Текст книги "Знаменитые эмигранты из России"

Автор книги: Марк Рейтман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Давид Сарнов, человек-колокол

Мы должны начать думать о новых взаимоотношениях, при которых наша техника, наше общество и окружающая среда рассматривались бы как одно целое.

Давид Сарнов

Сарнов Давид – родился 27 февраля 1891 года в Минской губернии. Стоял у истоков американского радио и телевидения.

Эмигрировал с родителями в 1900 году сначала в Албанию, затем в Нью-Йорк. Здесь окончил школу, причем будучи еще школьником, помогал семье прокормиться: продавал газеты, пел в синагоге.

В 1906 г. окончил школу, служил посыльным на телеграфе. Быстро освоил азбуку Морзе и нашел себе работу радиооператора. 14 апреля 1912 года Сарнов принял сигнал бедствия с «Титаника».

В 1916 году Давид Сарнов первым подал идею создания «музыкального радиоящика», предлагая поставить его производство на коммерческую основу.

В 1921 г. он был главным менеджером недавно созданной американской корпорации «Радио».

В 1926 г. основал национальную компанию по радиовещанию.

В 1928 г. он создал экспериментальную телестанцию для изучения спроса.

Во время второй мировой войны был консультантом президента по средствам связи.

В 1930 году стал президентом американской корпорации «Радио».

Ушел на пенсию в 1970 году.

Умер 12 декабря 1971 года.

На примерах Гамова, Тимошенко, Сикорского, Леонтьева и Зворыкина мы увидели образцы успешной научно-изобретательской карьеры россиянина в Америке. Но это был, так сказать, «российский вид спорта». Хотя состязатели и начинали с нулевой отметки, но их оценка велась почти по интернациональным правилам оценки академической карьеры, лишь с небольшими бизнес-поправками. Давид Сарнов – первый человек, родившийся в России и добившийся огромного успеха в Америке в игре «по чисто американским правилам»: аналогом мог бы служить великий русский бейсболист, но такой пока еще не появился.

Личности Давида Сарнова в США посвящена обширная литература (укажем подробнейшую биографию Ю. Лайонса и избранное под слегка тошнотворным заголовком «Глядя вперед». Мы специально приводим этот заголовок, чтобы подчеркнуть, что речь идет не о великом писателе и не о крупном журналисте, а о великом «коммуникаторе» – иначе роль Сарнова не определишь, ибо русское слово «связист» неизбежно уведет нас в сторону).

Сарнов сделал блестящую деловую карьеру в США. Почему она ему удалась? Это непростой вопрос, и не все качества Сарнова привлекательны. Он никогда не был бесконфликтным «йесменом», но обладал искусством обрывать конфликты, не доводя их до катастрофического исхода. Уже в школе Давид показал свой нрав. Преподаватель литературы однажды, разъясняя образ Шейлока в пьесе Шекспира «Венецианский купец», сказал, что знает случай, когда еврей, недовольный расшумевшейся христианской детворой, позвал полисмена и попросил его вырезать по фунту мяса у каждого из них. Давид возмущенно остановил учителя, объявив эту историю антисемитской. Объяснение кончилось в кабинете директора школы тем, что учителю пришлось подать в отставку, а Давид вернулся в класс. Это очень американская история, но она имеет еще более американское продолжение. Как-то уже взрослым, зайдя в какой-то банк и поговорив с пожилым вице-президентом, Давид сказал ему:

– Мистер М.! Я заслужил слова благодарности от вас. Это мне вы обязаны успешной карьерой в банке.

– ?

– Если бы не я, вы бы остались школьным учителем.

Эти два человека в дальнейшем часто встречались и были довольны друг другом. Гм… Как говорят в таких случаях в Одессе: «Ну-ну!»

Но вот восемь классов окончены, надо начинать жить. Всего семь лет прошло с тех пор,'когда в 1899 году итальянец Маркони изобрел радио, но уже сотни станций на судах всего мира были оборудованы «беспроволочным телеграфом». Основанная Маркони Компания беспроволочного телеграфа наняла пятнадцатилетнего истсайдского подростка Давида Сарнова «оффис-боем» за пять с половиной долларов в неделю.

