Текст книги "Слезы (СИ)"
Автор книги: Мария Шматченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
Глава 1. Кто пойдет?
– Дядюшка, случилась беда! Адриан умирает! Мы ходили к доктору Джонсону, зная, что тот принимает мулатов, но он…он… Времени нет! Пожалуйста, милый дядюшка, сходи к врачу, наври, что ты… отец Адриана, иначе он умрёт! В него стреляли!
Все вздрогнули и ахнули в испуге! Хозяин ранчо подскочил в кресле. Он хотел бежать, но…
Джеральд опустил голову. Констанция испытующе посмотрела на него и, поняв, что тот ничего отвечать не хочет, сказала ему:
– Ну?!
– Нет, я не могу… Я стесняюсь, что… что у меня…чёрный сын. Что про меня люди скажут?
– Иди! – сказала Констанция. – Бессовестный! Кто мог подумать, что так выйдет?!
Тут вызвалась Эвелина, сказав, что готова пойти, но только после этого они его заберут в сыновья. Но Геральдина грустно возразила. «Поздно. Я так переволновалась, что сказала доктору, что белый родитель – это отец, а ни мать. Он меня сам спросил. Не буду же я молчать. Где же ещё искать белых мужчин? Больше нет подходящих… Охранники не согласятся…». Чарльз и его друг-кучер даже подскочили на местах от удивления, заявив, как же так нет согласных?! А они с Фредом?! Друг-кучер охотно кивнул и добавил, что на коляске они быстро доберутся.
Но доктор им не поверил… Он отчитал их, призвав подумать: а если вдруг с белым случится беда, а он в это время спасать раба станет? Да и ещё напомнил, что у мистера Фреда, это девятый ребёнок-мулат! «Сколько их у вас?!» – всплеснул руками доктор.
Если в поместье Чарльза кто-то из бывших невольников заболевал, тот ходил за доктором и выдавал себя за отца. А они хоть и были бывшими, но всё-таки рабами, и доктор Джонсон, всё равно отказывался принимать, поэтому приходилось его обманывать. Причём, врач вынужден был верить на слово, ведь среди больных не оказывалось мулатов, а Фред говорил: «Ну, откуда я знаю? Ну родилось дитя таким! Но папуля – я!»
Понимая, что всё пропало, что доктор ни за что, похоже, не согласится им помочь, Чарльз, делая вид, что ему просто невероятно стыдно, «признался», что это его сын, но он постеснялся, испугался, вдруг жена прознает, вот и попросил друга «взять вину на себя». Но мистер Джонсон и ему не поверил! Да и ещё и посмеялся, не староват ли, мол, он такого молодого сына иметь! У мистера Фреда хоть за тридцать всем.
– И я помню, как сам плакал, когда не смог спасти вашего Густаво… Вы тогда сказали, что единственного сына потеряли… Так что не тратьте своё и моё время! Всего вам доброго! Я не пойду! Пусть родной папаша идёт! Но знаете, он не придёт, потому что вы врёте, что больной раб – мулат! Мне надоело закрывать глаза на ваши шуточки. Думаете, я не догадываюсь, что восемь детей мистера Фреда – ему не дети? Всё! С меня хватит!
– Дети, мои кровиночки! – стоял на своём «папа», которого уводил Чарльз.
Они вернулись в поместье, сообщили эту весть, но Джеральд всё-равно отказывался идти. Он заявил жене, что та обещала ему, что не станет не заставлять признаваться до отъезда, а Конни ругала его. Ведь никто не виноват, что так вышло!
Узнав от Геральдины, что Фреду и Чарльзу доктор не поверил, и что Джеральд не согласился, Томас заявил, что он пойдёт!
Но и он вернулся ни с чем. Хорошо, что его возил Фред, и они очень быстро вернулись. Прибыв обратно, Томас сразу же побежал в комнату Фила. А друг Чарльза вошёл в гостиную, горестно качая головой, мол, нет, не получилось.
Услышав очередную страшную новость, Констанция приподнялась в кресле и призвала к совести мужа:
– Ну, кто ожидал, что так выйдет? Он без сознания! Ничего не узнает, а доктора попросим никому не говорить!
Но супруг, сидя в кресле напротив, с раскрасневшимся лицом, сцепив руки на животе, дабы унять дрожь в них, почти шёпотом возразил, что это как-то по-детски такое просить.
– Он умрёт… И мне лично не по-детски страшно! Ладно! Я сама пошла! Скажу ему, что у моего мужа сын на стороне, и он стесняется позвать доктора, боится, что люди скажут.
