Текст книги "Бывшая под елку (СИ)"
Автор книги: Марья Леденцовая
Соавторы: Мэри Ройс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
Чувствуя настроение своего отца, Женя даже не начинает выпрашивать большую елку, я тоже следую ее примеру и не достаю Белова лишним нытьем, даже когда ноги устают и начинают путаться в сугробе. Женька уже сидит на отцовских плечах. И я завидую ей так сильно, что готова застонать от того, что мне приходится самой преодолевать расстояние до самого дома.
Домой мы возвращаемся под самый вечер, все вымотавшиеся и без какого-либо настроения.
Под шумный вздох Белов наконец заходит в дом и снимает сонную Женьку со своей шеи, укладывая ее на диван прямо в одежде.
Затем смотрит на меня.
– Набери горячую ванну и согрей ее, – бросает он уставшим голосом, кивая в сторону второго этажа. – А я пойду баню затоплю. Нам тоже нужно прогреться.
Глава 9
Я стараюсь не думать о словах бывшего насчет «нам тоже нужно прогреться», пока снимаю с себя громоздкий костюм и шапку, за ними летят и подштанники, потому что они намокли еще с моего похода пописать в сугроб, затем все мокрые от снега вещи небрежно сбрасываю в кучу на пол и, поморщившись от дискомфорта из-за перепада температуры на обледенелых ляжках, принимаюсь осторожно раздевать Женю.
Мне даже плевать на то, что Белов может вернуться в любую минуту и увидеть меня с обмороженной задницей. Все, что меня сейчас волнует – это спящая дочка, которую я изо всех сил стараюсь не уронить с дивана, раздевая ее окоченевшими руками, которые не особо меня слушаются, особенно когда тепло начинает просачиваться под кожу.
Но Женя так крепко спит, что не просыпается, даже когда я переворачиваю ее с боку на бок. Думаю, после такой длительной прогулки ее и пушкой теперь не разбудишь. Только согреть ее все равно нужно, чтобы не разболелась. Если уж меня потряхивает, хоть я и шла пешком, то что говорить про нее, сидящую всю дорогу без движения на отцовской шее.
Нам тоже нужно прогреться.
И все-таки, какой смысл он вложил в эту фразу? Он ведь не думает, что я с разбегу прыгну к нему в парилку?
Качаю головой.
Да нет конечно. Это же полный бред.
Поднимаю дочку на руки и, игнорируя дискомфорт в плече, осторожно несу в детскую, где кое-как укладываю на кровать и выдыхаю от облегчения. Моя крошка уже давно не крошка.
Переведя дыхание, плетусь в ванную и, настроив нужную температуру воды, набираю ванну, после чего снова иду в детскую.
Присаживаюсь рядом с Женей на кровать и снимаю с нее оставшуюся одежду.
– Давай, милая, – приподнимаю ее, – пойдем-ка искупаемся, согреемся, и дальше будешь спать.
Женя послушно садится на кровати, но даже глаза не открывает, а только сонно дует губы.
Такая смешная, что хочется всю ее затискать и зацеловать. Даже усталость и дискомфорт сейчас отходят на второй план. Особенно когда она крепко обхватывает мою шею, когда я в очередной раз беру ее на руки.
В воде мне приходится придерживать Женю, потому что от тепла ее еще больше клонит в сон и она то и дело клюет носом. Так непривычно, что моя маленькая болтушечка такая тихая, даже ни слова не произносит. Совсем вымоталась моя охотница за елками. Поэтому быстро ее мою и заворачиваю в большое полотенце, потом сушу ей волосы феном, переодеваю в теплую пижаму и, уложив в постель, накрываю одеялом.
Казалось бы, столько манипуляций проведено перед сном, а Жене все равно. Как только ее голова касается подушки, она тут же отключается. И никаких тебе привычных «попить», «в туалет», «поесть» или «я хотела спросить». Всегда бы так, только без приключений на пятую точку.
Поцеловав дочку в лобик, медленно прикрываю дверь в ее комнату и устало направляюсь к себе. Вернее, в свою временную спальню. В шкафу нахожу чистое полотенце, накидываю халат Тимура, который я благополучно приватизировала, и уже собираюсь выйти из комнаты, как натыкаюсь взглядом на свой телефон на прикроватной тумбочке.
