Текст книги "Живи высочайшей милостью"
Автор книги: Max Starcrossed
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Клиффорд Саймак
Живи высочайшей милостью
Глава 1
БЫЛ ВЕЧЕР ПЯТНИЦЫ. Занятия закончились, аудитория опустела. Собрался уходить и Эдвард Лэнсинг. Предстоял уик-энд, причем в кои-то веки совершенно свободный. Как лучше провести время, Лэнсинг пока не решил. Можно бы поехать полюбоваться красками осени, удивительными об эту пору, можно позвонить Энди Сполдингу и предложить прогуляться вдвоем, не спеша и со вкусом, или пригласить пообедать Элис Андерсон (и предоставить последующим событиям идти своим чередом). А то и просто остаться дома, устроиться у пылающего камина, послушать Моцарта, почитать – непрочитанного накопилось так много.
С портфелем под мышкой Лэнсинг вышел в коридор, где у стены стоял игральный автомат. Машинально сунув руку в карман, он нащупал мелочь, достал монету, опустил ее в прорезь автомата и потянул рычаг. Автомат зажужжал, цилиндры его завертелись. Лэнсинг, впрочем, не стал ждать результата – все равно никто никогда не выигрывал у автомата. Правда, время от времени доходили слухи о чьих-то баснословных выигрышах, но Лэнсинг подозревал, что их распускали чиновники Департамента социального обеспечения, бюджет которого пополнялся добычей «одноруких бандитов». Дребезжание позади него смолкло, и автомат со щелчком выключился. Лэнсинг оглянулся. На табло красовалось изображение груши, лимона и апельсина.[1]1
Игральным автоматам, впервые появившимся в США, придавалась форма ковбоя; они приводились в действие рычагом, отсюда прозвище – «однорукие бандиты». Картинки в окошках автомата, при совпадении которых играющий выигрывал, изображали фрукты. Более поздние модели обрели другие формы. (Здесь и далее примеч. пер.)
[Закрыть] Автомат был из числа тех, что, имитируя игральные механизмы далекого прошлого, рассчитывали на непритязательное чувство юмора первокурсников.
Ну конечно, он опять проиграл. В желании попытать счастья некую роль, возможно, играло смутное чувство долга, хотя Лэнсинг не до конца был уверен в этом. Автоматы собирали деньги на социальные программы, и, получалось, боль от злого укуса подоходного налога таким образом смягчалась. Лэнсинг, как бы мимоходом, подумал, одобряет ли он эту затею. С одной стороны, она не вполне безупречна с моральной точки зрения, но с другой – она все же приносит плоды. В конце концов, сказал себе Лэнсинг, ему по карману пожертвовать четвертью доллара в помощь неимущим и уменьшения налога ради.
Табло погасло. Лэнсинг пошел в свой кабинет, чтобы оставить там портфель и запереть дверь. Еще несколько минут, и он отправится домой в предвкушении удовольствий предстоящего уик-энда.
Но, свернув за угол, он обнаружил у двери кабинета студента, что стоял, прислонившись к стене, в той возмутительно расхлябанной позе, которую обычно принимают ожидающие студенты.
– Вы меня ждете? – спросил Лэнсинг, на ходу доставая ключи.
– Томас Джексон, сэр, – представился студент. – Вы оставили записку в моем ящике.
– Да, действительно, мистер Джексон, – вспомнил Лэнсинг.
Он открыл дверь, пропустил Джексона и вошел следом за ним. Включив настольную лампу, Лэнсинг указал Джексону на стул.
– Спасибо, сэр, – пробормотал студент. Лэнсинг обошел стол, сел и придвинул к себе стопку
бумаг. Вынув из кипы работу Джексона, Лэнсинг взглянул на студента. Тот явно нервничал.
Лэнсинг отвел взгляд и невольно залюбовался пейзажем в окне – типичная для Новой Англии меланхолическая осень, клонящееся к закату солнце, напоминающее дыню и превращающее листву старой березы в расплавленное золото.
Лэнсинг снова обратился к лежавшим перед ним бумагам.
– Мистер Джексон, вы не возражаете, если мы обсудим вашу работу? Я нахожу ее во многих отношениях весьма интересной.
– Я рад, что вам нравится, – промямлил студент, нервно откашливаясь.
