Текст книги "Порочный круг"

Автор книги: Майк Кэри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

4

Главная дверь церкви святого Михаила оказалась двустворчатой, с замком на каждой створке, и, главное, массивной. Толщиной она была сантиметров десять, не меньше, очень плотно сидела в проеме узкого с низкими сводами нартекса и, похоже, от времени стала крепче камня. Под моим натиском она приоткрылась всего на пару сантиметров, так что еще раз пытаться не стоило. Из вредности я мог бы взломать замки голыми руками, только особого смысла в этом не видел. Судя по ощущениям, створки двери заблокировали еще и снизу: на внутренней стороне явно имелся засов.

Существуют храмы, ради одного взгляда на которые люди готовы проехать тысячи километров. Церковь святого Михаила в их число не входила. Не поймите меня неправильно: она была старой и по-своему весьма впечатляющей. Относилась к ранней готике, очень ранней – думаю, ее возводили в соответствии с предписаниями самого аббата Сугерия. Вывод: от фундамента до кончика шпиля церковь получилась прямой, как пика, и такой же незамысловатой – высоченная ночлежка с религиозным уклоном, где Святой дух мог спокойно спать до Судного дня.

Некоторые считают, что он уже проспал.

Именно здесь Джулиет назначила встречу, однако самой ее нигде видно не было. Пришлось ждать, чем я и занимался, когда совсем неподалеку почувствовал чье-то присутствие – нематериальное, переменчивое и настолько эфемерное, что стоило сосредоточить внимание, как неизвестный тут же исчез, словно не желая попадать под прожектор моего сознания. Этот некто оставил весьма неприятный осадок, совсем как горькое лекарство: попробуешь в детстве и до конца жизни помнишь отвратительный вкус.

Удивившись, я прижал руки к тяжелой двери, закрыл глаза и напряг духовный слух.

Сначала не чувствовал ничего, кроме прохлады деревянных створок. Может, я вообще ошибся, и все ощущения объясняются психоэмоциональным похмельем, которым страдаю уже второй день? Только я собрался достать вистл, чтобы немного сузить диапазон поиска, за спиной послышались женские шаги, разбавив монотонный шорох полощущихся на ветру флагов. Саркастическое замечание вертелось на языке, но едва я обернулся, колкость испарилась. Ко мне шла не Джулиет, а молодая женщина в «учительских» очках с пепельными волосами до плеч. Невысокая, худенькая, бледная, она сутулилась, будто шагала под сильным ливнем. Вот только дождь уже передвинулся на запад, уступив место погожему майскому вечеру. Если бы не густая тень церковной громады, думаю, мне в тяжелой шинели стало бы жарко. Блондинка в светло-бежевом костюме явно мерзла, несмотря на длинные рукава и скромную, до середины лодыжек юбку: скрестив руки на груди, она нервно растирала ладони.

Темные в окружении светлых ненакрашенных ресниц глаза посмотрели на меня из-за серьезных, «мне не до забав» очков.

– Мистер Кастор? – нерешительно спросила блондинка, будто подобный вопрос мог обидеть до глубины души.

– Да, это я.

– Я – Сьюзен Бук, алтарница. Э-э-э… мисс Салазар сейчас за зданием церкви, на кладбище. Она попросила вас проводить.

Восходящая интонация Сьюзен превращала все утвердительные предложения в вопросы. Обычно меня это немного раздражает, но алтарница так старалась угодить, что лишить ее удовольствия, пусть даже мысленно, казалось не менее кощунственным, чем прижечь горячим утюгом щенка. Я пожал робко протянутую руку, успев заглянуть в мысли Сьюзен. Они были темными и испуганными: алтарницу явно что-то угнетало. Я резко отпустил полупрозрачную ладонь: чужих проблем на сегодня достаточно.

– Феликс Кастор в вашем распоряжении, – шутливо проговорил я, показав жестом, что готов за ней следовать. Сьюзен вздрогнула и обернулась, будто опасаясь нападения из-за спины, но быстро взяла себя в руки, густо покраснела и пронзила меня беспокойным взглядом.

– Извините. Сегодня я сама не своя. Такая ситуация… – Она пожала плечами и скривилась.

