Текст книги "Бывшая под елку (СИ)"

Автор книги: Марья Леденцовая

Соавторы: Мэри Ройс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Глава 5

Саша

Когда я открываю глаза, яркие солнечные лучи практически ослепляют, заставляя зажмуриться, и мне приходится несколько раз моргнуть, чтобы в глазах прояснилось.

Стараясь игнорировать молоточки, долбящие в виски, я медленно фокусируюсь на окружающей обстановке.

Знакомые бежевые стены. Огромная двуспальная кровать. Нависающие над головой черные металлические лампы-софиты. Но я не в своей квартире. Точно нет.

Потому что стены обшиты деревом, и на одной висит картина с набросками лиц, напротив кровати телевизор встроен в нишу, а кремовые льняные шторы закрывают окна в пол…

Твою мать! Это дом Белова!

На секунду замираю, широко распахнув глаза, от паники дыхание учащается, и, откинув одеяло в сторону, я быстро осматриваю свое тело, но практически сразу останавливаюсь на футболке, которая едва достигает бедер. Потому что это мужская футболка.

Блядь. Блядь. Блядь.

Судорожно оттянув ворот, я осторожно заглядываю под него и понимаю, что на мне хотя бы есть трусы. Но почему-то облегчения этот факт не приносит.

Это Тимур засранец переодел меня? Или я справилась сама? Черт! Не помню… Даже думать не хочу о том, что Белов видел мои голые сиськи. Не то чтобы он никогда их не видел, но после того, как мы развелись, эта привилегия ему больше недоступна.

Господи, какого черта я ничего не помню?

А что, что если мы переспали?..

Но другого объяснения того, почему я проснулась в его кровати, да еще и практически голая, у меня нет.

И это осознание так сильно бьет в голову, что я резко подрываюсь на кровати, вот только от прострелившей виски острой боли замираю на месте.

Зажмуриваюсь и испускаю мучительный стон, принимаясь неспешно растирать пальцами виски. Пытаюсь сглотнуть, но во рту сухо как в пустыне. Что ж так хреново-то? Нет, так дело не пойдет. Нужно добраться до аптечки или хотя бы до своей одежды. Кстати, где она?

Снова осматриваюсь вокруг в поисках платья и, когда луч света попадает мне в глаза, это становится последней каплей.

Тяжело сглотнув, порываюсь в сторону окон, чтобы задернуть гребаные шторы, но, запутавшись в собственных ногах, падаю плашмя на пол.

– М-м-м… черт, – шиплю я и устало бьюсь лбом о прохладный пол. – Я больше никогда… никогда не буду пить.

– Вчера ты была другого мнения, – раздается глубокий голос Белова, и я забываю как дышать.

Нет, нет, нет… Только не это!

Мне требуется секунда, а может, две, чтобы понять в какой невыгодной позе я оказалась. А если быть точнее: кверху задницей и с задравшейся до груди футболкой.

Вот за что мне все это⁈

Кое-как мне удается подняться на четвереньки, но из-за головокружения процесс немного усложняется, и мой энтузиазм угасает. А когда я все-таки набираюсь смелости повернуться лицом к Белову, замечаю его во всей красе облокотившегося о дверной косяк и держащего в одной руке стакан с растворяющейся в воде таблеткой.

– Аспирина? Или чего покрепче?

– Отвали, Белов, и без тебя тошно.

Преодолевая тошноту и гудящую голову, упираюсь руками в кровать и встаю.

– Да-а, Шурик, а ночью ты была более ласковая. – Тимур отрывается от косяка и с хитрой ухмылкой подходит ко мне. – Держи, тигрица, утоли жажду, после вчерашнего наверняка адский сушняк.

Он протягивает стакан с водой, но я не спешу принимать его, немного теряясь от того, с каким интересом Тимур осматривает меня с ног до головы. Потому что в этот момент у него такой интенсивный взгляд, что я изо всех сил сопротивляюсь желанию натянуть футболку пониже.

Звук шипения воды немного отвлекает меня, и я сглатываю скопившуюся во рту слюну. Желание попить слишком соблазнительное, и, в конце концов, я забираю стакан из рук Белова и жадно опустошаю его.

Закончив, прочищаю горло и, поставив стакан на тумбу, гордо вскидываю голову, насколько это возможно в данной ситуации.

