Текст книги "Пистоль Довбуша"

Автор книги: Мария Куликова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

«Им нигде не скрыться!»

С того дня, после бомбежки колонны, советские самолеты стали появляться над Карпатами все чаще. Они летали большими группами, ослепительно сверкая в голубом небе.

Дубчане, работая на своих полосках, поднимали головы и долго смотрели вслед серебристым могучим машинам.

– Счастливо вам, орлы!.. Прилетайте к нам скорее… – шептали они.

Вскоре по селу прошли слухи, что в горы на помощь партизанам спустились советские парашютисты. Партизаны теперь часто вступали с фашистами в бой: обстреливали колонны машин, мешали хортистам строить укрепления на перевалах.

Незаметно пришла и осень. Октябрь стоял солнечный, теплый, с короткими, как летом, грозами.

Ночи были темные, звездные.

В одну из таких ночей Маричкина мама вдруг заметила, что горизонт так полыхает, будто там зажглась утренняя заря.

«Небось играют поздние зарницы», – решила она.

Но на второй день повторилось то же самое. И на третий… И всем стало ясно: не так уж далеко идут бои. Тяжелые…

Дубчане, привыкшие укладываться спать рано, теперь ложились поздно. Собирались группами возле своих хат и с ожиданием смотрели на огнистый восток.

– Кажется, уже близко. Помоги им, боже! – молились женщины.

На запад круглые сутки и по большаку и через Дубчаны шли и ехали оккупанты. Уже никто не сомневался – фашисты отступают. Хортисты несли огромные потери на фронте. Стараясь пополнить армию, они насильно забирали юношей и даже пожилых мужчин и отправляли на восток.

Многие закарпатцы убегали в горы.

Дедо Микула часто уходил среди ночи – провожал людей к партизанам. Ему наконец удалось узнать, где хортистские прислужники спрятали оружие: в конце огорода старосты.

– Во все глаза надо глядеть, чтоб песыголовцы не перепрятали винтовки, – наказывал он всем, кто собрался сегодня вечером у братьев Ковач. – В завтрашнюю ночь мы должны вывезти оружие. Оно партизанам до зарезу нужно!

Мишка долго сторожил у калитки. А когда вернулись с дедом домой, тот положил ему руку на плечо и спросил:

– Ну, партизан, сможешь ночку не поспать?

– А что мне, впервые! – зарделся мальчик.

– Тут поручение есть одно… партизанское.

Мишка внимательно слушал дедушку. Он тоже будет участвовать в вывозке оружия! Ночью надо следить за двором Ягнуса: кто туда войдет, кто выйдет. А если там появятся гонведы или жандармы, Мишка с быстротой молнии должен предупредить людей.

Мальчик сознавал серьезность поручения и был горд им.

– Одному небось будет боязно. Можешь позвать Маричку или Дмитрика.

Мишка с благодарностью посмотрел на Микулу: дедо и его друзьям доверяет!

– Я не боюсь, дедо… Не из пугливых. А только вместе лучше, айно?

– То правда, что лучше.

На следующий день уже явственно слышались далекие взрывы, похожие на раскаты грома. А к вечеру загрохотало где-то за селом.

В лесу кряхтело и ухало эхо. Казалось, то горы глубоко и громко вздыхают, стараясь сбросить с себя какую-то невидимую тяжесть.

Через село, стараясь обогнать друг друга, катились в беспорядке машины, артиллерийские упряжки, обозы. Над Дубчанами туманом повисла серая пыль. Из этой тусклой мглы выползали тягачи, танки, грузовики с пушками на прицепе. Все шло, двигалось, шумело, спешило на запад.

Фашисты отступали, охваченные паникой. Они не ожидали, что фронт будет продвигаться так стремительно.

– А здо́рово гонят фашиста! – с восхищением сказал дедо. – Я думал, русские через недельку будут. По всему видать, они завтра к нам придут!

Мишку точно ветром сдуло. Он огородами побежал к Дмитрику, потом с ним – к Маричке.

Спрятались под орехом.

– Вы видели, как фашисты бегут? Дедо сказал… сказал, – никак не мог отдышаться Мишка, – что русские уже завтра у нас будут!

– Йой, божечки! – подпрыгнула Маричка.

– Сможете ночь не поспать? Поручение есть…

– А чего тут еще спрашивать! – Маричка закинула за плечи косички и вся превратилась в слух.

