Текст книги "Дикарь (СИ)"

Автор книги: Маша Драч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Восемнадцать

Тётя Валя удивляла своим оптимизмом и бодростью духа. Сколько еще сил сохранилось в этой старушке, которая так любит носить забавные цветастые халаты? Мне кажется, она может фору дать любой молодежи.

Когда меня привезли к ней, тётя Валя, не задавая никаких вопросов, молча приняла меня и позаботилась. Я плохо себя чувствовала – голова всё еще кружилась, а горло по-прежнему немилосердно драло. Старушка суетилась вокруг меня, а я себя так неловко ощущала из-за всего этого, что хотелось спрятать лицо в подушку и больше никогда не высовываться.

Потом я сама не поняла, когда успела заснуть. Вроде бы на секунду только глаза прикрыла, потому что веки вдруг стали невероятно тяжелыми, а когда открыла, то уже день за окном настал. Я прислушалась к своим внутренним ощущениям. Ничего. Только царапающий страх и какое-то странное предчувствие, а так, в физическом плане, всё казалось прежним.

– Доброе утро, – тётя Валя бодро улыбнулась мне и протянул стакан молока.

– Здравствуйте, – я улыбнулась в ответ, села и взяла стакан.

– Как ты себя чувствуешь? – старушка присела рядом.

– Нормально, – я поджала губы. Мне было здесь неловко находиться, неловко получать заботу от матери Дикаря, ведь он и я – мы друг другу никто.

– Это хорошо. Я уже бак нагрела для тебя, можешь покупаться. Потом завтрак сообразим.

– Большое вам спасибо, – я глотнула молока.

– Домашнее, – обозначила тётя Валя. – На рынке купила.

– Очень вкусное, – я слизнула молочные усы над губой. – А Паша еще не приехал? – после длительной паузы интересуюсь.

– Нет, – старушка тяжело вздохнула и покачала головой.

– Надеюсь, с ним всё хорошо. Может быть, позвонить надо?

– Нет-нет, пока всё не разрешится, его лучше не беспокоить.

– А вы знаете, что случилось?

– Пашенька бережет меня и ничего не говорит. Да и давно уже ничего серьезного не случалось. А тут опять напасть какая-то приключилась. Всё думала, что наконец-то позади прошлую жизнь оставили, а оно вон как получается, – старушка резко замолчала и я поняла, что она сказала то, о чем я знать не должна была.

Прошлая жизнь? Что именно тётя Валя имела ввиду? Любопытство жгло, но я не решилась расспрашивать об этом.

– Иди, Дашуль, искупайся. Легче станет, – старушка забрала пустой стакан.

– Хорошо, спасибо.

– Я тебя проведу в ванную. Там на крючке, увидишь, халат для тебя весит. Чистый. Может, великоват будет, зато в нем удобно.

Я быстро помылась, переоделась, а свои вещи загрузила в стиральную машинку. В висках неприятно пульсировали колючие мысли. Я села на закрытый унитаз и спрятала лицо в руках. В голове никак не хотел укладываться и приживаться тот факт, что вчера я чуть не попрощалась с жизнью. Безумие какое-то! А с Пашей что? Где он? Всё ли с ним в порядке? Уладил ли он ситуацию?

Сейчас никак нельзя паниковать и поддаваться мрачным мыслям. Я резко встала, глубоко вздохнула и умылась холодной водой. Всё будет хорошо, нужно только подождать ровно столько, сколько Дикарь посчитает нужным.

Выйдя из ванной, я нашла тётю Валю на кухне. Она уже готовила завтрак. Мне хотелось хоть как-то отблагодарить ее за то, что она позаботилась обо мне, поэтому я принялась помогать. Всё пахло очень вкусно, но аппетита никакого не было. Наверное, хорошенько меня вчера шарахнуло, раз уж я всё еще такая варенная хожу. Тётя Валя тоже не спешила кушать. Снова давящая пауза между нами.

– Я рада, что у Пашеньки, наконец-то, появилась девушка, – вдруг проговорила старушка.

