Текст книги "Будущая вдова генерала? (СИ)"
Автор книги: Мартиша Риш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
Глава 5
Элли
Катерок мерно прыгает по волнам. Как добраться до содержимого ящика? На меня и так косятся все пассажиры. Плывём в какой-то известный всем, кроме меня, монастырь к утренней службе. Это все, что мне пока удалось разузнать из обрывков разговоров. Странно было бы спрашивать о конечном месте прибытия, торопясь изо всех сил занять место на борту. Я так тороплюсь, пропустите, подвиньтесь, подожмите ноги, мне очень надо! А куда мы плывём? Повезло, что экскурсовод выделил мне из своих запасов старый просоленный дождевик из брезента. Теперь я точно стала похожа на бездомного.
И все же ящик так и просит, чтобы его открыли, так и зудит в руках. Может, подковырнуть ноготком тонкую планку, заглянуть в узкую щёлочку тайника хоть единым глазком? Ведь никто же не догадается. А подсвечу электрошокером, надеюсь, не убью никого по случайности. Ноготь плотно засел в щели, планочка ни туда, ни сюда не поддается. Может быть, стоит попросить гвоздодер у капитана этой посудины? Вряд ли он мне его даст. Осторожно и почти незаметно расстегнула кожаный пояс джинсов, ковыряюсь в щели облупленной пряжкой. Планка потихоньку идёт.
– Умеют на почте посылки запаковать. Держите.
– А? Что? Спасибо. Сосед по скамейке протянул мне перочинный нож. Дело пошло. Планка оторвана, только ни черта не видно из того, что внутри. Запустила ладонь. Пусто. Щель есть, а в ней ничего. Поскребла коготками. Фанерка ничем не закреплена, она, похоже, и есть письмо! Дернула на себя изо всей силы, крепко прижимая ладонью. Подсветила фонариком драгоценное завещание. Шифр с виду простой, составлен в форме детского стишка. Старался он и опасался, что кто-то найдет. А так, просто кусочек фанерины с напечатанной на нем дешёвыми красками псевдо-детской загадкой.
"Сказки её я читал.
Озеро сверкало подобно серпу.
Пара-папра-парапа– де
Воск податлив и мягок, но вечен в своих очертаниях".
Сказки? Это просто. Единственная сказка, которую читал мне отец, и то по случаю, была «Хайди». Страна ясна. Швейцария.
Озеро? Тут немного сложнее. Озеро. Серп – скорее всего указание формы. Допустим, это – указание на город или даже на конкретное место. Поищу по спутниковой карте.
Воск? Намек на отлитые из него формы? Известная мне шутка отца. Там, где невозможно скрытно провезти металл из-за детекторов, можно провезти восковой слепок, а металл отлить уже на месте. Где-то в этом ящике есть еще один тайник? Допустим, найду. А дальше? И что он так решил передать? Украшение? Точно нет. Отмычку? В меня он никогда настолько не верил. Ключ? Вполне в его духе. Вот только к ключику должен прилагаться замочек. А где его найти – огромный вопрос! И припев вообще не понятен. Может, я чего-нибудь не учла? Под текстом затертая картинка дома с башенкой и стягами, свисающими из окон. Замок? Дворец? Но не мог же он в самом-то деле завещать мне целый дворец? Страна, город. По здравой логике дальше следует улица и номер дома. Такую загадку не то что чужой не отгадает, тут я не разберусь. С другой стороны фанерки гордо сияла цифра восемь или же знак бесконечности. Это точно моя часть наследства?
Зло перевернула ящичек щелью вниз, ни на что особо-то и не надеясь. Выпала крошечная дощечка. Так, уже интересно. Подобрала. Катерок в этот момент резво подпрыгнул и окатил нас брызгами холодной воды. Вовремя я нагнулась. Еще чуть-чуть, и смыло бы мое наследство за борт.
Все ровно так, как я и думала, деревянная плашка с восковым оттиском посередине. Форму только не различить в тусклой подсветке разряжающегося фонаря. Но похоже на ключ, очень похоже.
