Текст книги "Игра в Любовь и Смерть (ЛП)"
Автор книги: Марта Брокенброу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
Бабушка отодвинулась от стола и вздернула подбородок, как всегда, когда ей перечили.
– Ты не вправе давать такие обещания, Флора. Веди себя кротко, а то я помру от беспокойства.
– Прости меня, бабушка, – повинилась Флора. Протянула бабушке руку, и та взяла ее и трижды стиснула. «Я люблю тебя». Флора в ответ пожала бабушкину руку четыре раза. «А я тебя больше». – Я помою посуду, ты сиди. Положи ноги на стул.
Флора не напрасно тревожилась: бабушку с каждым днем все сильнее мучила одышка. И она постоянно растирала распухшие лодыжки. Бабушка никогда не жаловалась, но Флора понимала, что ее мучают боли в ногах.
– Помоем вместе, – настаивала бабушка. – Дружно не грузно, а врозь хоть брось.
– Сиди, бабушка. Пожалуйста, – попросила Флора. – Не могу спокойно есть, когда ты тут суетишься.
– Минуточку. – Бабушка открыла буфет и достала банку с надписью «САХАР». Вынула оттуда пачку мелких купюр, которые явно копила долгие годы. – Ты правда хочешь летать?
– Больше всего на свете.
– Тогда вот. Позволь тебе помочь. Знаю, этого не хватит, но я верю, что нужно следовать зову сердца.
– Нет-нет, – запротестовала Флора. – Бабушка, это твои деньги, они могут тебе понадобиться.
Бабушка села, и Флора услышала, как натужно она дышит.
– Это для исполнения твоей мечты. Для того и живу. – Она положила деньги на стол. – И точка.
Было ясно, что спорить бесполезно, и Флора сдалась. Она примет деньги, чтобы порадовать бабушку, но тратить их не станет. Тайком положит обратно в банку. Как бы ей ни хотелось летать, от бабушки она ни цента не возьмет. Просто не сможет. Да и этих денег все равно не хватит. Мысль о том, сколько всего отделяет ее от мечты о кругосветном полете, лишала почвы под ногами. Сначала нужно накопить достаточную сумму, чтобы претендовать на приз Бендикса. Потом уговорить капитана Жирара одолжить ей самолет. Затем победить, и даже если получится взять кубок, выигранного будет недостаточно для покупки собственного самолета, что и говорить о необходимом топливе и плате штурману за кругосветку. От этих мыслей хотелось рвать на себе волосы. Флора съела немного тоста, хотя кусок уже не лез в горло, и проводила бабушку в уютную гостиную подальше от посуды.
– Принеси мое одеяло, ягненочек, я уже почти его доделала, – попросила бабушка.
Пока пожилая женщина шила, напевая себе под нос, Флора убрала в кухне. Моя посуду, она вспомнила день, о котором почти забыла: день, когда в город прибыл Чарльз Линдберг. И мальчика, который чуть не переехал ее на велосипеде. Отскребая сковороду, Флора задалась вопросом, каким он вырос. Было в нем что-то притягательное, в том мальчике, который проводил ее домой, хотя не был обязан, и с радостью съел бабушкин имбирный пряник. И он с такой охотой рассказал Флоре, каково было пожать руку знаменитому летчику, что она как будто сама ее пожала.
Хотя в ее воспоминаниях мальчик был маленьким, сейчас он уже почти взрослый мужчина. Флора попыталась представить, как он выглядит сейчас, и на ум пришел Генри. Несомненно, это потому, что он часто приходит в клуб ее послушать. Слегка рассердившись на себя за такие мысли, она переключилась на повседневные заботы: домашние хлопоты и кучу дел, с которыми надо разобраться до вечернего выхода на работу.
Флора вымылась и оделась, а на пути к двери бросила последний взгляд на огненный шар, ранее бывший самым крупным летательным аппаратом в мире, но тут же приказала себе выбросить его из головы. Да, трагедия, но всей стране сейчас нелегко. И самой Флоре вряд ли суждено погибнуть в подобной катастрофе. Незачем тратить нервы на беспокойство по этому поводу.
Глава 19
Четверг, 6 мая 1937 года
«Яблоко. Яблоко, которое подтачивает червь». Так думала о себе кузина Итана Хелен Стронг. Что-то с ней не так, какая-то червоточинка внутри. Она задавалась вопросом, как так вышло, что все остальные выросли чистыми и правильными? Как они посмели? Это подспудное возмущение и подталкивало ее грубить окружающим. Ей не хотелось так себя вести, но иначе она не могла.
