Текст книги "С волками жить...(СИ)"

Автор книги: Марьян Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Волков в порядке, вроде, вернулся в свой облик, но дико замёрз. Его и выпорю, и вытрахаю, и отогрею чуть позже… дома. Свидетелей, правда, на один квадратный метр многовато. Но сейчас мы с Дантресом в паре, и полезет к нам только отбитый, пьяный от кумыса или айрана дэв.

– Я бы выпил, – Дан приподнимается на локтях, чуть морщась, но улыбки не стирает, смотрит, как становлюсь человеком. К парню подойти зверем не могу, всё внутри упирается, а меня к нему тянет, это кажется таким естественным, как видеть своё отражение в зеркале, только вот… Только вот ни хрена не естественно, зная, какой я есть и всегда был.

– Пусти, – прошу вежливо, высвобождая кисть из захвата инкуба, кровавые царапины стараюсь не замечать. Морок кладёт лапы-плети, стекает по плечам леденящей патокой, тихо шепчет на ухо… Мотаю головой, иду на признаки тепла, как в бреду. – Мне надо убедиться…

Мальчишка жив и больше не походит на тот полуживой труп, что я видел прежде. И ждёт. Несколько шагов и родной запах, сладящий юностью, глушит разум. Наверное, такое бывает, как непутёвый молодой отец первый раз касается первенца в роддоме. То жил-был, и то вот она – ответственность, которую не проигнорируешь. Но как? Как он стал моим единокровным? Тяну к нему руки на автомате. Какой кукловод это делает? Найти бы и глотку вырвать. Сзади Волков скрипит зубами от бессилия, а мне ещё шаг остался… и тонкое тело доверчиво льнёт и обнимает за шею:

– Твоя кровь меня спасла, Виктор, живу только благодаря тебе. Кости окрепли, вернулось зрение, волосы не лезут клоками, зубы… зубы не шатаются! – арабчонок обнимает сильнее, и я теряюсь, и не потому что голый, а в догадках: откуда в изящном теле взялась такая сила. Потом всё становится на круги своя.

Моя кровь. В него вливали донорскую кровь. Всякий раз когда я валялся в лазарете после «игрищ» с Вагнером, у меня ее откачивали. Сразу отмёл участие Киры, Мирославы и Леона, эти бы грех на душу не взяли. Больной организм юноши не только мог отторгнуть кровь оборотня, но и мутировать не в лучшую сторону. Но на тварь мальчишка не походил, значит прижился чужой гемоглобин, встроились инородные клетки… Я стал невольным соучастником нарушения порядка пяти пунктов условий сосуществования нечей и людского населения. Вагнер реально подвёл Салан под монастырь, но его махинации ловко прикрылись продажной мордой в Центре. Дан тогда рассказал гномяре, но Слава лишь откусил пол губы. Знал, но сделать ничего не мог, даже со своими связями.

Теперь передо мной стояло полуобращённое создание, излучающее здоровье, и преданно смотрящее мне в глаза, словно только что его не собирался пустить в расход инкуб. Наверное, теневая сторона окончательно отключила мне мозги, объятия не разжимались, не давали мне объективно подумать, что в этой ситуации не так. Да всё, мать вашу! Нервы Дана лопались с пугающим звоном, и тьма до него даже не доёбывалась, всю горечь я тянул на себя, но вокруг Волкова градус продолжал падать ещё ниже, словно инкуб сам порождал холод, сам же в нём замерзая, все глубже зарываясь руками в снег. Боязнь, что из этого состояния Дан не сможет выбраться, и побудила во мне желание опустить руки. Араб отступает с явной неохотой, успевая напоследок погладить плечи и грудь.

– Как… ты вообще, пацан? – с хрипом выдавливает моё полыхающее, сорванное горло.

– Плохо соображаю после того, как меня вывезли. Было страшно одному, но появился Дан и бросился меня защищать от этих… Он просто крут.

– Пиздит! – вклинивается бес, но я его фоном слышу неразборчиво, будто гасят голос, прикручивая громкость.

