Текст книги "Прощай, рыжий кот"

Автор книги: Мати Унт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Annotation

Автору книги, которую вы держите в руках, сейчас двадцать два года. Роман «Прощай, рыжий кот» Мати Унт написал еще школьником; впервые роман вышел отдельной книжкой в издании школьного альманаха «Типа-тапа» и сразу стал популярным в Эстонии. Написанное Мати Унтом привлекает молодой свежестью восприятия, непосредственностью и откровенностью. Это исповедь современного нам юноши, где определенно говорится, какие человеческие ценности он готов защищать и что считает неприемлемым, чем дорожит в своих товарищах и каким хочет быть сам.

Прощай, рыжий кот

Последний день лета

Дождливый день

Первый школьный день

Трудовой день

Философский день

Политический день

День голубых глаз

Ритмический день

Воскресенье

Туманный день

Ночь

Незначительный день

День визита

Принципиальный день

Грустный день

День исканий

Запутанный день

Сочельник

Предновогодний вечер

Просто один день

Откровенный день

День, в который решили что-то сделать

Вечер при свечах

Первый весенний день

Тревожный день

Ужин с тайным умыслом

День суда

День сомнений

День, мокрый от слез

И для себя неожиданный день

Классный вечер

Ранняя летняя ночь

День расплаты

И еще один день

Выигранное сражение

notes

1

2

Автору книги, которую вы держите в руках, сейчас двадцать два года. Роман «Прощай, рыжий кот» Мати Унт написал еще школьником; впервые роман вышел отдельной книжкой в издании школьного альманаха «Типа-тапа» и сразу стал популярным в Эстонии. Написанное Мати Унтом привлекает молодой свежестью восприятия, непосредственностью и откровенностью. Это исповедь современного нам юноши, где определенно говорится, какие человеческие ценности он готов защищать и что считает неприемлемым, чем дорожит в своих товарищах и каким хочет быть сам.

Прощай, рыжий кот

Наивный роман

Моему учителю Велло Саагэ

Последний день лета

В маленьком поселке наступала осень. Ветер приносил из-за дальних холмов песню молотилок. Последний летний день медленно угасал.

В углу стоял тяжелый, видавший виды чемодан. Аарне сел на скрипучий стул, не зная, что еще сделать. Все казалось лишним и ненужным. Прикасаться к чему-нибудь, оставлять еще какие-то следы после себя – зачем?

И без того было слишком грустно. В комнате тепло и душно, на окне жужжат мухи. Аарне набросил на плечи пиджак и вышел.

Единственная асфальтированная улица поселка дремала в безлюдной вечерней тишине. Сразу же за маленьким садом начинались поля. Стога сена бросали длинные влажные тени.

Аарне никуда не спешил. Шоссе уходило вдаль. Солнце опускалось к горизонту, ветер утих. Страстно, из последних сил, стрекотали кузнечики.

В этот вечер Аарне собирался подвести итог своей жизни и наметить планы на будущее. Просто подумать. И ничего не получалось. Вечер был слишком тих и нагонял меланхолию.

В восемнадцать лет так трудно размышлять трезво. И вообще все это немного странно.

Завтра утром автобус повезет его в Тарту. Пройдет всего лишь несколько часов, и Аарне постучится в дверь желтого дома на окраине города, где много маленьких неасфальтированных переулков. На желтой двери красуется большая медная кнопка звонка, нажав которую услышишь вдруг мелодичный звон. Кто-то приблизится к двери – по гладкому линолеуму зашаркают туфли, неожиданно щелкнет французский замок. Дверь, однако, откроется не сразу, сначала строгий женский голос спросит: «Кто там?» Аарне назовет себя, замок щелкнет еще раз, и в дверях появится… тетя Ида.

Да, именно она.

У тети Иды классические черты лица: высокий лоб, прямой нос и так далее… Ей уже за семьдесят, но в двадцатые годы нашего века многие с уверенностью отмечали разительное сходство барышни Иды Виксон с Полой Негри. И все же тетя Ида осталась старой девой и таким образом уберегла себя на этом свете от многих неприятностей. Она исключительно порядочный человек, ее черные с проседью волосы старательно собраны на затылке, у нее развито чувство долга и чести, и по вечерам она слушает Би-би-си.

Итак, тетя Ида откроет дверь.

