Текст книги "Как растлить совершеннолетнего, Или Научи его плохому!"

Автор книги: Маша Стрельцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– Какой грамм героина? – вскричала я в совершенном изумлении. – Какая записка??? Ты чего несешь???

– Марья, знаешь, мне с тобой как-то и говорить не хочется, – признался Витька. – С одной стороны – понимаю, что у тебя были серьезные проблемы, раз уж на суицид пошла, а с другой…

– Какой суицид!!! – завопила я. – Рассказывай по порядку!

– Знаешь, мне в общем-то некогда, потом как-нибудь позвоню, – равнодушно сказал он.

И бросил трубку.

Я откинулась на подушку и поняла: мир сошел с ума. Иначе объяснить поведение Дэна и Витьки просто невозможно.

Однако с этим я как-нибудь разберусь потом, а теперь ясно одно – мне следует отсюда убраться.

Я потянулась к игле, что пронзала правую руку, как тут дверь распахнулась.

– Муж второй к вам явился, – любезно сообщила медсестра. – Принимать будете?

– Кто – кто явился? – нахмурилась я.

– Муж. Второй, – терпеливо объяснила она.

– А первый кто? – не отставала я.

– Высокий такой, красивый, ушел недавно, – вздохнула медсестра. А второй – маленький и щупленький. Мое мнение – не стоило вам после первого такого второго заводить.

– А второй – для души, – буркнула я.

– Ну так звать? – вопросила медсестра.

– Первого-то без вопросов пускали, – язвительно сказала я.

– Так первый за палату платит, – охотно пояснила она. – Да и спрашивать вас все равно смысла не было.

– Ну тогда зовите, – махнула я рукой, – и кстати – врача б мне.

– Обход в одиннадцать утра был, теперь только завтра, – мило улыбнулась она и покинула меня.

Зато на ее месте скоро нарисовался Серега.

– Ну садись, муженек, блин! – поприветствовала я его.

Он втянул голову в плечи, переминаясь с ноги на ногу и поведал:

– Так пускали только родственников.

– И как же ты доказал, что ты мой муж? – удивилась я.

– Денег дал, – стыдливо поведал он.

Я осуждающе посмотрела на него, вздохнула и велела:

– А теперь, муженек, расскажи мне всю эту историю о том, как я сюда попала! И без лишних вопросов и о том, что я помню, а что нет!

Серега с готовностью кивнул и сказал:

– Ну, я к тебе домой зашел, смотрю – ты лежишь на диване и с тобой чего-то не того. Не спишь, а похоже что без сознания. Рядом использованный шприц. А на столе записка. Ну, я вызвал скорую, и тебя спасли.

Он закончил свое животрепещущее сообщение, заткнулся и преданно на меня уставился. «Ну я же тебе жизнь спас, оцени, ОЦЕНИ!!!» – читалось в его глазах!

«Тихо! – рявкнул на меня внутренний голос. – Давай только без криков о том, что ты ничего не помнишь и этого не было, ладно? Задавай вопросы по порядку и по существу, а то и этот сбежит».

Я вздохнула, досчитала до десяти, после чего ровно спросила:

– Первый вопрос – отчего ты зашел в мою квартиру? Я тебе ключ оставляла на всякий случай, а не для того, чтобы ты туда ходил.

– Да ты не подумай, – тут же переменился он в лице. – Сроду я без тебя к тебе не ходил! Да никогда такого не было!

– Ну а в этот раз отчего все ж вломился ко мне?

Серега подумал и соврал:

– Бабуля послала к тебе за сахаром.

«Потом про это выяснишь! – сурово одернул меня голос. – Парень тебе жизнь спас, не придирайся! Давай про записку!»

Я снова посчитала до десяти и спросила:

– Что В записке было?

– А ты разве не…

– Не помню, – отрезала я.

– Ты написала, что все кто тебя окружают – дебилы. Что бабуля наша – старая маразматичка и ворует у тебя из дома все, что не приколочено. Про подруг написала гадости. Ну и про Витьку с Дэном тоже.

– Что конкретно я написала про Дэна? – требовательно спросила я. Может, это и объясняет его поведение?

– Что он гей, – покраснел Серега.

– Да ну нафиг, – не поверила я.

– И что ты видела своими глазами, что Витька и он ну, это самое, – вздохнул Серега. – И ты это в таких подробностях описала, да еще матами, что у меня до сих пор уши горят.

