Текст книги "Прощай, рыжий кот"

Автор книги: Мати Унт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Аарне видел в глазах тети покорное ожидание и думал: «Я победил!»

Наверное, тетя Ида не выдержала дуэли и сдалась. Приятно было есть, есть даже тогда, когда кто-то наблюдает за тобою, думая о своем. Аарне хорошо знал, что то, что он делает, эгоистично и бессердечно. Делать было нечего, так как любовь прошла.

Аарне убирал посуду. Тетя взяла бумагу, что бы написать матери Аарне:

«В нашем доме наступили чудесные дни. Я никогда не забуду благодарный взгляд Аарне, увидевшего накрытый стол. Он, бедняжка, все время голодал, ведь на девчонок уходит столько денег. Их нужно водить в кино… Молю бога, что бы эти дни продолжались.

Верю, что все плохое пройдет. Аарне, конечно, неаккуратен. Я не виню вас за его плохое воспитание. Всему виной государственный строй, при котором нет разницы между чужим и своим…»

Это был прекрасный вечер. Тете Иде так хотелось отдать Аарне всю свою нежность.

Но он был безразличен.

Аарне сидел в углу, и перед ним так же лежал лист бумаги. Что ему нужно? Лишь позавчера тетя Ида с ужасом обнаружила среди бумаг Аарне листок со стихами Пушкина:

В крови горит огонь желанья,

Душа тобой уязвлена;

Лобзай меня: твои лобзанья

Мне слаще мирра и вина.

Тетя Ида чувствовала, как дрожат ее колени. Эти стихи опьяняли, это были очень опасные стихи. Ведь Пушкин был закоренелым охотником за юбками, достаточно вспомнить лишь некоторые анекдоты!..

Тетю Иду не целовал еще ни один мужчина. Да, в порыве какой-то нежности или радости ее раз поцеловал Аарне. Это случилось в первый год его жизни здесь. Но тот поцелуй относился скорее к разряду «чмоканий». Тете Иде тогда хотелось, чтобы Аарне целовал ее немного дольше. Ох нет, не думайте ни о чем неприличном! У тети не было к Аарне никаких женских чувств, это было бы несолидно. Тетя просто хотела знать, что это такое…

Хорошо, что Аарне ничего не знал об этих мыслях. Возможно, что он испугался бы.

Аарне все еще видел перед собою удалявшуюся Эду. Девушка шла и боялась упасть.

Майя простая и хорошая. Эда вносит в сердце тоску, Майя уносит ее…

«Я люблю Майю», – подумал Аарне и испугался того, что может думать об этом совсем равнодушно. Он испугался и стал повторять бесчисленное количество раз, что любит Майю.

«Что произошло между Эдой и Тийтом?»

Человек, ты стараешься все себе усложнить!..

День суда

Через несколько дней 11-й «Б» класс провел литературный суд на тему «Я хочу жить». Накануне вечером Индрек сказал Аарне:

– Я верю, что все будет хорошо, но я боюсь одного: выйдет ли это у вас серьезно, так, чтобы подействовало.

Андо, стоявший рядом, презрительно пожал плечами. Этой весною он был скептиком больше, чем когда-либо. Впрочем, никто не сердился на него за то, что он не принимал в этом мероприятии никакого участия. Андо был хороший парень и признанный молодой автор. Он мало говорил, и его считали сильным. Поэтому его никто не беспокоил.

– Ты думаешь, что в зале будут смеяться? – спросил Аарне у Индрека.

– Нет, этого я не боюсь, но… Знаешь, по-моему, нельзя шутить с такими вещами!

– Понимаю. Но в любом случае «суд» не произведет такого впечатления, какого хотелось бы. Люди отошли от войны, люди хотят танцевать!

Индрек странно усмехнулся.

– Значит, воздействие может оказать лишь сама война?

– Да. Но какая польза мертвым от урока?

Аарне сильно ударил друга по плечу.

– Пусть смотрят и слышат, а потом живут. Ты не веришь, Андо?

– Нет.

– Почему? Чему ты, собственно, не веришь?

– Я не верю, что этот цирк может спасти мир. Если война будет, то будет независимо от того, читаем мы свои стишки или нет.

Индрек нахмурился.

– Ты ждешь войны?

– Оставь… В конце концов это не важно. Она начнется, когда должна будет начаться…

– Как ты это объяснишь?

– На, читай лучше!

Андо сунул друзьям исписанные листы бумаги. Это был короткий рассказ, изображавший начало войны. Натянутая до предела струна оборвалась, и в открытое небо вырвались тучи ракетных самолетов…

– Ты чертовски здорово написал! – сказал Индрек, протягивая листы Аарне. – О, как вы все любите эту бомбу!

