Текст книги "Пистоль Довбуша"

Автор книги: Мария Куликова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

«Так им и надо!»

– Вставай, Мишку, вставай, голубе! – будила Гафия сына.

Он что-то бормотал, переворачивался с боку на бок и опять засыпал.

– Да вставай же ты, наказание божье! – уже рассердилась мама и теплее укрыла его потресканные, в ссадинах ноги, сама не замечая, что делает. «А худющий, пане боже!» – вздохнула она.

Ему бы поспать еще немножко, набраться сил. Да где там! Сказано, жизнь батрацкая!

– Куды, Файна! Куды, нэ! – крикнул Мишка со сна и открыл глаза. – Вы меня не будили, мамо? Сегодня я сам проснулся, айно?

– Сам, сам, – горестно ответила мать.

Мишка наспех умылся, закинул через плечо торбу с куском холодного токана и выбежал из хаты. Не опоздать бы! Как только Анця подоит коров, надо их тут же гнать на пастбище. Придешь не вовремя – попадет кнутом по ногам.

– Будешь долго спать, другого пастуха найду! – кричал в таких случаях Ягнус. Эти слова были для мальчика страшнее побоев.

Солнце еще не взошло, но раскаленное горнило востока уже подрумянило зубчатый гребень леса. Где-то, заливаясь, встречал утро соловей.

Неожиданно в раннюю тишину, как пила в дерево, врезался ревущий гул самолетов.

Мишка остановился, поднял голову.

– Ишь какие черные кресты намалевали себе! Как у паука на спине! – с ненавистью прошептал мальчик. – Дедо говорит: и душа у них черная… – вспомнил он.

Самолеты поспешно скрылись за лесом.

У ворот встретила Мишку Анця. Ягнус еще затемно уехал с батраком в Мукачево – повез продавать сметану, творог. Продукты в городе теперь дорогие: война. И у пана каждая кружка молока на учете. И все-таки Анця оставила немножко и для пастушка.

– Давай свою торбу. Вот тебе бутылка молока, а вот и кусок сыру. Бери, не бойся! – сказала она, заметив его замешательство. – Думаешь, не заработал? Эх, легинеку! Дармового себе пастуха Ягнус нашел. Что он тебе платит! Ведро кукурузной муки за месяц! А ведь ты пасешь коров не хуже Илька.

Мишка зарделся от такой похвалы.

– Возьми и ешь на здоровье. Это твое.

«Смелая Анця. Ишь что говорит: «Дармового себе пастуха Ягнус нашел», – размышлял пастушок, подгоняя коров. – И правда, что дармового!» А попробуй Мишка скажи об этом хозяину, потребуй у него большую плату – выгонит! Нет! Даже думать об этом страшно.

По пути забежал домой, оставил свой завтрак на столе.

– Исус, Мария, что ты делаешь? Возьми молоко, с токаном съешь! – крикнула ему вслед мама.

Но сын уже далеко.

Утро было теплое. Мягкая росистая трава приятно холодила ноги. Проснулись птицы. Они чирикали, звенели, будто рассказывали друг другу, сколько букашек вчера съели, куда собираются лететь сегодня…

А вон и Маричка уже пригнала свою Ласку.

– Ну что, уехал таракан усатый? – спросила она еще издали.

– Айно, уехал!

Маричка рада: сегодня Ласка будет сыта. Как уже надоела Ласке пыльная травка по обочинам дороги!

Мишка залихватски хлестнул кнутом по траве. Раздался звук, похожий на выстрел. А вот Маричка небось не умеет так. Зато она игру какую-нибудь новую придумает. Сегодня скучно не будет!

Их дружба тянется тропинкой еще с раннего детства, с тех пор, когда вместе путешествовали. А как они были огорчены, узнав, что на счастливую страну напали фашисты. С какой ненавистью провожали взглядом машины, переполненные гитлеровцами, хортистами.

С опечаленным лицом часто смотрел в сторону востока старый Микула. Но своим маленьким Друзьям он с уверенностью говорил:

– Ничего, диткы, ничего… Будут еще кубарем катиться назад и гитлеровцы, и эти проклятые хортики. Да и всякая нечисть!

Он даже сказку такую детям придумал.