Судьба принесла Давиду несколько лотерейных билетов, но так, в меру, не миллионного достоинства. Первый лотерейный билет состоял в том, что родители привезли его из захолустной деревушки Узлян Минской губернии в Америку в девять лет. Это был 1900 год. Хороший американский язык, начавшийся с традиционной немоты на манхеттенском подворье, был составной частью его карьеры. Известно, что мало кто из выучивших язык в возрасте после 10 лет владеет им достаточно хорошо, т. е. не сбивается порой на русизмы, на грамматически верные, но языково-небезупречные конструкции, и чувствует все оттенки.

И первые шесть лет карьеры Давида в Компании беспроволочного телеграфа как будто не предвещали сногсшибательного успеха: он стал всего лишь полноправным оператором радиостанции. За этим скромным успехом стояли годы неустроенного эмигрантского быта, еще не ведавшего никаких велферов, тяжелые пачки газет на идише, которые приходилось жадно хватать и всучивать читателям с криком: «Экстра!», суровый и нищенский семейный антураж, где царил всесильный и беспомощный матриарх – бабушка Ривка. И наконец, то благодатное сочетание американских возможностей и отсутствия прочных надежд на наследство, какое окончательно вершит эмигрантский успех в Америке.

И тут судьба вручила Давиду Сарнову второй лотерейный билет несколько более высокого достоинства. Надо сказать, что до 1912 года развитие радио сопровождалось поразительным безразличием общества. Причем это было характерно как для беспроволочного телеграфа, что вполне понятно, так и для радиотелефонии, что понять труднее. И политические передачи, и новости, и выступления эстрадных певцов, и оперные спектакли с участием Карузо уже прозвучали в эфире, но натолкнулись на всеобщее равнодушие как пошлые и скучные игрушки. В лучшем случае их слушали полсотни профессиональных радистов на своих дежурствах. «Слушать радио» – просто никому в голову не приходило.

И вдруг все переменилось! 14 апреля 1912 года публика почувствовала интерес к запаху жареного мяса из эфира, хотя этот запах исходил от ледяной горы, в которую врезался самый большой, самый престижный и вообще самый, самый, самый пароход «Титаник». Мы даже сейчас еще ощущаем дыхание этой трагедии, хотя и погибло-то «всего» 1500 человек – ерунда в сравнении с последующими мировыми войнами! Но нас сейчас интересует не трагедия «Титаника», а как мир узнал о ней. А узнал он из телеграммы, полученной в Нью-Йорке с парохода «Олимпик», находившегося на расстоянии более 2500 километров: «Пароход «Титаник» врезался в айсберг и быстро тонет». И принял эту телеграмму оператор Давид Сарнов, который после этого трое суток не снимал наушников, окруженный трепетным вниманием всего мира.

По приказу президента США Тафта было прекращено все постороннее радиовещание, и весь мир судорожно ловил сигналы судов из района бедствия. Образ симпатичного паренька в наушниках задержался в поле зрения американских газет, ибо именно он служил в тот момент самым надежным источником информации.

А тут еще такая незадача: радиокомпания Маркони, попавшая в центр общественного внимания, нуждалась в американизации, так как была всего лишь американским филиалом британской компании: как сам Маркони, так и многие его сотрудники сходили за американцев лишь с большим натягом. Может быть, поэтому Давид Сарнов пошел в гору: он стал инспектором радиослужбы Нью-Йоркского порта, а затем и всех Штатов. Но энергия распирала молодого эмигранта по-прежнему. Он был полон идей, как лучше вести радиовещание с точки зрения содержания передач, их структуры и оборудования – ведь ничего этого еще не было!

Да тут еще апрель 1917 года, до Америки докатилась первая мировая война. Все передатчики конфискованы правительством, сразу понявшим их военное значение. Сарнов у кормила всех этих по-американски быстрых организационных перемен. Одна из его обязанностей – организация технической учебы сотрудников фирмы Маркони, другая – проведение этой учебы (которую, между прочим, прошел и менеджер, принявший его оффис-боем), третья написание разнообразных журналистских материалов, четвертая – докладные записки начальству… Где тут было думать о собственном высшем образовании? Нам не удалось найти никаких сведений о Сарнове-студенте. Зато в его обязанности по должности генерального менеджера созданной в 1917 году и слившейся через два года с компанией «Маркони» Радиокорпорации Америки (РКА) входила оценка и финансовая поддержка всех ведущих достижений мировой науки в этой области. Например, это он дал добро на детекторные приемники, изобретенные генералом Генри Данвуди и положившие начало миллионному движению радиолюбительства. Затем покровительством Сарнова пользовались изобретатель гетеродина Эдвин Армстронг; наконец, именно Сарнов опекал своего гениального соотечественника Владимира Зворыкина, изобретателя современного электронного телевидения. И за всем этим многообразием надо было внимательно следить. Не всем великим изобретателям это удавалось; например, увлеченные своими идеями стареющий Эдисон и неугомонный Маркони за калейдоскопом радиомира, откровенно говоря, не поспевали. Одним из правильных кардинальных решений, принятых Сарновым, была поддержка предложенной Зворыкиным электронной развертки изображения: большинство специалистов склонялось к механической развертке, которая была развита значительно лучше и сулила быстрый успех.

