Текст книги "Самая старая дева графства Коул (СИ)"

Автор книги: Марьяна Брай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Самая старая дева графства Коул

Глава 1

Знаете, в чем я совершенно уверена? В том, что красиво звучит только натянутая струна! К чему я это? А вот…

– Милочка, это ты? – я замерла, услышав, что входная дверь открылась.

– Я, бабуль. Ты как? – от порога ответила девочка, ставшая мне внучкой не по крови, а по судьбе.

– Больше не покупай мне такие книги. Я вчера до полуночи угомониться не могла, – вот не хотела же расстраивать любимицу, а промолчать не сумела.

– А чего в ней такого? – моя дорогая круглолицая, с веселыми глазами девочка подошла и обняла меня сзади, чмокнув при этом в щеку. – Я закрыла сессию! И у нас сегодня будет небольшой праздник, – Мила отстранилась и посмотрела на меня с деланной серьезностью. – Так что там с книгой? Герои ведут себя как идиоты?

– Они занимаются сексом, когда стоит подумать о безопасности. Это не просто глупо, это трижды глупо, – ответила я, ожидая, что девочка меня поддержит.

– Ну-у, бабуль… В моменты, когда жизнь висит на волоске, наверное… не каждый сможет вести себя адекватно, – Мила присела за стол напротив и протянула руку к книге, о которой мы говорили. Она ее уже прочла и пару дней назад привезла мне.

– Да, я могу ошибаться, потому что дней в любви или браке у меня… – я сделала задумчивое лицо, постучала пальцем по щеке и добавила: – ноль! Но любовь, возникающая за пару часов и непреодолимое желание с ним…

И правда, хотя мне недавно и исполнилось девяносто три года, замуж я так и не вышла. И если раньше огорчалась, когда слышала в свою сторону: «старая дева», то после даже радовало, что я хоть и старая, но дева! А не старуха или бабка, как остальные. А теперь и вовсе, пережив всех, кто что-то еще знал о моем социальном статусе, меня уважительно называли Татьяной Павловной.

Нет, уродливой или нежеланной я не была. Даже ходила в невестах, и до моей свадьбы оставались считанные дни. А в это время второй юноша страдал от моего решения. Не сдаваясь, доказывал, что он стоит моей руки, сердца и прочих жизненно важных органов.

Но я тогда любила Костю!

Костя отслужил положенные три года во флоте, пришел домой уже не тощим рыжим мальчишкой, каким я помнила его в школе, а настоящим мужчиной. Он жонглировал гирями, как это никто не сделает с мячами. Он пел под гитару. Он утюжил рубашку и брюки, прежде чем выйти на улицу.

У моего сердца просто не было шансов!

Мне было девятнадцать, я поступала в университет, цвела сирень… И я видела весь мир у своих ног, как бегун видит надпись «Старт». Это было самое начало.

Самое начало краха!

За неделю до свадьбы, когда было оплачено и заказано всё, что требуется, мой Костя просто взял и уехал. Говорили, что у него на месте службы была девушка. И он, узнав, что она носит ребенка, не смог признаться, а просто сбежал. О чём и сообщили его родители моим. И все четверо плакали на нашей кухне, рассказывая, как уговаривали одуматься.

Я слушала их, стоя в коридоре, прислонив горящую щеку к окрашенной стене. Мир, обещавший мне все прелести жизни, все мыслимые и немыслимые достижения, уходил из-под ног, забирая точку опоры.

Как и полагается в небольшом городке, надо мной посмеивались, как над брошенной невестой. А я поступила-таки и уехала из дома, чтобы всю себя посвятить учебе. Другие мальчики? Ни один из них не дотягивал до уровня Константина. А тот, кого я прежде не замечала? Хо! О нём нужно рассказать подробнее!

Но сначала о Милочке. Потому что без неё я всё ещё считала бы себя дрянью, высоко задравшей нос.

Милочкина бабушка жила в моем подъезде и была мне подругой. С Дашей мы могли обсудить все мелочи, поплакать в жилетку друг друга и даже поделиться личным. А вот ее дочка Вера никогда мне не нравилась: вела разгульный образ жизни, забросила учебу, выскочила замуж за странного типа: как оказалось, будучи уже беременной, развелась, снова вышла замуж… И так раза четыре.

