Текст книги "Живи высочайшей милостью"

Автор книги: Max Starcrossed

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Глава 22

ОНИ УВИДЕЛИ поющую башню на четвертый день после того, как покинули гостиницу.

Собственно, это была не башня, скорее – шпиль. Устремляясь ввысь с вершины холма, он как длинный палец вонзался в небосвод. Основание башни имело добрых шесть футов в поперечнике, а в высоту она уходила не менее чем на сотню футов. Неприглядного розового цвета и из вещества, напоминавшего стены куба. Пластик, сказал себе Лэнсинг. Хотя вряд ли. Приложив руку к поверхности башни, он ощутил легкую вибрацию. Казалось, западный ветер заставляет башню дрожать по всей длине, подобно смычку, извлекающему звук из немыслимой, отдельно существующей скрипичной струны.

Все, за исключением Сандры, были разочарованы пением башни. По словам Джоргенсона, это не музыка, а какой-то шум. Негромкая, иногда чуть усиливавшаяся. Она напоминает, подумал Лэнсинг, камерную музыку, хотя его знакомство с нею было весьма поверхностным. Он вспомнил, как давным-давно поддался уговорам Элис послушать в воскресенье концерт камерной музыки и мучительно страдал на протяжении двух бесконечных часов, ни словом, впрочем, себя не выдав. Тихое пение башни разносилось, однако, необыкновенно далеко. Ветер принес его еще в середине третьего дня пути.

Заслышав первые звуки, Сандра пришла в восторг. Музыка настолько захватила ее, что она не хотела останавливаться на ночлег.

– Ну еще одно усилие! Мы могли бы добраться до башни к исходу ночи. Никто ведь не устал, к тому же ночью станет прохладнее и идти будет легче.

Лэнсинг довольно резко оборвал Сандру. Тоном, не допускающим возражений, он заявил, что ночью путешествия отменяются.

Сандра не стала спорить. Против обыкновения, она не помогала приготовить ужин; поднявшись на пригорок рядом с лагерем, она вся обратилась в слух. Ее маленькая, хрупкая фигурка казалась игрушкой на ветру. Сандра отказалась от еды; всю ночь она провела на пригорке.

И потом, на вершине холма, увенчанного башней, Сандра словно бы погрузилась в транс. Запрокинув голову, она не отрываясь смотрела на башню, всеми фибрами души впитывая звуки.

– Эта музыка совершенно не производит на меня впечатления, – сказал Джоргенсон. – Не понимаю, что она в ней нашла?

– Музыка не трогает вас, – ответила Мелисса, – потому что у вас нет души. Что бы вы ни говорили, это хоть и странная, но музыка. Мне нравится музыка, под которую можно танцевать, а под эту музыку не потанцуешь.

– Я беспокоюсь за Сандру, – обратилась к Лэнсингу Мэри. – С тех пор как она услышала первые ноты, она не ест и не спит. Что с ней делать?

Лэнсинг пожал плечами:

– Пока ничего. Может, пройдет.

За ужином Мелисса после долгих уговоров все-таки заставила Сандру немного поесть. Сандра почти все время молчала.

Стоя у костра и глядя на ее силуэт, темнеющий на фоне догорающего заката, Лэнсинг вспоминал, с каким волнением та ждала поющую башню. Еще на первой стоянке Сандра мечтательно произнесла:

– Должно быть, башня прекрасна. Я так надеюсь на это! Этот мир очень беден красотой.

– Вы живете ради красоты? – спросил он тогда.

– Да, конечно. Знаете, я весь день пытаюсь сочинить поэму. Как ни странно, в самой неприглядности этого мира есть своеобразная красота; я хотела запечатлеть ее в стихах, но никак не могла придумать начало. Я знала, что хотела выразить, но мне не удавалось облечь мысли в слова.

Сидя у огня и наблюдая за Сандрой, очарованной музыкой, не очаровывавшей больше никого, Лэнсинг гадал, удалось ли ей начало поэмы.

Джоргенсон повернулся к Юргенсу:

– Вы, вопреки предостережению, предложили идти на север. Вы считаете, что обязательно нужно идти туда, куда не велят, несмотря на попытки сбить с пути того, кто ищет.

– Мне кажется, я рассуждаю здраво, – подтвердил робот.