– Это одно из лучших критических исследований, какие мне когда-либо приходилось встречать. Вы, должно быть, вложили в него много сил и времени. Это очевидно. Вы предлагаете совершенно оригинальное истолкование одной из ключевых сцен в «Гамлете» – ваши выводы просто блестящи. Однако кое-что мне непонятно: что за источники, на которые вы ссылаетесь?
Положив работу на стол, Лэнсинг пристально посмотрел на Джексона. Тот попытался ответить ему таким же твердым взглядом, но не выдержал – отвернулся.
– Мне бы очень хотелось знать, – продолжал Лэнсинг, – кто такой Кроуфорд? А Райт? И Форбс? Они должны быть известными щекспироведами, но почему-то я никогда о них не слышал. – Студент ничего не ответил. – Для меня остается загадкой, зачем вообще вы их цитировали. Ваша работа хороша и без этих ссылок. Если бы не они, я бы предположил, хотя и с известным усилием, учитывая вашу прошлую успеваемость, что вы наконец-то взялись за ум и стали честно работать. Судя по вашим прежним успехам, это представляется маловероятным, однако я был бы склонен трактовать свои сомнения в вашу пользу. Если это мистификация, то я не вижу в ней ничего смешного. Может быть, вы проясните ситуацию? Я готов вас выслушать.
Студент выпалил с внезапным взрывом горечи:
– Все дело в этой проклятой машине!
– Я вас не понимаю. Какая машина?
– Видите ли, – начал Джексон, – мне обязательно нужна была хорошая оценка. Я ведь понимаю, что, провали я эту работу, я вылечу с курса. А мне не по карману платить еще за год обучения. Я честно взялся за дело, но не осилил, и тогда пришлось идти к машине и…
– Я снова вас спрашиваю: при чем здесь машина?
– Это игральный автомат, – начал объяснять Джексон, – или, по крайней мере, оно выглядит как автомат, хотя, наверное, на самом деле это что-то другое. О нем знают немногие – и хорошо, что немногие.
Он умоляюще взглянул на Лэнсинга, и тот спросил:
– Если существование автомата держится в тайне, зачем вы говорите об этом мне? Почему не блефуете до конца? На вашем месте я бы покорился неизбежности и не обмолвился ни словом, хотя бы ради тех, кто тоже прибегает к помощи машины.
Лэнсинг, конечно, ни на секунду не поверил выдумке об игральном автомате. Но он подумал, что, может быть, угроза оказаться в роли предающего общие интересы заставит Джексона сказать правду.
– Ну, видите ли, сэр, дело вот в чем. Если бы вы решили, что это глупый розыгрыш или что я нанял кого-то написать работу вместо меня, вы, конечно, поставили бы мне неудовлетворительную оценку; а как я вам уже говорил, я не могу допустить провала. Вот я и подумал: если рассказать вам правду… Ну, в общем, я надеялся выиграть в ваших глазах, если не стану врать.
– Это очень достойно с вашей стороны, – проговорил Лэнсинг. – Но игральный автомат…
– Он находится в здании Студенческого Союза.
– Я знаю, где это.
– Нужно спуститься в подвал. Там, сразу за пивным баром, есть дверь – сбоку от стойки. Ею обычно никто не пользуется. Там что-то вроде заброшенной кладовки. В ней всякое барахло, и в углу стоит этот игральный автомат или что-то, похожее на него. Даже если кто-нибудь и зайдет в кладовку, автомат трудно заметить – он вроде как притаился в углу. Никогда не подумаешь, что он работает и…
– Но, конечно, – вставил Лэнсинг, – это не может ввести в заблуждение тех, кто знает, что там на самом деле.
– Совершенно верно, сэр. Значит, вы верите мне?
– Я этого не сказал. Я просто стремлюсь разобраться. Вы совсем завязли, и я хочу помочь вам снова выбраться на дорогу.
– Благодарю вас, сэр. Это очень любезно с вашей стороны. Я немного запутался. Так вот, нужно подойти к автомату, сэр, и опустить четверть доллара. Монета приводит автомат в действие, и он спрашивает, что вам нужно, и…
– Вы хотите сказать, что автомат разговаривает?
– Совершенно верно, сэр. Он спрашивает, что вам нужно, вы отвечаете. Автомат назначает цену, и, когда вы заплатите, он выдает то, что вы заказали. Он делает письменные работы почти на любую тему. Нужно только сказать, чего вы хотите.
