Текст книги "Шальные Кэрью"
Автор книги: Марта Остенсо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
«Мне нельзя больше разговаривать с ним, нельзя!» – думала Эльза.
Сквозь деревья рощи перед усадьбой Кэрью замелькали огоньки. Вся дорога была запружена автомобилями и бричками с перекликавшимися между собой седоками. Экипажи исчезали в вязовой аллее. Когда Риф свернул в нее, послышалась музыка, раздававшаяся с чердака сарая.
– Это оркестр из Гэрли, – сказал Леон, помогая Эльзе сойти с тележки, – они умеют пустить пыль в глаза.
Они направились к сараю, присоединившись к встречным знакомым, и вошли в его ворота, увешанные фонарями, раскачивавшимися от легкого ветерка. Потом поднялись по лестнице на огромный сеновал с высокой крышей, который теперь был весь в вихре движения, сверкал огнями и веселил глаз безумной пестротой красок.
Эльза почувствовала, как ее сразу охватил поток танцующих.
– Пожалуйте, пожалуйте сюда, мой маленький враг, я уже целый час жду вас! – раздался голос, и Эльза, подняв глаза, встретила смеющийся взгляд Бэлиса Кэрью.
– Это долгое ожидание для вас, Бэлис Кэрью! – ответила она.
– Я жду уже годы! – сказал он, и смех погас в его глазах.
Двинувшись за Бэлисом вперед, в самую гущу танцующих, Эльза заметила, что публика слегка расступается перед ними, давая им дорогу. Но это произвело на нее мало впечатления. Она оставалась холодной и невозмутимой, чувствуя себя чем-то отличным от всех этих Кэрью: от стройной темноволосой надменной Ады, стоявшей под мягким светом японского фонарика и всей снисходительной любезностью смущающей молодых фермеров с той стороны Эльдерской балки; от изящно одетой, тихо улыбающейся Флоренс Брин; от сухой неисповедимой Хилдред и от бледной, томной жены Майкла Кэрью, урожденной Нелли Блок; от миссис Грэс, пухлой, похожей на голубя жены Питера; от всех этих наглых, красивых мужчин Кэрью – от внушительного старого Сета и его сыновей Майкла и Джоэля.
Все они блистали своим присутствием, кроме Питера. Питер Кэрью, единственный, кого была бы рада увидеть Эльза, ускользнул от вечера. Эльза проницательно решила, что ему не по душе была эта шумная выставка фамильного единения. Он скрывался где-нибудь в большом доме, может быть, с книгой на коленях, или же скакал по открытой степи, под стягивающимися грозовыми тучами. Так или иначе, он не явился сюда полюбоваться тем почтением, которое оказывали Кэрью окрестные жители. «Везде Кэрью, – с сердцем подумала Эльза, – вечно Кэрью, точно какие-то темные боги, заслоняющие степное солнце!».
Танцевать с Бэлисом ей было весело. Тут было непосредственное приятное физическое ощущение, не омраченное ее старой враждебностью к Бэлису. Минутами она совсем забывала об их отношениях. Она чувствовала какую-то удивительную уверенность, беззаботность. Она даже засмеялась, когда Бэлис с улыбкой сказал ей:
– Хоть из-за танцев-то мы не воюем!
На секунду он крепко прижал ее к себе. Ее щеки нежно разгорелись. Она, не стесняясь, изучала лицо Бэлиса и, собственно, не его лицо, а лицо всех Кэрью, – отражение зеркала в зеркале, туманящее и сглаживающее резкие черты и создающее образ непроницаемый и изящный. Это было лицо Кэрью, правда, не такое поразительно красивое, как у Майкла или юного Джоэля, но, во всяком случае, их фамильное лицо. Глаза Бэлиса показались Эльзе не голубыми, а цвета моха подо льдом.
Когда музыка остановилась, он повел ее к выходу.
– Сядемте тут и подышим свежим воздухом, – попросил он. – Мне нужно минуту поговорить с вами.
Они вышли из толкотни и сели. Бэлис нахмурился и отрывисто заговорил:
– Я покончил с медициной. Я потеряю от этого в ваших глазах, но я ничего не могу поделать. Мне стало ясно, что она не по мне…
Он кашлянул, потом нервно повернул голову к Эльзе, и она увидела его тусклый и рассеянный взгляд.
