Текст книги "Вкус вишнёвой лжи (СИ)"

Автор книги: Мария Тетюшева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Ложь 49. Стас

У всякой лжи своя мелодия. (Джоанн Харрис. Мальчик с голубыми глазами)

Yanke – Моменты

Ложь 49. Стас

Впервые я увидел Элли в конце мая. Она стояла на мосту в парке и улыбалась. Лил дождь, и её голубое платье прилипало к тонким ногам, а мокрые волосы небрежными локонами закрывали лицо. Тогда я не знал, что это Элеонора Макеева, одна из богатых девчонок в Москве, любительница светских вечеров и изысканной кухни. Она была обычной. Красивой, завораживающей и невероятно привлекательной.

До этого я никогда не верил в любовь с первого взгляда, но в тот момент показалось, что у меня за спиной прорастают крылья.

Элли выглядела особенной. Я считал, что не достоин её, боялся, если расскажу о семье, девчонка будет со мной лишь из-за статуса. Многие хотят засветиться рядом со Скворецкими, попасть в журналы, новости. Я не хотел, чтобы моя жизнь, которую я всей душой ненавижу, всё испортила.

А потом Макеева окончательно вскружила мне голову, и я нёсся всё выше и выше на обретённых крыльях. Я был слеп. Наивен. А крылья мои были из бумаги. Они сгорели, и я рухнул вниз.

Это подобно озарению. Пелена чувств теперь не ослепляет, и я смотрю на вещи без розовых очков. Но без них мир кажется невероятным дерьмом.

Я схожу с ума. Думаю о ней каждую секунду. Когда пью, еду на байке, с кем-то разговариваю, курю, слушаю музыку, смотрю фильмы. Такое чувство, что Макеева сидит внутри и ковыряется в мозгах, тормошит их, разрывает, вонзается идеальными ноготками, вгрызается зубами.

Я не могу перестать размышлять о том, почему она так поступила. Я думаю, и думаю, и думаю, и постепенно схожу с ума.

Сколько уже прошло времени? Месяц? Два? Всё как в тумане.

Мозги набекрень. Ещё и на Иру пытался наброситься. Нахрена я поехал за ней? Зачем пытался разузнать про Макееву? Что я хотел доказать? Что Элли любила меня больше, чем брата? Или просто искал повод случайно встретить её? Она ведь стояла там. Видела, как я уезжал с Ольханской.

О чём она думала в тот момент?

Бессмысленно листаю ленту «Вконтакте», будто пытаясь отыскать ответ на все вопросы. Ноутбук, наверное, единственная техника в этом доме, которая избежала моей ярости. Телика нет, и теперь в квартире неестественно тихо. Телефон вечно разряжается – забываю поставить его на зарядку, в студии срач и беспорядок.

Но у меня нет сил убираться. Я устал. Мне ничего не хочется.

В конце концов, я больше не могу находиться дома: хватаю ключи от байка и уезжаю. Не знаю куда и зачем, просто хаотично ношусь по городу, до тех пор, пока меня не тормозят мусора. А мне уже плевать. Делайте со мной, что хотите.

***

Удивительно, как личная трагедия может повлиять на восприятие реальности. Обезьянник больше не кажется отвратительным, и даже сосед по камере оказывается приятным собеседником. Даже в какой-то степени получаю удовольствие, просиживая штаны в затхлом клоповнике. Видимо, здесь мне самое место.

– Выходи, Стас, за тебя заплатили залог, – устало говорит Антон Юрьевич, отец Иры, неожиданно лично решивший навестить меня.

– Залог? – не понимаю я, даже разочаровываюсь. – Отец что ли?

Звенят ключи, и решётки открываются, но я не спешу выходить. Мне требуется немного времени, чтобы осознать ситуацию.

– Нет, – мужчина выглядит уставшим, заспанным.

Неужели Назар? Ему никак нельзя здесь появляться. Если следователь узнает, что Костян связан со мной, то догадается про Ирку. Но не она же решила вытащить меня?

– Секретарь соединил меня с твоим братом, но он отказался тебя забирать, – безразлично тянет мужчина. – Достал ты, видимо, всех. Давно мы тебя пьяным за рулём не ловили.