Тем не менее к чужаку внимательно присматривались, не давая ему сверхважных постов; зато стоило дать сбой, сделать неверную ставку, и собрание акционеров РКА немедленно отреагировало бы на это, благо речь шла формально не о ключевой позиции. Только в 1930 году Сарнов, давно уже фактический глава РКА, основоположник всех направлений деятельности – от практического радиовещания до производства радиоприборов, – стал ее президентом. Это промедление было, по нашему мнению, очевидным следствием 5-го пункта, а к тому же незримого эмигрантского клейма (что в какой пропорции – об этом я предлагаю подумать читателям). К тому времени уже вся Америка и пол-Европы обзавелись «музыкальными ящиками», предложенными Сарновым еще в 1916 г. Эти «ящики» развлекали и образовывали их, а также вколачивали в них рекламу по сарновскому стереотипу. Была и конкуренция – как же без нее! Руководил конкурирующей компанией У. Пэйли, по совпадению (случайному ли?) тоже сын российского эмигранта. Это так американцы опривычили еврейско-украинскую фамилию «Палей».

2 июля 1921 года с матча на первенство мира по боксу в тяжелом весе между Демпси и Карпентьером из города Джерси-Сити (США) началась трансляция спортивных событий в прямой эфир. Болельщики выходили на площади, так как индивидуальных приемников было еще очень мало. В 30-е годы зазвучало в эфире с подачи Сарнова пение Титта Руффо и Беньямино Джильи, миллионы слушателей, никогда не бывавших в концертном зале, приобщились к искусству Артуро Тосканини и Яши Хейфеца через дочернюю для РКА радиостанцию Эн-Би-Си. Разлетелись по всему свету звуки, издаваемые голосовыми связками, трубами, саксофонами и кларнетами знаменитых джазменов. Симфония и джаз долго соперничали, пока наконец не были объединены временем и, добавим, радиовещанием в единое понятие «музыкальной классики». Питомцы Сарнова рассказывали и о событиях в мире, и скоро это стало главным, отчего массы людей в западном мире припадали к приемникам, разумеется там, где они не были отобраны: начиналась полоса тревожных событий.

Сам Сарнов этого времени отнюдь не напоминал капиталистическую акулу в духе героев Драйзера и Фицджеральда: это был обстоятельный семьянин, предпочитавший общество музыкальных критиков и изобретателей компании толстосумов. Хотя он получал, конечно, немалые барыши, их основу составляла зарплата президента компании, в 1937 г. она принесла Сар нову 100 000 долларов – не правда ли, неплохо по тогдашним временам? С таким доходом и Давид, и его жена, очаровательная француженка Лизетт, вполне могли состоять попечителями многих благотворительных фондов.

А что национальность Сарнова, она не играла никакой роли? Такое приятное заблуждение, если и обитало в чьих-то умах, то лишь по другую сторону железного занавеса. А вот реальность: как-то в газетах появились статьи о том, что в деятельности РКА присутствует антисемитизм. Следы вели в отдел кадров, который, как и во многих других компаниях, играл очень важную самостоятельную роль. Обнаружилось, что анкета для устройства на работу в компанию содержит графу «религиозная принадлежность». Сарнов вызвал к себе шотландца-католика, руководившего отделом, и сказал ему:

– Видишь ли, вопрос анкеты наводит на мысль о дискриминации. Но о какой дискриминации? Это не может быть дискриминация против евреев, ибо я, президент компании, еврей. Не может это быть и дискриминация против католиков, так как ты католик. Так зачем нам дискриминировать против несчастных протестантов?