– Говоришь, завтра придут? – Дмитрик придвинулся вплотную к Мишке и не отрывал глаз от его лица: хотелось еще раз услышать эти слова.

– Айно, Дмитрик, завтра. Дедо знает! Он и сам воевал когда-то.

– Завтра… – чуть слышно прошептал Дмитрик. Как радовался нянько при одной мысли об этом! Как молодело его лицо, когда он говорил о Красной Армии! Нянько… Нянько…

– Говори, Мишко, что ночью делать. Я ве… везде пойду.

– И я тоже, – сказала Маричка.

– Я знал, что вы не побоитесь, – радостно улыбнулся Мишка. Разве его когда-нибудь подводили друзья! – Как хорошенько стемнеет, приходите ко мне.

…Мишка, ожидая их, задремал. И вдруг откуда-то с гор, из тумана, вынырнула Анця. Глаза у нее голубые-голубые, как незабудки на полонинах. И добрые, ласковые, как у мамы.

«Ой, легинеку! Как подумаю, что скоро станут свободными наши Карпаты, то хочется пташкой полететь от села до села…»

И не договорила. Превратилась в птицу, красивую, с разноцветными перьями, и улетела. Улетела, чтоб рассказать всем, что завтра Красная Армия будет и в Дубчанах…

– Анця! – вскрикнул Мишка и проснулся.

Анця… Юрко… Где они сейчас? Уже скоро Мишка с ними встретится! Не было такого дня, чтоб он не вспоминал о них, мысленно не разговаривал с ними, не делился своими горестями и радостями.

И если Мишка их вновь увидит, кто знает, сможет ли он рассказать им обо всем этом…

Частые взрывы встряхивали старую хижину деда Микулы. Казалось, вот-вот она рассыплется. Было страшно и жутко, но вместе с тем и радостно. Ведь завтра Мишка уже увидит русских воинов! Он выглянул в окно. Там стояла густая темнота. Неужели его друзья испугались, не придут? Нет, не может быть!

И в самом деле, дверь скрипнула, и в хату вошел Дмитрик.

– Ну, п… пошли, – сказал он.

– Обождем еще немножко Маричку. Она придет!

А Маричка в это время вела спор с матерью:

– Йой, мамочко! Я пойду. И ничегосеньки со мной не будет. Мы хотим утром красных конников встречать!

– Кто это – мы?

– Ну мы, мальчишки.

– Ой, горе ты мое! То и беда, что ты у меня по ошибке девчонкой родилась!

– Так я пойду, мамочко, да?

– Вот так я тебя и пущу, на ночь глядя. Ты что, не видишь, что творится вокруг? А в горах вон как бухает! Ложись, доню. А я сбегаю к соседям, может, что новое узнаю. А утром все будем Красную Армию встречать! – Мать обняла дочку, счастливо улыбнулась. Потом скрылась за дверью.

Девочка, точно ее тень, выскользнула следом.

Мишка и Дмитрик уже были за калиткой, как вдруг из темноты вынырнула Маричка:

– Вот и я…

Шли осторожно, крадучись. Необходимо было перебежать дорогу, по которой почти беспрерывным потоком двигались отступающие фашисты. Слышались злые, панические окрики, скрежет обозных повозок, шарканье сапог. Поднимаясь в гору, надрывно гудели машины.

– Ишь как убегают… Все равно вас Красная Армия догонит, проклятые! – прошептал Мишка, спрятавшись с друзьями за чужим забором. – Как только эта машина пройдет, сразу давайте побежим, – добавил он.

Только они успели перебежать дорогу, над селом с воем пронесся снаряд и с треском лопнул где-то в горах.

– Божечки! Страшно мне… – чуть не заплакала Маричка.

– Ну и вертайся к маме! – с насмешкой сказал Мишка. А у самого зуб на зуб не попадал от страха.

– Нет… Я не вернусь. Я с вами…

На фоне темного неба чуть заметно виднелись изломанные очертания Карпат. Где-то далеко в стороне, на перевале, стреляли русские «катюши». А детям чудилось: то горы выбрасывают длинные языки пламени, даже они помогают советским воинам бить фашистов.

– Та… так их! Бейте га… гадов! – произнес Дмитрик.

А вот и дом пана Ягнуса. Окна наглухо закрыты ставнями.

Мишка заглянул во двор. Тихо. Никого. Откинул в заборе камень – открыл лишь ему знакомый ход.