Морщусь, неохотно покидая камеру. Двери с лязгом закрываются.

– Я не пил, сколько повторять? – раздражаюсь. – Просто до этого месяц бухал, вот эта хрень и сработала.

Он смотрит на меня и молчит, но я одёргиваю себя. Оправдываться не собираюсь. Пусть делают, что хотят. Хоть байк забирают, хоть отправляют за решётку. Мне плевать.

– Иди уже, – бросает Антон Юрьевич, протягивая мой мобильник. Я забираю сотовый и убираю в карман. – Тебя на улице ждут.

Особого приглашения не дожидаюсь. Прячу руки в карман и огибаю следователя, поспешно направляюсь к выходу.

– И, Стас, – окрикивает меня мужчина – приходится обернуться. – Увижу, что ты трёшься рядом с моей дочерью, тебе никакие деньги не помогут.

Меня будто обливают водой. Так он в курсе? Знает про Иру? Откуда? Почему-то думаю о моменте, когда пытался поцеловать Ольханскую, и всё внутри холодеет. Что-то здесь не так. Почему именно Антон Юрьевич пришёл выпускать меня из СИЗО? Обычно этим занимаются другие, не следаки.

Кто же всё-таки заплатил залог? Костян? Или же Ира…

Ничего не ответив, разворачиваюсь и ухожу. Всю дорогу до выхода думаю о моём спасителе и никак не могу выбросить из головы слова мужчины. Он знает. Он догадался. Ещё немного и просечёт про парня в коме.

Рывком открываю дверь и вырываюсь на свежий воздух. Светло. Холодно. Где-то обед. Я просидел в изоляторе всю ночь? Да быть не может.

Сбегаю по ступеням и осматриваюсь, ища взглядом знакомые лица. Замираю. Стоит чуть в стороне, смотрит на меня исподлобья. Это не Костян и не Ира. Глупо было думать об этом, у них ведь нет таких денег, чтобы отмазать меня.

Это не отец и даже не мой брат.

Это Элли.

Злость закипает внутри подобно чайнику. Хочется развернуться и уйти, сбежать, чтобы больше никогда не видеть этих серых глаз в коричневую крапинку, не чувствовать разрастающуюся боль.

Она ждёт, пока я подойду. Манит будто паук, притягивает в сети. И я иду к ней, останавливаясь достаточно далеко, чтобы не произошло физического контакта.

– Братец послал? – с издёвкой спрашиваю.

– Нет. Я сама приехала, – тихо отвечает блондинка, пристально смотрит, словно не знает, что я могу сделать.

Медлю. Вот она, стоит совсем рядом. Такая чужая, незнакомая. Поверить трудно, что каких-то пару месяцев назад я мог без сомнения прикасаться к ней и целовать. Сейчас же всё в этом человеке вызывает лишь отвращение.

– Я вышлю тебе чек, – безразлично бросаю я.

Не хочу быть у неё в долгу. И не буду. Оторвав от девушки взгляд, ухожу.

– Стас! – окрикивает меня Элли, но я не останавливаюсь. – Стас!

К черту. Нет больше никакого Стаса.

Я ухожу на достаточное расстояние, совершенно забываю про байк, видимо, оставшийся где-то на стоянке участка, и лишь когда добираюсь до другого квартала, в кармане звонит сотовый.

– Что? – раздражённо отвечаю я, не глядя на экран.

– Ты че, за Иркой вчера заезжал? – недовольный голос Назарова лишь сильнее распаляет мой пыл. Да чего им всем надо от меня?

– Да, – пытаюсь говорить спокойно. – Хотел поговорить. В чем проблема-то?

Неужели Ольханская рассказала про мою попытку поцеловать её? Да нет… Она бы не стала. Костян убьёт меня, если узнает.

– Ты её подставил, чувак, – продолжает злиться друг. – Твоя шкура растрепала всем какую-то хрень про тебя и Иру. Её теперь вся школа гнобит.

– Погоди, что? – не понимаю я.

Костя недолго молчит.

– Ты ща где? – уже спокойнее спрашивает друг.

– В паре улиц от участка.