– Ты эту записку спрятал? – нервно спросила я.

– Какое там? Сначала не до того было, а потом вот ее врачи зацапали.

– Боже, – охнула я.

– В общем, Магдалина, на тебя все очень злые, – печально поведал Серега.

Я помолчала, осознавая ужас случившегося, после чего сказала:

– Серега, я эту записку не писала. Ты же знаешь мой почерк! Я тебе сколько раз писала названия дисков, которые мне надо купить! И я никогда, никогда не матерюсь!

– Твой это был почерк, – тяжко вздохнул он.

– А про тебя я что написала?

– Ничего, – с оттенком гордости поведал он.

– Ну хоть это хорошо, – слабо улыбнулась я.

– А еще на тебя Витька дело собирается открыть, – припечатал Серега.

– А за что? – недоуменно воззрилась я на него.

– Так ты в записке написала, что отца своего убила, полное признание, и, мол, поэтому-то и решила уйти из жизни.

– Господи, – охнула я. – С что с отцом?

– Да вот Витька его ищет, да пока найти не может. Ты написала, что в лес его завела и бросила, мол, не выбраться ему, точно знаешь.

– Серега, – слабым голосом сказала я. – Если еще что-то не рассказал – то выкладывай прямо сейчас, не томи.

– Да вроде все, – развел он руками. – Только одно скажу – ты уж сиди тут подольше, а то Витька тебя махом на нары определит. Злой он сильно, его в отделе все педиком дразнят.

Я зарылась лицом в подушку и застонала.

Черт! Черт!!!

«Неладно что-то в Датском королевстве», – подвывал внутренний голос.

«Чего делать???»

«Гони Серегу, и будем думать», – прекратив истерику, тут же деловито велел голос.

– Серега, оставь меня, – попросила я.

– А поговорить по душам? – обиженно заморгал он.

– Мне нехорошо! – твердо молвила я. – И передай на посту медсестричкам, чтобы ко мне не лезли, я в гневе неприятна!

Серега понуро кивнул и пошел из палаты.

– Я тебе фруктов принес, – он обернулся от двери и кивнул на пакет около стула.

– Спасибо, – покивала я.

Дверь за ним захлопнулась, а я принялась думать.

Итак.

Что мы имеем? А имеем мы то, что мой сон был явно неслучаен. В восемь вечера я сроду спать не ложилась. Я сова, к вечеру у меня наоборот на подвиги тянет!

Где ж мне могли снотворное-то подложить? Я прокрутила по шагам свои действия в тот вечер. Вот я падаю в реку, плыву, выползаю на пляж. Потом парни везут меня домой. Я ничего не ела и не пила с ними – так что они отпадают.

Потом ругаюсь с Дэном и захожу домой.

Потом… Потом я пью чай!!! И это была единственная еда и питье за тот вечер. Думаю – снотворное было растворено в воде, налитой в чайник. То-то мне напиток показался горьким. И будь я менее замученной, я бы несомненно обратила на это внимание, а так – рассеянно списала на неопробованный ранее сорт чая.

Итак, я засыпаю, и тогда злоумышленник, проникнув каким-то образом в дом, делает мне героиновую инъекцию и оставляет предсмертную записку.

А то что это было именно так – это да и аминь. Ведь, черт возьми, я героина в глаза не видела. Я не наркоманка! Да если б мне надо было умереть, быстро и безболезненно, я бы попросту выпила упаковку снотворного.

Вот только огромную дозу снотворного не растворить в чайнике. Слишком заметен будет вкус лекарства. И сложновато спящего человека насильно накормить таблетками. Именно из-за этого меня усыпили малой дозой, а потом сделали укол.

Осталось только решить, кто это мог сделать.

А ключи были у двух людей. У Сереги и у Дэна.

И на этом моменте я забуксовала.

Дэн – исключено. Он мне родной.

«Знаешь, или рассматривай всех беспристрастно, или не занимайся этим вообще», – хмыкнул внутренний голос.

Я в ответ хмыкнула еще презрительней и напомнила, что Дэн мне карту-то вернул, после того, как меня парни у дома высадили.

То есть – войти он ко мне не мог.

«А вот скажи, зачем Сереге тебя травить, колоть героином, а потом вызывать скорую? Выгода какая?» – задумчиво сказал внутренний голос.

«Да какая тут выгода, – вздохнула я. – Парень просто ревнует, вот и все».