Так его упёртое, трусливое «Нет!» вдруг осенило Конни! Ведь она и сама же может пойти! Ну, и пусть, что не отец, а жена отца!
– Да! Я пошла! – заявила ещё раз женщина, сердясь на мужа.
Женщина, накинув шаль, – ведь в августе вечером уже прохладно, – сказала, что нельзя терять ни минуты. А напоследок даже назвала дражайшего супруга тряпкой, посоветовала ему сидеть тут и впитывать в себя слёзы, а потом, обернувшись к Фреду, вежливо улыбнувшись, спросила, не будет ли он так добр и её довезти до доктора?
Друг и кучер в одном лица сэра Чарльза, конечно же, согласился, и они с Конни поспешили из гостиной.
Джеральд понял, что его жена, как всегда, пришла ему на выручку, и ему стало стыдно.
– Подождите! Я с вами!
Он кинулся за ними, что даже снёс по пути столик в индийском стиле, что подарил им настоящий отец Геральдины. Со столика упала маленькая вазочка и разбилась вдребезги. Осколки её, алые, словно кровь, разлетелись по полу. Почему-то некоторые в зале решили, это – дурной знак, и что Адриан всё-таки погибнет.
Несколькими минутами ранее в комнате Фила Томас, как только вошёл, тут же рассказал, что мистер Джонсон его узнал, ведь лечился у него прошлой весной, и он помнит, что пациенту всего тридцать три… И, следовательно, не может иметь сына такого возраста… К тому же молодой человек ему ещё тогда говорил, что детей у меня нет…
– Постойте-ка! – возмутился вдруг Фил. – А что вы доктору сразу не сказали, чей Адриан сын?! Бегаете тут все! Цирк устроили! Идиоты!
У него глаза на лоб полезли. Надо же – какая тупость! Ещё бы конкурс устроили с призами и памятными дипломами! «У кого получится уговорить доктора!» называется!
– Сказать ему, что он сын – чёрного раба Даррена? – спросила Эйлин, тоном «думай, что говоришь».
– Опомнись! Я сейчас с ума сойду! – молодой человек схватился за голову, ему казалось, что она у него лопнет. – Он не хочет идти, тогда я сам пойду! Не могли сказать, что отец в отъезде, например?
Сказать, что Фил был взбешён, значит, не сказать ничего, он был в ярости! Тут такая трагедия, неизвестно ещё, выживет ли Адриан, тем более в него не просто стреляли, а стреляли после издевательств. Хватит ли у несчастного сил? Филиппу казалось, что сам умирает, а тут при таком положении вещей до этой Эйлин никак не дойдёт! И так уже всё понятно! Или нет?
Управляющий, которому ещё никто так прямо и не сказал, кто отец Адриана, попытался вразумить молодого господина. «Вы его на семь лет старше! – сказал Том. – Сколько вам было лет, хотите сказать, когда вы его родили?!»
– Я пойду к этому докторишке и скажу, что папаша – Джеральд, но он, видите ли, стесняется! Карету мне!
Но когда Филипп спустился вниз, выяснилось, что за доктором уехала Конни, а с ней и пристыженный муж.
Глава 2. Спасение
Фил устало поднялся в свою комнату. Отчаянье наполнило его сердце.
– Как он?
– Дышит, но все ещё без сознания…
– Долго ли это продлится? – молодой человек подошёл к Адриану и взял его за руку. – Братик, ты только живи! Какие холодные у тебя руки! Не смей умирать… Умоляю тебя…
Но тут дверь распахнулась – на пороге стояли доктор и его ассистент.
– Слава Богу! – воскликнул Фил, и на глаза его выступили слёзы.
Мистер Джонсон попросил всех покинуть комнату.
Целых три часа никаких новостей… Заходить в комнату запрещено строго-настрого, и никак не узнаешь, как раненый. Помощь подоспела запоздало… Адриан умирает… Сможет ли доктор спасти его? Фил не являлся верующим, но сейчас молился…. Наверное, в последний раз он так горячо молил Господа много лет назад, когда умер его отец. «Ты забрал у меня папу, прошу, умоляю, не забирай Адриана… Я только что обрёл двоюродного брата, но, клянусь, люблю его, как родного… Оставь ему жизнь, он ведь ещё так молод!»… После чего вскакивал и бегал по коридору, не зная, как успокоиться.
Джеральд в это время…рыдал…. И тоже молился. Констанция плакала и… молилась. А также пыталась периодически успокоить мужа, который ужасно её нервировал.
