы затонула.

Ты спросишь, извиняет ли это тебя? Нет. Но значит ли это, что ты убил людей? Нет, не значит. Тем более что тебе не известно, сколько народу к тому моменту уже погибло. Не знаешь ты, и какому количеству людей удалось спастись. Да, вполне допускаю, что спаслись лишь мы трое, но если бы ты тогда не среагировал, то и нас бы тоже в живых уже не было.

Керриган всхлипнул:

– И все же я чувствую на своих руках кровь.

– Да, мальчик, кровь есть, и будет ее куда больше, когда все эти события закончатся. – Орла сложила на животе руки. – Я им это и предсказывала.

Юный адепт смахнул слезы:

– Вы это о чем?

– О том, как тебя обучали. – Она глубоко вдохнула и шумно выдохнула. – Теперь, Керриган, для тебя настал новый этап обучения. Ты должен думать о последствиях своих поступков. В арканориуме, где все продумано и ничто не отвлекает, ты всегда знаешь, каков будет результат. Ты достаточно умен, чтобы представить, что может произойти в боевой обстановке. Так что поразмысли над этим.

Он задумчиво кивнул:

– Попытаюсь. Орла вздохнула:

– Такой ответ меня устраивает больше, чем «я не могу». Сейчас, правда, выбирать не приходится.

Поход они продолжили рано утром. Орла оглянулась по сторонам в поисках дубовой сучковатой палки, на которую опиралась во время пути, но нигде ее не увидела. С подозрением посмотрела на кострище, думая, что Ломбо мог бросить ее в огонь; но дрова, которые они собрали накануне, еще не полностью догорели, так что такая возможность исключалась.

– Магистр, это для вас. – Керриган поднялся, опершись на эбеновую пятифутовую палку. Он протянул палку, и женщина осторожно взяла ее в руки. Осторожность сменилась изумлением. Она знала эту палку. Холодное гладкое темное дерево, крошечная выбоина… палка пострадала, когда она когда-то давно парировала сабельный удар бормокина. И ее длина, и то, как она легла Орле в руку, – все говорило ей о том, что это ее палка. Она повертела ее, провела по ней рукой.

Ошибки нет. Это моя палка, но ведь она должна лежать на дне Лунного моря.

Даже если Керриган каким-то образом договорился с Таготчей, морским вейруном, и дух вернул палку, то почему она до сих пор ее не видела?

– Но откуда ты… Керриган задумчиво улыбнулся.

– Ниоткуда, магистр. Я сам ее сделал. – Он смущенно пожал плечами. – Ребенком я часто впадал в истерику и ломал вещи. За это меня наказывали. И даже я когда случайно что-то разбивал, меня все равно наказывали. Поэтому я научился восстанавливать вещи. Если я притрагивался к какому-то предмету и постигал его природу, то мог взять подобный материал и восстановить разбитую вещь. Ваша палка имела с вами связь, я не раз держал ее в руках. С ее помощью я совершал магические сеансы, поэтому знаю ее досконально.

– Ты никому не рассказывал, что умеешь это делать? – задыхаясь, спросила Орла.

Он покачал головой:

– Если бы я рассказал, меня все равно наказали бы за разбитые вещи или за то, что я скрывал от них свои проступки. Сделать это на самом деле не так и трудно. Это просто смесь из построения, магии, действия сокрытия и ясновидения. Я покажу вам, как это делается.

Орла прикрыла рот рукой. Он объединил четыре школы магии в одно заклинание. Они о таком никогда еще не слыхивали. Для создания оборонительной позиции можно объединить методику построения и военную магию, или, чтобы поразить стрелой отдаленный или невидимый объект, требовалось сочетание военной магии с ясновидением. Орла слыхала об одном заклинании урЗрети, правда, вряд ли она освоила бы его, проживи даже еще пятьдесят лет. С его помощью можно было превратить пони в боевого коня, а всадника – в могучего невидимку. Ну а в то, что все эти методы – магию, передвижение, сокрытие – можно было связать воедино, она до сих пор абсолютно не верила.

И все же ребенок, страшащийся наказания за совершенную им шалость, создал такое заклинание. Она задрожала. Они и не догадываются, что мы все вместе вырастили.

— Вам не плохо, магистр?

Она кивнула и натужно улыбнулась:

– Я, адепт Риз, перед тобой в долгу. А что касается твоего заклинания, надеюсь, мне удастся дожить до того дня, когда я смогу его освоить.

Керриган озабоченно на нее посмотрел:

– Вы действительно хорошо себя чувствуете?

