Текст книги "С волками жить...(СИ)"

Автор книги: Марьян Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Не знаю, как исхитрялся этот юнец, но ему всегда удается оставаться белым и пушистым в глазах Вика. И стая приняла его на удивление быстро, хотя несколько старейшин, держали нейтралитет, остальные с радостью готовы были обогреть сиротку, отца которого, видимо, замочили мои родственнички. Меня же такой заботой не баловали, и это задевало тоже. Вожак и батя грызли себя желанием оберегать, да и свою кровь в венах недооборотня чувствовали, поэтому старались сблизиться, поддержать. А я, каждый раз видя Шейна вместе с Виком, хотел одному вырвать глаза, потому что он всё равно в упор ими ничего не видит, а второму – доломать шею. Кому что – менялось по настроению. Вот например сейчас просто закипел, дошёл до предела, к тому же я был голоден, не подпуская к себе волка, практически опустошён переживаниями, но подойти и взять, что хотел, пускай даже и своё, не позволяла гордыня. Вик так искренне привязался к пацану, наверное впервые веря, что обрёл семью и кому-то по-настоящему нужен, и напрягать его моими проблемами было по крайней мере нечестно. Но все же…

Я боялся его реакции, боялся снова увидеть тот взгляд полный страха, боялся оттолкнуть, остаться один, и сам же делал для этого всё, постепенно становясь тенью себя прежнего. Обереги на теле больше не держались. Даже те, которые набивал сам. Смывались, как тушь водой, прямо по свежим ранам, ещё оставшимся от иглы. И чем меньше становилось их, тем сложнее стало различать где я, настоящий, а где тот, другой, который хочет меня себе подчинить.

Ссора началась резко и спонтанно, напряжение искрило, оно будоражило и распаляло, слишком много было накоплено в себе, чтобы просто заткнуться…

Дом снова с трудом выдерживал взрыв нашего адреналина. Вик был не в себе, но так отчаянно хотелось заставить его почувствовать весь тот раздрай у меня в душе, заставить нырнуть в тот же омут, и вместо разумной мысли придержать опасное существо, вывел его на те высоты ярости, о которых он сам не знал, а я бы не хотел знать…

Тела покрыты сплошь ссадинами и ранами, вместо зародившейся драки – иная, болезненная близость. Бешенство крови не оставляло места ласкам, даже на нормальный поцелуй не нашлось сил, но так привычно тянулись губы друг к другу, только вот вместо поцелуя – снова укус и привкус крови сластит на языке.

Хватка жёсткая, до колик в заломленных конечностях. Мордой в пол и давление на спину всем весом. Возбуждение нездоровое, то отступало, давая продохнуть, задрожать от совершённого, остыть, то снова накрывало с головой, и переставал чувствовать происходящее. Не физически, нет, тут низ живота горел огнём, а собственный член сводило судорогами, потому что не было возможности дотянуться и ослабить давление, хотя бы передёрнув. В то время как Вик жёстко таранил сзади короткими, глубокими толчками, почти подбрасывал. Обездвижил. Нанизав на себя, заставлял принимать всё: и злость, и ярость, и бешеную, сносящую всё к ёбаной матери страсть, давя из охрипшего горла стоны вперемешку с криком. Пот по шее и вискам, собранный широким росчерком языка и, как наказание за слабость, глубокий толчок, до соударения бёдер и звонкого шлепка, такого похабно-блядского, что выгнуло в спине. Ненадолго коснувшись лопатками часто вздымающейся груди позади и снова слабостью вниз, и всё сильнее разъезжаются колени…

Всё было бы как всегда, всё могло бы быть, если бы я не осознал сквозь пьяный наркотический дурман собственной сущности, сейчас подстроившуюся под партнёра и нагло жравшую его силу: Вика почти и не чувствовал. Огонь в его глазах, такой вроде бы знакомый, только вот через призму внешности на меня оттуда смотрел не вожак, а его истинная волчья сущность, и самое страшное, что в ответку… смотрела моя. С той же ненавистью, что хотелось выдраться из рук и просто изничтожить до хладного трупа. Нас имели оба наших животных вида, имели как каких-то безвольных блядей в самом дешёвом придорожном борделе, и если я мог видеть всё хотя бы со стороны, то Вик вообще не понимал ничего. Я перестал его чувствовать, я его терял.