А в последние пару недель дела шли из рук вон плохо. Хелен не жалела об инциденте на балу дебютанток. Джарвис Бик заслужил удар коленом в пах после того, как сказал Хелен, что никто на ней не женится, ведь он видел, как она целует Майру Томпкинс в закутке гардероба. К тому же паршивец застал их, когда Хелен только начала получать удовольствие. (У Майры был чудесный ротик, словно спелая вишенка).
Хелен, вообще-то, и не хотелось выходить замуж, но как он посмел такое заявить? Теперь по его вине ее отправляют на запад, чтобы она там болталась, как конфета на ниточке, перед глупым кузеном Итаном. Короче, по множеству причин Хелен хотелось напиться вусмерть и опоздать на поезд. Она до последнего подождет в Зале для поцелуев под отелем Билтмор[9]9
Зал для поцелуев (The Grand Central Kissing Room)
Зал Билтмор, расположенный в главном зале вокзала, был известен, как «зал поцелуев» в период с 1930-го по 1940-й года. Именно в этом зале встречали и провожали пассажиров знаменитого в 20-м веке роскошного поезда «West Coast».
[Закрыть] в здании Центрального вокзала, и будь что будет.
– Я лучше умру, чем туда поеду, – пробормотала она и подняла глаза. Перед ней стояла ее точная копия, одетая в такой же дорожный костюм в горошек. Незнакомка улыбалась, довольная встречей. Хелен отхлебнула виски из припрятанной в книге фляжки и зажмурилась, желая прогнать видение.
Ее двойник не исчез, как старая добрая галлюцинация. Девушка села рядом, сняла перчатки и взяла Хелен за руку. Из Хелен в незнакомку заструилось что-то непонятное, но тяжелое и ужасное, отчего та была рада избавиться.
– Иди за мной, – шепнула Другая Хелен.
Хелен с удовольствием последовала за ней, ощущая неземное блаженство. И что ее раньше волновало? Она не помнила. Они прошли под высоким бирюзовым потолком вокзала с его странной перевернутой вселенной[10]10
Потолок главного зала украшен фреской с изображением знаков Зодиака и 2500 звездами, 60 из которых подсвечены. Эта фреска красива и завораживает зрителя. Хотя есть в ней один значительный изъян: Вселенная на этой фреске изображена в зеркальном отражении. Вина в этом полностью лежит на плечах французского художника Поля Элле, который во время создания своего шедевра сверялся с эскизом, глядя на него сверху вниз, что и стало причиной ошибки. Однако семья Вандербильт (заказчики) не приняла данный факт за ошибку, изящно заявив, что замыслом было показать вид на Вселенную глазами бога. Сверху вниз.
[Закрыть]. Одинокий шарик, наполненный гелием, приклеился к звездам. Девушки вышли на перрон, и бетон под ногами задрожал от лязга прибывающего поезда. Паровоз поднял прохладный ветерок, который взъерошил волосы девушек и шаловливо приподнял подолы их юбок. Хелен приложила руку ко лбу и сделала неуверенный шаг. Другая Хелен обняла ее за талию.
– Это… – промямлила Хелен. – Я не… что?
В голове все перепуталось.
Они стояли на краю платформы. Девушка повернулась, чтобы посмотреть Хелен в глаза. Было очень странно видеть свою точную копию, но также это было чудесно, как будто наконец встретился человек, способный ее понять. Хелен протянула руку, чтобы коснуться двойника. Они еще несколько секунд постояли, держась за руки. Колени Хелен подогнулись, а глаза незнакомки побелели, но она не отвела взгляда. Хелен почувствовала, что жизнь ее покидает, и увидела, как образы из ее прошлого проплывают в глазах напротив.
А потом она осталась стоять на платформе, ничего не понимая, а незнакомка, смутно ей кого-то напоминающая, села в поезд.
Девушка – как ее зовут? – не могла вспомнить, как оказалась на вокзале и куда собиралась отправиться. Она не помнила ничего ни о своих планах на будущее, ни о печалях прошлого. Не помнила даже как выглядит.
Люди помогли ей, положили в палату с белыми стенами и зарешеченными окнами в тихой больнице. Они шептались, что такую хорошо одетую девушку наверняка станет разыскивать семья. Но за ней долго никто не приходил. Родные явились, только когда стало слишком поздно.