Подруга моя умерла рано от болезни, а ее дочь все никак не взрослела. Но Мила, самая старшая девочка в этой многодетной и со временем ставшей неблагополучной семье, была так похожа на Дарью. А еще она единственная, кто помнил времена, когда дом их сиял чистотой, и пахло в нём не перегаром и дымом от сигарет, а пирогами и цветами.

Она прибежала ко мне ночью в одной пижаме. Ей было десять. Очередной «муж» мамы устроил дома пьяный дебош, и она попросту сбежала. Тогда вызывали полицию, опеку. Но каким-то чудом детей не забрали.

А я на следующий день поднялась к соседям и предупредила Веру: «Мила будет жить у меня. Остальные трое мальчишек на твоей совести, но Милочку я в обиду не дам. Хочешь – жалуйся, и тогда у тебя заберут всех!».

Вера думала не очень долго. Единственное, она попросила не распространяться об этом факте. И я согласилась. Лишь бы девочка жила со мной.

Соседи знали, что девчушка часто навещает пожилую соседку. И никто не замечал, что прежде чем выпустить Милу из квартиры, из нее выглядываю я. Когда Миле исполнилось шестнадцать, мы уже не скрывали ничего. Да и Вера к тому времени успокоилась: пережила инфаркт и вдруг с особенным рвением взялась за свое здоровье.

Несколько лет назад моя Мила попросила рассказать о моей большой любви. Я и рассказала, не забыв упомянуть Александра, того самого, несчастно влюбленного в меня.

И эта история покорила ее больше, чем жених, сбежавший чуть ли не из церкви. Да, церковь в то время была под запретом, но о сбежавших почему-то принято говорить «из-под венца». Видимо, это тот самый венец, который держат над молодожёнами во время венчания.

Так вот, Мила днями и ночами бредила тем самым Александром, отвергнутым мной. А потом начала выпытывать: где мы жили, какую он носил фамилию, какого был роста и были ли у него братья или сестры.

Она за ужином и за завтраком озвучивала мне все то, что представляла сама: как он прожил всю жизнь один, думая обо мне. Как поехал следом за мной и живет где-то совсем рядом, чтобы видеть меня по дороге в булочную или в поликлинику.

Мила училась на архитектора, но идеи в ее голове рождались такие, что она должна была стать кинорежиссером, как минимум.

И к очередному Рождеству, она постучала в дверь, а не как обычно, открыла ее своим ключом.

И когда я распахнула дверь, начиная уже брюзжать, что если она потеряла ключи, нам придется менять замок, на площадке стояли Мила и какой-то совершенно неприятный старый хрыч.

– Бабуля, я его нашла! Вот твой Александр, Саша, Шурочка Литвинов! – с этими словами моя девочка расцеловала меня в обе щеки, а потом подтолкнула это выглядящее, как останки мамонта, создание в мою квартиру.

– Танюфа, ты фоффем не ифменилафь, – прошамкал дед, который был ниже меня почти на голову.

– Ты тоже, Саша. Вот и не вырос больше совсем, – специально очень тихо сказала я.

– Ну, куда мне. Я фе не твой Кофтя: моряк с пефки бряк, – он засмеялся и указал пальцем на слуховой аппарат, – дочь привефла и застафила носить. А он, фобака, не убафляетфа, и я слыфу, как на потолке мыфы рафмнофаются, – уточнил отвергнутый мною когда-то поклонник.

– Добро пожаловать, Саша, проходи, пальто тебе Мила поможет снять.

В общем, если не вдаваться в детали, Александр был женат, имеет троих детей, семеро внуков и даже пару правнуков. Живет в том же городе моего детства, в том же доме. Судя по всему, и в том же самом пиджаке, ставшем ему коротким после девятого класса.

– Ой, это я пфиготовил тебе. Думал уфе не отдафать, но тогда я фоффем без подарка получаетфя, – он протянул свёрток, упакованный в глянцевые страницы какого-то журнала о звёздах, перетянутый лентой, судя по характерным помятостям, ранее украшавшей букет цветов.

Мила взялась помочь, на ходу включив чайник, ножницами разрезала упаковку.