– Меня сложно назвать его девушкой, – осторожно ответила я. – У нас очень трудные отношения.

– Раз он сюда тебя направил, значит, сынок считает тебя своей женщиной, – тётя Валя посмотрела на меня. – Может, у него и были другие подруги, но ни одной из них я никогда не видела и уж тем более, здесь они не бывали.

И хотелось бы обрадоваться такому внезапному открытию, только что-то как-то совсем уж не получалось. Ситуация не та. Но, если честно, слова тёти Вали меня жутко удивили. Вот значит как. А Дикарь всё равно продолжает упорно вдалбливать мне в голову, что между нами нет и ничего не будет. Хотя, это уже неново.

– Учитывая то, какой характер у Паши и как он относится к женщинам…

– Я уже просто устала с ним бороться, – перебила меня старушка. – Мне уже на тот свет пора, потому что люди столько не живут, а он так и не осчастливил меня ролью бабушки, – тётя Валя улыбнулась. – Мордоворот. И за что мне такое проклятье?

– Не огорчайтесь. Не бывает людей с лёгким характером. Все мы трудные по-своему.

– Знаю, дорогая, знаю. Но Пашка мне уже всю душу вытряс. Если он тебя обижать заладит, ты мне только скажи, я ему такую кузькину мать устрою, что мало не покажется.

Я засмеялась, представив себе эту картину: маленькая бабуля отчитывает здоровенного сыночка, а тот голову еще так склонит, как двоечник. Умора.

– Никто меня не обижает, – я не собиралась жаловаться и уж тем более, беспокоить тётю Валю. – Просто так странно…

– Что именно?

– Он совершенно на вас не похож. Ну знаете, обычно, незримо чувствуешь, что люди между собой состоят в родственных отношениях. Как-то всё это понято и очевидно. Вы и Паша нечужие друг другу, но будто с разных полюсов. Наверное, отец его был таким же строгим и сердитым, да? В него пошел?

Взгляд тёти Вали вмиг переменился, он стал грустным и даже немного потерянным. Я поджала губы и мысленно дала себя хороший подзатыльник. Кажется, я влезла туда, куда не стоило даже потыкаться. Моя мама тоже немного болезненно реагирует, если я про папу ненароком вспомню.

– Простите, я не хотела вас обидеть.

– Нет-нет, деточка, всё хорошо. Пашенька не знает ни своего отца, ни матери, – тётя Валя вытерла салфеткой уголки глаз.

– То есть? Как так? А вы?

– Не я Пашку родила, а сестра моя меньшая. В подоле принесла, родила и сбежала. Ну не брошу же я дитя невинное, на себя взяла эту ответственность, – тётя Валя глубоко вздохнула.

– Как же так? Родила и просто так бросила? – мне вдруг так горько от этого стало. Не представляю, чтобы моя мама так поступила. Да она, скорей, собой пожертвует, чем захочет добровольно причинить мне вред.

– Вот так, – старушка пожала плечами.

– И где она?

– Не знаю. Сначала я хотела ее найти, а потом… Если человек не ищет встреч, то и я навязываться не стану, тем более, у меня на руках маленький ребенок был. Пашка болезненным рос, где какой сквозняк и в больницу тут же ложились, поэтому мне и не до поисков было.

– А он знает про это всё? – у меня язык не поворачивался чётко обрисовать свой вопрос.

– Знает. Я ему рассказала, когда он уже повзрослел. Мне кажется, отчасти из-за этого он в женщинах сильно разочаровался. И на пути своем он встречал не тех.

– Пусть так, но ведь вы. Вы же своей заботой, своим смелым поступком взять ответственность за ребенка, разве не доказали, что женщины бывают другими?

– Пашка считает, что я, скорей, исключение, – тётя Валя невесело улыбнулась. – Боюсь я за него, Дашенька. Всё равно где-то упустила, где-то не уследила, вот он и вырос таким злым ко всему миру. А я уже давно немолодая, сердце вот шалит. Останется один отшельником жить. Страшно даже подумать об этом.