– Значит, именно так вы и поступили. Если не секрет, во сколько же это вам обошлось?
– В два доллара.
– Совсем по дешевке.
– Да, сэр. Это действительно выгодная сделка.
– Слушая вас, – не выдержал Лэнсинг, – я думаю о том, как несправедливо, что лишь немногие избранные знают о такой чудесной машине. Подумайте только: сотни студентов корпят над книгами, выжимают из своих мозгов все возможное, чтобы написать страничку или две. Если бы они знали, что рядом, в здании Союза, можно получить почти даром ответы на все вопросы!
Лицо Джексона окаменело:
– Вы не верите мне, сэр. Вы считаете, что я все выдумал.
– А чего вы ожидали?
– Не знаю. Все казалось так просто – ведь я сказал вам правду. Может, было бы лучше, если бы я соврал вам.
– Да, мистер Джексон. Возможно, это бы лучше вам удалось.
– Что вы собираетесь предпринять, сэр?
– В данный момент ничего. Мне нужно обдумать ситуацию.
Джексон неуклюже поднялся и вышел из кабинета. Лэнсинг еще долго слышал его тяжелые шаги. Он спрятал работу Джексона в ящик стола и запер его. Прихватив портфель, Лэнсинг пошел было к двери, но вернулся и положил его на стол. Сегодня он не станет брать с собой никакой работы. Выходные дни – это выходные дни, и он проведет их в свое удовольствие.
Однако без портфеля он ощутил странную пустоту. Портфель стал частью его существа, подумал Лэнсинг. Без него он чувствовал себя так же, как если бы лишился брюк или башмаков. Портфель входил в его униформу, и появиться без него казалось не вполне приличным.
Спускаясь по широким каменным ступеням здания колледжа, Лэнсинг услышал, что его кто-то окликнул. Повернувшись на голос, он увидел Энди Спеллинга.
Энди был его старым и верным другом. Их дружбе не мешали ни его болтливость, ни некоторая напыщенность. Сполдинг занимался социологией и вечно кипел разнообразными идеями. Беда была в том, что идеи Сполдинга непременно нуждались в слушателях. Всякий раз, когда ему удавалось загнать кого-нибудь в угол, он вцеплялся в свою беспомощную жертву и начинал развивать очередную сенсационную мысль, крепко держа пойманного за лацканы. Могучий поток его воображения никогда не иссякал. Лэнсинг любил и ценил Энди. Вот и сейчас он был рад встрече.
Лэнсинг подождал, пока Сполдинг поравняется с ним.
– Пойдем в клуб, – предложил Энди, – я угощаю.
Глава 2
ФАКУЛЬТЕТСКИЙ КЛУБ находился на верхнем этаже здания Студенческого Союза. Вся его внешняя стена представляла собой окно из сплошного стекла: оттуда открывался вид на тихое и ухоженное маленькое озеро, окруженное березами и соснами.
Лэнсинг и Сполдинг заняли столик у самого окна. Сполдинг задумчиво смотрел на приятеля поверх стакана.
– Знаешь, – сказал он, – последние несколько дней я все думаю о том, как было бы здорово, если бы случилось что-нибудь вроде средневековой эпидемии чумы, которая в четырнадцатом веке унесла треть населения Европы. Или еще одна мировая война, или новый библейский потоп – что-нибудь, что заставило бы человечество начать сначала, уничтожило бы ошибки, которые мы наделали за последнее тысячелетие, дало бы возможность развиться новым социальным и экономическим принципам. Шанс избежать серости, шанс создать общество на более разумных началах. Система оплаты труда устарела, она неэффективна, а мы все еще цепляемся за нее…
– Не кажется ли тебе, – заметил Лэнсинг мягко, – что предлагаемые тобой средства чересчур радикальны?
Он совсем не собирался спорить с Энди. Никто никогда не спорил с ним – тот просто отметал все возражения. Голос Энди монотонно рокотал и рокотал, он оформлял свои идеи в некую систему, тасуя их перед слушателем, как колоду карт. Не собираясь спорить с Энди, Лэнсинг, однако, принимал правила игры, которые требовали, чтобы через определенные интервалы жертва Энди бормотала что-либо, более или менее уместное.