– Да, Керриган, спасибо тебе. – Она подняла палку. – А твой дар позволит мне чувствовать себя еще лучше. К тому времени как мы придем в Ислин – а это будет дня через два, – думаю, что совсем оправлюсь.

ГЛАВА 31

Уилл чувствовал себя на седьмом небе. Ему хотелось кричать, танцевать, петь и смеяться. Останавливало одно: вдруг кому-нибудь не понравится такое его поведение и его выставят из крепости Грипс, засадят в тюрьму или поступят с ним еще хуже. Он всю свою жизнь мечтал здесь оказаться и в детстве хвастался, что непременно сюда попадет. Однако в мечтах все выглядело совсем по-другому.

Он стоял сейчас перед дверьми Большого зала крепости Грипс. И Ворон здесь стоял, и Дрени, и Джарми, и еще несколько магов с Вильвана. Ему казалось, что все волшебники, жившие в Ислине или его окрестностях, пришли сейчас на встречу с чародеями Вильвана. Так как Вильван правительству не подчинялся, его делегация считалась не такой важной.

Резолют держался в стороне, рядом с небольшой группой воркэльфов. Одеты они были по большей части в яркие шелковые одежды, ничем не уступавшие облачению знати человеческого рода. Резолют же оделся, как обычно: на нем был тяжелый плащ, который он сам сшил из скальпов бормокинов и оторочил мехом вилейнов. Под плащом у него был хороший кожаный охотничий костюм, выдержанный в гамме осеннего леса, хотя рукава он завернул высоко, чтобы каждый мог полюбоваться его татуировкой.

Уилл завидовал костюму Резолюта, но сознавал, что сам мог бы выглядеть еще хуже, надень он богатую шелковую одежду аристократа. Ну разве не умора – их башмаки с узкими носами? А воротники? Да в них задохнуться можно. На панталонах столько пуговиц, что Уилл был уверен: если перед тем, как что-нибудь выпить, такой щеголь не помочится, то снять брюки в нужный момент ему ни за что не удастся.

Одежда, которую ему пришлось-таки надеть, была немногим лучше одежды знати, однако он подчинился: чувствовал, что происходит нечто такое, о чем он пока не знает. Так как и Ворон, и Дрени, и сам он входили в делегацию от Вильвана, то и нарядили их в нарядные робы, якобы соответствующие их положению. Дрени щеголял в темно-красной робе и выступал, стало быть, в роли адепта, запястья его охватывали цветные ленточки, свидетельствовавшие о том, в каких видах магии он наиболее искусен. Уиллу не объяснили, что означают белый и зеленый цвета.

Ворону выдали серую робу магистра. Эстафа, адепт, который всех их обряжал, сказал, что ранг этот как нельзя лучше подходит могучему седовласому Ворону. Уилл подумал, что комплимент Эстафа сказал неспроста: должно быть, ему хотелось что-то выведать. Ворон, однако, вежливо промолчал. Ленточек на запястьях у него не было, зато в рукавах робы имелись цветные шелковые вставки – красные и желтые. Смысла их Уилл тоже не знал, но так как голубая роба Джарми на запястьях была украшена красными ленточками, он предположил, что красный цвет означает искусство в военном деле.

После того как Резолют наотрез отказался от робы чародея, Эстафа повернулся к Уиллу и внимательно на него посмотрел. Затем пожал плечами и подал Уиллу черную робу ученика. Покрутил его туда-сюда, завязал Уиллу на талии белую веревку и удовлетворенно кивнул.

– Ну и отлично. Ты готов, Уилл.

Юный вор улыбнулся и заткнул большие пальцы под веревку.

– А это для чего?

– Для того, чтобы роба на тебе не болталась.

– Нет, я не о том. Какую магию она означает? Что я могу делать?

Эстафа обнажил огромные зубы. Улыбка вышла неискренней.

– Ну что ты, Уилл, тебе не годятся ни ленточки, ни вставки. Ты ведь ученик. Принимая во внимание твой юный возраст, никто не поверит в то, что ты добился каких-то успехов. Хотя не волнуйся, – маг заговорщицки ему подмигнул, – ты и без того особенный.

Уилл нахмурился:

– Но я видел здесь парня, на котором роба, как у Джарми, и у него при этом полно всяких ленточек, а выглядит он моложе меня.

– А… это адепт Риз. Да, он тоже особенный… в своей области. Он явился сюда после долгого путешествия. – – Адепт Эстафа прикрыл тонкими губами зубастый рот. – Ну давай, Уилл, иди. В робе ученика можно быть незаметным, а тебе до поры лучше оставаться в тени.