Сомнительная графа была без особого шума убрана. Жизнь в США только поверхностному взгляду представляется очень легкой: это купить продукты здесь просто, да и то если вы не придаете значения выбору. А уладить национальный конфликт, чтобы это устроило все стороны, ох, как непросто. И то, что это Сарнову удавалось даже в такой скользкой области, как радиовещание, было внушительным плюсом.

Влияние Сарнова не ограничилось тем, что он был руководителем крупной корпорации. Еще важнее денег было идеологическое влияние Сарнова, в силу которого он был личным советником всех президентов США, начиная с 20-х гг., с Вудро Вильсона. Это требовало четкой политической позиции, отвечающей мнению большинства американцев, с ограниченной свободой маневра. Пока Сарнову удавалось выбирать такую позицию, он занимал прочное место в истэблишменте. Как только обнаружился разрыв, ему пришлось уйти, но это случилось много позже, в середине 50-х гг.

А впереди была грандиозная задача создания американской системы телевидения, когда роль Сарнова была намного важнее современной роли Тернера. Неизбежны были и поражения, которые Сарнов переносил с поразительным достоинством. Например, пресловутая (всегда!) компания Эй-Ти-эн-Ти обошла РКА по цене радиоламп и на время овладела рынком радиоприемников. Или, скажем, телевидение. Его качество сразу же, после первых восторгов, перестало устраивать массового потребителя. Потребитель требовал цвет, а цвет в коммерческом одеянии долго не появлялся. Хотя цветная электроннолучевая трубка была запатентована Зворыкиным еще в 1925 году, бытовое телевидение непростительно долго оставалось черно-белым.

В 1941 году США активно вступили во вторую мировую войну. Сарнов получил звание бригадного генерала и стал заведовать практически всем радиовещанием США. С той поры его называли обычно «генерал Сарнов». Он руководил вещанием на оккупированные немцами и японцами территории, на вражеские страны и на страны-союзники, хотя это и был, по его выражению, «самый странный союз за всю историю». После войны Сарнов оказался в лагере крайне правых, звал к «крестовому походу против коммунизма». Сначала он ратовал за создание «Голоса ООН», свободного независимого органа, нового «Колокола», который был бы слышен повсюду за железным занавесом и воплотил бы право всех жителей планеты видеть и слышать. Однако, поскольку большинству членов ООН принципы свободы информации были чужды, создать международное вещание под эгидой ООН не удалось и пришлось ограничиться укреплением «Голоса Америки», «Свободы» и ряда других американских детищ. Однако и те сыграли выдающуюся роль в крушении тоталитарной системы.

В записке на 35 страницах, которую Сарнов в 1952 году подготовил по просьбе президента Эйзенхауэра, он предлагал «разбудить страны железного занавеса колокольным звоном радиовещания». На склоне лет Сарнов написал ряд провидческих футурологических статей не только политического, но и технологического характера. Особенно широкую поддержку вызвала его «Программа политического наступления против коммунизма» (1955), которая удостоилась специальной статьи в «Правде», где Сарнов был назван «поджигателем войны». Это он на обеде в Нью-Йорке привел в дикую ярость «либерала» Н. Хрущева, когда тот был в США, призывом «открыть информационное пространство России»: «Мы же не препятствуем России вести радиовещание здесь. Почему советское правительство не даст своему народу такую же свободу?» Уже вернувшись в СССР, Хрущев долго не мог успокоиться, ему все мерещилась «вражеская пропаганда», свободно гуляющая по «просторам Родины чудесной».

Но «правизна», к худу или к добру (по мнению автора, этот процесс чересчур форсировался либералами), выходила из моды, а Сарнов, казалось, не желал того замечать. В середине 50-х политика и лексика «крестового похода против коммунизма» дали трещину. Тактике «наведения мостов» было оказано предпочтение перед тактикой «крестового похода». Возобладал умеренный подход, связанный с именами Никсона и Кеннеди, что отразилось и на положении Сарнова, и даже приход в Белый дом его личного друга Линдона Джонсона не смог помочь делу: ушло время, которое, как известно, сильнее самого могущественного политика.

В 1954 году он перестал быть президентом РКА, сменив этот пост на менее действенный: председатель совета компании. Формально он пробыл на посту президента РКА 24 года, фактически – гораздо дольше. С 1961 г. и до самой смерти в 1971 г. он почти не задевал вопросов политики. Научная футурология стала центральной темой его выступлений. Чем старше он становился, тем больше его притягивали самые новые направления научного мышления. Например, он посвятил много энергии новым разделам науки о компьютерах, находя все новые области их применения.

