Текст книги "С волками жить...(СИ)"

Автор книги: Марьян Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Опустив взгляд смотрю, как Бойко без особого интереса рассматривает свои пальцы, сейчас покрасневшие, точь в точь зеркалящие мой ожог и, хмыкнув, забывает про них, возвращая взгляд мне. А меня бросает в холодный пот и резко в жар, рожу растягивает улыбкой… А вот это уже совсем не хорошо…

Виктор

Я знаю Дана. А тот, кто сейчас давит на меня лыбу – не Дан. Улыбка Волкова выползала бесшабашная нагловатая и такая уже родная, что и самому было охота порадоваться. А эта усмешка резанула по живому, дыхание сбилось, и воздух на входе загустел. Мне бросало вызов мною же спасённое, очень сильное создание, терпеть, понимать и кормить которое я точно не подписывался. Не помню подробностей ритуала, но когда нечи с кем-то так делят кровь и энергию, это накладывает отпечаток на обоих. Взять хотя бы обожжёные пальцы Дантреса… почему это ранило и меня? Словно один из нас автоматически стал куклой вуду для другого, теперь мы уязвляли себя, даже не уязвляли, а испытывали на прочность. Мой зверь ощерился и не признавал в Дане запечатлённого, тянулся обнюхать и вместе с этим огрызался, предостерегающе рыча.

Но я осаживаю свою сущность: волков никто не упрекнёт в бездумной агрессии. Подхожу почти вплотную, сажусь на корты, демонстрируя тем самым полное доверие, смотрю в глаза, где аметистовое пламя темнеет, обещая нехилую грозу. И штормить будет не только нас. Но там, в глубине, есть Дантрес, его нужно только вытянуть, заставить услышать. А сейчас враждебная сытая сущность с лицом Дана пытается давить на меня. Ломает по-страшному, хочется грубо через боль сорвать маску, стереть грязную ухмылку, но… Снова себя успокаиваю тем, что Волков меня не забудет просто так. Теперь… когда в нём моя кровь чистоганом закипает.

– Не заводись, собачка, и меня не заводи!

– Тогда веди себя адекватно и не вари пальцы, – говорю сдержанно, а самого дёргает рявкнуть, – а то собачка возьмёт и грызанёт в воспитательных целях.

– Навредишь мне – вернётся тебе. Знаешь, как гарантия сосуществования.

– А мне гарантии не нужны. Я тебе верю, Дан, – широко улыбаюсь, видя лёгкое недоумение моей реакции на старательное выбешивание. – Нам тут высиживать нельзя. На тебя идёт охота, и очень надеюсь, позже объяснишь, что ты задолжал этим тварям, и куда тебя носило?

– А с чего ты взя…

– Волков, у тебя кожа на лице обгорела и шелушится. Хочешь сказать, нашёл, где позагорать в феврале?

– Это обморожение.

– Мозга у тебя отморожение, – мрачнею. – Гномяра мне так и бросился рассказывать, да я и без него почуял: ты подверг опасности беременную Киру. Верю, что не специально, но ты должен был подумать чуть дальше.

– Я не знал, что будет «хвост».

– Допустим, – наблюдаю, как он смотрит на пальцы, кожа уже регенерировала, но давать агрессивному, враждебно настроенному существу такое преимущество я не собирался. Выяснить бы, что происходит с Даном. Не запущен ли необратимый механизм, который потом остановит только… Глаза Дана чуть сузились.

– Нам нужно как можно скорее вернуться в Салан. Я добыл Леону какой-то артефакт, за которым эти твари и увязались.

– И эту хрень ты намерен притащить в Салан? – голос мой сорвался на рык. – Совсем плохой? Давай рассуждать: Леон посёлок опасности не подвергнет, значит не в артефакте дело, а в тебе. Где тебя носило?

– Искал родственников и близких одной занозы в твоей заднице.

– Нашёл?

– Нет, все похоже умерли. Или…

– Трусливые шакалы не рискнут сунуться в Салан, даже с перспективой вырвать тебе глотку. И сдаётся мне, дома для тебя самое безопасное место.

Дан смотрел с усмешкой, в какой-то момент мне показалось, что он понял: понятие дома в таёжном посёлке, уже не наполняло сердце теплотой. Он всегда будет чужим в Салане, даже если ему перельют всю мою кровь. Оборотни будут относится с опаской к инкубу, и с усмешкой – к закидонам вожака. А значит, надо вернуться к работе в Центре, конспиративным квартирам, домам без адресов и одиночеству.