Телефон! Я совсем про него забыла! И даже про Игоря сегодня ни разу не вспомнила. Прошлый наш разговор закончился нехорошо, и я хотела перезвонить, но это совершенно вылетело из головы. И неудивительно.
Разблокирую экран и вижу от него одиннадцать пропущенных, плюс есть сообщения в мессенджере. Я даже примерно представляю, что там может быть, но, если честно, не хочу сейчас их читать и тем более звонить, потому что сил на очередные разборки и оправдания у меня просто нет. Поэтому, как говорила Скарлетт, я подумаю об этом завтра.
– Ну что, баня готова. Пойдем?
Голос Тимура вырывает меня из размышлений, и до меня не сразу доходят его слова. Я медленно поднимаю на него слипающиеся глаза и непонимающе моргаю:
– В смысле пойдем?
– В прямом. Или ты хочешь рискнуть заболеть?
– Эм… я думала, мы по отдельности сходим, – лепечу немного растерянно, а сама невольно представляю, как мы в одних лишь полотенцах сидим в парилке, отчего внизу живота становится предательски жарко. Кажется, этот жар поднимается выше и от Тимура это не укрывается, вызывая на его лице ленивую ухмылку.
– Саня, Саня… И о чем же ты подумала? Ну ты и пошлячка! Я имел в виду, что просто попарю тебя веничком, а ты…
Он театрально машет рукой, а я краснею еще больше и в то же время злюсь на свою глупую реакцию.
– И ничего я такого не подумала. – Вздергиваю подбородок и как можно увереннее смотрю на Белова. – Просто мы не в тех отношениях, чтобы вместе ходить в баню.
– Да не боись, я только попарю тебя, чтобы как следует прогреть, и оставлю, а сам схожу после тебя.
Я с сомнением вглядываюсь в его глаза, но не нахожу в них подвоха, поэтому, мысленно решившись, тихо выдыхаю, откладываю телефон и подхожу к Тимуру.
– Ну хорошо, веди, но давай только без шуточек, Белов. Хоть одно неверное движение, и ты отхватишь.
Белов картинно поднимает руки и смотрит на меня самыми честными глазами:
– Сударыня, ваша честь в безопасности.
Баня у Белова находится прямо в доме, и нам не приходится выходить на улицу, что очень радует, потому что снова мерзнуть не хочется. В небольшом предбаннике очень тепло и уже витает самый вкусный запах горящих дров. Здесь располагается диванчик со столом, маленькая кухонька с парой шкафчиков и крючки для одежды. Из предбанника ведут еще две двери: в парилку и в помывочную с душем.
– Ты можешь раздеться в помывочной, там есть простынь, чтобы обернуться и скрыть то, что я и так знаю наизусть.
Белов окидывает меня взглядом с головы до ног, и я, едва сдержав раздражение, спешу скрыться за дверью, пока снова не ляпнула что-нибудь и мы не поругались. Все-таки согреться мне хочется гораздо больше.
Быстро раздеваюсь, заматываюсь в простынь и возвращаюсь в предбанник, где меня ждет Тимур уже в одних облегающих трусах, демонстрируя свое высокое, мускулистое тело. А вместе с ним и все эти бицепсы, трапеции и чертовы грудные мышцы. С другой стороны, ну не думала же я, что он пойдет в парилку в шубе? Но мой мозг снова переключается на его тело, и я плохо справляюсь с тем, чтобы скрыть, как я разбираю этот проклятый голый торс на кубики. Я почти слышу радостный крик своей матки, которая в присутствии Белова действительно становится бешеной. И, как по закону подлости, я конечно же смотрю на его пах. Впечатляющий даже в спокойном состоянии. Проклятье. Мои щеки опять моментально вспыхивают, а между ног начинается глобальное потепление.
Ну не мог же Бог обделить такого ловеласа хоть в чем-то.
Прочистив горло, я неловко поправляю на груди простынь и отвожу глаза, после чего слышу, как Тимур прокашливается:
– Эм, проходи, кхм, в парилку и ложись на живот, только спину открой.