Глава 20
Вторник, 11 мая 1937 года
Когда пять дней спустя поезд с лязгом и шипением пара въехал на вокзал Кинг-стрит, Смерть не находила себе места. Она могла бы перенестись из Нью-Йорка в Сиэтл мгновенно, но не хотела встречаться с Любовью, будучи полной душ с «Гинденбурга» и воспоминаний Хелен. Она поехала на запад на поезде, как обычный человек, и всю дорогу попивала чай и ела черствые бутерброды, разглядывая толпу душ в облачении тел из плоти и крови. Смерть притворялась, что они не манят ее к себе, и заговаривала с людьми, только когда к ней обращались.
Ее самообладание пошатнуло и то, что вокзал Сиэтла был выстроен по образцу венецианской кампанилы, и это напомнило ей, что игра закончится там же, где началась. Вдобавок вокзал находился всего в нескольких кварталах от «Домино» и недалеко от особняка Торнов, где ей предстояло жить, и небольшого зеленого домика, куда она наведалась семнадцать лет назад. Все элементы их Игры собрались в горлышке песочных часов, и уже совсем скоро последние песчинки пересыплются в их нижнюю часть.
Смерть медленно сошла с поезда. Генри и Итан ждали на платформе, готовые приветствовать ее в своем доме.
– Кис-кис, – поманила их Смерть.
Итан обнял ее за плечи и неловко клюнул в щеку.
– А ты не очень-то рад меня видеть, кузен, – заметила она.
Огромный паровоз за спиной выпустил клуб пара, обжегшего их руки и лица.
– Я всегда рад видеть тебя, Хелен, – усмехнулся Итан. – Даже когда ты пинаешься, обзываешься, подсовываешь ночью пауков в постель. Общаться с тобой одно удовольствие. Поверить не могу, что в последний раз ты приезжала так давно.
– Тогда мы были детьми, – напомнила Смерть. Нынешнее имя многое для нее значило, и Любовь так и не простил ей ту тысячу кораблей. Откуда ей было знать, что война продлится десять лет и в ней погибнет полубог? – Сейчас мы выросли.
– У тебя так много багажа, – заметил Итан. – Надолго приехала?
– Как получится, – ответила Смерть. Посмотрела на Генри и послала ему обольстительную улыбку. – А кто твой друг?
Смерть радовалась, пожирая Генри глазами. В отличие от Итана он не был красив, как кинозвезда, но было что-то притягательное в щербинке между его передними зубами и непокорных вьющихся волосах. Ей нравились его скулы, квадратный подбородок и овал лица.
Она не спеша достала из сумочки пудреницу. Раскрыла ее и придирчиво рассмотрела свое отражение под разными углами. Нынешний облик стал уже привычным и полюбился. Смерть припудрила нос, нанесла на губы красную помаду, а потом взяла Генри под руку и собралась с духом. Она почти дома.
***
Из-за кризиса у Торнов из слуг остались только горничная и кухарка, поэтому Генри и Итан сами подняли багаж наверх в комнаты Хелен. Когда они закончили, Хелен и миссис Торн ждали их у подножия лестницы. Миссис Торн держала корзину со срезанными тюльпанами.
– Они божественны, – похвалила цветы Хелен. – Свежие-свежие. Как будто еще не поняли, что их срезали. – Она лукаво улыбнулась Генри. – Я мигом переоденусь.
– Итан, дорогой, – сказала миссис Торн, протягивая сыну корзину. – Подержи, пожалуйста, цветы, пока я составляю букеты. Хелен переодевается в костюм для игры в теннис. Сказала, что с удовольствием сыграет. Я подумала, что Генри…
Хелен поднималась по лестнице, а Итан сцепил руки за спиной в замок, как солдат, стоящий по стойке «вольно». Он не собирался выполнять просьбу матери.
– Ты знаешь, что скажет отец, если увидит, как я с тобой букеты составляю.
– О, – выдохнула миссис Торн, не в силах подобрать подходящих слов.
– Я помогу, – вызвался Генри и потянулся к корзине, но миссис Торн не сдавалась.
– Я лучше поиграю в теннис, – сказал Итан. – Даже с Хелен.
– Итан! – одернула его мать. – Как грубо.
– Я с радостью помогу. – Генри снова потянулся к корзине, и миссис Торн неохотно ее отдала. Хелен вышла на площадку второго этажа, на сей раз одетая в белую юбку и блузку без рукавов.
