Текст книги "Летопись нашего двора"

Автор книги: Марта Фомина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Глава 5. Зеленый домик

Утром Петька ворвался ко мне в комнату и закричал:

– Ура-а-а! Дядя Егор уехал!

У меня даже в ушах зазвенело.

– Чего ты кукарекаешь? – говорю. – Уехал и уехал, а нам-то что?

– Ну и глупый ты, Алик! – возмутился Петька. – А зелёный домик? Он же теперь пустой!

– Ура-а! – закричал я и вслед за Петькой кубарем скатился с лестницы.

В одну минуту мы подняли с постелей Саньку и Димку и все вместе помчались на улицу. В воротах мы столкнулись с управдомом и посторонились. Но, видно, наши лица были какие-то особенные, потому что дядя Лев собрал лоб в гармошку и подозрительно спросил:

– Здорово, хлопцы! Что это вы задумали? Куда курс держите?

Мы пожали плечами и прошли мимо – мы умеем хранить свои тайны.

Зелёный домик – это старый ларёк, который сбоку прилепился к нашему дому. Он напоминает избушку на курьих ножках. Над домиком – облупившаяся вывеска:

РЕМОНТ МЕТАЛЛОИЗДЕЛИЙ

Прилавок закрыт ставнями. А ещё вчера они были распахнуты. За прилавком сидел дядя Егор и чинил кастрюли и вёдра. Дядя Егор сердитый, на ребят кричит: «Пошёл вон! Не лезь под горячую руку!»

Рука у него не горячая, но тяжёлая и сильная, пальцы будто железные. Схватит за плечо – синяк останется. В его ларьке с утра до вечера раздаётся стук. Кажется, будто дядя Егор так и родился на свет с молотком в руке. Стучит и стучит, как дятел. Если целый день простоять рядом – оглохнуть можно. Но зато увидишь, как кусок жести на глазах превращается сначала в короткую толстую трубу, потом – в ведро. Кастрюли, чайники, примуса так и летают в корявых руках дяди Егора. Самое трудное для него – отыскать в посудине все дырочки до одной. Сощурив глаза и повернув какой-нибудь бидон днищем к солнцу, дядя Егор долго вертит его так и сяк, будто небо в телескоп разглядывает.

Мы все чуточку побаиваемся дядю Егора. Но раз он уехал, чего же бояться?

Димка отодвинул одну доску в заборе и пролез в образовавшуюся щель. За ним последовал я. Санька, самый рослый из нас, протиснулся с трудом. А Петька нырнул в щель, как в норку, такой он щуплый.

Дворик у ларька крохотный, всего в несколько шагов, и половину его занимают две сосны. Они такие высокие, что снизу кажется, будто облака цепляются за них: залезь на макушку, ухватись за край облака и плыви на нем, как на перине, в далекие незнакомые страны. На двери ларька висит большой замок, но мы знаем: это только так, для отвода глаз.

Димка дёрнул за дужку, и замок послушно открылся. Дверь протяжно и жалобно пискнула, будто боялась нас впускать. Внутри было тихо, сумрачно. Солнечные лучи пробивались сквозь щели, светлыми полосами решетили полумрак. Но скоро глаза привыкли к темноте. Мы увидели грязные бутылки и пустые ящики. Оказывается, дядя Егор забрал с собой все железки, – видно, насовсем переехал отсюда. На полу, на ящиках, по углам лежал слой серой бархатистой пыли. В кружевной паутине сидели в засаде жирные пузатые пауки– подстерегали мух. Настоящее паучье царство!

Теперь это был наш дом!

Вне себя от радости мы запрыгали, распахнули ставни и наполнили наш дом светом и криками «ура». Мы бесновались, словно дикари: никто на свете сейчас не мог сказать, что мы путаемся под ногами!

Петька смотрел, смотрел на нас да как гаркнет:

– Хватит вам прыгать! Не маленькие. Пора за дело взяться!

Мы с удивлением посмотрели на Петьку. Уж очень решительный у него был вид. С таким видом человек на что угодно способен!