Я юркаю перед ним в дверь, укладываюсь, как он сказал, и отворачиваю голову к стене. Медленно выдыхаю и, зажмурившись, прикусываю губу. Твою мать. Как же неловко. Он точно видел, как я пялилась.
Саша, ты когда-нибудь перестанешь позориться⁈
Но, кажется, в его присутствии это уже входит в привычку. Вот только как бы я себя ни ругала, какие бы установки себе ни ставила, справиться со своей реакцией на Тимура я просто не в силах. И никогда не была.
Слышу, как он входит, бренчит чем-то, а потом раздается громкое шипение, и парилку заполняет горячее облако пара с божественным ароматом березового веника.
По телу бегут приятные мурашки, но это ничто по сравнению с тем, когда Белов начинает разгонять надо мной веником горячий воздух, а потом оглаживать им же мою спину и ноги. Затем следуют легкие похлопывания, которые, я знаю, скоро станут интенсивнее, и я просто не в силах сдержать стон удовольствия. Он вырывается из меня так громко, что Тимур прекращает все действия.
Я жду, что он продолжит, но ничего не происходит, тогда я поворачиваю голову в его сторону и непонимающе бурчу:
– Белов, почему ты остано…
Но тут же замолкаю, потому что мой взгляд упирается во внушительный бугор, скрытый знакомыми мне облегающими трусами. Сглотнув, я медленно поднимаю взгляд к напряженному лицу Тимура, игнорируя то, как тяжело он дышит, а в следующее мгновение сталкиваюсь с его жестким пылающим взглядом. И… Господи… Меня накрывает такой волной жара, что выплыть и спастись просто нереально. И, похоже, под этой волной оказалась не только я.
Тут уже я не выдерживаю и буквально подрываюсь и присаживаюсь, взволнованно комкая на груди простынь, не упуская из вида, как на его сжатых челюстях играют желваки.
Белов выдыхает сдавленное ругательство и, упершись руками в полку по обе стороны от меня, качает головой.
– Прости, Санек, переоценил я свои силы, – произносит он глубоким низким голосом и берет меня в плен своего тяжелого взгляда. – Видимо, не сдержу я своего обещания.
Мое дыхание становится поверхностным, в ушах шумит ускоряющийся до предела пульс, и я едва делаю еще один глоток воздуха, прежде чем его губы обрушиваются на мои в обжигающем поцелуе. Я даже не успеваю предпринять жалкую попытку оттолкнуть Белова, но все равно пытаюсь, добиваясь лишь того, что он зарывается пальцами мне в волосы, сжимает их и заставляет сильнее запрокинуть голову, чтобы углубить этот чертов поцелуй.
За жалкое мгновение все мои нервные окончания вспыхивают, и я чувствую отголосок жара в пульсирующем клиторе, который сжимается сильнее, когда поцелуй Тимура становится решительнее и агрессивнее. Он целует меня с такой потребностью и голодом, что у меня спирает дыхание и мне становится страшно от поднимающихся со дна давно забытых эмоций.
Голос разума жалобно кричит в уголке сознания, что я должна снова попробовать оттолкнуть Тимура, но этот голос сейчас настолько тих и слаб за ревом пламени возбуждения, что я отбрасываю все сомнения в сторону.
Я устала отрицать свои эмоции и чувства, устала бороться с собой. Сегодня я позволю себе быть собой и поддаться тому, от чего столько лет сознательно отказывалась.
С низким протяжным стоном я отпускаю простынь и впиваюсь дрожащими пальцами в крепкие плечи Тимура, прижимаясь ближе к его горячему телу, от твердости которого трепет в животе оборачивается беспощадным пламенем, сжигая всех моих глупых бабочек к чертовой матери. Я теряю еще один стон. На этот раз более сдавленный и жалкий.
Белов рычит тихое «блядь» прямо мне в губы и опускает одну руку на мое бедро, чтобы сжать его до будущих отметин, после чего жадно ведет ладонью выше, небрежно задирая простынь и царапая пальцами по моему подрагивающему животу. Боже… С каждой секундой его требовательные прикосновения все больше и больше сводят меня с ума. Я теряюсь в собственных ощущениях и снова выдыхаю стон, который Тимур забирает с жадностью голодного животного, как и все порнографические звуки, вылетающие из моего рта.