– Я думал, что справлюсь, – продолжал он, – но со мной, должно быть, что-то случилось на войне. Я узнал там жизнь в неприкрашенном виде. Меня тошнит от вида мяса, от вида человеческого мяса. Я не могу больше смотреть на него.
Его голос звучал отрывисто и глухо. Эльза почувствовала покалывание в веках и в горле, а Бэлис продолжал:
– Сегодня утром я объяснился с отцом. Была страшная перепалка. Но человек имеет же право быть, чем он хочет, даже – ничем. Я сказал отцу, что намерен остаться здесь и обрабатывать свою долю земли. До сих пор ее обрабатывал за меня Майкл. Так вот, – он сделал иронический жест, – похоже на то, что я в конце концов стану фермером.
Кто-то сзади подходил к ним, окликая по имени. Это были Лили Флетчер и Джоэль Кэрью. Глаза Лили блестели неестественно ярко, щеки ее пылали.
– Где ты, Эльза? Что это вы прячетесь вдвоем? Я хочу потанцевать с Бэлисом!
Бэлис вскочил и подал Эльзе руку.
– Помните, я снова приду за вами, – произнес он тихо и дружелюбно, – я еще и половины не досказал.
В следующий миг он уже несся с Лили, и Эльза осталась одна с Джоэлем.
– Вам не увернуться от танцев, – улыбнулся Джоэль, предлагая Эльзе руку.
Девушка рассеянно вошла с ним в толпу. Танцующие пары, разноцветные фонарики, шум голосов, сливающийся со звуками оркестра, представительницы рода Кэрью, с благосклонным видом стоявшие поодаль от веселящейся толпы гостей, знакомые лица, то скользившие к ней, то, кружась, удалявшиеся снова, – все это мелькало расплывчатым узором перед глазами Эльзы. На фоне этой вертящейся панорамы мысль ее пылала одиноким ярким огоньком. Живые обрывки воспоминаний летели на этот огонек и плавились в нем: мисс Хилдред, улыбающаяся из глубины своего кресла – «… Вы все-таки выйдете за него замуж!». Джо Трэси, стоящий в дверях – «Я буду поджидать вас»… Ее собственный страх и бьющееся сердце – «Мне нельзя больше разговаривать с ним, мне нельзя больше разговаривать с ним!». Гордость, ненависть, любовная жажда, из темных недр ее существа грозящая ей гибелью, ее измена… И вот сейчас Бэлис Кэрью – «Человек имеет право быть, чем он хочет»… Право мужчины… Право женщины… ее право… Право Эльзы Бауэрс уйти от Эльдерской балки, от всех эльдерских балок в мире! Что-то смутное поднималось в ней, что-то зловещее. Рождалось сознание какого-то грозного движения, скрытого за гранями видимого, грозные зовы из далей, недоступных слуху.
Снова она была с Бэлисом, слышала словно издалека его голос, шла с ним сквозь толпу, потом по темной лестнице вниз на холодный воздух, видела вспыхивающие на горизонте молнии, на фоне которых деревья казались могучими духами.
– Сюда, Эльза, подальше от шума! – говорил Бэлис. И вот она сидит с ним на берегу маленького пруда для уток. Перед ними черный круг воды. Высокие тополя шевелятся и шепчутся над головой. И голос Бэлиса Кэрью, совсем близко от нее, говорит тихо, но настойчиво:
– Я не могу больше, Эльза! Без вас у меня нет ни луча надежды. Эх, без вас все пустота! В крови Кэрью живет тоска и… и какая-то дикость, Эльза. Нас часто считают негодяями, а правда вся в том, что мы только хотим уйти от чего-то внутри нас. Ни одна женщина еще не понимала мужчин Кэрью. И вы не понимаете. Некоторые, может быть, и поняли бы, но они были не из таких, на которых женятся. Впрочем, я не прошу вас, чтобы вы понимали меня.
– А чего же вы просите от меня, Бэлис? – с дрожью в голосе спросила она.
– Боже милостивый, что за вопрос! – Он внезапно вскочил, стал перед ней и засунул руки в карманы. Спустя долгое время он взглянул ей прямо в глаза.