Уилл закатил глаза и отправился в комнату, которую ему предоставили в башне чародеев. За один день пути в Ислин он обнаружил, что все чародеи любят изъясняться загадками. Мальчик и не придал бы этому особого значения, если бы не особенные взгляды, которые они на него бросали. Несколько человек, такие как Джарми, оказались неплохими ребятами: они внимательно слушали его рассказы о том, как он сражался в горах и на конюшне с бормокинами.

Сама башня немного его раздражала. Когда Уиллу отвели комнату, то сказали, что она находится во втором коридоре налево. Он пошел по коридору, повернул налево, снова налево и оказался в маленьком алькове. За дверью Уилл обнаружил небольшую комнату с круглым столом, кроватью, комодом, двумя стульями и матросским сундучком с большим замком. Он хотел с помощью своих отмычек поработать с замком, чтобы попрактиковаться, но при первом же прикосновении замок открылся. Внутри лежала одежда его размера. Спустя два дня Уилл заметил, что набор одежды меняется в зависимости от погоды; а однажды, когда, проснувшись поутру, парень решил, что день сегодня какой-то бесцветный, то и рубашки в сундучке оказались соответствующие.

Это бы еще ничего, но комната его всегда была во втором левом коридоре. Если Уилл поворачивал направо (он помнил, что находится в круглой башне), то отыскать свою комнату не мог. Когда он шел в обратном направлении и два раза поворачивал налево, тут же находил комнату. Пробовал он и три раза повернуть направо, и спуститься вниз, и дойти до столовой, но комната его неизменно оказывалась за вторым левым поворотом. По лестнице подниматься ему было незачем, хотя как-то однажды он спустился к ужину и, возвращаясь, вынужден был спуститься еще на один этаж, прежде чем вышел в свой левый коридор.

В результате башню он вообще не покидал и не выходил на улицы Ислина. И все же хорошо быть дома, вдыхать запах моря, слушать родной говор, смотреть, как солнце закатывается за горы. Из окна башни Уилл видел, как над петляющими улицами летают от дома к дому воздушные корзины. Низину ему отсюда было не видно, так как крепость Грипс загораживала обзор, но он знал, что она по-прежнему там, и этого ему было достаточно.

А теперь я здесь, в крепости Грипс. Прожив всю свою жизнь в Ислине, Уилл знал, что правительство Альциды использовало старинную крепость как место для проведения важных приемов и балов. Многие воры придумывали способы проникнуть сюда во время такого события. И у них все здорово получалось: они обкрадывали знать и бесследно скрывались… во всяком случае, они в этом клялись. Несмотря на всю их похвальбу, у Уилла сложилось убеждение: такое предприятие в принципе невозможно. Семеро все же попытались, из них трое в одиночку и четверо вместе, в одной шайке. О судьбе пяти воров из этой семерки Уилл не слышал ни слова, а вот одна голова появилась-таки на колу возле задних ворот. Ее хорошо было видно из Низины.

Вслед за этим неудачником осмелился на подобное предприятие и Азур Паук. Он украл корону, которую должны были преподнести старшей дочери короля Каллисте на ее пятнадцатилетие. В Низине говорили: король Август поклялся, что будет ходить с обритой головой до тех пор, пока корону не вернут. Азур Паук после этой кражи покинул Ислин. Кто-то утверждал, что он бежал, а кто-то – что в другом месте ему подвернулось выгодное дельце. Уилл поддерживал последнюю версию и был рад, что кумир его не пойман и не разделил печальную судьбу других воров.

Уилл вздрогнул, но не потому, что ему представилось зрелище головы Сумасшедшего Дика. Большинство воров, описывая то, что украли, так сильно занижали размер добычи, что, должно быть, до сих пор ворочались в собственных могилах. Воображение хорошо помогало им спланировать ограбление, но давало сбой при описании того, как это произошло.

Если бы драгоценности превратились в дождевые капли, некоторые люди в них бы сейчас утонули. Улыбки Уилла никто не заметил, так как капюшон отбрасывал ему на лицо тень. Глаза его разгорелись: мимо него по красному ковру медленно проходили короли, королевы, принцы и принцессы. Герольды громко объявляли их титулы и звания. Все эти высокие лица шли к тронному возвышению, где их приветствовали король Август с супругой.

Подумать только, он своими глазами видит короля. Вот он, с бритой головой, сидит в нескольких метрах от него! С тех пор как Уилл себя помнил, люди рассказывали истории о короле Августе и о его кампании в Окраннеле. Да если бы он тогда не разгромил армию Кайтрин, она захватила бы и другие территории. Барды вынуждены были бы тогда посвящать песни ей, а она испоганила бы своей задницей трон Альциды. Кстати, в той самой кампании нашел себе невесту, что делало рассказы о нем еще романтичнее.