Холод от воды пробирает до самых глубин тела, чудится, что и до самой души. Впереди очень несмело разгорается восход грядущего дня, первые лучи солнца тонут в мягкой перине тумана, расстилающегося над водой. Вокруг так чисто, так просторно и дышится совершенно легко, будто бы все невзгоды остались где-то далеко позади, там, куда ещё не ворвались парящие над гладью воды лучи несмелого солнца. Медленно сквозь завесу выступают белокаменные стены монастыря. Он будто бы тоже соткан из тумана и яркого солнца, играющего на куполах поначалу робко и с каждой минутой все яснее. Земли совсем не видно. Мы плывём, должно быть, по облакам, а храм возник по велению высшей незримой силы, соткался сам собой из тающей материи небытия.
Катерок несмело, боясь нарушить покой святого места, прыгает по волнам, то вылетая из марева, то снова плюхаясь в его глубину. Запоздало вспоминаю, что у меня с собой нет даже косынки, чтобы прикрыть буйные кудри, а на душе каменными гроздьями лежат грехи. Есть и потяжелее, и лёгкие, будто незримые. Набожной я никогда не была, праздников, постов, ритуалов и вовсе не помню, а то и не знаю. Но есть же что-то, что выше религии в сердце каждого. Своя догма, свой свод принципов, правил, устоев. Их я тоже нарушала неоднократно. Нарушала и буду ещё нарушать, как ни хотелось бы сейчас стать безгрешной, лёгкой, парящей над туманами птицей, подобной солнечному лучу. Каяться нет смысла, все свои прегрешения я знаю сама и не ищу им оправдания, но перед собой я обязана быть искренней, честной. Если верить в то, что есть кто-то там в вышине светлейшего небосвода, то он и так обо всем знает. А каяться перед людьми кажется слишком наивным, слишком детским. И все же так хочется отмыть свою суть в первозданной новорожденной чистоте сегодняшнего утра, прикоснуться к чему-то светлому, изначальному, впустить его в себя, насладиться покоем и бескрайней невинностью первозданного мира. Разум считает, что так нельзя, а сердце, душа рвутся наружу, и только озноб от неминуемо затекающих за шиворот брызг отрезвляет, возвращает в реальность, вынуждает думать о том, что ждёт меня впереди.
Швейцария – крошечная страна, точка на лоскутном платке карты Европы, несметные сокровища скрыты в хранилищах банков. Несметные, страшные, баснословные. Волей-неволей пытаюсь обернуться назад, в глубины семейной родословной. Кто хранил деньги в швейцарских банках, почему страна из нищей внезапно стала богатой? Все просто. После Второй Мировой мало кто вернулся забрать то, что спрятал в банках этой сказочно прекрасной страны. А там было и золото, и украшения, и полотна кисти известных художников. Может статься, отец подобрал ключик к одному из таких полузабытых хранилищ – банковских ячеек? К чьему-то наследству? Сам он выходец из Смоленска, в роду кроме крестьян, не было никого. Только фамилия странная, да и имя мне дали Эльжбета. В честь кого? Почему? Отец на нем настоял. А и ладно, наверняка при монастыре есть укромный уголочек, где можно воткнуть ноутбук в сеть и есть интернет. Отыщу информацию, подумаю о том, что меня ждёт в той стране и, пожалуй, закажу билет. Только не отсюда, а скажем, из Москвы, где меня точно не успеет перехватить Веланд.
Пристань устлана скользкими от воды досками. Как бы не слететь в воду вместе со своим рюкзаком и ящиком. Люди бросают на меня косые взгляды, не похожа я на паломницу. Подъем в гору даётся с трудом, земляные ступени сплошь поросли травой, то и дело сквозь тонкую подошву кед острые камни впиваются в ногу. Совсем не хочется стоять службу, разве что послушать колокола, да украсть немного пения церковного хора, красивое будет воспоминание.
Высокие двери распахнуты настежь, черная ряса батюшки колышется на ветру. Сухой высокий старик, отрешенный от мира, в глазах чудится вечность, отчего становится не по себе, будто бы я не имею право ступить в благословенное место. Ни словом, ни жестом не осудил мой греховный наряд. Постою в уголке, дам глазам напитаться красотой позолоты, устыжусь взглядов святых с многоликих икон, останусь одна в этой толпе, наедине со своими мыслями, окружённая чистотой и запахом ладана, свечей.
