Текст книги "На волоске (СИ)"
Автор книги: Марьяна Брай
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)
Глава 22
Глава 22
Лафат накормил нас очень жидкой кашей. Вкусной и настолько насыщенной, что, накинувшись сначала на хлеб, которым хотелось закусить каждую ложку, мы после пары минут отложили и хлеб. Что-то похожее готовила бабушка и называла «заварихой». На молоке она варила муку, и в ней совсем не было комочков. Как очень густой кисель, но молочный, со сливочным вкусом, солоноватый.
– Лафат, на чем ты ее сварил? – я не верила, что в дороге можно было сохранить молоко.
– Это дает лошадь, несущая воду. Та лошадь, на которой иду я. Большинство времени я не сажусь, чтобы ей было легко, но так у нас постоянно будет ее молоко, – гордо ответил мужчина, и я готова была его расцеловать. – Там, где совсем нет дров, мы будем просто оставлять в нем сухой хлеб, а к утру он разбухнет, станет чуть кислым.
– «Сухой хлеб»? – переспросила я.
– Да, это то, из чего делают хлеб, – он быстро потер и указательный пальцы между собой, и я поняла, что он имеет в виду именно муку! Значит, если замочить ее в теплом свежем молоке, она напитается молоком, которое позже скиснет. Получается очень даже йогурт со злаками!
– Хорошо, что мы идем с тобой, Лафат, иначе, мы точно бы не выжили здесь, – я не знала, как отблагодарить нашего спасителя, но улыбка и хорошее отношение не нужно покупать и нести с собой в огромной и тяжелой сумке. Пока так, а потом, если все сложится так, как я хочу, «никто не уйдет обиженным»[1] – вспомнила старую и известную, наверное, всем моим ровесникам из прошлой жизни фразу из книги.
Большой лагерь быстро сворачивался. Нам теперь было положено выйти позже.
Теперь мы могли смотреть на них, и мне этот вариант нравился больше. Лафат усадил Дашалу на верблюдицу, которая кормила нашу команду, а сам шел пешком. До обеда это было возможно, а вот потом, когда солнце начинало припекать, он отправлял ее к нам, и мы по очереди легко поднимали ее к себе. Девочка теперь, и правда, походила на мальчишку: шустрая, с горящими глазами.
На пятый день, когда я готова была уже все послать к черту и вернуться назад, случилась заминка.
– Лошадь старшего ридгана не пойдет до вечера, – заявила Дашала, дождавшаяся нас. Она запрыгнула ко мне как заправская погонщица, просто поймав мою руку. Верблюды теперь были для нее организмом – напарником.
– Мы тоже остановимся? – переспросила я.
– Нет. Лафат сказал надеть покрывала. мы пройдем мимо ридгана. С ним останется Джору. Как только лошадь сможет идти дальше, они нагонят нас. к ночи будут на нашей стоянке.
– А разве ночью они не могут потеряться? – мне бы не хотелось, чтобы меня при случае тоже оставили с верблюдом и погонщиком посреди песка и редких клочков почвы. Ни тебе сотовой связи на случай, если что-то пойдет не так, ни оружия против бандитов, в общем, б-ррр.
– Нет, Лафат будет делать для них знаки по дороге, – как-то совсем уж уверенно ответила Дашала, словно понимала о чем говорит.
– Ну, ладно. Ты спроси у него – не придется ли нам тоже вот так «загорать» с нашими верб… лошадьми.
Мы накинули покрывала поверх дурацкой сетчатой ткани. Так лицо оставалось закрытым глухо, но ткань была тоньше, что позволяло дышать, да и просматривалась изнутри хорошо.
Впереди стояли два верблюда, я узнала Джору, разводящего «быстрый», как они говорили, костер. Собиралась сухая трава, веточки, что приносит сюда ветром, колючие ветки от кустарника, который с удовольствием ели верблюды. Небольшой котелок ставится прямо на эту кучку. Поджигается такой костер моментально. Горит он сильно и очень быстро. Вода не успевает закипеть, но хорошо прогревается.
В дороге нельзя пить холодную воду, иначе жажда будет с тобой постоянно. Это важное правило, которому следуют все караванщики.
Джору присел, чтобы разжечь костер. Второй мужчина раскладывал скрутку из ткани на прилегшем верблюде, а ее конец натягивал на колышки, сооружая палатку.