– Это ты меня… переодел? – мой голос еще сиплый ото сна, но это не мешает мне с возмущением смотреть Белову прямо в глаза.

– Ну-у, как переодел… Скорее одел… – пожав плечами, Тимур снова многозначительно улыбается, отчего у меня мурашки бегут по коже. Господи! Что же я вытворяла⁈

– Только не говори мне, что между нами что-то было⁈

Он складывает руки на своей широкой груди, а я только сейчас обращаю внимание, что на нем просторная серая футболка и тонкие трикотажные спортивки, которые весьма красноречиво облегают бугор в паху.

– Это с какой стороны посмотреть, – его саркастичный тон возвращает меня в реальность, и я ненавижу то, как быстро мои щеки вспыхивают смущением.

– Белов! – цежу сквозь зубы. – Лучше не беси меня. Было или нет⁈

Провокационная ухмылка кривит его губы, и он сводит большой и указательный пальцы вместе:

– Если только на полшишечки.

Я сжимаю руки в кулаки, прежде чем хватаю подушку и изо всех сил швыряю ее в Белова.

– Ну и говнюк же ты! В следующий раз держи своего одноглазого змея при себе!

Белов с легкостью отбивает подушку и, схватившись за живот, начинает громко смеяться.

– Да расслабься, Шурик, не чужие ж люди. Игогошеньке не расскажем, – подмигивает он, и я хочу придушить его. Вот прям голыми руками.

Но вместо этого обессиленно выдыхаю:

– Я тебя прибью когда-нибудь.

Белов проводит языком по нижней губе, прикусывая край ухмылки.

– Люблю пожестче, но только если любя.

Я беспомощно рычу и бросаюсь в ванную, нарочно отталкивая бывшего в сторону. Пожалуй, мне нужно остыть и смыть с себя последствия прошедшей ночи, может, после душа хоть немного голова прояснится.

Закрыв дверь, умываюсь, быстро скидываю одежду и, настроив воду, встаю под теплые тугие струи.

А уже через пять минут чувствую себя, будто родилась заново, хотя боль в висках еще дает о себе знать, но туман, окутывающий голову, уже немного рассеялся.

Выйдя из кабинки, понимаю, что нужно чем-то вытереться, но ничего нет, и тут замечаю на двери мужской махровый халат. Что ж, выбора нет, поэтому, отжав в раковине волосы, закутываюсь в него, практически утопая в мягкой ткани и терпком мужском аромате, от которого что-то мелькает в голове нечеткими образами, но мне никак не удается их ухватить.

Хронология вчерашних событий отсутствует напрочь.

Надеюсь, память как можно быстрее вернется и все окажется не так ужасно, как Белов настращал меня.

С этой надеждой я и спускаюсь на кухню и тут же зажмуриваюсь от прострелившей висок звуковой стрелы, когда на меня налетает маленький громогласный ураган:

– Мамочка, ты проснулась! Наконец-то! Папа мне не давал тебя будить, а я… А ты… – Она буквально задыхается от радости и скачет вокруг меня, как заведенная.

Тимур нарезает что-то на кухонном островке и с едва заметной улыбкой делает вид, что не обращает на нас никакого внимания. Я бросаю на него непонимающий взгляд, и он, видимо, чувствуя его, смотрит на меня.

– Да она утром забежала в спальню, чтобы меня разбудить, а увидела тебя. Еле угомонил ее, – хохотнув, добавляет он.

Только этого мне не хватало! Теперь еще и перед дочкой оправдываться. Я даже думать не хочу, как ей все это объясню.

Мне становится чертовски не по себе, когда я смотрю в счастливые глаза дочери, потому что знаю, что разобью все ее хрупкие надежды одним лишь словом…

– Милая…

Но Женя меня не слушает, подпрыгивая на месте.

– Я знала! Знала! Знала! Мое желание должно было сбыться! Значит, Дедушка Мороз уже получил мое письмо! Ура! Тили-тили тесто, жених и невеста! – хохочет дочка, а я бросаю неодобрительный взгляд на Тимура, ведь прекрасно знаю, что это его рук дело.

Белов мог сразу объяснить все ребенку, ну, или, по крайней мере, не вмешиваться, даже не хочу представлять, что он там ей наплел, пока я спала.