– Я прошу вас выйти за меня замуж, Эльза Бауэрс, – глухо произнес он.
У Эльзы захватило дыхание и пальцы сжались.
– Я знаю, как вы ненавидели меня, – поспешно продолжал он, – как вы думали, что ненавидите меня. Я не прошу у вас любви – по крайней мере, сейчас. Я хочу, чтобы вы были со мною, чтобы я всегда мог видеть вас и научить вас преодолеть вашу ненависть, если только это возможно, Но вы должны быть моей так или иначе. Я буду ждать, пока вы не полюбите меня.
Она боролась, стараясь сохранить в своей душе старую ясную оценку его личности, свою старую неприязнь, свое драгоценное презрение. Вся дрожа, она встала и долго приглядывалась к нему в темноте. На миг Бэлис показался ей лучезарным и одиноким, скорбным и далеким от всех Кэрью, далеким от всего, что было так знакомо ей в нем. Голос жалости к нему воззвал из глубины ее сознания: «Ты не знаешь, о чем просишь, Бэлис Кэрью! Ты не знаешь, что ты делаешь, женясь на мне!».
Он приблизился к ней и взял ее крепко сжатые руки в свои.
– Вы понимаете меня, Эльза? – нетвердым голосом спросил он ее. – Вы выйдете за меня… вот так, как все обстоит… и будете ждать любви?
И как будто какая-то потусторонняя сила вымолвила за нее слова, которые она произнесла.
– Если вы действительно хотите, чтобы было так, Бэлис… – задыхаясь, пробормотала она, – если вы, действительно, хотите этого…
И сейчас же она поняла, что эти слова произнес за нее страх, тусклый страх перед серыми холмами и вереницей пустых лет, перед забвением.
Она видела, что сначала он плохо верил. Потом отступил от нее, улыбаясь ей с нервной насмешливостью и проводя пальцами по волосам.
– Вы серьезно говорите, что… выйдете за меня? – спросил он.
– Если вы действительно этого хотите, – ответила она.
Бэлис схватил ее за руку, провел по краю пруда и дальше в подъездную аллею, где стоял открытый автомобиль, на котором вчера ездил в город Джоэль.
– Садитесь и подождите меня, – быстро сказал он. – Я не могу видеть вас сегодня среди этой толпы. А мне нужно переговорить минутку с Рифом.
Чувство полного одиночества охватило ее, когда она ждала Бэлиса и думала о нем и о том, что она сделала. Слезы выступили у нее на глазах… ведь ее ждал Джо Трэси! Ей придется пойти к нему и рассказать обо всем. Инстинкт подсказал ей, что ему легче будет выслушать ее, чем ей говорить с ним. В натуре Джо Трэси не было места ни отчаянию, ни бездонной мрачности. В нем жила здоровая беззаботность земли. Он песнями проложит себе путь в другое сердце, найдет утешение в другой любви.
Бэлис сел рядом с ней и направил автомобиль на большую дорогу.
– Мы едем в город, – сказал он с оттенком своего прежнего беспечного юмора, – если мы станем дожидаться завтрашнего дня, вы можете переменить свое решение. Я уже все рассказал Рифу, он дал нам свое благословение.
Эльза не протестовала. Ее глаза были устремлены вперед на дорогу, и ее чувства убаюкивались горячим благоуханием придорожных трав и усыпляющим неумолчным стрекотанием насекомых, живших так близко своей странной жизнью. Ей казалось, будто она скользит во что-то безвыходное и неизбежное.
Удар приближающегося грома заглушил стук мотора. Бэлис взглянул на Эльзу и сказал:
– Вы дрожите. Если бы вы любили меня, я обнял бы вас.
Она обернулась, посмотрела на него и захватила врасплох прежнего четырнадцатилетнего мальчика, уныло сдвинувшего свои черные брови. Она боялась, что если он посмотрит внимательнее, то увидит его неприласканного, сжимающего в руке зеленую лягушку.