– У него же Влад есть и Ева, и Андрюшка. Он их любит.

– Это верно. Но Пашка и сам нуждается в семье. Я не смогла привить ему желание иметь ее. Вырос, а в душе всё равно обиженным ребенком остался. Он никогда не пожалуется, но я-то знаю, что он свою настоящую мать так и не простил. Дашенька, ты не бросай его, пожалуйста, – тётя Валя сжала мою руку. – Он очень тяжелый человек, но раз ты здесь, то важна для него. Может, хоть оттает немного. Вон Влад… Тоже еще тем кремнем был, а Ева вот появилась, он смягчился, подобрел.

– Не волнуйтесь, тёть Валь, – я нежно улыбнулась. – Раньше, может, я бы от Паши попыталась сбежать, но сейчас, поздно уже. Люблю я этого мордоворота, – в глазах неожиданно защипало.

После такого информативного и не совсем легкого разговора мне снова пришлось столкнуться с такой проблемой, как бы всё объяснить маме и обосновать причину своего очередного исчезновения. Не могла же я ей сказать, что меня чуть не спалили в ресторане. Пришлось лгать. Снова. Наплела какую-то чушь при этом больно стискивая свою коленку. Ненавижу быть врушкой, но в данном случае пусть будет так, чем мать узнает не самую приятную правду.

– Всё хорошо? – поинтересовалась тётя Валя, когда я закончила разговор и еще несколько минут тупо смотрела перед собой, пытаясь угомонить голос совести.

– Да, конечно, – я часто заморгала и улыбнулась, будто эта улыбка могла скрыть серьезное выражение лица.

– Мне помощь понадобится. Хочу помидоры на зиму закрыть. Пашка любит именно мои помидоры, никакие другие не признает. Хочу его порадовать, но что-то здоровье в последнее время сильно подводит меня.

– Так, может, вам отдохнуть стоит? – я резко подскочила на ноги, готовая к труду и обороне. – Я могу попытаться сама всё сделать, хотя, если честно, ни я, ни мама никогда не занимались консервацией. Но Интернет мне в помощь.

– Что ты, деточка? – тётя Валя поправила воротничок на своем халате. – Спасибо тебе. Но не стану же я ребенка нагружать.

– Да какой я уже ребенок, тёть Валь? Вот уже скоро четвёртый курс начнется. Туда-сюда и свободное плаванье. Взрослая жизнь, короче говоря.

– Дашуль, для меня и Пашка всё еще дитё малое, хотя под два метра ростом и давно уже не мальчик. Идем, я расскажу, чем ты мне помочь сможешь.

Я физической работы не боялась. Не так воспитана, поэтому охотно согласилась помочь.

– Мне хлопоты по дому помогают отвлечься, – созналась тётя Валя, пока я намывала трехлитровые банки. – Пашка вечно вынуждает понервничать, поэтому я и занимаю себя какими-нибудь делами. То, что-нибудь приготовлю, то в саду немного уберу. Иногда Влад Андрюшку оставляет у меня на пару дней. Тоже весь в работе, а теперь вот еще Ева скоро родить должна.

– Это хорошо, что вы не унываете. Я вот другой раз не могу себя так просто в руки взять: мысли всякие нехорошие лезут, потом отделаться от них не могу.

– А что же это за мысли такие? – казалось, что тётя Валя искренне заинтересована в моем ответе.

– Да так… Думаю, что дальше будет со мной и… с Пашей. И вообще… Не знаю… Разница в возрасте. У него очень трудный характер, ну и я тоже не подарок. Мы будто постоянно боремся друг с другом, и я не знаю, нормально ли это.

– Только время всё расставит по своим местам, – философски ответила тётя Валя. – Никто не может быть нам лучшим советчиком, кроме времени. Так устроен мир, что все радости и беды мы переносим в одиночку.

– Как это в одиночку? – я отставила помытую банку на стол, где было расстелено полотенце, чтобы вода стекла на него. – У меня мама есть. Мы делимся друг с другом всем.