Петьку мы все уважаем и иногда зовём Ёжиком. И не потому, что у него фамилия «Ежов», а главным образом потому, что он весь будто из колючек состоит: волосы у него щёточкой и торчат, как иголки. Кулаки не сильные, зато острые. Дерётся он ещё локтями и коленками: они у него тоже острые.

Но главное – у Петьки острый математический ум. Задача с четырьмя вопросами, даже самая трудная, для него пустяк. Наверно, он будет математиком и откроет какие-нибудь ещё неизвестные законы. С таким твёрдым характером обязательно откроет!

Так вот, когда Петька сказал о каком-то деле, за которое нам пора взяться, мы сразу поняли, что это не пустые слова.

– Пора за ум взяться! – проворчал Петька, точь-в-точь как говорил его отец, когда отчитывал Петьку за что-нибудь. – Сколько можно баклуши бить? Болтаемся по двору без дела! В конце концов, мы уже не дети!

– А что ты предлагаешь? – спросил Димка.

– Давайте организуем тайное общество Справедливых! – Петька вдруг перешёл на шёпот и осмотрелся.

Мы тоже осмотрелись и понизили голос: ведь заговорщики всегда разговаривают шёпотом и оглядываются. Петькина мысль всем понравилась.

Обсудили ещё несколько названий для тайного общества– «Отряд Мстителей», «Отряд Завоевателей», «Отряд Героев», – но всё забраковали: в мирное время мстить некому, завоёвывать нечего, а героями мы ещё не стали.

– Что же мы будем делать? – спросил Димка.

– Вот недотёпа! – зашипел на него Петька. – Неужели не ясно? Будем бороться за справедливость!

– А как? – поинтересовался Санька.

– «Как, как»! Надо подумать, как! – Петька уставился в потолок и стал думать..

Мы тоже стали смотреть в потолок. В зелёном домике стало тихо-тихо. Лишь в углу в паутине билась большая сизая муха.

Глава 6. Что мы будем делать?

Наконец Петька вскарабкался на самый высокий ящик и покашлял. Через несколько минут ему, видно, пришла в голову какая-то интересная мысль, он перестал кашлять и сказал:

– Ну, давайте высказываться.

Я высказался за геологическую разведку нашего двора и огорода. Вполне возможно, что здесь есть редкие ископаемые, а в подвале закопан клад контрреволюционеров. На добытые сокровища мы воздвигнем памятник героям Отечественной войны. Потом я предложил вставить окно тёте Маше и совершить другие справедливые дела. Какие – я не мог сразу придумать, и мне пришлось замолчать.

Когда я говорил, то Петька всё время насмешливо поджимал губы. Я сразу понял, что сейчас он начнёт перечислять свои «во-первых, во-вторых, в-третьих…» Ничего не поделаешь, он прирождённый математик, и даже свои «за» и «против» всегда подсчитывает.

Так оно и вышло!

– Пустое дело! – сказал Петька. – Во-первых, тебе не позволят копать во дворе ямы. А во-вторых, тётя Катя такой крик поднимет, когда ты её грядки будешь перекапывать!

Конечно, он был прав: из-за этих взрослых никогда ничего не сделаешь! Что лучше – изрытый ямами двор и сокровища или двор без ям, но и без сокровищ? Любой мальчишка скажет: «Сокровища и ямы»! Но взрослые этого не понимают.

Меня Петька критиковал, а сам тоже не мог придумать ничего дельного.

– Значит, так, – сказал он, – проведём шахматный турнир с соседним двором и защитим нашу честь. Или математический турнир, – тут Петькины глаза разгорелись, – а когда одержим победу, нас пригласят участвовать во взрослом городском шахматном турнире, который состоится осенью, потом в областном… И так постепенно мы станем чемпионами мира.

Когда я говорю чепуху, мама уверяет, что у неё вянут уши. Об правде сказать, снаружи это совсем не заметно. Но теперь я сам почувствовал, как у меня вянут уши.

– Конечно, шахматы и математика – твой конёк, – сказал я, – но учти, не все умеют скакать на этом коньке. А один, как говорит дядя Лев, в поле не воин!

Я говорил очень красиво. Василёк, который и на этот раз увязался за нами, смотрел на меня, засунув палец в рот.

