Текст книги "Черная магия с полным ее разоблачением (СИ)"
Автор книги: Мария Спивак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
Глава шестнадцатая
АЛЕКСАНДРА
Пора бы мне научиться здоровому эгоизму. А то что? Возишься с людьми, возишься, в лепешку ради них расшибаешься, про личную жизнь забываешь, а слова доброго не дождешься. Не говоря уже о благодарности. Почему-то считается, что для меня копаться в чужих картах – главное земное удовольствие. Вот сто раз наблюдала и все равно не перестаю удивляться: пока человеку плохо, его от меня палками не выгонишь, а чуть только дела наладятся, сразу дорогу забывает. Хоть бы кто позвонил из интереса: как сама-то?
Взять, к примеру, Тату, Анну Каренину нашу драгоценную. Полгода мы ее дружно спасали, с рельсов соскребали, буквально под руки водили, а теперь она ко мне носа не кажет, к бабушке не ездит, и вообще с собаками ее не разыщешь. Гуляет в открытую со своим Протопоповым – наконец-то, сколько можно людей за идиотов держать – дома не бывает, и позвонить рассказать, что новенького, ей, разумеется, некогда. Ивана словно из головы выкинула. А ведь я говорила: развлекайся, но помни про свою главную задачу: мужа домой вернуть. Дальше-то как жить собираешься?
Она тогда взглядом своим царевниным повела:
– Саня, неужели ты хочешь сказать, что я гожусь исключительно в иждивенки?
Я по одному этому взгляду поняла: в себя приходит. Раньше всегда такая гордячка была. А гордыня у нас, между прочим, смертным грехом считается.
– Может, – отвечаю, – и нет, но пока ты ничем не доказала обратного. Карму свою реализовывать не хочешь, творчеством не занимаешься, денег не зарабатываешь. Копеек твоих, прости, на кусок хлеба не хватит. Соответственно, пока не предпримешь чего-нибудь, надеяться остается только на Ивана. Не обижайся, Тусь, я человек прямой, что думаю, то и говорю.
– Я нисколько не обижаюсь; ты, конечно, права. И тем не менее. Сама говорила: что бы ни было заложено в карте, это еще не приговор. Все зависит от свободной воли человека, и многое можно перебороть. Вспомни хоть Семена, которого я к тебе приводила.
Вот уж действительно: Семену ее, судя по карте, давно бы в помойке сидеть и очистками питаться. А он на «Мерседесе» последней модели разъезжает, и не сам к тому же – с личным водилой. Я, когда в компьютер заглянула, раз десять дату, время и место рождения переспросила, никак глазам поверить не могла. А после – от Семена их отвести: вот, думаю, человек – настоящий хозяин своей судьбы. Столько дряни сверху отсыпали, жуть, а он все транзитик по транзитику к собственной выгоде повернул. Представляю, как ему, бедняге, тяжело пришлось, но оно того стоило. Давно таких сильных мужиков не встречала. Везет на них Татке.
– Хорошо, – говорю, – но то Семен, уникальный случай. У него энергетика – на метр не подступишься; отталкивает. Ты-то к нему каким боком относишься? Или последовала моему совету?
Я была и сама не прочь такой феномен себе отхватить, но с первой минуты – а они три раза вместе приезжали – поняла, что он Таткин клиент. Как обычно. Эх, мне бы ее транзиты! Повезло дуре, а не пользуется. Протопопов ее в сравнении с Семеном – букашка. Естественно, я ей потом чуть не месяц вдалбливала: хватай обеими руками и держи, горя не будешь знать. Хочешь, шаманскую привязку вам сделаю? А она: не надо мне никакой привязки и никакого Семена, и вообще, перестань меня всем подряд в постель складывать. Ладно, говорю, как знаешь, но это, ты уж меня прости, дебилизм высшего качества. Татка только губы поджала и плечом дернула. Королевна. Ничего, думаю, жизнь тебя научит, как нос воротить.