Множество людей в Низине демонстрировали свои шрамы и заверяли, что заработали они их в той самой кампании, но Уилла они обдурить не могли. Да если бы каждый из них там побывал, армия Августа была бы куда больше, чем те три тысячи, что были тогда с ним. Так как почти ни у кого из хвастунов не было свойственного Окраннелу выговора, Уилл знал: в нерегулярных войсках, присоединившихся к Августу, их не было. Уилл не обижался на них за вранье: уж больно красочны были истории о каждом имевшемся у них шраме.

Король Август, однако, был самый что ни на есть настоящий. Лысая голова, блестящие глаза, пышные усы – все говорило о том, что человеку этому куда привычнее быть в гуще сражения или даже на пиратском корабле в Лунном море. Август создан для приключений, и сердце Уилла переполняла гордость за него.

Уилл улыбнулся еще шире: ему пришла в голову забавная мысль, что если бы он вздумал сейчас заняться воровством, то оставил бы Августу его корону.

Король Скрейнвуд из Ориозы производил совершенно другое впечатление. В его длинных каштановых его волосах запутались седые пряди, и хотя маска, которую он носил, мешала как следует рассмотреть короля, Уилл все же заметил, что светло-карие глаза Скрейнвуда в прорезях маски беспокойно двигались. Уилл и раньше встречал таких людей на улицах. Чуть сгорбленные плечи, беспокойные, порывистые движения – все это свидетельствует о том, что человеку есть что скрывать. Уилл охотно украл бы у него что-нибудь, если бы не подозревал, что в короне имеются фальшивые драгоценности.

На Совет Королей Скрейнвуд приехал со скромной свитой. Ходили смутные слухи, что он овдовел. Рассказывали, что жена его отправилась покататься на небольшой лодке и не вернулась. Сплетники утверждали, что она жила в изгнании, словно пастушка, и что сыновья навещали мать, когда Скрейнвуд уезжал из дома. Уилл далеко не всему верил. Принцев тем не менее не было видно, хотя и говорили, что младший прибыл вместе с отцом.

Следом за Скрейнвудом в зал вошла делегация из Окраннела. – За спиной Уилла зашипел по-кошачьи Эстафа:

– Окраннел должен был бы по закону пройти раньше Ориозы. Скрейнвуд заявляет о своем праве идти первым, потому что у него, видите ли, есть народ. А на самом-то деле в Ориозе авроланов куда больше, чем на границах Окраннела.

Король Стефин из Окраннела шел по ковру очень медленно, шаркая ногами. Под одну руку его поддерживала какая-то старая карга, а под другую – мужчина средних лет. За ними двигалась довольно большая свита. Однако Уилл заметил, что драгоценности были лишь на нескольких персонах. Если бы их драгоценности превратились в капли дождя, в Окраннеле случилась бы засуха.

В делегации Окраннела выделялась одна женщина, высокая, со светлыми, почти белыми, чуть ли не как у Ворона, волосами. Недостаток драгоценностей в их группе с успехом восполнили бы ее аметистовые глаза. Двигалась женщина так грациозно, что любая красавица выглядела бы рядом с ней в высшей степени неуклюжей, да и не только в этом зале. Там, в Низине, я видел танцующих женщин, от которых у мужчин вскипала кровь, но все же ни одна из них с ней бы не сравнилась… Уилл понял, что красивее этой женщины никого еще не видел.

Да это же она! Он потянул Ворона за рукав и прошептал:

– Эта женщина, из Окраннела… мы ведь видели ее в Стеллине. Ну тогда, на лошади. Предводительница бандитов.

Ворон чуть подался вперед, присмотрелся.

– Возможно, ты прав. Как ее объявили?

Уилл пожал плечами, но Эстафа встрял в разговор:

– Принцесса Алексия, дочь принца Кирилла.

– Так это и есть Алексия, – вдруг очень тихо сказал Ворон.

Уилл нахмурился:

– Вы что же, знаете ее?

– Я… – Ворон помолчал, потом кашлянул в кулак. – Я слышал о ней. Говорили, что после гибели отца ей удалось выжить, но с тех пор я ничего о ней не слыхал.

Эстафа хмыкнул:

– Ее отвезли в Гирвиргул, там и воспитывали. Ходили слухи, что великая герцогиня Татьяна, тетка короля, выслала ее туда. Ну а у гиркимов какое воспитание? Она – дикарка.

Уилл вскинул глаза на словоохотливого мага и покачал головой.

– Не знаю насчет всего остального, но на лошади она сидит отменно.

– Ты совершенно прав. – Ворон улыбнулся Уиллу. – Да и платье она тоже носит с достоинством.