«Тогда позволь напомнить тебе, что не так давно ты Дэну завещала все свое имущество».

«А позволь тебе напомнить, что Дэну отходит лишь половина! – сурово одернула я распоясавшийся голос. – Остальное делится меж материю, отцом, и Серегой».

«Значит, каждый из троицы получит примерно тысяч по шестьдесят баксами – если еще и стоимость имущества сюда добавить, – вздохнул голос. – Ты уж извини, но и Дэну, и Сереге есть интерес в том, чтобы тебя угробить. Но Дэну особенно».

«А у Сереги – ревность, – напомнила я ему».

«Думать надо, Марья, думать», – озабоченно сообщил голос.

«У меня уж голова опухла от размышлений», – хмуро поведала я.

«Ну отдохни тогда, не мешай мне», – раздраженно бросил голос.

Я подтянула Серегин пакет, достала зеленое яблоко и захрустела им. Настроение у меня было ниже плинтуса. А все оттого, что память услужливо подсунула мне эпизод, в котором Дэн рассказывал, как его знакомый, обладатель такой же двери, как моя, однажды попросту переделал свою кредитку еще и под карту – ключ. Потому как ключ он постоянно терял или забывал дома, попросту захлопывая дверь.

Да и, в конце концов, у него была родная карта от моей двери. Что мешало ему сделать дубликат?

Если это он – я попросту не переживу. Не переживу!!! Я слишком часто в последнее время встречалась с предательством тех, кому верила.

Маруська, моя подруга детства, которая украла деньги, предназначенные для уплаты за дорогую мне жизнь.

Оксана, которую я любила как мать родную, а она мало того, что подсадила меня на кокаин, так еще и чуть не убила меня, пытаясь омолодиться моей кровью. И не ее вина, что ей не повезло.

Родители Дэна, которые расправились со своими врагами, вслепую используя меня. Я думала, что спасаю Дэна. А они посмеивались и готовились меня убить, и смерть моя так же должна была послужить их интересам.

Я не переживу, если и Дэн меня предаст.

«Скажи честно – на нем есть приворот?» – вздохнул голос.

«Был, но он быстро испарился. Ты ж знаешь, я в приворотах не особо сильна».

«Тогда ответь себе честно. Именно себе, а не мне – что же его около тебя держит?» – мягко спросил голос.

Я молчала.

Красивей и обаятельнее Дэна я попросту не встречала. И я говорю не про ту массу парней, с которыми у меня может что-то получиться. Я говорю ВООБЩЕ про всех виденных мной людей. Как реальных, так и на экране телевизора. В Голливуде бы его оторвали с руками и ногами.

А он предпочитает по доброй воле жить со мной. Без приворота.

«Он меня просто любит», – тихо улыбнулась я, лелея свое счастье глубоко в душе.

Все у нас с ним будет хорошо. Я выйду из больницы, приду к нему домой и все – все расскажу. И он обнимет меня и скажет – «Магдалина, ты самое дорогое, что у меня есть. Я без тебя пропаду».

И я…

«Дура, прости Госсподи, – тяжко вздохнул внутренний голос. – Ну да ладно. Я тут подумал – валить нам отсюда надо».

«Зачем?» – на полном автомате поинтересовалась я.

«Так ведь Витька, я так понимаю, только и ждет, как бы тебя в кутузку упечь. Только на ноги встанешь – он тут как тут будет, а чувствуешь ты себя неплохо! Ну и во-вторых – я так подумал: надо папеньку-то выручать».

«Точно! – согласилась я и выдернула иглу капельницы из вены. – Точно! Вот щаз доберусь до дома, погадаю где папенька – и пойдем его выручать. Все остальное подождет».

Как обнаружилось, на мне была одета моя собственная ночная рубашка, около кровати стояли тапочки, а на стуле лежал халат. Больше я одежды не нашла.

Ну и ладно! Я одела то, что бог послал и пошла сваливать.

Сестричка на посту ахнула:

– Потемкина! Вы куда это?

– В туалет! – не моргнув глазом, соврала я.

– У вас отдельный санузел!

– А меня он не устраивает! – склочным тоном сказала я и пошла дальше.

– Вам вставать нельзя! – закричала девушка.

– Ну, если я встаю и иду, то отчего же нельзя?

– Не положено!

– Я не поняла! – вредно осведомилась я. – Я в больнице или в тюрьме?