– Поспим и отправимся домой, – настойчиво тяну его в спальню, грею сильными руками, глажу плечи и спину слишком нежно, удивляя самого себя, выдавая привязанность и беспокойство с головой. Дан артачится, отталкивает, пока не обнимаю сзади, прижимаясь губами к шее.

– Ты чего такой дикий? Тяпнули тебя всё-таки бешеные звери?

– Скорее глаза открыли. Тебе заняться больше нечем, как решать мои проблемы, вожак? Неравный расклад: я с одной стороны, с другой – стая и вера. Волки ж за тобой, наконец-то увидели нормальную жизнь без насилия и самодурства.

– А при чём тут ты?

– Я – угроза для стаи, бомба замедленного действия, и Леон это знает, и Кира, и даже ты. Что за жизнь, постоянно ожидая от меня ножа в спину?

– Херню не пори. Зачем тебе слетать с катушек?

– Не мне решать. Не понял еще? От меня это не зависит.

– А кому? Кто опытнее тебя в этом теле или сильнее твоей тёмной сущности?

– Ептить, Вик! Я – убийца! Ликвидатор! Я выкашивал оборотней кланами, не задаваясь вопросом, а что они натворили! Просто по команде «фас», и взрослых, и молодняк! Да ты и срать со мной не должен садиться. Понимаешь?

– Во, дурак! – обнимаю до хруста, а Дана протестующе выгибает. – Сам решил? А я? Просто мимо проходил? Или напомнить, что считаю тебя семьёй?

Он краснеет шеей и лицом от напряжения и досады, пот выступает крупными каплями,

– Ненавижу быть правым, Бойко, но ты дебил, и я дебил, а два дебила – это сила. А ещё я ненавижу Салан этот, ёбаные валенки, шерсть твою клоками повсюду, холод и ваше хвостатое братство. Я один жил! Один! Не боялся сдохнуть. А теперь что?

– Теперь ты в стае. В семье. Чем плохо?

– Я – часть стаи, потому, что трахаюсь с тобой! – грязно улыбается. – Кто будет терпеть меня в Салане, если ты куда-нибудь свалишь?

Замолкаю, потому, что Дан раскаляется, и воздух становится пряным и густым, как кисель, я даже вижу в углу мерзкую пасть…

– А что… со мной так плохо трахаться, если не дорожишь хотя бы этим? – разворачиваю инкуба лицом к себе. – А вот я… ничего менять не хочу, для меня чувства не сезонная шмотка, из которой можно вырасти или поизносить. У меня все волки в стае – не подарки, каждый с гонором и характером, и крышу может у каждого сорвать. Поэтому мы не лезем в большие города, Дан, и живём максимально для себя.

– Скажи, почему из всех волков на свете я выбрал тебя?!

– Я – красивый!

– Ага.

– И член у меня что надо.

Ржёт.

– Терпение железобетонное.

Цокает.

– И я тебя люблю.

Замирает, смотрит из-под патлатой чёлки.

– Даже если я тебе этого никогда не скажу, ты же не отвяжешься? Всё цепляешь на себя: блох, репей, меня… как медали за отвагу.

– Совесть проснулась? – касаюсь губами уголка рта, напористо толкая на кровать и нависая над Даном.

– Если бы… – обнимает за шею и роняет на себя. – Пукнула и храпит дальше! – легко кусаю в предплечье, с удовольствием наблюдая знакомые блеск в глазах, движение языка по нижней губе.

Когда успели раздеться и уже поругаться, кто сверху? Пока во всём не разберусь, я этого беса к своей заднице не подпущу. Дан не особо и рвётся в ведущие, осторожничает, но на ласки отзывается вслепую, помня меня если не мозгом, то каждой клеткой кожи – это точно.

Дан

Сижу полуголый возле Вика, пока он лениво водит у меня по бедру заученные на память бывшие там когда-то вензеля оберегов. Форточка распахнута настежь, сквозняк гуляет по коже, чувствую как дует ветер, но холода не ощущаю вообще. Ничего не чувствую.