– Далеко-далеко, там, где солнце встает, в одном государстве счастливо жили люди. Солнце там никогда не заходило. В одном конце государства сядет, глядь – в другом уже взойдет. Цветы там никогда не увядали – ни зимой, ни летом. Поля там широкие – конца-краю не видать. Моря глубокие, а рек – не сосчитать!

Глядел, глядел злой песыголовец, как привольно люди там живут, и взяла его зависть. Мешала ему злоба есть и спать. Днем и ночью он думал, как бы разорить этот край. Думал, думал да и придумал. Подговорил он змееголовых шарканьев[11]11
  Шарка́ни – сказочные чудовища.


[Закрыть] и пошел с ними разорять счастливую страну. Где только они проходили – огонь да пепел оставались. Захохотал от радости злой песыголовец, да так, что задрожали поля, леса и горы. Но рано он стал веселиться; против него вышел богатырь, сильный, высокий, от земли и до самого синего неба. Бил он поганых шарканьев – кровь рекой лилась. А самого песыголовца загнал обратно в пещеру да и сжег его там. И где проходил богатырь, цветы там цвели, поля колосились. Вольные орлы за ним летели и песню на крыльях несли. И опять люди стали жить счастливо и дружно, в мире да согласии. Вот как!

Неизвестно, кто распространил эту сказку. Только не было в Дубчанах такой хаты бедняка, где бы ни рассказывали ее детям.

– Мишко-о! А у меня брынза есть! – кричит Маричка. Фартук ее заткнут за пояс и слегка оттопыривается. – Мама нам целую неделю молока не давала, зато брынза какая!

Она подошла ближе, расстелила свой фартук на камне и гостеприимно стала угощать Мишку.

– А токана хочешь? – не остался в долгу и он.

Дети на аппетит не жаловались. Вскоре на камне остались лишь крошки – завтрак воробьям.

– Послухай, Маричка. А что я про партизанов знаю!.. – неожиданно произнес Мишка с таинственным видом.

Маричка так и застыла с открытым ртом.

– Партизаны в Соколином всю муку беднякам раздали. Ту, что фашисты себе приготовили! А мельницу спалили…

– Божечки! – радостно вскрикнула Маричка. – Йой, Мишко! Они – как Олекса Довбуш с опрышками[12]12
  Опры́шек – повстанец.


[Закрыть]: что у фашистов берут, то отдают бедным! А ты не наврал мне? – спросила придирчиво.

– Вот тебе крест, что правда! – заверил Мишка. – Эх, если б мы нашли пистоль Довбуша! – мечтательно добавил он. – Мы бы отдали его партизанам. Они бы тогда всех фашистов наказали!..

И в который раз детям опять вспомнилась легенда про Олексу Довбуша. Ее рассказал им дедо Микула…

Это было давным-давно, когда богачи еще больше бедняками верховодили, чем теперь. Работал крестьянин на пана по нескольку дней в неделю, от зари до зари. Да, кроме всего, отдавал ему половину урожая со своего клочка земли. Горевали бедняки – слезы реками с гор бежали.

Рос в Карпатах бедняцкий сын Олекса Довбуш, стройный и высокий, словно бук. Плечистый и крепкий, как дуб.

Не выдержал он, глядючи на людское горе, крикнул так, что весь край его услышал.

– Ойо-гов! Легини! До каких пор будем терпеть панов поганых? Хватит слезы лить! Точите топоры, да пойдем панов бить!

И стали легины опрышками, и пошли вместе с Олексой расправляться с богачами. Били их, забирали у них добро и отдавали бедным людям. Испугались паны. Войско послали на Олексу. Да не брала его ни пуля, ни сабля. Потому что один добрый волшебник заговорил его от всякой беды: и от пули и от сабли. А еще подарил он ему пистоль волшебный, который бил поганых панов без промаха. Пуля догоняла врага, где бы тот ни скрывался – хоть на краю света.

И все-таки пришлось опрышкам распрощаться со своим Олексой. Какой-то проклятущий пан узнал, как можно победить Довбуша. Он сделал из подковы черного коня злую пулю. Она змеей зашипела и впилась в молодецкое тело, и упал, как подкошенный, славный Олекса.