Делегация из Окраннела шла медленно, но как только короля Августа поприветствовали король Стефин и принцесса Алексия, следующая группа проследовала уже быстро. Уилл не знал, кто этот маленький мужчина в синем бархате с черной отделкой, но понимал, что он из Крепости Дракона. За коротышкой следовали десять особ, мужского и женского пола, судя по всему – воины. Подобное умозаключение Уиллу сделать было нетрудно: ведь все они были механоидами, а поставили их в пары таким образом, чтобы искусственные их ноги и руки были повернуты внутрь. Так они и шли, сцепив друг с дружкой металлические руки.

Голос Ворона прозвучал словно бы издали:

– Это Дотан Каварр, барон Дракона. Тот самый человек, который должен разбросать фрагменты Короны Дракона.

Юный вор кивнул головой. Каварр оказался первым взрослым человеком, который был ниже его ростом. Свои светлые, почти белые волосы он носил распущенными. Холеные усы и бородка были того же цвета. Серые с голубыми крапинками глаза беспокойно озирали зал. Уилл встречал таких людей на улице и считал их либо параноиками, либо трусами, либо излишне подозрительными, а может и выслеживающими кого-то.

Человек этот несколько раз посмотрел на Уилла, чем нагнал на него страх.

– С кем это он? Ворон улыбнулся.

– Это его жена, Райгопа из Ориозы. Она к тому же сестра Скрейнвуда. Время пощадило ее.

Уилл поднял бровь, и Ворон кивнул.

– Я о ней многое слышал. Однажды видел ее на празднике Урожая, когда тот проходил в Ислине. Морщин, правда, на ее лице было поменьше, да и седых прядей в черных волосах тоже не было и в помине. Но и тогда я заметил в ней и силу, и чувство собственного достоинства, и грацию. Люди, которые идут за ними, вероятно, командиры батальонов. Некоторые из них недавно повышены в звании.

Эстафа откашлялся:

– Мои источники лучше ваших. Те двое, что идут последними, – новички. Ее зовут Джэнсис Айронсайд, она из Мурозо. Мужчина, ее муж, – из Ориозы. Он немного педантичен насчет ношения масок, но думаю, он просто хочет как следует упрятать лицо. Ведь от него очень мало что осталось.

Уилл нахмурился. Женщина выглядела совершенно нормальной, впрочем, платье на ней было длинное и, похоже, прикрывало то, что заставляло ее хромать. На левой руке ее была голубая кожаная перчатка, и если там осталось всего три пальца, то никто не узнает, что остальных недостает. Ее синяя бархатная маска, отороченная черным шелком, соответствовала наряду барона Дракона.

Глядя на мужа Джэнсис, Уилл признал, что чародей, скорее всего, прав: в прошлом тот, судя по всему, потерял большую часть лица вместе с носом. Края его черной маски украшены были лентами и маленькими белыми символами, но, приглядевшись, можно было заметить серебристую пластинку, заменявшую кожу. Уилл не был уверен до конца, однако припоминал, что кое-кто из ворков носил такую пластинку. Может, ворк и занимался воссозданием солдата?

Ворон сдвинул брови:

– У этого солдата есть имя?

– Хокинс. Насколько я помню, Саллит Хокинс.

Уилл широко раскрыл глаза:

– Неужели тот самый предатель? Чародей чуть слышно рассмеялся:

– Нет, он был братом предателя, помогавшего королю Августу в его кампании в Окраннеле. Он потом очистил их имя от позора.

– Да неужели от этого можно очиститься? – Уилл покачал головой. – По-моему, нельзя.

Маг презрительно фыркнул:

– Твоя задача не легче.

– Что?

– Я имею в виду пресловутое пророчество, пророчество воркэльфов. – Эстафа покачал головой. – Кенвик Норрингтон и его сын служат Кайтрин в качестве сулланкири, но в пророчестве сказано: уничтожит ее Норрингтон. И этот Норрингтон – ты, Уилл.

– Что? – Он взглянул на Ворона и увидел в его глазах смятение, перешедшее в печаль. – Так вот, оказывается, в чем все дело. Нет. НЕТ!

Ворон протянул к нему руку, но Уилл резким движением отбросил ее, развернулся и бросился к дверям. Он слышал, как Ворон зовет его, просит подождать, однако внимания на его слова парень уже не обращал. Уилл оскалил зубы на стражников, сложивших пальцы, словно приготовляясь произнести заклинание. Но он успел проскочить мимо и выбежать из крепости. Уилл побежал по лабиринту кривых улиц, срезал дорогу и устремился на север, в Низину, где тотчас затерялся.