– Тем не менее мы пошли на запад, а не на север.

– Мы пошли к известной нам цели, а теперь отправимся в неизвестность. Осмотрев башню, свернем на север и познакомимся с Хаосом.

Джоргенсон вопросительно посмотрел на Лэнсинга, тот кивнул.

– Я планировал то же. Вы имеете что-нибудь против?

Джоргенсон, несколько смешавшись, отрицательно покачал головой.

– Любопытно, – произнесла Мелисса, – что же такое на самом деле Хаос?

– Он может оказаться чем угодно, – ответил Лэнсинг.

– Мне не нравится это слово.

– Вы боитесь его?

– Да, пожалуй.

– Люди часто придумывают разные названия одной и той же вещи, – сказала Мэри. – Мы можем воспринимать Хаос по-разному, в зависимости от того, в традициях какой культуры мы воспитаны.

– Утопающие, отчаянно и не размышляя хватающиеся за любую соломинку, – задумчиво произнес Джоргенсон. – Сначала ею был куб, потом город, теперь – поющая башня и Хаос.

– Я по-прежнему считаю, что в кубе заключено нечто важное, – возразила Мэри. – Что-то мы там упустили… Генерал искал ответ в городе, но город слишком уж напрашивается на поиски, он явно наводит на ложный след. Искать ответ в городе – естественная потребность, и именно потому неверная. Вы в нем ничего не нашли? – обратилась Мэри к Джоргенсону.

– Только пустые комнаты да пыль повсюду. Может быть, те четверо, что не вернулись, нашли ответ; может, именно поэтому они и не вернулись. Ваши поиски шли успешнее. Вы обнаружили двери и машины, да все одно без толку.

– Ну, не совсем, – не согласилась Мэри. – Кое-что мы узнали о прежних обитателях Города. Развитая наука, высокая техническая культура. Может быть, мы верно поняли: они ушли в другие миры.

– Их перенесли так же, как и нас?

– Да, – подтвердил Юргенс, – за одним маленьким исключением: они перемещались по собственной воле.

– А потом решили и нас покатать.

– Как знать, – вставил Лэнсинг. – Некая сила решила, как вы выразились, покатать нас, но что за сила, мы не знаем.

– В этом отношении у вас больше опыта, – повернулась к Джоргенсону Мэри. – Вы ведь много путешествовали, по своему желанию переносясь в другие миры, перемещаясь во времени.

– Все в прошлом, – махнул рукой Джоргенсон. – Я утратил эту способность.

– Попробуйте сосредоточиться на том, как вы перемещались, на механизме переноса. На ваших действиях, на состоянии ума.

– А вы думаете, я не пытался! – вспылил Джоргенсон. – Я пробовал переместиться еще в городе.

– Я была свидетелем этой попытки, – подтвердила Мелисса.

– Если бы я мог, – воскликнул Джоргенсон, – ах, если бы я только мог! Я бы вернулся во время, когда город еще был заселен людьми, реальными живыми людьми, занятыми своими делами.

– Чудная мысль, – заметила Мелисса, – не правда ли?

– Да, это было бы здорово, – согласился Лэнсинг.

– Вы не верите, что я мог путешествовать во времени? – с вызовом спросил Джоргенсон.

– Я этого не говорил.

– Да, не говорили прямо.

– Не будем затевать ссоры, – предложил Лэнсинг. – Нам и без того хватает сложностей. Вы сказали, что путешествовали во времени, я не стал возражать. Давайте оставим это.

– С удовольствием, если вы заткнетесь. Сделав над собой усилие, Лэнсинг промолчал.

– Все, что мы находили раньше, оказалось бесполезным, – попыталась сменить тему Мэри. – Я надеялась, башня даст нам ключ к разгадке.

– Надежды не сбылись, – констатировал Джоргенсон.

– Может быть, Сандре удастся что-то понять, – предположил Юргенс. – Она настолько погрузилась в музыку, еще немного и…

– Не музыка, а скрежет, звяканье какое-то! – вскричал Джоргенсон. – Что она в ней нашла, не понимаю!

– Сандра пришла из мира искусства, – попыталась вразумить его Мэри. – Она привыкла оперировать эстетическими категориями, о которых жители наших миров имеют слабое представление. Музыка…

– Если это музыка.