– Нет, не последовала. Семен – не мой человек, и общаться с ним тяжело, особенно после переселения на Олимп.
– Куда?… Ах, да! Ясно.
– Короче говоря, в мужья и любовники он не годится, а вот как положительный пример – самое оно. Меня лично очень утешает, что при астрологически никудышных начальных данных все-таки можно кое-чего достичь. Учитывая твои прогнозы относительно моей женской судьбы.
– В смысле?
– Что я замуж больше не выйду.
– Нет, Туська, я тебя просто не понимаю! Зачем, если ты уже замужем? Сказано ведь: никуда твой Иван не денется!
– Между тем, я его сто лет не видела, и желания вернуться он не выказывает.
– Я же говорю: к бабе Нюре надо ездить, просить. Мужика спасать. А ты расслабилась. Забыла, что у него по карте на этот год? Хорошо, если живой останется.
– Ты осенью тем же самым пугала. Выжил ведь.
– Осенью! Да это его бабуля мимо смерти протащила! А с середины июня такое пойдет, что осенние проблемы цветочками покажутся. Квадрат Плутона к Марсу, вторая петля! Аспект опасности первой категории! И с начала сентября Нептун к Солнцу, месяца на четыре – тебе мало?
– Достаточно, хоть я и не понимаю, что это значит.
– Полная задница, вот что! Плохо придется твоему козлику.
– Может, это и хорошо?
– Да что ты улыбаешься, что здесь смешного? Вот останешься одна без денег, тогда обхохочешься.
– Санечка, не сердись. По-моему, я сделала для Ивана все, что в моих силах. Теперь пусть сам разбирается. Тем более что, как ты сама говоришь, его фотография у бабы Нюры есть, и она за ним «послеживает».
– Напоминать ведь надо, у нее таких Иванов два мешка. Впрочем, как знаешь, дело хозяйское.
– Я хочу посмотреть, как будут развиваться события. Давай дождемся середины июня.
Мне уже и самой было интересно узнать, как Иван реализует свои транзиты. С одной стороны, он везунчик, и баба Нюра за ним присматривает, но с другой, на привороте удача от человека отворачивается, и транзиты такие, что мама не горюй. Одним словом, числа с семнадцатого я непроизвольно начала ждать от Татки какого-нибудь неприятного сообщения. Обычно интуиция меня не подводит, а тут – тихо и тихо. Под конец я не выдержала, позвонила сама.
– Привет, – говорю, – куда пропала?
– Да никуда особенно! – отвечает. – Развлекаюсь, согласно предписанию. – И смеется.
– Ты чего такая довольная? – спрашиваю.
– Настроение хорошее!
– С чего? Муж вернулся?
– Нет. Об этом ты бы узнала первая. Но и без него, оказывается, жить можно.
– Роман, что ли, завела?
– Завела.
– С кем?
– Тоже – согласно предписанию. Я девочка послушная.
– С Протопоповым? – Я так и ахнула. Не ждала, что она решится обнародовать. – Ну, и как он?
– Отлично! – А сама хохочет, как ненормальная.
– Что ж, – говорю, – поздравляю. – И не стала больше расспрашивать, почувствовала, что ей не хочется на эту тему распространяться. Не клещами же из нее тянуть. Перевела разговор на другое: – Про Ивана что-нибудь слышно?
– На похороны пока не приглашали, а так сведений нет. Не звонит, не появляется.
– Странно. Баба Нюра, кстати, по-прежнему за него просит.
– Хорошо, но результата что-то не видно.
Поговорили мы с ней в таком духе еще минут двадцать, а потом я трубку повесила – и сижу, чуть не плачу. И не пойму, что со мной такое. Но когда поразмыслила, все стало ясно: во-первых, мне завидно, во-вторых, обидно. Все-таки нет пророка в своем отечестве. Вот вам, пожалуйста: мои прогнозы сбываются, советы явно на пользу пошли, а Татка, вместо того чтобы спасибо сказать и спросить, что дальше делать, отгородилась от меня стеклянным колпаком. Типа, не вмешивайтесь в мою интимную жизнь. Можно подумать! Не поздновато ли в молчанку играть? А ведь не дай бог что случится, сразу прилетит: Саня, выручай. Конечно, она не одна такая, все хороши, человек вообще животное неблагодарное. Знаем, проходили. Я давно ни от кого ничего не жду и внимания не обращаю, но… все равно неприятно. Ради чего, спрашивается, я на нее столько времени и сил угрохала?