– Лезьте за мною! Только тише…

Друзья зарылись в сено тут же у забора и стали ждать.

Эхо в горах все охало, кряхтело. Вдруг совсем близко залился пулемет. Темноту то и дело прошивали огненные нити трассирующих пуль. Было боязно, но каждый молчал. Сознание того, что они оберегают людей, откапывающих на огороде оружие, подавляло страх.

– Как прокричит сова, так и знай: все готово, – тихо предупредил Мишка.

В темной вышине грозно загудели невидимые самолеты.

– Русские, правда? И как они ночью летают? Вот смелые! – шептала Маричка. – А вот ты, Мишко, когда будешь солдатом красным, тоже будешь летать? Не забоишься? Йой! Я буду тебе коломыйки петь. Ты услышишь?

Вдруг скрипнула дверь. Кто-то закашлял.

– Тихо, – толкнул Мишка девочку. – Ягнус вышел…

В небо вскидывались частые, быстрые вспышки. Дети видели высокую фигуру старосты, которая металась по двору, как зверь в клетке. Вот Ягнус направился к сену. Дети затаили дыхание.

– Какая их сила несет? Какая сила, пане боже!

Староста в глубине души надеялся, что советские войска остановятся у железобетонных укреплений. Дальше не хватит сил продвигаться. А они… Правильно сделал пан превелебный, что заранее сбежал. А он зачем остался? Обдуманный план борьбы с красными теперь казался ему смешным.

– Дурак! Послушался, остался… Ведь раздавят, как муху. Надо бежать! Бежать, пока не поздно.

В сарае стоит его верный гнедой, выносливый, знающий все горные тропы. Он выручит его из беды.

Бежать? А земля, добро, богатство? Бросить? Оставить им? Нет, он будет бороться! У него есть оружие! Он не одинок!

Староста повернул было к огороду, чтоб проверить свой тайник, но тут же остановился: в ворота кто-то застучал – нетерпеливо, часто.

– Открой, хозяин, черт бы тебя взял! Быстрее!

Ягнус побежал к воротам.

– Это вы, пан капитан? – Он узнал Золтана Фекете и обрадовался. Значит, не все еще потеряно – свои рядом!

– Да быстрее, что ты возишься?! – В голосе капитана зазвучали такая тревога и ужас, что Ягнус вздрогнул.

– Что ж это такое, пан капитан? – открывая ворота, спросил он. – Неужели навсегда уходите? – Староста надеялся услышать что-нибудь утешительное.

Но Фекете, тяжело дыша, сердито перебил его:

– Разговоры вести мне некогда. Коня, староста, давай. Быстрее! У, гады! Отступать вздумали! Половина роты к русским сбежала! В своего офицера стреляли, подлецы! Перебью всех, всех!!! – неистово кричал капитан.

– Маричка, ползи к дыре. Скажи им, пока один хортик появился… – зашептал Мишка.

Девочка тихо, незаметно исчезла.

– Чего стоишь? Коня давай! – еще громче, настойчивей закричал Золтан. – Красные кругом, а тут еще свои… Ты слышишь, они догоняют меня!

И правда, в другом конце села послышались свист, топот, крики. Солдаты решили покончить с ненавистным, жестоким офицером.

Страх капитана током пронзил и Ягнуса. Значит, точно, Советы близко! А тут еще и свои грызутся! Все! Одно спасение – бежать. Он не отдаст последнего коня. Нет! И так почти всех лошадей забрали отступающие войска. Остальных батрак угнал в надежное место. Остался один гнедой, и Ягнус сам убежит.

– Не дам, не могу! – Он стал в проеме двери сарая, расставил руки, загородил вход.

А топот и свист уже ближе.

– Давай коня, тебе говорят! – не своим голосом закричал Фекете. – Убью!

– Не могу! Что, по-вашему, я должен оставаться? – истерически закричал и староста.

– Не рассуждать!!! Я сам возьму!

Раздался выстрел. Хриплое дыхание. Топот лошади…

Потом послышались улюлюканье, крики. Беспорядочная стрельба. Затем все стихло.

– Что ж это? – еле выдавил из себя Мишка. Он не мог говорить. Язык точно онемел.

Дмитрик тоже молчал. Его рука так крепко сжимала руку друга, что, казалось, их пальцы срослись.

Нет! Этот страх не был похож на тот, когда свистели пули там, на берегу Латорицы, падали рядом осколки от бомб. Что-то другое, страшнее, сковало все тело.