Тогда всё и изменилось… Адреналин нашёл выплеск в силе, которой было полно у обоих, слишком много, чтобы не ответить равному. Обе сущности сцепились! Я помню, как взвыл от боли от укуса в плечо, как отшвырнул Вика, тоже помню. Вой стаи, паника, и отчаяние, особенно оно хорошо читалось у младших. Я помню ту ненависть, с которой смотрел на вожака, помню… помню ослепившую меня боль. Боль… и ни с чем не сравнимый кайф…

Писклявый вой порядком подбешивает. Снова эта сырость, запах плесени и мокрой псины. Надеяться на то, что это сон, не приходится. Сжав зубы, открываю глаза.

А эту камеру я знаю, тут держат особо буйный молодняк, который спятил на фоне полной луны. Видел таких, сам отлавливал парочку. У меня, как у Вика, это элегантно не получается, но…

От вернувшихся воспоминаний потяжелела голова. Покачнувшись, свесил её обессилено вниз. Захваты на руках были надежно зафиксированы сверху, и хоть регенерация организма шла на полную при хорошем кровотоке, и конечности не затекали от неудобного положения, но пошевелить ими всё равно не мог. Попробовав ещё пару раз дёрнуться, скатился вниз, прижавшись спиной к холодной стене. Через слабость задрал голову, железо в оковах тонкое, и ушло много времени, чтобы рассмотреть на них рисунок. Хм… значит волчара мой стащил тогда не только нож, вот чуйка у него на артефакты своего вида. Эти оковы для инкубов и делались. Я хранил как напоминание, что пресечь меня можно, сломить возможно любого, и надо быть сильнее, а Вик просто взял и одел их. Убью ушастого. Хотя… в нынешней ситуации…

Напрягая память, так и не понял до конца, что же произошло. Бок ужасно ныл, привлекая к себе внимание, рана продолжала кровоточить. Кажется, в пылу сражения Вик выхватил нож. То ли глубоко полоснул, то ли я так ослаб, но затягиваться порез не спешил, возможно, это и вызвало такую слабость. Важным было то, что как только очнулся почувствовал: хоть и без сознания, но вожак дышит ровно, восстанавливается, причём быстрее, чем когда-либо. Возможно освободить его животную ипостась оказалось не так уж плохо, он стал сильнее, а значит сможет защитить себя и стаю… только вот мысль, что защищать придётся от меня, полоснула глубже ножа. Все нынешние повреждения оказались занозой в жопе слона по сравнению с осознанием. Сцепив зубы, протяжно завыл, побившись головой о стену. Не помогло. Только больше стало давить.

Снова этот скулёж. Проморгавшись и присмотревшись, нахожу два… четыре одинаковых глаза, которые вылупились на меня из темноты. Они вообще по одному ходят?!

Волки-близнецы притихли, присматриваясь, а когда поняли, что я в сознании, задорно замотали хвостами. Не долго длилась идиллия. Стук шагов разнёс к чёрту только-только выстроенную гармонию. И кто это идёт, я уже знал. Знал по тяжёлой поступи и такому же шумному дыханию, знал по обречённому длинному выдоху и по неподъёмному взгляду, упавшему на меня. Перед решёткой стоял Леон, а близнецы, зная своего и уважая, продолжали угрожающе рычать, на него… защищая.

– Как ты? – простой вопрос, оказавшийся очень сложным. Я не смог дать ответ и тупо пожал плечами, насколько это было возможно из моего положения. – В оковы тебя посадил я. Уж прости. Пока вожака нет, Вик возложил на меня свои обязанности. Бессознательное состояние я посчитал отсутствием. Тебе повезло, Дан, – опускаю глаза, как нашкодивший щенок, старый волк видит насквозь, и жив я только благодаря тому, что Вик ему бы не простил моей смерти. Но если бы требовался выбор, Леон предпочёл бы стаю взамен одной прогнившей души. И выбрал бы правильно. Только вот умирать совсем не хотелось.

– Всё плохо? – прощупываю почву, пока братья бросаются к выходу из убежища и разгоняют собравшихся. Кстати, стаю я перестал слышать, возможно, это и к лучшему.

