Текст книги "Шальные Кэрью"
Автор книги: Марта Остенсо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
ГЛАВА XVI
Неожиданно собравшиеся перед самым вечером дождевые тучи внушили Эльзе надежду, что, может быть, в конце концов отважатся приехать только немногие из гостей. Она поделилась своей надеждой с Бэлисом и Хилдред Кэрью, когда они сидели все вместе за легким ранним ужином, закончив приготовления к вечеру. Бэлис в ответ только улыбнулся и покачал головой, Хилдред же насмешливо расхохоталась.
– Бросьте говорить пустяки! – сказала она и наклонилась к Эльзе с таким блеском в глазах, который делал ее взгляд почти нечеловеческим, внушая мысль о каком-то странном, диком духе, заключенном в ее стареющем теле. – Как вы еще юны, дитя мое! Неужели вы до сих пор не знаете, как далеко могут зайти друзья, чтобы удовлетворить свое любопытство? Вы помните, как все были возбуждены три месяца назад, когда вы бежали и обвенчались с Кэрью. Вы думаете, что теперь они стали менее любопытными, чем были тогда? Вы теперь одна из женщин Кэрью, моя дорогая, и должны привыкнуть к таким вещам.
Эльза быстро взглянула на Бэлиса, но его глаза были устремлены на стоящую перед ним тарелку. Настанет день, подумала она про себя, когда ей достанет мужества, чтобы сказать Хилдред, что она не одна из женщин Кэрью, а Эльза Бауэрс из Эльдерской балки, как бы ни смотрели на нее все окружающие.
Она надела простое саржевое платье, в котором ходила предыдущей весной в школу в Балке, и вышла в гостиную, когда услышала первые отдаленные звуки, предупреждающие о приближении гостей. Бэлис стоял у камина с трубкой в зубах, в старом костюме и фланелевой рубашке. Она смущенно посмотрела на него. Он с насмешливой гримасой утвердительно кивнул головой в направлении все усиливавшегося извне шума, и ей показалось, что лицо его было очень угрюмо.
– Надо пойти на крыльцо, – сказал он. – Не следует ли нам выйти навстречу вместе, как ты думаешь? – Его голос звучал устало.
– Да, – ответила Эльза, почувствовав легкую слабость во всем теле, – пойдем вместе.
Бэлис открыл дверь и пропустил ее вперед. В тот же миг они были окружены стремительно толкавшимися, хохотавшими и кричавшими фигурами, которые начали беспорядочно врываться в двери, где Эльза стояла рядом с Бэлисом. Они отступили внутрь дома, и толпа вливалась вслед за ними. Казалось, все сразу они кричали: «Эй, новобрачные! – А вот и Эльза! – Миссис Кэрью, миссис Кэрью! – Здорово, Бэй! Как живешь, старина?».
Дом был запружен народом. Повсюду лежали сброшенные с плеч плащи и пальто, наполняя комнату свежим, влажным вечерним воздухом.
– Эльза! Эльза!
Это была Клэрис Флетчер с ярко блестевшими под светом висячей лампы волосами. Рядом с ней стоял Риф, украдкой обнимавший ее за талию. Тут же был Леон, приветственно махавший Эльзе рукой из толпы, казавшийся немного сконфуженным и, видимо, чувствовавший себя неловко. Девицы Мэгнюсон были в новых платьях, дальше виднелись Майкл Кэрью и Нелли, а между ними – мать Нелли, потом Фанни Ипсмиллер в кричащем фиолетовом платье с причудливо завитыми волосами, – Господи боже, неужели она их красила? – Фанни, огромная и худая, стояла с решительной улыбкой на лице, а поодаль юный Нильс Лендквист с девушкой из норвежского поселка к востоку от Сендауэра!
Эльза, как сквозь сон, слышала свой голос, когда приветствовала гостей одного за другим с таким искристым восторгом, который чуть не сводил ее с ума. Она нашла, что Бэлис великолепно играл свою роль; он не мог выбрать лучший костюм для такого случая, – удобный, простой, домашний костюм.