– Ну что, кто со мной сыграет? – крикнула она. – Готова убить за глоток свежего воздуха. – Она многозначительно посмотрела на Генри.
Тот пожал плечами и поднял повыше корзину с тюльпанами.
– Боюсь, у меня обе руки заняты.
– Я тут подумала, что сама прекрасно справлюсь с букетами, – заторопилась миссис Торн. Взяла тяжелую стеклянную вазу и кивнула в сторону корзины. – Просто поставь ее на стол, Генри.
– Я с тобой сыграю, – сказал кузине Итан. – Подожди минутку.
– И ты иди, Генри, – увещевала миссис Торн. – Я настаиваю.
– Только когда здесь закончим, – ответил Генри. По правде говоря, в присутствии Хелен ему было неуютно. Он не знал, хорошо это или плохо. Но не намеревался проводить в ее обществе больше времени, чем должен.
– Вы когда-нибудь задумывались, – начала Хелен, спускаясь по лестнице, – чувствуют ли цветы боль, когда их срезают? – Она взяла из корзины тюльпан. – Похоже ли, что он страдал?
– О Хелен, – отозвалась миссис Торн, – какое любопытное замечание. Уверена, Генри ни о чем подобном никогда не думал.
Так и было. Но Генри сразу понял, что больше никогда не сможет посмотреть на цветок, не задавшись вопросом, страдал ли он и думал ли кто-либо о его чувствах.
Минуту спустя Итан слетел по лестнице с двумя ракетками и новой коробкой теннисных мячей марки «слезингер».
– А «данлопов» у тебя нет? – спросила Хелен. Итан ответил ей раздраженным взглядом. – Ой, да ладно, я просто тебя дразню. Поиграем и этой рухлядью.
– Придется играть вдвоем, Генри занят, – предупредил Итан.
Хелен взяла у Итана ракетку, похлопала ею по плечу и подмигнула Генри.
– Разве она не очаровательна? – поинтересовалась миссис Торн, когда Хелен и Итан вышли. – Очаровательная и умная. – Она начала по одному ставить тюльпаны в вазу. – Вся эта канитель с… ну… она из хорошей семьи, вот что важно. Там, на востоке, они немного… – Она потянула носом и каким-то образом увеличила расстояние между ним и губами, став похожей на обиженную лошадь.
Даже по этим незаконченным фразам Генри понял, что она имеет в виду. И осознав эту перспективу, почувствовал, что его собираются отрезать от чего-то жизненно важного. Он посмотрел на тюльпаны.
– Я рассказывала тебе о школе, которую посещала Хелен? – спросила миссис Торн, ведя Генри в кабинет мистера Торна, и вытерла уже сухие руки о белый фартук.
– Да, – кивнул Генри. Дважды. – Похоже, порядки там были суровые.
– И оценки у нее были высокие. – Миссис Торн склонила голову набок, придирчиво изучая результат своего труда. Подвинула один цветок влево и переставила вазу на угол стола.
Генри кивнул, наблюдая, как цветок медленно возвращается в исходное положение. «Оценки высокие, но их ставили за время, проведенное в кабинете директрисы, где ее обвиняли в возмутительных проступках, не имея доказательств». Он слышал, как родители Итана об этом шептались.
Довольная получившимся букетом, миссис Торн сняла с полки старую фотографию племянницы. Вытянула руку и оценивающе посмотрела на лицо Хелен на снимке и лицо Генри перед собой.
– Что ж, – сказала миссис Торн, ставя рамку с фотографией на место, – думаю, мы закончили. Можешь передать Итану, что ему пора садиться за уроки? – Она разгладила фартук, взяла пустую корзину и с довольной улыбкой вышла из комнаты.
– Конечно.
Генри подошел к окну, выходящему на запад. Косые лучи клонящегося к закату солнца лились сквозь листву на траву, из-за чего свет казался золотисто-зеленым. Хелен отбила подачу, не выпуская изо рта сигареты. Итан ловко послал мяч через сетку, и Хелен кинула в него ракеткой. Ракетка и мяч вернулись на половину Итана. Тот раздраженно поднял и то, и другое, а хохочущая Хелен упала на траву, перехватив сигарету левой рукой. Итан кинул в нее мячом. Хелен поймала его правой рукой и зашвырнула в живую изгородь.