ГЛАВА XI
Еще более чем за милю от дома Кэрью Эльза увидела, что в нем освещены почти все окна. Вся семья, значит, была дома. Когда они подъехали ближе, Эльза ощутила, как волна безотчетного страха прошла по ее телу, точно мрачная тень. Инстинктивно она почувствовала, что эти огни, возникшие из глубины теплого мрака, не означали приветствия ей и Бэлису. Когда они свернули по усыпанной гравием дорожке к гаражу, Бэлис ободряюще похлопал ее по рукам, крепко сжатым на коленях.
– Не нервничай! – ласково сказал он. – Ой, да ты так дрожишь, что твоя дрожь передается и мне в спину. Неужели ты так боишься моей семьи? Мы останемся здесь не дольше, чем это будет необходимо. Они будут ходить вокруг нас и надоедать вопросами. А я самолюбив.
– Да я вовсе не боюсь их! – с некоторой горячностью запротестовала Эльза. – Я довольно хорошо представляю себе, чего мне ожидать. Я приготовилась ко всему.
Бэлис криво улыбнулся. Очевидно, он знал, что им предстоит, и подготовился сам к этому моменту. Не радостный прием ждал их в доме Кэрью. Бэлис уже и раньше говорил ей об этом с характерной для него небрежностью тона. Впрочем, он все-таки сказал достаточно, чтобы она знала, что он вовсе не так легко относится к возвращению домой, как хочет это показать. С другой стороны, Эльза чувствовала в себе какое-то упорное желание войти в дом и стать лицом к лицу с этими женщинами из семьи Кэрью. Она надеялась, что семья будет в полном составе, даже и сам величественный, бодрый седовласый Сет Кэрью. «Сейте плевелы, где хотите, – сказал он однажды, услышав о подвигах молодых людей в Стендауэре, – но не приносите жатвы домой!». Это выражение стало ходячим, и Эльза вспомнила о нем сейчас с пылким негодованием.
Бэлис уже запирал ворота гаража, когда Эльза увидела одного из работников, приближавшегося к ним в темноте. Он казался растерянным и смущенным. Крякнув, он снял шляпу и поспешил заговорить, прежде чем Бэлис успел поздороваться с ним:
– Вы, пожалуй, еще ничего не знаете, – забормотал он, – вы ведь уезжали… Я и решил подойти и предупредить вас, прежде чем вы войдете в дом. Вы не слыхали, правда?
Эльза испуганно взглянула на Бэлиса.
– Ничего не слышал, – встревоженно ответил тот, – в чем дело, Бен?
– Ну так… – запнулся Бен, – мне так было ее жалко целый вечер… Я говорю про мисс Хилдред. Ока целый вечер все выбегала на дорогу и смотрела, не едете ли вы.
– Что случилось, Бен? – резко спросил Бэлис.
– Питер… Питер Кэрью умер.
Бен, казалось, расплылся в ночной тьме. Эльза опомнилась лишь идя к дому с Бэлисом, который как-то особенно выпрямился и казался более высоким, чем обыкновенно. Он не произнес ни слова. Он только быстро отвернулся от работника и направился к дому, похожий на движущееся дерево. Эльза потеряла ощущение действительности, не чувствовала даже ног под собой. Страшное известие засело у нее в мозгу, и бессознательно она все повторяла и повторяла его, пока эти слова не обратились в бессмысленный внутренний крик. Питер Кэрью умер! Питер Кэрью умер… Нет, этого не может быть! Питер Кэрью был огромен и великолепен, он смеялся как кентавр, выплывший из мглы веков, и он скакал на буром коне, поднимаясь прямо в таинственное летнее небо. Питер Кэрью не мог умереть!
Они вошли в переднюю и прошли мимо пустой лестницы и запертой двери в гостиную. С другой стороны передней была открыта дверь в кабинет. Эльза кинула быстрый взгляд в эту комнату и увидела в ней Хилдред Кэрью. Она стояла высокая, безмолвная, и своей тонкой рукой подзывала их. Эльза машинально двинулась к этой застывшей черной фигуре, театрально выделявшейся на фоне мягкого освещения комнаты, Бэлис перевел Эльзу через порог, и Хилдред предложила им сесть.
– Я уже слышал от Бена, – неуверенно сказал Бэлис, напряженно глядя на Хилдред, – что такое случилось?