– Эта музыка, – Мэри не обратила внимания на замечание Джоргенсона, – может для нее что-то значить. Возможно, она объяснит нам, что именно.

Глава 23

САНДРА НИЧЕГО ИМ НЕ РАССКАЗАЛА. Ответы ее были односложными и уклончивыми. Первые два дня, почти сорок восемь часов, она простояла, вслушиваясь в музыку, безразличная к своим спутникам, к самой себе.

– Мы теряем время, – пожаловался Джоргенсон. – Нам надо двигаться на север. Чем бы ни был Хаос, если мы его там найдем, знание о нем нелишне. И мы не можем торчать здесь вечно.

– Я не пойду на север, – взвизгнула Мелисса, – я боюсь Хаоса.

– Женские капризы, – презрительно отозвался Джоргенсон. – Ничего еще толком не выяснив, вы уже впадаете в панику.

– Оскорблениями делу не поможешь, – вмешался Лэнсинг. – Нам надо обсудить наши планы, и не стоит увлекаться взаимными обвинениями.

– Мы не можем бросить Сандру, – обратилась ко всем Мэри. – Она с нами с самого начала. Я не оставлю ее одну.

– Не обязательно идти именно на север, – высказал свое мнение Юргенс. – Нам было сказано, что на севере мы найдем некую субстанцию, называемую Хаосом. Но и на западе мы можем обнаружить что-нибудь интересное. В первой гостинице нам рассказали о кубе и городе, во второй – поведали о башне и Хаосе. Хозяева гостиниц не слишком щедры на информацию. У нас есть карта, но от нее мало пользы; с ее помощью можно найти дорогу из города в бедленды – и все. Ни вторая гостиница, ни башня на ней не обозначены.

– Может быть, они сообщили нам все, что знали, – сказал Лэнсинг.

– Весьма вероятно, – согласился Юргенс. – И все же мы не можем вполне положиться на них.

– Именно, – кивнул Джоргенсон. – Нам следовало бы пойти и на запад, и на север.

– Я не брошу Сандру, – повторила Мэри.

– Попробуем поговорить с ней? – предложил Джоргенсон.

– Я уже пыталась, – ответила Мэри. – Я ей сказала, что мы больше не можем оставаться здесь. Я говорила ей, что мы вернемся и она сможет опять насладиться этой музыкой. По-моему, она просто не слышала меня.

– Вы могли бы остаться с Сандрой, – сказал Джоргенсон. – А остальные разделятся: двое пойдут на запад, двое – на север. Посмотрим, что удастся найти. Давайте вернемся сюда дней через четыре-пять.

– Такой вариант не очень разумен, – запротестовал Лэнсинг. – Во-первых, я не хочу оставлять Мэри; во-вторых, я вообще против того, чтобы разделяться.

– Бросьте, нам ничто не угрожает. Никаких признаков реальной физической опасности, – настаивал на своем Джоргенсон. – Мы оставим Мэри здесь, а сами быстренько оглядим окрестности. Особых надежд я не питаю, но всегда есть какой-то шанс.

– Может, нам удастся увести Сандру, – предположил Юргенс. – Если она освободится от чар музыки и придет в себя.

– Боюсь, она будет сопротивляться, – заметил Лэнсинг. – Она сейчас не в форме. Нам придется тащить ее на себе, что очень замедлит передвижение. Местность здесь негостеприимная, воду найти трудно. Сейчас мы рядом с источником, но предыдущий миновали два дня назад.

– Это не проблема, отмахнулся Джоргенсон. – Перед выходом наполним фляги и будем экономить воду. Продержимся.

– Мне кажется, Джоргенсон прав, – сказала Мэри. – Мы не можем бросить Сандру. Я останусь с ней. Похоже, нам ничто не угрожает. Мы не встретили здесь ни единого живого существа, кроме Вынюхивающего, – он не в счет, он на нашей стороне.

– Мне не хочется оставлять вас здесь, Мэри, – сказал Лэнсинг.

– Мы можем оставить Юргенса, – предложил Джоргенсон.

– Нет, – запротестовала Мэри, – ко мне Сандра привыкла, ко мне обращалась за помощью. – Она повернулась к Лэнсингу. – Мы не можем остаться все – это пустая трата времени. Нужно выяснить, что там, на западе и на севере. Если ничего существенного не обнаружится, решим, как быть дальше.