Между ног все невыносимо пульсирует, и я начинаю ерзать, желая, чтобы его ладонь не останавливалась и добралась туда, где мне сильнее всего хочется ее почувствовать. Еще чу-чуть, и я захнычу в попытке выпросить его член. Боже, я становлюсь такой испорченной рядом с ним и влажной, что завтра мне будет стыдно, но сейчас это делает меня еще более чувствительной и нуждающейся в большем.
В гораздо большем.
Белов словно слышит мои мысли, потому что в следующее мгновение подтягивает меня ближе к краю скамьи и, раздвинув мои ноги шире, касается моего клитора мозолистой подушечкой пальца.
Распахнув глаза, я выгибаюсь дугой ровно в тот момент, когда тело пронзает разрядом тока, но Тимур снова возвращает себе мои губы, чтобы проглотить очередной мой развратный стон.
– Я, блядь, не смогу остановиться, Саш. Даже не проси, – произносит он, тяжело дыша, спускаясь влажными поцелуями на шею.
– Тимур… – надрывно шепчу я, сама не зная, что хочу сказать. Да я в любом случае не смогу сейчас сказать ничего внятного, потому что голова идет кругом, а остальной мир будто и вовсе исчез.
Тимур наматывает мои волосы на кулак и тянет их вниз, откидывая мою голову назад, чтобы провести по горлу языком вверх, до самого подбородка, на котором он оставляет собственнический укус.
Я взвизгиваю от неожиданности, но пошевелиться мне не позволяет его жесткая хватка, а в следующую секунду жжение от укуса смягчает мягкий поцелуй, и я становлюсь податливой карамелью, испуская томный стон и вращая бедрами так, чтобы усилить давление его пальца.
– Ты такая дразнилка, – хрипит он, медленно высвобождает мои волосы и, обняв ладонью за шею, сглаживает свою грубость, прокладывая дорожку нежных поцелуев по краю скулы.
Я охаю, наслаждаясь тем, как одержимо он лижет мою кожу и спускается ниже, не останавливаясь до тех пор, пока не достигает груди, которая вздымается от смеси возбуждения и волнения. А потом жар его рта обволакивает мой сосок, прежде чем я понимаю, что Тимур сжимает его губами прямо поверх простыни. Господи… Это кажется таким грязным и извращенным, но в то же время самым сексуальным действием на свете. А когда он отстраняется, выпуская мой набухший сосок, я замечаю мокрое пятно на простыни, и вид этого пятна бьет дикой пульсацией по клитору. Прямо туда, где прямо сейчас его большой палец второй руки продолжает кружить по чувствительной точке, толкая меня все ближе к краю пропасти, и я уже почти срываюсь в бездну, как Тимур внезапно отстраняется.
– Нет, нет, нет… – невнятно бормочу я и протестующе тянусь за ним, не понимая, почему все прекратилось, а в следующую секунду одним резким движением руки Белов срывает с меня простынь и я оказываюсь полностью обнажена.
Он стоит напротив, весь в поту и тяжело дышит, напоминая сейчас хищника перед прыжком. Его дикий взгляд заставляет меня задержать дыхание.
Осторожно, будто он действительно опасный хищник, Тимур просовывает пальцы под резинку боксеров, прежде чем небрежно спускает их по ногам, высвобождая пружинистую эрекцию.
Твою мать.
Я сглатываю. Дважды. А потом еще раз.
Потому что вид его длинного, ровного члена душит меня, будто Тимур уже засунул мне его в глотку. И самое ужасное в том, что эта мысль лишь усиливает слюноотделение, пока я наблюдаю за тем, как он обхватывает толстую длину и сжимает в кулаке, делая поступательные движения вверх-вниз, демонстрируя мне на крупной красной головке выступившую смазку, которую он следующим движением размазывает по всему напряженному члену.
Я не дышу. Буквально и фигурально.
А потом он берет мою руку и помогает мне обхватить его разгоряченную плоть. Я раскрываю рот от того, каким тяжелым и гладким он ощущается в моей ладони, и, проведя вдоль всей длины, сжимаю его у основания.