– Но этого не напечатают.

– Конечно, нет.

– Разве обязательно нужны оптимистические концы? – спросил Андо.

– Да, пойми. Нельзя запугивать людей…

И это была правда. В наши дни людям необходима надежда. Над далекими морями подымались ядовитые грибы, волны неслись к материкам. По утрам люди шли на работу, ели, любили, как и раньше. Едва ли кто-нибудь стоял бессонной ночью у форточки и прислушивался к эху взрывов. Нельзя отнимать у людей надежду. Нельзя. Надежду нужно укреплять.

Литературный суд прошел удачно. К концу выяснилось, что в подготовке к вечеру участвовал почти весь класс. Для постановки потребовались техника, освещение, звуковое оформление и еще многое другое.

Когда опустился занавес, и публика, неожиданно многочисленная, зааплодировала, Аарне сказал:

– Ребята, я бы никогда не поверил, что у нас так хорошо получится!

Индрек пришел за кулисы, чтобы пожать всем руки.

– Молодцы, ребята!

– А знаешь, я не верил, что так хорошо получится… – повторил Аарне.

– Ты не верил потому, что все репетиции проходили при дневном свете. Освещение улучшает все в два раза, – разъяснил Андо.

После этого вечера в учительской стали говорить, что из выпускников еще может что-нибудь получиться.

Было пятое апреля.

* * *

Аарне не хотелось танцевать. Он чувствовал себя усталым. Майя заметила это и сказала:

– Давай уйдем отсюда…

Они спустились по каменной лестнице. Музыка осталась где-то наверху. Все классы и коридоры были пусты.

– Давай посидим в каком-нибудь классе…

– А если кто-нибудь зайдет?

– Пусть заходит, нам какое дело!

Мимо школы проезжали машины, по темным стенам время от времени скользил свет. Где-то далеко играл оркестр. Майя села за первую парту.

Аарне подошел к окну и посмотрел в ночь.

– Ты никогда не думал, кем мы будем? – услышал он неожиданно голос девушки.

– Я не знаю… А почему ты спрашиваешь?

– Ты хочешь стать знаменитым? – спросила Майя.

– Почему ты это спрашиваешь?

– Так. А ты хочешь?

– Да, – ответил Аарне.

– Тогда станешь.

– Может быть… Знаешь, это не точно, я не хочу быть знаменитым, я хочу, чтобы меня любили. Слава бывает разная. Я хочу, чтобы меня любили, понимаешь?

– Кто-то идет…

В конце коридора послышались шаги, все ближе, ближе… Еще. Еще ближе. Аарне встал.

Шаги прошли мимо.

– Если бы это была Вельтман… – Майя улыбнулась. Аарне не видел ее лица, но чувствовал, что она улыбается. И улыбнулся тоже.

– Ничего, старая дева до смерти бы напугалась! – Но он знал, что все не так уж просто. Если бы это была Вельтман и если бы она открыла дверь темного класса… Ну, да чего уж там!

– О чем мы говорили?

– О любви и славе. И о том, что ты будешь знаменитым.

– И ты тоже, Майя, если захочешь.

– Нет, спасибо.

– Почему ты так говоришь?

– Из меня ничего не выйдет.

Аарне подошел ближе.

– Ты опять за свое! Я сказал, что выйдет. Я чувствую.

– Нет.

– Я знаю.

– А я не знаю, Аарне.

Аарне подсел к девушке и обнял ее за плечи. Парта была ужасно маленькой и неудобной, здесь, вероятно, занимался какой-нибудь третий класс. Аарне почувствовал себя ребенком.

– Ты рисуешь?

– Нет.

Аарне надолго замолчал. Он не ожидал этого.

– Почему?

– Я не умею.

– Умеешь.

– Нет.

– Майя… – Аарне крепко обнял девушку. Майя на него не глядела, и Аарне пришлось силой повернуть ее голову к себе. Внизу, на улице, проехала машина. Свет скользнул по лицу Майи, и Аарне заметил, что она сейчас заплачет. Он отпустил ее.

Тишина.

Когда-то Майя сказала: «Я все смогу, если ты мне поможешь…» Как же ей помочь теперь? Как? Ну скажите же как?

Никто не отвечал.

Майя прошептала:

– У меня ничего не выходит. Не выходит ничего. У меня ничего не выходит…

Аарне гладил ее волосы.

– Майя, я ведь с тобою, да? Я верю, что трудом можно всего добиться. Всегда добивались. Майя, ты хочешь быть художницей?