– Ты причинил боль тому, кого они почитают и любят, парень. Стая – это единый мир, его нельзя обойти, выбрав только одну его часть. Виктора уважают, а ты чужак, тем более угрожающий всем, включая вожака, который, по их мнению, слеп к твоим выходкам.

– Им показать, куда смотреть?! – перед лицом возникла рожа арабчонка, и меня всего бросило на прутья, но снова прострел в бочине, и опять я обездвижен. Никогда ещё не чувствовал себя таким слабым. Я, значит, чужак, а этот пиздёныш – свой?!

– За парнем я присматриваю, – успокоил меня Леон, хотя и не особо. – Подумай лучше о себе. Готов ли ты подставлять под удар близких?

– И что ты предлагаешь? – по телу прошёл холодок, и был он вовсе не от прохлады подземелья, он просачивался изнутри, это был самый настоящий ужас, тот, перед которым боялся предстать с первой встречи с оборотнем: неизбежность одиночества, пускай и во благо, сейчас казалась суицидом.

– Тебе надо уйти. На время. Пока не разберёшься: кто ты? Ты нравишься мне, Дан, как младший сын, но если придётся действовать – я тебя убью. Лучше я, чем это заставят сделать Виктора, – он понуро опустил голову, печаль тенью легла на лицо. – А его заставят.

Больше он не сказал ни слова, молча открыл дверь, и я уже знал, что решётка защищала не стаю от меня, а меня от них, так же сухо обработал раны, дал выпить воды, ею чуть и не вырвало, организм испытывал сильнейшую интоксикацию и плохо справлялся с отравой.

Уже уходя и сам стыдясь сказанного, произнёс, что ключ от оков отдаст Бойко, когда тот очнётся. Что делать со мной дальше – решать будет уже вожак.

Ночь растянулась в вечность. Периодически слышал, как к двери ведущей в камеры подходят волки, скорее всего удостовериться, что я все ещё здесь. Близнецы тоже не спали, я не вразумлю какого чёрта они сидят со мной, когда должны быть по ту сторону баррикад.

На злость не осталось сил, её всю выпили из меня, оставив только напоминание. Тело горело от температуры, голова кружилась, лёгкие словно свернулись, и не удавалось ровно дышать. Хотелось ползти по стенам, хотелось расчесать бочину и хоть как-то унять эту боль. Но выходило откровенно паршиво, только глубже в себя запускать недомогание.

Ближе к шести утра очнувшись из полудрёмы, открыл глаза вместе с Виком, тот пришёл в себя быстро, дыхание стало чаще, память возвращалась к нему так же с неохотой. Скорее всего рядом с ним близкие. Объяснят, наставят, помогут… тогда какого хрена он твёрдой походкой с грацией танка прёт сюда?.. Что не так с этим оборотнем, в принципе?..

Спокойно спускается по лестнице, проходит мимо близнецов, даже не треплет их по холке, как всегда, а эти клоны не прыгают к нему на грудь мощными лапами – странно. Открывает скрипнувшую, как завизжавшую дверь камеры, подойдя вплотную и присев на корточки, первым делом снимает кандалы, а уже потом смотрит мне в глаза. Глупый поступок, направленный показать мне своё доверие, а я бы мог легко свернуть ему шею, наверное, он никогда не поймёт этого, а уже бы пора.

Лучше бы он не смотрел. Я сгорел заживо, утонул в нём, и сразу воскрес. Все моё существо рвануло на сближение, и хоть я и сидел неподвижно, он сам протянул руки и осторожно обнял, почувствовав, что мне надо. Горячее дыхание в шею, трение колючего подбородка по щеке, едва слышный, но искренний скулёж сквозь зубы. Хреново ему, знаю.

– Как день прошёл? – первое, что приходит в голову, Вик нервно дёргается, хмыкает невесело и, сев задницей на пол удобнее, устраивает меня у себя между ног, развернув спиной. Рассматривает Леоновы намотанные бинты, хмурится, кажется до неприличия серьёзным и через-чур взрослым.

– Спал, – подхватив марафон идиотизма, стаскивает с себя куртку и заматывает в неё меня.

Зарываюсь в ворот носом, жадно втягивая запах и тепло, и всё… Этого хватает, чтобы пружина, затянутая внутри до предела, стала постепенно раскручиваться, отпускать.