Эльзе показалось почти невероятным, что эта странная черная фигура может согнуться и сесть перед ними. Тонкие руки легли на подлокотники кресла, и длинные пальцы были неподвижны, как изваянные из мрамора. Черные загадочные глаза с еще не виданным Эльзой блеском уставились в тень за фигурой Бэлиса. Яркий свет от стоячей лампы отражался на квадратной переносице Хилдред, еще более поддерживая иллюзию, что это не человеческое существо, чувствующее и дышащее, а какая-то странная картина, одновременно и пылкая, и суровая.
– Его лошадь принесла его ночью домой. Он поехал на Ваале, на своем новом жеребце, – сказала Хилдред, и ее голос показался Эльзе каким-то отдаленным эхом ее подлинного голоса. – Он пришел в сознание и даже успел перед смертью рассказать, как все произошло.
Ее взгляд быстро скользнул на Эльзу, а потом на Бэлиса.
– Вы повенчались, я полагаю?
Бэлис утвердительно кивнул головой, и Хилдред продолжала.
– В таком случае твоя жена должна узнать всю правду, как мы все ее знаем, Она теперь – Кэрью.
Эльза выслушала эти слова, как выслушивают приговор.
– Питер был, конечно, к тогу от Гэрли, – продолжала Хилдред. – Кажется, там опять происходила попойка. Позже туда же направился и наш Майкл с Четом Блумом. Он говорит, что Питер изрядно выпил. Там был еще человек, по имени, кажется, Кражек, у которого есть сестра. Он и застал эту свою сестру в одной комнате с Питером. Произошла ссора, и Кражек вышел за Питером во двор. Питер уже садился в седло, когда Кражек подскочил к нему с угрозами. Питер слез с лошади и повалил Кражека на землю.
В этом месте рассказа Хилдред тяжко вздохнула, и Эльзе показалось, что ее глаза блеснули каким-то неземным блеском. Неужели эта Хилдред Кэрью в глубине своей таинственной души восхищалась трагической историей Питера?
– Он снова вскочил в седло, как вдруг Кражек ударил его чем-то поднятым с земли. Питер сказал, что там лежал железный клин, который он заметил уже раньше, когда привязывал коня к концу бревна, прежде чем войти в дом. Он был уверен, что это и был тот клин. Удар пришелся по затылку. Он рассказал, что помнит, как он обхватил руками шею Ваала и как Ваал выбежал из ворот. Должно быть, он держался на лошади инстинктивно. Ты помнишь, Бэлис, как он говорил, что даже мертвым мог бы проехать на любом коне, если бы его труп посадили в седло? Мы послали за доктором Кеннеди – Олсон слишком хорошо знает нас – и сказали доктору, что Питер свалился с лошади. Кеннеди сделал все, что мог, но все было бесполезно. Последнее, что сказал Питер, это была его просьба не преследовать Кражека. У Кражека – хорошенькая жена, сказал он. Кроме того, наша семья пострадала бы от неминуемых разоблачений, а Питер очень заботился о чести нашего имени – он гордился им.
– А другие знают? – спросил Бэлис.
– Да. Но вне нашей семьи, конечно, никто ничего не знает, – подчеркнула она, еще раз взглянув на Эльзу. – Он высказал еще свое сожаление, что ему не придется поздравить тебя и твою жену. Мне кажется, что я могу передать тебе, что он одобрил твой выбор, и скажу также еще – потому что ты все равно узнаешь об этом, – он оставил тебе треть своей земли.
Ее глаза светились глубоким внутренним огнем. Она встала с места и обратилась к Эльзе:
– Пойдемте, дитя мое. Вы, должно быть, утомлены. В трудную минуту пришлось вам войти в ваш новый дом. Пойдемте ко мне, отдохните у меня, а Бэлису необходимо повидаться со своими.
В ее голосе звучала ласка и вместе с тем бесконечная усталость, но глаза ее светились все так же, как и во время рассказа. Эльза не могла отогнать мысли, что мисс Хилдред испытывала какое-то странное удовлетворение от той роли, которая выпала ей в этой странной драме.