Татка сейчас из-за своего Ивана на меня, на бабулю, на магию и вообще на весь белый свет озлилась, слушать ничего не желает, а ведь именно при нынешних обстоятельствах сдаваться ей ни в коем случае нельзя. Брала бы пример с Ивановой девицы. Она-то поперла против всех кармических законов и добилась своего – точнее сказать, чужого. Радости, правда, ей от этого не будет, но, похоже, она подобными вещами не заморачивается. Была бы выгода, и спасибо. Да, Ивану теперь дешево не отделаться, обдерут его, дурака, как липку. Только придется поторопиться, в следующем году у него денег не будет: Сатурн по второму дому гулять пошел. Впрочем, я предупреждала, чем ему эта любовь обернется; не захотел слушать, пусть на себя пеняет. Вместе со своей воображалой Татой.
Нет, подумайте: любовь крутит, и ни гу-гу! Чего скрывать-то? Чтобы до бабули не дошло? Так она вас давно раскусила. Ну, и прояви честность раз в жизни, а то «друзья, друзья». Теперь-то уж могла бы рассказать все по-человечески. Я бы, между прочим, ей кое-какие советы дала по части протопоповской натуры. Он мужик непростой, к нему подход требуется. Но раз такая скрытная, иди своим тернистым путем, набивай шишки, натыкайся на колья. Дело хозяйское.
И все равно завидно. Полгода не прошло, а у нее уже роман. К тому же в Испанию собирается.
– Что, с Протопоповым?
– Зачем же, с Умкой. Я отдохнутьхочу.
А я вот больше года по Гарику страдаю и одна сижу. Не так чтобы исключительно из-за него, естественно; больше бабу Нюру слушаюсь, чтобы она Фила, первого моего мужа, домой поскорей вернула. По ее словам, он меня до сих пор любит. Только и ему, как Ване, девка попалась упорная. Да чего там девка, тетка уже: скоро десять лет, как они сошлись. Вешает и вешает привороты, не отпускает. Понятно, такие деньжищи на кону. А Фил чем дальше, тем больше разваливается, больной насквозь, бизнес того и гляди потеряет. Приворот – та же порча, а на порче у человека вся судьба рушится. Вот и придется мне в конечном итоге за Филом горшки выносить. А что делать? Баба Нюра четко сказала: доживать вместе будете.
Лучше б мы, конечно, не расходились; ведь до чего хорошо жили! Я не просто за каменной стеной – как в настоящей крепости себя чувствовала. Зарабатывал он – больше не бывает, ни в чем мне не отказывал. Любил очень: все Санечка да Санечка, ласточка, солнышко. Но когда совсем в гору пошел, его девица какая-то решила к рукам прибрать. Выкрала нашу фотографию и заказала порчу на разрыв; так баба Нюра утверждает. Причем я даже не знаю, что за девица, бабуля мне описывала, но я все равно вспомнить не могу. У нас вечно куча народу толклась, под шумок не то что фотографию, всю мебель из дома можно было вынести.
Отношения и правда испортились, хотя девице ничего не обломилось; понятия не имею, куда она делась. Мы с Филом часто ссорились, он начал погуливать, но из дома не уходил, пока про нас с Гариком не узнал. Лучше б я никогда в Крым не ездила и его не встречала, подлеца моего ненаглядного. Я-то думала, у нас любовь, пока баба Нюра мне глаза на него не раскрыла. Я ей фотографию показала, а она только плюнула:
– Не мужик, а колорадский жук на кусте картошки! Даже говорить про него не хочу.