Не зная, что имеет в виду алтарница, я смог только сочувственно кивнуть. Развернувшись, она направилась туда, откуда пришла, а мне осталось лишь шагать рядом.

– Она удивительная, правда? – задумчиво спросила Сьюзен Бук.

– Джулиет?

– Да, Джул… То есть мисс Салазар. Такая сильная! Я имею в виду не физическую силу, а духовную, то есть силу веры. Глядя на нее, кажется: ничто не может поколебать решимость этой женщины и заставить сомневаться в себе. – В голосе алтарницы звучало чувство, очень напоминающее страстное желание. – Меня это просто восхищает!

– Меня тоже, – кивнул я, – но до определенного предела. Иногда неуверенность только на пользу.

– Вы думаете?

– Да, конечно! Например, возомни вы, что умеете летать, сомнения и нерешительность не дадут прыгнуть со скалы!

Сьюзен неуверенно рассмеялась, будто не зная, серьезно я говорю или шучу.

– Наш каноник твердит: сомнения сродни физическим нагрузкам. Если так, то я по сто килограммов из положения лежа выжимаю! Но проблемы… да, возможно, они действительно закалят мой характер. Все что ни делается, то к лучшему – такова Его воля.

«Его» Сьюзен Бук произнесла с большой буквы, очень в духе моего старшего брата Мэтью. Однако «проблемам» придавалось почти такое же значение, и я едва не спросил, что за чертовщина творится в церкви святого Михаила. Тем не менее Джулиет неспроста не ввела меня в курс дела, так что рот следовало держать на замке. О Джулиет я тоже не стал распространяться, хотя страшно хотел увидеть реакцию Сьюзен, когда она узнает настоящее имя мисс Салазар и, хм, ее малую родину. Нет, пусть пока тешится иллюзиями.

Церковь святого Михаила находится на принадлежащем ей небольшом земельном участке по Дюкейн-роуд практически напротив зловещего комплекса тюрьмы «Уормвуд-скрабз». Его красно-белые кирпичные здания напоминают открытую рану с прорезающейся сквозь мышечную ткань костью. Слева от самой церкви, куда и вела меня Сьюзен Бук, за покойничьими воротами, виднелось маленькое аккуратное кладбище, идеально подходящее для декораций к мюзиклу по мотивам «Элегии» Грея. Ворота оказались заперты: на тяжелой цепи висел замок. Вытащив из кармана небольшую связку ключей, алтарница быстро нашла нужный, не без труда повернула его в замке и сняла цепь. Ворота распахнулись и, пропуская меня, Сьюзен отошла в сторону.

– Я открою вам дверь ризницы, она вон там, у западного трансепта. Мисс Салазар… – Сьюзен показала рукой, но я уже заметил Джулиет. Кладбище полого спускается под гору, так что силуэт моей новоиспеченной коллеги, по-турецки сидевшей на каком-то мраморном надгробии, четко вырисовывался на фоне вечернего неба. За ее спиной атлантом высился огромный дуб, которому наверняка было больше ста лет.

– Спасибо, – поблагодарил я, – через пару минут мы к вам присоединимся.

Буквально на секунду алтарница задержалась, засмотревшись на одинокую фигуру Джулиет, а потом бросилась прочь, окинув меня испуганным взглядом, будто я застал ее в минуту сомнений и нерешительности. Я помахал рукой (надеюсь, получилось обнадеживающе и утешительно) и зашагал вверх по склону к Джулиет. Та сидела, опустив голову, и, когда я подошел, даже не шевельнулась. Якобы не заметила, хотя я прекрасно знал: она слышала скрип ключа в воротах, уловила запах моего лосьона после бритья и, профильтровав мои феромоны, знала, каким для меня был уходящий понедельник.

Вот она совсем близко – можно говорить, не повышая голоса… Я брякнул первое, что пришло в голову:

– Зачем тебе церковь? Неужели в религию ударилась?

Резко подняв голову, Джулиет хмуро на меня посмотрела. Увидев, что темные глаза превратились в щелки, я воздел руки к небесам, мол, помыслы мои чисты, прошу, не тронь. Порой я захожу слишком далеко, и, когда такое случается, Джулиет тут же посылает мне сигнал.