Тимур со стоном закатывает глаза и, прошипев сдавленное ругательство себе под нос, на мгновение запрокидывает голову к потолку, переводит дыхание и снова опускает на меня дикий взгляд.
Я так и замираю под его пристальным вниманием, глядя на Тимура снизу вверх, пока сижу голая на краю скамьи с раздвинутыми ногами.
Мы оба не двигаемся, и я, подавшись к нему, высовываю язык и провожу кончиком по его крепкой влажной груди.
И это последнее, что я успеваю сделать, прежде чем Тимур с утробным рыком толкает меня назад и, с силой обхватив мои ягодицы, дергает к себе и врывается в меня.
Секунда, и наши стоны смешиваются с паром, витающим вокруг нас.
Шипя сквозь зубы, Тимур выходит, но только для того, чтобы проникнуть в меня с новой силой.
Распахнув рот, я часто хватаю жаркий воздух, будто это облегчит ощущения, обрушившиеся на меня вместе с этим мужчиной. Но он так глубоко во мне, что я не уверена, смогу ли это вынести. Я вообще ни в чем не уверена, пока Тимур не накрывает мой клитор большим пальцем и моя боль от растяжения не перерастает в восхитительное удовольствие.
О, боже…
– Что… – пыхтит он, – давно не было практики?
Тимур старается двигать бедрами медленно и осторожно, чтобы я привыкла к его размерам, вот только мне кажется, что это невозможно.
Мне хочется съязвить ему, но это сложно, когда его член пытается разорвать меня изнутри.
Наверное поэтому с моего языка срывается какая-то невнятная чушь:
– Последний раз был с тобой.
Тимур замирает во мне и, зажмурившись, я всхлипываю от ощущения наполненности, а потом слышу его приглушенное:
– Блядь. Вот нахрена ты мне это сказала, Саш?
Но ответить я ему не успеваю, потому что Белов возобновляет жесткие движения своих бедер и с каждым его мощным толчком перед глазами вспыхивают звезды, а тело пронзают молнии удовольствия. По парилке разносятся только наше тяжелое дыхание губы в губы, мои стоны, шлепки наших влажных тел и рычание Белова.
Есть только мы двое, и мне не остается ничего другого, кроме как обхватить его руками и ногами, впиться ногтями в спину и послушно отдаться на волю урагана, затягивающего нас в воронку всепоглощающего удовольствия.
Спираль внизу живота закручивается все сильнее, Белов начинает трахать меня еще жестче, настолько, что легкие горят от частых вздохов, пока мы крадем дыхание друг друга.
Сейчас, даже если весь мир рухнет, мы не сможем остановиться. Тимур сжимает челюсти и ускоряется, окончательно отправляя меня на другую орбиту. Я кричу, и, кажется, мой крик обретает форму его имени. Но я слишком поглощена собственным оргазмом, чтобы осознать это. Я сплошной хаос. Все тело содрогается в удовольствии, и я зажмуриваюсь, откидываясь на спину, прежде чем сквозь туман чувствую теплые брызги на животе, сопровождаемые длинным, утробным рыком Белова.
Он наваливается на меня и несколько долгих секунд переводит дыхание, уткнувшись лицом мне в шею, пока я вожу дрожащими руками по его мокрой спине. Внутри еще пульсирует от отголосков оргазма, и я никак не могу прийти в себя. А потом Тимур медленно поднимает голову, и мы снова встречаемся взглядами. И то, что я вижу в его глазах, накрывает меня новой волной жара.
– Пиздец тебе, Саша. Даже не надейся сегодня уснуть.
Глава 10
Стоны и разгоряченные тела в плену пара. Прохладные капли душа и его обжигающие прикосновения. Его глубокий хриплый голос, проникающий мне под кожу. Мои ногти, царапающие сильную спину и плечи. Дикие поцелуи, перерастающие в медленные и глубокие ласки языками. Рваное дыхание и учащенное сердцебиение. Рычание и снова мои стоны. Итак до бесконечности. До беспамятства…
Вот только наутро моя память вернулась. До мельчайших подробностей. Какая же карма все-таки стерва.