– Но больные должны соблюдать режим!

– А что мне будет за несоблюдение? – полюбопытствовала я.

Медсестричка растерялась, после чего несчастно сказала:

– Вот выпишем вас, и помирайте тогда дома!

– А за неоказание врачебной помощи статья есть, или я что-то путаю? – ласково осведомилась я.

– Вот выпишем вас без больничного, тогда попляшете, – взяла себя в руки девушка и посмотрела на меня с видом превосходства.

– А мне больничный совершенно не нужен, – пожала я руками. – Я, как сказать, фрилансер, сама себе хозяйка.

Девушка посмотрела на меня как на врага народа. Молоденькая такая, светленькая, а в огромных, еще детских глазах – и растерянность, и непонимание, как поступить, и жаркая ко мне враждебность.

– Да вы не переживайте, – тут же раскаялась я. – Я ж понимаю, что у вас работа и все такое. Не собираюсь я ничего нарушать. Просто хочется ноги размять, свежим воздухом немного подышать. Разрешаете?

Девушка махом оттаяла и важно сказала:

– Ну погуляйте, Потемкина. Только недолго, обед скоро.

Ох, как же я ей улыбнулась, если б вы только видели! Как лучшей подруге. Как учителю, который мне неожиданно вместо тройки поставил пятерку. Как Дэну, нежно мной любимому. Потому что если б она уперлась в землю рогом – пришлось бы прорываться с боем.

Я, стараясь не бежать, прошла по коридору, спустилась по лестнице на первый этаж, и упс! – наткнулась на бравых ребят в пятнистой форме. Они стояли прямо у выхода из больницы, и проверяли всех, кто имел желание выйти или войти.

«Мне разрешили ведь, так?» – с сомнением спросила я у внутреннего голоса.

Он подумал и наконец отозвался:

«Знаешь, я думаю что рисковать не стоит. Витька-то на тебя злой, мог с парнями договориться».

Я тяжко вздохнула – ну все, все норовят меня обидеть! – и уверенно зашла в комнату, из которой на моих глазах пару минут назад вышла санитарка. Как я и думала – это оказалось подсобное помещение. В углу стояла ржавая ванна, забитая тюками, рядом громоздились коробки, ведра, швабры.

Полчаса ушло на то, чтобы расшатать намертво залитые белой краской шпингалеты. Пот струился по лбу, я дико устала, но каждый раз, когда я собиралась присесть и подумать над общемировыми проблемами, внутренний голос тут же командовал с интонациями заправского надсмотрщика: «Паши, негр, паши, солнце еще высоко!»

Наконец последний шпингалет поддался моим усилиям и со скрипом двинулся вверх.

Я спрыгнула с подоконника, расшибив коленку на асфальте, и услышала женский голос:

– Девушка, а что, дверей вам мало?

На лавочке метрах в двух сидела тетенька лет пятидесяти и недоуменно на меня смотрела.

– Там муж ждет, – брякнула я, помахав в сторону официального входа.

– А ты, значит, к любовнику? – понимающе улыбнулась тетенька.

– Как вы проницательны, – опустила я глазки долу. – Есть такой грех.

– Эх, молодежь – молодежь!

– Ну, я пойду? – спросила я у нее.

– Беги уж! – махнула она. – Если что – я тебя не видела.

– Сделайте милость! Спасибо большое! – горячо поблагодарила я ее и ринулась к огромным кованым воротам. Добежав до дороги, я подняла руку и принялась ловить машину. Как бы не так! Все водители как один категорически не хотели останавливаться около девицы, одетой в тапочки и халат.

«А Сереге позвонить не судьба была?» – укоряюще сказал внутренний голос.

«Если такой умный, мог бы раньше сказать, – огрызнулась я. – А то – бегом отсюда, скорей!»

И тут остановилась восьмерка с двумя мужичошками на передних сидениях.

– Вам ехать, девушка? – спросил меня один.

Я с сомнением посмотрела на них. С одной стороны – никогда не сяду в машину, где двое мужчин, с другой стороны, видно, что данные экземпляры простые и беззлобные.

«Садись, давай, нужна ты им больно, – нетерпеливо сказал голос. – Кроме них кто еще тебя подвезет?»

– У меня с собой денег нет, – вздохнула я. – До дома доедем – там расплачусь.

Водитель крякнул и вроде как с сомнением посмотрел на меня.