– Мы это вот-вот поймем, – продолжал Энди, – хотя я понятия не имею, каким образом. Мы непременно поймем, что все усилия человечества бесполезны, поскольку направлены не туда, куда нужно. Столетиями мы заняты накоплением знаний во имя постижения истины – в той же рациональной манере, в какой алхимики искали способ превращения простых металлов в золото. Может обнаружиться, что все наши знания ведут в тупик, что после определенной точки все становится бессмысленным. В астрофизике мы как будто приближаемся к этой точке. Через несколько лет все старые и надежные теории пространства и времени могут лопнуть, оставив нас с бесполезными обломками и пониманием того, что все теории всегда были бесполезны. Не будет никакого смысла в дальнейшем изучении Вселенной. Может оказаться, что на самом деле не существует никаких универсальных законов природы, а все зависит от чистой случайности, если не хуже. Все лихорадочные научные исследования, все поиски знаний – не только об устройстве Вселенной, но и о других вещах – основаны на стремлении извлечь из них пользу. Но давай зададимся вопросом: а имеем ли мы право стремиться к извлечению пользы для себя? Может быть, Вселенная нам ничего не должна?
В соответствии с правилами игры Лэнсинг откликнулся:
– Мне кажется, что сегодня ты в более пессимистическом настроении, чем обычно.
– Ну тогда я не первый, кто страдает именно этой разновидностью пессимизма. Несколько лет назад сушествовало научное направление, как раз и развивавшее подобные представления. Было время, когда астрономы утверждали, что Вселенная конечна. Сейчас мнения на сей счет расходятся, и никто точно не знает, живем мы в конечной или бесконечной Вселенной. Все зависит от того, как много в ней содержится материи, а оценки меняются год от года, если не каждый месяц. В те времена, когда преобладало мнение о конечности Вселенной, считалось, что и научное знание, основанное на изучении небеспредельной Вселенной, должно быть ограниченным. Прогресс науки, приводящий, по существующим оценкам, к удвоению объема информации каждые пятнадцать лет, в скором времени – самое большее через несколько столетий – должен исчерпать возможности накопления знаний. Сторонники этого направления философской мысли даже построили кривую для точного определения того момента, когда всякий научный и технологический прогресс прекратится.
– Но по твоим же собственным словам, – сказал Лэнсинг, – то, что Вселенная конечна, более не является общепринятым мнением, она может быть и бесконечной.
– Ты не понял главного, – пророкотал Энди. – Дело не в том, конечна или бесконечна Вселенная. Я привел этот пример только ради оправдания того, что ты называешь моим пессимизмом. Моя мысль заключается в следующем: было бы благословением для человечества, если бы какое-то катастрофическое событие вынудило нас изменить образ мыслей и начать жизнь заново. Мы на полной скорости мчимся в тупик и, налетев на стенку, разобьем себе лоб. Возвратившись ползком на исходные позиции, мы будем спрашивать себя: а не было ли лучшего пути? Вот я и предлагаю – остановиться до того, как мы набьем шишки на лбу, и задать себе именно этот вопрос…
Энди продолжал говорить, но Лэнсинг отключился, погрузившись в свои мысли и воспринимая рассуждения Энди лишь как шумовой фон.
И этому человеку, думал Лэнсинг, он собирался предложить отправиться на прогулку на целый день. Энди скорее всего согласился бы, ведь его жена уехала на конец недели в Мичиган к родителям. Но и на прогулке Энди будет говорить и говорить, он просто не в состоянии остановиться. Любой нормальный человек, выбравшись на природу, наслаждался бы тишиной и покоем, – любой, но не Энди: для него тишина и красоты природы просто не существуют; единственная радость – уводящие все дальше рассуждения. Да и идея пригласить Элис Андерсон на обед, думал Лэнсинг, имеет свои минусы. Когда они виделись в последний раз, в ее глазах появился специфический матримониальный блеск, а это было бы еще хуже, чем бесконечная болтовня Энди. Ну и Бог с ними обоими, решил Лэнсинг. Уж лучше он в одиночестве совершит прогулку на холмы или посидит дома у камина. Можно и как-нибудь иначе извлечь максимум удовольствия из уик-энда.
Слова Энди опять стали доходить до его сознания.
– Задумывался ли ты когда-нибудь, – спрашивал Энди, – о поворотных моментах истории?
– Пожалуй, нет, – ответил Лэнсинг.