Глава 6
Генерал
Бой приняли на холме. Так велит древний закон – встречать врагов на вершине, где собственные шансы укрыться ничтожны. Крепче стоишь на ногах, когда уверен, что отступление невозможно и все, что ты можешь противопоставить врагу – только ты сам, сила дара, да меч, крепко лежащий в руке. Небо словно прорвало. Твари, сияющие до рези в глазах, тупоносые, изрыгающие шары огня, сыплются сквозь прореху, напоминая собой, скорее, стайку птичек в угодьях после распашки. Только те слетаются за червяками, а эти – за кровью нашего мира, за благодатью. Вокруг меня сияют прожженные дыры, словно прорехи в зеленом ковре. Круглые, они уже не дымятся, только парят. Драконий огонь выжигает дотла, не давая жизни и шанса уцепиться хоть на мгновение. К городу летят только трое, остальные, похоже, задержатся здесь, над нашим логом, над моим замком, над полоской хрустального розоватого пляжа. Нас, окрестных землевладельцев, генералов не вступающей в бои армии здесь всего трое. Остальные просто не успеют добраться. Хищные твари парят в лучах яркого солнца, словно плывут, бьют хвостами, грозно рычат, сталкиваясь между собой.
– Пора! – Энрих спускает с ладони ужасающую петлю черного дара, та раскрывается в воздухе, кажется, вот-вот захлестнет вожака, самого крупного из драконов, алого, с особенно острым шпилем шипов на широкой спине. Моя сила тоже рвется наружу, клокочет в руке, стекает в тело из самой сути мира, нарушая равновесие жизни. Захлестнуть не пытаюсь, тесню многохвостой, поглощающей все на своем пути плетью. Драконы шепчутся и ярятся. Верткий, узкошеий рискнул напасть на меня. Кажется, я его ранил, пройдясь вдоль чешуи острой кромкой меча. Земля за моей спиной сгорела, опалив волной жара. Дракон промазал, сбитый с толку серебряной, расходящейся раной. Второму пришельцу я отсек хвост. Третий эльф плетет сложную сетку из силы, я не мешаю, хотя затея обречена на провал. Слишком чуткие драконы сегодня, уворачиваются и все быстрее кружат, перекатываясь в воздухе толстыми боками.
Атака драконов, наше неминуемое поражение, теснимся, прикрывая друг друга, левая рука затекла от наносимых ударов, впервые я увидел ощеренную морду так близко от своей головы, острейшие огромные зубы норовят выхватить меч, откусить хоть кусочек от эльфийского тела, а лучше поглотить целиком. Хвостом чуть зацепило Энриха, с рукава мундира тонкой струей стекает благородная кровь.
Стая драконов разделилась, те, что помельче, выжигают равнину, более крупные закладывают виражи вокруг нас. Не сговариваясь заранее, объединяем поток хлещущей наружу тьмы, мне чудится, что весь мрак нашего мира сгустился сейчас в наших руках, в этом потоке. Тесним тварей обратно, сил сколько-нибудь серьезно им навредить не хватает. Разве что краем потока удалось зацепить резное крыло фиолетовой твари, и то не сказать, что сильно, если быть честным. Все ещё машет, хоть и плавней, не так быстро. Облака раскручиваются, образуя воронку, врата для драконов, те молча, но шипя, отступают. Один, другой, третий метнулся, силясь вернуться ко мне, плюнул огнем, искрами. Не имею никакого права отскочить вбок, разорвать связь с общим для нас троих черным щитом, которым мы оттеснили драконов. Отступаю самую малость, шар опаляет рукав, задевает слегка, летит все же мимо.
Тварей всосало само синее небо. Радоваться бы, да мир стремительно теряет свои прекрасные краски, а я чувства, захлебываясь в остатках выжигающей магии, что струится по телу. Острая боль пронзает бок и плечо. Так всегда в бою, сначала не чувствуешь всю серьезность нанесенной тебе раны, а потом накрывает болью так, что становится почти невозможно дышать. Генералы опустились на усыпанную пеплом землю, все как один. Надеюсь, скоро нас заберут отсюда слуги или ещё кто, а впрочем, какое мне дело. Была бы рядом моя эйтем, захвати я ее с собой, может, выжил бы. А так, все бесполезно. Стыдно только смотреть в глаза спешащему к нам старику дворецкому. Стыдно. Не справился, не сумел уцелеть, пропустил через себя слишком значительный поток, переполнился, а как было поступить иначе? Серые птицы вдалеке кружат по небу, серая трава окружает усадьбу, цветы тоже серые, запахов лета, прекрасного сада, ужасающего пепелища и вовсе нет. Мир стремительно теряет краски, будто растворяясь во тьме. Остальным так же дурно, избавление Энриха сидит у него дома, наслаждаясь роскошью эльфийского мира. Третий наш генерал обречён. Ему досталось отчего-то больше других, он обращается в камень прямо на наших глазах, черты и без того бледного лица стремительно теряют краски, синие глаза становятся серыми, лёгкие волосы каменеют целыми прядями. Ему всё равно, а мне становится жутко видеть рядом с собой свою же грядущую судьбу.