– Ты не поняла меня, – старушка по-доброму улыбнулась. – Да, мы окружены людьми, они и наши друзья, и наши родственники, и враги, и любимые. Но никто из них не может ощутить всю силу произошедшей радости или приключившейся беды. Они могут только условно себе это представить и пожалеть, потому что такова норма приличия. Но на самом деле, то, что происходит у нас в душах никто не может постичь. Поэтому мы и переживаем личное горе или радость в одиночку. Следовательно, и советовать что-то не имеет никакого смысла. Время всё сглаживает, на всё открывает глаза. Мне бы очень хотелось, чтобы у тебя с моим сыном всё сложилось, но я же не могу к этому принудить. Не могу обвинять его или тебя, или наоборот – кого-то из вас защищать. А мысли всех нас тревожат. Это нормально. Если вы оба, действительно, захотите быть вместе, то никакое противостояние характеров вам не помешает.

Слава тёти Вали заставили меня серьезно задуматься. А ведь она права. Несмотря на наши сучьи характеры, где-то я попыталась уступить, где-то Дикарь.

До самого вечера мы провозились с консервацией на кухне. С каждым прошедшим часом я всё менее твердо могла удержать свою тревогу, что так и рвалась наружу. Никто не звонил, не писал. Вести отсутствовали, а поэтому, моя фантазия уже самостоятельно начала вырисовывать жуткие картины. Ну почему его так долго нет? Почему он хотя бы на секундочку не позвонит и своим привычным низким голосом не заявит, что с ним всё в порядке?

Тётя Валя казалась мне куда более спокойной, чем я: уверенные движения, мимолетные улыбки. Я же уже начала ощущать, что у меня от нервного напряжения дрожат кончики пальцев.

– Включи эту коробку, – старушка кивнула в сторону телевизора, что стоял на холодильнике. – Там сериал мой скоро начаться должен.

Я нашла пульт, включила и практически сразу же попала на выпуск местных новостей. Молодая корреспондентка что-то быстро тараторила в камеру на фоне какого-то покорёженного куска металла.

– Что опять уже приключилось? – спросила тётя Валя, закрывая предпоследнюю банку с помидорами.

– Не знаю, – я сделала громче и ощутила неприятную тревогу в груди.

Корреспондентка рассказывала об крупной аварии, что произошла на окраине города. От машины почти ничего не осталось. Уже работали врачи и полиция. Девушка еще что-то там болтала, а я, будто одержимая начала всматриваться в покорёженную машину с трудом, но улавливая знакомые черты. Верить не хотелось. Это уж как-то совсем нереально, пока один из полицейских не назвал марку машины. Тётя Валя медленно села на стул, внимательно слушая репортаж. Сердце отдалось болезным толчком в грудной клетке, что-то под рёбрами начинало ныть.

Потом мелькнул замыленный кадр, где на носилках уносили труп. Личность пока не опознана. Камера приблизила и на экране телевизора мелькнул грязный красный галстук, что валялся на асфальте.

Мало ли у кого еще может быть галстук кроваво-красного цвета?! Будто это такая редкая вещь. Но меня это уже слабо успокаивало. Потом снова мелькнуло лицо полицейского, который выдвинул предположение, что в машине был один из крупных бизнесменов нашего города. Мне вдруг уши захотелось руками зажать, чтобы ничего не слышать. Но имя Дикаря уже было озвучено. Звон перекрыл шум телевизора. Ноги молниеносно налились слабостью, я грохнулась на стул, не веря тому, что секунду назад услышала. Такое жуткое оцепенение резко накатило, блокируя мысли и способность дышать. Горло стянуло, будто перед рвотой.

– Пашенька? – сдавленно спросила тётя Валя.

Я сглотнула и мне так трудно это далось, будто камень заставили проглотить. А потом… Потом я вскрикнула как раненное существо и закрыла лицо руками, обезумев от давящей боли, что загорелась в груди, расползаясь по животу, вдоль позвоночника, омывая плечи и облизывая пальцы на ногах.