– Очень.

– А ты не обманываешь?

– Зачем же мне обманывать?

– Извини… Если хочешь, то сможешь! А ты… я понимаю, работать тяжело и скучно. Но со всем можно справиться…

– Я не могу…

Юноша не знал, что еще сказать. Майя опустила голову на парту. В огромном здании хлопали двери. Наверху играл оркестр. Аарне посмотрел на часы, они показывали только четверть одиннадцатого.

– Майя, ты меня слышишь? – Он приподнял девушку и встряхнул ее. – Майя! – закричал он. – Майя, ты будешь опять работать, слышишь! Будешь, если любишь меня!

Это были очень жестокие и красивые слова. Слишком красивые. Такие, что он сразу пожалел о них. Затем он опять услышал в коридоре шаги, они приближались. Кто-то зазвенел ключами. «Может, классы на ночь запирают…» – промелькнуло в голове. В коридоре раздались еще чьи-то шаги, они двигались навстречу первым. Послышался неясный разговор. Остановились как раз у этой двери. Если теперь…

– Ну, ладно, отнеси ключ наверх.

Это был Лахт, преподаватель физкультуры.

– Хорошо.

Это была уборщица.

– Запираешь двери?

– Да…

– Послушай, отнеси сперва ключ. Директор ждет…

– Ой, да у меня только один класс и остался…

Аарне и Майя замерли. За дверью послышался голос самого директора.

– А, так вы здесь… А я все ищу и ищу. Давайте ключ и пошли.

Шаги направились в сторону лестницы. Лишь сейчас Аарне заметил, что лоб у него мокрый от пота.

– Пошли отсюда.

Они вышли в коридор. Пронзительно скрипнула дверь. Было без четверти одиннадцать, наверху играли «Маленького ослика». В коридоре было полутемно.

Выйдя на улицу, они услышали шум воды в водосточных трубах и почувствовали на лице теплый влажный ветер.

– Скажи, ты… любишь меня? – спросила Майя.

Аарне уловил в ее голосе что-то странное.

– Да, – ответил он быстро.

– Почему?

– ?

– Что можно любить во мне? Ты ужасно далек от меня.

Аарне остановился.

– Как тебе не стыдно!

– Я не знаю…

– Что ты не знаешь?

Майя ответила не сразу. Некоторое время они стояли под большим мокрым деревом, избегая глядеть друг на друга.

– Ладно, пошли… – прошептала она наконец.

– Черт!

– Что с тобой? – испугалась Майя.

– Ничего. Пошли, пошли…

– Ты мне не ответил, Аарне…

Аарне понял.

– Извини… За что я тебя люблю? – Он остановился. – Знаешь, может быть, я не так люблю тебя, существующую… Я очень люблю ту девушку, которой ты когда-нибудь обязательно станешь! Обязательно! Веришь? Скажи, веришь?

– Я не знаю.

– Я заставлю тебя измениться, слышишь? Я знаю, что ты сможешь. Ты должна найти себе цель, слышишь?

– Заставь меня, – улыбнулась Майя. – Прошу!

– Как?

– Ну хотя бы стукни меня…

– Перестань. Ты будешь рисовать. Я не приду к тебе раньше, чем ты что-нибудь сделаешь.

– Хорошо.

Шел мелкий теплый дождь. Асфальт мерцал в свете неоновых ламп, как во сне.

– Весна, – сказал Аарне.

– Нет. Еще будет снег…

– А ты посмотри – весна в воздухе!

Действительно, было хорошо. Верилось, что весна придет, несмотря ни на что.

День сомнений

В лужах отражалось солнце, между лужами чернела грязь. В черном пальто было жарко. Аарне поднялся по лестнице и привычным движением открыл дверь. На лестнице лежал свернувшись рыжий кот. И ему было тоже тепло.

Окна комнаты выходили на север. Было прохладно и тихо. Аарне швырнул папку на диван и сел.

Вошла тетя Ида.

Посмотрев на нее, Аарне почувствовал, что не все в порядке. Она никак не могла начать. Пройдя по комнате, она подошла к столу, взяла оттуда спицу, повертела ее в руках, постучала ею по столу и, наконец, положила назад в ящик. Затем поглядела в окно и вздохнула. Аарне, не поднимая головы, раскрыл первую попавшуюся книгу. Он чувствовал, что тетин взгляд обращен на него. Это продолжалось секунд двадцать. Наконец Аарне поднял голову. Тетя ждала именно этого момента.

– Где третий том моей энциклопедии?

– Что?

– Я спрашиваю, куда ты дел третий том моей энциклопедии?