Как обычно, едва я начал на нее глазеть, остроумие тут же иссякло. Джулиет невероятно, умопомрачительно красива. Кожа начисто лишена меланина, гладкая, как мрамор, и белая, как… Закончите любимым образным выражением. Если выбрали стандартное «как снег», представьте ее глаза, бездонные, как омуты, темные, как ночь. Коварный рыбак притаился не на берегу, а в глубине этих омутов, и крючок можно почувствовать, лишь когда он вопьется в горло. Волосы тоже черные, гладкой шелковой волной ниспадающие чуть ли не до пояса. А тело… Даже описывать не буду, скажу одно: от такого легко потерять голову и пропасть, как случилось со многими, духом куда сильнее, чем я; пропасть безвозвратно.

Все дело в том, что Джулиет – знаю, об этом я уже говорил – не человек. Она демон семейства суккуб, излюбленный способ охоты которых заключается в том, чтобы возбудить до состояния, когда мозги переплавляются в моцареллу, а потом через плоть высосать душу. Даже сегодня ее, одетую в скромные черные брюки и свободную белую рубашку с алой розой, вышитой на груди, было трудно принять за обычную женщину. Уверенность и сила, восхитившие Сьюзен Бук, основывались на том, что Джулиет, как совершеннейшее из плотоядных, занимает первое место в пищевом ряду, который не в состоянии представить ни один из смертных. Вот только термин «плотоядное» не совсем точен, Джулиет скорее нужно отнести к разумо– и душеядным. А еще нужнее – не попадаться на ее пути.

Слава Всевышнему, она на нашей стороне, как атеист говорю!

Еще один шаг – и я уловил ее аромат. Как всегда, он воздействовал на меня в два этапа. Сначала чувствуешь запах лисы, жаркий, прогорклый, пересыщенный, а после того, как острота первой ноты в несколько раз снизит глубину дыхания, окунаешься в целый коктейль запахов, таких сладких и чувственных, что половые органы тут же приходят в состояние боевой готовности. Даже я, хорошо знакомый с действием ее чар, почувствовал внезапную слабость: питающая мозг кровь устремилась к промежности, будто той требовалась дополнительная поддержка. Результат – сильная и болезненная эрекция – не заставил себя ждать. Рядом с Джулиет мужчины превращаются в воск и частично слепнут, потому что смотреть на кого-то, кроме нее, кажется бессмысленной тратой времени.

Как следствие, важно ни на минуту не забывать, кто она такая. В этом случае безотчетный страх превращается в союзника и непреодолимой преградой встает на пути страстного желания. Я подобный план считаю вполне разумным, ибо абсолютно уверен: если займусь сексом с Джулиет, моя бессмертная душа сгорит, как свечка. И тем не менее в ее присутствии трудно мыслить логически. Что говорить, вообще мыслить трудно.

Распрямив ноги, Джулиет медленно, с непринужденной грацией сошла с мраморного постамента. Так, это не постамент, а крышка семейного склепа, в котором покоились Джозеф и Кэролайн Рибандт и еще целая компания производных Рибандтов, обозначенных шрифтом помельче. Увы, смерть ничуть не демократичнее жизни.

В руках суккуба я заметил пластиковую мисочку, до краев заполненную водой. Если, когда я подошел, Джулиет держала ее на коленях, значит, все это время она смотрела на воду.

– Ну, как дела? – поинтересовался я.

– В целом неплохо, – уклончиво ответила она.

– В смысле?

– В смысле, хорошо, если абстрагироваться от чувства голода. Я уже год как по-настоящему не питалась, то есть не вкушала человеческих тел и душ. Порой трудно не думать о том, как это вкусно и здорово.

Что бы ей ответить? К сожалению, ничего оригинального в голову не пришло.

– Да, – прерывая затянувшуюся паузу, сказал я, – кажется, ты немного похудела. Считай, что сидишь на диете и выводишь из организма шлаки.

Джулиет шутки не поняла. Я поторопился сменить тему:

– Так у тебя тут призрак? Очередной кладбищенский патриот?