Наблюдаю, как пальцы оборотня спускаются на лодыжки, шершавые, помню каждый шрам. Откуда мне знакомо его лицо? Ещё при нашей первой встрече я был уверен, что где-то его видел, но прошлое в таком глубоком забытии, что даже пытаться отыскать там лица было бы глупо.

– Скажи мне, волк, у оборотней регенерация быстрее чем у демонов? – Вик отвлекается от своего занятия и, перекатившись с бока на спину резко садится. Вот и поговорили. Ну нельзя же все принимать так близко к сердцу!

– Если сравнивать нас с тобой, то да, выше.

– То есть, просто гипотетически… предположим…

– Дааан?..

– Ты не можешь не замечать, что физический вред причиненный мне, каким-то неведомым образом отражается на тебе, будь прокляты твои обряды волчьи! – я взял его руку в свою и ткнул под нос почти отошедшие от ожога пальцы. – Вот я и спрашиваю… – почему-то в голове это было легче, а сейчас язык немеет, и слова не могу подобрать. – Если убьют меня, ты же успеешь восстановиться?.. – немая пауза длится так долго, что я, кажется, начинаю седеть. Вик, не моргая, уставился в одну точку и провалился куда-то. – Я не знаю, как это снять, как остановить всю эту чертовщину, и тварь внутри меня тоже не хочет сдаваться. Не хочу, чтобы в один прекрасный момент мы с тобой оба сдохли из-за моей неудачной родословной. Никогда не любил «Ромео и Джульету», так себе пьеса, да?..

– Хорошая история, – начал моргать, но всё равно подвисает. – Дан, – его лицо исказилось за долю секунды, звериные черты лица проявились на человеческой плоти, это было завораживающе и страшно одновременно, при всем при этом он стал улыбаться, и я реально заволновался за его психику. – А с чего ты вообще взял, что тебе кто-то даст умереть?..

От его уверенности стало не по себе. Сейчас на меня смотрел не тот влюбленный дурковатый мальчишка, которого я встретил, а взрослый упрямый мужик, который скорее переступит через себя, чем позволит мне сделать по-своему, даже если во благо, даже если чтобы защитить, просто потому что он так решил, и это, мать его, нихуя не романтично! На моих глазах близкий мне неч сейчас собственным руками продаёт мне гвозди, которыми я заколочу наш общий гроб! Он же не отступит! Даже если придется чем-то жертвовать! А жертвовать придётся! Не будет иначе! И хорошо не будет тоже! А у него стая! У него ещё не прожитая жизнь!!!

«Бежать!» – в голове одна мысль, и она сдёргивает меня с постели и оттаскивает от него метра на три. Вик не прекращает улыбаться, и я бы уже стёр ему эту ухмылку, желательно с ноги, но не могу даже пошевелиться. Не от страха, не от бессилия, а от осознания, что даже бежать бесполезно, он найдёт, а я если захочу исчезнуть, всё равно оставлю ему следы, потому что он мой.

– Тогда готовься сдохнуть со мной в муках, – произношу на полном серьёзе, стирая с глаз непонятно откуда взявшуюся влагу.

– А до этого нужно сначала неспокойно пожить.

– Ты пионером был Бойко?

– Такой болезни не подхватывал. Хотя, говорят, отец проходил по партийной линии, как и Леон…

– Я бы тебя в пионеры не принял, Вик. Ты – неправильный.

Хватаю ртом красиво очерченные природой губы, не даю рыкнуть, что и я – не добропорядочный член общества. Хотя член… Член опять стоит. У меня почти всегда на него стоит?! Это нормально вообще?! Мы точно сдохнем в муках, только время и место, похоже, выберем сами.

Комментарий к Просто потому что мы так захотели)

====== Часть 11 ======

Дан

В Салан меня транспортируют на вертолёте под конвоем Бойко, обрядившегося в выданную, как и у двух провожатых спецовку (Я бы не советовал в ЭТОМ поворачиваться ко мне спиной…). Без драматизма подставляю руки для наручников, за что получаю несолидный подзатыльник. Славка сидит напротив, крепко прижимает к груди папку со свежими распечатками, делая вид, будто он их так взял, на всякий случай, вдруг в лесу в туалет прижмёт, а тут всё под рукой. Виктор смотрит на него теми же глазами, что и я, но отобрать не пытается, уже неплохо.