Умирая, он опрышкам наказ дал – спрятать послушный только его рукам волшебный пистоль в горах.

– Говорят люди, – всегда добавлял дедушка, – что растет теперь на том месте дивный цветок. Цветок с разноцветными лепестками. Серединка у него красная, огнем горит. Кто цветок сорвет, тот и волшебный пистоль найдет, тот и прогонит всех врагов с Карпат. Вот как!

– И где же он растет? – вздохнул Мишка. – Я вот хожу за коровами и всегда гляжу, не засветится ли цветок где-нибудь в траве…

– А думаешь, я не искала? – сказала Маричка и, помолчав, вдруг горячо добавила: – А давай, Мишко, ночью в лес пойдем! Может быть, в темноте мы его скорее заметам!

– И то правда, Маричка! – обрадовался Мишка. – Сегодня же, этой ночью и пойдем!

– Как добре стемнеет, я буду ждать тебя за селом. – Она почему-то перешла на шепот. – Возле разбитого дуба…

– Я приду…

И вдруг Маричку охватила какая-то непонятная радость. Она так звонко засмеялась, что синица, присевшая отдохнуть на ветке держидерева, испуганно тенькнув, взмыла вверх.

 
Ой-ля, ласточка летела,
Ой-ля, на смеречку села.
Ой-ля, а смеречка гнется,
Ой-ля, ласточка смеется.
 

Маричка и сама не знала, почему ей стало так весело. Может быть, ее окрылила надежда? Может, они найдут ночью тот волшебный цветок?

Она пела и кружилась, а Мишка хмурил брови: и как только можно вертеться после такого важного разговора? Ох уж эти девчонки! Ну совсем не серьезные! Другое дело – мальчишки!

– Да хватит тебе, надоело! – окончательно разозлился пастушок. – Ты, наверно, что-то смешливое съела сегодня, айно?

– Ты лучше за моей Лаской присмотри. А я за водой сбегаю: пить хочется! – крикнула и побежала, срывая на ходу ромашки да синие колокольчики.

– Постой, Маричка! А я недавно родничок нашел. Никто о нем не знает, лишь я, – похвастался Мишка. – Раньше его там не было. Он родился этой весной!

Маричка остановилась. Недоверчиво улыбнулась: так-таки и не было! Уж очень Мишка любит похвастать!

– Не веришь? Вот идем! Да ты такой воды холодной, квасной никогда еще не пила!

Они стали пробираться к небольшой скале, скрытой высокими елями да густыми кустами держидерева. Из-под камня упорно пробивался на волю маленький родничок толщиною в палец. Он тихо журчал – пел свою однообразную, но веселую песенку.

Маричка опустилась на колени и принялась пить холодную, чуть кисловатую воду. Правду Мишка говорил – вода очень вкусная! Но Маричка ему не скажет об этом. Еще зазнаваться будет.

Девочка вытерла фартуком рот и внимательно стала рассматривать уголок, надежно скрытый от постороннего глаза. Тут лежал большой продолговатый, будто кем-то выточенный камень. Он был заботливо устлан сухим мхом. На нем находилось все Мишкино «богатство»: рогатка, узелок с солью, пустая бутылка.

– Это мой тайник. Ты никому о нем не говори! – приказал пастушок.

– А вот и скажу!

Конечно, Маричка будет молчать, но ей просто хочется позлить Мишку. Уж такая она есть – озорная, шаловливая.

– Попробуй только скажи, языкатая. Я тебе!.. – рассердился Мишка и погрозил ей кулаком.

– Йой, божечки! Так я и напугалась!

– Лучше давай полезем во-он на ту скалу, – примирительно сказал Мишка. – Оттуда села как на ладони видно.

Маричка стояла в нерешительности минуту-другую, потом согласилась.

– А… не сорвемся? – Ей немножко страшно взбираться на такую высоту. Но разве она скажет об этом Мишке!

Вот они, цепляясь за корни деревьев, обнаженные весенними ручьями, за кустарники, поднимаются все выше и выше. Затем останавливаются отдохнуть на небольшом выступе скалы. Маричка смотрит вниз и закрываем глаза.