Сначала в нос мне ударил запах нафталина, куда более сильный, чем исходил от гостя. А потом в руки выпало что-то сине-оранжево-зеленое из кримплена.

– Это пфатье, Танюфа. С рафмером только не угодаф, – скромную улыбку в расщелинах его морщин я заметила, но потом заметила и то, что платье было ношеным.

– А-ам. Ну, спасибо, конечно, за подарок, идемте пить чай, – решив уйти от этой темы, я пригласила гостя в кухню.

– Примерь. Дфя меня. Сделай мне пфиятно! Ольга нофила его по пфаздникам. И как только она надефала это пфатье, в доме сфазу чувстфофалафь радофть.

Рот я открыла, а сказать так ничего больше и не смогла.

Когда к вечеру Мила вернулась, проводив Александра до самого дома, я лежала на диване в полной темноте.

– Прости меня, бабуль. Ну, прости и… – она с порога бросилась ко мне на грудь и разревелась. – Я думала…

– Думала, он сделает мне предложение, окажется владельцем виноградника в Бордо, и я стану герцогиней? Такое ты обычно читаешь, вместо того, чтобы идти с подругами на танцы? – я засмеялась и девочка моя тоже. – Давай пить чай и есть торт. Полагаю, ты его купила?

Прошло после этого, наверное, лет пять. Но мы все еще вспоминаем нашего «Фафэньку с пфатьем от быффей фены».

Тогда у меня полностью отпали все сомнения. Я ни капли не сожалела о своём прошлом. Тем более не хотела закончить свое земное существование. Я мечтала увидеть детишек Милы, поехать с ними летом на речку, смеяться до слез, наблюдая, как они делают первые шаги.

Я смогла только завершить начатое – оформить квартиру на мою умную, красивую, любимую Милу. А ещё не переставала мечтать, что Бог, посмотрев на согбенную, белую, как одуванчик, Танюшу, скажет: – Нет, мне не хватило в этом случае эмоций. Давай-ка сначала!

Друзья, добро пожаловать в новую историю. Рада видеть своих постоянных и новых читателей! Не забывайте добавить книгу в библиотеку, чтобы не потерять. С любовью, ваша Марьяна!

Глава 2

О! Мой дорогой читатель, ты только не думай обо мне, как о престарелой даме с замашками сноба и нарцисса! Я достаточно честно и трезво оцениваю свои таланты, достижения и происходящее. А еще я ни за что бы не поверила, что некие силы могут взять и исполнить мое желание. Может, это и не зависело от меня, но приятнее думать, что все же Он меня услышал.

Проснувшись и еще не открыв глаза, почувствовала что-то необычное: будто в мою память кто-то ворвался, добавил туда кучу всего нового, перемешал с моей памятью и скрылся, словно мошенник!

Когда что-то происходит в твоей жизни, оно просто накладывается поверх уже известного о себе, об окружающем мире. А тут… полная каша из чужих воспоминаний.

Нет, я не начала сходить с ума! Я знала, что я Татьяна, что мне девяносто три и что комната в моей квартире находится на третьем этаже. А на дворе зима.

А еще я знала, что я… Стефания Луиза Тереза Мария Верде. И видела своими глазами за окном сад с гортензиями.

Нет, я правда не сошла с ума, и эти имена все принадлежали мне! Не в разное время, а в одно! Прямо сейчас! В моей памяти то вспыхивала Мила, обычно замечающая, что я уже проснулась, и объявляющая, что на завтрак сегодня очередные модные закуски, оборачивающиеся на деле вполне себе известной яичницей-болтуньей.

Но в ту же секунду я вспоминала лицо красивого молодого мужчины во фраке со сведенными к переносице бровями. Я чувствовала к нему и любовь, и злость одновременно. И понимала, что он мой брат. И видела я его вчера!

– Что за бред? – прошептала я и крепко зажмурилась. Потом осторожно открыла глаза и увидела все тот же сад за приоткрытым окном. Тонкая занавеска красиво наполнялась ветерком и, словно парус, поднималась сантиметров на десять, а потом ложилась на свое место.

– Этого нашей семье только не хватало! – звонкий, колючий, срывающийся на визг голос прервал мои размышления о сумасшествии. В ту же секунду занавеска, на которой я решила задержать взгляд, чтобы меня не стошнило, взлетела от сквозняка.