«Кладбищенский патриот» – самый распространенный в нашей профессии сценарий: призраки крепко прилипают к месту, где покоятся их бренные останки, и не могут оторваться. Некоторые осваиваются в полуистлевшей оболочке и воскресают в ипостаси зомби, но большинство просто остается на месте, с каждым годом делаясь все эфемернее и несчастнее.

– На этом кладбище? – сурово взглянув на меня, переспросила Джулиет. – Здесь уже пару веков никого не хоронили. Кастор, взгляни на даты!

Действительно, Джозеф покинул наш мир в 1782-м, Кэролайн – тремя годами позже. К тому же все надгробия стояли, наклонившись под весьма живописными углами, большинство позеленело от мха, а некоторые начали проседать, так что нижние строчки полустертых горестных посланий скрылись в высокой траве.

– Здесь призраков нет, – озвучила очевидный факт Джулиет.

– Тогда в чем дело? – спросил я, смущенный и одновременно раздосадованный: надо же было так опростоволоситься перед собственной ученицей! Воскресшие редко протягивают больше десяти лет, а уж до пятидесяти– и шестидесятилетнего юбилея добираются считанные единицы. Официально известен лишь один призрак, задержавшийся в нашем мире дольше ста лет. Он, точнее она, в настоящее время обитает в паре километров к востоку от Дюкейн-роуд. Ее зовут Рози, и мы с ней, можно сказать, друзья.

– Здесь нечто пострашнее… – объявила Джулиет.

– Тогда, по всей видимости, святая вода нужна для острастки? – предположил я, кивнув на миску.

Пронзив многозначительным взглядом, суккуб вручила ее мне. Я взял чисто машинально, а еще для того, чтобы не замочить шинель.

– Кто сказал, что вода святая?

– А, ты решила вымыть голову! Знаешь, Джулиет, смертные женщины занимаются этим вдали от посторонних…

– Обернись. – Суккуб показала в сторону церкви.

– Посолонь или осолонь?

– Просто обернись. – Взяв меня за плечи, суккуб наглядно показала, что имеет в виду: развернула на сто восемьдесят градусов. От ее прикосновения по телу пробежали электрические импульсы, в очередной раз напомнив (будто это требовалось), что физической силы Джулиет не занимать, равно как и духовной, о которой говорила Сьюзен Бук. Глаза уперлись в громаду церкви: в тот момент она заслоняла садящееся солнце и потому напоминала глыбу индиговых теней.

– Такие, как я, умеют маскироваться, – прошептала суккуб, и ее хриплый голос из соблазнительного неожиданно стал угрожающим. – На охоте это умение бесценно: мы прикрываемся фальшивыми лицами – миловидными, глупыми, безобидными – и усыпляем бдительность тех, кто на нас смотрит.

Джулиет легонько стукнула пальцем по миске. На воде появилась рябь: пробежала от края к центру, затем обратно – получились мелкие неровные круги.

– Следовательно, лучший способ разглядеть нас – не смотреть в лицо.

Вода в миске успокоилась, и я увидел отражение церкви святого Михаила. Вверх ногами она выглядела ничуть не лучше. Какое там, намного хуже: черный дым валил от нее в перевернутое небо. Создавалось впечатление, что церковь горит, горит без огня.

Испугавшись, я поднял глаза к самому зданию – святой Михаил стоял, погрузившись в мрачную тишину: ни дыма, ни салютов с фейерверками.

Однако стоило опустить глаза к миске, и я снова увидел густые клубы дыма. Церковь, вернее ее отражение, казалась ядром сумрачного ада.

Я взглянул на Джулиет, но та лишь плечами пожала.

– Кто-то из твоих знакомых? – как можно беззаботнее и легкомысленнее поинтересовался я. Увы, легкомыслия в моем голосе было не больше, чем у бегемота изящества.

– Хороший вопрос, – согласилась суккуб. – Но оставим его на потом. Зайдем внутрь, тебе нужно увидеть все как есть.

По-моему, мне это совершенно не нужно! Однако я послушно спустился с ней к церкви. Можно сказать, мы двигались по следам алтарницы.