Сарнов не был великим изобретателем. Он предпочитал рассуждать о том, что следует изобрести и как бы он оценил возможное изобретение. Не все его суждения бессмертны, некоторые решения откровенно конъюнктурны. Но не станем забывать, что именно Сарнов предсказал падение коммунизма в 80-х годах и возрастание роли компьютеров. Более того, он уловил связь между этими явлениями. Действительно, мог ли существовать коммунизм, если копию «Архипелага ГУЛАГа» можно получить за полминуты одним нажатием кнопки? Хотя он заговорил таким языком позднее, но ощущение триединства общества, технологии и среды обитания всегда было сильной стороной его личности. Именно оно позволило ему так долго и так плодотворно находиться на самом верху американской властной пирамиды при десяти разных президентах. Давид Сарнов – это пока рекорд власти, которой добивался россиянин в США. И будущим министрам и сенаторам, говорящим по-русски, стоит присмотреться к нему.

Иммануил Великовский: величие или ничтожество

Мы уже познакомились с рядом научных светил российского происхождения. Однако «русский вклад» в американскую научную мысль ими не ограничивается. Среди американских «Лысенко» тоже попадались россияне. Кстати, и сам Лысенко не избежал включения в энциклопедию – и это законно, великим плутам не откажешь в величии. Познакомимся с кратким жизнеописанием нашего героя по фамилии Великовский, как его дает энциклопедия Гролиера. Сам факт попадания в эту энциклопедию показателен – туда, повторимся, включены лишь крупнейшие ученые нашего века, но много достойных остались за бортом. Почему же там оказался и историк, как его характеризует Гролиер?

* * *

Печальная плоская равнина пересекается рекой, нехотя текущей вдаль, к Балтийскому морю. Неяркие хвойные леса с вкраплениями лиственных деревьев. Бедные поля – рожь, лен, картофель… Яблоневые сады вокруг убогих сельских хаток, подступающих к самому городу. Витебск – пристань на Западной Двине, когда-то столица Витебского княжества, располагавшегося к северу от Киевской Руси. В XIII веке этот город с окружающими землями вошел в состав Великого Литовского княжества – потом Речи Посполитой. А в конце XVIII века ненасытная экспансия Московии поглотила эти земли и сделала их частью Российской Империи.

Во времена Витебского княжества, а возможно, и раньше в городе на Западной Двине уже была еврейская община. Как она появилась здесь? Откуда пришли сюда евреи? С юга ли – со стороны Киевской Руси, где еще раньше IX века жили евреи? С юго-востока ли – с Волги, из царства хазар? Кто знает…

Но путь семьи Великовских в Витебск прослеживается без особых затруднений.

Можно в какой-то мере понять гордость коренных американцев, знающих свою родословную вплоть до пятого-шестого поколения. Можно понять гордость английских или французских аристократов, родословная которых еще на пять-шесть поколений древнее.

Основоположник витебской ветви Великовских – Шимон – знал свою родословную по материнской линии до сотого поколения. Она восходила до Эзры Коэна, восстановившего в Иерусалиме храм после возвращения евреев из вавилонского плена.

У Великовских не было ни родового герба, ни титулов. Более того, у рода Великовских, как и у всех евреев в России, не было даже элементарных гражданских прав. Зато в библиотеке дома Яакова – отца Шимона – стояли книги, написанные Шимоном – отцом Яакова, и отцом Шимона – Иегудой, и Лейб-Ихиэлем – отцом Иегуды, и дедом Иегуды – Айзиком. Глубины талмудической мудрости содержали эти книги, написанные просто евреями, единственным фамильным «титулом» которых была ученость и глубокая вера. К несчастью, та библиотека пропала – сгорела во время большого пожара в городе Мстиславле Могилевской губернии в 1859 году.

Именно в этом городке, который и сегодня остается глухой провинцией на востоке Белоруссии, в 1860 году родился Шимон Великовский. Здесь он безвыездно жил до своего еврейского совершеннолетия и даже еще один год – до 14 лет. Здесь, в хедере на краю города, он сдружился со своим сверстником Шимоном Дубновым, будущим выдающимся историком.