Глава 7
Элли
Прекрасные голоса кружат голову, возносятся мысли. Даже жаль, что пришлось так быстро выйти наружу и заняться земными делами. Туман рассеялся, обнажив водную гладь и неприглядность холодной природы. Катерок уже не чудится корабликом из сказки. Просто-напросто лодка с мотором, облезлая краска, свисающая с боков, добавляет разочарования. Ну и пусть, сказкой поистине дивного утра я сполна насладилась, теперь осталось найти укромное место, чтобы понять шифр отца.
Отошла чуть в сторону и уселась на бревно прямо под высокой кривоватой сосной. Красота! Волны набегают на берег, жёлтый песок чуть парит под новоявленным солнцем. Кофе бы ещё и булочку с маком, жизнь бы вообще приобрела новые краски. Ну да ладно, мечтать не вредно. Жива, цела – уже счастье по меркам первого дня после свадьбы.
Телефон уверенно поймал связь. Наугад вбила "серповидное озеро в Швейцарии". Цюрих! Это его брильянт. Страна есть, город есть. Адреса нет. Черт. Впрочем, восьмерка вполне может сойти за номер дома. Дело за малым, отыскать улицу. Парампампам! Последняя строчка никак ни во что, кроме припева складываться не готова. Подумала, достала оттиск будущего ключа. Ничего особенно сложного. На дверной он, конечно, мало похож, маленький, меньше ладони. И бороздок на нем слишком уж много, да и форма какая-то необычная. Интересно, где в Москве можно найти ключника, готового отлить по этой форме изделие? Не выточить из болванки, а именно изготовить точь-в-точь. В родной город я, конечно, вернуться не смогу, растерзают. Хорошо, допустим, я его изготовлю в какой-нибудь полуподвальном небольшой мастерской. А дальше? Обегать все дома под номером восемь в Цюрихе? Реально, конечно, но как-то не хочется, ещё неизвестно, что меня там ждёт. Задумчиво поцокала ногтями по тощей фанерке с рисунком, то ли я, действительно, «ку-ку», то ли внутри фанерка неоднородная. Ритм перестука ногтей ложится чуть невпопад, замирая на ноте, не доводя ее до конца. Отец вполне мог что-то такое придумать, ещё один тайничок. Фанера, по сути своей, – несколько слоев тонкого берёзового шпона, склеенных между собой. Неужели сам клеил, а в середину вложил ещё одну подсказку? Разодрать бы, вопрос только чем. Окинула песочек перед собой ищущим взглядом. Инструмент может быть у капитана катера, но так он мне его и даст без собственного присмотра. Вообще есть смысл прогуляться подальше от людских глаз.
Подходящий инструмент нашелся не сразу. Служители монастыря довели чистоту берега до немыслимого совершенства. Я почти отчаялась, пока не увидела торчащую из песка дверную петлю. Не нож конечно, но уж как есть. Поставила фанерку на первый попавшийся камень, сверху водрузила петлю, острым углом воткнув ее между полосок шпона и от души саданула булыжником себе по руке. Какого усилия воли стоило мне промолчать-то. Так хотелось высказаться о собственном интеллекте и ловкости! Со второго удара отлетела петля, видимо, испугавшись напора. Третьим ударом удалось воткнуть ее несколько глубже. Да, тяжело было жить в древности без молотка. С пятого раза появилась небольшая щёлка в которую я опрометчиво сунула палец. По ощущению фанера меня укусила. Взвизгнула, но продолжила раздвигать узкую щель с ещё большим напором. Чуть не поплатилась. Бумага! Потускневшая, тонкая, рядом ещё и фотография. Целый архив! Вот только чей? Нет, понятно, что теперь мой, а кому он принадлежал изначально? Фанера решила сопротивляться острыми щепками. Занозу в ладонь я получила, и ещё одну, небольшую, в мизинец. Главное, не испачкать кровью жёлтую от времени, крошащуюся бумагу.