Дикарь мертв. Противоестественная мысль, что билась у меня в голове, пытаясь выпрыгнуть на свободу. Мне стало страшно снова проговорить это про себя. А еще страшней было посмотреть на тётю Валю.

Девятнадцать

Наступил момент отрицания. Внутри всё резко сжалось, а затем, будто оборвалось и замерло. Этого не может быть. Я зажала рот руками, не позволяя ненормальному крику вырваться из горла. Это неправда! Еще ничего неизвестно. И потом, такой кошмар может произойти с кем-угодно, но только не со мной, не с нами.

Я принялась яростно оттирать слёзы с щек, будто они были налипшей грязью. По ящику началась реклама. Веселая и счастливая семейка дружно демонстрировала какой-то супер-пупер новый йогурт с кусочками тропических фруктов. Я вдруг улыбнулась и сто процентов со стороны моя эта улыбка больше напоминала дикий оскал. Только про смерть человека говорили, а теперь весёленькую рекламу крутят. Насколько же всё в мире относительно!

– Тёть Валь, – выдохнув, обратилась я и повернулась лицом к старушке, ища в ней поддержку и подтверждение моей немой догадки, насчет неправдивости сложившейся ситуации.

Тётя Валя была очень бледная. Она несколько секунд просто смотрела перед собой, не моргая, а потом подняла на меня свой бесконечно уставший взгляд.

– Нужно срочно позвонить Владу, – каким-то тихим, не выражающим никаких эмоций голосом, проговорила старушка.

– Секунду, – я резко вскочила со стула, меня хорошенько шатнуло в сторону, из-за чего я плечом врезалась в холодильник, а потом побежала в гостиную, где лежал телефон тёти Вали.

Принесла. Руки безбожно подрагивали, но смотря на то, насколько спокойно держится тётя Валя, я тоже пыталась успокоиться. Сейчас всё непременно разрешится. Но те жуткие кадры из репортажа продолжали стоять у меня перед глазами, будто испытывая нервную систему на прочность.

Тётя Валя молча взяла телефон, набрала номер, прижала к уху. Я продолжала стоять рядом, уцепившись за край стола. Спокойствие старушки было всего лишь реакцией на произошедшее. Это не твёрдое спокойствие. Это, скорей, шок. Ступор.

Внутренний голос продолжал орать у меня в голове, что всё это ошибка. Паша не мог вот так просто взять и… И… Я зажмурилась, чувствуя, что снова начинает жечь в уголках глаз.

– Влад, – голос тёти Вали дрогнул.

Я не слышала, что отвечал друг Дикаря. В ушах барабанила кровь. Пришлось сесть.

– Хорошо-хорошо. Ждем, – старушка спрятала телефон в кармане халата и потерла кончиками пальцев надбровные дуги.

Тишина. Такая липкая и неприятная, что хотелось удавиться. Меня снова начало потряхивать, выворачивать, выламывать. Нужно было что-то делать, но что?

– Может, вам прилечь лучше? – пробормотала я, спрятав дрожащие ладони в карманы халата.

– Да, – тётя Валя рассеянно посмотрела на меня. Ее бледность жутко напугала меня.

– С вами всё хорошо? – я напряглась.

Старушка ничего не ответила. Поднялась и придерживаясь за край стола, направилась в сторону выхода.

– Тёть Валь, – мой голос сорвался.

Снова молчание. Мы переместились в комнату. Что-то было не так, но что именно, я никак не могла понять. Тётя Валя села на диван и вдруг часто задышала. Это было странное дыхание, которое я впервые слышала. Протяжный хрип, что стремительно начал нарастать. Бледный оттенок кожи приобрел синеватые вкрапления. Полоска губ тоже внезапно посинела.

– Тёть Валя! – я присела перед ней на корточки.

– Что-то плохо мне, – прохрипела она, тяжело дыша. – В моей спальне… В аптечке… Нитроглицерин.

– Хорошо-хорошо. Сейчас. Может, скорую?