Эльза встала и последовала за ней, как в каком-то страшном сне. Повсюду в доме она слышала приглушенные голоса и поняла, что в этой семье каждый по-своему переживает свое горе: утрату Питера. Поднимаясь по лестнице, Эльза обернулась и увидела, что Бэлис все еще сидит в кабинете. Он не двинулся с места с тех пор, как она оставила его. Она видела его склоненные плечи и красивый контур его головы. Ее сердце поразило сходство, которого она не замечала до сих пор. С приливом страха она почувствовала, будто чары Питера Кэрью витают над головой Бэлиса, обволакивая его темным сиянием. Это была жуткая иллюзия.
В комнате Хилдред Эльза сняла платье и переоделась в капот, который Хилдред дала ей. Она купила кое-какие вещи в городе, но они лежали внизу, в чемодане Бэлиса. Хилдред ненадолго вышла из комнаты, а потом возвратилась и сказала Эльзе, что для нее готова теплая ванна.
– Ванная вон там, в конце передней. А когда вы вернетесь, служанка принесет вам сюда чай.
Хилдред села на низкую качалку и стала тихо покачиваться, скрестив руки на своей плоской груди и закрыв глаза. У Эльзы сжалось горло, а глаза наполнились горькими слезами. Питер Кэрью умер! Питер Кэрью, скачущий на буром коне по степи в тот светлый, светлый день! «Осторожнее, маленькая девочка, не то промочишь ножки!». Она не могла выдержать наплыва этих мыслей. Она поспешно вышла из комнаты и прошла переднюю, направляемая звуком лившейся в ванну воды. Из нижней передней доносились теперь тихие голоса. Говорил Бэлис. Должно быть, там были его сестры и братья, к которым она, направляясь в свой новый дом, чувствовала такое недоверие и такую неприязнь. Теперь она ощущала в себе полную неспособность так или иначе реагировать на их присутствие, питать к ним какое-либо чувство, даже робость или недоверие. Питер Кэрью был мертв – живые Кэрью были для нее лишь тенями. Она вошла в ванную и заперла дверь.
Хилдред разливала чай, когда Эльза вернулась в ее комнату.
– Садитесь, моя милая, и выпейте чайку. Это полезно после ванны, – сказала Хилдред.
Эльза взяла чашку и села на диван. Старая дама уселась опять в качалку и заговорила совершенно бесстрастным тоном:
– Вам неуютно будет жить в этом доме. Не теряйте времени и создавайте себе свой уголок, если хотите быть хоть немного счастливы.
– Мы так и предполагаем, – отозвалась Эльза, стараясь не повышать голоса, – при первой же возможности.
Хилдред быстро ответила:
– Не поймите меня неправильно. Я вовсе не хочу сгущать краски перед вами. Если бы был жив Питер, все обстояло бы совсем иначе. Он любил Бэлиса, как собственного сына. Да и жена Питера, я уверена, смотрит на него, как на сына. А когда женщина, подобная Грэс, начинает ревновать мужчину – пусть это будет племянник, чуть ли не сын, – от нее житья не будет. Грэс сделает жизнь невозможной для вас, дорогая. Она не расположена к вам и будет не расположена еще больше. Она – гордячка, говоря мягко. Женщины Кэрью, могу признаться, никогда не ладили между собой.
Внутри Эльзы все кричало, что она вовсе не Кэрью, что она Эльза Бауэрс, которой нет дела до мелких свар среди женщин Кэрью, но она могла только сидеть и пить чай, стараясь не стучать от волнения чашкой о блюдечко и уверяя мисс Хилдред, что они с Бэлисом не засидятся долго в большом доме.
В дверь тихо постучали, и в комнату вошел Бэлис с Майклом и Джоэлем, которые сейчас же подошли и сели на диван рядом с Эльзой.
– Наши женщины слишком измучены, чтобы приветствовать вас сегодня, Эльза, – спокойно сказал Майкл, – но я думаю, что могу говорить от лица всей семьи. Мы считаем, что Бэлис сделал счастливый выбор. После того, что случилось, мы не в состоянии оказать вам обоим сейчас надлежащий прием. Но вы, конечно, поймете это. Для нас это тяжелый удар, и наши женщины потрясены этим, особенно тетя Грэс.
Резкие черты его лица странно поразили Эльзу. Юный Джоэль сидел, уставившись на ковер.
– Конечно, я понимаю, – пробормотала она, – это ужасно!..