– Эй! – завопил Итан. – Этот мяч считай что новый!
Он потрусил за мячом. Хелен увидела, что Генри наблюдает за ними из окна. Он отступил в тень, но сразу понял, что выставил себя дураком. Когда он выглянул снова, Хелен послала ему воздушный поцелуй, держа в пальцах окурок. Он набрался смелости помахать в ответ, но Хелен уже переключилась на Итана, который вылез из-за кустов и явно готовился отомстить.
Генри вышел на улицу, чтобы позвать друга. Хелен тоже вернулась в дом. Генри задумался, привыкнет ли он когда-нибудь к ее руке на своем локте – холодной и твердой, даже через ткань пиджака. Он не думал, что ощущение будет таким, и если быть до конца честным с собой, его мало волновали духи Хелен и их запах пополам с табаком. Но, возможно, к этой девушке ему нужно привыкнуть. Может быть, понять это и значит стать взрослым.
***
За ужином Генри сидел напротив Хелен, которая заняла почетное место справа от миссис Торн.
– Должно быть, после такого долгого путешествия ты с голоду умираешь, дорогая, – обратилась хозяйка дома к Хелен, которая к ужину переоделась в черно-белое платье в полоску и приколола к груди эмалевую брошь в форме алой розы.
– Признаюсь, я действительно проголодалась, – кивнула Хелен и отпила красного вина из бокала. – Хотя в пути кормили достаточно хорошо. – Она подняла вилку и занесла ее над тарелкой.
– Это ягненок с карри, – пояснила миссис Торн. – И вальдорфский салат. А на десерт – шоколадный торт.
Аннабель указала на баранину:
– Я не хочу… вот это желтое. Можно мне просто хлеба с маслом?
– Это тюремный паек, Аннабель, – одернул дочь мистер Торн. – Ты съешь то, что подала твоя мать, и тебе все понравится. Даже если оно… о, неважно. Не понимаю, почему ты не попросила Глэдис запечь окорок. Все любят окорок.
– Полагаю, это жутко модно, – ввернула Хелен. – Ну, за исключением салата. Его в Нью-Йорке подают давным-давно. Но ягненок с карри! Ничего себе!
Генри восхитился: все, что Хелен произносила при старших Торнах, было безукоризненно вежливым. Но что-то в ее манере говорить, манере держаться – может быть, ее медленная улыбка – отталкивало. Даже казалось опасным, как бы глупо это ни звучало.
– На вид похоже на кошачий корм, – заметил Итан.
– Итан! – несмотря на упрек, мистер Торн подавил смешок.
– Что ж, тогда я, наверное, отчасти кошка, – улыбнулась Хелен. – Мне ягненок кажется божественным. – Она положила кусочек в рот и принялась жевать, блаженно прикрыв глаза.
Миссис Торн казалась польщенной тем, что у нее появилась союзница.
– Генри, – произнесла она, – ты ничего не хочешь сказать Хелен? Или спросить о ее путешествии?
– Я лучше поговорю об окороке, – ввернул Итан. – Хелен, а окорок тоже в моде?
– Или о хлебе. – Аннабель соскользнула со стула так, что над краем стола виднелись только глаза. – Я обожаю ржаной. Он жутко божественный.
Генри пытался придумать, о чем спросить Хелен, чтобы не касаться темы еды. Он почувствовал, что Хелен на него смотрит, поднял глаза, но тут же смущенно потупился. Она засмеялась и допила свое вино. Теперь ее губы и зубы потемнели.
– Какая погода была в пути? – Лучшее, что он смог сочинить.
– В поезде? – Хелен промокнула губы салфеткой. – Думаю, никакой грозы. Хотя когда я уезжала с Восточного побережья, погода была отвратительная. Гром, молнии, я до чертиков трусила.
– Гроза, – кивнул мистер Торн. – Из-за нее и «Гинденбург» потерпел крушение. Если бы они шли на посадку здесь, где подобные бури редки, трагедии бы, скорее всего, не случилось. Но нет, они начали в Германии, потом Рио, и наконец Нью-Джерси. Нью-Джерси! – Он произнес это так, словно Нью-Джерси – прихожая преисподней.
Все на минуту замолчали, и в столовой раздавался только стук вилок по фарфору. Генри посмотрел в окно на сумеречное небо и почувствовал, как тянет в груди, словно кто-то издалека зовет его по имени.