– Упыри об него обтирались, но не поимели ничего! Будто он один из них, – я не стал разочаровывать юношу, что крутой Дан страшнее нечей-похитителей порядка на два и сам бес. Да и как арабчонок мог не заметить ту жуткую сущность, что шла на него с ножом?! И было ли это вообще или мне привиделось? Происки теневой стороны? Туманить мозги она может прекрасно. В любом случае более менее вразумительное объяснение происходящему мог мне дать лишь Волков, а он сейчас сидел жопой на земле и сверлил меня диким взглядом. Протянутую руку не взял, а схватил, дёрнул на себя.

– Одень уже штаны, волчара дурной! Нах рюкзак с собой притащил?! Или ещё не все стриптизом насладились? – с раздражением выдавил из себя каждое слово, пнув при этом под коленку так, что я покачнулся, зрачок у него по-звериному вытянулся в узкую полоску. – Что происходит, вожак? – спокойнее, тоном прожжёного оперативника на допросе.

Леон появился минутой позже, подскочил к нам и вытаращился на араба, бесконтрольно втянул носом запах, выключился на минуту, а потом выразительно посмотрел на меня. Потом на Дана, но когда тот истерично развёл руками, недоумевающий взгляд бати бумерангом вернулся ко мне. Я пожал плечами, прокашлялся и поднял с пола Волкова, пока он окончательно не превратился в лёд.

– Мелкого и близнецов забирай прямо сейчас, не жди, пока чудовище белобрысое активизируется, – замечаю, как расширяются глазища пацана, и посмотреть он как раз не прочь, согласен, зрелище впечатляющее, но слишком опасное. Едва пришедшие в себя молодые волки по-пластунски ползут в сторону Леона, закрывая глаза и уши лапами, ибо Дан уже начал…

– Бойко, я у тебя спрашиваю один раз, ты где, сука, наследить успел?!

– Это не я. Это Кир. И я так же не понимаю ничего!

– А что тут понимать?.. Виктор! Я с человеком разговаривал! – ага, орал ты, а не разговаривал, на тебе твои любимые уши, целых два! – Чтоб тебя плешь до всей жопы достала!

Ему ничего не остаётся, как подчиниться и молча сесть верхом, говорит он уже с трудом, зуб на зуб не попадает, а смысла разбираться на морозе нет. Нам обоим нужно время подумать, но оставшись наедине, впечатываю беса в постель, целую плечи, оставляя алые засосы на коже, только чтобы он заткнулся, чтобы понял что мне так же как и ему страшно. Сначала накормлю, потом буду пытать, сам еле держусь, а Волков тянет на себя. На подготовку потратил меньше, чем планировал:

– Сегодня половина порции, если не хочешь овдоветь раньше времени, – шепчу на ухо своему мужику, разметавшемуся по постели. Тот облизывается и кивает, но даже полдозы вырубает меня к концу бешеного соития, а этот наоборот трезвеет, и очень меня его прямой, оценивающий взгляд настораживает. Ощущаю, как тёплые уже, сильные руки скатывают на кровать рядом с собой, пытаются обтереть и укрыть. Возня прекращается, мне в ключицы летит лёгкое дыхание, лишают свободы объятия. Допрос откладываем до утра, сам, сука, без сил и желания.

– Спи, – просит спокойно, настырно погружая меня в сон, – я присмотрю за тобой…

Дан

Произошедшее напрочь выбило из колеи, даже принудительная «кормёжка» прошла навылет, как если бы волка заставили есть зелень вместо мяса. Вик безмятежно спит, только измотав, можно было его вырубить, но восстанавливается слишком быстро, не надолго хватит его усталости.

Сижу рядом возле кровати, уткнувшись лбом в колени, и медленно раскачиваюсь. За плотно сжатыми веками от напряжения уже мелькают цветные круги. Всё стало плохо, и я даже не могу понять, с чем именно это связано. Роль мальчишки в происходящем не снимаю, он сам сказал, глядя мне в глаза, что он – моя проблема, за что поплатится, в этом можно не сомневаться. Загвоздка в том, что мои проблемы автоматически становятся и Вика, и, боюсь, теперь единолично приняв решение, могу зацепить волка взрывной волной. Он только-только стал отходить, успокаиваться, перестал подрываться ночью от кошмаров, стал доверять, пока хотя бы своим.

Качнувшись ещё несколько раз, бесшумно встаю и бреду на кухню. Нервозность такая, аж руки чешутся, разнести тут всё к чёртовой матери, но Вик спит, и я не хочу его будить. Вообще пока не могу смотреть ему в глаза. Открыв форточку, курю в глубокий затяг, подолгу держу дым в лёгких, пока их не начинает сводить спазмами, и только тогда выпускаю, наблюдая, как сизые струи затягивает на улицу, где их без жалости пожирает вьюга.