– Пройдет.

– Лягте.

Я как ненормальная побежала в комнату тёти Вали. Вроде бы всё видела четко перед собой и в то же время никак не могла различить деталей. Выискивая проклятую аптечку, рука сама собой потянулась за мобильником, и я позвонила в «скорую». Попросили адрес, а я ведь, даже его не знала. Что-то лепетала про частный сектор, но это мало, о чем говорило. Швырнула телефон, нашла небольшую коробку, в которой лежали лекарства. Буквы на пузырьках и пачках с таблетками плясали, и я никак не могла прочесть, что на них написано.

Нашла. Вылетала обратно к тёте Вале и тут же замерла на месте. Жуткий хрип стих и старушка уже больше не шевелилась. Вообще. У меня будто что-то в голове перемкнуло. Как идиотка приросла к полу, ни сдвинуться с места не могу, ни сказать что-нибудь.

Тётя Валя умерла. Мой мозг выхватил необходимую картинку, проанализировал ее и дал свой вердикт. Вот еще минуту назад она меня просила принести нитроглицерин, а теперь… Мне так страшно вдруг стало. Я никогда прежде не видела умершего человека. Никогда не бывала на похоронах. Для меня сам факт существования смерти маячил где-то на периферии моей жизни. Смерть неизбежна, но что она такое – я не знала, догадывалась, понимала, но вот как сейчас, не сталкивалась с ней лицом к лицу.

Подошла ближе. В груди что-то сжалось в тяжелый болезненный комок. Кровь продолжала гулко стучать в ушах. Тётя Валя мирно лежала на диване. Кожа на лице и на руках быстро посинела. Сглотнув, я коснулась запястья, наивно надеясь, что можно прощупать пульс. Неестественно твёрдая рука почему-то ужаснула меня, и я отскочила назад.

Страх медленно просочился ко мне в голову, пугая тем, чего не существует. Всё то, что успело произойти за последний час физически не могло уместиться в моих мыслях. Я растерялась. То, что со мной происходило, трудно было описать так, чтобы хоть чуть-чуть стало понятно окружающим. И тут я вспомнила о том, что говорила мне тётя Валя: про одиночество, про невозможность понять друг друга и разделить поровну радость и печаль.

Я не могла здесь находиться, меня душил страх. Выскочив на улицу, я приземлилась на холодные бетонные ступеньки крыльца и шумно выдохнула, а потом беззвучно расплакалась, обхватив себя руками.

Не знаю, сколько прошло времени. Наверное, много, а, может, мало. Черт его разберет. Но мне почему-то показалось, что прошла секунда, когда я увидела высокую крепкую фигуру Влада, стремительно приближающуюся ко мне. За воротами виднелся черный джип. Меня всю передёрнуло, а потом вдруг здоровенные ручища схватили за плечи и поставили на ноги.

– Что случилось? – Влад склонился ко мне, чтобы наши глаза находились на одном уровне.

Я, то открывала, то закрывала рот, а комок слов, застрявший в горле, никак не хотел проталкиваться. Не знала, что нужно сказать, о чем спросить в первую очередь. Всё это, всё, начиная с самой первой встречи с Дикарём, вдруг оказалось для меня слишком трудным. Я не выдерживала. Морально.

– Ты это из-за Хмыря?

Какой еще, к черту, Хмырь?! Меня затрясло от внезапной вспышки гнева, которая быстро рассеялась, превращаясь в бессилие.

– Пашку так раньше звал, – объяснил Влад. – Жив он. Пытались подорвать, потом подстрелить, но в итоге сжали в гармошку тачку, а вместе с ней и Иван погиб. Я по дороге сюда узнал. Не мог Паха раньше откликнуться. Рисково было. А вы тут, как я понял, уже потоп решили устроить? Паха скоро подъедет, – Влад улыбнулся, а мне вообще не до смеха было. – Чего молчишь? – улыбка быстро исчезла, черные брови сошлись на переносице.