Сглотнув напряжение, скопившееся в горле, я ловлю дочку за руку и присаживаюсь перед ней на корточки. Но егоза даже сейчас не в силах устоять на месте: пользуясь тем, что я держу ее, она с широкой улыбкой качается из стороны в сторону. И вот эти вот огромное глаза, светящиеся верой в волшебство, буквально обезоруживают меня. Сердце обливается кровью от осознания, что сейчас мне придется погасить этот свет.

Нервно облизав пересохшие губы, слегка сжимаю ладошку дочери:

– Женечка, посмотри на меня.

Она подпрыгивает и, широко раскрыв глаза, приближается прямо к моему лицу, и я не в силах сдержать улыбку. Заправляю непослушный локон ей за ухо:

– Ты ведь знаешь, что мы с папой тебя очень любим?

– Ну конечно знаю, мамочка! И я вас тоже люблю! Очень-очень! – все так же радостно тараторит она, буквально пританцовывая на месте.

Улыбаюсь.

– И ничто этого не изменит, любовь навеки, родная. Но ты уже взрослая девочка и должна понимать, что мы с твоим папой не можем жить вместе.

Женя строит бровки домиком.

– Почему?

– Потому что… мне и твоему папе вместе не очень хорошо… – Делаю глубокий вдох. – Это сложно объяснить. Когда вырастешь, думаю, ты поймешь меня.

Женя недоуменно хмурится:

– Но ты же сама сказала, что я взрослая⁈ Но я не понимаю тебя, мамочка! Ты же вернулась? И спала в комнате папы. Я видела…

Незаметно вздыхаю и с нежностью заглядываю дочке в глаза.

– У меня сломалась машина, и я сильно замерзла, а папа меня… ну, скажем… спас.

– Так вы не поженитесь снова? – спрашивает она и оглядывается на папу, а потом снова смотрит на меня, и я замечаю, как ее нижняя губа начинает дрожать.

– Ну же, милая. Чего ты так расстраиваешься? Мы все равно остаемся семьей. У тебя есть и мама, и папа. И пусть мы живем отдельно, но посмотри на это с другой стороны. Зато у тебя в два раза больше подарков, – пытаюсь отшутиться.

Женя уже вовсю пыхтит, пытаясь сдержать слезы, опускает голову и грустно произносит едва слышным голосом:

– Значит, все-таки не дошло мое письмо, и мое желание опять не сбудется… Я его каждый год загадываю… а меня никто не слышит.

Вдруг она решительно поднимает голову и, выдернув руки из моих ладоней, сердито выкрикивает:

– Дед Мороз плохой! И вы плохие! Не хочу этот дурацкий Новый год! Ничего не хочу!

По ее щечкам уже текут слезы, и я с трудом сдерживаю большой ком, раздирающий горло. Я тянусь к ней, чтобы обнять, утешить, но Женя вырывается и уносится наверх, громко топая по лестнице, после чего раздается хлопок двери.

С минуту я еще сижу в одной позе, а потом встаю и, смахнув украдкой слезы, поднимаю взгляд на помрачневшего Тимура.

Мы смотрим друг другу в глаза и, уверена, оба видим ту боль, которую причиняют нам слезы дочери. Но помимо боли и разочарования я чувствую, как во мне закипает беспомощная ярость.

– Обязательно было меня относить в свою кровать? – произношу напряженным голосом. – Видишь, к чему все это привело?

– Саш, не нужно рычать на меня. У нашей дочери вполне нормальное желание и потребность в полноценной семье.

– И что теперь делать? Изображать из себя любящую пару на радость дочери⁈ Как ты себе это представляешь? Мы ведь и суток с тобой не продержимся!

– Но можем попробовать, – на полном серьезе говорит он. – Хотя бы на Новый год. Встретить его вместе. Дороги все равно замело. Чтобы их расчистили, как минимум неделю надо.

– Я не могу остаться здесь на неделю.

Я встаю и, собрав волосы на макушке, тяжело выдыхаю. Подхожу к окну и ударяюсь о прохладное стекло лбом, прикрывая глаза.

– Тебе все равно сейчас никуда не уехать, Саш. Думаю, мы можем сделать исключение и потерпеть общество друг друга ради дочери.

Мои глаза резко распахиваются, но я по-прежнему смотрю в окно. А точнее на отражение приближающегося Тимура.