– Тебя чё, менты повязали? – снова бурчит Назар. – Вот же… Бля, жди там, короче. Щас подъеду.

Он отключается, а я в замешательстве всё ещё прижимаю мобилу к уху. Да что вообще происходит?

Ложь 49. Ира

Знаете то странное чувство, когда мысли о человеке одновременно вызывают глупую улыбку на лице и вонзают в сердце острый клинок боли? Это мазохизм какой-то! Я думаю о Стасе, вспоминаю его пальцы на коже, обжигающее дыхание, губы, так близко находящиеся рядом со мной. И поцелуй, который не случился в реальности, зато миллион раз прокручивался в голове.

Я улыбаюсь, смущаюсь и злюсь одновременно. Ненавижу себя за мысли о том, что хочу броситься к Стасу в объятия, наплевав на его страдания по Элли и на влюблённого в меня Назарова. Но я не могу себе этого позволить, хотя чертовски хочу. Какая же одновременно сложная и простая ситуация!

На следующий день в школе происходит нечто странное. Сначала я решаю, что это просто моё воображение, но потом понимаю, что нет. Практически половина учеников пялится, перешёптывается, улыбается, словно меня облили белой краской или повесили на спину бумажку «Пни меня». На всякий случай проверяю одежду, лицо, волосы, но ничего странного не замечаю.

– Ну, ты, Ирка, даёшь! – смеётся Катя Щеголко, моя одноклассница, когда я прохожу мимо её компашки, устроившейся у окна.

На первые два урока я не пришла, потому что у меня были дела на работе, поэтому появляюсь здесь только к третьему. Неужели из-за моих прогулов вся эта суета? Приходится сменить траекторию и подойти к девчонкам.

– В смысле? – не понимаю я.

Они смеются. Да что за чертовщина такая? Что я сделала-то?

– Да все уже в курсе, – улыбается Катька. – Про тебя и Стаса. Все видели, как вы вчера уезжали вместе.

Непонимающе поправляю на плече рюкзак.

– Ну, уезжала и че дальше? – немного грубо. – Это ничего не значит.

Они многозначительно переглядываются.

– Ой, да ладно тебе, – Наташа чуть кривится. – Элли нам всё рассказала.

– Что, всё? – не понимаю я. Неужели Макеева проболталась про свой двойной роман? Хотя… При чём тогда здесь я?

Катя делает шаг вперёд, будто собираясь дружески обнять, но вместо этого наклоняется к моему лицу и вкрадчиво проговаривает каждое слово.

– О том, почему вы с ней не общаетесь последний месяц, – заговорщически тянет девушка. – Как ты увела у неё Стаса. Не знала, что ты у нас такая шлюшка.

Пол всего на мгновение уходит из-под ног, а потом в груди вспыхивает злость, готовая разорвать тело на куски.

– За языком следи, – толкаю её в плечо, и Катя растерянно отступает, видимо, не ожидая от меня такой реакции.

Резко развернувшись, на всей скорости направляюсь в класс. За спиной слышу «чокнутая». По дороге встречаю ещё парочку одноклассников, слышу обрывки их фраз:

«Увела у лучшей подруги парня…»

«По любому, повелась на деньги…»

«А казалась такой невинной».

И бла, бла, бла.

Ну, Макеева. Я тебе сейчас такое «увела парня» устрою! А ведь я ещё подумывала простить её… Подруга называется.

В дверях кабинета сталкиваюсь с Андреем, буквально врезаясь в него.

– О, Ирка, – весело смеётся одноклассник. – Любительница богатеньких…

– Рот закрыл! – огрызаюсь я.

Бегло осматриваю класс, замечаю Макееву за своей партой – она о чём-то разговаривает с девчонками, делая жалостливый и страдальческий вид. Заметив меня, Элли замолкает, а её шайка новых подружек преграждает мне дорогу, начиная наперебой кричать что-то вроде «оставь Элли в покое, ты и так разрушила её счастье». Не обращаю внимания на тупых куриц и, грубо растолкав неженок, оказываюсь перед блондинкой.