Она боялась, если я все узнаю, у меня психика не выдержит. Это уж потом Мариша из нее все в деталях вытрясла и мне пересказала: как Гарик на меня порчу наводил, чтобы в Москве зацепиться, и по бабам от меня шлялся, а я столько времени ничего не замечала. И что мне либо его срочно выгонять надо, либо себе место на кладбище подыскивать. А я в самом деле чем дальше, тем хуже себя чувствовала, еле ноги таскала, поэтому сразу поверила. Выгнала Гарика, не размышляя, и назад не пустила, как ни просился. Но мучаюсь по нему до сих пор, забыть не могу. Баба Нюра говорит, отчитаем, пройдет, это – не твоя судьба, тебе Фила возвращать нужно. А возвращать легче на пустое место. Вот я и сижу и вроде как не особо страдаю. Но сейчас, не иначе как от переживаний, мне вдруг вспомнился недавний разговор с Таткой. Она почему-то спросила:
– Сань, а ты уверена, что Фил к тебе вернется?
– Бабуля говорит – точно вернется.
– А если это произойдет еще лет через тридцать?
– Значит, судьба такая, ничего не поделаешь.
– Но ведь мне ты советуешь развлекаться, пока Иван не вернулся, почему же сама не хочешь?
– С моей картой не очень-то развлечешься.
– А я вот не сомневаюсь, что при желании ты могла бы найти мужиков не меньше, чем я, даже больше. У меня их, собственно, не густо.
– И где бы я их нашла?
– Например, на работе.
– Моя работа – вот, на собственной кухне. Клиенты сюда приходят. Ты же знаешь.
– А ты пойди работать в астрологический салон. Заведешь роман с каким-нибудь интересным клиентом. Ты же красивая.
– Нужна я кому-то очень! И вообще, в салонах своих астрологов навалом!
– С такими знаниями и способностями, как у тебя? Что там звезды и карты, ты могла бы гадать даже по картошке с морковкой! Ты ведь просто чувствуешь будущее – бог знает какими рецепторами.
– Так в резюме и писать: гадаю по картошке с морковкой? Примите на работу? Ну тебя, Татка!
– Нет, Саня, ты все-таки подумай.
И вот сейчас, пытаясь не разреветься, я подумала: «Попробовать, что ли, устроиться на работу? Как-никак, надо будет в люди выходить, краситься, одеваться. Вдруг я действительно с кем-нибудь познакомлюсь? Пусть это не спутник до конца дней, зато развлечение. А то что? У всех нормальная жизнь, а у меня – один сплошной астрал».
От этой мысли сразу стало легче, и я твердо решила: завтра же посмотрю вакансии. Тем более что в том нашем разговоре Татка произнесла фразу, которая поневоле запала мне в душу. Я тогда заявила насчет мужиков:
– Вообще-то, мне по судьбе ничего такого больше не положено, все, к кому я ни обращалась, в один голос говорят. Татка, помолчав, ответила:
– Знаешь, Саня, как я убедилась, любовь вечно путает людям карты и ломает судьбу. Мало ли кто что говорит. Ты все-таки рискни. Чем черт не шутит.
Глава семнадцатая
ЕФИМ БОРИСОВИЧ
Меня очень огорчала Тата – чем дальше, тем больше и больше. После ухода Ивана, с которым я с тех пор не мог по-человечески разговаривать, она недели две пребывала в совершеннейшем шоке, а потом буквально в одночасье преобразилась до неузнаваемости. Казалось, что настоящую Тату похитили, а у двойника отказали тормоза. На первый взгляд, ее поведение оставалось благоразумным, однако в ней появилось нечто опасное, отчаянное; она будто бы не дорожила собой. Это пугало меня, но формально придраться при всем желании было не к чему.
