Текст книги "Воспоминание об Алмазных горах"

Автор книги: Мария Колесникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

Обыскали все помещения, все закоулки, но Шмакова не нашли. Зато нашли кое-что более важное: склад оружия! В хорошо замаскированном подземелье, под алтарем Будды-Майдари. Щетинкин любил оружие. Он вынимал из ящика новенькие маузеры в отполированных деревянных кобурах, любовался ими.

– Вот так тантры-мантры! – восхищался он. – Спроси у святого отца, где он покупал такие замечательные пистолеты.

Тучный Амгалан обливался потом, бормотал беспрестанно:

– Все подстроено, все подстроено… Я слаб и немощен, а меня решили бросить в тюрьму…

– Ну, не без того, – добродушно подтверждал Чимид. – Только чистосердечное признание… – Был убежден: никакого чистосердечного признания от Амгалана не последует, так как сам стоит во главе крупного заговора.

– Я даже не подозревал… – мямлил настоятель. – Завелась в отаре паршивая овца… Я сам все расследую…

– Вы все арестованы, – сказал Чимид с металлом в голосе. – Лам отправим в Заин-Баю, а вы поедете с нами в Улан-Батор, досточтимый Амгалан. Охранять монастырь будут наши сотрудники.

Тем временем Кленцов и Шмаков петляли на конях по горным ущельям, удаляясь от монастыря на запад.

– Тут в укромном месте меня ждет караван, – пояснил Кленцов. – Ну, ты пойдешь с нами.

– Куда?

Кленцов притушил смех в уголках губ.

– Куда? В Синьцзян!

– А по какой надобности?

– Скажу тебе по секрету: мы идем к генералу Ма за новой партией оружия для святейшего Амгалана, который готовит всемонгольское восстание с привлечением японской армии. Ну, надеюсь, ты кое-что знаешь, если рвался в Хорго.

Шмаков приуныл. Он впервые услышал о том, что в Монголии готовится восстание, и меньше всего желал впутываться в эту историю, быть пешкой в чужих руках. Если б можно было еще на какое-то время задержаться в Монголии, терпеливо выждать момент, подняться к главному кратеру Хорготского вулкана, где и спрятаны основные сокровища… Прятали их ночью, соблюдая крайнюю осторожность… Теперь сокровища уплывали у него из рук. Впрочем, спас шкуру – и то хорошо… Спина зудела от укусов насекомых, корнет то и дело запускал руку за ворот халата.

– Я посредник между генералом Ма и святейшим Амгаланом, – хвастал Кленцов. – Коммерция. Вожу караваны, переправляю оружие, совершаю сделки. Могу взять тебя в пай. Для виду будешь погонщиком верблюдов.

Шмаков ничего не сказал. Верблюдов побаивался, но счастливая звезда подбросила ему именно этот нелепый вариант, приходилось мириться.

– Объясни, – обратился он к Кленцову, – почему ламские вши такие злые? Будто кто хлещет крапивой по спине…

Караван тронулся в далекий путь; вначале он долго будет идти на запад, потом круто свернет на юг… На одном из привалов Кленцов рассказал историю, от которой Шмакову стало как-то не по себе. Захотелось покинуть караван и вернуться в Хорго.

– Святейшим Амгаланом руководят боги, – сказал Кленцов. – Хочешь – верь, хочешь – не верь, но шесть лет назад он не был таким жирным, любил совершать прогулки в горах. Однажды во время прогулки он услышал конский топот в ущелье и затаился в утесах. В Хорго вошел отряд белых. Они сделали привал на берегу озера Цаган-Нур. Амгалан страшился белых, хоть и считал себя их сторонником. Если бы они не грабили монастыри, лучшей власти не сыскать. Но они грабили и расстреливали лам. Амгалан собирался незаметно удалиться, как вдруг увидел: солдаты несут окованный железом сундук. Они прошли в пяти шагах от настоятеля, не заметив его, внесли сундук в одну из пещер, находились там долго, и Амгалан счел за лучшее незаметно удалиться. Понимал: заметят – прикончат! Много дней спустя он наведался в ту самую пещеру, куда внесли сундук. Вход в пещеру оказался заваленным, замаскированным. Возможно, в сундуке находились важные документы – так казалось Амгалану. Он раскопал вход, проник в пещеру. Сундука не было! Много дней обследовал святейший Амгалан пол и стены пещеры и наконец обнаружил сундук, раскрыл его. Вместо документов обнаружил мешочки с золотым песком. Другой на месте Амгалана утаил бы богатства, присвоил их. Но, обнаружив в сундуке золотой субурганчик и статую Майдари, Амгалан понял, что дорогу к сокровищам ему указали боги. Следовательно, истратить золото следует на дела, угодные богам. А главным делом, угодным богам, как знал Амгалан, было бы восстание в Монголии против власти аратов… Вот я и закупаю на это золотишко оружие в Китае, – закончил свой рассказ мнимый Кленцов, так как его настоящее имя было Бань Юн. Пораженный Шмаков молчал. Гадал: или Унгерн разделил сокровища на несколько частей, припрятав их в разных местах, или же Савченко наврал про Хорготский вулкан, и в Монголии делать больше нечего. Во всяком случае, в рассказе Бань Юна имелась своя логика: деньги, награбленные Унгерном в Монголии, идут на подготовку восстания против народной власти…