Погода снова взбесилась, мёрзнут конечности, ноги немеют от холода, и почему-то почти останавливается сердце, словно моя человеческая сущность притормаживает жизненный цикл.

Достаю бутылку спрятанного Виком на «чёрный день» коньяка, отпиваю прямо из бутылки, пока быстро собираюсь, всё равно не усну. Было бы гораздо проще, будь мы вдвоём, я бы смог защитить оборотня, а он – смог бы меня, за себя отвечать всегда легче, чем за целую свору, это ещё сильнее накладывает груз ответственности.

На улице стужа лютая, дыхание замерзает, только покинув лёгкие, в валенках, будь они неладны, шагать тяжело, ещё и…

– Да чтоб тебя! – выругавшись и стерев с рожи снег, заново принимаю вертикальное положение. Один из клонов, кто именно я даже отгадывать не буду, сидит рядом и, высунув язык, забавно дышит, игриво дёргая хвостом. Вот интересно, я хоть где-то могу побыть один?!

Честно стараюсь идти быстрее, но по наметённому снегу это довольно сложно, а менять сущность не хочется, вообще боюсь не вернуться, зверь внутри подозрительно притих – это настораживает. Выматерившись и напсиховавшись на погоду, хотя вроде бы шёл проветриться и остыть, наступив на гордость, забрался на волка. Скажу вам, Вик здоровее, и ехать на нём комфортнее, а это чудище мохнатожопое скачет, как в зад ужаленный, и исключительно в воспитательных целях у него стало немного меньше шерсти в загривке.

К Леону захожу без стука, не то чтобы он всегда был мне рад, скорее привык к моей бесцеремонности. Сидя у огня, тот пристально смотрит в камин, словно может выудить из пламени какую-то информацию. На меня не обращает внимания, только просит, когда уже поднимаюсь по лестнице, чтобы в его доме никакого кровопролития, и снова отключается.

Мальчишку нахожу в самой дальней комнатушке, он валяется на постели и с интересом смотрит на меня, оценивает.

– Можно мне называть тебя папой? – голос до неприличия спокойный, раздражает. – Или лучше мамой? – склоняет голову вбок, улыбается, демонстрируя свое малолетнее мышление во всей красе. Не страшно. Куда хуже, что я почти слышу в голове хруст костей, когда буду ломать ему сейчас шею. Именно шею, хочется так.

– Что именно приказано тебе сделать? – не люблю недосказанностей.

– Это не имеет значения, – собирает жопу в кучу и встает, но даже в полный рост ниже, и это его бесит, хочет на равных, он вообще слишком много хочет, как я погляжу.

– Слышь, задохлик, я дважды просить не люблю, – сил у него куда меньше, к тому же кровь оборотня сохранила ему человеческую оболочку, но не дала и половины их возможностей. Он не может перевоплощаться, а значит это всего лишь пацан-долгожитель, и он это знает, поэтому за беспардонной наглостью я читаю ещё и страх.

– Я ничего не помню, – пожимает плечами и отступает, – с того момента, как начались вливания, почти регулярно впадал в кому. Немного помню отца и слуг. И вдруг раааз, и здесь очутился!

– Врёшь, – не менее спокойно, орать вообще расхотелось, – ты сказал мне, что стал моей проблемой.

– Может, ты не расслышал?

– Я страдаю запоями, блядством, чрезмерной агрессивностью и даже запорами временами, но глухотой – точно нет. Не пытайся меня одурачить, я тебя вижу насквозь.

– Я правда не помню, – и стараясь меня переключить, меняет тему. – А… где Виктор?

Мои эгоистичные мысли настырно лезут в голову и ненадолго лишают дара речи, пока осмысливаю – разглядываю пацана – что сказать, если раком загнуть – ебать можно, уже можно, это и бесит, вообще бесит всё, и руки в кулаки…

– У тебя на него нет шансов, – теперь улыбаюсь я, наплевав на его игру, говорю то, что должен сказать. За моей улыбкой страх, который пацан прочитать не может, это вызывает в нём неуверенность, я наслаждаюсь его злостью и растерянностью, а сам просчитываю наперёд свои шаги и спотыкаюсь на каждом. Виктор никогда не делал так, как надо мне, его попросту не заставишь. А будет ли он делать так, как захочет этот полукровка?..