«Как же это так? – проносилось в голове Мишки. – Они ж вместе ели хлеб за одним столом, пили… И вдруг… Они ж свои!.. Да разве в своего стреляли бы дедо, Юрко, он, Мишка?.. Никогда, никогда!»

– Свой в своего… Как волки, – наконец прошептал пастушок. Он слышал, как стучат у Дмитрика зубы, и понимал его страх.

– В… волки. Я давно узнал, что они волки. Еще з… зимой! – сказал Дмитрик.

Вдруг заплакала сова – это дедо прокричал, как условились.

– Пошли домой. Все готово, – с облегчением сказал Мишка.

Вскоре их догнала и Маричка.

– Йой, божечки! Вы живы? Вас не убили? – Она быстро ощупала протянутыми вперед руками голову Мишки, потом – Дмитрика и успокоилась. – А я думала, я боялась… То во дворе стреляли? В вас?

– Нет, они свой в своего…

– Они бы еще не так стреляли, – не поняла Маричка. – Знаете, сколько они там ружьев припрятали. Целый воз нагрузили! Я видела. И ящики с яблоками. И зачем?

– То не яблоки, а, наверно, гранаты, – тихо сказал Мишка. – Бросишь, а она ка-а-ак бабахнет!

– Ишь звери! Чего припрятали!

Домой не расходились. Постелили на полу, как наказывал дедо, чтоб случайно шальной пулей не убило. Казалось, конца-краю не будет этой ночи, полной страха и тревожных ожиданий.

Воя, проносились над селом мины и снаряды и ухали где-то за Латорицей. То и дело в воздух взлетали, точно огненные мячики, пылающие ракеты. И тогда окна будто зажигались. Вдруг с противоположной стороны села послышалась частая неумолкающая стрельба. Мишка прильнул к стеклу:

– Партизаны стреляют! Может, и дедо там?!

«Только бы с ним ничего не случилось!» – с тревогой подумал мальчик. Дети молча прислушивались, стоя у окна.

– Глядите! Небо вон красное какое, будто волшебный цветок расцвел! – прошептала Маричка.

В горах все сильнее грохотали взрывы.

– А бахкает, как тот волшебный пистоль Довбуша, – добавил Мишка.

И вспомнился детям учитель Палий. С какой он верой говорил тогда: «Мы прогоним всех врагов с Карпат, потому что идет нам на подмогу Красная Армия. Легенда сбудется…» Вот и сбывается легенда. Отступают враги, бегут. «Но нигде им не скрыться от народной мести, как от волшебной пули», – будто наяву услышали они голос учителя.

Стрельба заметно перекатывалась дальше, за село. Взрывы становились глуше. Друзья опять улеглись на полу.

Над хатой вновь загудели самолеты. Их было такое множество, что детям показалось, будто само небо превратилось в большую стальную птицу и полетело добивать врага.

«Веселись, Латорица!»

Разбудил их звонкий, как колокольчик, голос Петрика:

– Вы еще спите?!

Увидев здесь Дмитрика и Маричку, он ничуть не удивился. Да иначе и быть не могло! Он и сам еще вчера вечером хотел бежать к Мишке, да бабуся и мама не пустили. Поразило Петрика другое: как они могут спать в такое утро!

Где ему было знать, что друзья только недавно задремали.

– Вставайте! Уже светает! А я красных конников видел! – сообщил он, ликуя.

Сна как не бывало. Дети вскочили, окружили Петрика.

– Скажи еще раз, Петрику! Скажи! – схватила его Маричка за руку.

– Я красных конников видел!!! – захлебываясь радостью, повторил Петрик.

– Дмитрик! Маричка! Слышите! Они пришли!..

Мишка от волнения ничего больше не мог сказать.

– Ра… расскажи, Петрику, какие о… они, – дрогнувшим голосом попросил Дмитрик.

– Йой, Петрику! Риднесенький! Все, все расскажи! – умоляла Маричка.

– Наши боялись спать, чтоб не убило. А я спал! Я не боялся. Потом кто-то как застучит в окно, я аж проснулся. А бабуся: «Кто?» —»Свои, говорят, русские». Ой, что тут было! – Мама никак не могла найти спички. Бабуся никак не могла найти дверь. А я им открыл! Гляжу: возле порога – богатырь на лошади. Плечи как отсюда и до той стены! Я сразу догадался: это красные конники!