Они возвращались в Улан-Батор. Настоятеля усадили в свою машину. Он был хмур и молчалив и лишь однажды улыбнулся, когда на перевале машина обогнала верблюжий караван, груженный тюками. В тюках, как знал Амгалан, находились ящики с новенькими маузерами. Эту партию Амгалан успел отправить еще до приезда в монастырь Чимида и Щетинкина. Вторую партию оружия собирался перебросить в Западный край, на границу с Тувой, где орудовал со своей шайкой Эрэгдэн-Дава. Не успел. Теперь вот божья воля вновь проявила себя: караван с оружием медленно, но верно продвигается к Улан-Батору. И ведет его верный человек Шижэ. Его погонщики хорошо вооружены и будут в случае чего драться до последнего… Встреча с Шижэ несколько приободрила Амгалана: восстание будет!

Петр Ефимович искоса поглядывал на Амгалана, жирный подбородок которого упирался в живот, прикрытый засаленным халатом. Возможно, главарь широкого контрреволюционного заговора… Ведь его монастырь Шива-Ширэт равно удален от столицы и от городов Западного края. Во всяком случае, нити от этого монастыря, несомненно, тянутся во все стороны, сплетаясь в зловещую паутину. Оружие конечно же покупают в Китае, переправляют караванами в Монголию. Следует перерезать все караванные пути и тропы – кровеносные сосуды заговора, негласно проверять, останавливаются ли караваны у монастырей, какие грузы поставляют сюда, перекрыть для контрреволюции главный тракт, соединяющий столицу с востоком и западом, установить, какие монастыри являются перевалочными пунктами при переброске оружия.

Только сейчас Петр Ефимович в полную меру ощутил, что его работа как инструктора ГВО только начинается по-настоящему. Впереди, несомненно, ждут кровавые схватки. Еще никто без боя не отдавал власть и владения. Законы классовой борьбы непреклонны, в конце концов они безжалостно отметают вынужденный оппортунизм, временные сделки с буржуазией. Контрреволюция обрела вполне конкретный образ в лице этого жирного ламы. Заговор следует задушить в зародыше… В сравнении с этой великой задачей охраны молодой республики и революции от всемирного заговора контрреволюции, потерявшей Монголию как колонию, поиск неких сокровищ словно бы отодвигался в сторону. Требовалась мобилизация всех сил ГВО на всех направлениях. Если говорить откровенно, то Щетинкин словно бы радовался невероятному стечению обстоятельств, счастливой случайности, которая помогла ему ухватиться за главную ниточку: не появись Шмаков со своей бандой на границе – не было бы поездки в Хорго, да и повод для обыска в монастыре просто отсутствовал бы… Все события в мире переплетены гораздо плотнее, чем иногда кажется. Говорят, будто территория Монголии равна по площади территориям нескольких крупных капиталистических стран, вместе взятых. Наверное, так оно и есть. И от Халхин-Гола на востоке до озера Убса-Нур на границе с Тувой, до хребта Хар-хира на западе, до границ с Нинься, Синьцзяном на юге нужен острый глаз чекиста…

Не было еще случая, чтоб он пасовал перед, казалось бы, невыполнимыми задачами. И сейчас ни языковой барьер, ни обширность территории страны, ни сложность внутренней обстановки не могли затемнить основной смысл его работы: он знал, что нужно делать…

А вот вдали сверкнул золотой шар на вершине храма Джанрай-сэгу! Улан-Батор… дом, семья… Поднялась лесистая шапка Богдо-улы, отодвинулась в сторону, пропуская автомашины в широкую долину реки Толы. «Мы еще вернемся за сокровищами…»

(История с сокровищами имела свое продолжение, когда Щетинкина уже не было в живых: летом 1934 года монгольские пограничники сорвали тайную операцию белогвардейцев во главе с неким Шмаковым – белогвардейцы намеревались разыскать на территории МНР большие запасы золота и драгоценных камней, спрятанных бароном Унгерном еще в 1921 году. Как выяснилось, экспедиция финансировалась японцами. Шестнадцать «кладоискателей» были задержаны на китайско-монгольской границе. Во время перестрелки единственный человек, который знал, где спрятаны сокровища, Шмаков, был убит.)