Двери комнаты тихо отворились, и, прикрывая их за собой, в коридор вышел доктор. На него тут же уставились три пары испуганных глаз: Джеральда, леди и Фила.
Мистер Джонсон устало вздохнул, а потом торжественно известил, что жить будет! Пули не задели органы. Сейчас он уснул. Врач признался, что, если бы ему сказали, насколько их больной красив, то через минуту был бы на месте! Жалко ведь… Такая красота! «А он точно ваш сын?» – спросил мужчина.
Джеральд не без гордости кивнул и ответил, что точно!
Доктор даже не смог скрыть горькой усмешки, видно было, что ему хотелось что-то высказать, но до сих пор сдерживался. И всё же поинтересовался, в кого тогда Адриан такой симпатичный. Наверное, в мать, предположил мужчина, и потом, – подумать только! – он имел наглость заявить, что Его Светлость сэр Джеральд красотой не блещет! Хотя, конечно же, это нельзя назвать правдой! Но, видимо, мистера Джонсона, хозяин поместья чем-то возмутил.
Филипп же засмеялся, решив, что тот сказал в точку, а потом спросил врача, можно ли ему зайти к больному и, получив разрешение, зашёл в комнату. Джеральд же не обратил внимания на оскорбления мистера Джонсона.
– Спасибо вам, доктор! – воскликнул он, кидаясь ему на шею. – Я не знаю, как вас благодарить!
– Да ладно-ладно вам, – немного смущаясь, ответил врач, вырываясь из его объятий. – Я всё же клятву дал. Это моя работа. И, кстати, помимо пулевых ранений подлечил какие-то раны, порезы, синяки…следы от побоев, видимо. Что же это вы сына-то так? Поэтому у меня и возникли мысли, что всё-таки не сын он вам: родного разве станешь избивать до такой степени?
Видимо, следы от побоев так и возмутили врача, что он решился на такой глупый, даже по-детски глупый, шаг – оскорбить знатного сэра!
Констанция, которая на радостях, как и муж не обратила внимания на издёвку мистера Джонсона, заверила, что Адриан – сын Джеральда, и что ей меньше всех хотелось бы, чтобы у её мужа имелись дети на стороне, так что, если даже она признает эту правду, то врач может поверить!
– Да верю. Цвет кожи у него всё-таки от чёрных рабов отличается. Он скорее смуглый, чем чёрный. Мулат. Ну, или квартерон. Когда увидел его, подумал, что вы странно пошутили – к обычному, белому работяге позвали меня, но наврали зачем-то, что он раб. Но я всей ситуации не знаю, что тут у вас творится… Не моё это дело. Я так понял, парень не в курсе, что является вашим сыном?
– Всё верно, он не в курсе, – ответил Джеральд, – так жизнь сложилась. Мой отец не разрешил мне говорить. А потом я сам стыдился. И…
Но мистер Джонсон поспешил прервать его из-за чувства такта, сказав, что необязательно рассказывать ему свою историю. Пусть они решают сами, что будут делать дальше, а ему, доктору, нужно только одно – чтобы кто-то побыл с больным, пока тот не проснётся. Ведь врач был вынужден отпустить ассистента. Но он опасался, что Адриан из-за своего положения и воспитания решит ещё сбежать из господской комнаты. А ему не в коем случае нельзя пока вставать.
Не успели супруги ничего не ответить, как из комнаты вышел Фил. Он от всей души поблагодарил доктора, а потом спросил:
– Скажите, после того как он проснётся, когда сможет отправиться в небольшое путешествие?
– Мне пока сложно вам ответить. Всё зависит от того, как быстро заживут раны. Но я буду рядом и всё проконтролирую. Всё будет хорошо, не беспокойтесь. Худшее позади. А почему вы спрашиваете про путешествие? Планируете уезжать?
– Я собираюсь его забрать. Мне бы хотелось как можно скорее увезти Адриана из этого дома. Подальше от некоторых личностей. Но если поездка не желательна сейчас, то я подожду.
– Да, переезд может навредить ему. Не увозите его, пока совсем не поправится. Тут я есть. И всегда помогу. Каждый день буду приходить. Выходим мы его.
– Как так ты его увезёшь? – опомнился Джеральд. – Я не позволю! Он мой сын!
– Так это и есть те самые «личности»? – улыбнулся доктор. – Вот молодёжь пошла, нигилисты! Что же вы так? У отца сына отнимаете?
– У тирана, – поправил его Фил, – тирана, кровопийцы и живодёра! Вы видели ещё и другие раны? Вот то-то! Он не достоин иметь такого сына, он и ногтя его не стоит!