Гостиная и столовая были быстро очищены для танцев. Эльза заметила чью-то мелькавшую тень: кто-то осторожно укладывал в чулан под лестницей большой пакет. Это, должно быть, часы с заводом на целую неделю, подумала она. Кто-нибудь потом скажет подходящий спич и торжественно преподнесет подарок, когда закуска будет подана. Джонни Джонсон и молодые Уитни уже сидели около пианино, настраивая банджо и перебирая струны аккордеона; Аннабель Мэрфи, дочь школьного инспектора, села за пианино и проводила пальцами по клавишам, пробуя аккорды.
Эльза увидела мать, отца и дядю Фреда, степенно сидевших в углу с Хилдред Кэрью, очевидно, прилагавшей все усилия, чтобы заставить их чувствовать себя свободно. Когда музыканты заиграли первый танец, Фанни Ипсмиллер прошла сквозь толпу и увела мать Эльзы и Хилдред в кухню, где им предстояло большую часть вечера нарезать сандвичи и кексы и варить кофе. Эльза подождала, пока они ушли, а затем подошла к отцу и дяде Фреду и уговорила их подняться наверх в свободную комнату, где они могли бы сыграть в пинокль и где их никто не потревожил бы, пока не наступит время отправляться домой.
Проходя мимо открытой двери в свою спальню, куда женщины ходили оправить свои платья и где до сих пор замешкалась группа пожилых женщин после того, как молодые спустились вниз, Эльза услышала, что ее зовут, и просунула свою голову в эту комнату. Здесь сидела миссис Блок, мать Нелли, толстая, страдавшая одышкой женщина, неизменно носившая на левой стороне груди золотую медаль, которую она получила как приз много лет назад на состязании в красноречии, устроенном в одном женском обществе в Гэрли. Ее лицо сияло благосклонностью, но глаза по временам остро оглядывали все окружающее. Она взяла одну из маленьких салфеточек с туалетного столика Эльзы и держала ее в руках.
– Мы все удивлялись, – сказала она, когда Эльза вошла в комнату, – неужели вы сами сделали эту прелестную вещицу, Эльза? Девушки теперь не любят вышивать, не то, что прежде!
Эльза рассмеялась.
– Действительно, это не я вышила. Я не сумела бы сделать и простого ровного стежка. Это работа моей матери.
– Да, девушки теперь не хлопочут уже так, как раньше, перед своим замужеством.
Миссис Блок перевела дух, положила в сторону салфеточку и начала обмахиваться веером. Она тяжело откинулась в низком кресле, на котором сидела, и поглядывала на Эльзу таким испытующим и любопытным взором, что Эльза покраснела.
– Да! Подумать только, какая уйма у меня была заготовлена всяких вещей, когда я выходила замуж, – продолжала та. – У меня до сих пор кое-что осталось… Однако, как жарко сейчас.
– Можно освежить немного комнату, – сказала Эльза, подходя к окну и открывая его.
– Я думаю, что мне так жарко от корсета, – продолжала миссис Блок. – Я никогда не ношу его дома и так давно никуда не выходила, что еле влезла в него опять. Нам, женщинам, всегда приходится расплачиваться за то, что мы рожаем детей, но я всегда скажу, что делала бы все то же самое, если бы мне пришлось жить сначала. Дети – это благословение семьи. Впрочем, вы сами поймете это, Эльза, очень скоро. Ох, когда я была в вашем возрасте, мужчина свободно мог охватить руками мою талию.
– Я думаю, что он так и делал!
Это произнесла миссис Шильдс, секретарша местного Красного Креста и лидер общества помощи матерям. Она сдержанно хихикнула, при этом ее длинная верхняя губа закрыла зубы, дугообразные брови резко поднялись. Стив Бауэрс однажды поднял целую бурю хохота в своей семье за столом, удачно имитируя, как миссис Шильдс смеется собственным остротам.
– Ну, пожалуйста, без ваших шуточек, Берта Шильдс! – запротестовала миссис Блок, бросая взгляд на Эльзу. – Вы привыкнете к Берте, Эльза. Она не может не отпустить что-нибудь такое – конечно, когда поблизости нет молодых девушек.
– Мне кажется, что у вас замечательно удобно устроенный дом, Эльза, – сказала миссис Мэгнюсон, – вам безусловно очень повезло. О, конечно, мне самой не на что жаловаться, но если бы у меня были такие дубовые полы в доме, как здесь! Они избавляют вас от половины работы по чистке.
– Однако Бэю уже пора, без сомнения, взять для вас девушку в помощницы, – заметила миссис Блок, несколько смело, пожалуй, хотя она и была тещей Майкла Кэрью.