Вытащила и приуныла. Латиница, но ни одного понятного слова. Чернила такого качества, что почти не видны. Если сделать кадр при хорошем освещении, да ещё обработать получившееся фото в программе, вполне можно будет привлечь автоматический переводчик, хоть язык смогу определить. Осторожно достала две фотографии и чуть не села в песок. С первого на меня смотрела семья в полном сборе. Женщина с осиной талией в старинном наряде, ее достойном украшении. Рядом мужчина в парадной форме, девчушка с кудряшками на голове, перед ними небольшая скульптура на постаменте. Девчушке, очевидно, дочери мужчина положил руку на плечико.
Перевернула старое фото. Надпись не разобрать, сделана перьевой ручкой, произведение искусства из паутинки сложных переплетений.
А со второй фотографии на меня смотрела моя прабабушка. Единственное ее уцелевшее детское фото, а может, и вовсе единственное. Смоленщина, моя родовая деревня, на ребенке тощее платье из ситца, еле прикрывает коленки, за спиной узнаваемые купола сельского храма. На шее девчонки висит довольно крупный крест с вензелёчком. На обороте короткая надпись – Анечка Москвина, 47 г.
И все бы было просто чудесно, даже логично, если бы оба ребенка не были на одно лицо. Но где Смоленщина и крестьянская девочка, и где та семья с красивой статуэткой? День и ночь. Невозможно ничего и придумать. Связи нет никакой. Как могло занести ребенка в чужую страну в те жуткие годы? Никак. Похоже на совпадение, бывает же и такое. Внизу фанерки конверт из грубой бумаги. Может быть, основная информация в нем?
– Девушка? – мужчина беззвучно подкрался со спины. Не пугайтесь вы так! Давно наблюдаю за вами.
Не будешь тут пугаться после событий вчерашней ночи.
– Вы что-то хотели? – тон культурной стервы и нахмуренные бровки видимо никак не вяжутся с обликом сидящей на попе по уши в песке девицы с ломаной фанериной в руках. Мужик отшатнулся как от пощёчины, сам-то то не лучше, спортивный костюм, корзинка в руках.
– Да так. А вы местная?
– Ну, как вам сказать? Не очень. Городская.
– А! Просто супруга отправилась в храм, а я вот как бескультурный агностик решил грибочков пособирать. Думал, может вы место подскажете какое. Я бы и заплатил.
– Не подскажу, извините. Я тут по случаю. Катера жду.
– А на автобусе не проще? Хотя, он прямиком на Москву, междугородний, туристический. Катера-то до вечера можно прождать.
– Где? Отсюда можно ещё как-то выбраться кроме как по воде?
– Там, – мужик неопределенно махнул в сторону тыльной стороны храма. Наспех побросала все свое наследство в ящик и, сжав его в объятиях, рванула в нужную сторону.
Загранпаспорт лежит в кошельке, благо он у меня огромный, пухленький такой, в него вообще влезает куча всего. Потеряю или украдут – проще утопиться сразу, чем восстанавливать эту гору бумаг, документов и супер важных записок на стикерах. Виза у меня тоже есть, ещё даже и в сроках. Билет заказала без лишних проблем. Потрошить фанерку в автобусе все же не стала, и так все косятся на меня как на начинающего террориста. Волосы дыбом, кроссовки и джинсы в грязи, посмотрела на себя в зеркальце, чтоб приобрести благопристойный вид, а то и в самолет-то не пустят. Лучше бы не смотрела. Хорошая свадебная косметика была, стойкая. Накладные ресницы и не думают отвалиться, всего-навсего торчат дыбом в разные стороны. Тушь тоже почти не пострадала, прилипшую к ней пыльцу сочтем за украшение. А вот с прической все обстоит куда хуже. Руки парикмахеру я при случае оторву! Вместе с головой и ногами! Что за ахинея?! От корня в кремово-розовый цвет выкрашены где-то пряди, а где-то отдельные волоски. На фоне моих медных волос смотрится даже не сединой, а не знаю чем. И, главное, прядки эти гладкие, совсем без завитка. Как она их распрямить-то смогла? Я и не заметила даже. Мои волосы вьются вовсю! С рождения. Ужас. Притаившись в уголке, совершенно бескультурно извлекла из косметички расческу для ресниц. После всех издевательств накладные так и не отвалились, только осыпалась тушь. Ужас-ужасный. Среди моих коротеньких с рыжиной торчат длиннющие черные. Зеркальце убрала подальше, чтобы не огорчаться лишний раз. Доберусь до Швейцарии, разберусь в гостинице с этим блудом. Отклею, так или иначе.