…Не успели Щетинкин и Чимид вернуться в столицу, как сюда уже понаехали ученые из многих стран. Весть о находке великих книг буддизма – Ганджура и Данджура взбудоражила ученый мир. Всем хотелось прикоснуться к этим святыням, заняться их изучением. Но прежде всего подержали в руках длинные из прочной бумаги страницы, покрытые черным лаком и золотыми письменами, Щетинкин и Чимид…

4

Зеленый дворец бывшего духовного и светского владыки Монголии богдогэгэна, умершего два года назад, раскинулся на огромном пустыре, поодаль от города, почти на берегу полноводной Толы. Имелся еще Желтый, зимний, дворец в самом городе. За мостом поднималась священная гора Богдо-ула, со своими могучими кедрами, глубокими падями, обнаженными россыпями полудрагоценных камней и серовато-коричневыми осыпями. По легендам, где-то среди каменных глыб около вершины спрятаны доспехи и оружие Чингисхана.

Дворец строился десять лет. Тут, среди семи храмов с причудливыми черепичными крышами, драконами и колокольчиками по углам, высилось здание, сооруженное по проекту русских архитекторов: обыкновенный двухэтажный жилой дом, в котором, собственно, и находились покои богдогэгэна.

Во дворец вели двадцать арок-ворот: наружные, внутренние, парадные, главные, боковые; то были скорее своеобразные триумфальные арки с многоярусными пышными крышами. В парадные ворота мог проезжать на своем автомобиле только «живой бог», но чаще «бога» несли на парчовом паланкине. Мост, по которому богдогэгэна проносили через Толу в тенистые пади Богдо-улы, запирался на замок. То был мост «живого бога».

Селиться поблизости от дворца никому из простых смертных, да и вельмож, не разрешалось. Раньше светская и духовная знать устраивала на берегу Толы вечерние гулянья, приезжали сюда и русские высокопоставленные чиновники. Служка, развлекая публику, водил вокруг ограды индийского слона. Во дворце молодая супруга полуслепого «живого бога» плела интриги, подносила чашу с ядом тому, кто противодействовал ей.

Вся эта жизнь вдруг развеялась. Богдогэгэн умер, придворные разбежались кто куда, поняв, что с монархией покончено, нового богдогэгэна просто не будет. Народу он не нужен. Монголия из ограниченной монархии превратилась в народную республику, и все потуги врагов свергнуть ее, призвав на помощь японцев, оканчивались неудачей.

Дворец опустел, утратил свое былое величие. Рассеялись чары. Его вроде бы собирались превратить в музей, а пока что в ханских покоях жил кривой на левый глаз сторож Чойджил, который с угрюмым юмором говорил, что теперь он, простой арат, заменяет богдохана и общается с богами при помощи флейты, сделанной из берцовой кости праведника, и барабана из черепов девственниц. Он охотно показывал этот страшный барабан, поясняя:

– После смерти душа уходит в кость. Кость и нужно сохранять. Всякий важный человек, желающий сохранить свою душу, может завещать мне свой скелет, немного приплатив.

Он, конечно же, дурачился, чтоб создать о себе представление как об юродивом.

Дворец бывшего правителя постоянно привлекал внимание Щетинкина. И не только своей экзотикой. Государственная внутренняя охрана сбивалась с ног, пытаясь обнаружить тайные склады с оружием. А что такие склады существуют, сомневаться не приходилось. У некоторых лиц, заподозренных в контрреволюционном заговоре, были отобраны маузеры и американские винчестеры, одинаковые, как близнецы-братья. Откуда-то появлялось оно, это оружие. Проследить связи не удавалось. Задержанные отказывались отвечать.