Могла ли она сказать им, каким ужасом это было для нее! Разве она могла объяснить им, что Питер Кэрью был для нее больше, чем человеком, скорее каким-то божеством. Ведь это показалось бы им нелепостью!
– Да, это ужасно! – повторила она, и после долгого молчания Майкл и Джоэль ушли, тихо пробормотав у двери «Спокойной ночи!».
Хилдред покачивалась взад и вперед в своей качалке, закутав руки в кашемировую шаль.
– А теперь идите-ка вы оба спать, – сказала она. – Уже поздно, а завтра с похоронами нам предстоит достаточная трепка нервов, когда все на дороге будут глазеть на нас и выражать свое недоумение. Кажется, тебе уже сказали, Бэлис, что отпевание будет в церкви. Грэс утверждает, что это будет более прилично и породит меньше толков.
Она издала горлом какой-то низкий, горестный звук, нечто похожее на смех, и этот звук испугал Эльзу своим намеком на какую-то более старую и еще более скорбную трагедию, чем та, которая только что обрушилась на дом.
Эльза встала. Встала и Хилдред и обняла ее за плечи.
– Вы, конечно, поедете утром повидаться с вашими. Привезите с собой какое-нибудь темное платье, если у вас есть.
Эльза утвердительно кивнула, и Хилдред сказала:
– Доброй ночи, моя дорогая! Доброй ночи, Бэлис!
Бэлис взял Эльзу за локоть, прошел с ней по устланной мягким ковром передней и повел ее в мрачно-волшебной атмосфере дома Кэрью к своим комнатам на другом конце коридора.
– Войди и присядь, – пригласил он Эльзу, отворяя перед ней дверь и отступая назад. – А я пойду за твоими вещами.
Он ушел, и Эльза осталась одна, осматриваясь кругом и борясь с желанием повернуть назад и убежать из этого места, где она внезапно оказалась самозванкой. Она смутно различала на стене несколько хороших гравюр, потом старинную медную китайскую шкатулку на столе и пышный мягкий ковер, который показался ей похожим на отблеск солнечного света на крови. Далее – ряд книг, выстроенных на скромных низких полках, – все вещи, принадлежавшие к более благородной, более интимной стороне жизни Бэлиса Кэрью. Эти вещи знали его так, как она не могла знать его, знали его тщеславие, его страхи, его нежность и гордость. Она стояла пристыженная, с тяжким сознанием своей вины перед ним. Какой вины? В том ли, что она вышла за него замуж, вместо того, чтобы обречь себя на жизнь в хижине, полной детей и запаха овец, в холмистом пустом мире Южной Дакоты? Неужели она была так же бессовестна, так же лжива, как любой из Кэрью? Ее щеки, шея и ладони горели.
Бэлис вернулся, запер за собой дверь и прошел по комнате до другой полуоткрытой двери, которая вела в соседнюю, меньшую комнату с кроватью.
– Ты будешь чувствовать себя здесь совершенно обособленно, – сказал он, показывая рукой на спальню. – Из этой комнаты есть дверь прямо в переднюю. А я устроюсь здесь на кушетке, это не в первый раз. Я возьму кое-какие вещи, чтобы утром не тревожить тебя.
Она вошла с ним в спальню и стала вынимать свои вещи из чемодана. Вынул свои также и Бэлис и отнес их в другую комнату. Оставшись вновь в одиночестве, она еще сильнее ощутила в душе острый непонятный укор. Она обернулась и увидела, что Бэлис в соседней комнате погрузился в кресло, спиной к спальне, и склонил голову на руки. Еще раз она испытала полную, живую иллюзию – голова и плечи над спинкой кресла были головой и плечами Питера Кэрью, в чем-то упрекавшего ее.
Она нервно направилась к двери и остановилась, глядя на Бэлиса, Но так как он не поднимал головы, она тихо вошла в комнату и присела на постланную для сна кушетку рядом с креслом.
– Бэлис, поговори со мной… немножко… пожалуйста, – попросила она.
Он поднял голову и слабо улыбнулся.
– В чем дело, Эльза? – спросил он. – Не испугалась ли ты чего-либо?
– Нет, не то. Я просто не была подготовлена ко всему, что случилось, вот и все.
– Да и никто из нас, коли уж на то прошло, – быстро ответил он.