Друзья знали о привычке Петрика все преувеличивать, но на этот раз никто и не подумал сомневаться в правдивости его слов.

– Мама и бабуся за мной стали. А красный конник и спрашивает: «Фашисты не заночевали тут, мамаша?» – «Нет, – говорит бабуся, – чтоб их никогда и не было!» А мама их угостить хотела, просила, чтоб отдохнули у нас. А они: «Нет, спасибо. Нам спешить надо. Мы – разведники» И ускакали. Бежим за село! – размахивал Петрик руками, точно петушок крыльями. – Туда все люди бегут! Теперь уже не только разведники, а вся армия придет!

Маричка бежала первой. Сердце у нее так стучало, будто хотело выскочить из груди и полететь навстречу воинам-освободителям.

Рассветало. Порозовели стволы белых березок, заблестела роса на желтых листьях. Солнце спешило подняться над горами, словно и оно хотело скорее взглянуть на счастливые лица дубчан, на свободные Карпаты.

– Йой, глядите! Сколько уже людей на берегу! Бежим скорее! – крикнула Маричка, оглянувшись на мальчиков.

У реки, рядом с которой бежала широкая накатанная дорога, стояли почти все жители села. А девушки – и когда они успели нарядиться? – пришли сюда в праздничных нарядах, с букетами цветов в руках. Берег Латорицы точно расцвел.

Рос, возникнув где-то за селом, рокот машин. Вдруг на вершине холма показались советские танки, озаренные лучами утреннего солнца.

– Едут!!! – крикнул Мишка друзьям.

Машины, грозные и сильные, быстро приближались. Уже отчетливо были видны красные звезды на башнях. Вот остановился первый танк. Молодой офицер, высунувшись из люка, поднял руку, крикнул:

– С добрым утром, товарищи!

Есть ли на свете еще такое слово, которое так роднило бы людей, сближало!

И вдруг словно горный поток вырвался из ущелья и широко разлился по склонам гор. Люди кинулись к танку. Каждый старался пожать руку воину.

– Мы вас ждали, сыночки! – говорила старая Марья, глотая слезы. – Ждали веками.

– С добрым утром! С добрым утром! – повторял офицер.

Мишка тоже хотел протиснуться ближе к танку, но это ему не удалось. Неожиданно он увидел старого Микулу.

«Дедо! Жив! Как хорошо, что и он здесь!»

А Мишка так тревожился: не случилось ли с ним чего-нибудь именно теперь, в такой радостный день? Дедо Микула стоял на берегу шумной и быстрой Латорицы крепкий, могучий, точно исхлестанный ветрами и грозами седой утес. И не могли его подточить ни невзгоды, ни горе. Лишь долгожданная радость сумела оросить его лицо слезами. Только она заставила вздрагивать крепко сжатые губы. А в душе у него все ликовало и пело: «Веселись, Латорица! Радуйся, что впервые за много лет на твоем берегу крепко, как корни дуба, сплелись руки братьев. Мать прижала к своему сердцу дорогого сына. Сколько бед и горя ты видела в Верховинских селах, веками омывая их. Если бы все слезы, пролитые бедняками, превратились в ручьи и потекли к тебе, Латорица, то стала бы ты морем-океаном. Так будь же теперь свидетельницей радости людской! Веселись, Латорица!»

Река бурлила, шумела, точно хотела выйти из берегов и освежить запыленные лица воинов.

Мишка понимал волнение и радость дедушки.

Дмитрик искал глазами Поланю, но ее здесь не было… А вон Маричка целует свою маму. Они радуются вместе.

Дмитрик, бледный, взволнованный, молча плакал, не замечая своих слез. Он стал рядом с Марьей, осторожно дотронулся до ее руки.

– Тетю Марье… Если б ви… видели все это мой нянько и дядько Антал…

– Антал всю свою жизнь боролся за такой день, голубе! – Она ласково посмотрела на Дмитрика. Глаза ее уже были сухие. В словах звучала гордость. – Гляди добре, Дмитрику. Чтоб и внукам ты мог поведать про то, что видел сегодня…

По дороге все шли машины. Вслед им неслись возгласы:

– Счастливой дороги! Спасибо вам, орлы!

– Бейте поганых песыголовцев да возвращайтесь здоровыми!