Подсаживаюсь к Славке, принимаю из его неподвижных рук листы, и пока мы летим просматриваю их один за другим. Фамилии, имена, даты рождения – разные, а вот смерти – у всех одна. Просто списки, ничего больше, и я уже было решаю, что слишком преувеличиваю свои опасения, как взгляд цепляет одну из строк…

Сердце пропускает удар.

Славка молчит, Вик напрягся, ощутив щелчок в моём мозгу, и уже было собирается пересесть к нам, как я захлопываю досье и с усмешкой возвращаю его гному. Иногда я жалею, что он – настоящий друг и так и не научился мне врать. Иногда я жалею, что о чём бы не попросил – он сделает. Иногда я жалею, что не убил его много лет назад, чтобы сейчас не видеть этого напряжённого взгляда и не слышать шёпотом: «Я всё проверил, ошибки нет. Мне жаль».

Воздух застрял в глотке, и не дышится, в глаза будто песка сыпнули, страшно давит на грудину, как тогда, когда разом сломал все рёбра. Очень сложно оставаться спокойным, ведь внутри всё кипит. Очень сложно молчать, когда хочется заорать и выпрыгнуть из этого ёбаного вертолёта. Но я спокоен. И внутренне остаюсь отрешённым, иначе Вик почувствует и будет доставать вопросами. Я спокоен, правда, только вот сдохнуть резко захотелось, но спокоен. Я! БЛЯДЬ! СПОКОЕН!!!

– Тебе небезопасно возвращаться в Салан, – Славка пишет мне в телефоне сообщение и просто показывает на экране, буквы расплываются, ужасно чешутся глаза.

– Вик присмотрит, – печатаю ответ, ругаясь с сенсором, оборотень, словно чувствуя, что речь о нём, косится подозрительно.

– Он – не вся стая.

– Но главная её часть. Он – вожак. И не обязан подчиняться мнению остальных.

– Боюсь, что и его можно нейтрализовать. Дан, мне кажется, всё слишком далеко зашло. Там я не смогу тебе помочь.

– Мне никто уже не сможет помочь.

– Прошлое осталось в прошлом, отпусти.

– Не могу!

Высадка была жёсткой, вертолёт не смог приземлиться из-за деревьев, и пришлось прыгать с высоты десяти метров в снег. Меховой ком грациозно шлёпнулся прямо в сугроб, как будто каждый день так делал, предварительно до инфаркта доведя конвойных оборотом. Я, менее экстремально, спускался по верёвке. На Славку больше не смотрел, и вину свою зная, и что ещё одну тайну на его совесть повесил, просто залез на волка, не к месту пошутил про коня, ещё раз поднялся из сугроба и, уже молча, скрылся с ним в тайге.

Удобно, когда у тебя и ебарь, и перевозочное средство в одном флаконе, не удобно, когда он лезет тебе в голову и копается в мыслях.

– Будешь так делать, накажу, – перекрикивая свист ветра, сообщил ему, слегка надавив на разум. Волк, заскулив, затряс головой и бросил затею взломать мой мозг.

Несмотря на то, что замерз я, как сука, Вику домой идти не дал, повернул его к сторожке Леона. Было в батином «заказе» что-то тяжёлое, оно давило на меня, на психику, на нервы, словно бы вырываясь из моих рук, и я хотел поскорее от этого избавиться.

– Почему мы дома? – что-то пошло не по плану, я заплутал в трех соснах, очнулся, подталкиваемый сначала мокрым холодным носом, а потом и руками, входя в дом.

– Не мы, а ты, – Вик прошёл по комнатам, будто ища что-то новое или проверяя, не исчезло ли старое. Странно, я думал среди оборотней нет домушников.

– Тебе реально не холодно, когда ты с голой жопой ходишь? – любуюсь бесплатным эротическим представлением, раз уж никто не запрещает.

– Не холодно.

– Совсем? Ноги же не волосатые почти…

– Дело в крови и температуре внутри… Дан, – останавливается и прикрывает руками пах. – Я сейчас пойду к Леону, а ты побудешь здесь… – демонстрирую во всей красе средний гордо выставленный палец, его это, кстати, бесит. – Сломаю.

– Давай, и себя залечивать будешь, вот посмеёмся.

– Мне надо с ним поговорить. К тому же… тебе пока нельзя показываться на глазах у стаи.