– Почему именно я его куда-то дел?

Тетя криво усмехнулась:

– Будь честным, Аарне, и все будет хорошо. Ну, я понимаю, тебе были нужны деньги, что же еще делать, и ты его продал… Да?

– Я уже два раза сказал, что у меня нет никакой энциклопедии.

Тетя выпрямилась, отвернулась и села на диван. Поправив занавеску, она произнесла слегка изменившимся голосом:

– Старая дура… Я действительно была дурой… Я все еще надеялась и верила. Я надеялась до этой минуты. – Тетя приняла несколько театральную позу. – Теперь моя надежда угасла. Я надеялась три года. Я верила, что ты вырастешь настоящим мужчиной, джентльменом. Я бы все тебе отдала, всему бы научила…

Тетя закрыла лицо руками. Видны были только глаза – мокрые, остекленевшие. Молчание. На улице какая-то девчушка прыгала по лужам.

Неожиданно тетя вытерла глаза и засмеялась. Смех прозвучал фальшиво и неуместно. Даже жутковато. Она заговорила совсем другим тоном – легко и весело.

– Да, вот так-то. Мне Итти вчера рассказывала: был хороший мальчик, сын доктора Ральфберга, да, действительно, хороший. И одет хорошо, интеллигентный. Друг у него был, тоже очень симпатичный… – Время от времени она смотрела в окно. – Сейчас я об этом вспомнила… Смешно, да, ха-ха? Да, и он убил своего друга, кажется ножом, и запихал его в сточный колодец. Да, вот так она, эта жизнь, и идет… Конечно, ночи напролет он где-то шлялся, где уж его папочке смотреть… Папаша думал, что его сын будет писателем, ха-ха-ха…

Аарне почувствовал, как по его телу пробежала дрожь. Тетя опять стала удивительно серьезной.

– Для чего нам разговаривать, Аарне… Говорить тебе или стене – это одно и то же… Забери все, что у меня есть, но только не ври. Слышишь!

Ее голос стал громче, глаза засверкали.

– Слышишь! Забери все мое добро, унеси все, продай, но только не ври. Ты слышишь?

Тетя подошла к Аарне. Он встал. Тетя показалась ему совсем чужой.

– Я ничего не брал.

– Ты еще врешь, щенок?!

Аарне не двигался.

Тетя сжала зубы, побледнела. Сделав шаг к Аарне, она с бессознательной настойчивостью повторила:

– Ты врешь, щенок!

Ее рука поднялась для удара. Аарне схватил ее руку – она была холодной, дрожащей и бессильной. Тетя отвернулась и прошептала:

– Иди!

И еще раз:

– Иди!

Аарне не мог сделать ни шагу.

– Куда?

– Иди!

Тетя будто впала в транс. Она подошла к полке, вытащила целую кучу старых книг и нашла большую картонную коробку с надписью «Сигулда». На синей крышке красовалась несколько неуклюжая танцующая пара в красных с золотом костюмах. В коробке лежали конверты и бумага для писем. Тетя вынула один конверт и лист бумаги и, аккуратно положив коробку на место, села на диван.

– Я буду писать. Я буду писать твоей матери.

Это было сказано с гордой безнадежностью. Заскрипело перо. Всего лишь несколько строк – небрежно, дико.

Через минуту заклеенный и надписанный конверт опустился на стол перед Аарне.

– Пожалуйста, отнеси на почту.

Аарне встал и, не глядя на конверт, вышел из комнаты.

* * *

Андо и Индрека он встретил в кафе. Рядом с Индреком сидела незнакомая девушка с черными, как у цыганки, волосами.

– Познакомьтесь, – улыбнулся Индрек.

– Ингрид, – сказала девушка, протянув прохладную сильную руку.

– Аарне.

– Ингрид пишет стихи, – похвастался Индрек.

– Два поэта вместе – беда.

– Почему?

– Как-никак соперники, ругаться будете.

– О нет, мы не будем…

– Вы в этом уверены?

– Да, мы слишком разные.

Аарне посмотрел на них. Индрек беспечно улыбался. Прядь волос все время спадала ему на глаза. Несколько дней назад он написал стихотворение, начинавшееся такими претенциозными словами:

Я ось земли,

один из многих…

Ингрид была серьезной. Кто она? Как бы в ответ на эту мысль Индрек пояснил:

– Ингрид учится в седьмой школе.

– Вот как.

На столе был легкий беспорядок.

– Знаете, я, кажется, вылетаю из квартиры, – сказал Аарне.

Андо усмехнулся:

– Ничего удивительного…

Ингрид не поняла, ей пришлось объяснить.