– Я просто хочу стать ему ближе, – пацан улыбнулся.

– А не боишься неожиданно умереть?

– Нет, – я почти отступил, когда меня окатили волной иронии, – я же умирал с самого рождения, Дан, и не раз, это не страшно. Попробуй, тебе понравится.

– Увижу рядом с ним – убью.

– Леон сказал, стая не даст меня в обиду! Я, вроде как, свой.

– Ты плохо меня знаешь. Я не свой.

Он демонстративно отвернулся, насупившись, а я понял заранее, что никакой информации от него не выпытать, мне уж точно. Ему попросту не давали никаких указаний, бросили, как кость голодному псу, и будь что будет, на войне все средства хороши. Только вот мелкий сукин сын решил обустроить себе гнездо в моём доме, ну я тебе палок в жопу понавтыкаю, чтобы высиживать неудобно было.

– У меня вопрос! – встаю прямо перед Леоном, он, выйдя из транса, нехотя поднимает на голову.

– И какой?

– У вас же как у людей: единокровные трахаться друг с другом не могут? – мужик ненадолго «завис». – Гость твой каким-то боком Виковой кровью накачан, это даёт ему какие-то преимущества? – хлопает глазами, вообще не отдупляя. – Трахнуть его Вик может?!

– Теоретически?..

– Практически, бля!

– Он же ещё ребенок, Дан…

– Леон, не говори, что и тебе мозги промыли, – я закатил глаза и скрестил на груди руки. – У пацана большие планы.

– Может тебе обсудить это с вожаком?.. – батя так забавно покраснел, что я от умиления даже сошёл с ковра и перестал мочить его водой, от растаявшего снега.

– Я получу сегодня хоть какой-то ответ?!

– Дан, – старый оборотень по-отечески на меня покосился, передёрнуло, – Виктор – взрослый, – тут я хмыкнул, – умный мужик, он вряд ли будет рисковать тем, чем дорожит, ради флирта. Не знал, что инкубы такие ревнивые.

– Это не ревность.

– А что же? – матёрый волк усмехнулся

– Рациональное использование своей собственности.

– Иди и скажи так вожаку.

– И сдохни с голоду, да? – теперь моя очередь усмехаться.

Всё же дяде Лёне пришлось встать, хотя я и упирался до последнего, пока он выталкивал меня на улицу.

– Иди домой, Дан, нет причин для беспокойства, парень напуган, его жизнь перевернулась, он потерял родных и оказался в незнакомом месте… – всё-таки тоже купился на щенячий взгляд старый пёс, неужели никто не видит сучонка настоящим?..

– Присмотри за ним, – прошу на полном серьёзе, скидывая с плеча крупную руку, – ради него же самого.

Домой добирался тем же маршрутом и, только войдя внутрь, понял, что от меня чужим волком за километр тащит. Надо стереть его запах своим…

Вик

Я помню, что решил допрос отложить до утра так как, сука, был без сил даже языком ворочать.

И началось оно совсем не как я планировал, а с посягательства на мою задницу. Она ещё спала, когда настойчивые пальцы молча делали своё дело.

– Сначала деньги, потом стулья, – приоткрыв один глаз, смотрю мрачно, а булки сжимаются намертво, – Для чего этот заплесневелый клан припёрся в Салан? И какую роль в этом играет мальчишка?

– Мальчишка хочет получить должное воспитание, причём обладая задатками конченного мазохиста, просит сделать это меня. Отдашь на поруки дитятко? – Дан притирается ближе, головкой толкнувшись между ягодиц и, имитируя трах, скользит между ними.