«Видимо, кто-то открыл двери.», – пронеслось в голове, но даже повернуться я не смогла. Тело словно сковало страхом, непониманием и… любопытством. Одна часть меня тряслась от ужаса, а вторая хотела показать Диане Верде, обладательнице того самого противного писклявого голоса, что мне плевать.

– Ты собираешься подниматься? Сколько можно спать? Ты знаешь, что сегодня умерла леди Сирия? Ты понимаешь, что теперь будет? – голос Дианы звучал уже прямо надо мной.

– Кто это? – набравшись смелости, спросила я. Мне вдруг отчетливо понятно стало, что в той, новой части памяти этого имени тоже нет.

– Даниэль, – затрубила, как слон Диана, – Да-ни-эль! Тебе тоже плевать на честь нашей семьи? Вам всем плевать, что мой третий ребенок родится в этом аду?

– Не ори так: голова очень болит, – громче сказала я, хотя голова вовсе не болела. Наоборот, я чувствовала себя прекрасно! Мне интересно было исследовать те новые знания, пришедшие словно из ниоткуда в мою самую не больную на свете голову.

Я знала, что Диана – жена моего брата, и я живу с ними, потому что наши родители умерли, а я… я не замужем, хоть это и беспокоит всех, кроме меня.

– Диана, тебе нельзя бегать по коридорам и нельзя так переживать, – голос брата звучал так нежно и тепло, что часть моего сердца заныла от ревности. Да, именно ревности к мальчишке, который в детстве был самым лучшим другом, братом и защитой. После того как появилась Диана, он не жалел меня больше, не говорил, что всё решит, и не уделял мне ни капельки внимания.

Я очень захотела увидеть его, поэтому присела в кровати. А потом встала, каким-то очень привычным движением взяла с кресла легкий халат, надела его, легко продев в вырезы пояс, завязала.

– Что ты натворила? – Даниэль смотрел на меня с осуждением.

– Я спала. Диана ворвалась сюда, возвещая о смерти некой… – я не вспомнила имя, потому что и правда не знала, о ком идет речь.

– Леди Сирия? – словно у самой себя переспросила светловолосая, похожая на ангела девушка в розовом свободном платье. Ее тонкий носик будто сам по себе тянулся вверх, чтобы чуточку приподнять верхнюю губу и показать белоснежные, хоть и крупноватые зубки. А Диана боролась с этим и постоянно подтягивала губку вниз. Но как только она начинала что-то говорить, нос делал свое дело. – Ты не знаешь леди Сирию?

– Диана, что случилось в конце-то концов? – Даниэль, похоже, разозлился не на шутку, но держался, не собираясь перечить своей беременной жене.

– В моей гостиной сидят три мои любимые подруги. И пришли они, знаете зачем? – Диана подтянула верхнюю губу на зубы и замерла, переводя взгляд с меня на мужа.

– Раз ты орёшь здесь, они пришли по какой-то совершенно не важной для тебя причине… – начала было я. Но Даниэль шагнул ко мне и, взяв за плечо, сильно сжал. – А-ай, ты чего? Лучше угомони свою… – я не стала озвучивать диагноз явной психопатки, но, оттолкнув руку брата, просто напомнила, что эта комната моя и они сами вошли сюда.

– Умерла-а с-самая с-старая де-ева наш-шего гра-афства, – растягивая буквы каждого слова, шипела Диана.

– Ну и земля ей пухом, – вырвалось у меня. – Сколько ей было?

– Пятьдесят восемь! – все больше заводясь, орала Диана.

– Ну вот так. Бывает, – я осмотрелась, понимая, что комната мне знакома, хотя раньше я ее никогда не видела.

– Теперь самой старой девой стала ты! ТЫ, Стефания Луиза! – слезы брызнули из ее глаз. Вытянутая в мою сторону рука, заканчивающаяся острым коготком указательного пальца, задрожала, а подбежавший к ней Даниэль, якобы в последний момент подхватил женщину, чтобы она не упала.