– Какого хрена?! – повышаю голос. Элли делает вид, что всё так и должно быть. На меня даже не смотрит. – Че за чушь ты наплела всем? Сама налажала, а меня крайней решила сделать?! Или мне рассказать всем правду? О, лучше я подожду до объявления о свадьбе…

За спиной начинают шептаться «Какая свадьба?», «Че за свадьба?» «С кем?».

Элли вдруг вскидывает голову и смотрит на меня со злобой.

– Да ты у меня за спиной со Стасом крутила шашни!

– Чушь не неси! – хлопаю ладонью по столу, облокачиваясь на него руками. Блондинка вздрагивает. – Он любил тебя! А ты разбила его! Уничтожила! А всё потому что тебе было мало!

Макеева вдруг вскакивает на ноги, отодвигая назад стул.

– А ты решила моментом воспользоваться?! Утешить его хочешь? Да такая как ты ему на хрен не сдалась! Он попользуется тобой и бросит! А знаешь, почему? – наклоняется ближе – меня вдруг наполняет нерешительность и стыд, потому что именно такие мысли крутятся в моей голове в последнее время. – Потому что Стас любит меня. А ты для него никто. Так что давай. Иди. Потом расскажешь, какой он в постели. Или, может, уже сейчас есть чем похвастаться? Не зря же ты вчера с ним после школы свалила.

Вспоминаю момент, когда Стас пытался меня поцеловать, и думаю о том, а что было бы, если бы мы с ним реально переспали?

– Я не такая как ты, Элли, – сквозь зубы тяну. Хочу, чтобы меня услышала только Макеева, но в классе стоит мёртвая тишина. – Можешь говорить про меня всё, что захочешь, но больше не смей умолять меня о прощении.

Последнее слово остаётся за мной. Бросив на блондинку взгляд отвращения, я сажусь за последнюю парту, пытаясь не обращать внимания на нарочито громкие утешения одноклассниц, столпившихся вокруг Элли.

Плевать. Я никогда ни с кем из них не дружила, да и не собираюсь. Поговорят месяц, другой и забудут.

Настроения на учебу нет. Я еле отсиживаю алгебру, литературу, забегаю на пять минут в столовую, а потом переживаю тесты по обществознанию. Вокруг ничего не меняется, кроме того, что почти вся школа пялится на меня как на прокажённую, а некоторые парни бросают обидные шуточки о том, что я элитная шлюха. Мне не стыдно, я злюсь. И еле сдерживаюсь, чтобы не заехать этим упырям по роже.

Хотя в душе всё равно неприятно. Никогда бы не подумала, что Элли сможет такое сотворить. Отомстить решила за то, что я со Стасом уехала? Так она сама его проворонила. Нечего было дурью страдать.

После школы меня ожидает ещё один сюрприз в виде Кости Назарова. Опять на своём пикапе поджидает у ворот школы – я заприметила его ещё из окна класса. Стоял там как минимум час, то курил, то с ребятами общался. И чего ему нужно?

– Ирка-подстилка, любительница золотых членов! – кричит какой-то пацан класса с седьмого, когда я прохожу мимо.

Не глядя показываю фак, заставляя группу старших парней рассмеяться. Дегенераты. Злость смешивается с обидой, и когда я подхожу к Назарову, вид у меня мрачнее тучи.

– Привет, – Костя встречает меня у ворот.

Блин, теперь будут сплетничать, что я с двумя роман кручу. Вчера со Стасом уехала, сегодня с Назаровым. Элли раздует из мухи слона, и в итоге я окажусь двуличной сволочью.

– Привет, – бурчу, косясь на осуждающие взгляды девчонок.

Хочется провалиться сквозь землю.

– Ир, сколько стоишь? Может, успею до выпускного накопить! – гогочет мой одноклассник.

– Не потянешь, Никит, – скалюсь, показывая фак.

Тот притворяется, что расстроен, а потом уходит. Смеётся.

– Че за дичь? – не понимает Костя.

Пожимаю плечом. Говорить об этом нет никакого настроения, да и задерживаться здесь тоже.

– Зачем приехал?

Назаров мнётся, поправляя шапку.

– Извиниться хотел…

– Знаешь, у нас какое-то странное общение. Ты вечно творишь хрень, потом извиняешься. Это ненормально, – раздражённо бурчу.