Сьюзен ждала у двери в ризницу, крошечную каменную конурку, пристроенную к церкви сзади. Дверь она открыла, но сама почему-то не вошла. Молодая женщина показалась еще более нервной и несчастной, чем раньше, но когда она в ожидании указаний посмотрела на Джулиет, в темных глазах полыхнуло уже знакомое мне желание.

– Подождите здесь, – неожиданно мягко попросила суккуб. – Пяти минут нам вполне хватит. Думаю, Кастору лучше составить собственное впечатление.

Сьюзен покачала головой.

– Нет, я пойду: вдруг вопросы появятся. Каноник просил всячески вам помогать.

С явным усилием сжав волю в кулак, алтарница вошла первой. Джулиет кивнула: «Ты следующий, а потом я».

Ризница, размером с большой туалет, была абсолютно пустой за исключением встроенного шкафа с одеянием священнослужителей и вешалки на стене. Через вторую распахнутую настежь дверь мы вошли в северный трансепт церкви – низкий боковой туннель, ведущий к главному коридору нефа. Освещался туннель лишь красноватыми лучами заходящего солнца, пробивающимися сквозь витражи слева от нас. Выглядело мерзко: с трудом представлялось, что подобное может вызвать религиозное рвение. Хотя учтите, я «Отче наш» даже с приставленным к виску пистолетом читать не буду, потому мое мнение нельзя считать объективным.

Холод я почувствовал еще раньше, чем спустился на три ступени: он пробирал до самых костей. Температура больше напоминала декабрь в Центральных Андах, чем май в Восточном Актоне. Неудивительно, что главная дверь показалась неприятно прохладной: ледяную стужу не остановили даже каменные стены.

Несколькими ступеньками ниже ждал еще один сюрприз. Обернувшись, я встретился глазами с Джулиет.

– Скажи, что ты сейчас чувствуешь? – попросила она.

Но я сначала решил все проверить.

– Температура меняется, – пробормотал я. – Холод… Холод будто лежит в воздухе пластами, и они не двигаются.

– События здесь развивались очень быстро, поэтому холод… – Джулиет осеклась, подбирая нужное слово.

– Что, что?

– Поэтому холод и распространился неравномерно.

Мой смех прозвучал недоверчиво и слегка обиженно.

Сьюзен Бук ждала в конце трансепта и смотрела на нас скорее о беспокойством, чем выжидающе. Одна она явно не собиралась сделать ни шагу. Мы с Джулиет быстро подошли к алтарнице.

В нефе тени казались гуще, потому что свет проникал лишь в окна, расположенные ближе к хорам. Остальная часть сводчатого помещения представляла собой бесформенную черную пустоту. Серые плиты пола исчезали во мраке всего в нескольких метрах от моих ног, будто мы находились на каменистом краю скалы.

Сейчас, когда все трое стояли неподвижно, я вдруг услышал звук. Тихий и очень низкий, он разительно отличался от шороха наших шагов, который разносило гулкое эхо. Звук появлялся и исчезал каждые несколько секунд, причем затихал так медленно, что я подумал: а не мерещится ли мне все это?

Прежде чем я нашел ответ на этот вопрос, Джулиет сорвалась с места, нырнула в беспросветную черноту нефа и через пару мгновений вернулась со свечой в руке. Как она отыскала ее во мраке – уму непостижимо.

Свеча была самая простая, белая, сантиметров пятнадцать длиной, чуть заметно сужающаяся к концу. Сьюзен с несчастным видом смотрела, как Джулиет достает из кармана зажигалку и подносит ее к фитилю.

– Это молельная свеча, – жалобно проговорила алтарница. – Когда зажигаешь такую, нужно прочесть молитву.

– Так прочтите, – посоветовала Джулиет, наклонила фитиль к пламени зажигалки, и он тут же занялся.

Я думал, суккуб поведет нас к алтарю, но она ждала, загородив свечу ладонью, чтобы защитить пламя от сквозняков: дверь-то осталась открытой. Однако воздух был совершенно неподвижен, как в каменном склепе, как в гробу… Пламя горело удивительно ровно и спокойно, и лишь тоненькая струйка дыма поднималась к сводам по мере того, как оно пожирало фитиль.