Наверное, следовало проявить настойчивость, убедить Тату довериться мне, возможно, я бы смог ей помочь. Но, увы, до отъезда на дачу я почти не видел ее, она постоянно куда-то уезжала с Протопоповым, а если и бывала дома, то все равно при нем. Я мог лишь наблюдать за ними со стороны – и как мне не нравилось это ее знакомство! Естественно, я понимал, что она уже не связана никакими обязательствами и вольна поступать так, как считает нужным, но, с другой стороны, видел, что Протопопов совсем потерял голову и не осознает, что имеет дело с травмированным, очень уязвимым и не вполне отвечающим за свои действия человеком. Когда я замечал ее шалый взгляд, обращенный на Протопопова, этот нехороший, злой, ведьминогонь в глазах, мне поневоле становилось страшно. Хотелось броситься, предостеречь, срочно спасти их обоих. От чего? Видит бог, я не знал.
Чувствуя собственное бессилие и не находя места от беспокойства, я листал свои, по выражению Таточки, «чернокнижки» – но не испытывал к ним прежнего интереса. Одно дело – абстрактные рассуждения о воздействиях и поиски исторических доказательств их существования, и совсем другое – судьба собственной семьи. Даже абсолютная вера в приворот не помогла бы утешиться при виде столь губительных разрушений, напротив, породила бы желание бороться с их виновницей, причем бороться ее же методами. Не поймите превратно, мне, разумеется, и в голову не пришло бы, выражаясь, опять же, словами Таты, варить лягушек, но от первобытной, животной ярости у меня буквально сводило зубы. Какое право имела дрянная, наглая девчонка очаровывать моего сына? Что бы под этим ни подразумевалось.
Я случайно открыл «Половую магию» Поля Седира и почти сразу наткнулся на следующий пассаж.
«Во всех любовных чарах мы неизменно находим один и тот же момент: внушение, причем двустороннее. Ему в одинаковой степени подвержены те, кто совершает обряд, и те, кого хотят этим обрядом околдовать. Первые начинают ощущать уверенность и смелость в общении с объектом своих притязаний; вторые должны так или иначе узнать о колдовстве, иначе желаемый результат не будет достигнут. Если во время исполнения обряда они ничего не ощущают, то впоследствии все же узнают о нем, заметив, например, булавку в своей одежде. Все эти церемонии, несмотря на их нелепость, не проходят бесследно».
А вот дальше, дальше-то самое главное:
«Если принять в соображение причудливый характер тех психических состояний, которые обозначаются словом «любовь», вряд ли можно отрицать действенность этих манипуляций, за счет прямого или косвенного внушения».
О чем я всегда и говорил! Причем так называемая «простота» Ваниной избранницы сыграла ей на руку: она, не задумываясь, пошла на то, чем постеснялась бы заниматься девушка интеллигентная. А уж потом, при ее безоговорочной уверенности в успехе, у Вани не было шанса на спасение; ему оставалось лишь полностью подчиниться ее воле.
Тут уместно вспомнить слова Парацельса, адресованные врачам и сказанные по поводу болезней, наведенных колдовством: «Вы не представляете, как велика сила, присущая человеческой воле. Ибо воля является источником таких духов, с которыми разум ничего общего не имеет».
Все так. И если разобраться, магия тут не при чем, это голая психология – но в любом случае… держалась бы наша волевая юница подальше от женатого человека! Я искренне ненавидел Ванину подругу и мысленно проклинал ее самыми последними словами. Грудь распирало от гнева, в мозгу, налезая друг на друга, теснились какие-то патетические воззвания, я с трудом удерживался, чтобы не позвонить ей и не высказать все, что о ней думаю. А еще я всерьез планировал объявить своему непутевому сыну, что я слишком стар, и потребовать избавить меня от волнений и сию же минуту вернуться домой. Представляю, насколько глупо это выглядело бы.
В сущности, я жалел Ивана; сейчас он не осознает, что творит, но прозрение неизбежно, и тогда бедняге не позавидуешь. Однако он действовал по собственному выбору и должен понести наказание за последствия, а Таточка расплачивается за чужие ошибки. Ее я жалел в тысячу, миллион раз сильнее: этот худенький, одинокий демон-разрушитель с печальными глазами и дерзкой улыбкой был в первую очередь опасен самому себе.