– Это запрещенный ход, Белов.

– Но ведь работает? – улыбается он. – Устроим Женьку настоящие семейные выходные. Как насчет похода за елкой?

Глава 6

Тимур

– Сейчас⁈ – удивляется Саша.

– Совсем меня за изверга принимаешь? Я даже врага с похмелюги в лес не потащу. А тебя тем более. Знаю. Проходил. – Выставляю ладони вверх, мол, я сваливаю. – Будешь всю дорогу страдать, стонать, и назад придется тащить тебя верхом на елке. – Саша резко оборачивается и, зарычав, пытается меня ударить, но я легко уворачиваюсь от нее, не в силах сдержать смех. – Да ладно тебе, Шурик. Расслабься. Я пошутил. Просто стемнеет скоро. Мы лучше с утра.

Она устало вздыхает и, потерев лоб ладонью, прячет коготки обратно.

– Пожалуй, ты прав. Да и Женя сейчас не в духе. – Пауза. – Вот что мы за родители? – Саша качает головой. – Довели ребенка. Пойду поговорю с ней.

Она уже порывается к лестнице, но я ее останавливаю:

– Давай лучше я, а ты пока позавтракай и отлежись, чтоб быстрее оклематься.

Саша продолжает смотреть в сторону второго этажа, а от меня не ускользает ее тусклый взгляд и затравленное выражение нежного лица. Она сомневается. Я буквально вижу, как в ней борются желание сделать по-своему и согласие послушаться меня. Но Саша зря ищет во мне врага. Я разделяю то же самое чувство тревоги за нашу дочь. Поэтому не давлю на бывшую. Кто-то должен начать уступать. И каково же мое удивление, когда этим кто-то оказываюсь не я. Потому что в итоге Саша сдается и, согласно кивнув, шаркает ногами в сторону кухни.

Проводив ее взглядом, я взбегаю вверх по лестнице и тихонько стучу в комнату дочери, вот только она не отзывается. Тогда я сам открываю дверь и вижу, как она понуро сидит около клетки своего кролика и просто смотрит на него, безучастно трогая пальчиком его ушко.

Нарочно закрываю дверь погромче, выдавая свое присутствие, но Женя даже головы не поднимает, а наоборот отворачивается и закрывается еще сильнее.

С женщинами никогда не бывает просто. Тем более с обиженными.

Мысленно собравшись, натягиваю улыбку и с энтузиазмом сажусь рядом с дочкой на пол.

– Ну ты чего, Женек, нос повесила? Деда Мороза со счетов списала. Как же он исполнит твое желание, если Новый год еще не наступил? Дедушка Мороз просто еще не доехал до нас.

Женя заинтересованно косится на меня и робко спрашивает, шмыгнув носом:

– Правда?

– Конечно! А чтобы он не заблудился, завтра мы все вместе пойдем за елкой и украсим ее красивой, яркой гирляндой! Тогда он наш дом ни за что не пропустит!

– За елкой⁈ Настоящей⁈

В Жениных глазках снова загорается радостный огонек, и вот она забывает о своих обидах и уже всем телом поворачивается ко мне. Как же мало нужно ребенку для счастья и как легко дети умеют отбрасывать все плохое. Нам, взрослым, стоит у них поучиться.

Осторожно щелкаю Женьку по носу.

– А за какой же? В лесу только настоящие.

– Папочка, – дочка встает на колени, воодушевленно взмахивая руками, – а давай Снежка тоже возьмем с собой? Он, наверное, очень скучает по лесу!

– Женек, в лесу и так полно снега, зачем нам нести туда еще? – недоуменно спрашиваю я, а Женя начинает заливисто хохотать.

– Папочка, ты такой смешной! Снежок – это он. – И тычет пальчиком в сторону клетки, где кролик увлеченно грызет кусочки яблока.

Мне и самому становится смешно от собственной недогадливости.

– Нет, милая, Снежок у нас домашний, в лесу он может заблудиться. Давай-ка мы его лучше оставим следить за домом, – с улыбкой произношу я и подмигиваю дочке, на что она радостно кивает. – Ну вот и договорились. Ладно, ты играй тут, а я пойду, – указываю головой в сторону двери, – твою маму лечить.

Женька выпучивает глаза:

– А что, мамочка заболела?