Неожиданно свеча замигала и чуть не погасла. Казалось, что огонь испуганно съежился. Мрак и холод словно тянули из него силу, как будто высасывали энергию из крошечного островка света и тепла, стремясь убить. По мере того как пламя сдавалось на милость победителя, тени становились гуще и темнее, чем прежде. Холод тоже помаленьку усиливался. В мертвой тишине я снова уловил чуть слышный прерывистый ропот.

– Ты знала, что так получится? – спросил я Джулиет, не сводя глаз с едва теплящегося пламени свечи.

– Это я проверила первым. А вот то – вторым. – Она показала на стену справа от меня. Повернув голову, я увидел шесть невысоких предметов, при ближайшем рассмотрении оказавшихся цветочными горшками из черного пластика.

В каждом было что-то мертвое: поникшие стебли, безжизненные, побитые морозом бутоны, высохшие луковицы.

– От холода подобное случается, – заметил я. – Ничего сверхъестественного для этого не требуется.

– Верно, – согласилась Джулиет, – но не за пять же минут! Посмотри на свою руку, посмотри, что происходит с кожей на запястье.

Н-да… Кожа начала сохнуть и покрываться морщинами, как у старика. Осторожно проведя по ней пальцем, я почувствовал тупую боль.

– Чем больше времени здесь проведешь, тем хуже становится. Если задержишься на час, то, вероятно… – Взгляд суккуба скользнул к замерзшим обитателям цветочных горшков. Заканчивать фразу особого смысла не имело. Образовавшуюся паузу заполнил низкий гул: он возник из неподвижного воздуха, холодных камней или самой тьмы, набрал силу и тут же стих; возник, набрал силу, растворился в тишине.

– Черт подери, что это было? – спросил я. – Что это за шум?

– Неужели не узнал? – удивилась Джулиет.

– Пока нет.

– Значит, догадаешься.

– Да, конечно, – слегка уязвленно отозвался я, – только сначала все побеги замерзнут и листья высохнут.

Я задул огонек свечи, не дав ему умереть естественной смертью, и направился к выходу.

* * *

По словам Сьюзен Бук, это случилось позавчера во время вечерни.

В церкви святого Михаила своего священника нет, поэтому среди недели она закрыта. Службы проводятся по субботам и воскресеньям, когда из Хаммерсмита приезжает каноник Бен Кумбз, и церковь распахивает двери для прихожан. Все остальное время за храмом присматривают Сьюзен и сторож по фамилии Патрикс, который в основном ухаживает за могилами, но иногда соглашается очищать стены от граффити.

Вечерню Сьюзен любит больше всего. Ей нравятся гимны, которые начинаются с «Веди нас, Отче небесный», а от отдельных псалмов на глаза наворачиваются слезы: так они прекрасны; ей нравятся горящие свечи, особенно в это время года, когда они будто вбирают энергию догорающего солнца и вместо него освещают землю. Алтарница верит, что в них сияет дух, наполняющий силой немощную плоть.

Мы вернулись на кладбище и после полуночного холода церкви грелись в последних лучах заката. Я удобно устроился на плите «Майкла Маклина, обожаемого супруга и отца», Джулиет с непринужденным изяществом восседала на надгробии «Элейн Фарра-Бомонт, так рано покинувшей этот грешный мир», а Сьюзен, не желая тревожить покой любимых и безвременно ушедших, опустилась на траву между нами. В данной ситуации я не счел это пустой сентиментальностью и не принял близко к сердцу то, что глаза алтарницы буквально приклеились к Джулиет.

Если верить Сьюзен, в церкви собралось около восьмидесяти прихожан. «В таком славном храме и халтурить грешно, – пошутил каноник, когда она помогала ему облачаться в ризу. – Постараюсь, чтобы вечерня получилась хорошей». Он, как обычно, пропел с паствой респонсорий и перешел к псалму. В тот вечер он выбрал девяносто седьмой и только начал первое из двух песнопений: «Воспойте Господу новую песнь, ибо Он сотворил чудеса…»

Рассказ прервался: алтарница задумчиво смотрела на траву, что-то вспоминая.