В хедере реб Зелиг тяжелой линейкой «вбивал» знания в своих учеников. Только двум Шимонам – Великовскому и Дубнову – не доставались побои. Возможно, это была дань уважения ребе Зелига, не знавшего грамматики, к ученикам, которые грамматику каким-то образом выучили. Зимой, ненадолго отрываясь от книги, Шимон прижимался носом к замерзающему окну и сквозь оттаявший кружок в стекле с завистью наблюдал за мальчишками, скользящими по льду. Но ему и думать запрещалось о таких развлечениях. Ведь он был примерным учеником среди изучающих Тору и Талмуд, и не пристало ему заниматься чепухой. Летом, когда он увлекся голубями, отец снова настойчиво напомнил ему: глупости мешают ученью!

В семье Великовских ученость была самым ценным достоянием. Ко времени подготовки Шимона к еврейскому совершеннолетию в доме не было денег. Но отец Яков заплатил учителю, готовившему Шимона к бармицве, столовым серебром. Он не считал, что совершает нечто из ряда вон выходящее.

Мать Шимона, символ скромности и сострадания даже далеко за пределами Мстиславля, была внучкой рава Шимона Хотимского из-под Чернигова. Брат Хотимского – Янкель ацадик – был женат на Ривке из рода Иосефа Каро, знаменитого раввина из Испании. Великовские помнили свою родословную.

Отец Шимона, Яков, по субботам говорил только на иврите. В синагоге он оповещал, что бедные, не имеющие субботней трапезы, приглашаются к нему на обед. Хотя нередко и для членов семьи Великовских не хватало еды за субботним столом.

Летом 1874 года четырнадцатилетний Шимон сбежал из дому, пешком пришел в местечко Мир, где находилась знаменитая ешива, и стал в ней заниматься. В ешиве, как и в хедере, Шимон был среди первых. Но достигал он этого не столько незаурядными способностями – в способных юношах в ешиве не было недостатка! – сколько поразительным усердием. Летом он занимался по 18 часов в день, зимой – по 12. Глава ешивы приглашал Шимона на субботу в свой дом, что считалось для учащихся высшей степенью отличия.

Через полтора года Шимон был вынужден прервать учение и вернуться домой: он получил повестку на призыв в царскую армию. Защищать отечество, в котором они не имеют гражданских прав, было не только единственным гражданским правом, но и обязанностью евреев России. От воинской повинности он получил отсрочку по малолетству, но в ешиву уже не вернулся. Учение продолжал в мидраше, там же и работал.

После размолвки на идейной почве с отцом начался период скитаний в поисках работы. Сперва город Пропойск. Получив отказ, Шимон Великовский отправился в Могилев. Но и здесь ему отказывали во всех местах, куда бы он ни обращался. В Киеве еще сложнее. Работу приходилось искать, стараясь оставаться незамеченным, так как у него не было права на жительство. В дополнение ко всем несчастьям у него появились резкие боли в позвоночнике. Эти боли периодически обострялись на протяжении всей его жизни. Пришлось вернуться домой и помогать отцу во время его продолжительных поездок на подводе за товарами – за многие сотни километров от Мстиславля. И вот в Смоленске Шимон нашел работу у купца средней руки. Тот нещадно эксплуатировал молодого человека. Беда усугублялась тем, что Смоленск находился вне черты оседлости. Еврей мог поселиться здесь, только отслужив в армии.

В Смоленске Шимон Великовский стал активным сионистом, что сделало его слишком заметной личностью. А потому полиция вскоре арестовала его и по этапу доставила в Могилев.

Скитания в поисках работы, арестантский опыт, а главное – активная сионистская деятельность сделали умного и энергичного молодого человека настоящим бойцом. И это не преувеличение! Только боец мог решиться после всех мук, пережитых им, приехать не просто за пределы черты оседлости, а в Москву, в самое запретное для еврея место, и здесь чудом стать на ноги.

Получив после подписания договора с крупнейшим финансистом Юлием Марком многолетний кредит во всех банках и коммерческих домах Москвы, Шимон Великовский становится видной фигурой финансово-коммерческого мира. Его сионистская деятельность приобретает еще большую широту, чем прежде. Руководя московской организацией Хиват-Цион, Шимон Великовский в 1884 году направляет посланца в Эрец-Исраэль для покупки земли в пустыне Негев, возрождение которой к жизни было его давней мечтой. Впоследствии на купленной земле возник кибуц Рухама. Лично Великовский пожертвовал на это огромную по тем временам сумму – полтора килограмма золота.