– Точно расплачусь, – пожала я плечами.

– А вас там что, с деньгами встречают? – полюбопытствовал он.

– Да нет, довезете, схожу домой да вынесу, сколько скажете.

– А ехать куда?

– На Кирова.

– Сто пятьдесят устроит?

Я кивнула.

– И Микола с вами сходит за деньгами, а то знаю я, довезешь – и все, поминай как звали, – слегка нахмурился мужик.

– Хорошо, – снова кивнула я.

– Ну, тогда, Микола, вставай, да усаживай даму на заднее сиденье, – велел он второму мужику.

Тот так и сделал, откинул свое сиденье и я, кое – как туда залезла. Не, ну до чего ж неудобная машина, а?

– Устроились, все нормально? – осведомился второй мужик, откидывая свое сиденье.

– Да, спасибо, – поблагодарила я.

Он уселся, перегнулся ко мне назад, пошарил глазами, приговаривая:

– А где ж та бутылка-то, где бутылка с пивом?

– Что-то ищете?

– Типа того, – прокряхтел он, резко подался вперед и едко пахнущая тряпка полетела мне в лицо.

– Поосторожнее! – вскричала я.

И тогда мужик принялся меня душить.

Руки у него были необычайно сильные, он сжал мое горло так, что мне казалось – еще чуть – чуть, и душа из него полезет, словно зубная паста из тюбика. Я изо всех сил пыталась отодрать его руки от моего горла, но он, похоже, моих усилий попросту не замечал.

– Ты что, едрить твою, идиот, что ли? – раздался крик водителя. – А ну живо девку отпусти!

«Спаситель!» – в приливе благодарности подумала я, почувствовав, что горло мое свободно.

– Выпустите меня, никуда я с вами не поеду, – прохрипела я.

– Вот как надо, едрить твою, нечего следы оставлять! – нравоучительно сказал водитель, перегнулся ко мне и ловко облепил мое лицо мокрой тряпкой. Да еще и ладошкой придержал.

Я гневно забрыкалась, вдохнула, – и почувствовала, что мир резко сузился до размера одной черной точки. А потом и ее не стало.

Вокруг был нежный весенний сад, залитый неверными предрассветными лучами. Я шла по каменной узкой тропинке и безотчетно улыбалась – настолько чудесно было все, что меня окружало. Цветущие яблоньки и черемуха, а вот и кустик сирени за поворотом. Ой! – а это что? Под кустом можжевельника сохранился островок снега, искрящегося своей белизной, и прямо из него росли подснежники. Я присела около них, зябко поежилась, когда крупинки снега коснулись босых ног. Легкий ветерок коснулся бледно-золотых венчиков, и цветы приветственно кивнули мне.

– И вам здравствуйте, – нежно улыбнулась я. Последний раз подснежники я видела много лет назад, когда жила в деревне у бабушки.

И я снова побежала по каменной дорожке, отчего-то зная, что я теперь буду приходить сюда и любоваться этими нежными цветами. Бежала, с удовольствием ощущая какую-то неимоверную легкость, босые ноги лишь слегка касались земли. Такое я последний раз тоже испытывала только в детстве, когда была еще слишком мала, чтобы пресловутые 9 же заставляли меня твердо ступать по земле.

Отчего-то в моей душе был такой мир, какого я еще никогда не испытывала. Я до краев была полна нежным и безмятежным счастьем.

Впереди послышался стук шагов по камню, и я пугливо ринулась за куст белой сирени. Мало ли кто там. Капля росы, пахнущей свежестью, упала мне на щеку, я дернулась от холода, и с потревоженных веток упало еще несколько капелек. А из-за поворота вышел Димка.

– Магдалина, – тихо позвал он.

Я отчего-то молчала, жадно рассматривая строгие черты его лица. Такие похожие на черты Дэна. Только вот Димка, а не Дэн – моя половинка.

На лицо упала еще одна капелька.

Теплая.

– Магдалина, – снова позвал он, обогнул куст и принялся стирать с моего лица слезинки.

И я уткнулась в его плечо, настоящее, твердое – и заплакала.

А он ждал, пока я успокоюсь, и гладил меня по голове.

– Я теперь всегда буду с тобой? – подняла я на него мокрые глаза.

– Не совсем, – печально улыбнулся он. – Не время пока. Спаситель тебе послан сверху.