– Там есть место, где хор призывает море и землю шуметь и ликовать…

Я тут же вспомнил псалом, а вместе с ним, без всякого энтузиазма, собственное религиозное образование, которое получилось довольно бессистемным. Псалмы всегда казались мне полной бессмыслицей: «Да рукоплещут реки», – как, скажите, реки могут рукоплескать? «Да ликуют вместе горы», – кто-нибудь видел, что они действительно ликуют?

Однако Сьюзен продолжала рассказ, так что желчный поток воспоминаний пришлось обуздать.

Когда каноник Кумбз дошел до «Да шумит море, и что наполняет его…», с улицы действительно послышался шум – громкий визг тормозов, а затем звук удара: скрежет металла о металл или о другую поверхность. Естественно, настрой собравшихся был испорчен, даже хористы замолчали и как по команде уставились на дверь.

– Стало холодно, – чуть дрожащим голосом добавила Сьюзен. – Так неожиданно… Буквально за долю секунды сильно-сильно похолодало. Люди начали испуганно вскрикивать, переглядываться, вскакивать на ноги. Нас охватили смятение и шок, потому что все произошло очень быстро. Хотя случившееся потом было еще ужаснее…

Я поднял глаза, но продолжать алтарнице явно не хотелось. Она смотрела на Джулиет, словно в ожидании соответствующего приказа, однако, встретив совершенно непроницаемый взгляд, пристыженно потупилась.

– Раздался смех, – через силу выдавила она.

Прозвучало так нелепо, что я не сразу понял, что к чему.

– Смех?

– Да, кто-то рассмеялся, – упрямо, словно оправдываясь, повторила Сьюзен. – Смех звучал с большой высоты, откуда-то с крыши, то есть далеко-далеко от нас. Не просто звучал, а наполнял собой церковь. – Алтарница взглянула на меня, почти уверенная, что я подозреваю ее во лжи. – Описать его невозможно. Невозможно передать, какие чувства он вызывал. Одни прихожане пустились бежать, другие… другие упали, как подкошенные. У некоторых начались припадки: руки и ноги беспорядочно задергались, рты широко открылись. В храме творилось нечто омерзительное. Хотелось одного: спрятаться от этого жуткого звука, но голова отказывалась работать. Я побежала, сама не зная куда, и врезалась в Бена, то есть в каноника Кумбза. Он намного выше и крупнее, поэтому даже не почувствовал, что сбил меня с ног. Боясь упасть, я схватилась за алтарную ограду. Вцепилась и не могла отпустить. Она была такой холодной! Холод пробирал насквозь и лишал воли. Видели, как на катке начинающие жмутся к бортику, не решаясь ступить на лед? Наверное, со стороны я выглядела именно так. Я держалась за решетку алтаря, голова сильно кружилась, а мимо с криками носились обезумевшие прихожане. Когда вернулась способность двигаться, я едва не споткнулась о женщину, которая упала в центральном проходе прямо перед алтарем. Она потеряла сознание или ударилась обо что-то головой – в любом случае бросить несчастную я не могла. Нести было слишком тяжело, поэтому я волокла ее к двери короткими перебежками, отдыхая через каждый метр. Смех к тому времени прекратился, но… за нами словно наблюдали. Я даже голову поднять боялась. Казалось, кто-то огромный… какой-то великан забрался на крышу и на нас смотрел.

Нервно сглотнув, алтарница покачала головой.

– Как добралась до двери, не помню, однако каким-то образом мне это удалось, потому что я очутилась на улице. Женщина, которую я тащила, лежала на асфальте без сознания. Неожиданно я заметила, что ее белая блузка перепачкана кровью. Помню, перепугалась: неужели она умерла, неужели ее убил тот ужасный хохот? Но потом поняла…

Сьюзен показала нам ладони: на обеих краснели ссадины, широкой полосой тянущиеся к запястьям, по краям запеклась багровая корка.

– Кровь была не ее, а моя: наверное, поранилась, ухватившись за ограду. Металл стал таким холодным, что кожа прилипла. Поэтому я и не могла оторваться.

Да-а, зрелище более чем красноречивое! Затаив дыхание, я слушал окончание рассказа.