– Должен быть какой-то смысл в его появлении. Не просто так… ох… бля… его вернули именно в тот момент, когда угроза нависла над…

– Над?.. – помогает не терять мысль, сам заводит мои руки мне же за спину, а членом надавливает сильнее…

– Стааааей, – я тяну гласную с таким блядским стоном, что инкуб немедленно оказывается во мне. Двигается и дышит рвано, отчаянно, множа крепкие поцелуи-укусы на плечах, словно метит нарочно глубже и больнее. С каждым толчком и выдохом, словно слышу крик, только беззвучный. Его не просто что-то тревожит – пластует на части, прорываясь сквозь поры кожи. Пойми… пойми… пойми… Толчок… толчок… толчок… Сила нарастает, и в какой-то момент в череде жестоких ласк, на шею падает лёгкое касание губ и языка. Неловкое «люблю» в эгоистичном потоке «мой – и точка!». Дантарес жадно пьёт меня, всё что не добрал ночью, сейчас тянет, захлёбываясь и всхлипывая. Только я – эгоист не меньше. Оставив Дантреса в Салане, зная, что без меня он не сможет нормально жить и сдерживать сущность, лишаю беса права выбора и подвергаю стаю несоизмеримой по шкале опасности. Отдаю себя до хрипа, позволяю превысить лимит силы, чувствуя, как удовольствие накатывается пополам с болью. Волков не просто принял такое положение вещей, зная, какой ответственностью я связан по рукам и ногам. Сколько раз я хотел передать бразды правления, но старейшины брали за горло, напоминая о пережитом кошмаре и безумии молодняка. Долг – это не просто слово, это осознание.

Хреново думается, когда тебя трахают, как в последний раз. Выгибает. А он так и не выпустил заломленные руки из тисков. Хрипло кричу:

– Дан! Сильнее!

Это выхватывает Волкова на очередном неистовом толчке, он замирает и фокусирует взгляд на исполосованной когтями и зубами спине, растраханной заднице, резко освобождает мои руки.

– Я ещё не кончил! – напоминаю со стоном, упираясь ладонями в постель. Он упирается лбом между лопаток, приходя в себя окончательно, и продолжает на порядок бережнее и мягче. Отвечаю бешеной пульсацией нутра и рычанием, а Дан всё выглаживает. Чувствую, что не может кончить из-за чудовищного перенапряжения, хотя безумно хочет. Касаюсь рукой бедра, бросаю косой взгляд из-за плеча, и рывком навстречу, забираю инициативу. Он и не понял, как на спине оказался. С волками жить, по волчьи мыслить и действовать. Седлаю Дана с садистским оскалом, у самого зад трещит, но выбора нет.

Смотрю Волкову в глаза, руками упираюсь в постель, начинаю неистово двигаться сам, широко разводя колени. Краска приливает к бледным скулам, руки с исчезающими когтями тянутся к моему члену. Отлично, а то он почти взвыл от невнимания. Несколько моих присядок, и внутри обдаёт жаром, Дан со стоном разряжается, а я следом ему на грудь. Рухнуть бы сверху, да боюсь не… тянет сам. Падаю, едва смягчив тяжесть ладонями.

– Ты думаешь… я – ландух наивный? – рычу я, восстанавливая дыхание. – И не знаю, что с парнем не всё так просто?

– Да, именно. Кому бы ты себя так обнять позволил, даже на брудершафт не выпив? – сипит Дан сорванно. – А этот леблядь умирающий как-то много и внезапно позабыл. Не на…ходишь? Хах… хах… Однако, слезь…

Скатываюсь с инкуба, коротко и крепко мазнув по губам поцелуем.

– Пойми. Оставить пацана в лесу, я не мог. И вообще: тут нужна помощь эксперта, Славик, наблюдатель Салана нужен и чем быстрее, тем лучше. Если это провокация и подстава, то нам нужно побыстрее их унюхать. Арабчонок может оказаться как ферзем, так и пешкой в равном процентном соотношении. Теперь вопрос: что хотели бесы от тебя?

– Только не ржи… Они меня хотят сделать вожаком, чтобы… Нет, а что ты вылупился? Значит, тебе можно, а мне – нет?

– Я молчу… – Вик прячет ржач.

– Ога, у тебя упал.

– Не упал, а лёг в засаду. Ещё свежие новости будут? Только правду.

– Они настроены серьёзно, Вик. Пиздец как. Настолько, что сняли с меня все блоки и почти натравили на Салан.

– Это всё?

– Всё.

– А пацана тебе сунули вместо аперитива, Дан?

– Типа того. В нём твоя кровь…

– Я не дам тебе бездумно убивать. В угоду кому-то или чему-то, – смотрю серьёзно и мрачно. – Они решили, что тебя держит здесь связь со мной.

– А разве нет, волчара?