– Я не хочу на север, – упорствовала Мелисса, – я не пойду на север.

– В таком случае мы с вами отправляемся на запад, – ответил ей Джоргенсон. – А Лэнсинг и Юргенс – на север. Пойдем налегке, стало быть, быстро. Всего несколько дней, и мы вернемся. Может быть, Сандра тем временем придет в себя.

– Я все еще надеюсь, что Сандра узнает, услышит то, к чему мы, остальные, глухи, – сказала Мэри. – Ответ, или хотя бы часть его, может быть заключен в башне, и только Сандра способна его воспринять.

– Не стоит нам разлучаться, – настаивал Лэнсинг, – останемся вместе.

– Какой вы упрямый, – проворчал Джоргенсон.

– Да, упрямый.

День клонился к закату, когда Сандра, до этого стоявшая неподвижно как бы на посту, упала вдруг на колени. Потом она ползла и ползла все ближе и ближе к башне.

– Я беспокоюсь за нее, – сказал Лэнсинг Мэри.

– Я тоже. Хотя внешне все нормально. Она сказала, что должна остаться, она не может уйти от башни. Попросила оставить ей воды и продуктов – больше ей ничего не нужно. Сегодня вечером она немного поела и попила.

– Она объяснила вам, что происходит?

– Нет. Я пыталась расспросить ее, но бесполезно. Боюсь, она сама до конца не понимает, что происходит.

– Может быть, она просто зачарована музыкой?

– Не могу поручиться, но подозреваю, что все не так просто.

– Странно, – сказал Лэнсинг, – но встреча с башней нам ничего не дала. Абсолютно ничего, как и куб. А ведь их кто-то строил, и строил с определённой целью.

– Джоргенсон тоже обратил на это внимание. Он считает, что куб и башня – ложный след, с целью сбить нас с толку.

– Синдром лабиринта. Крыса, которая ищет выход. Своего рода тест.

– Он говорил несколько иначе, но, пожалуй, вы правы.

Они сидели чуть дальше остальных, почти вплотную к огню. Юргенс стоял поодаль. Еще одна пара, лишь изредка перебрасывавшаяся репликами, устроилась напротив Лэнсинга и Мэри.

Мэри взяла Лэнсинга за руку:

– Нам нужно сдвинуться с мертвой точки. Трактирщик упоминал о надвигающейся зиме, он говорил, что на зиму закрывает гостиницу. Зимой нам придется тяжело. У нас осталось совсем мало времени – сейчас уже осень, скорее всего поздняя.

Лэнсинг обнял Мэри и прижал к себе. Она положила голову ему на плечо.

– Я не могу оставить вас здесь одну, – прошептал он. – У меня внутри все обрывается при одной мысли об этом.

– Вы должны это сделать.

– Я могу пойти на север один. А Юргенс побудет с вами.

– Нет, я хочу, чтобы вы шли вдвоем. Здесь безопасно, а кто знает, что вы встретите на севере? Будьте благоразумны, вам придется подчиниться обстоятельствам.

– Я все понимаю, но черт бы побрал здравый смысл! Я просто не могу бросить вас.

– Эдвард, вы должны. Нам необходимо знать, что находится на севере. То, что мы ищем, может оказаться там.

– А может и на западе.

– Безусловно. Может, даже и здесь – мы же ни в чем не уверены. На Сандру слабая надежда, шанс, что она нам что-то объяснит, невелик. Не стоит ждать чуда.

– Вы будете осторожны? Никуда не уйдете отсюда? Не будете рисковать?

– Обещаю вам.

Утром, поцеловав Лэнсинга на прощанье, Мэри обратилась к Юргенсу:

– Поручаю его вам. Я рассчитываю на вас – присматривайте за ним.

– Мы не оставим друг друга, – гордо ответил робот.

Глава 24

МЕСТНОСТЬ, по которой они шли от гостиницы к башне, становилась все суше; к северу от башни она превратилась в пустыню. Идти было трудно – ноги увязали в песке. Путешественникам приходилось карабкаться на дюны, северо-западный ветер швырял песок им в глаза.