– Это же очень интересный экземпляр – тетя Ида, – сказала Ингрид. – Вы могли бы о ней написать…

– Знаете, давайте говорить «ты». Хорошо? – предложил Индрек.

– Ладно. А… ты не мог бы это использовать?

Аарне кивнул в сторону Индрека:

– Вот он собирается писать обо мне. Значит, и о тете Иде… Я не знаю, ты уже написал что-нибудь? Наверное, нет?

– За два месяца две главы.

– В чем же дело? – спросила Ингрид.

– Да… вот… – Индрек не мог найти нужных слов. – Я очень хочу написать об этом, понимаете… но…

– Что «но»?

– Нужно ли это вообще?

– Конечно, не нужно, – заметил Андо. – Сейчас вообще ничего не нужно. Пару дней назад я ходил с одной вещичкой к консультанту, он прочитал, покачал головой и сказал: «Это, конечно… и т. д., но так нельзя писать».

– Почему? – спросила Ингрид.

– Нельзя, наверное… Вот видите. Свобода творчества и прочее.

Индрек вынул ложку из стакана.

– Постой, постой… это про атомную войну?

– Да.

– Тут нечего спорить.

– Разве я не могу писать, как хочу?

– Нет.

– Не разрешают, да?

– Не поэтому. Люди будут читать.

– Ну и что?

– Слушай, ты думаешь, что говоришь? Ты же пишешь для людей, а не для… обезьян.

Андо, казалось, обиделся.

– Люди сами должны бы понимать, где правда.

Аарне наклонился вперед.

– Андо, вот это-то и грустно, что не все понимают. Пока еще не понимают.

– Людей нужно воспитывать, – сказала Ингрид.

– Воспитывать! – передразнил Андо. – Чем? Положительным героем?

– Ты провокатор.

– Ребята, вы не верите, что на этом свете есть положительный герой? – спросила Ингрид.

Андо сожалеюще усмехнулся, даже Индрек покачал головой.

– Все зависит от того, каков тот положительный герой, которого ты имеешь в виду…

Ингрид очень искренне сказала:

– Я имею в виду хорошего, чудесного человека. Героя. Есть он или нет?

– Есть, – сказал Аарне. – Но если он человек, то он в то же время и плохой…

– Не знаю… я все еще ищу. Я расскажу вам одну историю, Индрек знает ее… Как-то летом я работала в колхозе с одним человеком. Он был героем для меня, верите! Он столько рассказывал о своих путешествиях и работал за двоих! Когда я спросила, зачем он так старается, он ответил: «Этот колхоз так беден. У меня свободное лето, отчего бы мне не поработать?» Вначале я была поражена, затем восхищена. Спросила, что он будет делать с деньгами. Он сказал, что собирается много путешествовать. Он мне понравился, мы с ним много говорили… А потом… однажды вечером он напал на меня в соломе и… Мне пришлось его укусить… Кровь… Позднее я видела его в городе, он штукатурил свой индивидуальный дом. Понимаете, мне хочется плакать… Где же он, этот герой нашего времени? Я все ищу его, – продолжала Ингрид. – Я верю, что он есть.

– Может быть, ты ищешь его не там, где надо, – предположил Аарне.

– Почему?

– Ну, я не знаю… Мы слишком молоды и глупы.

– Я ищу прекрасное, понимаете. Ведь есть же на свете прекрасное?

– Есть.

– Ведь есть, правда? – обратилась Ингрид ко всем.

– Да. Но его никогда не найдешь!

– Человека можно найти.

– Едва ли. Красота человечна и наоборот. Но если мы будем забираться во внутренний мир человека, это будет все-таки… вульгарно. Человек так же сложен и неуловим, как и прекрасное.

После паузы Ингрид спросила:

– С чего начался наш разговор?

– С тети Иды.

– А тетя Ида типична?

– Да, – кивнул Индрек. – Старая женщина… Корни в одном обществе, стебель – в другом…

– И цветов вообще нет! – закончил Андо.

– Но если она типична и интересна, почему же ты думаешь, что это ненужная тема?

Индрек, отодвинув чашку, сказал:

– И все-таки. Ведь это не актуальная и не волнующая тема. Это, скорее, ну… камерная, что ли. Старая женщина… Я не знаю! И еще одно. Кого я ей противопоставлю? Она стара. Кто молод? Аарне? Но Аарне совсем не типичен!

Ингрид рассмеялась от всего сердца и повернулась к Аарне:

– Не типичен? Как это с тобою случилось?..

– Да, я ужасно боюсь, что не типичен, – кивнул Аарне.