– Мама, – нарушил тишину Итан. Он прижал руку к груди и побледнел. – Мне что-то нехорошо.
– Что такое, Итан? – забеспокоилась миссис Торн.
Он взял стакан с водой и пил, пока не закашлялся.
– Наверное, нужно выйти подышать. Может быть, даже проехаться. – Он и вправду выглядел больным.
– Можно мне с тобой? – спросила Хелен.
Миссис Торн встревожилась:
– Итан, если тебе нездоровится, лучше сразу лечь в постель.
– Хорошо, мама, – кивнул Итан. Положил салфетку на стол, отодвинул стул и ушел.
– А ты, Генри? – спросила Хелен. – Прокатишься со мной?
– Отличная идея, – просияла миссис Торн.
Генри испугался: из-за этого он может не попасть в «Домино».
– Можете взять мою машину, – разрешил мистер Торн. – В качестве дополнительного десерта.
– Но только после торта, – сказала миссис Торн. – Его пекли специально для Хелен.
– Чудесно, – улыбнулась Хелен.
– Это рецепт твоей бабушки, дорогая, – объяснила ей миссис Торн. – Упокой Господь ее душу.
– Да, – кивнула Хелен. – Упокой Господь ее душу.
***
Генри вел автомобиль мистера Торна по Фэрвью-авеню в центр города.
– Нервничаешь? – поинтересовалась Хелен. – Ты какой-то дерганый.
– Нервничаю? Нет. Просто думаю об уроках, наверное. – Генри ни о чем подобном не думал, но чем меньше Хелен знает, тем лучше. Он решил не показывать ей свои любимые места, а отвезти ее к холму Королевы Анны, где они смогут подняться наверх на фуникулере и полюбоваться видом на городские огни и океан.
Хелен тихо рассмеялась, но Генри чувствовал, что она за ним наблюдает. Они оставили машину у подножия холма, и Генри повел Хелен к кабинке, легко – вежливо – придерживая за локоть.
– Не понимаю, как работает фуникулер, – сказала Хелен, кладя руку в перчатке на ладонь Генри.
– Система противовесов. – Генри воспользовался возможностью освободить руку, чтобы показать Хелен, как работает фуникулер. – Она расположена под землей. Что-то вроде нагруженной платформы, которая едет по подземному туннелю диаметром в метр. На вершине холма нагруженную платформу отпускают, и по мере движения вниз она тянет пассажирские кабинки вверх. А когда пассажирские кабинки едут вниз, они тянут грузовую вверх.
– Интересно, – протянула Хелен. – Мне нравятся противоборствующие силы. С ними живется веселее, как думаешь?
– Наверное. – Они создавали трудности, когда многие обзаводились автомобилями.
Генри и Хелен зашли в кабинку и заняли места. Хелен высунула голову из окна. Ветер взметнул ее волосы, и Генри не мог не заметить, как хорошо она выглядит в вечернем свете.
Хелен вернулась в кабинку.
– Все это кажется жутко опасным.
– Трос иногда обрывается, – кивнул Генри. – Поэтому там внизу и навалены мешки с песком. Они предотвращают аварию. Если продумать все заранее, опасности легко можно избежать.
– Мешки с песком! – Хелен рассмеялась. – Мешки с песком против сил природы и кабинки фуникулера, которая весит несколько тонн.
– Ну, сейчас ничего не оборвется, так что не бойся. – Генри казалось, что он должен успокоить Хелен, хотя сам точно не знал, уцелеет трос или нет. Если бы можно было это предсказать, не требовалось бы ни мешков с песком, ни других предосторожностей.
Хелен, похоже, обдумывала вероятность катастрофы.
– Нет, – наконец сказала она, кладя руки на колени. – Вряд ли оборвется.
С вершины холма они спустились в парк Керри, который десятилетием ранее подарили городу какие-то друзья Торнов.
– На что смотрим? – поинтересовалась Хелен.
Генри указал на залив Эллиот и центр города.
– Днем иногда видно гору Рейнир. – Он окинул взглядом равнину и подумал, стоит ли рассказывать о Гувервилле, Джеймсе Буте и расследовании, но отчего-то решил, что не стоит.
– Тебе нравится находиться на вершине мира? – полюбопытствовала Хелен. – Обожаю высоту.
Генри не особенно хотел производить на нее впечатление, но также не желал говорить правду.
– Такой романтический вид, – настаивала она. – Спасибо, что привез меня сюда.
Генри сглотнул.