Аарне уже знает, что условия домашнего распорядка будут предъявлены ему сразу же, как только он войдет в комнату. В десять часов спать, порядочное общество, не набивать рот, когда ешь, чувство национальной гордости, не врать и не воровать, скромные галстуки, хорошо учиться, не мучить рыжего кота. И тому подобное. Только в этом случае юноша может стать настоящим джентльменом, достойным своей нации.

Если едешь учиться в Тарту, то не стоит надеяться на большой выбор в отношении квартиры и комфорта. Для Аарне единственным прибежищем был желтый дом тети Иды. Между прочим, прошлой весною он чуть было и его не лишился…

Тетя Ида посоветовала Аарне больше не возвращаться к ней, если он не желает помочь ей умереть в сумасшедшем доме… Ведь эта нынешняя молодежь… и так далее. Но прошло лето, tempora mutantur… И все-таки как трудно пойти на компромисс, в этом возрасте компромисс не является признаком хорошего тона.

…Выслушав условия тети Иды, Аарне, разумеется, ответит: «Да». Затем еще несколько раз повторит: «Да». В глазах тети Иды появятся слезы, крупные слезы, ведь она любит Аарне, любит, как родного сына. Она хочет оставить Аарне свой желтый дом, свою библиотеку, свою герань, свои мягкие ковры. И все это потому, что любит его. Настоящего материнского счастья ей не пришлось испытать, потому что ее любовь была слишком прекрасна, а любовь земная так безобразна.

Но, быть может, это лишь жестокая насмешка над старой женщиной, у которой время отняло ее идеалы? В наши дни смешно ложиться спать в десять часов вечера. Ведь ни один прожитый день не вернется назад! Все неповторимо: и тени фонарей на сырой земле, и споры юных первооткрывателей, и ветер, завихряющий легкую пыль, и запах влажных волос. Когда-нибудь в будущем мы снова вернемся в страну юности; мы будем гораздо опытнее, мы будем слишком взрослыми, чтобы замечать маленькие вещи.

…И общество, в котором вращается Аарне, безусловно, никуда не годится. Ведь именно они – комсомольцы, похитили идеалы тети Иды и развесили их, как мокрое белье, по чужим дворам. Этим растрепанным девчонкам и грубым мальчишкам незнакомо чувство национальной гордости, и во время еды они всегда так плотно набивают рот и так спешат, спешат неизвестно куда, их волнуют какие-то непонятные для тети Иды страсти и идеалы.

И снова тетя Ида будет плакать, впустив в свой дом троянского коня нового времени.

* * *

– Ты куда? – спросил кто-то неожиданно.

Аарне поднял голову и увидел двух девушек и парня. Это были его бывшие одноклассники – Сийри, Леа и Ивар.

– А вы куда?

– Думали, в кино. Пошли с нами, – предложила Сийри.

– Я завтра утром уезжаю.

– Ну и что, все равно идем! Мы ведь тоже едем…

Подумав две-три секунды, Аарне согласился… Фильм был пустым, спекулировал давно избитыми истинами и после пятнадцатиминутной игры на нервах приводил к happy end.

Зажегся свет, застучали стулья.

Белые ночи прошли. Воздух был влажным и теплым, в темноте шелестели листья. Звезд не было видно: с севера поднималась большая черная туча. У клуба светились огоньки сигарет.

– Ну? – спросил Ивар.

– Не знаю, – Аарне пожал плечами.

Помолчав немного, Ивар вдруг повернул назад.

– Подождите меня, я сейчас приведу мотоцикл…

– Брось, это займет много времени, – крикнула Сийри.

– Он ведь живет за углом… – сказал Аарне.

Из освещенных окон клуба неслись экзотические песенки. Через несколько минут из-за угла показался свет фар, и Ивар лихо подкатил к маленькой компании. Мотор фыркнул и заглох.

Леа с иронией заметила:

– Ну, теперь, наверное, будем кататься вчетвером?

Ивар усмехнулся.

– Для начала можно и вдвоем… Ты не хочешь прокатиться, Сийри?

Девушка не заставила себя упрашивать. Мотор заработал, и через мгновенье дорога опустела. Аарне слегка возмутился поведением Ивара. Белое платье Леа светлело в темноте. Дороги не было видно, только под ногами ощущался гравий и местами грязь. Ступать приходилось осторожно.

– Тебе понравился фильм?

– Ничего, – ответила девушка, – хорошая картина.

– Ты завтра тоже уезжаешь? – спросил Аарне.