– Выспался?..

– Не особо. Кошмары снились.

– Знаешь, чтобы избавиться от кошмаров, надо убить то, что их провоцирует… – аккуратно прощупываю почву, Вик, не подобрав слов, мотает головой.

– Не получится, – сам встаёт, покачиваясь, и меня такого же «пьяного» за собой тянет. Понимаю, что сейчас за ним даже в чистилище бы пошёл, хоть с обрыва, хоть в костёр, и это снова вводит в оцепенение. Так не должно быть. Это неправильно. Не честно, по отношению к себе.

– Я. Научу. Как. – ведёт меня по коридору, бережно, даже как-то слишком опекая, и по лицу вижу, на руки бы взял, если бы не хотел меня провоцировать. Такой растерянный, такой свой… – Вик, – останавливаюсь и торможу его, пока мы еще не вышли на свет, пока не вернулись в этот ёбаный мир. – Я не шучу.

– Коллективный суицид?

– Не смешно.

– Вот и я про то же. Мы что-нибудь придумаем, – мягкое давление и снова шаг, позади в поясницу тычется мокрый нос, подпихивая, второе мохнатое тело обтирается о ноги.

– Я больше их не слышу, – говорю шёпотом, стыдясь сам не знаю чего.

– Знаю, Дан. Тебе пока и не надо их слышать.

– Они меня ненавидят.

– Когда тебя стало заботить, что о тебе подумают?

– Тебя обычно это напрягало, Вик.

– А мне плевать, – я даже растерялся, вот это у мужика переоценка ценностей произошла, не в лучшую сторону…

– Приличный вожак так не говорит.

– Ты меня заразил.

– Ладно, тогда теперь только с презиком…

– Бестолочь.

====== Часть 15 ======

Вик

Телефон всегда гремит, как гром небесный, когда шесть утра, а полночи ты трахался, а ещё полночи трахали тебя. Типа разбирались, кто не прав, и кто сильнее любит. Особенно не старались, ведь следят уже не только за Даном, но и за мной. С такими скорбными мордами, что хочется за холки вытрепать. За меня переживают, а Волкову явно желают исчезнуть. Два раза видел Шейна, он издёрганный, со страшными глазами, потерянный. Смотрит сквозь меня, что-то шепча под нос, но близко не подходит.

Звонят, оказывается, два телефона. Мой и инкуба. Меня домогается Мирослава, его – гном. Причём орут оба, как сговорились, и орут матом. Староста, ясное дело, волчица – хоть и голубых кровей, а Славка вроде при должности, выдержка должна быть, как у пленного комиссара.

Мирра просит срочно появиться в управе, про гномьи интересы, надеюсь, что узнаю позже. Староста похоже спать не ложилась, а значит, проблема общая и существенная. Дан трясёт головой, Славка тоже прессует нехило, не сбавляя громкости.

Отрубаем мобилы одновременно и смотрим друг другу в глаза. А там одинаково высвечивается: «Пиздец, приплыли!» Волков отмирает первым.

– Инкубы активизировались и берут Салан в кольцо, насрав на все предупреждения. Без ультиматумов и объяснений.

– Как назло пропал Яков, и Леон сбрендил. Набросился на Шейна. Батю… поместили в изолятор.

– Мелкого засранца давно нужно было сожрать.

– Перестань! Думаешь, оба пиздеца связаны?

– Интересный вопрос… Вик, моим родственничкам скорее всего ждать надоело. А волки… они не уходят помирать в лес?

– Мы – оборотни. И человеческого в нас больше. Яков не отшельник. У него семья. Он, как и все, любил поблуждать в лесу. Но всегда возвращался, а тут исчез.

Пилим друг друга взглядами. Дан просто нагревается: типа, я ж тебя, ушастый, предупреждал.

– Что хочет гномище?

– Он не хочет, а приказывает. Забрать меня в Кемерово.

– Ясно.

– То есть, ты меня отошлёшь?

Ломает в трёх местах до глухого рычания. Ерошу короткие волосы и очень не хочу быть непоследовательным, нелогичным пиздоболом, который твердил одно, а сделал в противовес. Почему гном не звонит мне? Если Салану что-то угрожает, почему нас не ставят на дыбы? Мне надо уводить женщин и детей и готовиться к «встрече незваных гостей». Раскачиваюсь и спрыгиваю с кровати.