– Тебе влетит за меня, да?

– Скорее всего не слабо приложит по репутации, это всё неважно, разберёмся потом…

– А накажешь меня?

– Дай мне сил! – он коротко взвыл, перекинулся в оборот прямо в прыжке и даже почти выскочил в дверь, но взвыв от боли в хвосте, за который я его поймал, в растерянности сел.

– Ты реально собрался у Леона после шубы с голой жопой ходить? Серьёзно? – иронии хоть отбавляй, аж самому стало приторно сладко на языке. – Одевайся, я тебе валенки свои принесу, удобные, суки, носи на здоровье. И попиздили, как все смертные по сугробам, ага?..

Обиженный вожак – горе в семье! Подумаешь маловаты на размер-другой, зато как тепло, надеюсь, он их по дороге потеряет.

Стоило Виктору уйти, не без комментариев, меня захватило странное чувство настороженности, нечто среднее между подозрительностью и жадностью, как будто кто-то отнял любимую игрушку. Блуждаю по комнатам, уже и печку затопил, и свет везде повключал, а всё равно не на своём месте душа.

Скидываю свитер, маленький домик нагревается быстро, становится душно, слишком душно. Растираю шею, плечи, кожу… начинает покалывать, как при аллергии, руки чешутся, как бы здороваться с кем не пришлось. Ноги сами приводят в оружейную, точнее кладовку, где в ящиках всё ещё не распакованные лежат мои «игрушки».

Какая тварь трогала моё?!

Так и стою, взглядом пересчитывая коллекцию, и не отпускает грязное чувство измаранности, словно у самого руки в грязи. В это время слышу треск по рации, плетусь обратно, достаю из стола, долго прислушиваюсь. Славка молчит, я его по дыханию узнаю, когда молчит – злится, сейчас выматерится про себя, а потом говорить начнет. Кстати, до сих пор задаюсь вопросом: почему я хорошо помню гнома, а Вика едва стал узнавать?

– Дан, Кира попросила передать тебе результаты анализа. Она успела сделать, – голосом Варейводы сейчас только смертельный приговор читать. Жаль, не мой.

– Успела? Перед чем?

– Она перенервничала. Там же всё связано. Её положили на сохранение под наблюдением врачей. Есть угроза.

– Серьёзное что-то? Виктор знает?

– Да, ему сообщили сразу, он же в ответе за неё. И, Дан, кажется, он в бешенстве.

– Разберёмся. Держи меня в курсе.

– А можно я, наоборот, тебе не буду ничего говорить? Ты, как плохая примета.

– Обидно. Но переживу. Результаты где?

– На электронке.

То, что ничего не смыслю в медицине, я понял по открывшемуся файлу. Зато в ней разбирается Кира, и для тупых она ниже дала пояснение. Как я и предполагал, мальчишка был не просто с кровью оборотня, но ещё, благодаря папиным стараниям, на четверть вампир – мелкий кровопийца поэтому так умело манипулировал людьми. И ещё, часть составляющего не смогла понять даже наша учёная девчонка, кровь настолько поменяла состав, что перестала относиться к чему-то конкретному и вообще… мало стала походить на цепь ДНК разумного существа. Осталось понять, что это дает мне?..

В следующую секунду я рухнул на колени и схватился за голову закричав. Яркая вспышка света ослепила, появившись из неоткуда, словно я просидел в глубокой яме много лет, и сейчас кто-то безжалостно распахнул настежь окно на солнечную сторону. Прошло всё так же спонтанно, как и появилось, только в висках по-прежнему стучало, и зверь, что покоился во мне, стал ближе к реальности. Он стоял за мной почти вплотную, я будто чувствовал его дыхание себе в затылок и не был так уверен, как раньше, что смогу его удержать…

Вик

Шейн сидел в изоляторе, как Леон и пообещал. Батя наказывал справедливо и слов на ветер не бросал. Удивительно, но арабчонок упрямиться и истерить не стал, молча проследовал за «временным опекуном» отбывать провинность, прихватив пару книг. Но это скорее всего для отвода глаз… Ел плохо, смотрел на проверяющих блестящими глазами и молчал, чтобы резко нахлынуло чувство вины. Мол, и так пацан настрадался, а тут волки позорные изгаляются, как хотят. Только волков мало такое представление трогало: раз засадили, значит, есть за что, и так нужно…

Шкатулку вскрывали, как домушники, нещадно, даже не извинившись перед тем, кто замкнул надёжный замок и спрятал тайну. Когда механизм, жалобно щёлкнув, сдался шилу и отвёртке, вспотевший Леон притормозил, словно дух переводил, перед важным шагом. Но я-то ждать дольше секунды не могу, протянул нетерпеливые лапы к крышке, и… словно током шибануло, с отдачей в дурные мозги. Пальцы словно приварились к ободранной поверхности, не отдёрнуть, а через них в голове зазвучала причудливая вязь заговора.