– Йой, божечки! Я дальше не пойду. Вон какой обрыв! Страшно, – наконец признается она.

– А ты не смотри вниз, – советует Мишка.

Она и рада бы не глядеть туда, но глаза, такие непослушные, сами ищут дно обрыва. А вот и ель рядом. Обнялась со скалой и растет над пропастью как ни в чем не бывало. Ну и местечко она себе выбрала!

– Глянь, Маричка! Вон верхушка нашей церкви виднеется! Ого, как высоко мы взобрались!

Все же и Маричка осмеливается посмотреть вдаль. До чего же красиво вокруг! Вон Латорица голубой дорожкой распахнула гущу верб. Но голубой она кажется только издали. Вблизи же – быстрая и мутная: с гор течет. Если ей попадаются на пути большие камни, она злится – шумит и пенится. Тогда на воде показываются светлые пузырьки. И чудится издали, будто уронил кто-то в реку белую скатерть.

А там, за рекой, из густой зелени выглядывает островерхая графская вилла. Говорят, там комнат больше, чем хат в Дубчанах. И зачем одному человеку такой домище?

И село видно. Маленькие хаты, почти все крытые соломой или дранкой, как попало рассыпались у подножия горы. На краю Дубчан стоит высокий дуб, разбитый молнией. Со скалы он похож на человека с протянутыми руками. Он словно молит: «Помогите! Тяжко мне, люди добрые».

Вдоль Латорицы змеится железная дорога. Она убегает куда-то в горы.

Неожиданно из тоннеля вынырнул поезд, выбрасывая в небо клубы черного курчавого дыма.

– Смотри, смотри, Маричка, а поезд какой маленький! – с восторгом кричит Мишка. – Ага, это я придумал сюда залезть, айно?

Маричка тоже видит такое зрелище впервые. Она от восхищения не может устоять на месте. Но подпрыгивать тут опасно, и она только хлопает в ладоши.

– Ойо-ей! – одновременно вскрикнули дети.

На том месте, где шел поезд, неожиданно, будто из-под земли, вырвалось багровое клубящееся пламя и взметнулся вверх черный дым. Многоголосое эхо несколько минут бродило между горами, ударяясь о скалы. От этого взрыв казался еще страшнее. Дети стояли в оцепенении. Когда все затихло, Мишка чуть слышно сказал:

– Ты не бойся, Маричка. Это далеко.

– А я и не боюсь, – прошептала она.

«Это, наверно, партизаны…» – напряженно думал пастушок. Какую ж это силу надо иметь, чтоб вот так, с одного маха, целый поезд подорвать? Наверно, богатырскую.

– Слышь, Маричка, вот свалиться мне сейчас в пропасть, это партизаны фашистов бабахнули. Хортики везли, может, пушки, может, бомбы… Везли туда, на русских. А партизаны их – хлоп!

– Так им и надо! Так им и надо! – Маричка все ж ухитрилась немножко попрыгать на выступе скалы.

Взволнованные, они молча возвращались обратно. Каждый думал о происшедшем. Вот бы встретить Мишке партизан! Может, они и его взяли б с собою? Возможно, они накажут и проклятущего Ягнуса? И всех фашистов прогонят с Карпат? Надо скорее найти волшебный пистоль! Надо помочь партизанам!

Маричка забыла попросить Мишку показать ей гнездо дятла. Зато она вспомнила про уговор.

– Так не забудь, Мишко! Приходи к дубу!

Где ты, волшебный пистоль?

В горах темнеет быстро. Мишка принес ведро воды из потока, наспех поужинал. Потом, предупредив маму, что ляжет спать на сене, выбежал со двора.

Вокруг уже стояла густая тьма. Тяжелые, влажные тучи опустились ниже, словно хотели отдохнуть немножко на широких, могучих плечах Карпат. Где-то далеко тихо ворчал гром. Изредка горы озаряли сполохи.

Мишка, часто дыша, остановился под дубом. Он не сразу заметил Маричку.

– То ты, Мишко? – неожиданно прошептала она.

Не сговариваясь, они взялись за руки, чтоб в темноте не потерять друг друга.