– Да.

– Куда?

– В Таллин.

– Что же ты там делаешь?

– Работаю.

– Вот как…

– А что ты летом делал? – спросила Леа.

– Работал, – ответил Аарне.

Перед домом Леа остановилась. Быть может, она ждала еще чего-то, но Аарне не видел ее лица.

– Ну что же…

– До свидания, – сказал Аарне и протянул руку.

– До свиданья, – ответила девушка нерешительно.

Аарне возвращался домой, сожалея, что вообще вышел. Но успокаивал себя тем, что заснуть он все равно не смог бы.

Упали первые капли дождя. Посмотрев на запад, Аарне увидел на горизонте узенькую красную полоску. Было до смешного грустно. Пошел дождь. Через сутки Аарне увидит своих друзей.

Андо.

Индрека.

И Эду… К чему Эда? На самом деле, почему он подумал о ней? Чепуха! Аарне не хотелось будить мать, и он забрался на сеновал. Боже, какие мы дети! Время приближалось к двенадцати. По крыше шуршал дождь. Ветер шумел за стеною в лесу и бил по крыше мокрыми ветками. Наступала осень.

Дождливый день

Встреча с тетей Идой была именно такой, как ее представлял себе Аарне.

Пили кофе.

На столе сверкала чистая скатерть, над чашками с ароматным кофе поднимался пар, на тарелке лежали бутерброды и нарезанный кекс. За столом сидели тетя Ида, ее почти слепая сестра Амалия и Аарне.

– Как там мама, здорова? – спросила тетя Амалия.

– Да, – ответил Аарне.

Тетя Ида очистила яйцо, аккуратно собрала скорлупу и заметила:

– Завтра и Линда должна бы приехать… Девочке так мил ее дом, она не торопится уезжать оттуда.

Аарне уловил в этих словах какой-то упрек. Он приехал в город за два дня до начала занятий, а Линда… Так же как и Аарне, она снимала комнату у тети Иды, была его соседкой и одноклассницей.

Тетя очень любила Линду.

– Она будет хорошей матерью, – говорила тетя часто. И это было единственное, что она могла сказать. Аарне иногда думал, что, может быть, этого и достаточно… Может быть.

После кофе тетя Ида собрала посуду, сложила и убрала в шкаф белую скатерть. И они перешли в другую комнату.

За два года здесь все стало привычным: старая мягкая мебель, на окнах пыльные занавески, большой, закрывающий всю стену ковер, на подоконнике – герань и алоэ. Сонно тикающие часы со светящимся в темноте циферблатом. Ничего не изменилось… Весна и лето не заглянули в эту комнату, время не распахнуло ее окон. Тишина… На полке мирно ужились «Земля и люди» Сирге, «Биография президента Пятса», «Промышленность ЭССР на подъеме» и «Прости, Лоори» Куртс-Малера. Чувствовался едва заметный специфический запах пыли, пожелтевших книг и пустого флакончика из-под парижских духов.

– Ты будешь спать здесь, – сказала тетя. – Раскладушка в соседней комнате за шкафом. Полку я для тебя освободила. Можешь ставить свои книги. Несколько вешалок я найду для тебя.

Немного помолчав, она добавила:

– Аарне, я надеюсь, в этом году у нас не будет недоразумений, не правда ли?

Аарне вынимал из чемодана книги. Тетя Ида продолжала:

– Мы ведь старые друзья… Ты к тому же, наверное, повзрослел за лето… Ну иди сюда. Подойди к своей старой тете!

Тетя Ида села на диван и улыбнулась.

Аарне сел рядом.

Скрипнули пружины. Отложив вязанье, тетя осторожно погладила Аарне по голове.

– У тебя, дружок, такие жесткие волосы, – сказала она и посмотрела на юношу. – Ты не забыл еще, как я показывала тебе ночью луну, когда ты был маленьким? Да… Хочется верить, что в этом году наша жизнь будет спокойнее. Не так ли?

На мгновение их взгляды встретились, затем нежность в глазах тети исчезла. Аарне вернулся к чемодану. Тетя, печально вздохнув, взялась за спицы. В комнате установилась тягостная тишина. Жестяная крышка от коробки с рукоделием хлопнула неожиданно громко.