– Всё так. Но так логичнее и дешевле выманить и убить одного меня, а не уничтожать всю стаю.

– Логичнее и дешевле вообще нас с тобой в покое оставить. Давай, пацана отправим в Кемерово и дело с концами?

– Эта первая мысль, что пришла мне в голову. Но тогда мы возможно упустим важную ниточку из рук. За ним… следит Леон. И не забывай кто он. Судья и старейшина. И до хуя умный дядька.

– Не знаю до хуя или сразу до колена, но сейчас он себя, как зомби в Апокалипсис ведёт.

– Он думает, в отличие от нас… – я перекатился на спину.

– А мы?!

– А мы трахаемся и ищем быстрое решение проблем. Вызывай Варейводу, пока он все фисташки для Кирки не скупил. А мне, как бы тебя не колбасило, придётся познакомиться с мальчишкой. Мммм…

Мой рот почти заткнули поцелуем.

====== Часть 5 ======

Вик

К дому Леона иду в полдень почти крадучись, каждую минуту ожидая смачного поджопника. Хотя знаю точно, мой спит, хорошо укатанный трёхчасовым секс-марафоном, но это благодаря ночному многочасовому заезду. Как иду, это отдельная история и огромная сила духа. Меткам на моей коже Дан сходить не даёт, клеймит свежими следами – хорошо зима, и все в свитерах по самые уши. Но уже реально боюсь, что на шкуре проявятся проплешины. Про объеденные, прокусанные уши вообще молчу, можно колечки вдевать. Успокаивается, лишь когда засыпаем, вжавшись друг в друга, и так прорастаем всю ночь напролёт. Иначе Дан вздрагивает и сжимается в комок, делается ледяной и нервный. Удивительно, как он вообще жил до меня? Без персональной грелки во весь рост? Ещё надо как-то ему сказать, что грива у него сильно отросла, и что стае скоро на охоту в лес дня на три. Это как на рыбалку у жены отпрашиваться по осени – замучаешься объяснять, что без водки и без баб. В моём случае бабы Волкову не страшны – его мужики волнуют. Они, видите ли, носом мне под хвост лезут и обтираются. Он рад был бы, если я с женщинами охотился. Ладно, лирика потом, а с Леоном всё надо обсудить, и заодно…

Дверь перед моим носом распахнулась настежь, словно с утра ждали. У пацана глаза блестели, как звёзды, даром, что тёмные.

– Заходи! Заходи! Любишь мясной пирог? Мы с Лео его сделали! – с детской бесцеремонностью, а ведь далеко не ребёнок, тянет меня в тёплый дом, пропахший вкусным запахом печёного. Леон в фартуке, как заправская мамаша, тащит свой кулинарный шедевр в комнату на обеденный стол. Делаю вид, будто не замечаю, как у него нервно дёргается глаз.

– Шейн, не висни на вожаке. Не дай боги, инкуб узнает…

Но я уже резковато убираю с себя цепкие тонкие руки (а вдруг реально узнает?..). Парень хлопает ресницами и начинает улыбаться, словно это я молодой и неопытный. Это странное снисхождение немного раздражает, и вообще я ни хуя не выспался.

Покорно сажусь за стол, тем более мой желудок сам решил поурчать и сдать с потрохами гордость вожака стаи.

– Значит, ты – Шейн?

– Да! Я вспомнил.

– Сразу после моего имени? – забил рот вкуснющим пирогом с луком, яйцом и крольчатиной, молочу челюстями. Мальчишка аж щёку подпёр: такое кино дают интересное. Чуть не давлюсь ему на потеху.

– Я не понял, есть тут больше никто не собирается? – сурово вытираю крошки с губ, Леон и найдёныш берут по куску, запивая душистым таёжным чаем.

– В этот раз хоть без грибов, – ворчу миролюбиво.

– Не любишь их? – тут же оживляется Шейн, и вообще он из кожи вон лезет, чтобы всё время приковывать моё внимание.

– Я много чего не люблю, вон у бати спроси и законспектируй.

Белозубо улыбается, и рот же не устаёт. Леон ест, а сам поглядывает и принюхивается, кстати вполне резонно. Что-то долго Волков меня не ищет. Прямо не похоже на него…

– Ты поговорить о чём-то хотел? – старший наливает мне вторую кружку кипятка, а кусок пирога явно для Дантреса кладет в пластиковый контейнер, какие-то грехи замаливает, что ли.