Вдруг опять задрожала земля: показалось несколько танков. Они мчались на полной скорости. Неожиданно один из них, облепленный солдатами, как улей пчелами, свернул с дороги, остановился. Автоматчики спрыгнули на землю. Их тут же окружили дубчане. Наконец-то удастся и поговорить с воинами. Расспросить о том, как живут люди там, в Советском Союзе.

Из открытого люка вылез офицер, высокий, стройный, с голубыми глазами, с орденами на груди. Он снял шлем, по: клонился всем:

– Здравствуйте, земляки! Здравствуй, родной свободный край!

«Как он похож на моего дедушку», – мелькнуло в голове у Мишки.

Он хотел было сказать об этом и дедушке, как тот вдруг вскрикнул:

– Андрей!!! Сын!!!

– Нянё!!!

Они кинулись друг другу в объятия. На какой-то миг все затихли, повернув головы в их сторону.

– Вернулся, Андрийко… Я знал, что ты вернешься! Я верил! – Голос Микулы дрожал.

У Мишки от волнения пересохло во рту: «Не умирают люди от радости?»

– Вы почти все такой же, нянё, не стареете. И беду выстояли, не сдались! – с восхищением сказал Андрей.

– Коммунисты не сдаются, сынок!

«Вот он какой, мой дедо. Коммунист!» Мишка выпрямился. Ему казалось, он сразу подрос, стоя рядом с этими людьми.

Микула чувствовал, что Андрей сейчас уедет, что надо дорожить каждой минутой, спросить его о многом. Но рука помимо воли потянулась к извилистому шраму на лбу сына.

– Это тогда меня жандары ранили, нянё. Но я все-таки дополз к своим. Русские пограничники спасли меня…

Старик с любовью и гордостью смотрел на сына, гладил рукой его запыленную гимнастерку. Его сын – воин Красной Армии! Как же тут не гордиться!

– И ордена у тебя, сыну? Неужели ж это Ленин?

Он берег этот образ в душе еще с 1917 года. Теперь сын носит его у сердца. Старик расправил седые усы, нагнулся и поцеловал орден Ленина.

А дубчане засы́пали бойцов вопросами: значит, правда, что в Советском Союзе никогда не было безработицы? А вот они, закарпатцы, часто уезжали в чужие края в поисках куска хлеба.

Высокий, широкоплечий старшина беседовал с детьми. Он подарил Маричке книгу со стихами Шевченко.

– Мы, когда были маленькие, ходили с Мишкой искать ваш счастливый край, – волнуясь, рассказывала она.

Старшина улыбался. Оказывается, у этого доброго усатого дяди есть тоже дочка Марийка. На Украине. Только она уже в пятом классе. А Маричка только недавно читать научилась. Может быть, когда-нибудь они встретятся?

– Дядьку, вы богатырь? – несмело спрашивал Петрик старшину. – Я сразу догадался, что вы русский богатырь.

Старшина подхватил Петрика, поднял над головой.

Мишка внимательно всматривался в лица советских солдат, что пришли из страны, о которой он столько мечтал. До чего же они отличались от тех, кто недавно хозяйничал здесь! Вон офицер закуривает с солдатом из одного кисета. Оба они о чем-то беседуют со старым крестьянином.

– Гляди-ка-а! – с интересом протянул Мишка.

И вспомнилось ему, как Фекете хлестал по щекам своих гонведов. Вспомнились будто заплывшие водкой воспаленные глаза ищейки, когда Фекете преследовал учителя Палия. Неужели Мишке пришлось самому все это видеть, пережить? Он даже поежился от нахлынувших тяжелых воспоминаний. И вместе с тем страшное прошлое удалялось. Его гнали бойцы с красными звездочками на фуражках.

Он подходил то к одному солдату, то к другому. У каждого на груди – ордена. Особенно звезды с лучами приглянулись.

– Пане солдат! – обратился Мишка к бойцу, что стоял ближе к нему. – Эта звезда, что с лучами…

– Сержант Виктор Рябов! – перебил тот, став перед ним навытяжку; взял под козырек. – А тебя как величают?

– Михайло Берданик! – в тон ему отчеканил Мишка.

– Вот мы и познакомились! – сказал довольный сержант. – Так слушай, Михайло! – Голос его зазвучал серьезно, даже торжественно. – Звезда с лучами называется Орденом Отечественной войны. Самой справедливой войны, мальчоныш! Не мы ее начинали. Гитлер первый полез на нашу землю. Вот пусть и получает то, что ему полагается! Сколько его выкормыши принесли горя людям! Да что тебе, Михайло, говорить! Сам знаешь и видишь, какую беду они причинили и здесь, в Карпатах.