Эльза почувствовала, как краска заливает ее щеки, но заставила себя улыбнуться и сказать:
– О, я предпочитаю сама все делать для себя. Я боюсь, что время будет слишком долго для меня тянуться, если мне нечего будет делать.
– И к тому же, я думаю, – своим обычным двусмысленным тоном произнесла Берта Шильдс, – гораздо приятнее быть некоторое время после свадьбы наедине. Я так и жила с моим мужем. Это выходит очень мило – гораздо интимнее, не правда ли? Никто не видит ваших маленьких ссор и… последующих примирений, понимаете? И, наконец, мужчины всегда остаются мужчинами, не в укор им будет сказано!
Она опять рассмеялась осторожным клохчущим смешком, и на этот раз остальные женщины засмеялись вместе с ней. Миссис Блок, однако, кротко вздохнула.
– Это верно… даже лучшие из них! И Эльза теперь это знает, конечно. Ведь уже три месяца прошло, не так ли, Эльза?
Эльза с отчаянием улыбнулась.
– Три месяца сегодня, – произнесла она.
Она почувствовала себя внезапно придавленной всей невыносимо унылой пошлостью, которой окутали ее эти женщины. Она стала непременным членом компании, единственным связующим звеном которой, казалось, была какая-то смутная, неопределенная обида, не поддававшаяся ясному определению.
– Мне надо бежать вниз, посмотреть, как там идут дела, – торопливо объявила она. – Они там подумают, что я сбежала и бросила всех. Не сойдете ли вы потанцевать? На нижней ступеньке лестницы ее подхватил Бэлис и закружил в танце. Она подняла голову и поглядела на него, улыбаясь, но казалось, какой-то густой туман стоял между ними, и она не могла рассмотреть его глаза. Опять она почувствовала, как и в ту памятную ночь три месяца назад, что глаза всех присутствующих пристально, не отрываясь, следят за ними с жадным любопытством. Казалось, всех охватило внезапное настороженное молчание. Она быстро взглянула в лицо Бэлису. Он улыбнулся ей с сочувственным видом, Она вспомнила, как он сказал за ужином перед вечером: «Попробуем сыграть наши роли… и затем забыть всю историю». И теперь – играл ли он просто свою роль и было ли ему это так же тяжело, как ей? Но он ведь не был в комнате наверху и не слушал мать Нелли Блок и Берту Шильдс.
Вдруг громкий хохот раздался среди танцующих, и Эльза почувствовала, что оба они окружены тесно сжимающей их веревкой. Прошло несколько мгновений, прежде чем она сообразила, что кто-то набросил на нее и на Бэлиса лассо и тянул его так, что они вплотную прижались друг к другу.
– Исполняйте свою обязанность, Бэй Кэрью! – услышала она громкий смеющийся голос.
Она обернулась и увидела стоящего около нее с концом веревки в руках самого младшего из молодых Уитни.
Несколько голосов закричали одновременно:
– Ну-ка, Бэлис!
– Пошевеливайтесь, Эльза!
– Настоящий кинематограф! Поворачивайтесь живее!
– Скорее, скорее, мы хотим танцевать!
– Не выпустим, пока не поцелуетесь!
Веселые крики звенели в ушах Эльзы и отзывались шумом в сердце. Бэлис громко рассмеялся, охватил ее руками за талию и притянул к себе, затем резко прижал свои губы к ее губам. Раздалось громогласное ура, ноги одобрительно затопали по полу, веревка упала, музыка опять оглушительно дико загремела, все снова пустились в пляс, и Эльза возобновила свой прерванный танец с Бэлисом.
Когда они очутились в передней, Бэлис тихо произнес:
– Ты бы лучше ушла от всей этой несносной шумихи. Тебе больше не выдержать. Проскользни незаметно в кухню и побудь там с Хилдред и матерью. Я останусь здесь и присмотрю, чтобы все шло своим порядком.
Лишь далеко за полночь гости начали разъезжаться. Последняя бричка двинулась со двора лишь в два часа ночи. Эльза вернулась в дом и бросилась на кушетку, отодвинутую к стене, чтобы очистить место для танцев. Она закрыла глаза, чувствуя себя невыносимо утомленной. Вошел Бэлис, медленно прошел через комнату и стал у камина. Эльза почувствовала на себе его взгляд.