Не хочу срываться на Косте, но удержаться не получается.

– Это да, – смущается парень, не обратив внимания на мой тон. Косится на проходящих мимо ребят, хмурится. – Да че случилось-то? Че они все пялятся?

Не хочу говорить. Не хочу. Просто уйти бы отсюда, да ноги приросли к земле, а в груди закипает сгусток отвращения и злости. Я думала, что справлюсь, но, видимо, нет.

– Что, Ир, нового хахаля уже нашла? – мимо проходит парень из параллельного класса. – Быстро же ты.

– Рот закрой, – гаркает на него Назар. – Чё вылупился? Вали отсюда.

Тот тут же тушуется и уходит. Костя хватает меня за плечо и силком тащит к машине. Не хочу с ним ехать, не хочу. Вспоминаю вчерашний вечер, Стаса и его мотоцикл. Поцелуй, которого не было. Нежные руки, горячее дыхание. к н и г о е д .нет

– Да перестань, – останавливаюсь, сбрасывая руку.

– Че за хрень происходит, – допытывается Костя, сокращая между нами дистанцию. Отступаю. – Ир!

– Да что б тебя, – кривлюсь. – Вчера меня Стас забрал со школы, – говорю это с неким удовольствием, будто пытаюсь специально доставить Косте боль. Раз мне тошно, пусть и остальным тоже будет. Не могу это контролировать. – Хотел поговорить. А Элли всем растрепала, что я у неё парня увела.

– Вот, тварь, – ругается Костя, осматривается по сторонам, словно надеясь застать Макееву и поквитаться с ней. – Ладно, садись в тачку. Довезу до дома.

– Я не…

– Сядь, я сказал, – злится.

Открывает дверь и почти запихивает меня внутрь, но я успеваю отмахнуться.

– Какого черта? Я сама доберусь до дома. Ты приехал извиниться? Извинился. Всё. Прощаю. Пока.

Разворачиваюсь, но парень хватает меня за локоть.

– Ир, – останавливаюсь.

«Костян в тебя по уши втрескался».

И почему эта фраза приносит столько боли? Я хочу, чтобы это был Стас. Хочу, чтобы не Назаров, а Скворецкий в меня втрескался. Что за дерьмовая ситуация?

– Я тебе нравлюсь? – вдруг оборачиваюсь, не понимая, как эти слова вырываются из моего рта.

Почему так тошно? Почему чувства так душат?

Костя неуверенно переступает с ноги на ногу, расслабляет хватку. Видимо, не ожидает такого вопроса – я застаю его врасплох.

– Ну… – мнётся.

Смех на заднем плане выворачивает наизнанку. Я хочу убраться отсюда, хочу испариться, начать всё заново, переродиться в нечто новое.

– Ну? Нравлюсь или нет? – злюсь.

– Нравишься.

Всё сжимается внутри, и я больше не соображаю, что творю. Подаюсь вперед и целую – мы стукаемся зубами, Костя от неожиданности чуть отступает, но не отстраняется. Его горячие губы, вкус сладкой вишни, колючая щетина. Я целую Костю Назарова, но представляю на его месте Стаса, и боль сжигает всё внутри от осознания того, что это неправда. Всё не так. Всё не по-настоящему. Фальшиво и нереально.

Оттолкнув растерявшегося парня, ухожу. Не хочу ехать с ним в одной машине и неловко молчать, а ещё больше меня пугает ситуация, что придётся оправдываться. Зачем я его поцеловала?

Мне больно, противно, неприятно. И не из-за ситуации в школе, не из-за поцелуя, а потому что всё неправильно. Всё, что происходит вокруг меня. Тошно от самой себя, от мыслей, ложных надежд и лжи. Она окружает, течет по венам, проникает в органы, становится мной.

Я запуталась. Я не знаю, что мне делать.

Впервые за долгое время думаю о маме, и становится дико одиноко. Мне хотелось бы с ней поговорить, попросить совета, поделиться переживаниями. Да хотя бы одним глазком просто увидеть…

Интересно, что бы она сказала, если бы встретила меня сейчас. Ту, кем я стала. О чём бы она подумала, увидев то, во что превратилась?