– Не волнуйся, к завтрашнему дню я поставлю ее на ноги. Слово даю, – салютую дочке по-солдатски.

– Так что же ты сидишь! Иди же скорее лечи мамулю!

– Понял, принял!

Встаю и, отдав честь маленькому генералу, подмигиваю.

– Разрешите исполнять?

Дочка тоже встает вслед за мной и, выпятив грудь вперед, заявляет командирским тоном:

– Разрешаю!

Откланявшись, оставляю дочку играть с кроликом, а сам отправляюсь на поиски Саши. Но долго искать не приходится. Я заглядываю в свою спальню и сразу же обнаруживаю свою ночную тигрицу.

Все-таки Шурик снова легла на мою кровать. Еще бы, я лично выбирал самый удобный матрас. Подхожу ближе и вижу, как она, тяжело вздыхая, лежит на спине, накрыв ладонями лоб, и явно пытается уснуть, борясь с головной болью.

Спускаюсь на кухню, беру небольшое полотенце, мочу его в холодной воде и возвращаюсь в спальню.

– Шурик, с Женьком я все решил, завтра идем за елкой.

– Белов, – шипит Саша, – ты можешь потише? – Она морщится и после небольшой паузы спрашивает: – Она правда в порядке?

Подхожу к кровати пациента с похмельным синдромом.

– В полном, я все уладил. Или ты сомневаешься в моих дипломатических способностях?

Приподняв голову, Саша приоткрывает один глаз и щурится на меня, но я лишаю ее возможности съязвить, когда кладу ей на лоб холодное полотенце. Она блаженно стонет.

– На вот, алкошонок, приложи холодный компресс, а то нам завтра елку искать, а ты ни на полшишечки не в норме.

Она на секунду замирает, как будто что-то в мои словах ей показалось знакомым, а потом хватает это самое полотенце и хлещет им меня по бедру.

– Отвали, Белов. А лучше – выйди нахрен за дверь, – рычит она, указывая на выход. – От тебя голова болит больше, чем от алкоголя!

Ох, милая. Голова не жопа, завяжи, да лежи. У меня от тебя яйца болят и играют всеми оттенками синего, вот где проблема.

Но это умозаключение я держу при себе и, посмеиваясь, все-таки оставляю ее в покое и отправляюсь в свой кабинет, чтобы поработать. Нужно просмотреть предложения на сотрудничество на следующий год. И, стоит мне сесть в кресло, как телефон начинает трезвонить входящим вызовом. Ден.

– Надеюсь, у тебя уважительная причина для звонка, и ты не просто так отрываешь меня от работы, – иронично спрашиваю я.

– Отсоси, сукин ты сын, – нетерпеливо рычит он в трубку шепотом.

– Эй, что у тебя с голосом?

– Ты кого мне подсунул? – продолжает Дэн низким голосом, а я недоумеваю, какого хрена он все шепчет. – Мало того, что блондинку, так еще и с протекающей вагиной вместо мозгов. А еще эта ебаная метель. Сколько мне терпеть эту Барби с бешенством матки?

Откинувшись на спинку кресла, я откровенно смеюсь:

– Бедненький! Женщина хочет секса! Как ты только справляешься?

– Не смешно! Ты, блядь, смерти моей хочешь? Тогда выбери более гуманный способ, я в конце концов твой друг, – продолжает он ворчать. – Ты-то наверняка провел ночь лучше меня.

Я молчу, не зная, что ответить, пока Дэн не начинает хихикать в трубку:

– Что, не все так гладко?

– Заткнись, Дэн, – рычу я, – лучше подумай о том, что с блондинкой тебе придется провести как минимум несколько дней. Оставь свое остроумие для новой подружки.

На последних словах я не могу сдержать ухмылки, представляя лицо друга.

– Вынужденной подружки, – цедит он сквозь зубы. – Блядь, если эти чертовы дороги не расчистят к завтрашнему дню, я перееду к тебе. Ей-богу, она невыносима.

– Ну уж нет, приятель. Справляйся самостоятельно, я в тебя верю.

– Ты будешь должен, Белый, и не рассчитывай, что я это забуду.

– Сочтемся, – киваю.

– Ловлю тебя на слове, друг, – произносит он, делая ударение на последнем слове, и отключается.