– Я про охоту… Спасибо, всё! – предупреждающе убираю тарелку, ибо заботливый Шейн уже собирается ещё подложить. Но при слове «охота» у пацана глаза загораются.

– Да. Надо бы поохотиться. Запасы хорошо подъели. Стая растёт, много молодняка, – Леон открывает толстенную расходную книгу. – Кстати, и закупиться не мешало бы. Заказать контейнер в Кемерово, – слышу его голос все слабее, будто он удаляется, – Вик?..

По-ходу, садануло меня наотмашь теплом и сытостью… потому что лёг щекой на локоть и уснул с беспечностью пригретого щенка.

От авторов

Леон потормошил вожака за расслабленные плечи, потом выразительно посмотрел на сияющего арабчонка, даже не скрывающего восторга.

– Деточка, а ты точно к чайку не подходил, когда он заваривался? – прямо спросил медик, когда перенёс Вика на старый диван.

– Там у вас столько травок, и пахнут так вкусно, – мальчишка смотрел остро и лукаво.

– А сонной зачем накидал? Интересно стало?

– Я ж не знал…

– Не ври! – Леон даже ростом выше стал. – Я при тебе старику сбор готовил. Терпеть не могу, когда шарят по чужим вещам.

Шейн поджал губы.

– И не смей наигрывать! Тебе далеко не пять лет, и делать скидку на твою тяжёлую судьбу, я не собираюсь. Опасные шалости, если это шалости, а не злой умысел. М?

Парень молчал, лишь шумно дышал, и было видно, как нервная судорога прокатывается по скулам. Леон снизил строгий тон.

– Это первое и последнее предупреждение, Шейн.

Дверь вышибли с ноги, сгруппировавшийся было медик судорожно выдохнул: на пороге застыл не Дантрес, а один из леоновских помощников.

– Лёнь, у Катерины, кажется, воды отошли, надо тебе глянуть на узи положение плода, – док нахмурился и двинулся за мужчиной, срывая куртку и ловко влетая ногами в безразмерные валенки. Ему даже не хватило времени бросить указания Шейну, он просто поднял вверх палец и погрозил. Спиной Леон почувствовал тяжёлый, нехороший взгляд и развернулся. Пацан улыбался, и в лице его не было и тени агрессии. Наверное, стоит прислушаться к словам Дана, подумалось уже на выходе из дома.

Шейн едва не швырнул вслед старику кружку с остатками чая. Вскочил с места и, быстро обогнув стол, приблизился к спящему Виктору. Бесноватость и злость стекли, как плохой грим, едва араб склонился над волком, губы немного не по-детски облизнул язык.

– Всё равно будешь моим, – прошептал Шейн. – Скоро без меня жить не сможешь. Ебать просто так не дааам. Я же не дурной инкуб, – мальчишка коснулся коротко стриженных волос, провёл против роста. – Хочу чтобы ты рычал на меня и у ног сидел, как собака. Руки лизал и кусал иногда до крови. Тебе же такое нравится… с кровью… Хи-хик… – парень ловко забрался мужчине за спину и вжался лбом между лопаток, странно всхлипнув. У него горело и чесалось тело, кости словно ломило на плохую погоду.

Арабчонок обнял Вика за торс, ощупал мышцы пресса и сильных бёдер. Ему нравился густой терпкий запах, перетекающий на кожу, как смола, и забивающийся в каждую клетку, вызывающий нестерпимую похоть. Шейн не выдержал возбуждения и лизнул мужчину в шею, прихватил губами и лишь потом резко сомкнул зубы. Оборотень глухо выдохнул и махнул рукой в сторону мальчишки. Тот увернулся и хихикнул, зная, что Вик не проснётся так быстро. Хорошо бы поторопился тот патлатый притырок, а то картина маслом сохнет, и никто такой красоты не видит. В тепле и близости большого тела Шейна и самого свалило в сон.

Дан

Какой бес меня остановил – я не знаю. Просто не знаю. И дело вовсе не в близнеце, который вцепился зубами в мой рукав, успокоить зверя смог бы, да – силой, но это вопрос времени, а что дальше… Что в принципе будет дальше?