– Не кривляйся, – пробурчал Андо, но Индрек уже продолжал:

– Я не знаю, что такое типичность. И откуда мне знать? Но мне кажется, что мы все в какой-то мере не типичны… Грустно, да? Ну, скажите же! Наше мировоззрение и идеология в порядке, но… мы слишком много думаем… о вещах… над которыми… не нужно думать… Вам не кажется, что что-то нас испортило.

Никто не знал, как ответить. Где-то далеко засвистел паровоз. В светлом небе два самолета выписывали серебристые восьмерки…

Спускалось солнце. В квадратный дворик уже вползла синяя тень. На карнизе собрались воробьи, греясь в последних солнечных лучах.

…Тетя Ида открыла глаза.

– Ты, конечно, отнес письмо на почту?

Вопрос был бессмысленным, потому что белый конверт лежал здесь же на столе.

– Отнес, да?

Аарне, не отвечая, принялся стелить постель.

– Я подожду до завтра, – сказала тетя, повернулась на другой бок и привычным движением натянула на голову одеяло.

Скоро и в этом окне погас свет.

День, мокрый от слез

Весна была у людей в глазах, на устах, в крови. По вечерам матери стояли у освещенных окон и ждали своих дочерей, приходивших из синей ночи со странной умиротворенностью на лицах. Весною трудно быть одному. Кровавый закат окрашивает тонкий вечерний ледок, и еще голые деревья отбрасывают едва заметные тени.

Мать приехала после обеда. Она позвонила, ей открыли. Когда она снимала пальто, тетя Ида спросила:

– Ну, какая у вас там погода?

Мать что-то ответила, но Аарне этого не слышал. Он сидел в комнате на диване. Ручка повернулась, и мать вошла в комнату.

– Здравствуй, Аарне!

– Здравствуй.

В продолжение этого диалога тетя Ида поправляла диванное покрывало. Мать села в кресло и положила на колени сумочку. Весна уже успела покрыть ее лицо коричневым загаром. Полуседые волосы спадали на воротник платья кирпичного цвета.

– Ну, как вы живете? – спросила она.

– Да уж как-нибудь, – ответила тетя Ида, поправляя в вазе цветы. – В деревне уже пашут?

– Нет еще.

– Ну да… Да, конечно…

Мать сидела между Аарне и тетей Идой, спиною к тете. Подняв глаза, чтобы посмотреть на мать, Аарне встретился взглядом с тетей Идой, сидевшей у противоположной стены.

– Что нового слышно в городе? – спросила мать лишь для того, чтобы что-нибудь сказать.

– Ну, что тут услышишь… «Голос Америки» больше не поймать… Ничего сейчас не известно… Уж, наверное, к войне идет…

– Только бы не это, – сказала мать.

Тетя Ида сложила руки и, перебирая пальцами, сказала:

– Никому не известно, что хорошо и что плохо. Мир нужно немного почистить… – закончила она шепотом.

– Может быть, – пробормотала мать. – Кто знает, что кому нужно…

– Нужна борьба, – заключила тетя. Спустя некоторое время она фальшиво улыбнулась. Это была та самая улыбка, от которой Аарне становилось не по себе.

– Видишь, и мы с Аарне здесь воюем, ха-ха-ха! – Смех перешел в плач.

– Что?! – спросила мать испуганно. – Ради бога, расскажите, что у вас случилось! Я получила письмо…. Всю ночь не спала…

– Ох, да чего тебе-то расстраиваться, – тетя Ида вытерла глаза. – Хватит того, что я расстраиваюсь… хватит… Скоро меня похоронят.

Аарне увидел, что мать сейчас заплачет, заплачет раньше, чем поймет причину.

– Иди сюда, – сказала вдруг тетя Ида. – Иди, иди ко мне.

– Я? – Мать встала и села рядом с тетей Идой. Тетя обняла ее и запричитала:

– Поплачем вместе, две старухи, пусть старухи поплачут вместе…

Мать тоже заплакала. Комната наполнилась рыданиями.

– Аарне, посмотри на свою мать… Посмотри на свою плачущую мать… Посмотри на свою старую мать, – повторяла тетя, сама явно растроганная этой сценой.

Аарне встал и подошел к матери.

– Мама, давай уйдем!

Он взял ее за руку.

– Мама, слышишь! Пожалуйста, прекрати сейчас же!

– Видишь, как он с тобой разговаривает, – прошептала тетя.

– Мама, неужели у тебя нет ни капли гордости, зачем ты здесь плачешь? Ты же моя мама.

Мать подняла голову.