– Если придут демоны, мне понадобится твоя помощь, Дан. Поэтому прошу остаться здесь.

– Да, – сзади обнимают руки, губы касаются кожи спины между лопаток, – не вопрос.

Мимолетная нежность впитывается без остатка, прибавляя уверенности в разы. Я знаю его силу, его дикую несоизмеримую ни с чем силу… Если волки увидят участие Дана, то несомненно опять поверят в него. Это необходимая демонстрация без капли лицемерия. Дан – демон, но я его люблю. Но неплохо бы согласовать с гномярой. Может, он и для меня плюшку придержал?

Беру слово с Дана, что останется в доме и никуда, блядь, не поедет! Он ржёт, зараза, но клянётся, слава Богу, не крестится.

Одеваюсь наскоряк и бегу в управу, по пути набирая Варейводу. Похоже, он ждал. Голос, как у Левитана, торжественно спокоен – выпустил пары на Волкова или понимает, что я в долгу не останусь, пошлю по тому же адресу только дальше.

– Ты его не отпустишь, да, Вик?

– Да, гном. Мы не должны расставаться.

– Понимаешь же – всё может легко выйти из-под контроля?

– Да, отчётливо. Наши сущности друг друга не просто ненавидят, а люто.

– И? Зачем провоцировать?

– Дан нужен здесь в посёлке. Центр перестраховывается, но Волков разве не отработанный материал?

– Не делай больнее, чем есть. Он – мой друг.

– Слав, он везде опасен, ибо всё может выйти из-под контроля. Так? Так. Если на тебя давят сверху, скажи, что мы пока не выходим на связь. Потяни время. Инкубы не могут напасть без объявления причины: законов нечей никто не отменял. У нас тоже есть Судьи, и они молчать точно не будут.

Прямо увидел, как передёрнуло гнома. Похоже, уже сталкивался и не раз с той компанией. КГБ перед ней, как моська перед слонярой, катком проедутся: даже на зубах не скрипнет, и подошву о бордюр не оботрут.

Влетаю в зал заседаний: там и заседать-то некому. Мирра догрызает яркий ноготь, по скайпу с ней Кира говорит. Пиздец! Трое Судей, выбранных на скорую руку, и двух Старейшин заливает бледность при виде меня.

– Вожак, это свиток подбросили час назад! – Мирослава сунула мне рулончик, из материала до жути напоминающего сырую обескровленную кожу. Обнюхал – не Яков! Прочёл красивые буквы с вензелями – зарычал. Мою стаю обвиняли в убийстве двух инкубов. Древнейших двух кланов. Без суда и следствия.

– Это что за бред?! – швыряю свиток на стол. – Они поубедительнее ничего придумать не смогли? Для внезапного нападения…

– Это сейчас неважно. Надо решить, что предпримем мы?

– Укроем в бункере слабых и выступим на защиту Салана. Я буду пытаться говорить до мордобоя, но…

– Вик, это демоны! Пусть ослабевшие от голода, но это неимоверно сильные противники! – произнёс Старейшина Андрей, опираясь подбородком на трость.

Замираю на резком полуслове. Андрей – не Яков, он не сердцем смотрит, а глазами. Слепой Яков видел саму суть и без картинки, а остальным нужны доказательства. И это вполне нормальное требование, если учесть, что мы на пороге войны. И Леон очень некстати вышел из строя, словно кто-то постарался оставить меня без поддержки тех, кто реально мог бы помочь и дать правильный совет. Сейчас я стою «на семи ветрах» и многие просто ждут, что «Акелла промахнётся». Но хуй бы они подержали! У меня достаточно мозгов и сил, чтобы… Мирра подходит ко мне вплотную.

– Дан, я надеюсь… с нами?

– С нами! Как и был всегда.

Меня эти слова немного успокаивают, сама моя упрямая уверенность, что инкуб не подведёт, соберёт жопу в кулак и не даст демону диктовать. Волчица делает облегчённый выдох, толкает меня к экрану, где похудевшая и подурневшая от тревог и бессонницы Кирка явно что-то хочет мне сказать. Но в этот момент связь просто прерывается, я вижу, как изображение плывёт, а молодая женщина шевелит губами. Говорит о сумраке, кажется о тех тварях, что шли за Даном, потом и картинка пропадает.