Волосы за неимением расчески пришлось собирать в хвост, практически выдирая из остатков свадебной прически заколочки и невидимки. На руках оседает тонна лака и пенки. Повезло ещё, вся косметика дорогая, натуральная, лак не сыплется белой пылью, только руки марает. Вроде бы все сняла, собрала сзади в хвост и перетянула резинкой, повезло, что она каким-то чудом завалялась в кармане джинсов. Розовенькая такая, со стразами. Глянула на себя в зеркальце и тоненько взвыла. Ну, лучше такая, чем никакой вовсе. Компания на соседнем сидении не сдержалась, послышался смешок. Взглянула. Им бы такое! А может, Веланд мне что-то подсыпал и теперь у меня глюки? Не мог. Значит, стресс. Тоже не вариант. Моей стрессоустойчивостью можно шпалы вбивать – не треснет. Но с ушами-то что? Может я косметологу насолила, и она просто наклеила муляжи? Скорее всего. Иначе и быть не может. Ужас какой. Подёргала, заостренные кончики держатся крепко и не сползают. Только я касаний почти не ощущаю, что в целом логично. Силикон наверняка. Не стоило отвлекаться на деловую переписку, пока меня собирали. Вот только зачем и почему со мной так поступили? Может, перепутали с кем-то?
Из зеркала на меня упорно смотрит эльфийка, вид, как после бурной ночи. Нет, скорее, после долгого боя. Глазищи от страха огромные, ресницы длинные через одну, кожа бледная, – поесть бы, пока не грохнулась в обморок, – волосы с розоватыми прядями, уши торчат заострёнными кончиками. Хоть бы паспортный контроль дали пройти. Может, заскочить по дороге в бутик? Купить хотя бы костюм поприличней? Или это уже не спасет?
К концу поездки я отчётливо поняла, что светлых прядок с каждой минутой становится больше. Похоже, что-то содержалось в лаке, и он осветляет мне волосы, по ходу меняя ещё и структуру. Надеюсь, я хотя бы не облысею! От стресса кушать захотелось просто до невозможности. Наверное, поэтому я так неосмотрительно спорхнула со ступени автобуса, не сводя голодного взгляда с яркой вывески «Шаурма» прямо по курсу. Ящик только немного мешал спуститься на землю аккуратно, с достоинством.
– Эй, там! – пробасили сразу с двух сторон. Кажется, я попала. Высокие, во всем черном. И злые.
– Чего надо? – попыталась шагнуть назад, но куда там. Из автобуса вылезают другие пассажиры следом за мной. Обратно захочешь – не влезешь.
– Эй, там, – подошёл сухонький старичок, – ваш супруг при смерти, велел отправить за вами.
– Пусть подыхает! Сам виноват! – бегать я никогда не умела. Попыталась дернуться вправо и тут же оказалась в стальных объятиях одного из мужчин вместе с коробкой, один из слонов выпал. Визжать я умею просто отлично, а ещё звать полицию. Вот только не повезло. На первой же секунде моего крика на рот мне опустилась ладонь, затянутая в перчатку. Укусила я от души, мужчина, впрочем, даже не взвыл и руку не убрал. Пришлось лягаться. Люди идут мимо и словно не видят, даже не обернулся ни один. Ящик из рук у меня начали с силой вырывать чьи-то руки. К носу старик приложил кусок мягкой ткани. Один вдох я не успела сдержать, резко обожгло горло, засаднило в носу. Запоздало понимаю, что теряю сознание. Перед глазами все меркнет с ужасающей скоростью, а надпись «Шаурма» вертится по кругу.