Когда мы поравнялись с ними, он закончил с навесом, присел, поднял голову на нас. Если бы я не пропустила веревку от шеи верблюда, отрегулировав размер под спиной и не уложив под поясницу одеяла, то свалилась бы прямо под ноги к Шоарану. Да, это был он. Это точно был тот мужчина, опоивший меня ночью. Тот мужчина, объятий которого я так хотела в ту ночь. Он не стал рассматривать нас, видимо, это считалось неприличным, а я вращала лишь глазами, боясь повернуть голову. Покрывало не должно даже помяться!
Холодный и липкий пот катился по моей спине. Какого черта ему понадобилось в Гордеро? А если и Фалея здесь? Нет, она не поехала бы в такую даль. Полгода дороги! Кто останется в ее «чудесном» доме хозяйкой? Нет, она относится к тем, кто не доверяет даже своей матери.
Эта мысль, хоть и была мною опровергнута и откинута, чуть не сыграла со мной злую шутку, но, когда тени от оставшихся позади мужчин перестали тянуться по земле слева от меня, я скинула с лица дурацкую марлю и глубоко вдохнула. Передо мной ехала Крита. Судя по ее прямой, как струна, спине, думаю, она тоже узнала его.
Лафат обязан был предупредить нас. Или он не видел Шоарана у Фалеи? А для ридганов все рабы на одно лицо, так что тот и вовсе не рассматривал его лицо. Оставалось надеяться на то, что хоть они друг друга не узнали.
Так, уговаривая себя, стараясь наладить сердцебиение, я ехала еще минут сорок, пока не увидела Дашалу, бегущую к нам, не дожидаясь, когда наши верблюды достигнут места, где она сошла.
– Дашала, беги обратно и скажи Лафату, что нам нужно поговорить. Это очень срочно и это о нашем с вами деле. Тот ридган, что остался позади… он… я его знаю. Он был у Фалеи, – когда Дашала услышала это имя, она снова стала маленькой испуганной рабыней. Куда-то подевался тот свободный, словно ветер, сорванец, сроднившийся с величественными «кораблями пустыни».
– Она нас снова заберет? – тихо произнесла девочка. Она даже не стала ловить мою руку, как всегда делала прямо на ходу, чтобы подняться ко мне. Она шла рядом, изредка поднимая на меня глаза, чтобы посмотреть – не вру ли я, чтобы успокоить ее.
– Никогда, да и женщин в караване нет. Не бойся. У Фалеи он видел только меня, Дашала, – ответила я и подогнала ее вперед, к Лафату.
– И меня, – голос Палии за спиной, словно камень стекло, разбил все мои доводы о нашей безопасности.
Лафат как будто не был удивлен тем, что я сообщила ему. Он внимательно выслушал мой рассказ о Шоаране и Фалее, о том, что меня он узнает без проблем, а может, и его тоже, ведь он был частым гостем в этом отвратительном доме.
– Что ты молчишь, Лафат? Ты не испуган и не удивлен, – стараясь не срываться на истерику, спросила я.
– Договаривался его слуга, а когда караван начал собираться, я его увидел. Он не знает меня, а я его помню хорошо. Еще до того, как ты появилась в доме Фалеи, он приезжал туда с ридганом Форусом. Вот тот-то меня знает хорошо, и если бы с ним пришел Форус, нас в тот же момент могли бы забрать его люди.
– Что нам делать, Лафат, – каждая мышца моего тела словно вздрагивала, представляя, что нас узнают и вернут обратно.
– Ничего. Просто не показываться ему, – коротко ответил Лафат. Мы встали лагерем далеко за полночь. Шли еще очень долго в полной темноте. Лафат был бы хорошим капитаном, ведь скорее всего, ориентировался он по небесным светилам, потому что больше было не по чему. Последние пару дней казалось, что мы ходим по кругу – один и тот же пейзаж давил на сознание, заставляя нервничать.
Есть теперь хотелось меньше, но пить хотелось постоянно. Кроме этого, от безделья и постоянного ровного покачивания начинало подташнивать. Дороги назад не было, а впереди были дни, недели и месяцы перехода.
Алавия и Виелия были самыми дальними осколками бывшей империи. Канганами сразу после распада были назначены самые уважаемые ридганы. Война почти не коснулась этих земель, но дала возможность нападать на прежде свободные кочевые народы, такие как балийцы и хиреты. Палия и Мали были самыми дорогими представителями этих гордых племен.