Ложь 50. Ира

Все вы такие милые, улыбаетесь,

А меня от вас тошнит,

Потому что завираетесь. (Анастасия Бурыгина)

Dramma – Банка Колы

Ложь 50. Ира

– Привет, бабуль! – кричу я, захлопывая дверь.

Скидываю кеды и несусь в комнату, чтобы запереться в своём маленьком мирке и избавиться от проблем. Щёки горят, голова идёт кругом. Бросив в угол рюкзак, небрежно расстёгиваю куртку и прямо в одежде заваливаюсь на неубранную постель. Утыкаюсь лицом в одеяло и кричу словно ребёнок, которому не купили шоколадку. А когда кричать больше нет сил, замолкаю, чувствуя неприятную пульсацию в горле. Отставить сопли! Я ведь не плакса!

Вспоминаю все обидные словечки, что пришлось выслушать в школе, думаю об Элли и Назарове. О поцелуе. О Стасе. Интересно, какие у Скворецкого губы на вкус? Тоже вишня? Или нечто другое?

Переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок. А ведь некоторые школьники видели поцелуй. Завтра снова сплетни будут распускать, а Макеева сто пудово наплетёт какой-нибудь чуши.

Да плевать. Какого черта я раскисаю?

А-а-а! Взлохматив волосы, через силу поднимаюсь с кровати и выхожу в коридор. Отправляю куртку на вешалку и захожу к бабушке.

– Есть хочешь, бабуль? – интересуюсь я, без сил заваливаясь в кресло.

– Нет, милая, – она сидит перед телевизором в своей кресле-качалке.

Маленькая, уставшая, с серым пучком на голове и в куче кофт. На подлокотнике лежит пульт, а по телику показывают какой-то сериал. В прочем, ничего нового.

– Я скучаю по маме, – вдруг говорю я, не в силах больше молчать.

Бабушка смотрит на меня, улыбается по-доброму, а потом бормочет своим хриплым голосом:

– Ты так на неё похожа, внученька.

Сомневаюсь, что бабуля понимает, о ком говорит.

– Ага, – отвожу взгляд в сторону, осматривая комнату.

Старый ковёр на стене, кровать со взбитыми подушками, стол с кружевной скатертью. Раньше здесь жила мама, всё было как-то по-другому, иначе, уютнее. А после её смерти сюда перебралась бабушка и оборудовала комнату на свой вкус, но с годами её разум мутнел и теперь она просто сидит перед теликом и пьёт таблетки.

– Ба, что мне делать? – не смотрю на неё. – Я люблю человека, который страдает из-за расставания с моей подругой. А в меня влюблён его друг, но мне больно находиться рядом с ним. Я думаю о Стасе, когда целую Костю. И, кажется, что всё как-то неправильно. Ещё и Элли пакости делает. Теперь вся школа смеётся надо мной…

Наконец, смотрю на бабушку. Она внимательно слушает меня, но я прекрасно понимаю, что через пять минут все мои слова вылетят у неё из головы.

– Я запуталась. Это конец. Всё полетело в жопу.

– Не драматизируй, – улыбается бабуля. – Просто делай то, что и всегда. Это же не конец света. Все живы, здоровы. Вон, у Михайловны сын недавно умер, и ничего. Веселится.

– Ба, у неё сын помер почти десять лет назад, – бурчу я. – И она радовалась, когда этого алкоголика не стало.

Бабуля лишь улыбается.

– А он красивый?

– Кто?

– Тот мальчик?

Я думаю о Стасе и невольно улыбаюсь.

– Очень. Но какой в этом смысл, если я ему не интересна?

– Кому? – кудахчет бабуля.

– Стасу.

– Кто это?

– Никто, ба, – поднимаюсь из кресла, понимая, что разговаривать с ней дальше нет никакого смысла. Она потеряла нить происходящего и напрочь забыла, о чем мы только что говорили. – Пойду поесть приготовлю.

– Иди, иди, внучка, – машет рукой, отворачиваясь к телику.