Я ерзаю на стуле, стараясь не обращать внимания на вспыхивающие фантомные отпечатки его пальцев на моей коже. Но это просто нереально. Этой ночью его было слишком много. Он брал мое тело так по-хозяйски, будто это Богом ему данное право.
А я… Горький смешок пенится в горле и на выходе напоминает глухой звук лопнувшего пузыря.
Абсурдность всей ситуации нависает надо мной в виде акульей челюсти, которая вот-вот захлопнется. Вопрос только в том, где: над моей головой или на шее, обезглавив меня.
Если честно, от последнего я бы не отказалась. Это по крайней мере помогло бы мне избежать проблем, которые я собственноручно себе создала.
Господи, да меня тошнит только от одной мысли, что мне еще предстоит переварить последствия в отношении Игоря. И что будет, если я ему расскажу? Он не простит. Абсолютно точно нет. Игорь обиделся на меня только за то, что я не по своей воле застряла за городом. Прекрасно зная и видя прогноз погоды. И, если честно, его поведение немного разочаровало: я ждала от него поддержки, и без того испытывая чувство вины, что пропустила знакомство с его мамой. Но в итоге оправдывалась, как дура. А потом Белов выхватил телефон и вставил свои пять копеек. А потом мы ушли за елкой и я не брала трубку и не перезвонила даже по возвращению домой. Каждый мой шаг все больше и больше запутывает меня в большой комок колючей проволоки, из которой мне не выбраться целой и невредимой.
И все же я могла бы надеяться, что Игорь простит меня, он ведь всегда был очень обходительным, понимающим, спокойным. В течение дня закидывал меня милыми сообщениями, из-за чего я не чувствовала себя забытой. Игорь никогда не давил на меня, всегда внимательно слушал и уважал мое мнение. Или мне так казалось, потому что до этого я ни разу ему не возразила? Просто не было повода. Может, он совсем не такой, каким я его до этого воспринимала? Потому что в тот телефонный разговор, когда я пыталась объяснить ситуацию, в которой застряла по злой шутке судьбы, получила от него лишь упреки и нежелание быть услышанной, со мной будто разговаривал другой человек. И, может быть, Женя невзлюбила его не только из-за привязанности к отцу? Но… все это неважно. Потому что теперь, когда я изменила Игорю… Он никогда не поймет… Я так сильно прикусываю нижнюю губу, что теряю тихий всхлип. Черт. Нет, сейчас я не в том состоянии, чтобы копаться в собственной голове.
Потрескивающий звук со стороны плиты привлекает мое внимание к мужчине, который готовит мне поздний завтрак. К мужчине, который не единожды доводил меня до оргазма этой ночью. И чем дольше я смотрю на то, как он готовит специально для меня, тем сильнее давит в груди.
Что же я творю?
Покачав головой, я проглатываю мучительный стон, прикрываю глаза и зарываюсь пальцами в волосы.
Я забылась всего на одну ночь, но сколько последствий меня ждет в реальности, в которую я не могла не вернуться. И проблема в том, что теперь, когда я впустила Белова обратно себе под кожу и позволила напомнить мне, каким он может быть, у меня все сильнее и сильнее начинает что-то шевелится внутри. Что-то ужасное. И я ничего не могу поделать с этим чувством. Оно сжирает меня заживо.
Звук тарелки, проезжающей по столу, вынуждает меня открыть глаза, прежде чем я вижу перед собой глазунью с беконом и салат с рукколой и помидорами черри. А следом чашку свежесваренного кофе. И я бы смогла насладиться всеми этими аппетитными ароматами, если бы Белов не оперся бедрами о столешницу кухонного островка, давя на меня своим пристальным взглядом.
– Спасибо, – бурчу я в надежде, что Тимур исчезнет, но вместо этого он скрещивает на груди руки, отчего серая хлопковая футболка натягивается так, что облегает его крепкие бицепсы, на которых заметны следы от моих ногтей. О, боже…
Я прячу взгляд в тарелке с яичницей, ненавидя то, как краснеют мои щеки.
В воздухе висит такая неловкость, что я боюсь задохнуться ей.
Он ждет, когда я доем? Или что?
Сглотнув, медленно поднимаю на Белова взгляд, ожидая, что он хоть как-то пояснит свое пристальное внимание, которое какого-то хрена смущает меня как школьницу. Но ничего не происходит. Даже его вечно веселое лицо сейчас каменное, лишенное всякой эмоции.