Феодальные порядки в Монголии еще не были ликвидированы полностью. Реакционные феодалы и ламы беспрестанно готовили восстания против народной власти. Авантюрист Дамбажанцан не так давно пытался с помощью китайских войск Чжан Цзолина свергнуть народную власть. Другой авантюрист – Цэрэнпил ориентировался на японцев. Заговор следовал за заговором, и сотрудники недавно созданной Государственной внутренней охраны выбивались из сил, действуя во всех аймаках огромной страны. Начальника ГВО Чимида Щетинкин всякий раз поражал умением из весьма скромных данных делать правильные выводы. Они в тот вечер стояли у ворот дворца богдогэгэна и любовались ажурной крышей этого сооружения. Потом Щетинкин глазами проследил за свежими верблюжьими следами: укоренившаяся привычка таежного охотника. Спросил Чимида:

– Как по-вашему, сколько здесь прошло верблюдов?

Удивленный, Чимид ответил наугад, не придав вопросу значения:

– Десятка полтора, наверное.

– Откуда шел этот караван и куда?

Чимид задумался.

– Шел караван, скорее всего, из Сонгино. А вот куда он шел?..

По здравому рассуждению, караван должен был проследовать в город, на базар, на постоялый двор. Но, судя по всему, караван повернул обратно, так и не дойдя до столицы. Следы были свежие. Возможно, караван приходил к дворцу ночью. А ночи стояли темные, безлунные. В самом деле, что делать каравану ночью возле дворца, где нет никого, кроме сторожа? В Сонгино Щетинкин бывал не раз – местечко находилось верстах в двадцати от Улан-Батора на запад.

В скалистом ущелье Толы даже в сильный зной было прохладно. Сюда обычно приезжали отдыхать.

– А что собой представляет этот кривой Чойджил? – полюбопытствовал Петр Ефимович.

– Обыкновенный лама, – равнодушно ответил Чимид. – Он и при богдо значился сторожем. Придурковатый какой-то…

– А что, если Чойджил не обыкновенный лама? – предположил Щетинкин.

Чимид задумался.

– Да… Возможно… Мне как-то и в голову не приходило. Давайте установим самое тщательное наблюдение за дворцом. Круглосуточное. – Он вопросительно посмотрел на Щетинкина.

– Правильно, – подтвердил Петр Ефимович. – Только осторожно. Главное – не спугнуть птичку. Пошлите людей, проверенных в боях.

– Я сам возглавлю операцию! – вдохновился Чимид.

– Не уверен, что вам следует принимать в ней участие, – засомневался Щетинкин.

– Я должен! Срыв исключается.

– В таком случае, разрешите находиться рядом о вами.

Чимид молча пожал руку Петра Ефимовича.

Все это, разумеется, были предположения. Щетинкину хотелось побывать во дворце. Иногда сюда приходили экскурсии, в которых принимали участие и советские инструкторы с женами и детьми. Щетинкин пришел с Васеной и ребятишками. Экскурсию сопровождала работница Министерства культуры, молодая бурятка, в совершенстве владеющая русским. Она охотно рассказывала о самом богдогэгэне, о каждом здании дворца, о придворных церемониях.

Вошли в парадные ворота, представлявшие собой многоэтажную пагоду. Ворота были разрисованы золотом и киноварью, украшены картинами из монгольского эпоса. На флагштоках развевались желтые и синие знамена.

Во дворце насчитывалось семь храмов, «распространяющих и расширяющих мудрость», как гласила надпись на фронтоне на санскритском, тибетском, маньчжурском, китайском и монгольском языках. Первый храм охранялся четырьмя огромными статуями богов. Сопровождающая объяснила, что, по верованиям ламаистов, эти боги-стражи охраняют не только храм, но и всю Вселенную.

Собственно покои владыки находились в двухэтажном каменном доме, построенном русскими архитекторами. Снаружи домик очень неуютный, мало чем похожий на дворцовую постройку.

Посреди зала стояла юрта богдогэгэна, покрытая шкурами ста пятидесяти леопардов. Экскурсанты сгрудились возле роскошных тронов богдохана и его супруги, рассматривали меховые пелерины царственных особ – каждая из восьмидесяти шкур серебристых лисиц. Васену, знающую толк в мехах, особенно поразили эти пелерины.

– Надо же! Какое богатство… – изумлялась она. – А почему именно восемьдесят лисиц?

– Дома объясню, – коротко сказал Петр Ефимович.

Он зорко присматривался к обстановке, следил глазами за Чойджилом. Ну и рожа! Действительно, Чойджил, демон смерти…

Сторож с равнодушным видом стоял в стороне, как человек, изо дня в день наблюдающий одно и то же. Может быть, он и не знал русского языка, но когда девушка-экскурсовод сказала, что халаты богдо и его жены из тонкого листового золота непонятным образом исчезли из дворцовых покоев и что ведется следствие, лицо Чойджила напряглось, взгляд стал жестким и настороженно-внимательным, как у человека, почуявшего опасность. «Ага… Да ты, видать, фрукт…» – подумал наблюдавший за ним Щетинкин. Опыт сделал его хорошим физиономистом.