– Айно! Так, так… сержант Виктор Рябов! – подтвердил Мишка. – Так кажете! – горячился он. – И дедо мой тоже говорил, что идти супротив гитлерюки-гадюки – самое что ни на есть справедливое дело! То, выходит, ваш орден лучистый – еще и орден правды! – сделал мальчик для себя вывод, не отрывая глаз от груди сержанта.

– Да ты мне совсем по душе пришелся, мальчоныш! – дружески улыбнулся сержант.

Мишке показалось, что он его знает давным-давно. Еще ни с кем он так быстро не сходился, не проникался сразу глубоким доверием. Не такая у него была жизнь! Сейчас он не сомневался, что все слова этого сержанта – легиня искренние, настоящие.

Над головой то и дело пролетали самолеты. И помимо воли пришла на мысль дедушкина сказка: «Против врага вышел богатырь, сильный, высокий – до самого синего неба».

Мишка смотрел на танк с красной звездой, на мужественное лицо Андрея. Тот чем-то напоминал ему учителя. «Не пришлось им свидеться»… – с грустью подумал Мишка. Вот бы рассказать о Палии сержанту Рябову, Андрею! Но им уже пора садиться на своего железного коня.

Дедо Микула не мог наглядеться на сына. Не мог наговориться с ним. Он обводил взглядом и Андрея, и его товарищей, словно хотел окутать их своей любовью, которая была так обильна, как родник водой. Сколько их, вот таких, улыбчивых, молодых, осталось лежать тут, в Карпатах, когда ночью шел жаркий бой! «Най же минует вражья пуля каждого!» – мысленно пожелал он солдатам.

– Я скоро вернусь! – точно отгадав его думы, сказал Андрей. – До встречи, земляки! До скорой встречи, отец!

Андрей надел шлем и неожиданно встретился с горящими глазами Мишки.

– Так это и есть мой племяш, славный партизан?

– Он, Андрию. Гафиин сын, – ответил дедо и сам посмотрел на Мишку, будто видел впервые.

Все, о чем сейчас думал мальчишка, витало на его смуглом лице: «Мама, мама!..» Как она мечтала о дне, когда прогонят фашистов с Карпат, как верила! Посеянная ею вера была настолько велика, что Мишке казалось, будто и мама жива, словно она где-то тут, рядом, смотрит на красных воинов, которые спешат вслед врагу. Глядит, как обнимает дедо Микула Андрея и радуется за него.

Ему так отчетливо представилась мать, ее добрые глаза, что он как бы почувствовал на миг даже прикосновение к его волосам маминой ладони. Лицо Мишки выражало восторг, грусть, радость. Он показался дедушке гораздо взрослее.

«Ушло детство. Совсем как молодой дубок мой внук», – мелькнуло в голове Микулы.

– Растет нам смена, нянё! – подмигнул Андрей.

– Растет, сыну. Хорошая нам замена.

– Садись, Мишко, на танке покатаю.

– Всех нас покатайте! Мы завсегда вместе. И машины хортикам вместе портили. – Мишка с гордостью посмотрел в сторону друзей.

Андрею понравилось, что Мишка, видно, привык делиться с ними всем. И радостью – тоже.

– Раз так, садитесь все!

Дети не заставили себя упрашивать. Сильные руки воинов усадили на броню Маричку, Петрика, Дмитрика.

– Вперед! – крикнул Андрей.

…Старый Микула еще долго смотрел вслед танку.

* * *

Дедо Микула даже домой не зашел. Окруженный односельчанами, отправился к сельской управе. Там уже кто-то повесил красный флаг. Торжество продолжалось. Люди спешили на майдан. Наконец-то они не боялись говорить здесь вслух о своем желании присоединиться к Советской Украине. Они говорили о земле, о свободе, о новой жизни.

С песней вернулись в село партизаны, те, что были постарше. Молодежь ушла добивать фашистов.

Вернулся и Юрко. На его плечо опирался раненый отец. Григорий Негнибеда все-таки сбежал зимой из лагеря. Он увел с собой восемь пленных. Юрко встретился с ним в партизанском отряде.

У всех возвратившихся на шапках алели красные ленточки.

На фуражке Юрка тоже красовалась алая ленточка. Рядом с ней – пятиконечная звездочка – подарок советского воина.