Я стоял в проёме двери, наполовину в реальности, а другой частью всё ещё в зиме, и с ужасом понимал: в стуже мне спокойнее. Парочка суицидников мирно дрыхла, Вик редко спит на животе, не закрывается больше, привык ко мне, а тут сжался в клубок и уткнулся лицом в подушку, будто спрятавшись. А я же всё равно, блядь, нашёл!

Какова вероятность, что сейчас Бойко ебут кошмары? И я – главный их исполнитель. Меня напрочь выносит из себя чужое присутствие, снова эти шутки с организмом: градус в крови падает ниже тридцати, кровь густеет в венах и с трудом циркулирует, растягивая вены, уплотнившись, и это даже не так больно, как вполне здравая мысль: «А нах ему вообще все эти проблемы?». Но уйти было бы слишком просто.

Присев на корты перед вожаком, как раз напротив его повернувшегося лица, пару раз глубоко вдыхаю. Только не выдыхается. Только с матом. Стряхиваю с рукава чужую пасть и отталкиваю подальше, чтобы не зацепило осколками.

– Солнышко, просыпайся, – шепчу ласково Вику на ухо, максимально воссоздав интимную интонацию, не факт, что получилось, но у клона отвисла челюсть. Я сам не ожидал. Ладонь Вику на шею, сейчас будет немного больно, когда силой мысли перетряхивают мозг – вообще не приятное действие – а тут ещё и в бессознанке, пока дойдёт…

Не подскочил он только потому, что я его прижал к постели. Улыбаюсь, а хули ещё остаётся. Подмигнув в его сонные, все ещё дезориентированные и немного обиженные глаза (больно было, знаю), заглядываю за спину, мол, гляди, что нашёл … Дальше его ленивое ворочание, минутная пауза и, готов поклясться, я слышал: «вот блядь», и дооолгая заминка, пока соизволит повернуться обратно. У него вспотела кожа под моей ладонью, и нервно дёрнулся кадык – хорошая реакция.

– Выспался? – так же томно, кроша ему мозг, а заодно и себе. Наклоняюсь ближе, чтобы точно услышал. – Ну что: «Это не то, что я думаю» или ” Я всё тебе объясню»?..

– Это не то, что я объясню, – сказал уверенно, хвалю, только сам бы ещё понял, что сказал. Глаза сонные, как у пьяного, говорит тяжело, язык заплетается, да и в целом мне не особо нравится, как он выглядит.

– Пошли подышим, – стаскиваю за шиворот с постели и вешаю себе на плечо, желание свернуть пацану шею не проходит, наоборот нарастает, как снежный ком, и становится навязчивой идеей, поэтому кто кого выводит на улицу уже вопрос спорный.

Вик покачивается на ветру и, наверно, впервые кладет хуй на то, что дымлю при нём, как паровоз, засирая безжалостно лёгкие. Умывается снегом, а после и вовсе садится в него, обтирая лицо и плечи. Трясёт головой, хмурится.

– Тут посиди, – не могу просто схавать эту грубость, вот не переваривается и всё. Даже отдаю ему сигарету, мол, я ненадолго. Клон разрывается между мной и вожаком, с мерзким шарканьем слюнявит тому лицо и почти собирается следить за мной, пока не нарывается на красноречивый «фак», в расстроенных чувствах и преисполненный беспокойством (а вообще, ему тоже араб не нравится, это я уже понял) возвращается к Виктору.

Плетусь обратно, в башке пусто, чуть ли не сквозняк гуляет. И я понимаю, честно, что получу от Леона за беспредел, даже согласен на наказание и поступаю, как ребенок, но вытащив из сарая мешок коровьего дерьма, сгружаю его к пацану и, аккуратно повернув того, чтобы не переломать хребет ненароком, забрасываю его руку на мешок… Надеюсь, он проспит подольше, пока все это добро растает полностью. Стыдно?.. Не.

Вик сидит, где я его и оставил, только теперь в гордом одиночестве, как ни в чём не бывало, затягивается и, подержав дым, заедает его снегом.

– Мне ещё курящих оборотней не хватало, – отбираю то, что осталось от сигареты, и тушу в снегу.

– Привкус во рту… травы, горчит.

– А теперь не горчит?

– А теперь не горчит, – по-детски меня передразнивает и, приходя в себя, уворачивается от подзатыльника. – Волков, ты либо сразу начинай орать, либо вообще отстань – и так паршиво.