«Я ковал ножи,

Чтоб прервалась жизнь.

Жизнь проклятая,

Силой взятая.

Он не человек,

Сколько ему лет?

Скольких он навек

Схоронил во тьме…

Первый нож, ударь —

Человек пропал.

Бей ножом вторым,

Демон станет дым.

Ветер разнесёт

Проклятое зло.

Выбирай теперь…

Он или его…»

Пропотел я, как уж в меховой шубе на сковородке, пот с меня ручьями, хотя из одежды только треники и футболка, пуховик я ещё на пороге скинул. Теперь одежду можно выжимать, а я пару кило точно потерял, как в интенсивной качалке. Резко отпустило, сел на пол, отбив зад, но это всё лирика, а что меня ох, как заботило: чего творится?! О каком проклятом демоне речь?! Я, конечно, могу между строк читать, но тут кажется открытым текстом, серпом по яйцам.

– Леон, мать твою! Ты Дантреса заставил сюда смерть свою на себе тащить? Не перебор?!

– Послушай, вожак. Он – твоя сила и слабость. И не мне тебе говорить, как опасен его демон. Сдаётся, не остановишь даже ты…

– Остановлю. – мне не хочется верить в этот кошмар и собственное бессилие, но серые глаза Леона слишком серьёзны, хуже того – врать и лукавить мне он не станет, говорит как есть.

– Дан… он знает о ножах?

– Первый, как я понял, ты умыкнул у Волкова в начале знакомства… вынудил подарить, про него вероятно знает или догадывался, не простой резак, демон опасность всегда чует, а твой совсем мазохист. Странно, но нож пришёл именно к тебе в руки, не находишь? И попал в Салан. Потом мне привиделось в огне… что клинок раздвоился. И второй, точнее он изначально первым и был, сделал ни кто-нибудь, а твой прадед, кровь точно твоя в нём, может поэтому вас так тянет друг к другу… ему отомстить, а тебе добить.

– Ты мне сейчас всё говоришь?

– Да.

Ответ прозвучал слишком быстро и малоубедительно. Но я притормозил допрос, ибо видел, как потряхивало батю. Итак, мой прадед сковал заговорённый нож, чтобы убить Дана, тьфу, не Дана, а демона. Я, конечно, знал, что Волков старше меня, но чтоб на столько! Леон заварил чай, руки немного тряслись, взгляд бегал от моего, пока я не сел напротив.

– Бать, хватит недоговоров. Потому как Дан расстался с первым ножом, он не знал, что это первый шаг к «смерти Кощеевой». Или знал, поэтому и отдал? Чтобы он у меня был… Иначе бы хрен отдал, и вообще бы держал в сейфе.

– Логично.

– Более чем! А теперь, мы в Салане скрываем проклятого демона и древнейшее оружие против него. Казнить я никого не позволю!

– Ножи должны быть там же, где Дан! Вожак! Ты готов погибнуть из-за него?

– Он – часть стаи.

– Благодаря тебе. Хорошо, перефразирую: ты готов пожертвовать кем-то из стаи?

– Нет… – угрюмо сжал губы.

– А если… придётся выбирать? – глаза бати пытливо захватили и теперь удерживали. – Вик, это очень серьёзно. Когда-то оборотни были вне закона из-за непримиримости к условностям. Трудно договориться с теми, кто наполовину зверь, и луна возбуждает жажду крови. Препараты-подавители изобрели много позже, а пока нас уничтожали кланами, стирали с лица земли. Печальное прошлое. Сейчас по-другому, приходится подчиняться системе и Правилам. Поэтому наша жизнь стала совсем иной. У нас есть права и защита. Это дорогого стоит! Не хочется опять лишиться всего и бежать поджав хвост: у нас дети и внуки, для них строим будущее. Идёт разговор об отправке наших ребят в сборные по волейболу и…

– Леон… Думаешь, я – махровый эгоист и думаю только о себе?! Дан страдал не меньше! И сейчас, что-то опять происходит.