Аарне подошел к окну и отвел в сторону пожелтевшую кружевную занавеску. Ветер гнал серые тучи. С листьев скатывались крупные дождевые капли. Какой-то мужчина вез на тележке кресло, прикрытое бумагой. Прошла старушка с мальчиком. У него была красная шапка с помпоном. Сплюнул какой-то юный кретин. Ничего не изменилось: деревья были те же, люди были те же, небо было то же. Жизнь на окраине тянулась по-прежнему медленно и лениво. Только виднелись леса нового трехэтажного дома.

– Аарне, ты, конечно, хочешь прогуляться?

– Не знаю. Скоро, наверное, пойду…

– Только учти, в пол-одиннадцатого мы уберем ключ.

Аарне посмотрел на тетю, что-то вязавшую из серой шерсти. Шерсть была красивая, тонкая и мягкая. Тетя Ида опять получила посылку из Швеции. Заграница все-таки…

К черту! В этом доме невозможно бездельничать, здесь сойдешь с ума, если тебе нечем заняться, такой уж это дом. Аарне временами казалось, что он здесь задохнется, поэтому при первой же возможности он старался уйти куда-нибудь.

Но после десяти вечера запрещалось и это. Тогда он просто открывал окно. Ветер шевелил занавески, на улице слышались шаги запоздалых прохожих. Но входила тетя Ида, говорила, что это вульгарно, и приказывала закрыть окно. Оставалось только сходить с ума.

Было пять часов. Аарне быстро оделся и вышел. Тучи, разрываясь, плыли на восток, местами проглядывало голубое небо. Мокрая трава брызгала на ботинки. Асфальт и воздух были свежими, только что вымытыми.

Скоро Аарне выбрался из района желтых домов. Как-то он мысленно разделил город на четыре зоны или круга. В центре – зеленая площадь. После войны здесь были развалины. Затем шли новые дома, высокие, с большими окнами. Дальше – старые дома, сначала двух-, потом одноэтажные. Затем начинался новый город, большой и разросшийся. Модные индивидуальные дома – частью готовые, частью недостроенные – новый, четвертый круг.

Индрек жил на границе третьего и четвертого кругов, на втором этаже поблекшего дома, подыматься к нему приходилось по скрипучей деревянной лестнице.

– Знаешь, завтра в школу, – сказал Индрек, поздоровавшись, – готов ли ты упорно овладевать знаниями? – он ехидно ухмыльнулся. – Ну как?

Аарне отмахнулся.

– A-а, брось… Только портишь настроение!

– О, а я с нетерпением и радостью жду начала занятий! – засмеялся Индрек и сразу же стал серьезным. – Знаешь, я не могу представить, что будет в этом году… Ведь это особенный год, не так ли?

– Не знаю… Лучше расскажи, как прошло лето.

Индрек растянулся на диване.

– Ужасно скучно.

– Что-нибудь написал?

– Не-ет… да, вроде бы… посмотри там, на столе.

Аарне просмотрел листы, исписанные диким почерком, и сказал:

– Что-то я не могу вникнуть… Кажется, ты был зол…

Индрек, не отвечая, спросил в свою очередь:

– А ты?

– Что?

– Ты что-нибудь написал?

– Нет.

– Абсолютно ничего?

– Абсолютно.

Индрек усмехнулся:

– Молодец… Что сказала тетя Ида?

– Ничего особенного… Так, о любви, о молодости.

– Н-да… – Индрек зевнул. – Прости, я очень устал… Пошли в город?

– Пошли.

О многом переговорили они в этот вечер. Было легко и весело. Забот не было, кроме одной: кончались каникулы. Индрек стал напевать. Но Аарне почему-то не поддержал его.

Вечером снова пошел дождь. Всю ночь капли стучали в окно.

Но утро было ясным, и ленты в волосах первоклассниц не намокли.

Первый школьный день

В этот день школа пахнет известью и краской, кругом загорелые лица и необыкновенно ясные глаза.

Все собрались в актовом зале. Учителя говорили напутственные слова, разъясняли задачи, стоящие перед выпускниками. А на улице было почти лето; солнце, пробиваясь сквозь окна в зал, грело ласково и усыпляюще. Трудно было сосредоточиться. Выступал Корнель, классный руководитель Аарне.

– Каждое новое поколение приносит с собою что-то новое, и каждое умирающее поколение уносит в могилу что-то старое. И никогда мир не станет настолько совершенным, что нечего будет убавить или прибавить. Каждый должен знать свое место в жизни, приносить людям добро, только тогда он будет человеком.