Тогда Петька предложил закалять наши организмы. Стали думать: как закалять?

Речка от нашего дома далеко. Решили купаться по утрам в бочке с ледяной водой, а ледяной её делать с помощью искусственного льда, а искусственный лёд брать у тётеньки, которая продаёт мороженое на углу нашей улицы.

Санька посоветовал разбить окно в квартире Михея из соседнего двора за то, что тот прищемил хвост кошке из нашего двора. Но и тут Ёжик разгромил его с математической точностью.

– Во-первых, – сказал он, – ещё неизвестно, может, он прищемил ей хвост нечаянно. Во-вторых, кулаками ничего не докажешь, а в-третьих, Михей пятиклассник и намылит тебе шею так, что не рад будешь.

А Димка предложил ставить спектакли.

– Вот увидите, как здорово получится! Я стану режиссёром. А в антрактах буду показывать фокусы и дрессированных зверей. Ну, и главную роль мне придётся сыграть. Для главной роли талант нужен.

Удивительное самомнение у этого Димки! Думает, стоит ему открыть на сцене рот, и зрители оглушат его аплодисментами. Правда, у Димки мать – артистка драматического театра, но это ещё ничего не значит. Если бы все профессии передавались по наследству, тогда бы не надо было и учиться.

Пока Димка рассказывал о том, какой необыкновенный спектакль у нас может получиться, Петька сидел и думал какую-то тяжёлую думу. Потом глубоко вздохнул и сказал:

– Знаете что, ребята? Но-моему, пора нам уже готовиться к межпланетным путешествиям.

От неожиданности мы чуть языка не лишились: вечно этот Ёжик что-нибудь придумает!

Димке стало обидно, и он ехидно сказал:

– Не понимаю, при чём здесь межпланетные путешествия? Я буду артистом, а для кого в космосе спектакли ставить? Для метеоритов, что ли? – И он засмеялся: так ему понравились собственные слова.

Но Петька стоял на своём:

– Не для метеоритов, а для людей…

Тут Димка не дал ему договорить и дико захохотал:

– Нет, вы только послушайте этого математика: «для людей»! Да где же ты людей найдёшь в космосе? Там не только людей – даже насекомых не водится, чудак человек!

Но на лице Петьки ни один мускул не дрогнул.

– Я говорю о планетах, – спокойно сказал он, – ведь некоторые учёные предполагают, что на Марсе живут марсиане. И на других планетах, может быть, какие-нибудь люди обитают. Вот им и нужно будет показать, какой на Земле театр. Пусть посмотрят.

Димка хотел что-то сказать, но потом раздумал.

– А чтобы показать, надо сначала долететь до них. А чтобы долететь, надо тренироваться. Ясно?

Петька так раскричался, будто ему возражали, а ему никто и не думал возражать. У меня, например, сразу появилась мысль: вот где я буду делать открытия – на неизвестных планетах! И уж тогда-то я наверняка прославлюсь!

Санька сидел раскрыв рот – тоже, наверно, размечтался.

Итак, решено: мы будем готовиться к межпланетным путешествиям! Пете Ёжику мы дали важное поручение: порыться в библиотеке и перечитать всё, что написано о космосе и о подготовке будущих космонавтов.

Глава 7. Как я стал летописцем

Меня избрали летописцем. Петька так и сказал:

– Пусть Алик будет у нас летописцем. Он всегда самые лучшие изложения и сочинения пишет.

– Вот ещё! – возмутился я. – Вы будете совершать подвиги, а я – писать изложения?

– Чудак человек! – ухмыльнулся Димка. – Тебя же просят писать героическую историю нашего двора за одно лето. Это же будет летопись… понимаешь?

Я стал объяснять Димке, что летопись – это запись всех главных событий не за одно лето, а за многие годы. Но он тут же вывернулся.

– Что же, дневник вести прикажешь? – закричал он. – Дневник – это запись вовсе не выдающихся событий, а самых обыкновенных дел. А мы будем записывать только самые выдающиеся. Дневник нам не подходит. А летопись – это да! Её будут читать многие годы, а может, и века.