– Скоро стемнеет. Пора домой.
– Только если не можешь придумать, чем бы еще заняться. – Ее темные глаза напряженно его буравили. Генри отвел взгляд, надеясь, что его нервозность не бросается в глаза.
– О, не хотел бы задерживать тебя допоздна.
Возможно, когда-нибудь он привыкнет к ней или станет меньше стыдиться ясно видной схемы миссис Торн. Но он не чувствовал с Хелен никакой связи. Между ними не было ничего общего, за исключением возраста. И была в ней какая-то резкая грань, не в хищной улыбке, а где-то внутри, в душе. Она напоминала ему запах едва испортившейся еды. В Хелен таилась угроза.
И хотя с Генри она вела себя исключительно обходительно, Итан подобного отношения не удостоился. Хелен не казалась человеком, которому можно доверять.
***
– Прекрасная экскурсия, – похвалила Хелен Генри по дороге домой. Темная прохладная ночь была безлунной, небо затягивали облака. Подъездную дорожку освещали уличные фонари. Пахло свежей землей и весенними цветами. Генри учуял даже аромат лилий, хотя в этой части сада миссис Торн росли другие цветы.
Хелен остановилась, чтобы сорвать тюльпан. Пробежалась пальцами по бледно-зеленому стеблю, прижала бутон к носу и вдохнула.
– Не уверен, что их можно рвать, – предупредил Генри. – Миссис Торн очень ревностно оберегает свой сад.
Хелен наклонилась и по очереди сорвала еще несколько цветов. По одному она вкладывала их в руки Генри, пока не набрался букет.
– Она ничего не заметит. А ты выглядишь очень мило, держа в руках охапку мертвой флоры.
Генри вздрогнул.
– Замерз? – спросила Хелен.
– Нет. Наверное, просто устал. Или над моей могилой пролетела птица.
– Дурацкое выражение. – Хелен подавила зевок и протянула ему руку. – Я-то уж точно сегодня буду спать как убитая. Еще не привыкла к новому часовому поясу. Тело считает, что время уже за полночь.
– Тогда позволь проводить тебя внутрь. – Генри почувствовал облегчение от открывшейся возможности, подровнял букет и взял Хелен за руку. Они пошли к дому. – Поставлю цветы в воду.
– Увидимся утром, – сказала Хелен, направляясь к лестнице.
Генри поспешил на кухню в поисках вазы. Но оставшись один, передумал насчет своего намерения поставить цветы в комнате. В его кармане все еще лежали ключи от автомобиля мистера Торна. Генри нашел газету, завернул в нее тюльпаны и выскользнул из боковой двери. Он поехал в «Домино», всю дорогу гадая, что же не давало ему покоя.
Только приехав в клуб, он понял, в чем дело.
В гараже отсутствовал «кадиллак» Итана. И куда он мог поехать?
Глава 21
Любовь предчувствовал, что его соперница вернется в город, задолго до ее приезда, как и то, что она явится в облике кузины. Неудивительно, что лицо девушки в Венеции было ему знакомо. Смерть как всегда дьявольски изобретательна. Когда поезд прибыл на вокзал, Любовь и несколько мужчин стояли в Гувервилле вокруг бочки, полной горящих щепок и мусора, и обсуждали самые запомнившиеся трапезы в своей жизни. Любовь вряд ли мог упомянуть о парижских устрицах или шоколаде в Сан-Франциско, поэтому выдумал историю о мамином печенье. Он чувствовал голод, не имевший отношения к еде, и понимал, что это голод Смерти.
Первым позывом было встретиться с ней. Любовь отчаянно желал обвинить Смерть в том, что она сотворила с дирижаблем. Но его тирада ничего не изменит. Он заставил себя успокоиться, глядя на то, как огонь проедает себе дорогу через жалкую кучку щепок. Затем Любовь устремился сердцем к Итану, призывая его к себе.
Удивительно, но ему понравился юноша. К тому же Любовь понимал, что Итан преграждает дорогу игрокам. Дело было не только в невысказанном влечении Итана к Генри, но и его растущая заинтересованность в браке Генри и Хелен. Любовь не станет нарушать правила, напрямую влияя на чувства игроков. Но влюбить в себя близкого им человека? Особенно такого очаровательного? С огромным удовольствием.
Итан постучал в дверь лачуги Джеймса на закате, все еще пользуясь предлогом сбора информации для газетной статьи.
