Текст книги "Пеликан"

Автор книги: Мартин Михаэль Дриссен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Я? А что? – поинтересовался Маркович, сняв заднее колесо с оси.

– Просто в боковом кармане лежало кое-что личное, вот я и подумал, что, если ты нашел…

– Нет, я же заступал на смену – не мог позаботиться о твоих вещах. Но я крепко держал того парня в плохо припаркованном «фольксвагене», пока не прибыла полиция.

– Да, я наслышан. Здорово, чувак. Не знаешь, случайно, кто забрал мои сумки с почтой?

– Без понятия, – отрезал Маркович, сидя на брусчатке подъездной дорожки, широко расставив ноги и положив колесо на колени. – Может, Шмитц. Он предложил развести оставшуюся почту. И главное, именно Шмитц! Да ему без палки и с унитаза-то не встать. Смотри, все эти спицы тоже под замену.

– Точно Шмитц? – уточнил Андрей. – Не Тудман?

– Почем я знаю, – засомневался водитель автобуса. – Может, сам спросишь? Заходи как-нибудь в субботу днем – все, кто там был, обычно сидят на террасе.

– Обязательно зайду.

Андрей уже больше часа сидел в порту. Он угостил себя мороженым, а остаток вафельного рожка швырнул в воду. Облизав упаковку, он выбросил и ее и теперь наблюдал, как фольга медленно тонет, окруженная стайкой рыб. Будто уходящий ко дну обломок судна, подстерегаемый акулами, думал он.

Железо кнехта, на котором сидел Андрей, было приятным и теплым. Он так ничего и не предпринял, чтобы продолжить поиски. Лучше сперва хорошенько все обдумать. Старик Шмитц занимается благотворительностью – практически немыслимо, что он украл из кошелька деньги, несмотря на все его странности. Нужно действовать хитро, чтобы Шмитц не догадался, о чем речь, но хоть что-то выяснить.

Паром из Италии, заходящий в городок во время сезона каждую неделю, а так только раз в месяц, приближался к набережной с другой стороны бульвара. Огромная белая посудина с высокими трубами всегда вызывала большой ажиотаж. Мороженщик принимался толкать тележку в сторону набережной. Гостиница, люди, сдающие домики отдыхающим, рестораны – все отправляли к терминалу своих представителей, вооруженных визитками и буклетами, скорее всего, напрасно: помимо фур, на сушу по спущенному трапу съезжало всего несколько машин, да и те обычно направлялись куда-то еще, а на этом пароме оказывались только потому, что так ближе и поэтому дешевле переправиться из Анконы.

Андрей и сам часто ходил к кораблю, надеясь увидеть интересную новую модель «ланчи» или «форда», но их и отсюда не пропустишь, если поедут мимо.

На Андрее были белые шорты и белая рубашка с короткими рукавами. В сочетании с повязкой на голове его длинная фигура смотрелась экзотично, даже царственно. И действительно, выглядел он так, будто давал аудиенцию: один за другим к нему подходили и поздравляли с выздоровлением даже те, кто и знать-то о нем вроде бы не знал. Престарелая дама, тянувшая за собой клетчатую сумку на колесиках, остановилась сказать, что ждет, когда он снова начнет развозить почту, – другие это делают совсем не так. Старик с дубленой бронзовой кожей, сдававший свою рыбацкую лодку для дневных прогулок, подошел к нему и подал руку. Андрей купался во внимании больше, чем когда-либо до аварии, и ему это нравилось. Казалось, будто город наконец признал его своим особенным сыном. Если бы не открытый вопрос об исчезнувших конвертах и английской купюре, он был бы, возможно, абсолютно счастлив. Голубое безоблачное небо над головой, лишь далеко на юге горизонт в легкой дымке, словно в ожидании дождя. Небольшая стая пеликанов осталась в этом году в городе, и теперь они неподвижно и безучастно глядели перед собой; стояли они, к счастью, не слишком близко. Фуникулер затормозил, и вагон на правом пути, по обыкновению, оказался наверху. Йосип Тудман своих привычек не меняет. Андрей поставил правую ногу в сандалии на трос, привязанный к дрейфующему причалу с чередой мелких моторных лодок. Трос натягивался или провисал в такт вялой качке в портовой бухте – казалось, он нажимает на педаль большого морского органа. Андрей увидел, что навстречу ему идет мальчик в пионерской форме и красном галстуке с зажимом в форме кольца. Мальчик тоже был в шортах. Он решительно взял под козырек:

– Здравствуйте, господин, где ваша собака?

– А ты знаешь мою собаку? Лайку? – улыбнулся Андрей.

– А как же, господин. Борзая из Англии. Я еще бросал оранжевый мяч, помните? Конечно, это было еще до того, как я вступил в пионеры. Теперь я уже командир звеньевой.

– Молодец, мальчик. Как тебя зовут?

– Димо, господин.

– Красивое имя. А когда ты давал клятву?

– Еще в прошлом году, господин. «За дом – грудью встанем!» Мы твердо стоим за идеалы нашей социалистической республики!

– Так держать! Я тоже успел за них побороться.

– Вы что, были на народно-освободительной войне?

– Нет, я же тебе не дедушка! Зато я играл нападающим за сборную по футболу на чемпионатах мира.

В определенном смысле ложь намного более интимная штука, чем правда, подумал Андрей.

– И победили немцев?

– Представь себе! Шестнадцать – один.

– Значит, один они нам все-таки забили? Как так вышло, господин?

– Вратаря ослепило солнце. Он прыгнул в другой угол.

– Вот незадача, господин. Все равно мы красиво их уделали.

– Точно. Будешь продолжать в том же духе, и родина сможет тобой гордиться так же, как и мной. Тоже станешь чемпионом.

– Правильно, господин. Я и собираюсь. Только в школе очень много задают, а отдельной комнаты у меня пока нет.

– Все у тебя будет. Продолжай в том же духе, тогда ты вырастешь и станешь таким же, как я.

– А какого вы роста, господин?

– Где-то два пятьдесят, мой мальчик.

– Ого! А где ваша собака?

– У одного друга. Но я ее заберу, и мы снова погоняем ее по пляжу. Договорились?

– Так точно, господин. Всегда готов!

Андрей ответил на приветствие, приложив два пальца к белой перевязи на голове, а мальчик развернулся на каблуках и зашагал прочь сквозь нехотя расступавшихся пеликанов.

Афиши перед витриной магазина Шмитца так выцвели, что никому бы и в голову не взбрело фотографировать на цветную пленку «Агфа». Дверь оказалась открыта. Андрею пришлось наклониться, чтобы не удариться головой. Старик Шмитц оторвал взгляд от разложенной на прилавке газеты.

– Андрей! Дорогой! – воскликнул он и пошел навстречу. – Дай-ка тебя обнять!

– Аккуратно, плечо… – ответил Андрей.

– Да что там, ты такой высокий – я едва до пояса дотянусь, – засмеялся Шмитц и прижался лицом к его груди. – Ты уже поправился? Я ужасно за тебя испугался.

– Все нормально, не переживай.

Андрей похлопал старика по узкой спине и доброжелательно посмотрел на него сверху вниз. Порой он наслаждался своим необыкновенным ростом.

– А ты там был, когда все произошло? – поинтересовался он.

– Конечно. Я же сидел на террасе. Увидел тебя на земле и подумал: мой сын сейчас умрет. Ты всегда был для меня кем-то вроде сына. Я же первый навестил тебя в больнице, помнишь? Наверное, нет, ты был еще без сознания – тебе кровь переливали. Понравились мои гвоздики?

– Очень понравились, спасибо, – ответил Андрей, не припоминая никаких цветов. – А как дела в лавке? Иностранные купюры попадаются или только динары?

– Ну, иностранные купюры – редкость. Разве что немецкие марки иногда.

– То есть английских фунтов не бывает? – любезно продолжал допытываться Андрей.

– Есть у меня в кассе одна бумажка.

– Можно взглянуть?

– Конечно… смотри.

С купюры в один фунт приветливо улыбалась королева. «Пожалуйста, отнесите меня к мисс Джойс Кимберли, отель „Эспланада“», – будто бы говорила она. Андрей засунул ее обратно под зажим.

– Не очень-то я доверяю иностранным деньгам, – добавил Шмитц и указал на газету. – Когда вижу, что происходит в мире…

– А что там происходит? – мягко поинтересовался Андрей.

– Израильские солдаты спустили бойцовых собак на палестинских демонстрантов! Ты только взгляни на фото. Говорю же, им нельзя было иметь собственное государство. Пока существуют евреи, мира не будет.

– Да ладно, – слукавил Андрей, – думаю, они заслужили этот шанс. В конце концов, здесь их почти истребили.

– Именно что почти. Вот была бы у нас еще парочка лет, мы бы точно справились. Если уж им захотели дать шанс, почему именно Палестина? Почему не Мадагаскар? Гитлер им даже предлагал!

– Может, потому что они хотели вернуться на свою Святую Землю?

Сквозь толстые линзы очков сверкнул злой и уязвленный взгляд.

– Я тебе уже сто раз объяснял, Андрей. Если бы всем вот так просто захотелось вернуться туда, где они жили до переселения народов – а ведь это еще несколькими столетиями раньше евреев…

– …тогда мир погрузился бы в хаос. Да, я знаю, как ты на это смотришь.

– Если эти друзья евреев такие умные, пусть тогда отдадут кусок своей страны, а не забирают у бедных арабов. Выделите им часть Флориды! Там евреев и так много, да и пальмы найдутся.

– Идеальное решение. Слушай, насчет моей аварии… мне бы хотелось поблагодарить каждого, кто пришел на помощь. Я так понимаю, это почти вся терраса кафе «Рубин»… А кто что делал конкретно? Кто, например, занимался остававшейся в сумках почтой?

– Понимаю, мой мальчик, но я и правда уже не вспомню. Была такая неразбериха… Я сам хотел разнести остатки твоей почты, но ты же знаешь, как плохо я хожу… Думаю, этим занимался Марио.

– Кто?

– Марио. Ты разве с ним не знаком? Зять Тудмана. У которого вилла. Они вместе останавливали твое артериальное кровотечение. Никто не знал, что делать, и я тоже – так ужасно было видеть, как ты там лежишь, у меня слезы текли. Еще и скорая не приезжала целую вечность. Марио и Тудман – вот кто спас тебе жизнь.

– Их я тогда поблагодарю отдельно. А потом что? Я хочу сказать, кто взял мои сумки?

– Мальчик, я правда не помню. Мы все делали что могли. Кневич, Маркович, официант… Некоторые, правда, только мешались под ногами. Почему бы тебе не прийти в субботу днем на террасу? Все будут там.

– Так я и поступлю. Кстати, дорогой папа Шмитц… – Андрей склонился над щупленьким стариком, обнял его и поцеловал в седую лысую макушку: – Спасибо за цветы.

Марио – шеф местного агентства «Авис», сдающего в аренду машины. Он построил дом на склоне, чуть севернее фуникулера. Дом был одноэтажным, из плоской крыши торчали куски арматуры для нового бетона, которого никогда не будет, потому что хозяин запросил и получил субсидию на строительство дома в два этажа, но оказалось, что для себя, жены и семьи сына хватало и этого. На крыше установили большую телевизионную антенну, а на террасе – пластиковый бассейн для внуков.

На въезде стояли белые колонны с орлами, зажавшими в когтях пустые гербовые щиты.

Марио водил большую «Шевроле-Импала» – флагман фирмы «Авис», но на кольце перед домом ее не оказалось.

Рукавом своей лучшей рубашки Андрей стер пот с верхней губы и направился к входу с подарком для Марио. Он решил подарить шесть мини-бутылочек односолодового виски из магазина «Такс-фри», которые хранил уже много лет, так как сам не пил. Такой презент показался ему довольно элегантным. Он позвонил в дверь, внутри раздалась электронная версия песни «Счастливые дни снова настали», но никто не открыл.

По белому гравию к дому подъехал на велосипеде почтальон в форме. Он был высокий и сидел очень ровно – у Андрея даже на секунду возникла странная иллюзия, что он видит самого себя. И велосипед такой же высокий и тяжелый, как у него до аварии.

Почтальон, плавно объехал маленький круговой перекресток, слез с велосипеда и поставил его на подножку. Это был совсем молодой парень в очках и при ближайшем рассмотрении – на голову ниже Андрея.

– Они в отпуске, – сообщил юноша.

Он поднял крышку почтового ящика указательным пальцем, а письмо, которое держал большим, средним и безымянным, бросил внутрь с тем ловким поворотом, какой всегда делал сам Андрей. Квалифицированный коллега.

Увидев повязку на голове Андрея, он сказал:

– Но… я же вас знаю! Вы господин Рубинич! Андрей пожал вытянутую руку и спросил с недоверием:

– Вы что, теперь работаете вместо меня?

– Нет, что вы, господин Рубинич, я только замещаю вас, пока вы не поправитесь. Большая честь. Я даже вам домой письмо доставил!

В письме печатными буквами на тонком листе бумаги значилось:

АНДРЕЙ РУБИНИЧ, ТВОИ МАХИНАЦИИ ВСКРЫЛИСЬ. ДАБЫ ИЗБЕЖАТЬ ОБВИНЕНИЯ, ПУБЛИЧНОГО ПОЗОРА И УВОЛЬНЕНИЯ С ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЫ, ТЕБЕ СЛЕДУЕТ ВПРЕДЬ 15-ГО ЧИСЛА КАЖДОГО МЕСЯЦА И ДО СПЕЦИАЛЬНОГО УКАЗАНИЯ ПРИНОСИТЬ СУММУ В 3000 ДИНАРОВ В ОБОЗНАЧЕННОЕ ЗДЕСЬ МЕСТО. СЛЕДУЙ ИНСТРУКЦИИ, ТОГДА ОСТАНЕШЬСЯ ПОЧТАЛЬОНОМ, ПРИ УСЛОВИИ, ЧТО ТЫ НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ ЗАПУСТИШЬ РУКУ В ЧУЖОЕ ИМУЩЕСТВО. ДАЮ ТЕБЕ ШАНС. НЕ УПУСТИ ЕГО, ИНАЧЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ЦЕЛИКОМ НА ТВОЕЙ СОВЕСТИ. ДРУГ

Внизу оказался примитивный набросок с описанием маршрута. Речь шла, очевидно, о высоковольтной мачте на нежилых холмах над городом.

Андрей почувствовал приступ тошноты и лег на кровать. Судьба играет с ним злую шутку. Кто это? Марио? Не может быть – он с семьей в отпуске, а письмо проштамповано вчера в их городке.

Найти три тысячи в месяц возможно; выбора у него, очевидно, и нет. Придется немного закрутить гайки Тудману.

Андрей ощутил приступ удушающего гнева от собственного бессилия, он злился на того, кто с ним это делал. Для таких, как он, должен быть закон, защищающий тех, кто желает Югославии только самого лучшего, хранит добрые традиции и заботится о беззащитных замученных собаках.

Если когда-нибудь он доберется до этого типа, то покажет ему, каково это – чувствовать себя беззащитным.

Андрей спал, пока солнце не встало из-за горной гряды и как будто излилось на город со спины. Он с трудом поднялся, поставил чайник и открыл окно. Цепь, которой он всегда пристегивал служебный велосипед, теперь без толку висела на решетке. Долетел запах кухонных помоев из соседнего «Портобелло-гриль» – бездомные коты разодрали мешки с мусором.

Незыблемые скалистые острова вдали уже осветились первыми солнечными лучами, а город и бухта все еще дремали под покровом ночи.

Днем он отправился за Лайкой. В обед, когда Тудман был еще на службе. Андрей побаивался встречи с человеком, которого шантажировал и который после несчастного случая проявил такое участие. Узкий переулок, где жил Йосип, Андрей знал, конечно же, досконально. Узкую полоску голубого неба над головой пересекало хитросплетение проводов и бельевых веревок. Другие электрические кабели, отчасти скрученные в мотки шириной с кулак, были хорошо закреплены на стенах.

Ни звука, все ставни закрыты. На одной из самых высоких веревок болтаются темные брюки, подвешенные за штанины; Андрею вспомнился дуче, которого после войны тоже повесили головой вниз. Он симпатизировал диктаторам и считал, что великих людей нельзя унижать, а после смерти тем более.

Открыла жена Тудмана – такая маленькая, что Андрей даже невольно присел и наклонился, чтобы казаться не таким огромным.

– Чего тебе? – спросила она решительно, широко расставив на плитке ноги в резиновых сапогах.

Андрей поймал себя на странной фантазии: она мамаша в борделе, а ему нужно озвучить свои предпочтения и сумму, на которую он готов раскошелиться. Хотя в борделе он ни разу не бывал, а госпожа Тудман на даму легкого поведения определенно не смахивала.

– Мою собаку, – сказал он.

– Собаку? Какую еще собаку?

Жена Тудмана смотрела на него тревожными ярко-голубыми глазами, и Андрей подумал, что она, может, и не шлюха, но точно опасна.

– Лайку, – уточнил он и в качестве доказательства поднял тонкий кожаный поводок, который принес с собой.

– Ты не из полиции нравов?

«Неужели она все же…» – растерянно подумал Андрей.

– За моим мужем. Он животное. Не пропустит ни одной юбки.

– Да нет же, – отмахнулся Андрей.

Она стала раскачиваться и, загадочно улыбаясь, смотрела на гостя.

– Я знаю, кто ты. Ты большой гренадер.

– Я почтальон, – возразил он.

– В форме – нет. Тогда ты красивый солдат, о котором мечтают все девчонки.

Топая резиновыми сапогами по плитке и резко повернувшись на девяносто градусов, она неожиданно освободила проход и приняла солдатскую стойку.

– Можете пройти! – отрапортовала она.

Совсем чокнутая, подумал Андрей и вошел.

У него было мало времени, чтобы запомнить обстановку, хотя личная жизнь мужчины, которого он шантажирует, его интересовала. Но тем не менее он понимал, что эта безобразная люстра из оленьих рогов, этот деревенский комод, эта блеклая картинка Эйфелевой башни – имущество человека, который, возможно, спас ему жизнь.

– Там. Там внутри, – сказала жена Тудмана, отодвигая ногой пластмассовую бельевую корзину и берясь за дверную ручку. – Знаешь, как меня зовут?

– Нет, госпожа Тудман.

– Все забыли мое имя. Никто не называет меня по имени. А меня зовут Любица. Просто хотела, чтобы ты знал.

Собака сидела не так, как должны сидеть собаки, а на крупе, широко расставив лапы и выставив напоказ лысые розовые ляжки. Андрей сразу заметил, что она сильно растолстела. Живот с маленькими сосками чудовищно раздулся.

– Лайка! – позвал он в надежде, радуясь предстоящей встрече.

Она посмотрела на него взглядом, полным паники, но не шевельнулась.

Спустя полчаса Андрей сидел в позе лотоса на ковре в спальне Тудмана и собирал пазл с Катариной. Он, конечно, слышал, что ребенок умственно отсталый, но все оказалось не так уж и плохо. Девочка находила нужные элементы пазла проворнее, чем он. Когда он вошел, она протянула ему руку и спросила, как его называть.

– Называй меня дядя Андрей, – предложил он.

Во время игры Андрей то и дело смотрел по сторонам, отметив стальной архивный шкаф и маленький письменный стол, но заглянуть в ящики было сложно, пока с ним ребенок. Через полчаса он собрался уходить – не хотел столкнуться с Тудманом.

– Лайка, ко мне! – приказал он, подняв поводок.

– Нет, нет! – воскликнула Катарина. – Жеребенка! Жеребенок должен вернуться!

– Ладно, – согласился он и на этот раз старался, поэтому жеребенок пони с желтым цветком в губах возник довольно быстро.

Когда Андрей снова взялся за поводок, Катарина обняла Лайку тоненькими ручками и спросила тихим голосом, нельзя ли песику остаться и подождать его здесь.

– А кто сказал, что я опять приду? – удивился он.

– Я, я! – воскликнула она. – У меня есть еще один огромный пазл. С Римом!

Когда он встал, мотая головой, она прижала к себе Лайку, а та принялась жалобно скулить; сложно сказать, кого она боялась больше – девочку или его.

– Всего две недельки, дядя Андрей, или одну, или денек…

– Я заберу собаку попозже, хорошо, Любица? – крикнул он в сторону кухни и направился к выходу.

– Да, да, – напевая, ответила она, – только если снова придешь в форме!

Целую неделю накануне Дня нации народ встречал множество гостей, а на этот раз Социалистическая Федеративная Республика отмечала двадцатилетие, поэтому фуникулер ожидала новая волна интереса. Юных пионеров из окрестных деревень расселили в молодежном лагере, гостиницы оказались переполнены ветеранами, а напарник Йосипа Анте Драгович, пожилой мужчина с висячими усами и огромными ушами, получивший эту должность как член партии с сорокалетним стажем, сейчас обслуживал другой вагон. Без собственной формы, но зато в запасной фуражке Йосипа. Он был глухонемым.

Каждые четверть часа Йосип и Анте пересекались в середине маршрута, но никогда не здоровались, в отличие от усердно махавших друг другу пассажиров.

Стояли чудесные безоблачные весенние дни, поэтому перед кассой собралась непривычная очередь.

Лицо Анте с обвисшими усами было, по обыкновению, сурово, и даже Йосип при исполнении держался сухо и формально – ничто не выдавало в нем потаенного чувства гордости. Пассажирам разрешалось громко смеяться, разговаривать и показывать друг другу достопримечательности: турецкую крепость вдали, бледные очертания островов на горизонте, купола церкви Святой Анастасии, нефтяной танкер, но Йосип держал руку на тормозном рычаге и смотрел прямо на рельсы. Может, для пассажиров это всего лишь веселое развлечение, но несправедливо думать, что полные вагоны и непрерывная занятость ничего не значат для него лично. Никто не знал, что вне этих популярных дней он порой неделями был своим единственным пассажиром, когда поднимался к памятнику героям пообедать и спустя час ехал вниз. И что в начале и в конце дня приходилось сначала подняться, а потом спуститься по крутой тропинке, чтобы пополнить водяной балласт верхнего вагона. Йосипу Тудману нравилось, что так много людей видит его в роли начальника фуникулера. Он открывал и закрывал двери, решал, кому войти, а кому еще подождать своей очереди, отточенными движениями присоединял и отсоединял водяной шланг и наслаждался восторгом, который выказывала молодежь, оценив гениальность механизма водяного балласта спустя почти столетие после строительства фуникулера.

Строго говоря, его форма уже не была служебной, но он все равно носил свою ленточку ордена Югославской народной армии. Многие старые ветераны, которым он почтительно предлагал места с лучшим видом – задние скамейки при подъеме и передние при спуске, – были увешаны медалями. Открывая или закрывая двери, он всегда отдавал им честь, и те, кто был помоложе и лучше видел его маленькую ленточку, обычно отвечали на приветствие.

Чудесное время. Вот бы пригласить Яну увидеть его во всей красе, но он не решался. При всех великолепных чертах характера она не относилась к тому типу женщин, что способны устоять перед соблазном публично похвастаться приятельскими отношениями с начальником фуникулера, и, разумеется, такая светская львица из Загреба была бы в этом обществе слишком заметной. А приди ей в голову надеть нейлоновые чулки… А она уж точно на такое способна! Зато он согласился, чтобы Шмитц, который хорошо зарабатывал на снимках пассажиров – те оплачивали их заранее, получали квитанцию, а на следующий день забирали фотографии в его ателье, – проявил пару удачных кадров с ним, эти снимки он ей и покажет.

По прогнозу в течение дня обещали дождь, но на радость Йосипа небо было ясным, и зазубренные серые вершины гор четким контуром возвышались на фоне безупречной синевы. Солнце стояло уже низко и слепило с моря широкой сверкающей полосой, когда с последней группой пришел Марио. Очередной повод для Йосипа радоваться, что он не пригласил Яну. Марио – неисправимый бабник и точно начнет к ней приставать.

Еще в этой группе Йосип заметил своего бывшего командира, легендарного полковника Николу Модрича, под командованием которого сражался на горных перевалах у города Сень. Шмитц тоже прибыл наверх со штативом и всем остальным, потому что такой высокий гость просился на фотографию у памятника героям.

Сердце Йосипа забилось сильнее, когда полковник позвал их с Марио присоединиться к групповому снимку на мраморных ступенях. Если бы только Яна видела…

Марио, который приехал в добротном темно-синем костюме, но без галстука, повязал галстук Шмитца.

Так три несгибаемых пожилых мужчины – все в солнечных очках из-за низкого солнца, отбрасывавшего им под ноги тень фотографа, – позировали перед памятником самим себе.

Когда вагон спускался, приближаясь к месту пересечения, Йосипу не давала покоя только одна вещь, а именно конверт с деньгами во внутреннем кармане кителя, который после дежурства нужно было оставить под проклятым бетонным блоком на обочине улицы Миклоша Зриньи.

Вагоны неизменно элегантно разошлись, встав ненадолго каждый на собственный путь. Анте не поздоровался, Йосип тоже.

В другом, поднимающемся вагоне сидел Андрей.

Он специально выждал, когда настанет черед Анте, и выбрал место у окна с видом на север, чтобы Тудману труднее было его заметить.

В его внутреннем кармане лежал конверт с деньгами, который по указанию шантажиста он должен был оставить где-то у высоковольтной мачты на холмах.

Тот апрельский день 1988 года стал началом их зависимости друг от друга.