На фоне рыданий, которые словно размывались, становились отголоском эха, я думала об окружающей меня комнате с высокими окнами, большими зеркалами, светлой обивкой и до блеска натертым полом. Ровно до того момента, когда увидела в зеркале свое отражение.

Одна часть меня не была удивлена, словно всегда жила с этим молодым телом, темными вьющимися волосами и достаточно высоким ростом. А вторая ошарашенно разглядывала большие глаза, изогнутые дугой брови, пухлые щеки и губы.

– Убери ее с моих глаз, Даниэль! Убери! – из раздумий меня вывел голос припадочной снохи, и я, повернувшись к ним, громко сказала:

– Уберитесь сами, наконец! Это моя комната! Моя с самого моего рождения!

Глава 3

Мои новые родственнички вдруг резко замолчали и уставились на меня таким взглядом, словно заговорил шкаф. Диана изучала мое лицо, пытаясь что-то на нём отыскать, а Даниэль подталкивал жену к выходу.

Когда они закрыли за собой дверь, я подошла к зеркалу поближе и рассмотрела ту, что отражалась в в зеркальной поверхности.

Я всегда была маленькой, щуплой, а последние десять лет спина не позволяла встать прямо. Девушка, в которую сейчас была заключена моя душа, оказалась полной противоположностью: высокая, темноволосая, с теплым взглядом. Но, если поднять одну из бровей, моментально превращалась в занозу, к которой с вопросом или просьбой я ни за что бы не подошла.

– Значит… теперь я выгляжу вот так? – покрутившись перед своим отражением, спросила я. – Не дурно, не дурно, – а потом подняла глаза к потолку и прошептала: – Спасибо, что услышал. Так не хотелось попасть в небытие!

Хорошая фигурка моего нового тела тоже не могла не радовать. Особенно, в сочетании с пышной грудью, мне нравилась тонкая талия. Нет, пальцами ее не охватишь, как любили говорить в моей молодости о по настоящему тонкой талии. Но для девушки такого роста она была вполне себе идеальной.

Осторожный стук в дверь вывел меня из мыслей о новой жизни, омрачаемой лишь сумбуром из моей и чужой памяти в голове.

– Кто это? – не зная, что отвечать, но одновременно понимая, что это, вероятно, Лизи, спросила я.

– Можно? Я услышала тут… – дверь открылась, и внутрь вошла молоденькая, светловолосая, в аккуратном белом передничке девушка.

– Можно. Да, утро оказалось шумным, – подтвердила я.

– Леди Верде попросила, чтобы вы не выходили в гостиную, пока ее гости не покинут дом, – девочка опустила свой волоокий взгляд в пол, и мне показалось, что она не боится меня, а именно жалеет.

– Не очень и хотелось, – я присела в кресло возле окна и пригласила ее сесть в соседнее.

– Нет, что вы! Сидеть при хозяевах нам не положено, – торопливо ответила Лизи.

– Хорошо, тогда… можно что-то… завтрак в комнату? – уточнила я, и лицо Лизи просияло.

– Да, да, я и пришла затем, чтобы сообщить, что обед готов. Вы не вышли к завтраку, но леди Верде нанесли визит подруги, и я не смогла прийти к вам.

– Ничего. Я спала, Лизи. Неси обед, – после слов о еде желудок отреагировал своей пустотой – словно спавший, свернувшись в клубок котенок, развернулся и потянулся, напомнив о себе.

Девушка вышла, а я подошла к окну и сильнее открыла створку. Запах цветов, зелени, нагретой солнцем земли будоражил ум. Всего единожды в далеком советском прошлом мне удалось посетить курорт, и было у меня тогда подобное ощущение радости от этих запахов, от понимания, что в ближайшее время меня ждёт только отдых, полноценный сон и приятные прогулки.

Здесь, судя по всему, полноценный сон мог иметь место только если у Дианы не возникнет очередного желания «оттоптаться» на мне за очередную её надуманную проблему.

К моему удивлению, в памяти не было ничего о моем собственном мнении: о семье, об обществе, даже о самом факте моего девичества. Мне недавно исполнилось двадцать три – это была вся информация, касаемая данной темы.

– Прошу к столу, – на этот раз Лизи вошла без стука.