– Я ожидала совсем другого, – продолжала она, – и подготовилась к нему. Я выдержала бы их неприязнь ко мне, но…
– Ну, этого, пожалуй, ты еще получишь достаточно, если захочешь, – с улыбкой отозвался он.
– Нет, теперь мне это безразлично. Смерть Питера заставила меня почувствовать себя такой мелкой, такой недостойной. Я любила Питера Кэрью, Бэлис! Я любила его с первой же минуты, как его увидела, бродя однажды по канаве. И я всегда буду любить его, что бы там про него ни говорили и какой бы смертью он ни умер, Мне хочется, чтобы ты знал, что я понимаю, как тебе тяжело, и мне грустно… грустно, что я не могу помочь тебе нести это горе.
– Но ты уже помогаешь мне, Эльза, – горячо сказал он, – Хотя бы то, что ты здесь…
– Бэлис, – прервала она его, – я поступила нехорошо, Я поступила нехорошо, выйдя за тебя замуж. Если бы я не сделала этого, я могла бы, по крайней мере, быть твоим другом в эти минуты…
Он пробормотал что-то, встал с кресла и подошел к камину, где остановился, опершись локтями на каминную доску и глядя сверху вниз на Эльзу.
– Кажется, ты забываешь, Эльза, что не ты вышла за меня замуж, а я взял тебя замуж. Я заключал с тобой соглашение, и я постараюсь соблюсти его условия, насколько позволят обстоятельства. Мы не рассчитывали ни на что подобное. Но это случилось, и мы постараемся сделать, что можно. Я вовсе не желаю, чтобы такое несчастье, как сегодняшнее, оказало какое-нибудь влияние на твое отношение ко мне. Все это пройдет. Питера завтра похоронят, и жизнь пойдет своим чередом без него. Я по-прежнему буду любить тебя и… ждать тебя. Ты же будешь упрямо думать, что ненавидишь меня. В конце концов смерть Питера Кэрью будет мало иметь значения для твоего или моего счастья.
Он взял с каминной доски за своей спиной трубку и резким движением выколотил ее о ладонь. Эльза почувствовала свою беспомощность перед холодной надменностью его доводов. Она знала, что смерть Питера задела его, как, может быть, еще ничто не задевало до сих пор. Она знала, какое горе у него на душе. Его измученное лицо выдавало его. Она пришла к нему из чувства симпатии, чтобы разделить с ним их общее горе, так как перед общим горем все остальное кажется легким и ничтожным. Она могла бы пойти дальше, она хотела бы пойти дальше и каким-нибудь образом довести до его сведения, что она вышла за него замуж только потому, что уже любила другого человека, и эта любовь пугала ее. Ей хотелось сказать ему, что эта любовь внезапно исчезла из ее жизни, не оставив в сердце ни следа света или тени, что это было лишь миражом, дымкой, застилающей глаза юности. Но он замкнулся в своей гордости и напомнил ей, что смерть Питера Кэрью была не более как несчастным случаем в их жизни. Гордость владычествовала над Бэлисом Кэрью.
Эльза встала с кушетки и тихо двинулась снова к спальне. В дверях она остановилась и оглянулась на Бэлиса. Он стоял, опершись локтем на камин, с пустой трубкой в зубах и задумчиво перебирал пальцами чашечку трубки.
– Я пришла сказать тебе, Бэлис, как я тебе сочувствую, – тихо проговорила она. – Я не думала, что…
– Ну, конечно, Эльза! – быстро сказал он, откладывая трубку и подходя к Эльзе. – Я, кажется, был немного резок? Я этого не хотел. Право, мне очень отрадно знать, что ты сочувствуешь мне. Питер был моим лучшим другом. Но только, – он нагнулся и взял руки Эльзы в свои, – я чувствую себя особенно одиноким после того, что случилось, и потому мне еще тяжелее ждать… Ждать того что единственно может заменить мне мою потерю. Он вдруг замолчал и прижался губами к ее волосам.
– А теперь ступай, мой маленький враг, и поспи немножко! Завтрашний день будет тяжелым для нас, – заключил он.
Ее сердце учащенно забилось, когда она прощалась с ним и затем переступила через порог своей комнаты. Нахмурившись, она тихо закрыла за собой дверь.