– Чем же я буду писать? – спросил я. – Ведь летопись писали на пергаменте и гусиными перьями, а не авторучкой.

– Подумаешь, нашёл над чем голову ломать! – завопил Димка. – Перьев я тебе сколько угодно из куриных хвостов надёргаю, а пергамент в любом магазине можно достать – в него масло заворачивают.

Горе с этим Димкой: вот что значит не знать историю! Пергаментную бумагу с пергаментом перепутал! Когда я ему это втолковал, он только рукой махнул:

– А кто тебя знает, какой тебе пергамент нужен! Уж очень ты капризный! То такой тебе подавай, то этакой! Ну ладно, пошли ко мне домой. У нас в кладовке много старой кожаной обуви, можно из неё лоскутьев нарезать для летописи.

И мы отправились к Димке. Он сейчас в своём доме полный хозяин. Раза два в день к нему приходит какая-то «приходящая женщина» – так называет её тётя Катя, – готовит Димке еду и стирает ему бельё. Тётя Катя почему-то жалеет Димку и называет его «сиротой при живой матери». А мы ему завидуем, потому что «приходящая женщина» не обращает на него никакого внимания и он живёт в полное своё удовольствие.

Сегодня «приходящая женщина» вообще не приходила, и поэтому мы свободно разгуливали по Димкиной квартире. В ней очень много вещей и ковров, в серванте за стеклом сверкает хрустальная посуда. И вообще комната похожа на музей. Но ещё больше мы удивились, когда Димка привёл нас в кладовку. Это была не кладовка, а настоящий музей! По стенам висели удивительные костюмы из бархата, кружев и каких-то незнакомых шуршащих тканей. От ярких красок у меня даже в глазах зарябило. Но всего страшнее показались мне головы, которые тоже висели на стене. У них были размалёванные лица, а вместо глаз и ртов чернели отверстия. Василёк испугался и спрятался за Санькину спину.

– Не бойся! – засмеялся Димка. – Это театральные маски. Вот смотри, кем я сейчас буду.

Димка надел на голову маску с бородой, усами и грозными бровями – маска сразу ожила. В пустых глазницах засверкали хитрые Димкины глаза.

– Это Синяя Борода!

Потом Димка ткнул ногой в кучу старой обуви и сказал мне:

– А вот тебе, Алик, и пергамент.

Мы стали рассматривать старую обувь – кожа на ней ссохлась, сморщилась и потрескалась.

– Не годится! – сказал Петька. – Давай кожу поновее. Вон у тебя сколько богатства.

– Ишь ты, какой прыткий на чужое добро! – разозлился Димка.

– Ну и оставайся со своим добром, буржуй! – сказал Санька. – Пошли, ребята, к моему отцу, у него скорее раздобудем!

Димка даже не обиделся на его слова. Ему всё как с гуся вода. Запер на замок свой склад и побежал за нами, будто и не его буржуем назвали.

У Саньки дома совсем иначе. Вещей мало, зато свету много, а по стенам развешаны картины. А на картинах – то лес, то поле, то речка. Эти картины рисовал Санькин отец, дядя Степан. Но дядя Степан не художник. Он работает закройщиком на обувной фабрике. Сейчас дядя Степан сидит у окна на скамеечке и натирает воском толстую нитку– дратву. Солнце светит во всё окошко, и от солнца затылок у Санькиного отца будто вспыхивает искорками. У всех Звягинцевых головы рыжие и круглые, как подсолнухи. И у Саньки тоже.

– Здорово, хлопцы! – сказал дядя Степан. – А ну, Василёк, примерь валенок, не жмёт ли.

Василёк, сопя, обулся, постучал ногой об ногу:

– Не жмут. Только жарко.

– Ничего. Летом не вспотеешь – зимой не согреешься.

Рядом с дядей Степаном стоит ящик, а в нём много разноцветных лоскутков, только не матерчатых, а кожаных.

Санька начал рыться в ящике и показывать мне эти лоскутки.

– Не балуй! – прикрикнул на него отец.

– А нам для дела, дядя Степан, – сказал Димка, – нам для летописи. Знаете, что такое летопись?