Он произнес много хороших и верных слов.

Аарне смотрел на своих друзей.

Волнистые волосы Андо были растрепаны, слишком большой рот придавал его лицу упрямое и злое выражение. Андо был скептик и математик.

Индрек легкомысленно улыбался. У него почти всегда бывало хорошее настроение, он был полон неожиданностей и фантазий, проявлявшихся довольно смело.

Они оба до мозга костей были начинены литературой. Оба, так же как и Аарне, были членами Объединения Молодых Авторов.

Кроме этих верных друзей, в зале сидело еще много замечательных ребят.

Были здесь и чудесные девушки.

Там, впереди, сидела Эда. Аарне смотрел на ее светлые волосы и загорелую шею, исчезавшую под строгим воротничком черного платья.

Эда… Все, что произошло минувшей весною, сейчас уже кануло в прошлое.

* * *

Эта история может показаться кое-кому дикой и неожиданной, но зато сколько в ней романтики. Разумеется, педсовет усмотрел бы в ней иное. Учителя увидели бы здесь лишь вопиющую аморальность, заслуживающую строгого наказания. Быть может, все это было ребячеством… За лето Аарне повзрослел и на некоторые вещи смотрит теперь по-иному.

Тогда в их классе еще учился Мартин. Сейчас он разгуливает по городу как заправский франт. Говорили, что он работает, но где, этого никто не знал… Во всяком случае, у него была машина.

И однажды весенним субботним вечером она выехала из города. В машине сидели Хельви, Эда, Харри, Аарне и, разумеется, Мартин.

Это была безумная поездка. Позднее никто из них не мог сказать, куда и зачем они ездили…

В Пярну сезон еще не начинался. Ветер гонял по улицам песок, море было зеленоватым и холодным.

Вечером пошли в ресторан «Балтика». В походке, голосе, в манере держаться проглядывало желание отведать запретных плодов. Оркестр исполнял избитые мелодии… Утром, когда отправлялись сюда, Мартин сказал:

– Напьемся, как скоты!

Желавший дойти до скотства франт, вероятно, рассчитывал на кошельки своих попутчиков. К сожалению, они были очень тощими… Мартин рассердился:

– Ребята, так не пойдет. Это же черт знает что!

Но делать было нечего и пили то, что было. Вечер напоминал скорее похороны, чем праздник. Эда и Аарне вышли. Весенние сумерки спускались над морем, с грохотом набегавшим на длинный пустынный берег.

Голая, без листьев аллея вела к простору. Прохладный ветер освежал голову.

– Зачем мы здесь, Аарне? Как мы вообще сюда попали?

– Я не знаю.

У него было подавленное настроение. В первый раз за этот день представилась ему опасность, возник страх, которого он не ощущал в ресторанном дыму.

Эта экскурсия в нереальное могла обойтись им очень дорого…

Приближалась ночь.

– Посидим…

Они сели на большой гладкий камень и стали смотреть на темнеющее море. Аарне осторожно накинул свое пальто на плечи Эды. Так они и сидели, два ребенка, но в то же время и два уже взрослых человека. Они заговорили о любви. У Эды были большие карие глаза. Аарне рассказывал очень тихо, как бы самому себе. Он говорил о своей первой любви, о времени, которое взрослые вспоминают с необоснованной иронией. А жаль. Ведь это годы первых свежих чувств, которые никогда не повторятся. Так они разговаривали. Ни словом не касаясь сидящего рядом. Возможно, в том, что они не совершили никаких глупостей, виновато было море.

Вернулись под утро. Дома соврали что-то о шефском концерте в совхозе Юленурме, все поверили, история уладилась без осложнений.

Той ночью Эда сказала:

– Мне хотелось бы стать счастливой. Возможно ли это вообще в жизни?

Холодный ветер шумел в темноте. Семнадцатилетний юноша решил тогда, что он все сделает для счастья Эды. Он еще не знал, что иногда человек будто нарочно ищет несчастье, хотя ты предлагаешь ему счастье целыми охапками.

* * *

Корнель кончил. Ему хлопали дольше, чем другим выступавшим, потому что он был учителем, окруженным особой атмосферой, он был «свой». Таких немного, и их отличают как великолепных психологов.

Торжественный акт продолжался.

Пели. Пели ансамбли и солисты. Читали стихи. Играл оркестр. Было первое сентября – праздничный день, за которым следуют будни.