И он поднял глаза на предрассветное небо.

Я поглядела – и обомлела.

На фоне зари отчетливо виделся волк с двумя ангельскими крылами за спиной. То, что крылья были ангельские – я поняла сразу. Ибо ни у кого в подлунном мире не может быть крыльев столь белоснежных в своей чистоте. Словно хрустальная вода горного ручья. Словно лик Христа. Словно бесконечная нежность истинной любви.

Димка осторожно коснулся губами моей щеки и я прикрыла глаза.

А когда я их открыла – ни сада, ни Димки не было.

Я огляделась по сторонам и поняла – вот теперь я точно сплю. The Matrix has you. На самом деле я лежу в своей чудесной кроватке, и мне всего лишь снится сон о том, что я лежу на земле в лесу. Ну как я могла там оказаться, сами подумайте? С логикой у меня вроде неплохо, поэтому ответ был очевиден – я сплю.

Я еще раз окинула окрестности зорким взглядом и заметила кой-какие несущественные детали.

Лежала я на рельсах, которые отчего-то ощутимо подрагивали, а из леса ко мне трусил волк, правда без крыльев. Я утомленно прикрыла глаза.

Матрица имеет меня.

Волк внимательно меня обнюхал, лизнул и сел рядом, напряженно глядя на меня.

– Ты б хоть зубы чистил иногда, – сварливо выговорила я ему.

Вернее – я попыталась это сделать. Но не смогла.

«Матрица», – отрешенно подумала я и прикрыла глаза.

«Какая к черту тебе Матрица, ты ж под фризом, дура!» – рявкнул внутренний голос.

«Под фризом?» – лениво удивилась я и пустила вдоль тела Силу. Через мгновение меня словно холодной водой окатили, аж зубы застучали б, если б они могли это делать. Увы, под фризом человек может только видеть и слышать. Все остальные функции – недоступны.

Рельсы дрожали все ощутимее и ощутимее, и я уже слышала некий шум.

«Ну чего ж ты, корова, разлеглась-то, – рыдал внутренний голос, – ползи, родная, ползи!»

«А кто мне глаза открыл, что я под фризом? – злобно осведомилась я. – Ты под фризом умеешь двигаться? Я – нет!»

«Ну так сделай что-нибудь!!! – заверещал голос. – Что, долго фриз снять, что ли???»

«Без водки, Силой снимать – минимум полчаса! – отрезала я».

«Н так хоть попробуй!!!»

Я закрыла глаза, прислушалась к шуму крови в венах и стуку сердца, открыла дверцу в душе и выпустила Силу, наказав ей убрать все зерна фриза из моего тела. И она потекла, медленно, но верно разъедая сковавшую мое тело заморозку. Очень медленно…

«Доволен? – холодно осведомилась я, – А теперь не мешай мне!»

«Ты что-то придумала? – с надеждой, больше смахивающей на подобострастие, спросил голос».

«Помолиться вот надо перед смертью, – вздохнула я и деловито забубнила: – Отче наш, иже если на небесех…».

«Господи, – подвывал голос. – За что, Госсподи! Я ж еще молод и почти красив!»

«Погоди, – изумилась я. – Ты что, парень?»

«А… ну не знаю, – смутился голос».

«А чего тогда от мужского имени вещаешь?»

Голос явственно шмыгнул носом и возмутился:

«Слушай, мы тут помираем, а ты пол мой выясняешь. Совсем сбрендила, да?»

Я скосила глаза вправо – Божечки, поезд-то уже показался!

«Все, отстань! – твердо сказала я. – Ибо настал час последней молитвы».

И тут волк, до того спокойно сидевший рядом, решил меня съесть. Он раскрыл свою пасть, сроду не чищенную колгейтом, и вцепился зубами в мое плечо.

Господь милосерден – под фризом не чувствуется боли. Я услышала лишь, как треснула ткань халата под его зубами, он глухо зарычал и трусцой побежал вдоль меня.

«Кусочек послаще ищет, – понял внутренний голос».

Волк тем временем ухватился за лодыжку и принялся тащить меня в лес. Разумное желание – я бы тоже не захотела обедать на пути у мчащегося поезда. Однако шло у него это дело с трудом, он пыхтел, ворчал, скулил, и периодически посматривал мне в глаза с некоей укоризной.

Последнего я совершенно не понимала, ибо дело двигалось.