Меня шатнуло. Всё связалось в замысловатый узел. Я, Дан, стая, прошлое, настоящее, арабчонок, которого накачивали моей кровью, старик-колдун, приходящийся мне родственником, прибытие клана Волкова, убитое состояние гномяры и бати…

– Я прошу… по-человечески… Расскажи мне всё! Ты видел в огне, как Дан разнесёт Салан?

– Нет, так открыто, нет.

– Тогда почему заставил инкуба принести свою смерть?

– Ему нельзя об этом говорить! Это наше подстраховка! – почти вскрикнул Леон. – Подлый ход, согласен. Но… у нас нет выбора. Он слишком силён, вожак. И эта сила над тобой велика. Вот только я не позволю ему тебя уничтожить.

– Никто. Никого. Не уничтожит, – выдавил я точками, скрипя зубами, сознание открыто бунтовало, я не мог уложить это в голове. – Пока он со мной, не позволю сущности пожрать Дана-человека. Вспомни? Он спас меня. И Салан защищал. И вообще, он вскрыл нарыв под именем Кир Вагнер.

– Да, это так. Это нельзя забыть. Но, Вик… прошлое не отбелить парой героических заслуг. И тот, кто засел внутри Дана просто ждёт момент. Никто не знает: когда и где эта бомба рванёт.

Пью гольный кипяток, как простую воду, слишком взвинчен и обескуражен. Никто не обязан верить Волкову, как я… Но… я и не прошу нас поддерживать и спасать. Он моя ответственность. Если будет нужно – заберу его и уведу подальше от стаи, от людей. Он не причинит никому вред. Он не станет… не сможет. Я в это, чёрт подери, верю! Или боюсь, что так и случится, ища ему оправдания по прошлым заслугам. На карте много мест, где его можно укрыть. Да полно! Сейчас расставляются все точки и над «i», и над «ё»… Я связал стаю коллективным разумом, как настоящий вожак, сплотил и изменил. А меня что-то очень могущественное и древнее связало… спаяло с Дантресом, словно не мы выбирали судьбу, а нам её вручили под гром и молнию. Да и хрен с ним: запечатлились! Демону, что, в прикол было, так себя обнажать и, более того, ложиться под оборотня?! Я не верил, что это была игра. Я же… чувствовал его! Чувствую сейчас! Люблю, не сбавив мощности ни на йоту. И, сука, похоже, насрать на ответное. Не прошу и не убьюсь без ответного «люблю», всё читается в аметистовых глазах. Необходимость. Нужность. Страсть.

А я буду в эти глаза смотреть… держа за спиной два ножа.

– Бать, ты же понимаешь, что это не вариант? Для меня не важно, сколько голов в стае: сто или одна, учёная или дурная. Для меня это одно целое, связанная цепь. Нельзя терять ни одно звено. Иначе, какой я к ебеням собачьим вожак?

От Авторов

Шейн долго плескал в лицо холодную воду, дрожь и тошнота не проходили: влезать в голову таким сильным нечам, как Вик и Леон, было очень утомительно. Но на губах араба змеилась самодовольная улыбка, информация стоила острой боли в висках и вкуса крови во рту. Вампирские навыки у Шейна реализовывались топорно, вредя и ему, и «объекту взламывания», но это было сродни вуайеризму, возбуждало и тянуло. Мысли в чужих мозгах были источником наживы: так он мучил и использовал слуг в детстве. Так Шейн получил первую рабыню, запуганную медсестру, раз вожделенно взглянувшую на отца. Молодая женщина стала объектом извращенных сексуальных исследований и унижений. Длилось это около года, пока не вмешался лечащий врач, вломившийся на крики и рыдания бедняжки. Отец тогда отреагировал не в пользу женщины, её не просто выбросили на улицу – вменили совращение малолетнего, облили грязью и лишили нормальной работы в будущем. Шейн знал, как закончила его рабыня, но лишь покрутил у виска прядь волос. Отец не обращал внимание на человеческий мусор, особенно такой беспородный. Сколько их посходило с ума во время опытов, сколько мутировало и умерло в муках. Почему Шейн не имел право вести себя так же?