– Пойдем в ту сторону, где гора Стой. Я там не искал еще…

Ночь была наполнена разными звуками. Что-то рядом подозрительно шуршало. Неожиданно послышались какие-то хлопки. Так мальчишки хлопают ладонями по спинам коней, когда купают их в Латорице. А потом вдруг что-то закричало, заскрипело: «Уэрр-тырр, эрр-рырр!» Мишка догадался – это козодой ударяет крыльями, это он поет свою песню. И все-таки ему было страшно. Он почувствовал, как рука Марички еще крепче сжала его пальцы.

– Это козодой так кричит…

– Правда?.. А я думала, ведьма…

Они шли медленно, пристально всматриваясь в темноту. А в лесу что-то ухало, шуршало…

Чтоб разогнать страх, Мишка заговорил о самом заветном:

– Знаешь, вот если найдем пистоль, я возьму его и скажу: «Ойо-гов! Волшебный пистоль! Убей ты гитлерюку-гадюку, бо пошел он войной на счастливую страну. Бо принес он беду и в Карпаты. Стреляй без промаху, как стрелял в руках Олексы!»

– Йой, Мишко! Говори еще, говори…

– А пистоль ка-а-к бабахнет, аж в горах светло станет. А гитлерюка-гадюка повалится на землю и никогда больше не встанет. А я скажу еще: «Бей заодно, пистоль, и хортика проклятого, и злого Ягнуса». А потом отдадим пистоль партизанам и скажем: «Гоните вы поганых фашистов в пещеру и палите их там, как спалил тот богатырь песыголовца!»

– Йой, если б так и было! – с восхищением произнесла Маричка. – Ты так славно умеешь рассказывать! Тебя дедо научил? А я уже ничего-ничего не боюсь! – скороговоркой продолжала она.

– И я не боюсь! – польщенный ее похвалой, весело сказал Мишка. – Пойдем дальше!

И опять они пошли, ступая осторожно, точно боясь раздавить заветный цветок.

– Йой, божечки! – неожиданно вскрикнула Маричка. – Гляди, светится!

Дети замерли. В траве, совсем рядом, что-то светилось бледно-зеленоватым светом. Им показалось, что звезда свалилась с неба и спряталась под деревом.

Несколько минут дети стояли как зачарованные, не в силах оторвать взгляда от светящегося кружочка. Какой-то суеверный страх мешал к нему приблизиться. Наконец Мишка, дрожа всем телом, подошел, протянул руку, затаил дыхание, словно страшился потушить огонек. Сердце билось так гулко, что мальчику чудилось, будто в серединке цветка выстукивают маленькие молоточки: тук-тук, тук-тук!

Наконец он нагнулся, схватил светящийся кружочек. Ой горе! Чего же он развалился в руке на мелкие кусочки-угольки?! Неужели оттого, что Мишка струсил? А он-то думал, что сейчас расступится земля и раскроется со скрипом сундучок, в котором хранится пистоль.

– Что я натворил?! Оробел я, потому цветок развалился…

Мишка чуть не плакал от обиды. Наверное, только сильные и смелые, как партизаны, могут найти пистоль. А он, Мишка, трус! Трус!

– А ну дай, я погляжу, – наконец осмелилась и Маричка. Она нагнулась над протянутой рукой Мишки. Взяла угольки. – Йой! Так это же гнилушка рассыпалась! Разве ж ты не знаешь, что гнилушки в темноте светятся? Моя мама зимой принесла раз трухлявые дрова, так они светились, как глаза у кошки. Я аж испугалась тогда.

– Это я виноват! – с отчаянием твердил Мишка. – Оробел я…

– Ты смелее меня, Мишко! – уговаривала Маричка. – Может, ты забыл? У волшебного цветка серединка красная, огнем горит. Мы еще найдем его! А это гнилушка!

Но Мишка не двигался. «Трус! Трус!», – стучало в голове.

Только успел закончить свою песню козодой, как его уже сменили соловьи и зорянки.

На востоке небо посветлело, словно кто-то приподнял край темного покрывала.

Дети спустились с холма и вдруг увидели село. Значит, они отошли недалеко. Кружились возле Дубчан! Значит, есть еще надежда, что цветок они найдут там, выше, в горах.

– Я не отступлюсь… Еще пойду ночью! – твердо сказал Мишка.