– Ты ничего не записываешь, – заметил Любовь спустя два часа, которые они провели, обсуждая философию и политику.
– У меня хорошая память.
– Как раз то, что нужно забытым людям в Гувервилле. Твоя память.
Даже в слабом свете, льющемся с улицы, Любовь разглядел, что Итан не понял, что именно собеседник имел в виду. Он коснулся руки юноши, заверяя его, что фраза не была издевкой. Он вправду не имел в виду ничего обидного: эти люди, как и все другие, заслуживали того, чтобы их видели, помнили, придавали им значение.
Этот жест привел Итана в смятение. Любовь не хотел причинить ему вреда, но так привык к облику Джеймса Бута, что забыл о силе своего прикосновения, особенно к такому разгоряченному юноше, как Итан. Любовь снял небольшой фонарь с крюка на стене. Чиркнул зажигалкой, зажег огонь. Запахло горящим маслом и дымом. Итан затаил дыхание.
– Вот, – тихо и ласково сказал Любовь, – немного света.
Итан выдохнул. Его руки дрожали. Любовь посмотрел на него проницательным взглядом, давая понять, что видит его насквозь. Итан опустил глаза, затем снова их поднял. Их сердца забились в унисон. Генри оценил бы этот ритм, эту связь. Любовь так точно ее оценил. Она оказалась крепче, чем он ожидал, а значит, в Итане еще много непознанного.
– Мне пора, – начал Итан. – Я…
– Ты мог бы остаться, – предложил Любовь.
Итан не возразил, когда Любовь провел костяшками пальцев по его щеке, покрытой едва пробивающейся щетиной. Воздух между ними натянулся, словно веревка. Напряжение было невыносимым; Любовь словно наяву слышал, как лопаются ворсинки.
Он закрыл самодельную фанерную дверь, чтобы до Итана не доносилось ни звука из внешнего мира: ни мужских голосов, ни лязга поездов, прибывающих на вокзал. Единственными звуками будут дыхание, шорох одежды, трение кожи о кожу.
Лачуга была маленькой и убогой, но также уютной и уединенной, и освещенной светом, льющимся не только из фонаря.
В конце Итан плакал, а Любовь шептал ему убаюкивающие слова. Будь это возможным, он обменял бы свое бессмертие на возможность остаться с этой прекрасной душой, направить всю свою любовь на этого человека, который так в ней нуждался.
Глава 22
Букет тюльпанов лежал рядом с Генри на пассажирском сидении, а сам Генри уже сомневался в своем решении. Что делать с цветами? Отдать вышибале и попросить передать Флоре? Да лучше их выбросить.
Влажность была высокой. Не за горами лето и длинные жаркие дни. Генри шмыгнул в переулок за клубом и нашел мусорный бак рядом с дверью, где впервые повстречал дядю Флоры. Когда он поднял крышку, из-за бака выскочила черная кошка и принялась тереться о его ноги. Сердце Генри едва не выпрыгнуло из груди; он не слишком жаловал кошек.
– Прости, – сказал он отчасти даже ласково. – Мне нечем тебя накормить.
Кошка жалобно мяукнула. Генри повернулся и выбросил цветы. Открылась дверь, и на крыльцо вышла Флора с блюдцем молока в руках. Она была в халате, но с прической и накрашенная.
Увидев Генри, она вздрогнула, и молоко пролилось на мостовую. Несколько секунд они с Генри смотрели друг на друга, а потом Флора заговорила:
– Я принесла тебе блюдце молока. – С серьезным лицом она протянула ему свою ношу.
– А я тебе – эту крышку. – Генри вытянул руки с крышкой от мусорного бака. – Очень редкая вещь. Подобную недавно продали на аукционе за несколько миллионов.
Флора рассмеялась, а кошка вновь мяукнула. Флора поставила блюдце.
– Иногда она приходит сюда вслед за мной.
Генри вытащил из мусора тюльпаны и водрузил крышку бака на место.
– Знаю, выглядит, будто я их выудил из помойки, но это не так. Я струсил, испугался их тебе вручить. Но раз ты застукала меня на горячем, наверное, имеет смысл набраться смелости и закончить начатое.
Флора снова рассмеялась и поплотнее запахнула халат на груди.
– Они прекрасны. Спасибо. Воздаю должное твоей смелости.
– Не понимаю, больше или меньше мне становится неловко по мере разговора? – Он убрал руки в карманы.