Видимо, началось!

Мирра и Судьи понимают меня с полуслова. И если я лечу с воем собирать боеспособных оборотней, то староста с мужиками бросаются прятать в убежище детей, замужних женщин и стариков. Славка на связь не выходит, словно все каналы глушатся невидимой силой, рационально необъяснимой ни одной формулой или теоремой. Сейчас – это только мир нечей и война нечей. Иной мир.

Дан

Ходил по комнатам, как неприкаянный, расчёсывая тело до болячек. Меня нечто царапало изнутри мелкими коготками, желая вырваться, не смертельно, но дико раздражало. Вся ситуация раздражала. Почему главы рода не вышли сначала на меня? Потеряли интерес к моей заебической персоне? При чём тут стая? Если бы вопрос был поставлен ребром, я давно уже свалил с ними в небытие, только бы подальше от Салана, а там уже принимал меры. И так доставил ушастым кучу неприятностей. Вик мне, конечно, этого не простит. Но главное, что своим уходом избавил бы вожака от мучительного выбора между долгом и лю… Лю… мной. Хотя все это вранье, увёл бы по следу, но живым не дался.

Остановившись стал наблюдать, как пустыми глазницами на меня уставилось собственное отражение. В этом взгляде не было укора, сожаления и души. На меня молча смотрел изнутри демон, это ошеломило настолько, что не сразу расслышал его слова.

– Ты ещё не наигрался в человека, Дантрес?

Голос прозвучал так явственно, заставил сжаться, в предчувствии замаха. По зеркалу пошла паутинка мелких трещин. Какое по счёту разбиваю, чтобы не видеть в нём правду? Сорвался, как ужаленный. Схватил свой рюкзак, начал собирать вещи, швыряя всё подряд и половину шмоток Вика, веря – побегом могу действительно всё решить. За собой наблюдал будто будто со стороны. От себя убежать можно – я всю жизнь только тем и занимался, так какого именно сейчас меня пригвоздило к этому, богом забытому лесу неподъёмным якорем?!

Краем глаза зацепил открывающуюся дверь – сдержал себя в руках и не ударил на грани выдержки. Шейн был не просто перепуган, и если это была игра, то пацан явно надеялся на Оскара. Бледный, с серыми губами, у него и белков почти не было, одна смоль в глазах.

– Чего тебе, засранец?

– Я знаю, где Яков… но мне нужна твоя помощь. Прямо сейчас! Медлить нельзя! Он едва жив. Вику туда нельзя – это ловушка, а мы с тобой сможем! – заикаясь, затараторил арабчонок, а я просто не верил своим ушам. После всех своих подстав этот гадёныш ещё на что-то надеялся?!

– Я так похож на идиота? А больше в профиль, или в анфас? Уже валенки шнурую, погоди, – рожу не к месту озарило кровожадной усмешкой. – Если нашёл Якова – беги сломя голову к вожаку, – продолжаю остервенело пихать вещи, а сам прокручиваю в голове сценарий. Если сейчас Вик с группой поддержки рванёт спасать слепого старика, то стая на момент вторжения будет обезглавлена. Но поверить в инопланетян было легче, чем в проснувшуюся добропорядочность араба. Я слишком долго прожил, чтобы быть наивным, и слишком много знаю, чтобы рисковать своей шкурой.

– Яков в лесу, и там точно какой-то силовой барьер. Я без тебя не справлюсь! – голос собеседника неожиданно набрал стали. – Сейчас надо забыть о наших тёрках и подумать о тех, кого любим! Сделать хоть что-то полезное для тех, кто нас не оставил… и поверил в нас.

– Это кого ты там любить стал, выблядок?! – ору по нарастающей, от крика обожгло горло, нервная система давно не в пизду, в отпуск надо: жопой – в морюшко, головой – в песочек, а не вот это вот всё!

– Не твоё дело, – нет, точно Оскара хочет, рожа покраснела. – ты идёшь со мной или нет?! – истерика набирает обороты, пацан плохо управляет вампирской кровью, не держит силу в себе, она плещется через край как из решета, заливая всех вокруг, загрязняет атмосферу, чувствую себя примерзко.