«Мишко, помоги!»

Хотя Дубчаны стояли в стороне от большака, хортисты и гитлеровцы часто заезжали в село. Сегодня они появились там под вечер.

Высокий рыжий немец зашел и во двор Гафии. Он как хозяин заглянул в сарай, в хату и сплюнул с досады: брать было нечего. Вот взгляд его прилип к вязкам грибов, которые висели у окна – сушились на солнце.

– О, гут[13]13
  Гут (нем.) – хорошо.


[Закрыть]! – обрадовался гитлеровец и повесил на шею, точно бусы, все вязки.

«А чтоб ты подавился! – глядя в окно, вздохнула Гафия. – Бедный Мишка… Собирал, трудился, и для кого!»

Немцы обшарили полсела и уехали почти ни с чем: сараи и кладовушки у крестьян были пустые.

В это время пастушки поспешали домой. Маричка пасла свою Ласку у обочины дороги, потихоньку направляясь к селу. Мишка тоже спускался со стадом в долину. Неожиданно он увидел: возле Марички остановилась машина. С кузова спрыгнули два немца и направились к Ласке. Через минуту они уже тянули корову к машине.

«А вдруг они и сюда нагрянут?» – испугался Мишка и погнал коров обратно, прячась за деревьями.

– Мамо-о! Мамочко-о!

Мишка вздрогнул: в голосе Марички было столько страха и отчаяния!

– Мишко-о, помоги! – опять донеслось до него.

Пастушок оглянулся. Фашисты уже приставили к борту машины доски. Видно, по ним будут грузить Ласку. Мишка с тоскливой надеждой посмотрел на густой лес: где они, богатыри-партизаны? Только они могли бы помочь Маричке. Вон она упала посреди дороги прямо в пыль. И плачет. Плачет так, что Мишке слышно. Вот если б у него был пистоль Довбуша! Как бы он пригодился ему сейчас! Мишка враз справился б с фашистами. «Что же теперь делать?» – метался он между деревьями. Пастушок будто наяву увидел Маричкиных сестричек с пустыми стаканами в протянутых руках. Что делать? Дорога каждая минута. Нужно что-то придумать. И решение, которое он старался отогнать от себя, вдруг захватило и точно подтолкнуло его. Со всего размаха он ударил кнутом самую жирную серую Файну. Корова недовольно мотнула головой и лениво стала спускаться с холма.

– Ого-го! Пан офицер! Пан солдат! – закричал Мишка. – Постойте!

Он чуть не плакал, когда Файна останавливалась и как ни в чем не бывало спокойно щипала траву. Никогда она не казалась ему такой ленивой.

– Ого-гов! Та корова не гут! Эта гутейшая!

Наконец гитлеровцы заметили его. Остановились. Запыхавшись, он пригнал корову к машине.

– Панночку, эту грузите! Она жирная. Молока много дает! А вон та совсем тощая, хворая. – И Мишка раскашлялся, показывая на Ласку, у которой ребра торчали так, точно корова проглотила множество острых палок.

Немцы что-то говорили между собой, поглаживая блестящую шерсть Файны, и довольно улыбались. Один из них подошел к Мишке:

– Карош мальтшик! Любит германский армия. Ми корова чик – и ужин официр!

«Хоть и подавитесь! Только быстрей убирайтесь отсюда!» Мальчик боялся, чтоб они не забрали все-таки и Ласку. Лицо его горело, пот выступил на спине.

Маричка так и сидела на дороге, не в силах подняться.

Фашисты торопливо погрузили Файну и уехали. Дети облегченно вздохнули.

Маричка кинулась к Ласке.

– Сонечко мое! Голубка моя! Никому, никому я тебя не отдам, не бойся.

Ласка всегда выручала семью. Она и плуг тянула, и хворост возила. Как же не дорожить ею!

– Йой, Мишку… Это же ты… если б не ты…

Пастушок отвернулся: вот заладила.

– Божечки! – будто от тяжелого сна проснулась Маричка. Глаза ее округлились, руки беспомощно повисли вдоль тела. – Что ж теперь будет? Что тебе скажет таракан усатый?