– Юрко-о! – В этом крике было столько радости и счастья!

Мишка, раскинув руки, побежал навстречу другу.

Юрко кашлянул в кулак, поправил ремень, фуражку.

– Ну что ж, здоров! – сказал, но тут же не выдержал – крепко обнял Мишку, Петрика, Дмитрика.

Только Маричка почему-то смутилась, опустила голову и, обращаясь к Юрку на «вы», спросила:

– Вы теперь, Юре, уже никуда не уйдете?

– Пока буду дома. Землю крестьянам будем наделять. – Он зачем-то снял фуражку и стал усердно тереть ладонью и без того блестящий козырек.

Юрко только сейчас заметил, что у Марички косы вон уже какие – до самого пояса! А Мишка почти одного роста с ним, с Юрком. И Петрик не отстал – подрос, вытянулся. Юрко пристально посмотрел в веснушчатое грустное лицо Дмитрика.

– Ну, как твои голуби?

– Пять уже и… имею. Та… такие красивые! – ответил Дмитрик. Голос его потеплел. Он очень любил своих голубей.

– Наведем порядки в селе, – делился Юрко, – тогда я учиться поеду. Один человек – он газеты пишет – читал мои вирши… Сказал, учиться мне надо. А вирши мои взял… Те, что про Палия. Их в газете пропечатают… Есть такая «Пионерская правда». Человек тот из самой Москвы!

Дети смотрели на друга с неподдельным уважением. Еще бы! Его вирши будут читать в самой Москве! Маричка даже отступила на шаг, чтоб еще и сбоку поглядеть на настоящего партизана, на такого умного легиня. Вот бы порадовался за него учитель! Он-то и научил Юрка любить стихи.

– Давайте сходим к скале Палия! – сказала девочка, сама еще не сознавая, что дала новое название тому месту, где погиб партизан.

– Скала Палия… – задумчиво произнес Юрко.

Слова Марички пришлись всем по душе. Не сговариваясь, дети побежали за село. По дороге Маричка успела сорвать где-то несколько красных роз.

Взбирались в гору долго, молча. Вокруг полыхал золотым нарядом лес. Вот и скала. Тихо легли на каменной глыбе красными капельками осенние розы. Мальчики, будто по команде, сняли фуражки.

Неожиданно в небе, над их головами, появился, курлыча, косяк журавлей. Юрку почудилось, будто их вожак на миг опустился ниже стаи, помахал детям крыльями, послал на землю свою короткую песню. Ребята смотрели ввысь как завороженные. Юрку хотелось крикнуть вслед птице, что он и его друзья мстили за Палия, что не сидели сложа руки, а боролись за свое счастье, за счастье других…

Еще долго в синем мареве над лесом купалось эхо трубной журавлиной песни.

– А Анця, Юре, где, скажи?.. – Мишка боялся услышать о девушке что-нибудь страшное. Но не выдержал напряженного ожидания, спросил: – Почему и она не вернулась?

– Ранили ее хортисты… В голову ранили… Только ты не тревожься, Мишко. Русские дохтура за ней на самолете прилетали. Увезли ее в госпиталь. В Москву. Там ее непременно вылечат! А вот тебе от нее письмо…

Мишка рывком схватил долгожданную весточку. Но читать не мог, хотя там было написано печатными буквами. Все пережитое за день: и радость встречи с красными воинами, с Андреем, с Юрком, и журавлиная песня, и этот листик, трепетавший в руках, как белый голубь, – все проникло в душу глубоким волнением.

– Читай ты, Юре… А то я на танке ехал. Глаза вот что-то запорошило… – Мишка тер глаза обеими руками.

– «Вот и дождались мы радости, легинеку. Поздравляю тебя, деда Микулу, Маричку и всех друзей с освобождением от гитлерюк и хортиков! – читал Юрко. – Я верю, Мишко, что твое сердце, как и прежде, будет чутким, неспокойным до всего, что на земле делается. Будь таким, легинеку, всегда, как мой Палий – бесстрашным, гордым и честным…»

– Бесстрашным… Гордым… Честным… – повторял мальчик вдохновенно.

– «Я скоро вернусь, Мишко, – продолжал читать Юрко. – Мы вместе будем делать жизнь краше. Вместе будем строить счастье. Обнимаю тебя. Анна Дзямко».

Мальчик бережно спрятал листик на груди. Каждое слово для него было дорого, как совет матери.