– История кишит ими, – сообщил Энди. – И от них, в сумме, зависит то, в каком мире мы живем. Мне иногда приходит в голову, что может существовать множество альтернативных миров…
– Несомненно, – ответил Лэнсинг, утративший интерес к разговору. Ему не угнаться за полетом фантазии друга.
За окном тени наполовину закрыли озеро, сумерки сгущались. Глядя на озеро, Лэнсинг ощутил некую неправильность: что-то изменилось. Затем до него дошло, чем же вызвано это чувство: Энди перестал говорить.
Глянув на друга, сидевшего напротив, Лэнсинг обнаружил, что Энди с улыбкой смотрит на него.
– У меня есть идея, – сказал тот. – Да?
– Мейбл навещает свою родню, а посему не провести ли нам завтрашний день вместе? Я мог бы достать два билета на футбол.
– Мне очень жаль, – ответил Лэнсинг, – но я завтра занят.
Глава 3
ЛЭНСИНГ ВЫШЕЛ ИЗ ЛИФТА и направился было к двери, ведущей на лужайку перед зданием. Энди задержался – он увидел знакомого и остановился поговорить с ним. Лэнсинг, воспользовавшись моментом, сбежал. Время дорого, сказал он себе. Лучше быстренько оказаться вне пределов досягаемости, иначе Энди, снова завладев инициативой, может затащить еще куда-нибудь.
Однако на полдороге к двери Лэнсинг замер. Пивной бар, о котором ему говорил Джексон, был совсем рядом – всего один марш вниз по лестнице справа, а там в кладовке должен находиться тот самый легендарный игральный автомат. Лэнсинг поспешил к лестнице.
Спускаясь в подвал, он ругал себя на чем свет стрит за собственную глупость. Никакой кладовки там, конечно, не окажется, а если и окажется, в ней не будет никакого игрального автомата. И вообще, невозможно себе представить, зачем Джексон выдумал всю эту историю. Если это просто дерзость, она бессмысленна. Среди студентов были любители поддеть преподавателя – и некоторые профессора часто оказывались их жертвами (поделом, нужно отметить, – этим надутым дуракам встряска шла только на пользу). Однако Лэнсинг всегда гордился своими добрыми отношениями со студентами. Более того, он подозревал, что те порой считали его легкой добычей. Джексона Лэнсинг считал плохим студентом, но тем не менее относился к нему доброжелательно и старался помочь, хотя понимал, что тот едва ли оценит его доброе отношение. В баре было малолюдно, посетители сгрудились вокруг стола в дальнем конце комнаты. Бармен разговаривал с двумя студентами. На Лэнсинга никто не обратил внимания.
У конца стойки бара действительно обнаружилась дверь – в точности как говорил Джексон. Лэнсинг целеустремленно направился к ней, и ручка легко поддалась нажиму. Войдя, Лэнсинг закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной. С потолка на голом шнуре свисала единственная пыльная лампочка. Комната имела неряшливый вид. У одной стены громоздились коробки из-под бутылок, посередине свалены несколько картотечных ящиков и ободранный стол. Казалось, все это хранится здесь давным-давно и едва ли понадобится кому-нибудь.
В дальнем углу комнаты стоял игральный автомат.
Пока что Джексон не врал. Но он мог сказать правду насчет комнаты, напомнил себе Лэнсинг, и лгать во всем прочем.
Лэнсинг стал осторожно пробираться к дальнему концу комнаты, в полумраке легко было споткнуться и потерять равновесие. Автомат ничем не отличался от сотен автоматов, заполнивших университетские здания в ожидании добычи – денег, которые в конце концов пойдут в помощь неимущим. Лэнсинг сунул руку в карман и бросил четверть доллара в отверстие машины. Автомат проглотил монету с откровенной жадностью, табло осветилось, и стали видны цилиндры с нанесенными на них изображениями. Автомат тихонько хихикнул и компанейски подмигнул Лэнсингу, как бы в ответ на шутку, понятную только им двоим.
Лэнсинг взялся за рычаг и с силой потянул его. Цилиндры бешено завращались, огоньки переливались ярчайшей радугой. Потом наконец цилиндры остановились, но ничего не произошло. Ну вот, подумал Лэнсинг, автомат ничем не отличается от всех прочих – съел монету и посмеялся над доверчивым простаком. Однако машина неожиданно заговорила:
– Чего вы желаете, сэр?
– Ну, я не знаю, – ответил ошеломленный Лэнсинг, – боюсь, я не успел подумать… Я только хотел удостовериться в вашем существовании.