– Нет! Вали, куда хотел! Вику передам, что ты знаешь, где дед. Свободен.

Окна задрожали – и это уже не я. Щекоткой прошлась по коже чужая манипуляция, но в этот раз я был готов и заранее одел броню. Пацан шумно со свистом выдохнул, едва сдержав крик, когда в ответ сделал с его мозгом то же самое. Меня напрягло, что воздействие прошло будто навылет, словно в его черепной коробке стало совсем пусто, это не означало ничего хорошего, надеюсь, до полной деградации и потери человечности не дойдёт, процесс это необратимый.

Терпеть не могу молодежь, за навязчивую демонстрацию своих психов, эти хлопанья дверьми, и проклятья в спину так утомляют.

Совсем невовремя зрение стало менять спектр на чёрно-белый, картинка поплыла, и в следующую минуту смог увидеть карту местности и движущиеся живые огни, каждый из которых стал чувствовать: их дыхание, страх, а ещё: злость и больную решимость. Всё полетело к чёртовой матери, вот так в одночасье, не оставив выбора, не дав уйти самому, уведя их, бесы уже слишком близко… и не отступят.

– Славка! – ору в трубку на ходу, замечая спину скрывшегося за деревьями мальчишки. – Тут пиздец! Будет много крови!

– Тебя забрать? – уже вижу, что он набирает номер лётчика, а я вот не могу так эгоистично мыслить, приходится глобальнее, это все, сука, Бойко виноват, заразил меня чем-то!

– Опергруппу сюда, срочно! А надёжнее – две! Ищи лазейки, им нельзя воевать. Демоны порвут стаю! Их больше, чем мы думали!!!

Лес путает следы и мешает двигаться, с трудом бегу, увязая в сугробах. Дыхание сбивается, щиплет кожу от мороза, но всё это перестает иметь значение, когда ноги просто врастают в землю, а рука с трубкой безвольно опускается вдоль тела, рация выскальзывает в снег…

Прикрываю глаза.

Бессилие сквозным навылет прошло через сердце. Закрылся улыбкой. Сдавило виски, и кровь хлынула к лицу. Берусь за грудь, но это не помогает ослабить давление, хотя бы чуть-чуть, чтобы дышать, чтобы видеть, жить…

Злости нет совсем. Ни капли. Сильнейший адреналиновый приход – да, а злости – нет. Да и не умеет злиться охотник на жертву, нет смысла чувствовать что-то к тому… кого собираешься убить.

Смех в голове дал понять – я действительно спятил, и демон, солидарный с моим решением, крепко держит меня за руку, доказывая, что всегда со мной будет только он.

В метрах пятнадцати, всего в паре скачков, замерли на небольшом заснеженном холме Шейн и Виктор. Сплетясь телами и прижавшись друг к другу, они целовались с упоением, не замечая, как спокойно иду к ним шаг за шагом, как меняется тело, деформируясь от прорывающейся сущности, а смех в голове всё безумнее и отчетливее подстёгивает.

Вик обнял араба покрепче, не представляя, как делает больно мне, подтянув его выше. Из-за разницы в росте они смотрелись нелепо и вычурно, слишком пошло, слишком неуместно, слишком…

Боль усилилась, и смех, и давление, и крики в голове, потянуло сухожилия, будто кто-то дёргал назад, но не было в этом смысла. В принципе смысла не осталось. Только желание. Дикое, всепоглощающее, требовательное – убивать. И с этим смириться оказалось легче, чем с семейной жизнью – потому что правильно, потому что это – часть тебя. Как не к месту кончились силы. Их не осталось совсем, чтобы бороться и думать здраво. Слух пропал. Только смех делался громче и громче, заполняя собой всю черепную коробку. В то время, как тело двигалось вперёд, я отступал назад, а демон проходил насквозь, в реальность…

Глубокий вдох – но ничего кроме запаха падали, а ещё отчего-то осеннего сырого леса, а дальше – бросок, боль под когтями, когда те врезались в плоть пониже горла, распарывая ещё тёплое мясо, и темнота, живая, окружившая и ставшая материальной, затянувшая в неизвестность и до потери сознания приложившая обо что-то твёрдое, наверно об реальность – «я ему не нужен».