В руках она несла прямоугольный стальной поднос с ручками, на руке висела свёрнутая аккуратно скатерть. Отставив поднос на край небольшого столика возле окна, она быстрыми, выверенными движениями застелила его персиковой тканью и сервировала стол не хуже ресторанного.

В небольшой глубокой тарелке плескался прозрачный суп с кусочками овощей, которые можно было пересчитать поштучно. Во второй тарелке обнаружился тост с мясом и парой кругляшей помидора. Больше не было ничего. Да, это безусловно было красиво, но мой желудок, видимо, получив от глаз полную информацию, заурчал.

– Прошу, – Лиза отставила стул, помогла мне присесть, и, по всей видимости, собиралась стоять позади меня, пока я ем.

– Лизи, ты свободна. Я хочу остаться одна.

– Но, я должна буду поменять тарелки! – голос, полный удивления за моей спиной явно противился моему желанию.

– У меня есть руки. Всё, иди, – настояла я.

Девушка медлила, даже пыталась «акать», но я повернулась и, приподняв бровь, как недавно делала перед зеркалом, зыркнула на нее. Она быстро поклонилась и вышла.

Суп оказался удручающе невкусным. Овощной отвар, с плавающим в нем картофелем и морковью. Мяса в этом бульоне точно не было. Да оно, похоже, даже рядом с кастрюлей не лежало.

Поджаренный белый хлеб с сухим, тонким, как стелька, слайсом говядины возможно было прожевать только благодаря тем самым помидорным кружкам – они хоть сколько-то давали сока.

Чашка чая без сахара и без любого намека на десерт оказалась самым вкусным из всего, что я здесь впервые испробовала. Терпкий, ароматный чай был моей слабостью. И, да, я пила его всегда без сахара, но вприкуску с конфетой или кусочком пастилы.

Выяснить, я одна в этом доме питаюсь, как пятилетний ребенок, или все, я решила попозже. Возможно, позавтракав, я сейчас не испытывала бы ощущения, что делила порцию на троих.

Не дождавшись Лизи, я исследовала комнату на наличие дверцы, за которой меня ждал туалет. Не найдя ничего в комнате, как и в своей памяти, аккуратно, стараясь не шуметь, я открыла дверь, и, глянув влево, ахнула: широкий коридор за ней, словно отражение нескольких зеркал, все длился и длился анфиладой залов.

Высокие потолки с лепниной, шелковые обои теплого зеленоватого оттенка с золотым тиснением, вазы с живыми цветами – всё это говорило… нет, это всё кричало о богатстве и успехе.

«Я живу в королевском дворце?» – пронеслось в голове, но тут же моментально память подкинула понимание, что это летний дом семьи. И больше ничего, кроме этого.

К моему счастью, справа я увидела окно и шагнула по ковру туда. Дверей рядом не нашлось, и, выглянув в тот же сад, что виден из моего окна, решила искать туалет левее.

Пройдя первый небольшой зал с единственной дверью на той же стороне, что и моя комната, я обнаружила, что дверь закрыта.

Пошла дальше, и каждая очередная дверь также, не отпиралась. Организм требовал уже присесть, и эта новая, видимо, подтормаживающая часть знания представила не унитаз, а высокий, похожий на вазу горшок. А ещё мне не представился туалет или какая-то отдельная комната. Я явно увидела этот горшок в своей комнате.

И стоящую рядом с ним Лизи.

– Не-ет, – протянула я, все сильнее сжимая бедра и торопясь найти выход из этого нескончаемого коридора.

Легкий, какой-то невесомый смешок впереди подарил надежду, что там я увижу Лизи, и она проводит меня в нужное место. Но выйдя в большой зал, я увидела дорогие диваны, столик между ними, и…

Сидящих на этих диванах женщин в легких, струящихся шифоном и кружевом платьях. И среди них была Диана. Красная, дышащая так, словно грудь ее стала кузнечными мехами. А ее смешной, похожий на мышиный, носик, так сильно поднялся вверх, что зубки видны были теперь еще сильнее.

– Добрый день, – само вырвалось из меня.

Но вытянутые лица, скользящие по мне взгляды, напомнили, что я в легком халате, босая, и стою перед ними в позе, явно намекающей, что вот-вот не выдержу и намочу нежно-зеленый ковер под собой.

Это было фиаско!