Все прихожане выбрались из церкви живыми, некоторые буквально выползали на четвереньках, но повреждений серьезнее порезов и ушибов никто не получил. Бившиеся в припадке быстро пришли в себя, хотя и жаловались на слабость и головокружение. Каноник Кумбз запер церковь, велел Сьюзен отменить воскресную службу и сбежал. Алтарнице одной пришлось вызывать «скорую» для раненых (на клавишах мобильника остались кровавые следы) и успокаивать рыдающих.

В воскресенье каноник позвонил ей домой. Сказал, что обратился в епархию и получил разрешение нанять специалиста по изгнанию нечисти, при условии, что тот будет официально аккредитован церковью. Кумбз велел алтарнице найти подходящего в «Желтых страницах».

Телефонного справочника у Сьюзен не оказалось, поэтому она вышла в Интернет и сразу же наткнулась на сайт Джулиет. Неудивительно! Именно он попадается первым, вне зависимости оттого, задаешь ли поисковику «китайский ресторан» или «водопроводчиков». Почти уверен, суккуб сотворила с «Гуглом» нечто сверхъестественное и нелегальное.

На сайте говорилось: аккредитация Джулиет, как в англиканской церкви, так и в католической, находится в процессе получения. Сьюзен это устроило, и она решила позвонить.

– И вот вы здесь, – с облегчением закончила она, – двое по цене одного! – повернувшись сперва направо, потом налево, алтарница неуверенно улыбнулась нам с Джулиет. С самого начала рассказа она впервые обратила на меня внимание.

– Да, и вот мы здесь, – поднимаясь с могильной плиты, согласился я, – и, думаю, должны обсудить сложившуюся ситуацию. Вы извините нас на минутку?

– Да, конечно, – лихорадочно покраснев, кивнула Сьюзен и тут же поднялась. – Мне все равно пора закрывать.

Громко звеня ключами, она зашагала к церкви. На Лондон опускалась ночь. Мы с Джулиет двинулись к склепу Рибандтов, навстречу сгущающимся сумеркам.

– Думаешь, это демон, а не человеческий дух? – убедившись, что нас не подслушивают, спросил я.

Суккуб ответила не сразу, а когда заговорила, чувствовалось, что она взвешивает каждое слово.

– Посланники ада, узнаю их следы и повадки. Незамеченными им ко мне не подобраться… С другой стороны, на освященной земле способны орудовать лишь самые старшие и влиятельные. К примеру, мне нелегко находиться здесь без особого ущерба для себя. Я должна заранее готовиться, постоянно быть настороже и не задерживаться слишком долго.

– Так кто, кто это может быть?

Джулиет повернулась ко мне, и я прочитал на ее лице тревогу. Точнее, она позволила прочесть, потому что мимикой и жестами суккуб владеет не хуже, чем опытный рыбак – удочкой.

– Если бы не холод и другие признаки, решила бы, что здесь вообще чисто. У этой силы нет ни запаха, ни тела, ни точки сосредоточения… – тщательно подбирая слова, Джулиет морщилась, словно ей не нравились найденные варианты. – Один вес, без фактического присутствия…

– Что ты пробовала делать? – сухим менторским тоном осведомился я.

– Многое, разные приказы и вопросы. Услышав любой из них, обитающая в этих камнях сила должна была мне показаться. Увы, попытки не привели ни к чему: я хватаюсь за воздух, за уплывающий от меня дым.

Вспомнив густые тени, клубившиеся у отражения церкви в миске с водой, я кивнул. Сравнение получилось не таким уж и образным…

– И все-таки… – начала Джулиет, но осеклась. Никогда не видел ее такой нерешительной и осторожной. Если честно, это обескураживало не меньше, чем лавина, остановившаяся посреди склона.

– Что?

– Слабое присутствие я порой чувствую. Не в самих камнях, а рядом. Странное нечто – рядом и движется не единым целым, а роится, словно туча комаров. Оно связано с чем-то внутри храма, и прячется, когда я пытаюсь его рассмотреть.

На поверхность памяти тут же всплыли ощущения, так удивившие меня незадолго до встречи с алтарницей.