Девушка-экскурсовод продолжала:

– Каждая пуговица халата стоила сорок баранов…

«Наверное, немало уплыло отсюда ханского добра за границу в уплату за оружие…» – размышлял Щетинкин, краем уха слушая экскурсовода. Он пытался разгадать, где может находиться склад с оружием. Вероятнее всего, в одном из семи храмов, заставленных бронзовыми бурханами…

Обошел все храмы. С особым вниманием осматривал полы и стены, заглядывал за статуи.

В храме богослужения за статуями увидел кучу кожаных вьючных мешков, подумал: «В святом месте такое вряд ли уместно…» Сказал о мешках Чимиду, тот заволновался:

– Так это же несомненная улика! Установим слежку…

А вскоре Чимид сообщил, что задержаны три ламы, которые поздно ночью вышли из дворца и пытались унести мешок с маузерами. По всей видимости, в самом Улан-Баторе готовилось крупное восстание. Кривого Чойджила арестовали той же ночью, и он сразу же сознался. Страшась за свою жизнь, назвал вожаков заговора: они оказались служащими различных учреждений. Караваны с оружием из Китая тайно приводит брат Чойджила Шижэ. Когда прибудет очередной караван? Скорее всего, на этой неделе…

Навстречу каравану были высланы разведчики. Но как узнать, не возбуждая любопытства, принадлежит ли караван Шижэ? Не из Китая же, в самом деле, ведет он его, а с некоего тайного перевалочного пункта в Сонгино…

По всей видимости, Шижэ был отличным конспиратором: ему удалось провести свой караван незамеченным до Сонгино, где в пойменном лесу был устроен дневной привал. Разведчики точно установили, что это именно караван Шижэ.

Стянув кольцо вокруг каравана, сотрудники ГВО открыли стрельбу. Завязался настоящий бой. Пока шла перестрелка, Шижэ вскочил на коня и пропал в зарослях. Несколько сотрудников во главе с Чимидом устремились в погоню за бандитом. Рядом скакал на своем коне Щетинкин. Стреляли наугад. И внезапно Шижэ открыл ответный огонь.

– Теперь не уйдет! – проговорил Чимид. – Окружайте!..

Цирики охраны бросились выполнять приказ. Шижэ настигли в пади Их Тэнгер. Он прятался в скалах. Грубые бледно-сиреневые гранитные скалы заполняли падь, здесь можно было прятаться за глыбами или в пещерах бесконечно долго. Из-за каждого утеса следовало ждать выстрела. Кольцо медленно сужалось, но Шижэ никак не обнаруживал себя. Может быть, ему удалось ускользнуть? Возможно, он знает тайную лазейку в скалах?..

– Шижэ, мы тебя видим! – крикнул Чимид. – Сдавайся! Обещаю тебе жизнь!

Но бледно-сиреневые скалы молчали. Чимид приказал открыть огонь. Затрещали выстрелы. Пули цокали о гранит. Причудливые скалы по-прежнему безмолвствовали. Но, по всей видимости, Шижэ понял, что игра проиграна, крикнул:

– Сдаюсь!

И неожиданно появился перед Чимидом и Щетинкиным. Над ухом Щетинкина зловеще пропела пуля, он мгновенно выстрелил в ответ. Падая, Шижэ успел выстрелить в начальника ГВО…

Так закончилась операция. Все заговорщики были обезврежены. Правда, кое-кому из каравана все же удалось бежать в горы Богдо-улы. А когда их почти настигли, они подожгли лес. Опять, как тогда в сибирской тайге, многолетние кедры, сосны, лиственницы запылали факелами, все окрестности заволокло желтым дымом, воды Толы сделались алыми. Пламя свистело, трещало, сползало по склонам сопок, где еще совсем недавно паслись яки и возы.

Несколько дней полыхал заповедный лес, дым пластами наползал на город. И если бы не ливень с громом и молниями, заповедник, наверное, выгорел бы дотла.

Чимид каким-то чудом выжил.

– Вы не должны были возглавлять эту опасную операцию, – напомнил ему Петр Ефимович, посетив Чимида в госпитале. Тот слабо улыбнулся.

– А как бы вы поступили на моем месте?

Щетинкин засмеялся и махнул рукой, что, вероятно, означало: «Да так же! Конечно, так же…»