– Тётя… Тётя Валя, – промямлила я, опять заливаясь слезами. Это всё шок и страх, это они вынуждают меня реветь.

Влад на секунду замер, напряженно всматриваясь в мое лицо. Неужели решил, что я блять сейчас пошутила? Придурок. Потом он резко отодвинул меня в сторону и влетел пулей в дом. Меня колотило как будто под холодный порывистый ветер подставили. Зуб на зуб не попадал.

– Твою ж мать! – прогромыхал Влад, выскочив обратно на улицу.

Я зажала уши руками, в попытке защититься от действительности. Пусть, мы с тётей Валей и не были близки, но то, что случилось, то, чему я стала свидетельницей, сводило с ума.

– Как же так?! Как же так?! – Влад согнулся, упер руки в колени и сделал несколько глубоких вдохов.

– Я… Я ничего не успела сделать, – задушено прошептала, а всё равно какую-то часть вины ощущала на себе. – Она так быстро… Несколько минут прошло…

– Ты не виновата, – выпрямившись, ответил Влад. – Она уже в возрасте была. Сердце давно ее беспокоило, – он нащупал телефон в заднем кармане джинсов и быстро кого-то набрал. – Надо вызвать врачей и разобраться со всем этим, – объяснил Влад и отвернувшись, начал разговор.

Весь мир для меня погрузился в странный беспрерывный шум. Это кровь грохотала у меня в ушах, барабанила в висках. Я прекрасно всё видела вокруг себя, понимала, что происходит, но как будто наблюдала со стороны.

Вскоре приехали врачи. Их белые халаты и причудливые шапочки неприятно били по глазам совей этой чистотой и яркой белоснежностью. Санитары потом носилки выволокли из машины скорой помощи. Еще позже приехала полиция. Влад со всеми ними разговаривал, пока я стояла в стороне, прижав руки к груди. Понемногу шок начал проходить, а вместе с ним ослабевала и дрожь в теле.

– Ты в поряде? – спросил меня Влад.

– Да, – рассеянно ответила я, сверля напряженным взглядом землю под своими ногами.

– Может, каких-нибудь успокоительных таблеток надо?

– Нет. Уже отпустило, – мой голос звучал тихо и без эмоций.

– Тётю Валю сейчас в морг отвезут. Надо похлопотать насчет кладбища и прочего не совсем приятного действия.

– Да, я понимаю, – шмыгаю носом.

– Паха еще ничего не знает. Может, тебя домой подбросить? Боюсь, когда он прознает о случившемся, то будет малёха не в себе. Не знаю, надо ли оно тебе.

– Хочу его подождать.

Мы немного помолчали. Вся эта канитель с больницей и полицией только-только начала сворачиваться, когда послышался утробный рёв мотоцикла. Меня снова начало потряхивать, но теперь уж от страха заглянуть Дикарю в глаза.

– А вот и он, – Влад закурил, а я заметила, что кончики его пальцев нервно подрагивают. Значит, это нормально, когда тебя так колошматит.

Мотоцикл едва успел остановиться, но Дикарь уже соскочил с него, швырнул шлем на землю и поспешил в нашу сторону. С каждым новым его шагом, мое сердце начинало биться быстрей. Живой. Он был живой и это немного подпитывало мои душевные резервы.

– Что за кипишь? – пробасил Дикарь, опуская всю эту формальность с приветствием.

– Паха, ты только не кипятись, – Влад затоптал недокуренную сигарету, помолчал, потом закурил новую. – Мать померла. Сердце. Походу, всё быстро и безболезненно для нее закончилось. Это нормально. Она уже в возрасте была. Паха, не теряй башку.

Дикарь посмотрел на меня с широко распахнутыми глазами. Такой спектр эмоций, который отобразился на его лице, я никогда прежде не видела. Обычно, Дикарь хорошо владеет собой, а привычная маска суровости или спокойствия уже давно стали для меня чем-то обыкновенным.

– Это ебанутая шутка такая? – голос Дикаря стал еще ниже.