Лэнсинг и робот не разговаривали. Преодолевая сопротивление ветра, они упорно шли на север; время от времени Юргенс проверял по компасу направление. Он ковылял впереди, за ним, пошатываясь, плелся Лэнсинг. Сначала порядок был обратным, но вскоре Лэнсинг уступил лидерство не знающему усталости роботу.

После нескольких часов пути дюны сменились более твердой, хотя по-прежнему песчаной почвой.

Глядя на энергично шагающего робота, Лэнсинг в который раз сказал себе, что Юргенс остается для него загадкой. Как, впрочем, и все его сггутники. Он попытался припомнить все, что знал о каждом из них. В его распоряжении лишь разрозненные факты. Мэри… инженер, жительница устойчивого, но жесткого мира, где все еще властвуют великие империи восемнадцатого века. Он знал о ней совсем немного, но в одном был твердо уверен: он любит ее. И ни малейшего представления ни о ее работе, ни о ее семье – о том, что составляло ее жизнь. Пожалуй, он знал о ней даже меньше, чем об остальных.

Мир Сандры казался ему странным, его культура непонятной, хотя, говорил он себе, Сандра могла быть всего лишь представительницей одного из не самых значительных направлений. Не исключено, что цивилизация ее мира совсем иная и также мало знакома ей, как и Лэнсингу. Он подумал, что они были несправедливы к Сандре. По сути, они игнорировали ее. Как знать, если бы Сандра, а не они с Мэри, подверглась действию того механизма, может быть, ей удалось бы извлечь из своего путешествия больше, чем им. И сейчас, когда между Сандрой и поющей башней установилась некая связь, как знать, вдруг она найдет ключ, который они все ищут.

Пастор был больше других понятен Лэнсингу, хотя в своем времени и в своей цивилизации он тоже мог быть представителем субкультуры. Действительно ли тот мир столь ограничен, фанатичен и злобен, как он представлялся пастору? Если бы у них хватило времени познакомиться поближе! Не исключено, что им удалось бы понять друг друга, понять, что лежит в основе мироощущения этого несговорчивого человека, и даже научиться симпатизировать ему.

Генерал, подумал Лэнсинг, представлял собой совсем иной тип. Скрытный, он старался не говорить о своем мире, отказался рассказать, при каких обстоятельствах попал сюда. С неистовой жаждой власти. Не желающий слушать ничьих доводов, кроме собственных; Лэнсинг так и не смог понять его. Уж он-то явно не был представителем субкультуры. Похоже, в милитаристской анархии его мира сотни предводителей небольших отрядов вели войны друг с другом. Генерал говорил – это только игра, не более, но, подумал Лэнсинг, игра со смертью.

А Юргенс? В его мире те, кто был брошен на произвол судьбы устремившимися к звездам представителями цивилизации, вынужденно скатывались в варварство. Свобода! Юргенс сказал, что он и другие роботы наконец-то освободились от бремени ответственности за выродившихся представителей рода человеческого. Свобода?.. Лэнсинг задумался. Интересно, понимает ли Юргенс, что еще не обрел ее? Он так и остался в роли пастуха при человеческом стаде. Вот и теперь, оберегая свою овцу, он встал во главе крошечного отряда, стремясь побороть пустыню и достичь Хаоса. И в этом неуютном мире робот жил тревогами и надеждами людей, всегда готовый помочь.

Однако почему-то Юргенс не особенно полагался на людей. Лэнсингу, правда, он рассказал о своем мире, о своем увлечении – создании человекоподобных марионеток по образу и подобию героев человеческих преданий (любопытно, его марионетки были похожи на Мелиссу?). В присутствии всех остальных Юргенс ни словом не обмолвился о своем прошлом и отказался ответить даже на прямой вопрос Мэри.

Почему, спрашивал себя Лэнсинг, почему робот открылся только ему? Существовала ли между ним и Юргенсом связь, понятная роботу и не понятая человеком?

Юргенс остановился у подножия небольшой дюны и, когда Лэнсинг догнал его, показал на полузасыпанный песком предмет. Из прозрачного стеклянного или пластикового шара, Похожего на шлем космического скафандра, глядел на них человеческий череп. Казалось, он осклабился в усмешке; на солнце блестел золотой зуб. Рядом выглядывала из дюны какая-то закругленная металлическая деталь, а чуть выше и правее виднелся еще кусок металла.