Я же, отложив телефон, погружаюсь в работу на несколько часов, отвлекаясь лишь изредка, когда Женек забегает ко мне, чтоб показать рисунок или рассказать какую-нибудь новую выдуманную историю. И каждый раз, глядя на нее, думаю: «Столько лет я был сосредоточен только на карьере, шел к вершине, не замечая препятствий. Считал, что все в моей жизни идеально и за моей спиной всегда будут стоять любимая жена и дочь. Но однажды я оглянулся и понял, что за мной никого нет. Я так увлекся гонкой к успеху, что потерял где-то по дороге семью. И сейчас, благодаря эмоциональной вспышке Женька, у меня появился шанс все исправить и подарить дочери счастье. А там… Кто знает, насколько судьба окажется на моей стороне? Но игра стоит свеч».

Закончив с работой, я разминаю шею и поворачиваю голову в сторону окна, понимая, что засиделся допоздна. Прочистив горло, прижимаю тыльные стороны ладоней к глазам, чтобы хоть немного снять усталость с отяжелевших век. Нужно задуматься о приобретении специальных защитных очков. С моим рвением к работе через несколько лет мне уже понадобится лазерная коррекция зрения.

С этой мыслью я закрываю ноутбук и вылезаю из-за стола, направляясь первым делом на кухню, чтобы смочить пересохшее горло. Открываю холодильник и беру бутылку минералки, но замираю с поднесенным к губам горлышком, когда замечаю через окно Сашу в одном халате на улице, разговаривающей по телефону и яро жестикулирующей рукой. Ей было мало вчера отмороженного пирожка? Она там что, в тапках или в чем? Там снега по щиколотку! Я даже обуви не могу разглядеть. Без шапки и в практически распахнутом на груди халате, полы которого она изредка пытается стянуть. И это, черт возьми, в минус тридцать. Вот что, блядь, за невыносимая женщина⁈

Так и не сделав глотка, я громко опускаю бутылку на стол и, схватив с дивана бадлон, натягиваю парой резких движений, прежде чем распахиваю дверь и становлюсь свидетелем ее разговора.

– Игорь, ну прекрати, пожалуйста, мне правда жаль, что все так вышло, и я уже десять раз принесла извинения твоей маме. – Саша замолкает, сжимая кичку волос на затылке и кусая губы, пока этот мудак явно выговаривает ей свое дерьмо. – Да. Хорошо, давай сделаем так, – в ее голосе проскальзывает заметное облегчение. – Я не знаю… Все зависит от погоды и того, когда моя машина снова будет на ходу. Поверь мне, я хочу уехать отсюда не меньше, чем этого хочешь ты. – Снова пауза. – Но она его дочь, Игорь. Что я могу сделать?

– Для начала зайти в дом и спрятать свою задницу в теплые штаны, – едва ли не рявкаю я, заведенный ее легкомыслием. Саша тут же вздрагивает и оборачивается, сталкиваясь со мной взглядом, а я сосредотачиваюсь на ее красном носе и посиневших от холода губах. Пиздец.

В одних тапках спускаюсь с крыльца и даже не позволяю Саше вставить две копейки, когда выхватываю у нее телефон, а ее саму закидываю себе на плечо.

На другом конце провода слышится приглушенное:

– Саша? Что там происходит?

– Белов, ты совсем охренел, – пыхтит она и упирается мне в поясницу руками в попытке слезть с моего плеча, но я лишь поворачиваю голову и кусаю ее за задницу через халат, вырывая из горла Саши яркий стон. Блядь. Член реагирует моментально, и я чувствую, как он начинает затвердевать, требуя продолжения.

Однако я добиваюсь того, что Саша затихает, впиваясь ногтями в мою спину, и я снова отвлекаюсь на писклявый голос, доносящийся из динамика.

Подкинув Сашу на плече поудобней, я получаю сыплющиеся из ее рта проклятья и подношу телефон к уху, пока поднимаюсь по заснеженным ступеням в дом.

– Саша, я требую объясне…

– В данный момент Александра занята своим бывшим мужем, всего доброго.

И скидываю звонок, переступая порог дома.

Затем опускаю Сашу на пол и немного придерживаю, пока к ней не возвращается равновесие, а вместе с ним и желание убить меня.