Сейчас великовозрастный выродок, который выглядел, как юнец, смаковал свой план. Дан не просто мешал, он бесил, он занимал все мысли Виктора, вожделенного пса, идеального любовника, телохранителя и раба, источника сил и энергии. С Бойко и деньгами отца Шейну оставалось лишь осесть где-то на Востоке и жить припеваючи, можно ещё несколько волков притащить – своя армия это неплохо. У отца было много врагов, а разбираться с ними, пачкая руки, Шейн не собирался.

Араб посмотрел на своё отражение: но больше Дана, он ненавидел другого человека, того, кто так долго оживлял разрушающееся слабое тело, реанимировал, мучал, возвращая в мир боли и бессоницы.

– Ты породил чудовище, отец! – Шейн оскалился и плюнул в своё отражение, в тёмные отцовские глаза. – Я просил смерти, а не жизни. И должен был умереть с миром, отмучившись свой короткий срок, но тебе нужно было торжество над смертью. Я умолял о смерти, но ты вливал в меня новые образцы. Я перестал ждать смерти и выпустил из изоляторов твоих подопытных. Каково было тебе, отец? Тварей не связать, не подчинить, как немощного мальчишку. Что стало с тобой в подземной лаборатории? Может ты до сих пор ловишь и жрёшь там крыс? – Шейн провёл пальцами по губам, хихикнул и обернулся.

– Долго ты ещё будешь молча стоять, грязная свинья?

Из темноты угла отделилась тень, тут же материализуясь в худощавого молодого человека. Леший покачал головой, но опцию нравоучений отключил. Таких упырей хватало и среди нечей, и среди людей. Ничего святого! От Шейна у хранителя тайги холодок стекал по хребту, и яйца поджимались. Даже древний клан инкубов, вымирающих и от этого безбашенных, не вызывал такой оторопи, как арабчонок. Следить за Шейном, выполняя его капризные указки, Лешему было муторно, словно мухоморы с землёй жрать. Но чёртов договор с инкубами, вернее, следствие грязного шантажа высших, взявших за горло, обязывал, подчиниться малолетнему куску дерьма. Вот на кого бы наслать стадо бешеных кабанов! Леший приблизился к мальчишке.

– Что вы придумали на этот раз?

– Дан смотрел какие-то бумаги. Они остались у гнома, и пока ещё в его доме. Мне нужно заполучить эту макулатуру, пока Варейвода не затопил ею камин. Ты ещё здесь? – араб смотрел жуткими глазами, чернее адской смолы, постепенно они стали терять человеческий вид и сделались однотонными, затопив зрачок.

– Конечно, здесь. Я не видел, что смотрел Дан. Как я узнаю бумаги?

– На титульном листе написано: «Архив 1900». И… стопка приличная. Гном в квартире один. Охранных амулетов нет.

– Исчерпывающе, – процедил Леший и начал таять. Шейн зашёл в аморфное облако, ещё недавно бывшее телом, наслаждаясь, как исказилось от боли и отвращения лицо хранителя.

…Когда инкубы вышли на скучающего араба, предложив развлечение и Виктора Бойко, Шейн испытал сильнейшее возбуждение в своей жизни. Он-то считал, что волк потерян безвозвратно, а тут такая удача. Тот, кто давно перестал быть человеком с головой погрузился в нехилую авантюру.

Леший вернулся очень быстро. Видок у неча, прямо сказать, требовал участия стилиста. Шейн криво усмехнулся: если лешак двигался по теневой, его там недобро встретили. В письменный стол со громогласным шлепком влепили стопкой доков.

– Доставлено! – хранитель леса пытался продышаться. – Твари – это ваших рук дело?

– О чём ты, убогий? Иди проспись, – пацан уже с увлечением перекладывал листки из папки, словно Леший внезапно стал пустым местом. – Ох, как интересно! Какой насыщенный год, алый от крови. Волчьей крови… Да, Волков? Ты ведь сможешь дать этому объяснения?

Леший сполз по стене, восстанавливая силы, в руке его был зажат комок бумаги, который жёг плоть. Внезапно, неча грубо встряхнули:

– Отдай!

– А? Что? – хранитель леса приоткрыл глаза, голова наполнилась знакомой болью.