Я грустно улыбаюсь, а потом выхожу из комнаты. Есть не хочется, готовить тем более. Я запираюсь у себя, включаю дряхлый компьютер с медленным интернетом, а потом делаю то, на что не решалась весь последний месяц. Удаляю Элеонору Макееву из друзей. Ну, вот и всё. Конец нашей дружбе. Прощай детство. Прощай, Элли.

Ложь 50. Стас

– Вот сучка! – злюсь я, когда Костян рассказывает подробности случившегося в школе. – Не ожидал от неё такого.

Мы сидим в кафешке и завтракаем: Назар угощает, потому что у меня с собой нет ни копейки. Передо мной чай и венские вафли, а друг пьёт безалкогольное пиво, заедая его уже третьим пирожным. Говорит, аванс получил, вот и шикует. Меня же от алкоголя тошнит: я не просыхал почти месяц, весь мой мир выпотрошился и вывернулся наизнанку.

– А я говорил, – бурчит парень. – Предупреждал тебя, а ты как дебил «люблю, люблю, она не такая».

– Не нагнетай, – прошу я. – И так тошно. Видел её недавно, заплатила залог за меня, потому что братец отказался приезжать. То же мне.

Друг зло бросает ложку в тарелку и откидывается на спинку диванчика.

– Жаль я её не видел. Урыл бы, – злится Костян. – Совсем охреневшая баба. Слышь, – наклоняется ко мне и понижает голос. – А, может, сдадим её прессе? Типа, что она с тобой мутила, и с твоим братом. У тебя же фотки есть с ней совместные? Отомстим, так сказать.

– Да не, – отмахиваюсь я, делая глоток горячего чая. – Пошла она к херам. Мне плевать.

Назар смотрит недоверчиво, не верит.

– Чувак, я месяц бухал. Пытался понять, чё ж ей не хватало-то. Чё её на брата моего тянуло, – замолкаю, подавляя злость и отвращение. – Всё, хорош. Я устал. У нас есть проблемка посерьёзнее. Отец Иры, следак тот, видимо, догадался, что я могу общаться с ней. По любому из-за Элли. Может, она даже че стуканула ему, они ж с Иркой подруги, он её хорошо должен знать. Наплела хрень какую-нибудь, теперь Антон Юрьевич меня подозревает. Так что поосторожнее надо быть. Как он тебя ещё не спалил, не понимаю.

Друг отмахивается.

– Всё под контролем, – заверяет меня Костя. Слышать от него такое как минимум странно. – Меня больше шкура эта волнует.

Зеваю. Хочется спать, голова трещит, тело ломит. И байк ещё нужно забрать, а то менты себе загребут и скажут, что так и было. А вернее не было. Исчез. Угнали. Испарился.

– Ниче, поговорит и перестанет. Скоро тема всплывет про её свадьбу, так что только и будут болтать о моём братце. Удивительно, что пока тишина по поводу этого. Месяц прошёл. Чем они там занимаются?

После стычки с Тёмой в квартире Назара я ни разу не встречался ни с отцом, ни с матерью, ни с братом. Один раз мне перечислили деньги на карту, и всё. Тишина. Словно забыли обо мне как о проблеме, которую не хочется решать. Думают, раз отстали, так я молчать буду? Я не стукач. Не настолько мстительный, чтобы творить подобную хрень.

Да, мне обидно. Больно. Неприятно. Я злюсь, нет, я просто в ярости, но жизнь на этом не заканчивается. Самое смешное, что об этом мне сказал бомж в СИЗО. Рассказал мне про свою житуху, и я понял, что у меня не такое уж и дерьмо происходит. Подумаешь, девушка от брата залетела. Пустяки…

И кого я пытаюсь обмануть?

– А чё у тебя с Ирой? – пытаюсь поменять тему.

Костя пожимает плечом.

– Да сложно как-то всё, – бурчит парень. – То злится, то целует, то бьёт. Короче, я хз.

– Ну и правильно делает, надо же тебя контролировать хоть как-то, – коротко смеюсь.

Друг ничего не отвечает. Я смотрю в окно на испортившуюся погоду, и на душе становится грустно. Из моей жизни выпал целый месяц, а для меня это как вся жизнь. Нужно возвращаться в реальность и выбираться из дерьма, в котором я всё ещё вязну. И первый шаг – новая татуировка. Логично, да?