И пошёл расписывать. С его слов получилось, что нам без летописи нельзя и дня прожить! Дядя Степан слушал Димкины россказни, а сам натирал воском дратву, – вскоре она заблестела, как лакированная.

– Лоскутков мне не жалко, – сказал дядя Степан, – только вот вас жалко! Живёте в век космоса, коммунизм собираетесь строить, а писать об этом хотите гусиными перьями, да ещё на телячьей коже. Совсем как дикари! А я бы иначе сделал. Взял бы самую наилучшую бумагу и писал бы на ней самым наиновейшим пером. Вот это была бы настоящая летопись! Ну-ка, Василёк, принеси альбом, который я тебе подарил.

Василёк ушёл в другую комнату и принёс альбом. Это и правда был всем альбомам альбом: бумага гладкая, блестящая, а обложка голубая, с тиснёным спутником на уголке.

– Вот это была бы летопись! Как ты думаешь, Василёк?

Василёк засопел и жалобно заморгал глазами.

– Ну конечно, мы этот альбом не имеем права брать, – добавил дядя Степан, – но для летописи он очень подошёл бы. А Василёк нарисовал бы на первой странице, каким будет наш двор при коммунизме.

– Ладно, я нарисую! – пообещал Василёк.

– Ну, вот и договорились. А теперь тащи, Санька, краски. Надо, чтобы всем было ясно, что это не просто альбом, а документ. Летопись!

Дядя Степан обмакнул кисточку в синюю краску и крупными буквами написал:

Летопись нашего двора

А потом спросил:

– Кто же из вас летописец?

– Алик! – в один голос сказали ребята.

И дядя Степан протянул альбом мне.

Значит, с сегодняшнего дня я уже летописец!

Глава 8. Без девчонок не обойтись!

Сегодня у нас санитарный день.

Санька вызвался раздобыть всё для уборки. Он притащил метлу, совок и старую рубаху, которую мы тут же превратили в тряпку.

Работа закипела.

Паукам пришёл конец. Срываясь с паутины, они падали на пол и уползали в щели. В лучах солнца искрящимися столбами поднялась пыль. От неё даже мои чёрные волосы сделались пепельными. Правда, в этот момент нас ещё можно было узнать. Но, когда мы принялись за уборку нашего штаба, мы потеряли всякое сходство с самими собой. Мы трудились часа два, но лишь разукрасили себя, стены и пол грязными подтёками. Жалким выглядел наш штаб. Димка не умел обращаться с тряпкой, он долго тёр пол, но, убедившись, что от этого нет никакого толку, швырнул тряпку в угол и заявил:

– Нам нужна женщина.

Мы ушам своим не поверили! Но Димка по-прежнему твердил:

– Без девчонок не обойтись. Великий драматург Шекспир говорил, что женское влияние облагораживает.

Скажи он это двумя часами раньше, мы подняли бы его на смех, но теперь нам было не до того.

Упорствовал только Санька Звягинцев. У него были две сестрёнки, которые уехали на лето в лагерь. За зиму они ему надоели. И он не видел в них ничего облагораживающего. Им всегда доставалось больше конфет, потому что они принадлежали к слабому полу (будто сильному полу сласти вредны!).

Но мы его переубедили. Тётя Катя часто заставляла Саньку присматривать за младшим братом Васильком. Если бы в нашем отряде была девчонка, Василёк мог бы находиться под её облагораживающим влиянием, а Санька занялся бы более важными делами. Услышав это, Санька сразу перестал возражать.

Итак, мы решили взять в нашу компанию девчонку. Но какую? Из нашего двора все девчонки разъехались. В соседних дворах девочек было больше, но мы враждовали с их мальчишками, и, по правде сказать, они часто одерживали победы над нами. У меня была на примете Дуся Коробейникова из соседнего двора. Она приехала из деревни к бабушке в гости. Эта девчонка дралась не хуже мальчишки, целыми днями бегала, прыгала. То мчалась в магазин за хлебом, то тащила воду в двух вёдрах для своей бабки, то пасла козу. Смеялась она так, что невольно и мне хотелось смеяться. Я был уверен, что Дуся всем понравится.