– Иди в постель, Эльза, – спокойным голосом сказал он. – Ты совсем сонная. – Она открыла глаза и медленно подняла их на него. – Мне очень жаль, что так случилось. Я обещал, что не буду этого делать. Но так вышло, что другого выхода не было.
Если бы только он не смотрел на нее так, подумала Эльза, и не хмурил так брови, она бы заговорила. Бэлис засунул руки в карманы, поднял голову и мрачно усмехнулся, все лицо его как-то затуманилось. Она опять закрыла глаза и услышала, как он прошел в соседнюю комнату и несколько мгновений простоял там молча. Затем донесся звук открывшейся и закрывшейся входной двери, и она поняла, что осталась одна.
Когда в ближайшие минуты он не вернулся, она встала. В передней она увидела, что он взял свою шляпу. Она набросила на плечи шарф, быстро вышла во двор и остановилась в темноте.
Она посмотрела вниз, туда, где ниже по склону стоял сруб. В нем не было видно света, как в прошлую ночь. Горхэм спал. Она торопливо прошла к углу дома и посмотрела вверх вдоль тропинки, которая вела к группе белых берез, выделявшихся при свете звезд на верхнем склоне горы. Она тихо окликнула Бэлиса и стояла, прислушиваясь. Ответа не было, и она вернулась в дом.
Медленно раздевшись, она долго лежала с открытыми глазами в темноте, прислушиваясь, не идет ли он, вздрагивая при каждом звуке в безмолвии их жилища. В доме было жутко и пустынно. Все тело Эльзы болело, как от какой-то физической пытки. Бэй… Бэлис… Кэрью… Его имя по частям срывалось с ее губ. Она без конца, опять и опять, переживала мучительное ощущение его поцелуев – того, который он дал ей в летний вечер, целую вечность тому назад, когда они поссорились из-за Лили Флетчер, – и теперь этого поцелуя, который он позволил себе потому, что, как он говорил, не было другого выхода. Неужели ее тело обратилось в камень под холодным деспотизмом разума?
После бесконечно долгого времени она услышала звук открывшейся двери на заднем крыльце и с остановившимся сердцем стала прислушиваться, следя, как он шел через кухню и через столовую в переднюю и там остановился. Затем он поднялся по лестнице и спокойно пошел по верхнему коридору, приближаясь к ее двери. Здесь он опять остановился, вероятно, чтобы прислушаться, спит ли она. О Бэлис Кэрью! В этот миг жизнь для Эльзы остановилась, исчезла в мгновенном забвении… Она вновь услышала его шаги, прозвучавшие по коридору в сторону его спальни. Кровь опять хлынула к ее сердцу, прерывая дыхание. Голод вновь стал терзать ее тело. Бэлис… Бэлис Кэрью!
ГЛАВА XVII
Утро следующего дня было настоящим сверкающим каскадом ослепительно чистого света, падавшего с неба, как прозрачные алмазы. Вскоре после утреннего чая Бэлис поехал в Гэрли, и Эльзу, смотревшую, как он исчезал в холодной синеве, покрывавшей на западе поля, охватило тяжелое чувство одиночества. Через несколько часов, покончив с домашней уборкой, она оседлала Флету и поехала на юг, к Кэрью, навестить Хилдред.
Проезжая вязовой аллеей, она видела, что лужайка перед домом Кэрью была все еще зелена и свежа, но сад Хилдред, расположенный немного дальше, стал грязной чернеющей пустыней. В саду была, однако, сама Хилдред, в шерстяном платке на плечах, спокойно двинувшаяся ей навстречу по садовой дорожке. Эльза отдала свою лошадь одному из работников и направилась в сад.
– Я видела, как вы ехали, моя дорогая, – приветствовала ее Хилдред. – Мне понятно, что дома вам не сиделось в такой чудный день. Я сама чувствую необходимость в свежем воздухе. Пойдемте через сад к пруду.
Она взяла Эльзу под руку и немного устало склонилась к ней.
– Какой великолепный день! – сказала Эльза. – Я не могла устоять против искушения покататься на Флете.
– Я очень рада, что вы приехали. Я живу, замкнувшись в себе. Так было всегда, и, может быть, я перетягивала струну. Но в одиночестве мне лучше, чем с большинством из тех, с кем приходится жить и встречаться. Однако бывают дни, когда одиночество не дает того, чего от него ждешь. Очевидно, я сильно старею, моя дорогая.
Она вздохнула и нагнулась, чтобы поднять съежившуюся астру с усеянной листьями земли у своих ног.
– Вы слишком устали вчера вечером, – сказала Эльза. – Вы и мама сделали почти всю работу.
– Нет, нет, дитя мое, – возразила Хилдред. – Для чего и существуют старые девы, как не для того, чтобы делать грязную работу! Нет, дело не в этом…
– Значит… что-то произошло? – быстро спросила Эльза.
– Рано или поздно, дитя мое, – продолжала Хилдред, – вы узнаете, что быть Кэрью – нелегкая задача. Я именно от этого устала сегодня. Совсем измучилась!
Эльза посмотрела на нее. Куда исчез дикий, неукротимый дух, светившийся в ее глазах в прошлую ночь? Она нежно положила руку на тонкие хрупкие пальцы, сжимавшие ее локоть.
– Пустяки, пустяки! – поспешно воскликнула Хилдред. – Это не имеет к вам отношения и не может вас огорчить. – Она быстро оглянулась в сторону дома, как будто желая удостовериться, что они одни. – Тут была сцена между Майклом и Нелли, когда они вернулись ночью домой. Майкл вчера вечером исчез куда-то на полчаса, когда они были у вас. Нелли говорит, что он был не один, и я верю ей. Майкл отказался сказать, где он был, отказался вообще говорить об этом. Сегодня утром Нелли взяла детей и уехала к своей матери.
– Как? Она уехала? – изумленно спросила Эльза.
– Да, сразу после утреннего чая. Нелли и двое младших детей. Маленький Мики остался здесь – вы бы посмотрели на него! Это прелестный мальчуган с вьющимися волосами – настоящий Кэрью! Он стал прямо против Нелли, заложил за спину руки, высоко подняв голову, и заявил: «Я не поеду, мать! Мне не нравятся Блоки, они слишком грубые!». Можете себе это представить? Нелли – она ведь мягкосердечная дура – залилась слезами, но все-таки уехала, без Мики. Она уехала, проклиная весь этот дом. Жизнь ее здесь не принадлежала ей, муж тоже ей не принадлежал, а теперь и дети не принадлежат ей, и так далее в том же роде.
– И… вы думаете, она там и останется, у матери? – спросила Эльза.
– Ф-фу! Она вернется. Через два, самое большее три дня. Она уже пробовала это раньше, два раза. И возвращалась опять. Она всегда так делает. Видите ли, моя дорогая, женщины Кэрью бесповоротно влюбляются в своих мужей. Раз это случилось, кончено: для них надежд нет – для женщин, я хочу сказать.
Она повернула свое бледное лицо к Эльзе, и на мгновение прежний пламень вспыхнул в ее глазах.
– Я надеюсь, что у вас хватило смысла не влюбиться в Бэлиса Кэрью, – сухо заметила она.
Эльза отвернула лицо, чтобы скрыть свое смущение.
– Разве нельзя влюбиться без… – начала она неуверенным голосом, но Хилдред прервала ее:
– Без того, чтобы всю жизнь потом жалеть об этом? Может быть, некоторые женщины и могли так сделать… Но они не вышли замуж за Кэрью.
Они ходили по круговой дорожке между рядами оголенных цветочных гряд. Эльза вспомнила другой час, который она провела с Хилдред здесь летом, когда все так буйно цвело кругом. На настроении Хилдред, казалось, отразилась эта резкая перемена, происшедшая в ее саду.
– Очевидно, я становлюсь слишком стара, чтобы возиться с этим, – продолжала Хилдред. – Все это утомляет меня, во мне уже не осталось прежнего огня. Было время, когда я пыталась все сглаживать – ради семьи. Теперь мне почти безразлично, вернется Нелли или нет. Вернется, конечно.
Они спустились по дорожке к небольшому пруду, откуда послышались резкие крики и хлопанье крыльев, поднятые законными обитателями этого места при приближении пары заблудившихся диких уток. Высоко над прудом длинным пером нависло легкое белое облачко, а на противоположном берегу ярко-красные и золотые листья все еще украшали рощу. Всегда, думала Эльза, на владениях Кэрью лежит отпечаток богатства, довольства и спокойствия, но там, позади – на большом доме лежит тень измен, ревности и ссор.
– Я дошла до того периода жизни, когда хочется только покоя, – продолжала Хилдред, – Кажется, меня уже ничего не может взволновать. Вот, например, эта новая затея в Техасе… Майкл думает, что это дело превратит его в миллионера. Может быть, и так. А может быть, они просто на пути к новому падению. Не знаю, что выйдет из этого в действительности, и, пожалуй, не очень интересуюсь, Майкл говорит, что они намерены открыть широкий прием денежных вкладов от посторонних. Должно быть, он уже сговорился об этом вчера вечером с молодым Уитни и Мэгнюсонами. Даже жалкая Фанни Ипсмиллер просила меня рассказать ей, в чем дело. Мейлон Брин приедет окончательно сговариваться с Майклом и Сетом. Я сказала им утром, что они заходят слишком далеко. Но Майкл в ответ только усмехнулся и заявил, что он лишь оказывает благодеяние каждому, разрешая принять участие в их деле. А потом мне стала совершенно безразлична вся эта история. Очевидно, я совсем конченый человек.
Эльза посмотрела вниз на пруд и сжала губы. Ее охватило какое-то зловещее предчувствие. Какое право имел Мейлон Брин и Майкл Кэрью впутывать жителей Балки в свои спекуляции? Это возмутительно, да, возмутительно, все равно – закончится дело успехом или неудачей!
Хилдред заговорила вновь:
– Иногда мне кажется, что я потеряла вкус к борьбе с тех пор, как умер Питер. Мы не всегда чувствуем сразу, как на нас отражается то или иное событие.
– А как Грэс? Чувствует себя лучше? – спросила Эльза. – Бэлис говорил, что она не совсем здорова.
Хилдред покачала головой.
– С ней, кажется, нельзя рассчитывать на что-нибудь утешительное. Она говорит, что охвачена мистическим настроением. Она просто сходит с ума, если не сошла уже. Она видит дух Питера – иногда говорит с ним, когда мы все сидим с ней в комнате. В последнее время она стала нас в чем-то подозревать. Я еще вчера слышала, как она жаловалась Питеру, что мы плохо обращаемся с ней. Будь у нее дети, все могло бы пойти иначе. И она упрекает за это и Питера… О дорогая моя, я не знаю, прямо не знаю… Пойдемте назад, дорогая.
Голос ее стал серым и беззвучным. Повернувшись, чтобы идти обратно, она тяжело оперлась на руку Эльзы, и Эльза, боязливо взглянув на нее, увидела, что глаза ее закрыты.
– Мне хотелось бы, чтобы вы приехали на несколько дней к нам, предложила Эльза. – Вам необходимо переменить обстановку и хорошенько отдохнуть.
– Не обращайте на меня внимания сегодня, дитя мое, – ответила Хилдред. – Я почувствовала облегчение уже благодаря тому, что могу поговорить с вами. Как вы думаете, достаточно ли тепло, чтобы позавтракать нам с вами на веранде? Дом меня сегодня буквально давит.
– Конечно! Сейчас – совсем как летом!
– Пойдемте в таком случае, поищем чего-нибудь съестного, и я попробую стать немного веселее. Мне следовало бы стыдиться впадать в меланхолию в такой чудный день. Я просто – хнычущая старая дева. Вот если бы у меня был муж, который бы мне изменял, и вообще что-нибудь действительно стоящее беспокойства и волнения, – тогда я чувствовала бы себя лучше! Не сомневаюсь в этом.
«Бедная Хилдред Кэрью, – думала Эльза, когда они шли обратно по тропинке среди оголенных цветочных гряд, – она бежит в конце концов с поля сражения и ищет теперь только покоя, представляя жизни идти мимо нее».
Поздно вечером в тот же день сгорел дотла дом Акселя Фосберга. Эльза и Бэлис были в это время на верхушке Горы и смотрели на север через Балку, дикую и черную, наполненную в эту минуту призраками карликовых дубов и приземистых ив, разыгрывавшими какие-то сверхъестественные шарады в сгущающейся темноте. Вспоминая об этом потом, Эльза удивилась, как они не заметили сразу мрачного отблеска пламени над темневшей за Балкой степью.
– Это, должно быть, новый дом Акселя Фосберга, – сказал Бэлис. – Только он и стоит в той стороне.
Эльза почувствовала, что ее ноги приросли к земле. Зубы ее начали неудержимо стучать, и Бэлис поддержал ее, обняв за талию.
– Тебя знобит, – отрывисто сказал он. – Иди домой! А я побегу и позвоню в Сендауэр. Может быть, что-нибудь удастся сделать.
Когда Эльза дошла до дома, Бэлис уже вывел автомобиль и звал Горхэма, который с заходом солнца ушел в поле куда-то к югу. Не получив ответа, он подъехал к крыльцу, где остановилась Эльза, и задержался, чтобы рассказать ей все, что узнал: новый дом Акселя сгорел почти дотла, однако еще надеются спасти гумно и пристройки. Все соседи собрались там, чтобы помочь, он сам вернется, как только можно будет, а пока Горхэм может вернуться каждую минуту и будет дома. Затем он уехал, а Эльза стояла, как будто окаменев, и смотрела, как автомобиль стремительно выехал на большую дорогу, повернул к северу и исчез в Балке.
Бедняга Аксель Фосберг! Он работал, как вол, целый год, откладывая каждый грош, чтобы построить этот дом для Лили Флетчер! Что он теперь будет делать? Что может сделать для него Бэлис? Что могут все соседи сделать для человека, которого судьба избрала жертвой своих жестоких шуток, о самой жестокой из которых он еще узнает со временем? Слезы подступили к глазам Эльзы, когда она медленно повернулась и вошла в дом.
Она затопила камин в гостиной и поставила кресло под лампой, чтобы сидеть и читать, ожидая возвращения Бэлиса, когда ее испугал робкий, но настойчивый стук в дверь. Она подошла к двери и, открыв ее, увидела какую-то фигуру, отступившую в тень. Чей-то голос тихо произнес:
– Простите, что я вас потревожила!
Эльза сразу узнала голос Зинки, жены Нэта Брэзелла. Он звучал так мелодично, что резко отличался от всех когда-либо слышанных ею голосов.
– Это вы, Зинка? Войдите! Вы нисколько меня не потревожили. Я совершенно одна.
Молодая женщина вошла в переднюю и затем последовала за Эльзой в гостиную, бросая кругом косые, недоверчивые взгляды и крепко прижимая одной рукой к груди свой яркий большой платок.
– Садитесь, Зинка, – сказала Эльза.
Каким-то странным, скользящим движением Зинка села в кресло, предложенное ей Эльзой. Она была без шляпы, и ее черные волосы тяжелыми завитками падали на уши. Эльза с некоторым смятением в душе подумала, что никогда не видела более красивого создания.
– Мне не следовало приходить! Боюсь, что причиняю вам слишком много беспокойства, – заговорила опять Зинка.
– Нет, нет, Зинка! Я собиралась сварить себе кофе. Вы теперь поможете мне его выпить. Бэлиса нет дома, – вы видели пожар?
– Да, да… Ужасно! Меня это страшно пугает.
– Нэт отправился туда?
– Нэт? О, нет! Он ушел стрелять диких уток и вернется лишь завтра.
– Эльза повернулась, чтобы выйти в кухню.
– Подождите одну минуточку, Зинка, пока я поставлю на очаг кофе, – сказала она. – Или, может быть, вы предпочитаете чашку какао?
Зинка, казалось, не слышала. Она не отрываясь смотрела жадными глазами на ярко раскрашенную вазу, стоявшую на пианино.
– Да, пожалуйста, сударыня, – рассеянно произнесла она.
В кухне Эльза с удивлением думала о своей посетительнице, не понимая, что заставило ее блуждать в одиночестве и, покинув Балку, явиться сюда в такой поздний час. Рассчитывала ли она застать Бэлиса? Эльза упрямо сжала губы, чтобы прекратить их нервную дрожь, и старалась подавить охватившие ее черные мысли. Каковы бы ни были врожденные задатки у склонных к романтическим похождениям Кэрью, она не унизит себя до того, чтобы думать, будто Бэлис до сих пор может интересоваться Зинкой Вульф, девушкой с южной окраины Гэрли! И все-таки… Разве она не слышала тогда, едучи верхом, угрозы Нэта Брэзелла? Она гордо подняла голову, рассердившись, что позволила себе поддаться такому страху.
Вернувшись в гостиную, Эльза нашла Зинку сидящей на том же месте, где она ее оставила, с поджатыми ногами и головой, откинутой на спинку кресла. В тот миг, когда Эльза вошла в комнату, Зинка быстрым движением приняла чопорно декоративную позу. Это было сделано так явно, что Эльза едва удержалась от улыбки, хотя ей невольно стало неприятно. Она поставила поднос с какао и поджаренными булочками на маленький столик около Зинки, затем отошла и села на кушетку.
– Вы не боитесь ходить одна так далеко, Зинка? – спросила Эльза.
– Я… нет, я ничего не боюсь. Я боюсь только его. Я решила убежать от него! – Она показала легким взмахом своих выразительных пальцев в сторону фермы Нэта Брэзелла. – Я не могу больше его выносить! – Она резко дернулась всем телом. – Я отправлюсь опять к отцу… или куда-нибудь в другое место… только подальше от него.
Она судорожно взмахнула руками, и ее алый, синий и желтый большой платок упал с плеч на талию. Под ним было только бумажное платье, полинявшее и изношенное.
– И вот, я… пришла попросить вас… не дадите ли вы мне какую-нибудь жакетку, старую жакетку, которую вы теперь не носите сами… за мой платок? Его увидят издалека, и кто-нибудь может сказать Нэту, если встретит его.
– Вы хотите сказать, что собираетесь бежать сегодня же ночью? – спросила Эльза. – Вы не вернетесь домой?
– Сегодня ночью? Почему же нет? Его теперь нет дома. Он не узнает. А завтра он меня не пустит.
Эльза посмотрела на платок, на взволнованное, с широко открытыми глазами лицо Зинки.
– Но почему вы хотите бежать от него, Зинка? – спросила она. – Он плохо обращается с вами?
Та поморщилась.
– Ух! Он мне опротивел! – Дыхание со свистом вырывалось из ее рта, она прижала руки к груди. – Вы не знаете его. Он похож на собаку… Он настоящая собака. Он становится на колени и смотрит на меня… вот так! Фу! Он свинья! Каждый день я моюсь начисто, вся. Он – свинья. Он не человек. Ух! Вчера я бросила в него кастрюлей, а он заплакал. Фу! Он мне противен! Я убегу от него.
– Значит, он не упрекает вас, он не оскорбляет вас, Зинка?
– Он! Я думаю, нет! Он не посмел бы меня оскорблять.
Ее глаза блеснули, и губы сложились в гордую складку. В следующее мгновение она уже искоса осматривала комнату завистливыми, восхищенными глазами. Потом она вновь перевела взгляд на Эльзу и таким же образом осмотрела ее фигуру. У Эльзы было беспокойное чувство человека, находящегося очень близко к чему-то чуждому, стихийному и жестокому. Какая-то горячая волна обвевала ее под взглядом этой женщины.
– А что скажет ваш отец, если вы вернетесь, чтобы жить дома? – спросила Эльза.
Несколько мгновений Зинка не отвечала. Она пристально смотрела вокруг, будто не слышала вопроса. Потом произнесла почти шепотом:
– Отец… я думаю, он изобьет меня до полусмерти.
– А ваши подруги?
Зинка внезапно расхохоталась.
– Ха! Мои подруги будут смеяться надо мной, они назовут меня дурой. Но, может быть, я не вернусь туда, к отцу и к своим. Они не знают его! Я им ничего не говорила.
– Куда же вы в таком случае пойдете? – пробовала спросить Эльза. – В конце концов Нэт не обижает вас. Сколько мужей на его месте не стали бы мягко обращаться с вами.
– Мне все равно. Если бы у меня был муж, которого я бы любила, и он бил бы меня – ну так что же? – он все-таки был бы любимым. А сейчас у меня муж, который мне неприятен, противен, которого я никогда не полюблю. Ну вот, я и ухожу от него.
Они говорили почти целый час, и Эльза к концу разговора почти умоляла Зинку вернуться домой и попытаться быть хорошей женой Нэту Брэзеллу. Однако Зинка на все ее уговоры отвечала с логикой первобытного человека, иногда горячо, иногда холодно и сдержанно, но одинаково упрямо и настойчиво. Она не любит Нэта Брэзелла – и не может с ним жить и быть его женой. Она вернется к нему сегодня, но на следующую же ночь уйдет уже навсегда.