Тетя Ида не хотела сдаваться. Она поспешно заговорила:

– Где была твоя гордость, когда ты накинулся на меня, а? Где она была, когда ты относил в антиквариат мои книги? Есть ли в твоем дневнике что-нибудь, кроме двоек? Где ты пропадаешь каждую ночь, у какой девки ты бываешь? Говори, у какой?

Аарне хотелось схватить тетю за горло. Но он только сжал кулаки и вышел в кухню. Он пил воду из ведра. Вода была теплой, и в ведре плавала муха. «Наверное, первая муха», – подумал Аарне. Его чуть не стошнило. Из комнаты доносились тихие голоса. Он пошел туда.

На диване сидели две женщины и плакали. Мать плакала сильнее, и тетя Ида заботливо ее обнимала. Аарне подошел к окну.

В комнату вошла сестра тети Иды. Ощупывая руками стены, она дошла до дивана и, проведя рукою по лицу матери, весело спросила:

– А это кто такая? Мать Аарне, что ли?

– Да…

– Смотри-ка, какой гость у нас… Ну, как вы там живете?

– Спасибо, хорошо…

– Ну, тогда все в порядке. Я кормила цыплят… У вас уже есть цыплята?

– Амалия, выйди, – сказала вдруг тетя Ида.

– Что?

– Я сказала, уходи!

– Почему?

– Сколько раз мне повторять? Уйди в другую комнату!

– Но почему? Я хочу поговорить с гостьей…

– Не твое дело… Уходи!

– Ты как базарная торговка… – сказала обиженно тетя Амалия и, хлопнув дверью, вышла.

– Да, – сказала через некоторое время тетя Ида уже спокойнее. – Аарне совсем бессовестный. Как он со мной разговаривает!

– Аарне, Аарне… – вздохнула мать.

– И что у него за связи! Знаешь ли ты, что он связался с девчонкой, которая уже несколько раз пыталась покончить с собою?

В тот день тетя Ида превзошла самое себя. Она боролась, боролась так, как никогда раньше.

– Мама, мы сейчас же уйдем. То, что ты делаешь, противно! Как ты можешь здесь плакать?

Мать покачала головою и медленно поднялась.

– Подождите, я сейчас принесу кофе… Куда же вы пойдете… у меня и печенье есть, – улыбалась тетя.

– Нет, спасибо, – сказала мать, – мы пойдем.

– Хорошо, – сказала тетя Ида. – Идите и разберитесь сами. Мои условия: испытательный срок – две недели. Если случится еще что-нибудь, ты, Аарне, собираешь свои вещи. Вот так… Вы все же могли бы выпить кофе…

Она проводила их до дверей и нежно сказала:

– Глядите-ка, уже и подснежники показались. Очень милые цветы… Ну, передавайте привет всем домашним… и разберитесь в этих делах. Аарне, когда вернется, расскажет мне.

Они сидели на скамейке у автобусной станции. Кругом были лужи. Стаи серых голубей дрались из-за крошек. Аарне посмотрел на сидящих рядом. Светловолосая девушка глядела вдаль. Юноша, сидевший с нею, спросил:

– Хочешь конфет?

– Нет, – ответила девушка, не шевелясь. Седой старик недоверчиво разглядывал молодых парней. Куражился пьяный, и другу с большим трудом удавалось его унять.

– Автобус уйдет через час. – Аарне посмотрел на часы. – Сейчас ровно шесть.

– Твои часы спешат.

– Нет. Я проверял.

В стоявшем поблизости автобусе играло радио. Чайковский. Скрипичный концерт.

– Послушай, сынок, неужели ты не хочешь стать порядочным человеком?

– То есть как это – порядочным?

– Ну как все…

– Как все? Не хочу.

Мать опустила голову.

– Но так нельзя себя вести.

– Как?

– Ты смеешься надо мной. Тетя Ида мне все рассказала. Ты с ней так грубо разговариваешь. И скажи: где эта книга?

– Я не знаю.

– А ты не врешь?

– Мама, я не могу тебе ничего доказать. Но если ты не веришь, то не верь…

Автобус со скрипичным концертом Чайковского уехал. Небо на западе прояснилось. Через некоторое время мать сказала подчеркнуто резким тоном:

– Что это за девчонка, с которой ты никак не можешь развязаться?

На ее лице появилось смущение.

– Мама, пожалуйста, не говори так.

– Как?

– Ты и сама понимаешь, мама…

– Я не знаю, о чем ты думаешь… Я знаю то, что говорит тетя Ида. Если она действительно… хотела покончить с собою, и даже несколько раз, то я не понимаю, чего ты с ней так прочно связался…

Аарне не знал, смеяться ему или плакать.