Димка подошёл к забору и посмотрел в щель на соседний двор. Там девочки как раз скакали через верёвку, и Дуся Коробейникова была среди них. Я тоже с интересом стал следить, как она скачет, выделывая ногами невообразимые кренделя. Когда её очередь скакать прошла, она побежала с Михеем наперегонки и в два счёта обогнала его: Михей подставил свой лоб и она ловко отщёлкала ему дюжину щелчков. Здоровенный Михей стоял, как глупый телок, и терпеливо сносил унижения. Я позвал ребят, чтоб показать им эту удивительную девчонку, как вдруг вижу: Димка и Петька с интересом следят, как прыгает через верёвку Иза Тобольская! Вот уж никогда не стал бы на неё смотреть! Правда, в школе она считается первой красавицей. У неё и прозвище особенное: Изабелла де Крува, красавица мирова. Лицо у неё как у куклы. Глаза будто фарфоровые, на голове бант, а вокруг лба волосы колечками. Как-то девчонки обвинили Изу в том, что она завивает кудри. Тогда она при всех намочила волосы водой, и они у неё не развились, а закрутились штопором. После этого она ещё выше задрала нос, будто её колечки – всё равно что медаль за храбрость. Но я-то хорошо знаю, что Иза трусиха! При виде обыкновенного паука визжит, как ржавая пила. Знаю и то, что половину заданий по труду за неё выполняет её мать, портниха.

Но, когда я увидел, что Димка и Петька её разглядывают, я понял, что мой замысел может провалиться, и позвал Саньку в штаб. Его было нетрудно склонить на мою сторону: Саньку ни одна девчонка не интересует, ему нужна только нянька для Василька.

– Слушай, Санёк, – прямо заявил я, – хочешь от Василька избавиться?

– Как? Насовсем? – испугался он.

Я увидел, что чуточку переборщил, и поправился:

– Да нет, на время. Чтоб кто-нибудь другой с ним нянчился.

– Спрашиваешь! – оживился Санька.

– Тогда выбирай Дусю.

– Почему не Изу?

– Изка не умеет с детьми обходиться. Они у неё знаешь как ревут! А Дуся на своём веку уже сколько детей вынянчила!

Так ли это на самом деле, я не знал, но для пользы дела нужно было хвалить Дусю, а Изу Тобольскую наоборот – выставить в невыгодном свете.

Санька продолжал молчать, и я, чтобы окончательно убедить его, воскликнул:

– Он всё-таки тебе родной брат, а Изка его уморит!

Санька перепугался и тут же дал клятву, что будет за Дусю Коробейникову. Не успели мы закончить этот разговор, как в штаб вошли Петька и Димка.

– Ну, так вы за кого? – спросил Петька и притворно зевнул.

Мы с Санькой в один голос назвали Дусю. Тут Петька сразу перестал зевать.

– Нашли кого предложить! – фыркнул Димка. – Голова – что грачиное гнездо, а нос – будто ворона обкапала. Смехота!

– Настоящий гадкий утёнок! – поддержал его Петька.

Это меня здорово вывело из себя. Я напомнил им, что гадкий утёнок в конце сказки превратился в лебедя, и ядовито заметил:

– Или вы хотите эту Изабеллу де Крува повесить на стену вместо украшения?

Они оба покраснели, а Димка возразил:

– Зачем же на стену? Она будет играть главные роли в пьесах, которые мы поставим. И потом, будет аккомпанировать, когда я стану дрессировать животных.

– Нашёл пианистку! – закричал я. – Если хочешь знать, она в музыкальной школе только первый год, и от её игры не только люди – кошки себе места не находят!

Санька поддержал меня:

– Да разве я могу Изке Василька поручить? Она же его уморит.

– Что ты ерунду мелешь? – возмутился Димка. – Твой братан сам кого угодно своим нытьём изведёт!

Наконец мы решили тянуть жребий. Разломили палочку на две части: маленькая означала Ду-сю, а большая – Изу. Мне досталось тащить жребий первому. Я тихонько вытянул палочку и не сразу решился взглянуть на неё. Наконец взглянул. Палочка была короткая!

Итак, облагораживающее влияние будет оказывать на нас Дуся Коробейникова.