Мишка до сих пор об этом не думал. Конечно, пан будет бить его, да еще как! Но это не страшно. Мишка уже научился терпеть. Ой, что будет, если Ягнус возьмет другого пастуха?

– А… а давай скажем, что немцы сами Файну взяли. – Голос Марички дрожал, словно она сидела на тряской телеге. – Скажем: ты уже гнал коров домой, а они подъехали и…

– Ха-ха-ха! – неожиданно раздался рядом ехидный смех. – Так и скажете, да? А я вот другое видел. Чужое добро раздавать не жалко?

Дмитрик, который прятался неподалеку, видел все, что произошло. Теперь он им отомстит и за Куцего, и за то, что они не принимают его в свои игры. Сегодня же он расскажет обо всем пану Ягнусу.

«Ого-гов! Паи солдат! Возьмите эту корову, она гут»! – передразнил он Мишку.

– Ты лучше не суйся. А то я быстро твой нос расквашу! – с угрозой сказал Мишка и сжал кулаки. А в глазах мелькнула тревога: донесет!

– Расквасишь! А я думаешь не могу? – смело стал наступать Дмитрик, чувствуя свое преимущество: он был на год старше, шире в плечах и гораздо сильнее Мишки. – Сегодня пан Ягнус узнает, куда ты Файну девал, – добавил он, наслаждаясь растерянностью своих противников.

Маричка готова была вновь расплакаться.

– Йой, Дмитрику! Не выдавай Мишку! Я больше тебя никогда не буду… Куцым обзывать. Хочешь, давай всегда будем играть вместе!

– Очень вы мне нужны!.. – скривил Дмитрик губы в презрительной усмешке.

В нем боролись противоречивые чувства. Он бы не выдал их пану, если б они и в самом деле приняли его в свою компанию. Ведь как надоело ему только со стороны наблюдать за их играми! Но разве можно верить этой задире глазастой! Поиграет несколько дней, а потом опять начнет обзывать и прогонять его. Нет, лучше он расскажет обо всем пану. По крайней мере хоть принесет домой несколько пенге[14]14
  Пе́нге – деньги.


[Закрыть].

…Тем временем подошли и остальные пастушки. Когда им стало все известно, они наперебой заговорили.

– Нечего его просить да еще и уговаривать. Дать ему надо так, чтоб землю носом понюхал! – негодовал Юрко. Он вытер с шумом нос, засучил рукава и приготовился к бою.

– И то правда, Мишко, посчитай ему зубы, – советовал и Петрик, спрятавшись на всякий случай за спиной Юрка. – Все равно ябеда донесет.

– И… и донесу, – уже не так уверенно произнес Дмитрик и попятился.

– Вот ты как… – вытянув шею и прищурив глаза, протянул Юрко.

И вдруг заложил два пальца в рот – пронзительно свистнул. Пастушки, как по команде, образовали вокруг Дмитрика кольцо.

– Так вот знай, – продолжал Юрко, – если только опять наябедничаешь, подлиза панская, мы тебя спустим во-о-н с той скалы и скажем, что сам упал. Так, хлопцы?

Мальчишки громко рассмеялись. Дмитрик побледнел.

– Отпустите меня. Чего вы прицепились? – заплакал он. – Не скажу я пану ничего. Пусть меня ведьма заберет, если донесу…

– Ну, а теперь катись! – приказал Юрко и для внушительности стукнул Дмитрика по затылку.

Тот кубарем покатился по пыли. Но тут же поднялся и побежал, не чувствуя под собой земли. Вслед ему неслись крики. Кто гикал, кто свистел, кто щелкал кнутом так, что пыль вихрилась на дороге.

– Давно бы с ним так, – упрекнула Маричка. – А то ябедничает, доносит, и хоть бы что ему.

– Только Мишке все равно от пана попадет… – с сожалением сказал Петрик.

Стало тихо. Было слышно, как шепчутся листья на деревьях да как заботливо купает Латорица камни.

Опустив голову и плечи, Мишка погнал коров в село. Друзья провожали его тревожными взглядами. Лицо Марички выражало растерянность и печаль.

– А что, если ты, Юрко, и ты, Петрик, пана… – вдруг горячо заговорила она и тут же перешла на шепот.

Мальчики внимательно прислушивались.