Юргенс достал лопату и принялся разгребать песок. Лэнсинг молча наблюдал за его действиями.

– Еще минута, – сказал Юргенс.

И они увидели.

Металлическая конструкция по форме отдаленно напоминала человека. Правда, вместо двух ног у нее было целых три, в высоту она достигала десяти – двенадцати футов. В верхней части имелась полость, и в ней скелет, некогда, возможно, принадлежавший человеку. Кости его теперь лежали грудой на дне капсулы, череп удерживался в шлеме.

Сидя на корточках рядом с находкой, Юргенс поднял голову и взглянул на Лэнсинга.

– Ваши соображения? – спросил он. Лэнсинга передернуло.

– А вы что думаете?

– По-моему, это самоход, – ответил робот.

– Самоход?!

– Почему бы и нет? Во всяком случае, это первая мысль, которая приходит в голову.

– Что такое самоход?

– Нечто похожее создали люди моего мира еще до отлета к звездам. Для работы на других планетах в неблагоприятных условиях. Я никогда их не видел, но слышал об их существовании.

– Машина для передвижения по негостеприимной планете?

– Да. Органы управления связаны с нервной системой. Сложное устройство, способное реагировать подобно человеческому телу. Человеку захочется сдвинуться с места, и машина начнет перемещаться. Так же действуют руки – у человека и механизма.

– Юргенс, если вы правы, не исключено, что перед нами местный житель. Люди, подобно нам перенесенные на эту планету, не могли захватить с собой машину.

– Но мы не должны исключить и возможность появления пришельцев, – возразил Юргенс.

– Хорошо, – согласился Лэнсинг. – В таком случае этот человек, если он все-таки пришелец, появился из альтернативного мира, ставшего враждебным человеку. Загрязненного, опасного…

– Из воюющего мира. Со смертоносными излучениями и ядовитыми газами.

– Да, похоже на правду. Но в этом мире он не нуждался в своем механизме. Здесь воздух чистый.

– И при этом он не мог отделить себя от машины, порвать их биологическую связь. Впрочем, возможно, он к этому не стремился. Он привык к самоходу. Да и в этом мире машина давала некоторые преимущества.

– Пожалуй, – кивнул Лэнсинг.

– А здесь он попал в беду. При всем его высокомерии здесь ему пришел конец.

Лэнсинг взглянул на робота:

– Вы считаете всех людей высокомерными и видите в этом отличительную черту нашей расы.

– Нет, не всех. Думаю, вы поймете горечь, которую я ношу в себе. Нас ведь бросили…

– Это мучило вас все эти годы?

– Не то чтобы мучило… – На некоторое время воцарилось молчание, потом робот прервал его. – Вы не высокомерны. И никогда не были высокомерным. А вот пастор был, и генерал, да и Сандра, хотя и в свойственной ей мягкой манере.

– Надеюсь, вы простите их, – отозвался Лэнсинг.

– Вы и Мэри, – сказал Юргенс, – за вас я готов отдать жизнь.

– Тем не менее вы не рассказали Мэри о себе. И не ответили на ее вопрос.

– Она стала бы жалеть меня, это невыносимо. А вот вы меня никогда не жалели.

– Не жалел, – подтвердил Лэнсинг.

– Эдвард, забудем про высокомерие. Нам пора идти дальше.

– Тогда вперед. Нельзя понапрасну терять время. Мне так не хотелось оставлять Мэри, я едва удерживаюсь от того, чтобы не повернуть назад.

– Три дня, и мы вернемся к ней. С ней ничего не случится. Четыре дня – максимум.

Им не удалось найти дров по дороге. Ночевать пришлось без костра.

Ночь была по-своему прекрасна – подобна холодной миниатюре на эмали. Безжизненный песок, восходящая луна, а по краям небосвода, несмотря на потоки лунного света, ослепительное сияние звезд.

Лэнсинг чувствовал, как ночь заполняет все его существо холодной жесткой красотой. Однажды ему показалось, что он слышит что-то похожее на вой. Звук донесся с юга и напоминал голос того огромного несчастного зверя, который стенал в холмах над городом и на утесе в бедлендах. Лэнсинг прислушался, но звук больше не повторился.