Голоса вдали дали нам понять, что Шоаран с погонщиком догоняют наш лагерь. Нам нужно было спрятаться в своей норке, которую на этот раз нам устраивал Лафат, и теперь, в нашей палатке можно было сидеть, не наклоняя голову. Хоть сидеть и не хотелось вовсе. При любой возможности, когда можно было сойти с верблюда мы ходили, бегали или просто лежали, выпрямив и расслабив спину.
Теперь мы были более внимательны к мелочам, не позволяли себе нагонять идущий впереди караван трех ридганов, состоящий из тридцати или чуть больше верблюдов. Четверо погонщиков, которых нанял Лафат сначала не верили, что он может выйти из пустыни так быстро. Для них дорога от Виелии до конца Великой пустоши занимала не меньше шести месяцев по нашему времени.
Через шестьдесят дней дороги я свыклась с этой жизнью и даже начала находить в ней плюсы: я могла думать о том, чем заняться в Гордеро. Крита много рассказывала о месте, куда мы держали путь. О том, что в этих землях есть даже машины, работающие на пару, есть все ткани, какие можно себе представить и есть даже орудия, которых нет в других канганатах. Видимо, именно поэтому Гордеро оставался нетронутым. Или же на это и было рассчитано – сделать земли Гордеро центром всего.
Я могла бы открыть мастерскую, где мы будем делать парики, только вот, где брать волосы? Могла бы открыть харчевню и удивить местных какими-то новыми блюдами, не похожими на их кухню. Главное, подобрать продукты, схожие с привычными мне. Девушки описывали мне овощи и фрукты, рисовали их на песке, объясняли, каковы они на вкус и что из них готовят в их землях.
Для начала нам нужны были деньги, и думать об этом пока совсем не хотелось. Продать нам было нечего, кроме своих рук, но что-то мне подсказывало, что этого будет мало, ведь везде и всегда система настраивала все так, чтобы работники не могли заработать на что-то крупное, создать свою мастерскую или купить первый товар для продажи и стать купцом.
За месяц до выхода из Великой пустоши по моим расчетам снова начали попадаться куски земли – небольшие оазисы, где можно было найти родник и даже разжечь костер. Горячая еда была чем-то неимоверным, и свежая похлебка из сушеного мяса показалась мне ресторанным блюдом. Желудок привык уже к кислому молоку с мукой, но я понимала, что без свежих овощей организм скоро начнет давать знаки, мол, «ты не против, чтобы мы избавились от волос или перестали снабжать необходимым питанием ногти»? Но страшнее всего были незаметные изменения. Крита уже отметила изменения в цикле, а Палия стала вялой и неразговорчивой.
Да, Лафат прав, караваны – не женское дело. Он старался принести сухие травы из запасов большого каравана, которые велел жевать, но они вызывали еще большую жажду.
Очередной ночью я не спала и вслушивалась в звуки ночи. Птицы были самыми главными вестниками, что земля близко. Как на море. Лафат старался, как мог, поддержать нас, обещая, что скоро все закончится. Он рассказал о хороших деньгах, которые они получат после выхода из пустыни.
– Ты не спишь? – его голос вывел меня из мыслей о будущем.
– Нет, – я вылезла из домика и отметила, что ночи стали заметно холоднее.
– Через две или три рундины мы выйдем отсюда, Мали, – радостно объявил он.
– Ты сразу вернешься домой? – грустно спросила я.
– Нет. Я должен устроить вас.
– Как? Я хотела бы открыть свои мастерские, но для этого мне нужны деньги. Я не знаю, сколько здесь стоит жизнь, Лафат, и боюсь, Палия и Крита быстро разочаруются во мне.
– Часть денег я вам дам, ведь без вас я тоже не смог бы сбежать – меня поймали бы в первые дни. Балаец один в канганате – это всегда раб.
– Хорошо, Лафат. Я все тебе отдам, – уверенно сказала я, и он улыбнулся.
– Я возьму несколько караванов в направлении Балаи. Так я вернусь домой с деньгами, но я хотел попросить тебя, Мали.
– Конечно. Я помогу всем, чем смогу, что будет в моих силах, Лафат, – заверила его я.
– Я хочу забрать Дашалу. Мы с женой назовем ее своей дочерью, и никто не узнает, что она была рабыней, – опустив глаза, сказал Лафат.