– Так и будешь стоять? – не выдерживаю я испытующей тишины.
– Я просто жду, когда ты начнешь есть завтрак, а не свой мозг.
Есть завтрак, а не свой мозг?..
Надо же, как остроумно!
– Белов, ты…
Моментально вскипаю, раздражаясь от того, что он по-прежнему слишком хорошо меня знает, но на самом деле Белов прав. Вместо того, чтобы есть завтрак, я действительно съедаю себя всеми этими мыслями, потому что со мной далеко не все в порядке. В душе горит самый настоящий раздрай, пока мятежное сердце борется с разумом, не желая подчиняться. И близость Белова лишь придает сил этому повстанцу. Оно колотится о ребра, и приходится приложить все силы, чтобы Тимур не заметил, как его присутствие волнует меня. Но будь я проклята, если дам ему знать, что он попал своей фразой прямо в яблочко.
Усилием воли выдерживаю его взгляд и сильнее выпрямляю спину:
– Я просто не выспалась! – выпаливаю и краснею еще больше, потому что вспоминаю причину своей бессонницы. Белов иронично приподнимает бровь, и я спешу перевести тему: – И если ты не будешь стоять над душой, то я спокойно поем.
Тимур хмыкает.
– А вчера тебе нравилась моя близость…
– Не продолжай, пожалуйста. Вчерашнее было ошибкой, – произношу это как можно увереннее, игнорируя неприятное чувство, расползающееся в груди от вырвавшихся слов . Ерунда какая-то. Почему меня вообще это волнует? Неловкая пауза начинает давить на нервы, и я невзначай трогаю шею, бросая глухо: – Давай просто забудем.
– То есть так, да? – Белов кивает и кривит губы. – Просто забудем. Ошибка, – вторит он моему тону, но это не мешает мне услышать в его голосе искреннюю злость, а то, как его глаза вспыхивают опасным огнем, вынуждает меня опустить голову.
У меня нет ни сил, ни желания смотреть, как он реагирует на мою трусость. Или что это? Защитная реакция? Я не знаю, черт возьми, но все равно пытаюсь скрыть предательские эмоции, делая вид, что просто поправляю на груди халат.
Тимур отталкивается от кухонного островка и, обогнув обеденный стол, приближается и склоняется так, что я чувствую его теплое дыхание в области виска. У меня спирает в груди и все становится хуже, когда он обхватывает пальцами мой подбородок и пытается приподнять его, чтобы заглянуть мне в глаза. Боже… На мгновение я цепенею от того, как меня прошибает током от его прикосновения, а потом дергаюсь и отстраняюсь, не желая этого признавать на «трезвую» голову.
Вскакиваю со стула и, тяжело дыша, хочу отойти, но, стоит мне развернуться, как Тимур запирает меня в кольце рук, опершись ими о стол по обе стороны от меня. Я пытаюсь оттолкнуть его в грудь, но легче, наверное, бетонную стену подвинуть, чем его.
– Это была не ошибка, и ты сама это знаешь, – цедит он и, прижавшись губами к моему уху, продолжает тихим, вкрадчивым голосом, – только трусишь и боишься признаться себе, что тебе понравилось и ты хочешь еще. Что все так, как должно было случиться. И уже давно. Если бы я, идиот, не подыгрывал тебе в твоей игре в капризную принцессу.
Его дыхание посылает рой мурашек по коже, а напоминание о том, что мы творили ночью, заставляет клитор болезненно пульсировать. Рвано вздыхаю и сжимаю бедра, чтобы хоть немного унять накатившее возбуждение, но при этом упорно стою на своем, потому что сдаться сейчас – все равно что вернуться в прошлое, а это чертовски страшно.
Страшно вновь превратиться в неуверенную одинокую девчонку, которая каждый вечер ждет своего мужа домой и сгорает от ревности. Потому что он красивый, успешный, целеустремленный, а она… просто Саша.