– Нет, – ответил Влад. – В руках себя держи. Я знаю, баба Валя была дорога тебе и мне она далеко не последний человек, но…

– Закрой хлебало, – прорычал Дикарь сквозь зубы.

– Паха…

– На хуй, – он ломанулся в дом, Влад за ним. Послышался грохот и отборная ругань.

Я не решилась зайти в дом. Топталась на одном месте, но потом всё-таки не выдержала. Небольшой деревянный столик, стоявший в гостиной и диван, на котором тётя Валя совсем недавно… В общем, всё это было перевёрнуто и, кажется, безвозвратно сломано. Дикарь стоял спиной к дверям. Я видела, как его широкие плечи дрожали. Влад стоял чуть поодаль.

– Паха, ну смерть – это неизбежность. Все мы с этой сукой встретимся.

Дикарь молчал. Его руки были сжаты в кулаки настолько сильно, что казалось, побелевшие костяшки вот-вот разорвут кожу.

– Мы репортаж по телевизору увидели, – тихо проговорила я, когда пауза затянулась. – Там твою машину, разбитую показали. Думали, что ты… Сам понимаешь. Тётя Валя спокойно себе вела, позвонила Владу. А потом нехорошо ей стало, попросила лекарство принести, когда я вернулась, она, – я замолчала. – Мне жаль.

– Отвези ее, – глухим голосом проговорил Дикарь, обращаясь к Владу. Влад удивленно посмотрел сначала на своего друга, потом перевел взгляд на меня.

– Я хочу остаться и поддержать.

– Оно мне не надо, – Дикарь даже не повернулся ко мне. – Увези ее.

– Серьезно? – такой поворот событий окончательно добил меня за сегодня. – Я думала, что ты умер, а ты… Ты теперь просто хочешь меня вышвырнуть?

– Мы с тобой жениться не собирались, – Дикарь резко повернулся и обжег меня взглядом воспалённых от непролитых слёз, глаз.

– Не дура, знаю, – огрызнулась.

– Так значит не устраивай мне здесь истерику! – Дикарь со всей дури ударил ногой по обломкам бывшего столика.

– Я не устраиваю, просто хочу остаться, хочу чем-то помочь. Тебе трудно, и Владу трудно, и мне нелегче.

– Совсем тупая? – Дикарь прищурился. – Я говорил, что отпущу тебя тогда, когда посчитаю нужным. Вот и проваливай. Всё! Наши дорожки разошлись!

– Плевать мне на твои дорожки! Ты пытаешься выглядеть бесчувственной тварью и иногда у тебя это хорошо получается. Но ты не такой! И я для тебя уже перестала быть просто игрушкой, просто очередной девкой в твоей койке! Только тебе почему не хватает смелости в этом признаться! Если ты думаешь, что оттолкнёшь меня своими этими матами и грозными взглядами, но ничего у тебя не получиться. Нет ничего плохого в том, чтобы иногда быть слабым и нуждаться в поддержке. Все мы люди, в конце концов! И ты тоже человек, Паш, – я глубоко вздохнула, потому что эта маленькая тирада отняла у меня весь кислород.

Дикарь какое-то время молчал и просто рассматривал меня, обжигал взглядом, но я твёрдо продолжала стоять.

– Я просто тебя трахал, – медленно проговорил он. – То, что ты себе там придумала, меня вообще не колышет.

– Паша, – попытался встрять Влад.

– Я бывший зэк, Даша. Вон все наколки свёл, – Дикарь показал мне свои руки. – Я бандит, который убивал людей и фанател от этого. Меня жизнь давно изуродовала. Баб трахал как хотел и где хотел. Мне похер на всех, кроме моей семьи. Ты в нее не входишь. У нас был секс по договоренности и всё. Больше ты мне неинтересна, проваливай.

– Паха, ты перегибаешь палку!

– Увези ее! – громыхнул Дикарь и отвернулся.

– Вы сами себя уродуете, Павел Олегович, – проговорила я в широкую спину, – мне вас очень жаль, – развернувшись, я вышла из дома.