Она приезжала на дачу с Протопоповым. Тот, совершенно очевидно, был одержим любовью и вполне мог служить примером человека, на которого сделан приворот. Я сочувствовал и ему, и практически ежечасно проклинал себя за малодушие: мне следовало вмешаться, предотвратить катастрофу! Сумасшедший влюбленный видел только Тату, ничего не смыслил в происходящем. А она – надеюсь, неосознанно – мстила за свою исковерканную судьбу и безжалостно истребляла вокруг себя все человеческое. Я чувствовал, что обязан хоть что-нибудь им объяснить и, не зная, как завести разговор на столь интимную тему с посторонним, по сути дела, мужчиной, решился обратиться со своей тревогой к Таточке. Они в очередной раз явились нас навестить; Протопопов о чем-то беседовал с ее родителями – они тоже не одобряли их общения, но пытались сохранять лояльность – а мы с Татой и Никсоном, протопоповским догом, прогулялись по саду, полюбовались розами и теперь сидели в беседке.
– Девочка моя, – смущаясь, проговорил я, – не думай, что в силу возраста я ничего не понимаю. Я вижу, как тебе плохо, но все же подумай, что ты делаешь. Ты и не замечаешь, как рушишь не одну, а целых три человеческих жизни, притом, что тебе это совершенно не нужно. Ведь насколько я знаю, у Протопопова есть жена и сын?
– Они были у него всегда – столько, сколько мы общаемся. Ему это не мешало, мне тем более. Разве что-нибудь изменилось?
– Таточка, не лукавь! Изменилось, да еще как! У него появилась надежда. И это – колоссальная угроза для его семьи. В то время как ты не испытываешь к нему совершенно никаких чувств.
– Вы уверены?
– Увы, моя милая. Абсолютно. Прости, что вмешиваюсь не в свое дело, но мне бы не хотелось, чтобы на алтарь твоей мести легли судьбы как минимум двух ни в чем не повинных людей. Поверь, Иван того не стоит, даже если тебе и странно слышать это из уст его отца.
– Я никому не мщу! Я всего лишь пытаюсь выжить. Выплыть, не утонуть.
– Вряд ли благородно топить при этом других.
– Ефим Борисович! Протопопов – взрослый человек, и все, что он делает – его сознательный выбор.
– Таточка, повторяю: многое между вами изменилось. А он себе не принадлежит. К сожалению, сейчас именно ты несешь ответственность за происходящее. А потому призываю: опомнись! Если б ты любила его, другое дело, но…
– Вы не можете судить о моих чувствах.
– Деточка, я слишком хорошо тебя знаю. К тому же, влюбленные люди не выглядят такими несчастными.
Она глубоко задумалась, а затем, словно очнувшись, произнесла:
– Мои родители говорят то же самое. Наверное, вы все правы. Но я не знаю, можно ли что-то остановить. Видите ли, Ефим Борисович… думаю, вы поймете… все уже произошло. Аннушка разлила масло.
– Часто нам только так кажется. Людям свойственно искать повод погрязнуть во зле – это легче, чем исправлять ошибки – и в таких случаях они, как правило, прикрываются неким первоначальным, якобы непростительным грехом. Но в действительности никогда не поздно покаяться.
– Послушать вас, я – настоящее исчадье ада.
– Нет, конечно же, нет. Однако то, что ты делаешь – в определенном смысле, черная магия.
– То есть? Не понимаю.
– Позволю себе процитировать изречение из моего любимого «Draco ater»: «Черная магия есть та область тайного знания, которая позволяет входить в сношения с дьяволом и с его помощью или даже помимо негодостигать реализации своих эгоистических намерений». Разве не этим ты занимаешься?
Тата побледнела.
– Вы считаете?
– Не совсем, но… Ты знаешь, я не испытываю особой приязни к Протопопову, но, когда я вижу, что между вами происходит, и понимаю, чем это грозит ему и его семье, мне становится жутко.
– А чем это ему грозит?