В классе Корнель сказал:

– В этом году вы должны сами понимать, что от вас требуется. Будете вы учиться или нет – это ваше дело. Вы слышали одно и то же уже десять лет. И если вы этого еще не усвоили, я вам не завидую…

Правильные слова… Но многим вспомнилось, что и прошлой осенью Корнель говорил то же самое. Те, кто не верил ни в себя, ни в других, скептически усмехались.

А вообще слова Корнеля пролетели мимо ушей, как и все остальное, что стало традицией и повторяется изо дня в день. Ведь в современной школе у ученика нет… почти нет забот. Учитель за него учится, вместо него плачет, работает для него, из-за него учителя ругают… ответственность ученика, этого маленького человека, сведена к нулю. Отвечают школа, учитель, родители, товарищи – все, за исключением самого ученика. Наш косматый предок был бы очень удивлен, узнав, с каким терпением учим мы юность думать и чувствовать.

Итак, большинство улыбалось…

Потом списали расписание. Названия предметов были ужасно прозаичными. Пальцы с трудом держали ручку, буквы выходили кривыми. Но так бывает каждой школьной осенью, даже если эта осень последняя.

Трудовой день

Через две недели поехали в колхоз убирать картофель.

Рассвет был ясным и прозрачным. На обочинах канав белел иней. Воздух был полон осенними запахами: пахло мокрой землей, яблоками, навозом. В садах кричали отъевшиеся дрозды.

Машина, покачиваясь, ехала по грязной дороге. Всходило солнце. Ребята запели. К ним присоединились девушки.

Разные были песни: веселые и озорные, грустные и сентиментальные, были и такие, от которых девушки краснели, но все же пели и притом очень звонко… Пели и те, кто не умел петь. Впрочем, нет песни прекраснее и искреннее той, которую поют даже те, кто петь не умеет.

Аарне не сводил глаз с Эды. Девушка не обращала на него внимания, а возможно, и притворялась. Машина ехала на запад, солнце освещало лицо Эды, делало его чужим и каким-то неземным. Наверное, поэтому Аарне не мог отвести от него взгляд…

…В первый день пришлось выдергивать полегшую кукурузу. Ее мясистые и тяжелые стебли образовывали почти непроходимые заросли. Вначале работа шла весело и легко. За воротник попадала холодная вода, заставляя вскрикивать. Борозды вели под гору.

К обеду стебли стали казаться скользкими и крепкими, земля упорно держала широкие корни… В красные разболевшиеся ладони впитывался сок. Теперь все работали молча, с каким-то остервенением. Но когда бригадир пришел звать на обед, никто не хотел сознаться в усталости.

В ожидании машины все уселись на кучу кукурузных стеблей, сваленных у дороги.

Аарне спросил у Эды:

– Ты не устала?

– Нет, что ты… – Эда громко засмеялась и растянулась на прохладных зеленых стеблях. Ее было трудно понять. Иногда она могла без конца хохотать, часто без видимой причины, а иногда целыми часами сидела молча и задумавшись. Вот и сейчас Аарне не понимал, о чем думала девушка. Сам он должен был сознаться, что изрядно устал.

Все молчали. Карин грызла какой-то стебелек, Анне закрыла глаза и подставила свое лицо солнцу. Харри насвистывал что-то меланхоличное, Тийт сосредоточенно изучал кукурузный початок.

– У меня на ладони уже мозоль, – вдруг сказала Хельви.

Тийт сердито отбросил початок.

– Дура. Привыкай… Их будет много.

И снова все замолчали.

– Интересно, что мы завтра будем делать? – спросил Харри.

– Сперва нужно кончить это поле…

– Машина! Ребята, подъем! – закричала Эда так неожиданно, что все вздрогнули, и швырнула в Тийта большой початок.

Действительно, пришла машина. Когда они ехали к правлению, Аарне все еще думал об Эде.

К вечеру на руках выступила кровь.

* * *

– Ребята, пошли за яблоками! – предложила Хельви, когда Корнель вышел из комнаты.

– Пошли!

Это было восхитительно. Они пошли впятером: Хельви, Эда, Анне, Харри и Аарне.

Стояла лунная ночь.

– Интересно, где собака? – спросил Аарне.

– Наверное, там, – показала Хельви в сторону ворот старого заросшего сада.

Земля была теплой и мокрой.

– Тихо!