– Если она не будет против, разве я могу возражать? – сказала я и, вспомнив, как теперь Дашала привязана к мужчине, только обрадовалась бы, что девочка вернется в свой мир, где ей все понятно и знакомо.
– Я боюсь просить ее об этом, но есть еще время. Я хотел бы, чтобы ты спросила у нее – не против ли она. Если я спрошу, а она испугается и снова станет испуганной маленькой рабыней, перестанет верить мне… Мне будет очень плохо, – он опустил глаза.
Тлеющие ветки у наших палаток совсем не грели, но горячий чай в этом холодном песчаном море был великой радостью. Мы почти до утра пили чай с Лафатом и разговаривали. Под утро пришла заспанная Дашала и села между нами. Засыпая, она наклонилась к Лафату, и он улыбнулся, боясь пошевелиться.
– Вот видишь, думаю, она и сама не останется с нами. Только вот не думаю, что ее устроит жизнь девочки тогда, когда она так счастливо жила жизнью мальчика. Она будет надеяться, что ты продолжишь брать ее с собой.
Ежедневно становилось ощутимо холоднее, и ночами мы жались друг к другу, чтобы согреться. Лафат весь день в дороге собирал сухие палки в редких оазисах, привязывал к своей верблюдице, и ночью мы могли позволить себе горячий чай.
Только ночью я расслаблялась Днем не переставала всматриваться в точки на горизонте, переживала, что от темной массы каравана отделится один из всадников и дождавшись нас, встретится со мной взглядом, узнает меня. Останавливались мы всегда дальше, чем основной караван. Настроение поднималось от понимания, что скоро все это закончится.
Голос Шоарана возле нашей палатки прозвучал рано утром, как гром. Сквозь сон вначале я не поняла к кому он обращается, и не знала, как себя вести, если вдруг заглянет внутрь.
– Думаю, когда мы выйдем из Великой пустоши, этих лошадей мне придется продать. Как поступить, Лафат? – судя по тону, наш Лафат не вызывал в нем какого-то чувства пренебрежения из-за того, что не имел титула.
Я расслабилась, когда поняла, что он подошел к Лафату. Судя по запаху дыма, он готовил горячую еду на завтрак. Всю дорогу теперь мы ехали в покрывалах. На открытом пространстве ветер иногда становился пронизывающим.
– Да, ридганда тоже продаст своих верблюдов. Я должен буду купить для нее карету, я обещал провожающим, – спокойно врал наш Лафат.
– Тогда, позвольте и мне присоединиться к вам, – мне начало казаться, что Шоаран ищет возможности поехать с нами.
– Ридганда не согласится, уважаемый ридган Шоаран. Мы выедем из пустоши раньше основного каравана. Я должен соблюдать договор и передать женщину ее жениху. Если мы выедем вместе с вами, это может не понравиться ридгану, который встречает ее, – продолжал врать Лафат, которого я готова была расцеловать.
– Хорошо, тогда больше не смею вам мешать, Лафат, да пребудет с вами Эрина, – мне показалось, что я даже представила его лицо, его чуть опущенные уголки губ и грустные глаза.
– Можете выходить, – спокойно сказал наш защитник, и я высунула нос.
– Я все слышала, Лафат, и благодарна тебе за все, – улыбнувшись, я принюхалась и посмотрела на котелок.
– Молока становится все меньше. Стало очень холодно. Лошадей мы продадим сразу, как выйдем из пустоши, но нам нужна будет карета, чтобы продолжать путь, а потом и зимняя карета.
– Зимняя карета? Там холодно? – удивилась я. Видимо, уже так привыкла к местной жаре, что не верилось встретить настоящую зиму.
– Да, без колес. На полозьях. Снега возле Гордеро может быть очень много, но мы успеем до места еще до морозов.
– Вот уж не ожидала. Тогда нам понадобится теплая одежда?
– Да, нам хватит денег, которые заплатят ридганы. И на одежду, и на то, чтобы купить для вас небольшой дом на окраине. Я подумал, что до начала тепла мне стоит остаться с вами, – он, скорее всего, пришел к этому решению совсем не легко, потому что стремился как можно быстрее вернуться к семье. И моя благодарность росла просто в геометрической прогрессии.
– Я обещаю, Лафат, я отдам все, что ты потратишь на нас.