– По-моему, объяснять излишне: он начнет вести себя так же, как Иван. Разве ты хотела бы этого для другой женщины? И даже для него самого?
– Вам ответить честно или правильно?
– Лучше честно.
– Раньше не хотела бы, ни за что, а теперь мне плевать.
– Именно. Я и вижу. А между тем… тебе интересно, каковы, опять же цитируя Нитибюса, «правила успеха в адских вызываниях»?
Тата вопросительно подняла брови.
– Прежде всего, необходимо «создать цельную и полную идею культа сатаны». Во-вторых, «убежденно верить во все, даже невероятное». В-третьих, «презирать все то, что выражают понятия о добре, свете и гармонии». В-четвертых, «обладать какой-либо страстью, направленной на зло». В-пятых, «иметь совесть, погрязшую во зле, преступлениях и вместе с тем недоступную угрызениям и страху».
– И все это – я?
– Отнюдь нет, но… мне бы не хотелось, чтобы ты узнала себя хотя бы частично.
– Вы слишком деликатны, Ефим Борисович, но я вас поняла. Спасибо за откровенность. Мне нечего возразить. И все же… что выросло, то выросло. Боюсь, я не в силах ничего изменить. – Она саркастически усмехнулась. – Сатана не позволит.
У меня по спине пробежал холодок.
– Деточка, не надо бросаться подобными словами. Это – вызов судьбе. Она такого не любит.
Лицо Таты стало жестким, даже неприятным.
– Не любит? Вот как? Что поделаешь, Ефим Борисович. На всех не угодишь.
Оттого, как это было сказано, я лишился дара речи. Стало ясно: дело не в том, что она в чем-то повинна. Вовсе нет. Дело в том, что она не может себя простить. Ей глубоко безразлично, что будет дальше, поскольку, с ее точки зрения, она ужесовершила нечто непоправимое. Характерное заблуждение грешников-неофитов.
Я воздержался от комментариев, попросил Тату принести мне в комнату чай, а когда мы там встретились, зачитал ей, как бы в продолжение разговора, следующую цитату:
«Взятая, как целое, половая магия вряд ли может похвастать какой-нибудь положительной чертой. Она не только ничего не создает – она все разрушает. Даже те случаи, когда два человека вовлекаются в процесс взаимного колдовства, неминуемо влекут за собою зло. Ибо принуждение – основное ядро всякого волшебства – является несчастием для той и другой стороны. Магия редко приносит человеку спасение, поскольку она вся основана на силе. Но что такое сила в руках человека, не сумевшего себя осилить? Ответ здесь может быть один: она – зло».
– Понимаешь, Таточка? Хоть ты и не осознаешь, но твои действия – принуждение. Оттого, что человек не в силах тебе сопротивляться. Не люблю банальностей, но… мы в ответе за тех, кого приручили. А ты собираешься с ним с Испанию.
– Я еду с Умкой.
– И ты всерьез полагаешь, что он не помчится за вами?
– Откуда мне знать, куда он помчится? Он свободный человек с открытой шенгенской визой. – Последние слова были произнесены с явной издевкой. Очевидно, упомянутая виза являлась источником особой протопоповской гордости. – Я не могу запретить ему въезд в Европу.
– Ты можешь – и с моей точки зрения, должна – порвать с ним. Ты никогда не ответишь на его чувства. Он будет из-за тебя страдать, и я отнюдь не исключаю, что это его убьет. У него опасный возраст. Но скажи мне, девочка, чье положение хуже: убитого или убийцы? Пощади его, Тата! И пожалей себя.
Тата выслушала меня. Улыбнулась. Подумала. Полистала мою книгу. А потом воскликнула:
– Вот же! Посоветуйте Протопопову: «Если за ужином, после нескольких глотков вина, вытереть себе губы цветком, взятым в церкви, и подать этот цветок любимой девушке, он обязательно пробудит в ней ответное чувство любви». – И демонически захохотала.
Я только головой покачал. Что ты с ней будешь делать?