На ветвях шелестели пожелтевшие листья. Где-то далеко залаяла собака. И больше ничего. Осеннее село спало.

Неожиданно они попали в заросли малинника.

– Пролезем! Идите сюда, – прошептал Харри.

Аарне забрался в кустарник и сразу же потерял остальных из виду. Он раздвинул ветки и осторожно огляделся.

– Ты кого ищешь? Не меня ли? – послышался прямо перед ним голос Эды. Луна зашла за тучи, и Аарне не видел ее лица.

– Где остальные?

Эда пожала плечами.

– Не знаю, сама их ищу. Иди за мною! – сказала она серьезно и, взяв руку Аарне своей прохладной ладонью, потянула его влево. Очень хорошо было держать руку Эды, она не была ни холодной, ни потной. Это была чудесная рука. – Ну, иди же!

Захрустели ветки. Где-то близко залаяла собака. Эда и Аарне пробирались в конец сада, спотыкаясь о какие-то корни и кочки. О своих трех спутниках они совсем забыли. Яростно лаяла собака. Рука Эды была теперь в руке Аарне. Она и не пыталась ее высвободить.

Они остановились и прислушались. Собака еще несколько раз тявкнула и зарычала. Затем умолкла.

– Т-с-с…

Из-за туч вышла луна. Аарне заметил, как близко стоит Эда. Он чувствовал, что надо что-то сказать, но не находил подходящих и нужных слов. Но сказать необходимо немедленно, сейчас…

– Эда… Ты просто чудо…

Он приблизился к девушке и вдруг очень ясно увидел ее глаза, губы, все ее лицо…

– Перестань! – строго сказала Эда и выдернула руку.

Аарне почувствовал, что краснеет.

– Почему? – спросил он и тут же понял, как по-детски прозвучал этот вопрос.

Эда опустила голову.

– Аарне…

– Да?

– Пойми, я не могу тебе этого сказать… Будь умницей, хорошо?

Аарне не успел очнуться, а Эда уже перепрыгнула через кучу хвороста и побежала к дому. Мгновение прошло. Эда опять стала Эдой.

Залаяли все собаки. В дверях их встретила Криста.

– Где вы были так долго? Все давно вернулись, мы уже стали беспокоиться…

Они прошли в комнату. Эда помотала головой, пытаясь вытряхнуть из волос сухие листья.

На столе лежало несколько яблок.

– Так мало? – протянула Эда.

– Там были молодые яблони, и мы не хотели их слишком обирать. Хельви запихала все яблоки в свои шаровары… А вы сами-то принесли что-нибудь?

Аарне пожал плечами и лег.

Сонный Ивар открыл глаза и прокомментировал:

– Кто их знает, что они там делали… Посмотрите-ка на Эду и на Аарне. Бедный Аарне… Эда, и тебе не стыдно, а?

Дальше говорить он не мог: Эда бросила на него целую кучу одежды и сама уселась сверху. Началась возня. Летели подушки, обувь, все, что попадалось под руки. Выбравшись наружу, Ивар сказал:

– Сумасшедшая!

Но это звучало как признание. Все знали Эду, и никто на нее не обижался. Даже Аарне. Он был рад этой возне, пыль от которой все еще висела в воздухе. Если бы не это, он не осмелился бы посмотреть на Эду.

Ночью Ивар и Виктор говорили о мистических аэродромах Африки. Девушки слушали их. В полночь за окном всплыла большая круглая луна. В комнате пахло соломой и духами.

Философский день

На следующий день кончили кукурузу и отправились копать картошку. Шел дождь.

Вечером Андо и Аарне шли домой по берегу озера. С одной стороны – серая вода, с другой – лес, а под ногами желтый песок.

– Чертовски хорошо, – сказал Андо.

– Что именно?

– Все. Жить хорошо. – Андо набрал горсть камней и кинул их в воду. – Все хорошо.

– Ты открыл это только сейчас?

– Нет, это бывает у меня часто.

– Неужели… – усмехнулся Аарне.

– Для меня жизнь всегда хороша.

– Всегда?

– Почти… правда, иногда я сам могу все испортить, но тогда и виноват я сам.

– А мне портят жизнь другие, – сказал Аарне.

Начало темнеть. В камышах шуршал ветер.

– Кто портит?

– Многие. Их очень много.

– Например?

Аарне пнул ногой подвернувшийся камень.

– Например? Пожалуйста, самый простой случай. Как тебе нравится, когда в кино твой сосед без конца смеется в самых неподходящих местах?