– Да что ты. Думаю, если я найду вам мужей за это время, это будет большой удачей. Больше я не вижу никаких возможностей для вас всех, – совершенно серьезно заявил наш спаситель.
– Обещаю, мы справимся и без мужей! – заявила я, и уже более уверенно посмотрела на котелок с горячей кашей.
Когда начали попадаться кустики, а потом и деревья, я чуть не зарыдала. Пока было тепло, хоть раз в десять дней мне удавалось помыться у родников, а потом, в холодное время, с трудом уговаривала остановиться у воды днем, чтобы просто обтереться. Сейчас же можно было надеяться на то, что если есть дрова, то три котелка нагретой воды окажутся просто божественным подарком.
Лафат был неумолим, и никак не позволял нам помыться. Девушки не особо и хотели обливаться водой в таком холоде, но я их убедила, да и горящий костер теперь грел, а не просто вспыхивал и гас, как все последние дни и месяцы
Если бы кто-то сказал мне, что я осилю путь в полгода без минимальных удобств, я, наверно, рассмеялась бы. А сейчас поняла, как много могу и как многого готова лишаться ради поставленной цели.
Остановились мы после обеда. В этот день солнце грело чуть лучше или просто ветра стало меньше. Мы обещали Лафату успеть все за пару часов. Он с Дашалой принес нам кучу дров, разжег аж два костра и велел хорошенько просохнуть. Ручей был быстрым, прозрачным и холодным. Мы договорились мыться по очереди. Набирали воду в три котелка, грели до приемлемой теплоты, и как только один освобождался, девушки наполняли его и снова ставили на костер. Так мы смыли пыль и пот. Мыла не было, но зола с жиром, хоть и не так, как я ожидала, все же помогла. Даже ветерок на чистой коже чувствовался совсем иначе – было приятно ощущать ткань на коже.
Баня и чистая одежда сделали свое дело. Вещи мы должны были поменять перед въездом в Гордеро, но терпеть больше было невозможно. Тем более, придется купить что-то потеплее.
Когда я думала, что мы вот-вот должны будем остановиться для сна, нас догнала Дашала и велела прибавить шагу. Караван с ридганами и купцами тоже прибавил хода, так как мы вышли на финишную прямую, и будем двигаться всю ночь. Под утро мы выйдем из пустоши. Эта новость чуть не свела меня с ума. Я не могла поверить в то, что это заканчивается.
Значит, Лафат решил пропустить Шоарана вперед, дал нам помощника, а сам значительно прибавил ходу, чтобы успеть расстаться с нашими попутчиками. Я надеялась, что мы выйдем первыми, но потом поняла, что так он сможет проконтролировать все, а точнее – не допустить нашей встречи.
Я дремала, завернувшись в одеяло. Погонщик связал наших верблюдов одной длинной веревкой. Ехал первым. За ним я, потом Крита с Дашалой, а последней ехала Палия. Именно ее голос рассеял мой сон полностью:
– Там огни, там, дальше, смотрите. Далеко, но я их вижу. Их много. Правда, мне же не кажется? – ее голос срывался от радости, но страх, что это мираж, слышался сильнее, чем радость.
– Да, это огни, мы почти пришли. Уже скоро, – ответила очень громко, почти прокричала Крита. Я всматривалась, и видела на горизонте точки, и казалось это звезды, но в предрассветной темноте звезд там низко не было никогда. Это были огни. Это конец нашего пути. Не всего, но части. Самой длинной и самой сложной.
Свет от костров становился все ближе. Он был для меня как посадочные огни для самолета, как маяк для корабля, который долго не приставал к берегу. Глаза слезились от слез, от радости, что мы смогли, мы осилили этот путь, и теперь мне не был страшен даже Шоаран. Никакие силы не помогут ему вернуть меня обратно!
– Добро пожаловать на земли Гордеро, Мали, – Лафат помог мне сойти, потом подошел к остальным девушкам. Погонщик снимал наши мешки, а я, накинув одеяло на голову, выглядывала в щелку:
– Где он?
– Не переживай. Можешь снять покрывало. Укутайся теплее. Вместе с рассветом приходит ветер, – радостно ответил он и указал на два мешочка, привязанных к его ремню под стеганной курткой. Этих вещей я не видела на нем раньше.
– Они заплатили? – боясь радоваться раньше времени, спросила я.
– Да, еще как! – горделиво ответил Лафат.