Дезориентированность непростительно долго господствовала над разумом. Успеваю понять: без Вика я всё равно сдохну, не морально так физически; разувериться хоть в каком-то добре этого мира; разочароваться в себе, а заодно и подписать контракт со смертью, размашистым витиеватым почерком собственной кровью, потому что всё – хватит!

Я потерял из вида Виктора, это ещё больше выбесило, но араб продолжал стоять передо мной, с этой ухмылкой поганой, со взглядом больным и страшным, с мыслью, что сможет выжить, наивный. Но то, что стало с ним происходить дальше – пошатнуло мою уверенность в своих силах…

Вик

Под нашими лапами тает снег от жара тел, дыхания и капающей слюны. В боевой трансформации трудно разобрать пол, но я-то знаю всех по именам, по мечтам, по поступкам. Почувствую боль и агонию каждого и с каждым умру, упав на тёмные от крови проталины. Салан накрыл густой туман, больше похожий на дым, когда жгут что-то химическое. И из этой серой массы выступали десятки таких же серых фигур, и уже реально брали сомнения, а имели ли они плоть, которую можно разорвать зубами и когтями. Старейшины Андрей и Савва, за нашими спинами плели кольчуги оберегов и бросали на нас, мы чувствовали их на руках и ногах, взоры прояснялись, и начинали видеть врагов по-другому, уязвимее и менее пугающими.

Напевы стариков напоминали сказания волхвов под гусли, голоса были тёплыми и густыми.

Собираются сыны рода славного

На битву великую, на правую.

Не топтать вражине их земель,

Не пить кровь буйную, горячую.

Нежить ледяная да стеной стоит,

И не бьются сердца в их груди.

Нет в них ни жизни, ни Родины,

Пришли каты чужое гробить.

В ушах нарастал звон, так пульсировала наша кровь от грохота сердец. Слышу каждое, резонировал каждому и не хотел верить, что вот так просто вывел свою стаю на опасную битву. Что волки послушали и вышли, несмотря на мои проколы и косяки, на мою сомнительную связь с таким же демоном, как те, что сейчас обступили Салан. Рядом зарычала Мирра, это было не просто рычание, в её голосе яростно взвыли гнев, разочарование и боль. Проследил глазами взгляд волчицы, и мне захотелось развеяться с ветром, исчезнуть раз и навсегда, потому что увиденное было невозможным. С чем не получалось согласиться, его отторгало все моё существо, и это война сердца с разумом разрывала надвое. Мой самый страшный кошмар материализовался наяву. В первом ряду демонов, похожих на древние ободранные гобелены, стоял… Дан. Горели и испепеляли аметисты глаза, острые иглы когтей были устремлены вперёд, гротескно стёбная гримаса до неузнаваемости искажала красивое лицо. Но его я бы признал из тысячи подобных. Мирослава почти рванулась, но удержал, схватив со всей дури, чем сделал ей больно. Будь волчица в себе, заскулила бы, а тут лишь лязгнула зубами. Я смотрел сквозь Волкова, сквозь всех инкубов, словно познавая их природу в первый раз, медленно сходя с ума.

Ни жизни, ни Родины…

По сути, так можно было сказать про любого неча на Земле. Нигде на планете, заселённой людьми, нам не было места. Нежеланные. Иные. Ненависть к людям вполне естественное состояние. Но неприязнь к нечам, таким же бесправным изгоям, доведённая до предела геноцида, могла быть лишь подстроена. Чтобы нелюди истребили в войнах нелюдей, и это явно был чей-то чудовищный план.

Дан ухмылялся, чем делал ещё больнее, легче было бы видеть его на коленях, связанного и раненого, но не сдавшегося, не познавшего вкус предательства. Очевидно, ситуация его забавляла, и либо я совсем не знал своего инкуба, либо демон его победил. Если всё же произошло последнее, то моей стае охрененно не повезло. Волков опасен, брать его придётся на себя, а сама мысль причинить ему вред, ввергает в ужас. Сколько моих погибнут, пока я буду отвлекать его внимание?.. Кем стану я, когда буду видеть итог своих действий?.. А теперь, рванись я на нервном пределе вперёд, кто вцепится в меня и остановит?