– Очень жаль, – произнес автомат. – Я многое могу предложить. Уверены ли вы, что ни в чем не нуждаетесь?
– Нельзя ли мне немножко подумать?
– Это невозможно. Обратившиеся ко мне должны знать, зачем идут. Им не разрешаются проволочки и нерешительность.
– Извините, – сказал Лэнсинг.
– Как бы то ни было, – продолжал автомат, – моя конструкция не позволяет мне просто присвоить вашу монету. Я обязан дать вам что-нибудь взамен. Я расскажу вам анекдот.
И автомат рассказал Лэнсингу старый и непристойный анекдот о семи мужчинах и одной женщине, оказавшихся на необитаемом острове. Глупый похабный анекдот, без всякой изюминки и смысла. Лэнсинг с отвращением выслушал, но промолчал.
– Вам не понравился анекдот? – спросил автомат.
– Ничуть, – ответил Лэнсинг.
– Значит, я ошибся. Боюсь, я неверно судил о вас. Но все равно – за вашу монету я должен снабдить вас чем-то ценным.
Автомат кашлянул, и из его внутренностей на под-носик выпал какой-то металлический предмет.
– Вот, – сказал автомат, – возьмите.
Лэнсинг повиновался. Предмет оказался ключами от комнаты в мотеле – один маленький, другой побольше. К ключам была прикреплена пластиковая табличка с номером и адресом мотеля.
– Не понимаю… – начал Лэнсинг.
– Слушайте внимательно. Хорошо запомните, что я сейчас скажу. Готовы?
Лэнсинг заикаясь пробормотал, что слушает.
– Хорошо. Повторяю, слушайте внимательно. Вы пойдете по указанному адресу. Если вы попадете туда в часы работы, входная дверь будет не заперта. Если, же вы придете позже, то откроете входную дверь большим ключом. Меньший ключ – от комнаты номер сто тридцать шесть. Пока все понятно?
Лэнсинг сглотнул:
– Когда вы войдете в комнату сто тридцать шесть, вы обнаружите стоящие вдоль стены игральные автоматы. Подойдите к пятому слева – не забудьте, к пятому, – и опустите в него доллар. После этого подойдите к седьмому автомату слева и опустите доллар в него…
– А тянуть за рычаг нужно?
– Конечно нужно. Вы что, никогда не имели дела с игральным автоматом?
– Да нет, играл, конечно.
– Вы запомнили все, что я вам сказал?
– Да, кажется.
– Тогда повторите инструкцию. Лэнсинг послушно повторил.
– Отлично, – сказал автомат. – Постарайтесь ничего не перепугать. И мой совет – не откладывайте посещение мотеля, пока все детали свежи в вашей памяти. Да, вам понадобятся два серебряных доллара. Они у вас есть?
– Наверняка нет.
– Хорошо, вот, возьмите. Мы не заинтересованы в том, чтобы вы столкнулись с препятствиями при выполнении наших инструкций. Очень желательно, чтобы вы все сделали в точности как надо.
Что-то звякнуло в подносике автомата.
– Ну же, возьмите, – поторопил автомат Лэнсинга. Лэнсинг протянул руку и взял два серебряных доллара.
– Вы уверены, что все хорошо поняли? – обеспокоенно спросил автомат. – У вас нет ко мне вопросов?
– Я хотел бы узнать одну вещь… – проговорил Лэнсинг. – Что вообще происходит?
– Я не могу вам всего объяснить, – ответил автомат. – Это было бы против правил. Но уверяю вас: что бы ни случилось, это будет в ваших интересах.
– Но что? Что в моих интересах?
– Я больше ничего не могу сказать вам, профессор Лэнсинг.
– Откуда вы знаете, как меня зовут? Я не называл себя.
– В этом не было нужды. Мне известно, кто вы. С этими словами автомат отключился.
Лэнсинг размахнулся и стукнул по машине. Издевательски снисходительный вид, с которым все эти автоматы глотали его монеты, вывел Лэнсинга из себя.
Автомат дал Лэнсингу сдачи, ударив его по лодыжке. Лэнсинг не понял, как и чем, но совершенно точно ударил. Лэнсинг попятился. Автомат хранил молчание и был недвижим.
Лэнсинг повернулся и, прихрамывая, вышел из кладовки.