– Это хорошо. Что мы будем делать дальше?
– Мы подождем покупателей на наших лошадей. За это время вы можете выбрать себе теплую одежду, а я куплю лошадей и карету, – Лафат был доволен. Он теперь даже говорил как-то совсем иначе.
– А где мы все это купим? Еще совсем рано, – я осматривала местность и не понимала, что вообще происходит вокруг.
Костры тут и там горели, похоже, не только благодаря дровам. Большие железные котлы были наполнены маслом. Торчащие из них веревки играли роль фитилей. Небольшие, крытые соломой сараи вмещали лошадей и верблюдов. Здесь же были огромные поилки. Для этого от реки были отведены ручьи и вырыты накопители для воды. Дальше за кустами я увидела открытые ряды. Те же чаны с маслом освещали их и делали похожими на какой-то ночной праздник.
Это порт. Порт для пустынных кораблей. Для тех, кто прибывает после длительного перехода.
– Лафат, а здесь есть дорожный дом? Есть место, где можно остаться и поспать в кровати? – я надеялась, что он скажет «да», и я смогу лечь спать в тепле, укрывшись одеялом, раздевшись до рубашки. А еще, хотелось проснуться и увидеть в окно что-то живое. Сад или просто людей, спешащих по делам. Мне сейчас даже этот рынок казался центром цивилизации.
– Нет, Мали, здесь, на краю пустоши остановился ридган Шоаран. Они уже купили лошадей и заняли комнаты. Мы поедем дальше. Через три – четыре дня мы будем у «Святой воды». Там хороший дорожный дом. Пожалуйста, потерпите немного, – его голос звучал так умоляюще, будто из-за него нам придется ехать дальше, отказывая себе в минимальных удобствах.
– Конечно, Лафат, я все понимаю, – ответила я, а девушки подтвердили. Счастью нашему не было конца. Усталость от дороги немного рассеялась. Вместе с Лафатом мы пошли к рядам, где можно было купить лошадей.
Верблюды продались быстро. Оказалось, мало погонщиков имеет своих верблюдов. Проще покупать их для каждой поездки вот в таких местах, которые я решила называть песчаными портами. По сути, мы сменили наши “корабли” на лошадей. Двойка для легкой кареты и одна для Лафата. Он решил ехать верхом, останавливаясь иногда на сон.
– Хиретки – лучшие наездницы, – как бы между прочим сказала Палия.
– Я не помню ничего, Палия, так что, не уверена, что смогу на лошадь запрыгнуть, – смеясь ответила я.
Лафат смотрел за тем, как впрягают лошадей, а мы уже вставали на цыпочки, рассматривая ряды с одеждой и едой. Запах копченостей дразнил так, что кружилась голова.
Когда с транспортом все было решено, Лафат оплатил фураж, который должны были закрепить за каретой, и оставил парнишку из дорожного дома присмотреть за лошадьми.
Первым делом он купил нам горячий белый хлеб с медом. Он продавался здесь на каждом шагу. Небольшую булку разрезали на четыре части, горячей окунали в растопленное масло, а потом в мед. Благодаря этому, кусок остывал лишь у корочки, за которую его следовало держать, а сладкая часть оставалась горячей, сочной.
Я чуть не лишилась рассудка от этого необыкновенного вкуса. Девушки сводили брови, с удовольствием облизывали пальцы и закатывали глаза. Мы смеялись, как дети, оттого, что теперь нам были доступны такие простые радости, как сладкий хлеб.
Теплые шаровары, шерстяные платья, что-то вроде коротких, стеганых пальто, как у Лафата, сапоги тем из нас, кому достались лишь тапочки Фалеи, меховые шапки в виде колпаков, как были в моем детстве, только с резинками. Все это здесь было «модным». Судя по тому, что важные ридганы не гнушаются надеть такую же стеганую куртку, верх которой, похоже, был выполнен из атласа, средняя часть «бутерброда» состояла из прошитой овечьей шерсти, а внутри ткань, очень напоминающая байку. Я не могла поверить, что здесь можно было увидеть такие ткани!
Стараясь не набирать ненужного, поскольку, как правило, в такого рода портах даже водичка стоит втридорога, я осекала “хотелки” девушек. Лафат довольно покивал, подтверждая мои опасения.
Уже рассвело, мы были готовы к дороге. Осталось лишь взять с собой немного еды и хотя бы один кусочек мыла.