Жить неофициально в Москве было для еврея делом рискованным и опасным. С ужасом вспоминал Великовский смоленскую тюрьму и возвращение в Могилев по этапу арестантом. Официальное право жительства ему можно было получить, только став купцом первой гильдии. И хотя путь этот сложен и продолжителен, другого для него просто не существовало. В течение пяти лет, проживая в черте оседлости, он должен был выплачивать огромный налог – по 1000 рублей золотом в год. Весь налог превышал заработок врача городской больницы примерно за четыре года.

Великовский решил поселиться в Витебске – на перекрестке путей с юга в Петербург и Прибалтику, а из Москвы – в Варшаву и дальше, на запад. И еще одно дело, более важное, предстояло завершить именно теперь.

В 1883 году в Страдове он познакомился с милой и умной девушкой Бейлой-Рахелью. В Страдов она приехала вместе с братом, чтобы хоть в малой мере помочь своему отцу Нахуму Гродински, видному лодзинскому купцу, находившемуся в то время на грани разорения. Шимон и Бейла-Рахель полюбили друг друга. И вот сейчас, когда его материальное положение позволяло создать семью, Шимон написал письмо в Лодзь своему будущему тестю и попросил руки его дочери. Было это летом 1885 года. Только спустя четыре года в канун Рош-ашана молодая чета Великовских поселилась в Витебске. Еще в Страдове у них родился сын Даниил, через два года – второй сын, Александр.

12 июня 1895 года в Витебске, в семье Великовских родился третий ребенок. Младшего сына назвали Иммануилом.

Но вот пришло время, когда отец Иммануила решился переехать в Москву. Здесь дела его сразу пошли в гору. Очень скоро он стал одним из самых видных и наиболее уважаемых оптовых торговцев столицы. Казалось бы, все шло хорошо. И тут выяснилось, что еврейские дети в православной Москве не имеют возможности учиться в гимназии. Поэтому сначала двух старших детей, а потом и Иммануила обучали частные учителя: отец надеялся, что позже удастся устроить детей во второй или третий класс гимназии. Кроме учителей по самым обычным, традиционным предметам в семье Великовских был и еще один, обучавший не только мальчиков, но и их отца. Это был первый в истории Москвы преподаватель иврита. Здесь самым способным оказался Иммануил, с особой заинтересованностью и старанием изучавший Тору и Талмуд.

Результаты обучения превзошли все ожидания. Когда Иммануилу исполнилось одиннадцать лет, финансовое положение отца, пошатнувшееся было во время русско-японской войны, упрочилось, появилась возможность отдать мальчика в гимназию. И вот Шимон сидит в приемной, а за массивной дверью гимназические преподаватели экзаменуют его сына. Время идет, ребенок не выходит, Шимон не знает уже, чего и ждать: время, отведенное на экзамены, давным-давно истекло. Но вот его наконец пригласили в кабинет. Слова директора его потрясли: «Мальчик поразил нас своими знаниями. Ему нечего делать в третьем классе (а по возрасту Иммануил должен был пойти во второй). Это единодушное мнение – мое и обоих учителей. Но… не будем в этом случае выходить из рамок установленных правил. Кроме того, господину Великовскому, вероятно, известно, что 9-я императорская гимназия – одна из самых престижных в России. Так что пусть все идет своим чередом. Ваш сын зачисляется в третий класс». В течение всех шести гимназических лет Иммануил был первым учеником.

Иммануил Великовский окончил гимназию в 1912 году с золотой медалью, что, впрочем, никого не удивило. Тем не менее радость всего семейства не поддается описанию. Дело в том, что золотая медаль давала бесспорное право на поступление в университет в счет пятипроцентной нормы для евреев. Каково же было разочарование Великовских, когда даже с медалью Иммануила в Московский университет не приняли. Тогда они всерьез задумались о возможности поступить в какой-нибудь зарубежный университет; где-нибудь там, где антисемитизм не так силен.

Такое место нашли: в августе 1912 года Иммануил поступил на медицинский факультет университета в Монпелье, на юге Франции. Проучившись здесь год, Иммануил кратко посетил Палестину, после чего пришел к выводу, что теперь может попробовать поучиться и в Англии, чтобы заодно овладеть еще одним иностранным языком (по-французски и по-немецки дети Великовских свободно говорили с детства, их обучала мать). Так случилось, что он поступил на учебу в Эдинбургский университет в Англии на медицинский факультет.