Но за последние годы я проделала большую работу над собой, многое изменила, чтобы почувствовать собственную значимость – в первую очередь, для себя самой. По крайней мере, мне так казалось до приезда сюда. Сейчас я снова чувствую эту неуверенность, потому что действительно не знаю, что будет с этой новой Сашей, если она откроет свое сердце прошлому. Нет, это слишком опасно, и я не могу себе позволить снова обжечься старыми ранами, как бы мне этого ни хотелось.
– Вот только не надо психоанализа, Белов! Своим подружкам его проводи. Уверена, от желающих отбоя нет, как и всегда, а у меня вообще-то мужчина есть!
– Не поздновато ли ты о нем вспоминаешь? – усмехается как-то злобно Тимур. – И где он, этот твой мужчина? Где, Саня? Он, блядь, даже не торопится забрать тебя из дома бывшего мужа. Может, ты уже откроешь свои глаза и поймешь, что ему насрать на тебя? – Белов отстраняется и пригвождает меня тяжелым взглядом. – Этот идиот даже трахнуть тебя не смог. – Я открываю рот, шокированная напором Тимура. – Или ты уже забыла о своем маленьком признании, что у тебя с ним ничего не было?
Открываю и закрываю рот, немного сбитая с толку очередным воспоминанием, но потом поспешно выплевываю:
– Да, не было! Н-но обязательно будет! Или ты думал, что это я тебе верность храню?
– Не зли меня, Саша, – рычит он и прижимается ко мне всем телом, буквально вдавливая бедрами в столешницу. Даже слои одежды не мешают мне почувствовать, какой он сейчас твердый. И мое тело тут же отвечает ему затвердевшими сосками, которые теперь причиняют мне дискомфорт, упираясь в грубую ткань халата. Черт бы побрал этого Белова! Когда я перестану так на него реагировать?
– Это ты меня не зли! Нашелся тут альфа-самец. Переспали и переспали. Или чего ты ожидал? Что я с дуру обратно прыгну в старое болото? Это твои безмозглые подружки тебе в рот заглядывают…
– Да что ты, блядь, заладила подружки да подружки⁈ – срывается он, но в следующее мгновение его губы растягиваются в ленивой улыбке, а в глазах появляется хитрый блеск. – Или ты ревнуешь?
Я уже открываю рот, чтобы сказать ему пару ласковых, но в этот момент на кухню влетает взлохмаченная и явно чем-то обеспокоенная Женя.
– Мой Снежок пропал! Я везде искала, но его нет! Его срочно надо найти! А вдруг он убежал в лес? Он там потеряется!
Она чуть не плачет, нервно мнет пижамные штанишки по бокам, и я вижу, как дрожит ее подбородок.
Мы с Тимуром тут же забываем про свой спор, подбегаем к ней и присаживаемся рядом на корточки.
– Милая, почему ты решила, что он пропал? Разве его нет в клетке? – ласково спрашиваю я, поглаживая дочку по спине.
– Нет. Я же вчера оставила его присматривать за домом. – Женя поворачивается к Тимуру и доверчиво заглядывает ему в глаза. – Помнишь, папочка, ты сам предложил?
– Да-а-а, – медленно отвечает он, явно не сразу вспоминая, о чем говорил дочери.
– Ну вот! А как же он присмотрит за домом, если будет сидеть в клетке⁈ Поэтому перед уходом я его выпустила, – быстро тараторит объяснение Женя, а потом грустно опускает голову, – а сейчас проснулась, а он в свой домик не вернулся. Я его искала, но его нигде нет. Вдруг он пошел нас искать? Вдруг он заблудился?
Ее глаза заполняются слезами, и я притягиваю Женю к себе, глядя на Тимура через ее плечо. Он смотрит на меня немного виновато, но я понимаю, что он не мог предугадать, как сработает фантазия нашей малышки.
Я неслышно вздыхаю и отстраняю от себя Женю за плечи, после чего вытираю выступившие на ее глазах слезы.
– Не волнуйся, милая, сейчас мы все вместе пойдем и найдем Снежка. Уверена, с ним все в порядке и он просто обходит территорию, как ты ему и поручила.
– Мама права, Женек. Давай, показывай, где ты еще не смотрела.
Женя тут же забывает, что только что собиралась разреветься, и упирает руки в бока, серьезно глядя на нас по очереди:
