Текст книги "Каникулы Элси"

Автор книги: Марта Финли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Глава 9

Прошло всего несколько дней после посещения миссис Травиллы, и произошло событие, которое заставило Элси на время забыть свои собственные переживания, обретшие в ней довольно прочное жилище. Внимание Элси было привлечено к страданиям и переживаниям других.

Аделаида получила письмо, в котором сообщалось о смерти того, кто ей был очень дорог. Удар был очень неожиданным. Бедная девушка была переполнена печалью, которую было трудно перенести из-за отсутствия сочувствия со стороны семьи.

Ее родители дали свое согласие на предстоящий союз, но из-за того, что джентльмен, хотя и уважаемый, умный, высокообразованный и талантливый, был небогатым и невысокого происхождения, они никогда сердцем не одобряли этой связи. Услышав новость, они были скорее обрадованы, чем огорчены его смертью.

Элси была единственной, кто на самом деле глубоко сочувствовала Аделаиде, и ее молчаливое, ненавязчивое сострадание было очень необходимо.

Маленькая девочка, казалось, на время почти забыла свои собственные переживания, стараясь облегчить состояние своей понесшей утрату тети. Элси знала, и это делало ее сочувствие гораздо глубже и сердечнее, что у Аделаиды нет никакого утешения в своем отчаянии, кроме жалкого утешения, которое может быть найдено в земных вещах. У нее не было сострадательного Спасителя, к Которому она могла бы принести свои переживания. Она должна была переносить их совершенно одна. Не так было у Элси, ей позволено было ходить во свете Его лица, и ее слуха достигали тихие слова Его любви: «Не бойся, ибо Я – с тобою» (Ис. 41:10); «Любовью вечною Я возлюбил тебя» (Иер. 31:3), «Не оставлю тебя и не покину тебя» (Евр. 13:5). Для Аделаиды же все было темно и пусто.

Вначале сочувствие Элси выражалось в разнообразных маленьких услугах. Она часами сидела возле дивана своей тети, подавала ей попить холодной воды, приносила ей душистые цветы и старалась предупредить каждое ее желание. Но наконец, она решилась заговорить.

– Милая тетя Аделаида, – прошептала она, – я вам очень сочувствую. Я бы хотела знать, как могу вас утешить.

– Ох, Элси, – всхлипнула безутешная девушка, – для меня нет утешения. Я потеряла мое самое драгоценное, все, что у меня было, и никому до меня нет дела.

– Милая тетя Аделаида, – робко ответила девочка, – это правда, что я всего-навсего маленькая девочка, но я очень сочувствую вашему горю, и, без сомнения, ваши мама и папа тоже жалеют вас.

Аделаида печально покачала головой.

– Они больше радуются, чем жалеют, – ответила она, снова расплакавшись.

– Знаете, дорогая тетушка, – тихо проговорила Элси. – Есть Тот, Кто знает о всех ваших переживаниях, и Он в состоянии утешить вас, если только вы захотите прийти к Нему, Тот, Кто возлюбил вас так сильно, что умер для того, чтобы спасти вас.

– Нет, нет, Элси! Не меня! Он не может заботиться обо мне! Он не может меня любить, иначе Он ни за что не забрал бы у меня моего Эрнста, – всхлипнула она.

– Дорогая моя тетя Аделаида, – опять зазвучал тихий и приятный голосок Элси, – мы не всегда можем сказать, что для нас лучше и что может сделать нас счастливее потом.

Я помню однажды, когда я была еще совсем маленькой, я гуляла со своей няней в той части владения моего опекуна, где мы редко бывали. Я бежала впереди нее и вдруг увидела куст с красивыми красными ягодами, они выглядели очень аппетитно, и я торопливо сорвала их и только положила в рот, как няня, увидев это, бросилась ко мне. Она выхватила их у меня из рук, бросила на землю и растоптала. Затем она повернулась к кусту и поступила с ним точно так же, а я стояла и плакала и называла ее нехорошей, сердитой няней, за то, что она забрала у меня мои хорошие ягодки.

– Ну и что? – спросила Аделаида, когда девочка замолчала, – что же ты имеешь в виду своей историей? Ты еще не закончила, но, конечно же, ягоды были ядовитыми.

– Да, – ответила Элси, – и няня была мудрее меня и знала, что то, чего я так желала, принесло бы мне огромный вред.

– Ну и как ты это хочешь применить ко мне? – прервала ее Аделаида. – Ты имеешь в виду, что как няня была мудрее тебя и забрала у тебя то, что для тебя было дорого, так и Бог мудрее меня и по Своему великодушию забрал у меня мое сокровище? Но, ах, Элси, сравнение совершенно неподходящее. Ведь мой добрый умный Эрнст никогда не мог бы мне навредить, как это могли сделать тебе ядовитые ягоды, нет, нет и нет! Он всегда обращался со мной очень ласково! – и она разрыдалась от горя.

Элси подождала, пока она немного успокоилась, и затем ласково сказала:

– Библия говорит, дорогая тетушка, что Бог «не по изволению сердца Своего наказывает и огорчает сынов человеческих» (Пл.Иер. 3:33). Возможно, Он видел, что ты слишком сильно любила своего друга и ни за что не отдашь своего сердца Иисусу, если Он не заберет его у тебя, хотя ты могла жить с ним в этом мире только некоторое время. Но теперь Он взял его на небо, я надеюсь, потому что Лора говорила мне, что мистер Сент Клер был христианином. И если вы придете к Иисусу и примите Его как своего Спасителя, то вы с вашим другом можете надеяться на счастливую вечность там.

Милая моя тетушка, неужели вы не верите, что Бог в безграничной премудрости, доброте и любви послал вам эти великие переживания из любви и сострадания?

Аделаида ответила только нежным пожатием маленькой ручки, которую она держала, и новым потоком слез. Но после этого, она, казалось, полюбила Элси больше, чем когда-либо раньше. Она постоянно нуждалась в ее присутствии, часто просила ее прочесть главу из Библии. Это была просьба, на которую маленькая девочка всегда отвечала с радостью.

Аделаида стала молчаливой, похоронив свои мысли в своей груди, но ясно было, что благословенное учение святой Книги оставило свой след. Чрезмерная сила ее горя постепенно утихла, и выражение ее лица, хотя еще и печальное, стало более нежным и кротким.

И разве могла Элси, таким образом служившая утешением для другого, не извлечь драгоценных уроков для себя? Конечно же, нет.

Она не могла повторять своей тете множество сладкозвучных и драгоценных обетований Божьего святого Слова, чтобы не донести их до своего собственного сердечка с обновленной силой. Она не могла рассказывать об Иисусе другим, не чувствуя, что Он стал дороже и ее душе. Но все равно бывали времена, когда она была переполнена печалями. Она вполне могла сказать: «Утешения Твои услаждают душу мою» (Пс. 93:19). Часто в сердце у нее возникала томительная, нестерпимая боль от чрезмерной тоски по любви и вниманию своего отца. Это приводило ее, плачущую, на колени, и она умоляла долго и искренне, чтобы это испытание кончилось. Однако Элси хорошо знала, Кто послал его, и была удовлетворена, что это было одним из того, «что любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко благу» (Рим. 8:28). Наконец она была в состоянии ответить: «Впрочем не Моя воля, но Твоя да будет» (Лк. 22:42) и нести свой крест с терпеливой покорностью.

Но ах! Как много горьких страданий было вначале! Сколько печальных томительных часов прошло в одиночестве, и бывали моменты, когда желание ее бедного маленького сердца видеть отца и чувствовать его любовь было больше, чем в состоянии было вынести слабое человеческое существо.

Иногда она ходила по своей комнате, заламывая руки и горько рыдая.

– Ох, папа, папа! – восклицала она снова и снова, – как я могу это выдержать? Как я перенесу это? Неужели ты никогда, никогда не вернешься? Неужели ты никогда опять не будешь меня любить?

И затем в ее памяти всплывали его слова в этот ужасный, печальный день, когда он ее оставил: «В любое время, когда моя малышка напишет мне слова, которые я так безуспешно стараюсь заставить ее произнести, в тот самый день, если будет возможно, я отправлюсь домой». В ее власти было вызвать его, только лишь написать несколько слов и отправить их ему, и он скоро опять будет с ней. Он снова прижмет ее к своему сердцу, и эти ужасные испытания кончатся.

Искушение было очень сильным, а борьба часто продолжалась долго и жестоко. Эта суровая битва повторялась снова и снова, и однажды сражение было проиграно.

Боролась Элси долго, снова и снова она повторяла, что она не будет, не может, не решится уступить, но тщетно она старалась избавиться от чувства щемящей, давящей пустоты в своем сердце, от непрекращающейся тоски по отцовской любви.

– Я не могу перенести это! Ох, я не могу выдержать! – наконец воскликнула она, и сжав ручку, дрожащими пальчиками торопливо стала писать, в то время как горячие, слепящие глаза слезы быстро падали на листок бумаги.

– Папа, приезжай! Ох, вернись ко мне, и я буду делать все, что ты попросишь, все, что ты потребуешь».

Но ручка выпала из ее пальцев, и она, склонив голову на руки зарыдала в горьком отчаянии:

– Как я могла сделать такое великое зло и грех против Бога? – молнией пронеслись слова в ее голове, и затем она как бы услышала слова Иисуса, звучащие тихо и торжественно: «Кто любит отца или мать более нежели Меня, недостоин Меня» (Мф. 10:37).

– Что же я сделала? – закричала она. – Неужели дошло до того, что я должна сделать выбор между моим папой и моим Спасителем? И неужели я откажусь от любви Иисуса? Ох, никогда, никогда!

Я хочу за Тобою идти

Мой Спаситель, куда б Ты ни вел,

Помоги крест тяжелый нести,

Чтоб безропотно, с радостью шел.

Когда я упаду на пути,

Ты простри ко мне руку Свою,

Помоги за Тобою идти,

Ведь Тебя я, Спаситель, люблю,

– повторила она вполголоса, сжав руки и подняв к небу полные слез глаза. Затем девочка разорвала на мелкие кусочки свое письмо и, склонившись на колени искренне молилась о прощении и о силе, чтобы противостоять искушению, чтобы быть верной до смерти, чтобы получить венец жизни.

Когда на следующее утро Элси постучалась в комнату своей тети, то никто не ответил. Подождав немного, Элси тихонько открыла дверь и вошла, предполагая, что тетя спит. Но хотя Аделаида и лежала на диване, она не спала. Уткнувшись лицом в подушку она горько рыдала.

Глаза Элси наполнились слезами, и тихонько приблизившись к сраженной горем, она попыталась утешить ее нежными словами любви.

– Ох, Элси, ты не можешь меня понять, это невозможно! – страстно воскликнула девушка. – Ты никогда не знала страданий, чтобы сравнить их с моими! Ты никогда не любила и не теряла, ты ничего не знаешь, кроме детских огорчений!

«Сердце знает горе души своей» (Пр. 14:10), – подумала Элси. Молчаливые слезы побежали по ее щекам, и грудь вдруг наполнилась обидой.

– Дорогая тетя Аделаида, – сказала она дрожащим голосом, – я думаю, что могу вас понять. Разве я не знаю страданий? Разве это ничто – всю мою жизнь томиться по материнской любви? Разве ничто – быть разлученной со своей любимой няней, которая почти заменила маму? Ох, тетя Аделаида! – продолжала она вдруг, потеряв самообладание. – Разве это ничто, ничто – быть разлученной с моим любимым отцом, с моим единственным дорогим родителем, кого я люблю больше моей жизни? Быть лишенной ласки даже при разлуке? Жить месяц за месяцем и год за годом, испы-

тывая его негодование, в страхе, что его любовь может быть потеряна для меня навеки? Ох, папа, папа! Неужели ты никогда не будешь больше любить меня? – зарыдала она, опускаясь на колени и закрывая лицо руками, а слезы струйками бежали между тоненькими пальчиками.

Она совершенно забыла о присутствии своей тети, и казалось, осталась наедине со своей горькой печалью.

Аделаида удивленно смотрела на нее. Она никогда еще раньше не видела ее в таком состоянии, потому что Элси обычно была спокойной в присутствии других.

– Бедное дитя! – проговорила она, притягивая девочку к себе и ласково отводя со лба ее спутавшиеся кудряшки.– Я не должна была этого говорить. У тебя свои переживания, я знаю, и довольно тяжкие, чтобы вынести их. Я думаю, что Хорас на самом деле жестокий, и если бы я была на твоем месте, то бы навсегда перестала его любить и не обращала бы внимание на его отсутствие или недовольство.

– Ох, тетя Аделаида! Не любить моего родного милого папочку? Я должна его любить! Я бы не смогла, разве только я... нет! Нет, если бы он даже собирался убить меня. И, пожалуйста, не обвиняйте его, он не имеет в виду быть жестоким. Но ох! Если бы он только любил меня! – всхлипнула девочка.

– Я уверена, что он любит, Элси, если это для тебя какое-то утешение. Вот от него письмо, и он спрашивает о тебе в конце, ты можешь взять его к себе в комнату и прочесть, если хочешь, – ответила Аделаида, протягивая письмо Элси. – Иди теперь, дитя, и посмотри, не сможешь ли ты извлечь из него утешение.

Элси ответила новым потоком слез и поцелуем благодарности. Говорить она не могла, потому что ее маленькое сердечко было слишком переполнено переживаниями. Крепко сжав драгоценное письмо, она поспешила в свою комнату и заперлась. Затем, вытащив его из конверта, она снова и снова целовала хорошо знакомый почерк, затем смахнула слепящие глаза слезы и стала читать.

Письмо было коротким, просто выражение соболезнования Аделаиде, выражавшее братское сострадание в ее утрате, но приписка бросила лучик радости в маленькое печальное сердечко его дочери:

«Как Элси? Я не могу избавиться от чувства тревоги за ее здоровье, она выглядела очень бледной и худенькой, когда я уезжал из дома. Я верю тебе, моя дорогая сестра, что ты немедленно пошлешь за доктором и сразу же мне напишешь, если заметишь какие-либо признаки заболевания. Помни, она моей единственный и любимый ребенок, очень близкий и милый мне, несмотря на печальное отчуждение между нами».

– Ах, так значит, папа не забыл меня! Он все еще любит меня, он назвал меня свои милым ребенком! – бормотала маленькая девочка, роняя слезинки на листок бумаги. – Ох, как рада, как я рада! Конечно же, он когда-нибудь вернется ко мне. – И она подумала, что с радостью бы заболела, если бы это ускорило его возвращение.

Глава 10

Приблизительно через неделю после этого дедушка вручил Элси письмо, адресованное ей. Узнав почерк отца, девочка бросилась в свою комнату, сердце ее бешено билось от затаенной надежды и страха. Руки ее дрожали, и она была едва в состоянии разорвать конверт, глаза застилали слезы, и прошло несколько мгновений, прежде чем она смогла прочесть хотя бы одну строку.

Письмо было добрым, в некоторых местах даже нежным. Но ах! Оно не принесло никакого утешения маленькому сердечку. Еще прежде чем девочка закончила читать, она уже рыдала. Опустившись на колени, она закрыла личико руками и горько причитала:

– Ох, папа! нами! папа!

Он рассказывал ей о поместье, которое купил, о приятном доме, в котором они будут жить вместе, об усовершенствованиях, которые там сделал, о комнатах, которые он приготовил и обставил специально для нее. Ее комнаты были соседними с его. Он обещал не брать гувернантку, а учить ее сам, потому что знает, что ей это нравится больше.

Он нарисовал яркую картину их мирной, счастливой жизни, которая вполне возможна лишь при условии, как он написал в заключение, безоговорочного послушания с ее стороны, в противном случае – приют далеко от дома и друзей.

Он разлучил ее с няней, запретив иметь с ней какие бы то ни было связи, и Элси во всем этом точно подчинялась. Но теперь он повелевал ей поехать и посмотреть чудесный дом и красивые комнаты, которые он для нее приготовил, и подумать о счастье, которое она может иметь там: всю любовь, ласку, школьные занятия, которые он сам будет проводить, а потом решить.

«Если она будет готова оставить свое своенравие», – писал он, – она может ответить ему немедленно, тогда он вернется и новый дом примет их вместе, сразу же начнется новая жизнь. Но если она все еще склонна быть упрямой и восставать против его воли, то он дает ей еще месяц на раздумья.

Ах, для маленькой Элси это была самая очаровательная картина, которую рисовал отец. Жить в доме своего отца, в его и ее собственном доме, быть его постоянным и любимым другом! Сменить преподавание мисс Дэй на его уроки, гулять, ездить и сидеть с ним вместе, одним словом, жить в сиянии его любви, ох, это будет просто рай на земле.

И... другой путь... Ох, каким он ужасным казался чуткой душе ребенка. Одна только мысль, быть отосланной из дома в среду совершенно чужих людей, от которых нельзя ожидать никакой заботы или внимания, не говоря уже о любви, никакого сочувствия к ей

возвышенным надеждам и стремлениям. Вместо того, чтобы помочь ей идти по истинному пути, эти люди будут стараться завлечь ее на путь мирских удовольствий и греха. Увы, она отлично знала, что только таким людям отец мог доверить ее, желая, как он теперь и не скрывает, искоренить из ее ума, как он называл, «глупые предрассудки раннего воспитания». Бедное дитя! Она вся съежилась от ужаса и тревоги.

Но должна ли она выбрать то, к чему так стремится ее бедное, истомившееся сердечко – дом с отцом? Тогда она должна подчинить себя не Божьему святому Слову, которое до этого было ее путеводной книгой, а отцовским желаниям и повелениям. Но отцовские желания и повеления, как она прекрасно знала, будут часто не соответствовать учению, которому она следовала.

Выбор, конечно же, был трудным, но Элси нисколько не смущалась, так как путь для нее был совершенно ясным. Она, казалось, слышала голос, говорящий ей: «Вот путь, идите по нему» (Ис. 30:21). «Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам»(Деян. 5:29).

– Ах, – пробормотала она, – я не могу совершить это великое зло и грех против Бога, потому что если недовольство моего земного отца так ужасно, и так трудно его переносить, насколько же хуже будет недовольство моего Небесного Отца? Но, ах, этот приют! Как я вообще смогу перенести эти испытания и искушения? Я такая слабая и грешная! Ох, если бы только папа избавил меня от этого испытания, если бы только он позволил мне остаться дома... но он не позволит. Ведь он сказал, что я должна уйти, а он никогда не нарушит своего слова, – и снова слезы ее быстро закапали, но она решительно смахнула их и взяла свою Библию.

Книга открылась как раз на пятидесятой главе пророка Исайи, и глаза ее остановились на стихе: «И Господь Бог помогает Мне: поэтому Я не стыжусь, поэтому я держу лицо Мое, как кремень, и знаю, что не останусь в стыде. Кто из вас боится Господа, слушается гласа Раба Его? Кто ходит во мраке, без света, да уповает на имя Господа и да утверждается в Боге своем» (Ис. 50:7,10).

– Ах! Вот оно утешение! «И Господь помогает Мне!» (Ис. 50:7), – повторила она, и склонив головку над святой Книгой, вознесла благодарность за драгоценное обетование и искренне, со слезами умоляла, чтобы оно было выполнено для нее.

Затем, поднявшись с колен, Элси умылась и побежала искать Фанни, чтобы та приготовила ее к поездке. Это был ее обычный час для прогулки, пони уже стоял возле порога, и скоро маленькую девочку можно было видеть галопом направляющуюся в сторону Оакса. Ехала она одна, не считая Джима, ее постоянного провожатого, который ехал несколько позади нее.

Было прекрасное летнее утро. Ночью прошел небольшой дождь, достаточный, чтобы освежить воздух и прибить пыль. Все выглядело свежим и красивым. И если бы маленькое сердечко Элси было бы легким и свободным от заботы, что казалось таким естественным для ее возраста, она бы, без сомнения, наслаждалась своей прогулкой. Дорога была недолгой, и место она хорошо знала, так как часто проезжала мимо этого владения, хотя никогда и не заезжала на его территорию.

Вот наконец она подъехала к воротам, Джим соскочил со своего коня и открыл их для нее. Она неторопливо ехала по широкой аллее, усыпанной гравием, которая шла не прямо, а в объезд, предоставляя путешественнику возможность любоваться изумительными видами, прежде чем он мог достичь дома. Большое здание из темно-серого камня расположилось в конце аллеи. Замаскированное деревьями и кустами оно не было видно с дороги. Аллея затенялась стоящими по бокам огромными деревьями, ветки которых вверху переплетались. Но вскоре деревья расступались, и открывался вид на небольшую веселую долину. Это был удаленный от мира укромный уголок, окруженный невысокими холмами... Вдали расположились зеленые луга, поля золотой колосившейся пшеницы, и открывался прекрасный вид на море.

– Ох, как чудесно! – прошептала маленькая девочка, опуская поводья и оглядываясь вокруг, глаза ее искрились от восторга. Но вдруг они снова затуманились слезами, потому что, увы, эта чудесная картина была не для нее, по крайней мере теперь, а может быть и никогда. Сердечко ее сильно опечалилось.

Наконец она подъехала к дому. Тетушка Хлоя встретила ее у дверей, она прижала девочку к своей груди со слезами радости и благодарности.

– Да будет благословен Господь в Своей милости, что опять прислал мое дитя к ее старенькой няне, – воскликнула она. – Я так рада, моя миленькая, очень, очень рада!

И с этими словами она повела девочку в красивую комнату, заполненную книгами и картинами, диванами и креслами-качалками и столами со всеми удобствами для письма и рисования и других занятий.

– Это кабинет мистера Хораса, – ответила няня на вопросительный взгляд Элси, которым она оглядывала комнату. Девочка по привычке сняла шляпку и села на мягкий стул. – А комната рядом – твоя гостиная, это самая прелестная комнатка, которую я когда-либо видела. И теперь, когда ребенок вернулся к своей старенькой няне, она будет счастлива до конца дней своих.

– Ох, няня, – всхлипнула девочка, – я не могу остаться.

Восторженное выражение тетушки Хлои мгновенно сменилось тревогой.

– Но ты скоро приедешь, милая? – неуверенно спросила она. – Я думаю, мистер Хорас намерен скоро быть здесь, потому что весь дом его уже отремонтирован и вполне готов. И я уверена, что он бы ни за что этого не делал и не расходовал бы такое огромное количество денег, чтобы отделывать такие красивые комнаты для тебя, если бы он не любил тебя безмерно. Я уверена, что он хочет, чтобы ты была здесь вместе с ним.

Элси печально покачала головой.

– Нет, няня, он сказал этого не будет до тех пор, пока я не оставлю своего своенравия и не пообещаю поступать точно так, как он повелевает мне. А если я этого не сделаю, то он отправит меня в приют.

Последние слова сопровождались громкими рыданиями, и она бросилась в распростертые объятия тетушки Хлои, спрятав свое личико у нее на груди.

– Бедная крошка, бедный мой маленький птенчик! – бормотала няня, крепко прижимая ее к себе, в то время как ее собственные слезы обильным дождем стекали на кудри девочки. – Я думала, что все твои печали закончились. Я предполагала, что мистер Хорас узнал наконец, что ты не такая плохая и сразу же возвратится домой, чтобы жить вместе с тобой в этом прекрасном месте. Но успокойся, не надо так плакать, не надрывай свое маленькое сердечко, миленькая, я уверена, что любящий Господь все приведет в порядок.

Элси ничего не отвечала, и некоторое время они молча плакали. Затем она подняла голову и, осторожно высвободившись из объятий, сказала:

– Теперь, няня, я должна везде обойти и все посмотреть, это было папино распоряжение.

Тетушка Хлоя молча повела ее по коридору, залам, гостиным, библиотеке, столовой и спальням, комнатам для слуг, в кухню и кладовые, затем в сад. Они проходили через огород мимо овощных грядок и цветников, газонов, парников и виноградников, и наконец, вернулись опять в дом, в кабинет отца. Оттуда няня провела ее в его спальню и ванную, а затем в ее комнаты, которые она приберегла напоследок. Это были три комнаты – гостиная, спальня и ванная – все три красиво обставленные, со всеми удобствами.

Элси смотрела на все это с тоской в сердце, а на глаза постоянно набегали слезы.

– Ах, няня! – восклицала она то и дело, – какой чудесный, прекрасный дом! Как мы можем быть здесь счастливы!

Вид комнат отца и ее собственных произвели на девочку самое большое впечатление, и слезы быстро скатывались, догоняя одна другую. Ее собственная маленькая гостиная была последней, и здесь, опустившись в кресло-качалку, она молча и с нежностью оглядывалась вокруг. С одной стороны были окна, выходившие на красивый цветник, за которым простирались холмы и леса. С другой стороны через стеклянные двери был виден зеленый луг, окруженный большими деревьями, а за ним, далеко-далеко мерно ворковало голубое море. Все вокруг говорило о заботливой любви отца. Красивый рояль, арфа, маленький рабочий столик, заставленный всевозможными письменными принадлежностями, книги, материал для рисования – все, чтобы с удовольствием заниматься. Шикарные диваны и кресла ласково манили отдохнуть и расслабиться. На стенах висело несколько редких картин.

Элси любила пейзажи, и когда она разглядывала их одну за другой с большим интересом и удовольствием, то обратила внимание на то, что одна была накрыта. Девочка только хотела протянуть руку, чтобы отдернуть занавеску, но няня опередила ее и сказала:

– Не сейчас, милая, посмотри сначала рояль.

С этими словами она открыла рояль, и Элси, пробежав пальчиками по клавиатуре, заметила, что это самые приятные звуки, которые она когда-либо слышала.

Тетушка Хлоя попросила ее сыграть, убеждая, что прошло очень много времени с тех пор, как она слышала ее, и что у нее, наверное, не скоро будет другая такая возможность.

В этот самый момент, птичка, сидевшая на дереве недалеко от двери, выразила свою радость в веселых трелях, и Элси, опять легко пробежав пальчиками по клавишам, пропела с трогательным чувством:

«И ласточка с песней веселой

К нам снова под крышу спешит

И звонкая песнь жаворонка

Навстречу приветом звенит,

А сердце томится, сердце ждет,

Сердце печальную песнь поет...»

Слова, казалось, выходили из самого сердца, и ее голосок, хотя приятный и чистый, был полон слез.

Тетушка Хлоя громко всхлипнула, и Элси, с любовью взглянув на нее, мягко сказала:

– Не надо, милая няня! Я спою тебе что-нибудь получше, – и она заиграла и запела:

«Лишь тем, кто любит, верует,

Ко благу все содействует».

Затем, поднявшись, она закрыла инструмент и сказала:

– А теперь, няня, позволь мне посмотреть картину. Тетушка Хлоя отдернула занавеску, и Элси, сжав

руки, долго стояла перед выразительным, в натуральную величину портретом отца.

– Папа, папа! – всхлипывала она, – мой родной, милый, дорогой папочка! Ох! Если бы ты только знал, как сильно твоя маленькая Элси любит тебя!

– Не надо, миленькая! Не надо так отчаиваться! Это просто разрывает сердце твоей старенькой няни, – умоляла тетушка Хлоя, обнимая Элси за талию и прижимая ее головку к своей груди.

– Ох, няня, – неужели он никогда больше не улыбнется мне? Неужели я никогда не буду жить с ним в этом милом доме? – плакала маленькая девочка. – Ох, это так трудно, трудно от всего этого отказаться и сознавать, что папа всегда недоволен мной. Ох, няня, как сильно томится и болит мое сердце! Неужели оно никогда не успокоится?

– Мой бедный, бедный ребенок! Мой бедный птенчик, я уверена, что постепенно все станет на свои места, – успокаивающе ответила тетушка Хлоя, когда волнение ее немного улеглось, и она в состоянии была опять говорить. – Ты знаешь, что это Господь, который посылает все наши огорчения, и ты должна помнить эти чудесные слова, которые ты только что пропела:

«Ко благу все содействует». Ведь Он говорит: «Что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после» (Ин. 13:7). Великий Бог может изменить сердце твоего отца и склонить его принять твои убеждения, и я верю, что Он это сделает.

Элси рассказала с ужасом о приюте со всем его одиночеством и искушениями.

– Не надо всего этого бояться, милая, – ответила няня, – разве ты забыла, что говорится в этой доброй Книге? «И се, Я с вами во все дни до скончания века» (Мф. 28:20). И если Он с тобой, то кто может повредить тебе? Никто, совершенно.

Элси вспомнила другой стих: «Прибежище твое Бог древний, и ты под мышцами вечными» (Вт. 33:27). Подняв голову, она смахнула слезы.

– Нет, – сказала она, – я не буду бояться или, по крайней мере, постараюсь не бояться. «Господь – свет мой и спасение мое: кого мне бояться? Господь – крепость жизни моей: кого мне страшиться?» (Пс. 26:1). Только, ох, няня, я должна теперь ехать, и я чувствую, как будто я прощаюсь с тобой и с этим чудесным домом навсегда, как будто я никогда больше не увижу эти замечательные комнатки и не буду в них жить.

– Перестань, перестань, милая! Без надежды трудно преодолеть трудности, и я уверена, что ты обязательно вернешься в один из дней, – ответила тетушка Хлоя, заставляя себя говорить весело, хотя ее сердце сжималось при одном только взгляде на эти добрые, темные глаза, затуманенные слезами. Она заметила, каким худеньким и бледным стало это маленькое личико.

Элси опять прошлась по комнате, бросая прощальный взгляд на каждую картину и каждую вещичку. На некоторое время она остановилась, устремив взгляд в долину, за которой шептало море.

Она что-то очень тихо говорила, и тетушка Хлоя вздрогнула, когда ее слух уловил едва слышные слова: «В доме Отца Моего обителей много» (Ин. 14:2).

– Няня! – проговорила девочка, неожиданно повернувшись и беря ее за руку, – посмотри вон туда! —

и она пальчиком показала направление. – Ты видишь это красивое высокое дерево, которое бросает такую густую тень? Я хочу быть похороненной под ним, чтобы папа мог видеть мою могилку, когда будет сидеть здесь, и будет думать, что я все еще с ним. Когда я уйду, няня, ты должна сказать ему, что я тебе это сказала. Будет так приятно быть там, это место такое красивое, и отдаленные звуки моря будут казаться колыбельной для уставшего путника, призывая его к покою. – И она мечтательно добавила, – Я бы хотела полежать там сейчас.

– Что это? О чем ты думаешь, мисс Элси? Мой ребенок не должен говорить таких вещей! – воскликнула тетушка Хлоя в сильной тревоге. – Твоя старенькая няня должна умереть задолго до тебя. Ты еще очень юная, и совсем не стоит говорить о смерти сейчас.

Элси грустно улыбнулась.

– Но ты знаешь, няня – сказала она, – что смерть часто приходит к молодым. Мама умерла совсем юной, и я тоже могу. Я думаю, что это неправильно, но иногда мне так грустно, что мне очень хочется умереть. Мне хочется быть с мамой и с Иисусом, потому что они всегда будут любить меня, и я никогда не буду такой одинокой. Ох, няня, няня! Почему мы должны расстаться? Неужели я никогда больше не увижу тебя? – Элси зарыдала и опять бросилась в объятия няни.

– Господь да благословит и сохранит тебя, моя дорогая!– сказала тетушка Хлоя, прижимая ее к сердцу.– Любящий Господь позаботится о моем драгоценном ягненочке и опять приведет ее к старенькой няне, очень скоро.

Возвратившись в Розлэнд, Элси закрылась в своей комнате, и никто, кроме ее служанки, в этот день ее больше не видел. Стало смеркаться, когда в дверь послышался тихий стук.