– И ты веришь в это?

– А почему бы мне не верить?

Конечно, как же не верить седой женщине…

– Что ж, верь. Мне ты все равно не веришь.

– Сын, не говори так. Тетя Ида любит тебя.

– Я это очень хорошо знаю.

Мать удивилась.

– Почему же ты ее не слушаешь, если она тебя любит?

– Ее любовь делает меня хуже.

Мать замолчала.

– Который час?

– Половина седьмого.

– Скоро придет автобус…

Аарне кивнул.

– Отчего ты такой легкомысленный? – спросила мать.

– Я всегда был таким, ты же знаешь.

– И ты гордишься этим?

– Нет, я не горжусь… Мама, но ты все-таки ошибаешься… Я думаю довольно много.

– Неправильно думаешь, сынок.

– Каждый человек думает по-своему правильно!

– Постарайся думать так, как другие.

– Я не хочу!

– Когда-нибудь все равно придется. Нельзя же быть одному.

– Я не верю, – прошептал Аарне. – Я не хочу быть трезвым, тихим, порядочным… Не хочу!

– Почему? – На лице матери отразилось непонимание.

Аарне не знал, что ответить.

– Я хочу, чтобы мир стал лучше, – сказал он, наконец, и улыбнулся. – И это не так уж просто.

– И для этого нужно причинять боль другим?

– Иногда нельзя иначе.

– Как же ты думаешь жить?

Носком ботинка Аарне чертил на песке какие-то фигуры.

– Неужели ты не можешь исправиться? – спросила мать.

– Как?

– Ты не можешь под нее подделаться?

– Нет, мама. Так, как ты думаешь, не могу.

– Что же ты собираешься делать?

– Не знаю.

– Но новую квартиру я тебе не буду искать.

– Я знаю.

– Неужели ты не можешь делать так, как она хочет? Она человек старого мира, не говори же ей обо всем по-новому. Неужели ты не можешь ее порадовать?

– Нет.

– Чего же ты хочешь тогда?

Выглянуло грустное солнце. Оно светило у самого горизонта из-под большой темно-синей тучи, которая как будто давила его книзу.

– Я сказал, что я не знаю… И все-таки я хочу жить и видеть жизнь… Я хочу… жить, понимаешь?

– Что же, тетя Ида мешает тебе жить?

– Нет.

– Что ты ей скажешь?

– Я еще не знаю… я подумаю.

– Я тебя очень прошу, постарайся с ней поладить.

Подъехал автобус. Со всех сторон высыпали люди с чемоданами и пакетами.

– Ладно, я постараюсь. Если что-нибудь случится, это будет не моя вина.

– Я должна идти.

Мать взяла вещи и пошла к автобусу.

Автобус, разбрызгивая грязь, уехал…

– Ну? – спросила тетя Ида. У нее на коленях сидел рыжий кот. Аарне, снимая ботинки, пожал плечами.

И для себя неожиданный день

Как-то вечером Майя и Аарне пошли к Эсте Лийгер. Майя сказала, что у нее в папке масса рисунков.

Эста Лийгер сняла измазанный красками фартук. Она немного похудела, может быть из-за весны… Она сразу же обратилась к Майе:

– Ну, показывайте!

Снова они разложили на полу рисунки и наклонились над ними. Лийгер говорила Майе о чем-то очень профессиональном. Аарне заглянул через плечо девушки и почувствовал острое разочарование. Нет, нет, все было в порядке, нельзя было сказать ничего плохого, и это было страшнее всего… Аккуратно, старательно, корректно… Аарне на мгновение закрыл глаза и отошел в сторону. Он очень ждал этого момента. И что же? Еще в прошлый раз мелькнула эта мысль, а теперь она нахлынула как тяжелая волна. Майя, кивая, слушала Лийгер. Внезапно Аарне все стало неприятно: эта комната, мазня на полу, Майя. Это чувство было таким ясным и неожиданным, что он даже испугался. Когда Лийгер спросила у Майи, пойдет ли она в художественное училище, девушка ответила: «Да»… На второй вопрос – для чего – Майя ничего не сумела ответить. «Она пойдет, пойдет для того, чтобы не потерять меня», – думал Аарне. «Перестань, ты сам все время хотел этого», – ответила совесть. «Как ты можешь так резко менять свои чувства?» – «Перестань, еще ничего не изменилось… Я совсем не этого хотел! Откуда я знал, что так получится?» – «Ты только сейчас это понял? – спросила совесть. – Теперь поздно» – «Замолчи», – прошептал Аарне совести. И громко попросил: