Текст книги "Время не властно"

Автор книги: Марта Поттерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

4

У Дороти екнуло и перестало биться сердце, когда губы Алана завладели ее губами. Поцелуй был горячим, долгим, требовательным. Внутри у нее закружился вихрь желания пугающей силы.

Дороти отчаянно попыталась сосредоточиться на своем благородном негодовании, использовать его как заградительный щит против этой чувственной атаки… Но тяжесть мускулистого тела Алана, пригвоздившего ее к земле от груди до бедер, была невероятно сладостной, и всякая мысль о сопротивлении улетучилась.

Никто прежде не целовал ее так мастерски, не заставлял испытывать такое головокружительное, пьянящее томление, подобное которому она испытывала теперь. Губы его дразнили, сливались с ее губами в чувственном танце, отчего у Дороти перехватывало дыхание в предвкушении чего-то небывалого.

В свои двадцать семь лет Дороти все еще оставалась невинной, и впервые в жизни искушение в лице предприимчивого красавца Алана Латимера пошатнуло ее благоразумие, подталкивало к безрассудному поступку. Дороти не подозревала, что желание может быть настолько всепоглощающим. Она захотела безотлагательно испытать близость с ним, и это потрясло ее до основания.

Разве такое возможно? Она едва знакома с этим человеком. Он ей даже не нравится!

Ужаснувшись ненормальной реакции своего тела, Дороти резко оттолкнула Алана и несколько раз с силой втянула в себя воздух, пытаясь успокоить бешено стучавшее сердце. Она повернулась к нему спиной и обхватила колени, молча дожидаясь, чтобы затопившее ее желание утихло. Алан сел.

– Так-так. Интересная реакция, – проговорил он, изображая безразличие, от которого был более чем далек.

Сердце в его груди билось словно у загнанной лошади, а желание, овладевшее им со стремительностью торнадо, даже не думало идти на убыль.

Алан встал, отряхнул песок с джинсов, старательно избегая наиболее чувствительной части тела. Поискав взглядом, он увидел свою шляпу, валявшуюся на расстоянии нескольких шагов, поднял ее и прикрылся ею, как ширмой.

Дороти тоже поднялась и отряхнулась.

– Подумаешь, самый обыкновенный поцелуй, – пробормотала она.

Ей хотелось приуменьшить впечатление, которое этот «обыкновенный поцелуй» произвел на нее, но голос слегка дрожал, и напускному безразличию не хватило убедительности.

– Мне так не показалось, – тихо возразил Алан.

Да она была возбуждена так же сильно, как он сам, он в этом почти не сомневался. И Алан едва удержался от того, чтобы схватить ее в охапку и убедиться, что она вовсе не осталась такой безучастной, какой притворяется.

Их взгляды скрестились.

– А я и не собиралась ничего показывать, – заявила Дороти с плохо скрытой досадой.

Он продолжал смотреть на нее, в его ослепительно синих глазах плясали веселые искорки. Дороти почувствовала, как румянец медленно заливает ей щеки, и отвернулась.

– Роза Ветров убежала…

– Она уже на пути к конюшням, – сказал Алан. – А Лютик, кажется, успокоился. – Он подошел к стоявшему поодаль жеребцу, отцепил от ветки поводья и вскочил в седло легким и изящным движением, отчего сердце Дороти снова вздрогнуло. – Придется нам ехать вдвоем, – сказал Алан и легко ударил Лютика каблуками по бокам, побуждая его приблизиться к Дороти.

В ответ на это предложение сердце девушки больно ударилось о грудную клетку.

– Я могу пройтись пешком, – ответила она, решив держаться от него как можно дальше.

Алан засмеялся, и этот смех только прибавил ей раздражения.

– Знаю, что можете, но до конюшен путь не близкий, а Лютик с легкостью выдержит и двух седоков. Ну, если для вас это так трудно… – Он не окончил фразу, и Дороти уловила в его голосе неприкрытый вызов.

Она знала, что ведет себя глупо, но все еще не могла прийти в себя после его поцелуя, которого, она это знала, ей никогда не забыть.

Девушка прикрыла ладонью глаза от солнца, подняла взгляд на Алана и снова почувствовала, как у нее дрогнуло сердце. Ну почему он так красив? Поля низко надвинутой шляпы не позволяли ей разглядеть выражение его глаз, но по изгибу губ она поняла, что он улыбается.

Наклонившись, он протянул Дороти руку. Она вздохнула, подавила гордыню и через несколько секунд сидела позади него. Лютик переступил ногами, приноравливаясь к дополнительному весу, и Дороти чисто инстинктивным движением обхватила Алана за талию – для устойчивости.

– Все в порядке? – спросил он через плечо.

– Все просто замечательно, – ответила Дороти, хотя замечательным ее состояние назвать было трудно.

Крепкий мужской запах, смешанный с запахами земли, лимона и кожи, подействовал на ее нервные окончания крайне возбуждающе. Она сомневалась, что сумеет вынести этот новый удар по органам чувств.

Пытаясь создать хоть какую-нибудь дистанцию между собой и Аланом, девушка отклонилась назад и уперлась руками в бедра. Но когда Лютик двинулся вверх по холму, у подножия которого лежало озеро, Дороти, чтобы не потерять равновесия, волей-неволей прислонилась к Алану и коснулась грудью его спины. У нее в который раз остановилось дыхание и противно участился пульс.

Алан испытывал свои трудности. Он все еще ощущал вкус губ Дороти, напоминавший изысканное вино, и хотя одного этого было уже вполне достаточно, он не мог выбросить из головы воспоминания о том, как самозабвенно отвечала она на его поцелуй. К тому же все время, пока Лютик поднимался по тропинке на вершину склона, он чувствовал спиной прикосновение ее груди…

– Надеюсь, вам не слишком неудобно там, сзади, – сказал он, чтобы нарушить молчание и отвлечься от тревожащих мыслей.

– У меня все в полном порядке, – снова поступилась правдой Дороти. – Расскажите немного о своей семье. Значит, у вас есть сестра Пенни и брат Саймон…

– Да, – ответил Алан. – Саймон на три года младше, он врач. Год назад он получил должность главного врача в нашей городской больнице и вернулся в Спрингфилд насовсем.

– Он живет в городе? – спросила Дороти.

– Да, они с женой построили дом неподалеку от больницы. Маргарет – медсестра, но сейчас она не работает, сидит с его дочерью от первого брака, Самантой… Между прочим, у Саманты через неделю или две появится братишка или сестренка, – добавил он довольным тоном, судя по всему мысль о еще одном племяннике или племяннице доставляла ему удовольствие.

– Как мило, – пробормотала Дороти. – А что ваша сестра? – спросила она, пользуясь случаем побольше узнать о его семействе.

– Пенни у нас младшая, она по профессии фотограф и постоянно живет в Париже… по крайней мере, когда не колесит по Европе со своим фотоаппаратом, – пояснил Алан. Было очевидно, что он привязан и к брату, и к сестре – о них обоих он говорил с теплом и любовью.

– Вы в детстве были близки? – продолжала расспрашивать Дороти.

– С Саймоном мы действительно всегда были близкими друзьями, – подтвердил Алан. – Пенни появилась на сцене намного позже. Мне было тогда уже тринадцать, Саймону – десять, и мама называла Пенни в шутку «плод долгих размышлений». Когда сестренка родилась, мы с Саймоном не особенно интересовались малышами.

Дороти скорее почувствовала, чем услышала, тихий смех, сопровождавший эти слова. Его воспоминания о детстве были несомненно счастливыми. Зависть и болезненная тоска тяжелым грузом легли ей на сердце.

– Отец настаивал, чтобы мы с Саймоном учились кормить и пеленать ее, – продолжал тем временем Алан. – Разумеется, ни он, ни я не были от этого в восторге, но отец считал, что поскольку мы – одна семья, то должны делить на всех любую ответственность, включая заботы о новорожденной.

Он помолчал, а Дороти с улыбкой попыталась вызвать в воображении образ Алана-подростка, меняющего пеленки крошечной сестре.

– А что думала по этому поводу ваша мама? – спросила Дороти, заинтересованная рассказом.

– Она целиком соглашалась с отцом, – хмыкнул Алан и добавил: – Слава Богу, что от нас не требовалось вставать к ней ночью.

Они какое-то время молчали.

– Когда я вспоминаю об этом сейчас, – снова заговорил Алан, – я понимаю, что мы тогда на собственном опыте прочувствовали, какой нелегкий труд – забота о ребенке. И я научился лучше понимать и ценить своих родителей. Думаю, это в немалой степени сплотило нашу семью. Хотя можно только удивляться, как это Пенни уцелела, побывав в руках таких неуклюжих нянек, как мы с Саймоном. Впрочем, она была выносливой малюткой, – продолжал он любовно. – Едва только встала на ножки, как стала повсюду бегать за мной и Саймоном, словно щенок.

Он замолчал, и Дороти решила, что Соня и Норман проделали колоссальный труд, воспитывая своих детей. Детство Алана было наполнено любовью, воспоминания о нем доставляли ему радость, и не впервые Дороти испытала тоску по семье, которой была лишена, по счастливому детству, которого не знала.

– А вы, Дороти? У вас большая семья? Есть братья, сестры? – спросил Алан.

Дороти на секунду замешкалась.

– Нет, – коротко ответила она, с облегчением увидев через его плечо, что они приближаются к конюшням.

– Ах, так вы единственный ребенок? Не могу представить, каково это, – произнес он задумчиво. – А родители? Чем занимается ваш отец?

Дороти проглотила сдавивший горло комок.

– Я не знаю своего отца, он расстался с мамой еще до моего рождения, – ответила она, старательно сохраняя ровный тон.

Но Алан уловил в ее голосе отзвук горечи и еще какой-то эмоции, которой не смог дать определения.

– Очень жаль. – Он вздохнул. – Наверное, вам с матерью пришлось нелегко, – предположил он, направляя Лютика в огороженный загон перед конюшней и натягивая поводья.

– Да, так и было, – ответила Дороти и, выпустив его пояс, приготовилась спрыгнуть на землю.

Он предложил ей руку, но Дороти отказалась от помощи и самостоятельно соскользнула с широкой спины Лютика. Том, уже знакомый ей конюх, подошел к ним торопливым шагом. Алан, скрипнув седлом, последовал примеру Дороти.

– Роза Ветров вернулась? – спросил он, передавая конюху поводья.

– Да, сэр, кобыла прискакала минут десять назад, – объявил Том.

– Надеюсь, с ней все в порядке?

– Я ничего необычного не заметил, – насторожился Том.

– Ее напугала змея, – объяснил Алан. – К счастью для нас Лютику не удалось сбежать.

– Э… простите, сэр. – Том нервно улыбнулся шефу. – Клод спрашивает, не могли бы вы взглянуть на Принцессу. Ему кажется, у нее что-то неладно с передней правой ногой.

Лицо Алана омрачилось.

– Скажи Клоду, я сейчас иду.

Том, кивнув, повел Лютика в стойло.

– С этим я сам должен разобраться, – сказал Алан Дороти. – Вы найдете отсюда дорогу до дома?

– Запросто, – ответила девушка.

– Я долго не задержусь, – сказал Алан, – приду и сразу же разыщу для вас эти кассеты.

– Вот и хорошо, – ответила Дороти. – Увидимся.

Дороти вернулась в дом и поднялась в свою комнату, не столкнувшись ни с кем из хозяев. Она сбросила джинсовую куртку на кровать и села, чтобы стянуть сапожки. Потом прошла в примыкавшую к спальне ванную, вымыла руки, и когда вытирала их полотенцем, бросила взгляд на свое отражение в зеркале, висевшем над туалетным столиком. Девушка с неудовольствием отметила, что щеки у нее до сих пор неестественно красные, а в глазах – это тоже не осталось для нее незамеченным – появилось новое незнакомое выражение. Губы слегка припухли, что несомненно явилось следствием поцелуя, которым наградил ее Алан.

В памяти всплыли недавно пережитые мгновенья. Она зажмурилась и снова ощутила прикосновение его губ, жар, волнение и внезапный сокрушительный натиск соблазна.

Дороти не могла похвастаться богатым опытом общения с мужчинами, а что касается поцелуев, то она всегда смотрела на обязательный ритуал слияния губ при завершении свидания, как на неизбежное зло. Теперь все изменилось…

Ни один поцелуй не вызывал в ней ощущений, подобных тем, что она испытала в миг, когда губы Алана соединились с ее губами. Дрожь желания снова охватила ее, дыхание замерло в гортани. А если он еще раз ее поцелует, откликнется ли ее тело подобным образом снова?

– Ну довольно! – громко произнесла Дороти, решительно прерывая неуместные грезы. Поцеловаться с Аланом еще раз – как только ей взбрело подобное в голову?

Дороти бросила полотенце на туалетный столик и вернулась в спальню. Нервным движением она толкнула стеклянную дверь на балкончик и, выйдя на воздух, несколько раз глубоко вздохнула, стараясь изгнать Алана из головы, но он, словно попавший под седло репейник, прочно засел у нее в мыслях.

Что бы он подумал, узнав, что поцеловал двадцатисемилетнюю девственницу? Наверное, расхохотался бы.

Дороти сознавала, что ее нежелание позволить себе романтические отношения с мужчиной отчасти происходило оттого, что в свое время ей пришлось наблюдать, как медленно разрушается брак ее матери с Люком О'Хансеном. Жители Литчвуда, весьма старомодные в своих взглядах, не одобряли разводов, и ее мать уже не впервые стала притчей во языцех.

Дороти вспомнила, как в выпускном классе школы ходила на свидание. Мартин Байер, ничем не примечательный, но вполне интеллигентный юноша с обилием скобок во рту, пригласил ее на один из танцевальных вечеров, которые регулярно проводились в школе. Потом он проводил ее до дома и неловко поцеловал, и Дороти до сих пор помнила, как его металлические скобки лязгнули ей по зубам.

В колледже соседка Дороти по комнате предложила встречаться парами, но после нескольких вечеринок, большую часть которых Дороти страдала от смущения и отбивалась от несимпатичных ей ухажеров, она окончательно устранилась от развлечений такого рода. Девушка с головой ушла в учебу и уже не находила времени даже для легкого флирта, не говоря уже о серьезных отношениях.

Она соглашалась с матерью, что образование необходимо, но когда, получив степень, вернулась домой, то засунула диплом в дальний угол шкафа и устроилась на работу на один из окрестных конных заводов. С этих пор она только и делала, что занималась лошадьми, и не хотела ничего другого. Она быстро приобрела репутацию специалиста по лошадям с дефектной психикой.

Ее первый и единственный мало-мальски продолжительный роман длился ровно месяц. Роберт Файн был определенно милым и привлекательным молодым человеком, к тому же племянником владельца одного из крупнейших конных заводов в Арканзасе.

Польщенная его вниманием, она приняла приглашение на обед. Как ни странно, общение с ним доставило Дороти удовольствие, к тому же в тот раз он не сделал попытки поцеловать ее. Следующие несколько недель они регулярно встречались, но несмотря на то, что Роберт ей очень нравился, дыхание от его поцелуев у нее не замирало, трепет волнения ни разу не пробежал по жилкам, не охватило сладостное предчувствие… Не в пример поцелую, соединившему ее с Аланом на берегу озера…

Дороти даже негромко чертыхнулась. Мысли ее, совершив полный оборот, снова вернулись к исходной точке. Она сурово отчитала себя за то, что позволила одному единственному поцелую мужчины, о котором вовсе не могла сказать с уверенностью, что он ей нравился, подействовать на себя так сильно. Очень маловероятно, что Алан станет предаваться воспоминаниям о ней и о том, что сегодня утром произошло у озера. Ей следует выбросить эти глупости из головы… так, словно ничего не было.

Когда через полчаса Дороти спустилась на кухню, там ласковой улыбкой встретила ее Соня Латимер.

– А я как раз собиралась идти искать тебя, – сказала Соня. – Алан позвонил из конюшни и попросил передать, что задерживается. Кассеты с Алмазом, о которых ты спрашивала, в его рабочем кабинете. Надеюсь, ты знаешь, как обращаться с видеомагнитофоном?

– О, вполне, – заверила ее Дороти, пытаясь не поддаваться разочарованию, которое испытала при известии, что Алан не пришел.

– И хорошо! – с облегчением сказала Соня. – А мне вот никак не удается понять, как эта новая техника действует. Пойдем, я покажу тебе, где кабинет. – И Соня повела ее из кухни в холл.

– Вот владения Алана, – сказала она, открывая первую слева дверь. – Он проводит здесь свободное время – это когда оно у него есть, – добавила она с улыбкой.

Дороти вошла в кабинет, и ее окутал уже знакомый мужской запах, запах Алана, который немедленно привел в возбуждение ее чувства и вызвал легкий трепет.

В обставленной со вкусом комнате преобладали насыщенные осенние цвета: коричневый, оранжевый, зеленый. Медово-коричневый ковер и такого же оттенка стены создавали умиротворяющее настроение. Дороти понравилось, что в комнате царит порядок. Она легко представила, как Алан сидит, развалившись в зеленом кожаном кресле. Судя по всему, он любил смотреть телевизор и слушать кассеты, которых у него была целая коллекция.

В огромном стеллаже расположилась электронная техника. Телевизор с широким экраном занимал целую секцию стеллажа. Дороти пришла в восторг от суперсовременной системы, включавшей приемник, проигрыватель, а также видеомагнитофон.

Перед телевизором стоял красивый дубовый столик для кофе со стеклянным покрытием. Она увидела на нем несколько видеокассет. Два таких же столика поменьше располагались по обе стороны темно-зеленого кожаного дивана, а в противоположной стене был встроен камин, сложенный из песчаника.

– Алан сказал, что записи со скачками Алмаза лежат на верхней полке, – сказала Соня, – Ты их легко найдешь. Алан гордится своей аккуратностью.

– Спасибо. – Дороти подошла к шкафу. – Я успею посмотреть их до обеда?

– Ну конечно, – улыбнулась Соня, направляясь к двери. – Обед будет готов не раньше, чем через час. Я покричу тебя.

– Если моя помощь нужна на кухне, я посмотрю кассеты позже, – быстро предложила Дороти.

– Не говори глупостей, ты здесь затем, чтобы заниматься с Алмазом, а не помогать на кухне. Кроме того у Нормана все под контролем, – ответила Соня.

Когда хозяйка удалилась, Дороти быстро отыскала кассеты с записями двух последних скачек Алмаза.

Десять минут спустя она сидела на мягком кожаном диване и смотрела, как Алмаза проводят через стартовые ворота. В пяти футах от них могучий элегантный жеребец мгновенно оцепенел и начал делать все, что в его силах, чтобы только не проходить в открывшийся проем.

Пленка запечатлела, как приходят в раздражение и злятся судьи. Но вот наконец ворота преодолены. Дороти просмотрела скачки до конца, и как всегда ее очаровали быстрота и великолепие лошадей, летящих к финишу.

Вернув запись на начало, она снова нажала кнопку и, пустив кассету в замедленном режиме, еще раз внимательно просмотрела неудачный старт. Дороти подалась вперед и, уперев локти в колени, сосредоточила внимание на экране. Когда начались скачки, она переключила запись на нормальную скорость и второй раз восхищенно проследила, как Алмаз, намного отставший от остальных из-за заминки в воротах, постепенно обгоняет всех, некоторое время идет вровень с лидером гонки и перед финишем обходит его на целый корпус.

Восторженные крики зрителей, сопровождавшие Алмаза на финише, заглушили звук открывшейся двери.

– В тот раз он неплохо показал себя, – сказал Алан, опускаясь на диван рядом с Дороти.

– Вы меня напугали! – Сердце Дороти ударилось о грудную клетку, словно пойманная птица.

– Извините. – Он виновато улыбнулся. – Итак, каков ваш приговор? – спросил он серьезно.

Дороти прерывисто вздохнула, пытаясь упорядочить сердцебиение.

– Он – крепкий орешек.

– Но вы же не собираетесь отступать, правда?

Дороти услышала в его голосе скрытый вызов. Она чувствовала, что он продолжает сомневаться в ее способностях и, возможно, мотивах, но тем не менее готов – ради Алмаза – дать ей шанс поработать с лошадью.

А не сказать ли Алану правду – что не только из-за Алмаза она приехала в Орегон? Она с удивлением поняла, что очень хочет доверить ему свою тайну. Но тайна касалась и ее отца, Эндрю Гибсона, который отказался от нее прежде, чем она родилась.

Она приехала, чтобы получить ответ на свой вопрос, и не уедет до тех пор, пока не поговорит с отцом, не скажет ему, кто она, и не услышит его объяснений.

– Я здесь именно затем, чтобы что-то сделать, почему же я должна отступать? – ответила она и попыталась не поддаваться чувству вины, когда увидела уважительное выражение, промелькнувшее в глазах Алана.

5

– Мой отец не единственный, кто считает, что возиться с Алмазом – даром терять время, и что мне следует снять его со скачек и отправить на племенную ферму. – Алан позволил себе перевести взгляд на губы Дороти, и их соблазнительная пышность некоторое время занимала его внимание. Внезапно его захлестнуло желание еще раз отведать экзотический, им одним свойственный вкус. Но он осадил себя.

– Для любителей скачек не увидеть его снова будет большой утратой, – сказала Дороти, сохраняя внешнее спокойствие. В действительности ее сердце отчаянно билось о ребра – она успела заметить вспыхнувшее в его глазах желание.

В воздухе между ними повисла электрическая дуга. Дороти с трудом удалось вздохнуть. Чем таким особенным отличался от других мужчин Алан Латимер? Что оказывало такое сильное воздействие на ее чувства, зажигало огонь в самой глубине ее существа?

– Я полностью согласен с вами, – спокойно подтвердил Алан. – Итак, вы намерены остаться и попробовать что-то сделать?

В ее глазах промелькнуло непонятное выражение, и снова у него возникло ощущение, что она скрывает что-то.

– Да, я останусь, – ответила Дороти.

Внезапно его посетила неприятная мысль. Алмаз – очень ценная лошадь, а безопасность в индустрии скачек вообще и на ранчо Синяя Звезда в частности была проблемой едва ли не первостепенной важности. Возможно, это только проявление его мнительности, но нельзя игнорировать тот факт, что кое-кто из конкурентов, не говоря о букмекерах, был бы счастлив, если призовой скакун Латимеров не сможет больше участвовать в скачках.

Но хотя инстинкт подсказывал Алану, что Дороти что-то недоговаривает, равное по силе чувство убеждало, что ее желание помочь – искренно, и она не станет вредить лошади. Кроме того, Алмаз сам делал все возможное, чтобы погубить свою карьеру.

Но что заставляло ее ждать два месяца, прежде чем она позвонила и предложила помощь? Отчего она так напряжена, разговаривая с ним, и напоминает ему молоденькую кобылку, готовую каждый миг понести?

– Все-таки объясните мне кое-что… – начал он, но не успел закончить фразу, как открылась дверь.

– Ах, вот и хорошо, что вы здесь оба, – сказала Соня, просовывая голову в кабинет. – Обед уже готов.

Обед снова прошел очень приятно. Разговор тек легко и непринужденно, в большой степени благодаря дружелюбию и сердечности старших хозяев. Вспомнив рассказ Алана о сестре и брате, Дороти спросила Соню, когда ее невестка ожидает появления на свет малыша.

– Не раньше, чем через две недели, – ответила Соня. – Саманта ждет не дождется братика или сестричку. Ну и мы, конечно, рады, что у нас прибавится еще один внук, чтобы баловать его, – улыбнулась она.

Дороти поднесла к губам бокал, думая о том, какая сплоченная, любящая семья у Латимеров. Как она завидовала Алану, его сестре и брату, которые выросли, окруженные атмосферой поддержки, дружбы и заботы друг о друге. Это составляло предмет ее мечтаний все детские годы.

Ее мысли обратились к отцу. Вот бы спросить, не вернулся ли он из своего круиза. Но она сдерживала себя и только надеялась, что, возможно, разговор переключится на него сам собой.

После обеда Алан извинился и скрылся в кабинете, сказав, что должен сделать несколько звонков. Дороти помогла Соне убрать посуду, и вскоре в кухне воцарился прежний порядок. Она отказалась от предложения хозяев прогуляться по саду и направилась в спальню, но не успела подняться по лестнице, как на верхней площадке появился Алан, загородив ей дорогу. У нее противно засосало под ложечкой.

– Хорошо, что я вас перехватил, – сказал он. – Я решил, что следует вас предупредить – завтра рано утром я уеду по делам в Портленд.

– А… – только и выговорила Дороти.

Она и сама не знала, разочарование принесла ей эта новость, или облегчение. Она допускала, что Алан захочет посмотреть на ее первое занятие с Алмазом… но вряд ли он рассчитывает, что она будет ждать его возвращения.

– А как быть с Алмазом? – все-таки спросила она. – Я собиралась начать работать с ним, не откладывая.

– Я на это очень рассчитываю, – немедленно ответил он. – Следующие скачки в субботу. Успеете ли вы пустить в ход вашу магию? – добавил он шутливо, но Дороти расслышала в его голосе скрытое беспокойство.

– Я смогу сказать свое мнение только после нескольких занятий, – откликнулась Дороти. Ей было известно, что некоторым лошадям требуется несколько дней, а то и недель напряженной переподготовки, прежде чем их поведение изменится.

Алан кивнул.

– Я велел Клоду предоставить вам все необходимое, а также предупредил Тома, что он поступает в ваше полное распоряжение.

– Спасибо.

Лицо Алана стало серьезным.

– Я не хочу давить на вас ни коим образом, но думаю, вам следует знать – много людей очень рассчитывают на победу Алмаза в этих скачках.

Дороти заметила, что от уголков его губ тянутся вниз тонкие морщины – следы тревоги, и на краткий безумный миг ей захотелось встать на цыпочки и разгладить их нежными поцелуями… Она тут же осознала нелепость этой мысли и с трудом перевела дыхание.

– Не могу ничего гарантировать, – сказала она, понимая, что подавать ему ложные надежды глупо. – Когда вы вернетесь, я дам вам подробный отчет о наших достижениях.

Алан провел рукой по волосам и вздохнул.

– Ну спасибо, – сказал он и внезапно широко улыбнулся, изрядно удивив Дороти. – Не думаю, что вы станете по мне скучать.

Тон его был небрежным, в глазах блестели озорные искорки. Сердце у Дороти упало.

– Скучать по вас? – повторила она, сбитая с толку быстрой сменой его настроений.

Он слегка наклонился к ней, и от этого движения ее пульс сбился с ритма.

– Вы уж подумали, я стану сидеть весь день на заборе, дышать вам в затылок и следить за каждым вашим движением, правда?

Его улыбка стала еще шире и обаятельнее, и чувства Дороти пришли в полное смятение. Все, что она могла, это удержаться от ответной улыбки.

– Скажите мне правду, Рыжик, я постараюсь пережить ее, – продолжал он.

Услышав, как он снова употребил ее прозвище, Дороти закипела от возмущения.

– Не надо… – начала она, но тут же замолчала, увидев по изгибу его темных бровей, что он ее дразнит.

– Не надо что? – спросил он с невинным выражением.

– Торопиться назад из-за меня, – ответила она и, услышав в ответ приглушенный довольный смех, снова смешалась.

Глядя на нее в упор, он поднял руку и коснулся ее локона. И хотя прикосновение было едва ощутимым, Дороти немедленно бросило в жар.

– Наоборот, Рыжик. Я вернусь без промедления, как только смогу, – сказал он, и голос его прозвучал многообещающе.

Следующие два дня большую часть времени Дороти провела в обществе Алмаза. Когда скакун был свободен от своих тренировок, она работала с ним на маленьком крытом круглом манеже, расположенном в стороне от конюшен. Ее целью было просто поближе познакомиться со скакуном, завоевать его доверие, но это оказалось не так легко. С детства привыкший к строгому распорядку дня, Алмаз недвусмысленно давал понять, что не одобряет перемен.

Но Дороти продолжала упорно добиваться его уважения. Она проделала с ним ряд упражнений, которые быстро подтвердили, что Алмаз – весьма умное создание, и своим упрямством он просто испытывает ее. Это испытание она твердо решила выдержать.

К вечеру первого дня Дороти попросила подогнать на манеж грузовик с прицепом. Едва лишь Алмаз увидел прицеп, как Дороти сразу почувствовала его волнение. Но она не стала пытаться сразу завести Алмаза по наклонной доске внутрь фургона, а вместо этого несколько раз обвела коня вокруг, давая ему возможность повнимательнее осмотреть фургон, познакомиться с его размерами и формой.

Некоторое время спустя Алмаз немного расслабился и, проходя мимо доски, только взмахивал хвостом. Дороти продолжала водить его по кругу, а Том по ее команде тем временем отогнал фургон.

На второй день она убедилась, что Алмаз чувствует себя полностью в своей тарелке, очевидно решив, что повышенное внимание к его персоне ему, пожалуй, нравится. Проделав с ним вчерашние упражнения, Дороти поняла, что настал момент грузить упрямца в фургон.

Том снова пригнал трейлер, откинул доску и отошел в сторонку, наблюдая. Дороти начала водить Алмаза кругами, следя за его реакцией. На четвертом круге она сменила тактику и повела скакуна прямо к доске. Алмаз начал трясти головой и тянуть за повод, но Дороти проявила твердость и, не обращая внимания на сопротивление, упорно влекла его вверх по доске, ласково и ободряюще приговаривая. Через считанные секунды лошадь уже стояла в фургоне.

Том бросился было закрывать двери, но Дороти покачала головой и жестом велела ему не вмешиваться. Она погладила Алмаза, похвалила его за проделанный труд и вывела обратно на манеж. Следующие десять минут она снова водила его то вокруг фургона, то вверх и вниз по доске, до тех пор, пока не убедилась, что злосчастный фургон уже не кажется Алмазу опасным.

– Можете теперь увести грузовик, – сказала Дороти, в очередной раз спустившись с Алмазом по доске на манеж.

– Хорошо, мисс, – ответил Том. – Отличная работа, – добавил он с улыбкой.

– Спасибо, – поблагодарила Дороти.

Том направился к кабине, а Дороти погладила Алмаза по шее.

– Хороший мальчик.

– Вижу, вы делаете успехи. – Звук знакомого глубокого голоса заставил ее вздрогнуть.

Она повернулась и увидела высокую фигуру направлявшегося к ней Алана. На лице его играла улыбка, от которой кровь у Дороти заструилась по жилам с удвоенной энергией. Эти два дня она упорно старалась не вспоминать о нем и сосредоточиться только на Алмазе. Но достаточно было одного взгляда, брошенного на Алана, чтобы забыть о благоразумии. Почуяв хозяина, Алмаз издал приветственное ржание.

– Привет, малыш. – Алан похлопал лошадь по морде и обратил взгляд на Дороти. – Папа сказал, что со времени моего отъезда мало видел вас. Судя по тому, что я сейчас здесь наблюдал, могу сказать с уверенностью – ваша магия работает неплохо.

– Спасибо, – ответила она, согретая его словами. – Это всего лишь начальный этап, многое предстоит сделать. Я еще не водила его к стартовым воротам… – Ее сковала непонятная неловкость, и она была рада, что между ними, как крепостная стена, стоит Алмаз.

– Уверен, что у вас все получится, – сказал Алан.

Дороти засмеялась и покачала головой, отчего из косы выбились несколько рыжих локонов.

– В Арканзасе вы говорили прямо противоположное, – сказала она и удивилась собственной смелости.

Алан прищурился.

– Ах… так вы слышали мои разглагольствования? Я догадался по вашей реакции тем вечером, что вы подслушивали. Потому вы и не приняли мое первое приглашение?

– Вы тогда были очень грубы, – сказала Дороти.