– Вы что-нибудь слышали? – спросил он Юргенса. Робот ответил отрицательно.

Задолго до рассвета Юргенс разбудил своего спутника. Луна висела на западе низко над горизонтом, звезды на востоке меркли.

– Съешьте что-нибудь, – предложил Юргенс, – и в путь.

– Мне хватит глотка воды. Я поем на ходу.

К полудню вновь появились дюны – маленькие поначалу, постепенно они становились все выше и выше. Их окружал мир движущегося желтого песка; бледно-голубой купол неба нависал над бесконечной песчаной поверхностью. Склоны становились все круче, казалось, путники карабкались прямо в синее небо. Узкая полоска неба над северным горизонтом приобрела более темный оттенок; по мере того как путешественники преодолевали дюны, борясь с осыпающимся песком, темная полоса захватывала все большую часть неба, синий цвет вверху сменялся черным.

С севера доносилось неясное приглушенное бормотание. Звук становился громче.

Вскарабкавшись на вершину огромной дюны, Юргенс остановился, дожидаясь Лэнсинга. Тяжело дыша после подъема, Лэнсинг встал на гребень рядом с роботом.

– Похоже на гром. Кажется, там, впереди, собирается гроза, – сказал Юргенс.

– Судя по цвету неба, похоже, но это облако не похоже на грозовую тучу. Я никогда не видел тучи с совершенно ровным краем. При грозе облака обычно клубятся.

– Мне показалось, что я видел вспышку, не саму молнию, а скорее отблеск, отсвет зарницы.

– Должно быть, облака отразили далекую молнию, – предположил Лэнсинг.

– Что же, скоро мы выясним, что там происходит. Вы готовы идти дальше или лучше немного отдохнуть?

– Идемте, – решил Лэнсинг. – Я скажу, если мне нужен будет отдых.

К середине дня огромная черная туча занимала уже полнеба. Местами она отливала багрянцем. Зрелище устрашающее. Все неподвижно; не было обычных в грозу рваных, гонимых ветром туч, хотя, когда Лэнсинг останавливался, ему казалось, что он замечает внизу еле уловимое перемещение. Будто тонкая пленка скользила по черноте неба, подобно воде, сбегающей в летний ливень по оконному стеклу. Туча наводила на мысль о неистовом буйстве стихии, грозила бурей. Но никаких реальных проявлений урагана или его предвестий, за исключением молний, разрывающих темноту неба, заметно не было. Раскаты грома гремели непрерывно.

– Никогда не видел ничего подобного! – воскликнул Юргенс.

– Хаос? – предположил Лэнсинг,

Он вспомнил хаос или, скорее, впечатление хаоса (Лэнсинг сомневался в реальности тогдашних ощущений), мелькнувшее перед ним на горе из звезд над Вселенной. Даже того мимолетного взгляда на абсолютный вселенский хаос довольно, чтобы не обнаружить никакого сходства с тем, что сейчас предстало его взору.

– Но вопрос остается прежним, – сказал Юргенс. – Что такое Хаос?

Лэнсинг не пытался ответить на вопрос робота. Склоны дюн, по которым карабкались путники, становились все круче и круче, путь на север все труднее. Горизонт впереди, казалось, слева и справа загибался кверху, будто впереди их ждала полукруглая вершина чудовищной дюны, уходящей в черноту, поглотившую полнеба.

День уже клонился к вечеру, когда они наконец достигли вершины песчаной горы. Лэнсинг в изнеможении рухнул на песок и прислонился к огромному валуну. Валун? – вдруг осознал он. Здесь, где до сих пор им встречались одни пески? Он еле поднялся на ноги: его пошатывало от усталости. Да, действительно, камень, и не один – целый ряд чуть ниже гребня дюны. Лежали в песке, будто кто-то, может, много веков назад аккуратно выложил их там.

Юргенс, расставив ноги и опершись для равновесия на костыль, стоял на вершине и смотрел вперед. Слева и справа склоны дюн подковой охватывали все видимое пространство. Прямо перед ними поверхность резко обрывалась вниз, склон дюны круто уходил на головокружительную глубину, к основанию громадной массивной тучи, вздымавшейся, насколько хватал глаз, в стороны и вверх.