– Ты совсем больной! – Она выхватывает обратно свой телефон и тут же смотрит на экран, понимая, что я закончил их разговор. – Ты… – Саша покрывается ярко-красными пятнами, поверх тех, что получила от мороза. – Ты хоть понимаешь, что натворил? Идиот! – Толкает меня в грудь. – Это моя жизнь. – Еще толчок. – Ты не имеешь права лезть в мои отношения! – Снова бьет меня в грудь, вырывая из меня гортанное рычание, но Саша слишком взбешена, чтобы заметить, как мое терпение испаряется. – Я ненавижу тебя.

Она собирается ударить меня снова, но я перехватываю ее руки и, развернув, толкаю спиной в стену, задирая тонкие запястья над головой и вынуждая Сашу ахнуть, вздернув подбородок.

– А ты не имеешь права указывать мне, что делать, – выдыхаю угрожающе ей прямо в губы, пытаясь не думать о том, как хорошо эта разъяренная фурия выглядит в моем халате.

– Ты первый начал, – сердито рычит она. – Мне кажется, ты уже достаточно испортил мою жизнь. Может, уже остановишься? – Сдувает прядь со лба и привстает на носочки, чтобы не выглядеть уязвимой в моей хватке.

– Прошлой ночью ты говорила совершенно дру…

Саша издает раздраженный звук и пытается заехать коленом мне между ног, но я опережаю ее и втискиваю свое между ее бедер. Она тут же распахивает глаза и покрывается новой порцией румянца.

– Забудь все, что я наплела тебе по пьяни! Понял? – яростно выдает она, практически уничтожая своим пылающим взглядом. – Я никогда не…

Схватив ее за талию свободной рукой, сжимаю так, что Саша выгибается, проглатывая со стоном последующие слова. На ней нет лифчика. И пока она пыталась выбраться из моей хватки, даже не заметила, как одна грудь оголилась. Блядь. Я вижу ее твердый розовый сосок. И она пойдет нахрен, если скажет, что это от холода. Перевожу взгляд на Сашу, которая задыхается и дрожит напротив моего тела. Такая уязвимая и горячая одновременно.

Да к черту.

Наклонившись, захватываю ее распахнутые губы в поцелуе и закидываю ее ногу на свое бедро, игнорируя жалкие попытки сопротивления. Она изо всех сил пытается не отвечать, но меня это не останавливает.

Может, ее острый язык и говорит мне нет, но тело кричит да.

С каждой секундой я чувствую, как мой поцелуй подавляет все ее сопротивление, и в конце концов Саша сдается, а я выпускаю ее руки и, обняв раскрасневшееся лицо ладонями, углубляю поцелуй до тех пор, пока мой язык не обжигает ее нуждающийся стон.

Саша с отчаянием цепляется за мои плечи, пытаясь поспеть за безумием моего рта, но я нуждаюсь в ней больше, поэтому догнать мой ритм невозможно. Я не останавливаюсь, даже когда нам обоим начинает не хватать воздуха, продолжаю лизать ее губы, рот и язык, как любимую сладость, которая рассыпается неприличными звуками вокруг меня. Я уже намереваюсь отнести эту строптивую задницу в свою спальню и вытрахать из нее все лишнее упрямство, но меня останавливает хихиканье нашей дочери.

Саша тут же разрывает наш поцелуй и, задыхаясь, отворачивает голову, а я упираюсь лбом ей в висок в попытке перевести дыхание, прежде чем отчитаю маленькую обломщицу.

– Тили-тили-тесто, жених и невеста, – продолжает хихикать мелкая.

– Господи… – слышу бормотание Саши и немного отстраняюсь от нее, чтобы запахнуть халат на ее оголившейся груди, но даже тогда Саша не смотрит на меня.

Прикрыв глаза, она тяжело дышит, буквально вся покрытая багровыми пятнами от неловкости, и до побелевших костяшек вцепляется в полы халата.

– Мои мамочка и папочка целуются!

Думаю, моя дочь хочет моей смерти.

Я оборачиваюсь и прищуриваюсь в сторону подпрыгивающей дразнилки.

– Я доберусь до тебя, маленькая проказница.

Женька удивленно выпучивает глаза, а потом с визгом и хохотом убегает обратно на второй этаж. И тогда я чувствую, как в мою грудь упираются две ладони, прежде чем Саше удается отпихнуть меня подальше. Но только потому, что я позволяю ей это.