– Я думаю, что бог создал много дураков, и терплю.

– А я нет.

– Интересно. – На лице Андо показалась усмешка. – А что же ты сделаешь? Запретишь ему смеяться или займешься его эстетическим воспитанием?

Некоторое время они шли молча.

– Ты, конечно, обиделся? – спросил Андо безразлично.

– Нет…

Озеро тихо плескалось, камни и деревья казались большими черными силуэтами. Аарне сказал:

– Я и не думаю обижаться. Этот пример – самый маленький, самый невинный. Я никогда ничего не делаю, я только думаю. И я не уверен, правильно ли я думаю.

– Думай лучше о чем-нибудь прекрасном, – посоветовал Андо.

– Дурак. Ты миришься с пошлостью?

– Не спеши… Предположим, что ты не хочешь с нею мириться. Станешь ли ты умнее от этого и какая тебе от этого польза? Никто тебя не слушает. Ты просто смешон.

Аарне не считал себя смешным.

– Польза! – закричал он. – Какая польза от того, что ты работаешь в колхозе? Думаешь, колхоз станет богаче? Ты только съешь двойную порцию супа – и все. И все-таки ты здесь. Почему?

Андо обиженно улыбнулся, точно разъясняя ребенку самую простую истину:

– Нужно.

– Что нужно?

– Работать нужно.

Аарне торжествовал.

– Работать! Убирать картошку нужно, это ясно! А посмотри вокруг… Какое спокойствие и равнодушие царит еще кругом! Разве это не поле деятельности?

И Аарне тут же решил, что ему все ясно: цель, идеалы, может быть, даже средства.

– Это твое призвание?

– Да.

Андо очень удивился. Такого ответа он, кажется, не ожидал, но слова друга звучали так значительно, что невольно вызывали уважение. Через некоторое время он с опаской спросил:

– Ты хочешь… бороться? Но с кем? Где фронт?

– Фронт в этих низеньких домах.

– Дома не виноваты. И в этих домах живут хорошие люди. Не спеши. Что тебе нужно?

– Чтобы люди жили лучше. Смейся, смейся!

– Дурак!

– Ты не веришь в человека?

– Нет. Человек от природы подлый. Ему не нужна твоя борьба. Человек попал в тупик, и вся эта так называемая эволюция кончится десятком больших бомб…

– Ты ждешь этого?

– Нет, я боюсь…

Какая-то птица с пронзительным криком поднялась из-под ног Аарне. Только сейчас он заметил, что уже почти стемнело.

– Пойдем быстрее.

Вскоре они дошли до дома; в окне еще горел свет. У дверей Аарне остановился.

– Подожди, я хочу у тебя что-то спросить.

– Ну?

– Андо! У Эды… есть кто-нибудь?

– Что?

– Дурак. Не понимаешь, что ли? В общем есть у нее какой-нибудь парень?

– Есть.

Аарне сделал равнодушное лицо.

– Вот как… А кто?

– Тийт.

– Какой Тийт?

– Наш Тийт. Почему ты удивляешься?

Аарне был потрясен. Он ожидал всего, но только не этого… Что нашла Эда в Тийте? Это казалось абсурдом. Тийт – пройдоха, такие, конечно, нравятся, особенно легкомысленным девчонкам…

…Но ведь Эда умная. Неужели она не понимает, что Тийт может отбросить девушку, как старый башмак?

– Откуда ты знаешь?

– Я видел их вместе. Однажды в августе они ходили в летний сад.

…Да, но что Андо до этого… Андо уверен в себе, все его жизненные проблемы разрешаются счастливо. Его любовь прочна. Инга красивая девушка. У нее приятное лицо, правда немного бесцветное, но не глупое. Она будет красивой женщиной, так говорят все. Аарне подумал, что ему такая красота скоро надоела бы. Но зачем копаться в чужих делах? Андо уверен в Инге и в ее любви, он стоит сейчас рядом с Аарне, и его не волнует ни одна серьезная проблема. Впрочем, Аарне, огорченный неожиданной новостью, был уверен, что проблемы у его товарища будут. Они возникнут, когда будут исчерпаны нежные слова. Как часто двое близких людей обнаруживают, что находятся на пороге пустоты. Они прижимаются друг к другу и беспомощно улыбаются. Но делать уже нечего, куда-то все-таки нужно идти.