Лэнсинг понял, что перед ними вовсе не туча, хотя затруднялся определить, что же это. Стена кромешной тьмы смыкалась внизу с песчаными склонами дюны и уходила высоко в небо. Лэнсингу пришлось задрать голову, чтобы увидеть ее верхний край.

Молнии под аккомпанемент оглушительных ударов грома с прежней яростью прочерчивали черную поверхность. Лэнсинг видел перед собой, или ему казалось, что он видит, исполинскую плотину, поверх которой низвергался чудовищный водопад тьмы. Поверхность его была настолько непроницаемой, что самого движения вниз человеческий глаз не улавливал, но возникало ощущение, подобное гипнотическому, что движение все-таки есть. Неожиданно Лэнсинг понял, что слышит не только раскаты грома, но и страшный рев низвергающейся субстанции – звук, напоминающий грохот Ниагарского водопада, шум падения чего-то с чудовищной высоты, из одной неизвестности в другую. Ему казалось, что от этого рева сама земля содрогается у него под ногами.

Лэнсинг повернулся к Юргенсу. Робот его явно не замечал: тяжело облокотившись на костыль, он впился глазами в черноту, застыл, загипнотизированный ею.

Лэнсинг снова перевел взгляд на черную стену перед ними; теперь она еще больше походила на плотину. Сначала облако, затем плотина, – интересно, во что еще оно превратится?

В одном он был уверен: это не ответ, который они искали, даже не ключ к разгадке. Как куб и двери, машина и поющая башня, открывшееся их взгляду явление, может быть, и не полностью лишено смысла, но оно не несет информации для людей, ибо недоступно восприятию человеческого ума.

– Конец мира.

В голосе Юргенса прозвучало странное удовлетворение.

– Конец этого мира? – переспросил Лэнсинг и пожалел о глупом вопросе. Зачем он его задал, он и сам не знал.

– Возможно, не только этого, – ответил робот. – Конец всех миров. Конец всего. Конец Вселенной – ее проглотит тьма.

Робот сделал шаг вперед, нащупывая костылем опору. Костыль выскользнул из рук и полетел вниз. Сломанная нога подогнулась, робот покачнулся, упал и закувыркался по склону. Рюкзак слетел с его плеча и, подпрыгивая, покатился, обгоняя хозяина. Юргенс судорожно пытался уцепиться за неровности склона, но ухватиться было не за что. Песок сыпался сквозь его пальцы, двигался вместе с ним. Руки робота оставляли на песке лишь две глубокие борозды.

Лэнсинг, прилегший было, вскочил на ноги. Если ему удастся сохранить равновесие, подумал он, обрести хоть какую-то точку опоры под обманчивой поверхностью, еще есть надежда добраться до Юргенса, остановить это падение вниз и вытащить в безопасное место.

Он шагнул вперед; нет опоры в сыпучем как пыль песке. Невозможно ни идти, ни стоять. Лэнсинг отчаянно тянулся к гребню дюны в надежде зацепиться за что-нибудь. Как бы не так! Нога быстро тонула в песке, оставляя глубокую борозду. Лэнсинг упал на склон и заскользил по нему, медленно, но неотвратимо – вместе с ним двинулась вниз вся масса песка, подчиняясь безжалостной силе тяготения.

Лэнсинг, стараясь увеличить площадь соприкосновения, распластался на песке. Ему показалось, что скольжение в бездну чуть-чуть замедлилось. Но, честно признался он себе, любая попытка подтянуться вверх только расшевелит новые массы песка.

И все же Лэнсинг был уверен: движение вниз замедлилось, ему даже показалось, что лавина остановилась. Он лежал, всем телом прижавшись к песку и боясь пошевелиться.

Где Юргенс, Лэнсинг не знал. Стоило приподнять голову, чтобы поглядеть вниз, как потревоженный песок тут же пришел в движение. Лэнсинг опустил голову и прижался к сыпучей поверхности; скольжение лавины прекратилось.

Казалось, прошла вечность. Земля по-прежнему дрожала словно от грохота огромного водопада тьмы. Этот звук почтя вытеснил из сознания Лэнсинга представление о том, кто он и где находится. Он с трудом различал верхнюю кромку дюны, которую они с Юргенсом так долго штурмовали. По его расчетам, гребень находился в каких-нибудь двухстах футах, но эти двести футов непреодолимы.