«Поднажми, родной, – лихорадочно взывал к нему голос. – Немного уж осталось!»

«Странный ты, – осудила я его. – Ну вытащит он меня из-под поезда – так все равно ж это из огня да в полымя!»

«Там посмотрим», – туманно сказал голос, косясь на приближающийся поезд.

И тут волк дернул меня в последний раз и мы с ним кубарем полетели с насыпи. И надо ж было мне приземлиться в аккурат поперек волчьей спины! Волк хрюкнул от неожиданности и пугливым зайцем ломанулся в лес.

«Иго-го, лошадка! – радостно кричал голос. – Выноси, родная!!!!»

Я же изо всех сил сжимала веки и пыталась руками защитить глаза от веток – к счастью, руки уже начали меня слушаться.

Долго ли, коротко, а вынес он меня на чудесную полянку посреди сосен, одним движением скинул на землю и сосредоточенно завыл, вытянув мордочку кверху.

Я пошевелила руками – ногами, все работало. Села, принюхалась – и поняла: так это ж лес за Колосовкой! Только здесь так пахнет нечистью.

«А Колосовский лес мы с тобой как свои пять пальцев знаем!»– удовлетворенно сказал голос.

И он был прав. Ибо только тут мы, ведьмы, проводили свои шабаши. Только сюда мы ходили за травами – от дорог далеко, и простой народ траву не топчет – уж сильно дурная слава идет об этом месте.

Зато уж отсюда выбраться мне, ведьме – пара пустяков, хотя и чувствую, что я в самой чаще. А сама не смогу – так мертвых заставлю помочь, мертвых тут много.

Тут волк выдал особо жалостливую ноту, я вздрогнула от надрыва в его голосе и повернулась. Он сидел около пня и с непонятной надеждой смотрел на меня.

А во пне были воткнуты… ножи!!!

Мать честная!!!

Вскочив, я подбежала к пню и лихорадочно пересчитала – одиннадцать!!!

– Вытащил кто-то нож, что ли? – растерянно спросила я у волка.

Он усердно закивал.

– Так ты что, собака серая, человек??? – в полной прострации я села рядом с пнем.

Волк шмыгнул носом и кивнул на черную тряпичную кучу около кустика. Я подошла, схватила ткань, потянула, развернула – и предо мной оказалось длинное платье. Черное, простого фасона, плотное. В траве блеснул здоровенных размеров крест. А кто у нас ходит как пугало зимой и летом одним цветом? А кто у нас крест по все пузо носит?

– Святоша, зараза! Ты??? – укоризненно спросила я у волка.

Волк понурился. Вернее, понурилась, раз это Святоша.

– В общем так! – постановила я. – Искать того, кто у тебя ножик вытащил – мне некогда. Сейчас кругом очерчу, чтобы никто оставшиеся не упер – и домой. Ты со мной или тут останешься?

Святоша возмущенно зарычала.

– Не буду я твой ножик искать! – железным тоном еще раз повторила я. – И не надо мне напоминать, что ты меня из-под поезда вытащила! Проблем у самой выше крыши!

Я демонстративно наложила на ножи в пне заклятие, подобрала одежду и не оглядываясь пошла прочь.

Лора подумала и потрусила следом.

По дороге я злобно разглагольствовала:

– Вообще, Лора, тебе повезло что ты на меня наткнулась. Я добрая, и не скажу тебе всего того, что сказала б тебе Прасковья, Ольга, Галина, да любая другая ведьма! Я тебе не скажу – чего ж ты, зараза старая, поперлась в лес экспериментировать, если оборотничество ересь, а? Фарисейка ты, Лора! Попа тащишь к нам с проверкой, а сама втихушку тут же в лес шмыгнула проверять обряд – ну как это называется? Да еще и такую глупость сделала – ножи не заговорила от покражи! Лора, ты меня конечно извини, но ты вообще из ума выжила.

Святоша заскулила. Наверно от стыда.

– Да ладно, не плачь, я добрая, и потому я тебе этого ничего не скажу! Хотя тянет, Лора, ох как тянет все тебе высказать, – подвела я итог.

Дальше мы шли почти молча – как собеседница Лора всегда была отвратительной. В прошлом – излишне многословной, теперь вот наоборот.

Несколько раз я присаживалась на пеньки и коряги, переводила дух и шла дальше.

Отмахав километров двадцать, мы наконец вышли к околице Колосовки я возрадовалась и прибавила прыти. Скоро, скоро я окажусь дома! Первым делом понежусь в ванной, потом попью чайку с жасмином, а потом – в свою постельку, мягчайшую и чудеснейшую постельку в мире!

Лора как-то нервно рявкнула и прошлась глазами по мне сверху вниз. Я посмотрела и на себя вслед за ней и охнула. Весь халат в грязи, в дырах, рукав полуоторван – Лора постаралась, когда меня за плечо решила тащить. Лодыжка вся в крови – все же прокусила мне ее чуть Святоша, пока спасала, ну да я человек разумный и не в обиде.

– Гран мерси, мадам, за запасную одежку, – сделала я книксен волку, развернула Лорин балахон и махом скинула дырявый халат.

Волчица сдавлено хрюкнула, напряженно разглядывая мои прелести.

– Лор, ты уж меня прости, но у тебя с ориентацией все в порядке? – хмыкнула я, напяливая на себя ее платье.

Мы, ведьмы, друг друга не стесняемся. Порой ведь и в бане обряды приходится делать, есть обряды, где ведьма должна быть полностью обнажена. Это не распутство, ведь никто, никто этого не увидит кроме ведьмы и, если требуется, ее товарок.

Но Лорин взгляд мне не понравился.

И потому я в отместку надела на нее пояс от халата вместо ошейника и поводка. А сверху – ее крест, не в руках же мне его тащить, пусть сама о своем имуществе заботится!

Лора кресту обрадовалась, а вот поводку – не очень. Она рявкнула и нехорошо на меня поглядела.

– В городе иначе нельзя, родная, – мстительно сказала я. – Отловят тебя без ошейника и на мыло сдадут!

«Врешь!» – взглядом сказала она.

– Да с чего? – удивилась я. – Давным-давно такой закон – всех бродячих собак собирают и типа в питомник, да только кто его содержать будет? На мыло их и сдают!

Лора трагично завыла и я поняла – после обращения в человека она станет другом всех бродячих собак.

– А пока, милая, пошли-ка домой! – ласково сказала я ей и пошла в деревню.

Там я достаточно быстро нашла почти трезвого дедка, который сослепу принял меня за монашку (спасибо Лориному балахону) и охотно согласился меня подбросить до города на мотоцикле с коляской.

– Какая у вас, матушка, собачка-то умная, – кричал он мне сквозь свист ветра, уважительно поглядывая на чинно сидящую в коляске Святошу.

– Дрессированная! – кричала в ответ я, изо всех сил вцепившись в его спину.

– А так вообще как, злая? – снова орал он.

– Загрызет насмерть, коль ее разозлить! – хвасталась я. – Как охранница – лучше не сыскать. Вот, матери везу, пусть ей дом сторожит!

– А ест много?

– Да вы что, у нее ж пост вечно! Мясо вообще почти не ест, кашку жиденькую похлебает и довольно.

Последний аргумент мужика сразил.

– Продай, – алчно закричал он и просительно поглядел мне в глаза, – ну зачем тебе в монастыре собака, матушка?

Я, перепугавшись, тут же развернула его голову и рявкнула:

– А за дорогой кто смотреть будет? Пушкин???

Дед честно уставился на дорогу и заканючил:

– Ну продай, а? У нас в деревне жрать особо нечего, но вот крупы всегда найдем. Давно собаку хочу, пусть мой жигуль сторожит, да на нее же мяса не напасешься! Но и жигуль мой хоть и старенький, семьдесят первого года, да и не ездит давно, а тока вся деревня на него зарится! Я знаю! По глазам вижу! Уволокут его у меня однажды!

Святоша нервно следила за ходом переговоров.

– Ну не знаю, – кривлялась я. – Она ведь у меня еще и мышей ловить умеет!

Дед застонал:

– Продай! Спасу нет от мышей!!!

– Еще она грядки страсть как полоть любит! – прокричала я ему в ухо.

– Чего – чего? – не понял он.

Я опомнилась.

– Душевная, говорю, она у меня к хозяевам. В огонь и воду за хозяином пойдет! Сама живот положит, а хозяина в обиду не даст!

– Продай! – взмолился мужик. – Я ведь знаю, Николашка Бирюков давно примеривается, как бы меня половчее со свету сжить! Вот прямо хожу и чую – недолго мне с ним по одной земле ходить, сгубит меня он, чертяка.