– Постойте-ка, а вы-то кто ему? С какой стати вы хотите его увезти?
– Я – ему старший кузен! И не позволю двоюродному брату страдать… Он и так много вытерпел. Я его вообще сегодня вырвал, – не поверите! – из пыточной!
– Успокойтесь, молодой человек. Валерьяночки выпейте.
– Фил, Джеральд теперь много что осознал! – вступилась за мужа Конни. – И я, клянусь тебе, не дам Адриана в обиду. Пусть только попробует и пальцем его тронуть! Да, Джерри? – она улыбнулась.
И тот тоже улыбнулся и кивнул.
– Да вы издеваетесь… – прошептал Фил. – Я боюсь за него, я не верю вам… – и лишился чувств.
Конни перепугалась и тут же кинулась к нему. «Фил, милый, что с тобой?!» – воскликнула она. Сев на колени, леди погладила его по щеке, но юноша не ответил, не открыл глаз.
– Отойдите, леди! – доктор сел рядом с ним. – Перенервничал, – улыбнулся он, – бедолага. Так за брата беспокоится. Очень хорошо, что он к нему так привязан. Эй, Филипп, очнитесь!
Пришлось ещё и его нести в ближайшую комнату, чтобы привести там в чувства. Мистер Джонсон и сэр Джеральд подняли его с пола.
– Леди, могу я попросить вас побыть с первым больным? – торопясь, спросил врач у Констанции.
Женщина кивнула, про себя подумав, что так и знала, что придётся этим заниматься ей, а ни родному отцу несчастного, и вошла в комнату. Леди подошла к спящему больному и, обняв столбик кровати, задумчиво взглянула на сына покойной рабыни и своего аристократа-супруга. «Надеюсь, если я сяду в кресло и усну, ничего не страшного не случится» – подумалось ей. Она гнала от себя неприятные мысли, ревность к прошлому своего любимого.
Первым делом, как очнулся, Фил решил отправиться к Адриану, и его еле уговорили ложиться спать, ведь стояла уже глубокая ночь. Джеральд так и не ложился. Бедная Констанция по просьбе доктора сторожила раненого и только дремала в кресле, просыпаясь от каждого шороха. Иногда она подходила к постели юноши. В золотистом сиянии подсвечника, что стоял на прикроватной тумбочке, женщина рассматривала раненного. Лицо его будто бы напряжено, брови чуть сдвинуты: наверное, ему было больно. Леди было странно видеть его тут. «Может, это дурной сон?» – думалось бедняжке, что так неожиданно узнала правду о любимом.
Конни сердилась на Джеральда. Почему она должна проводить так ночь, почти не смыкая глаз, следить за его сыном?! А он в это время будут спать? Она-то не знала, что тот тоже не смыкает глаз. И сердилась на него. Женщина очень устала. День выдался трудным. Утром она была в дороге, только ближе к обеду вернулась домой, потом этот жуткий скандал, который устроил Фил, потом шокирующее признание мужа. Её мир будто бы пошатнулся, будто бы всё перевернулась вверх дном, и уже ничего не останется прежним. «Он и мой раб тоже. Что же я его не продала? – осенило её внезапно. – Сейчас такого бы не было! Все этого дурачка жалела!».
Уже светало. Свечи потухли, но сияние рассвета из окна отчётливо освещало лицо Адриана, и Конни могла его рассматривать столько, сколько бы захотелось, наплевав на все приличия. Как ни странно, у него был очень аккуратный, прямой нос, большие глаза, длинные ресницы, которые его, однако, совсем не портили, не придавали ни приторности, ни женственности, ни смазливости, только что-то в губах было от африканцев, но не очень заметно. Лицо его было всё равно мужественным, хотя была в нем какая-то нежность. Что-то неземное присутствовало в его облике, ангельское, прекрасное. Трудно был отвести взгляд, оторвать глаза, хотелось смотреть и смотреть на него. «Красивый-то какой!» – искренне восхитилась Конни. Она и раньше считала его красавцем, но как-то не заостряла на этом внимания.
Леди взяла его руку: та оказалась холодна как лёд. Инстинктивно он слабо сжал её тёплые пальцы. Как младенец…. На запястье остались следы и кровоподтёки от кандалов, на ладони виднелись следы от ногтей, будто бы тот сжимал очень сильно кулаки. Что же ты сделал со своим сыном, Джеральд? Сердце женщины обливалось кровью от жалости. В солнечном сплетении будто бы что-то заныло. А рука юноши так и сжимала её руку робко, несильно и как-то доверчиво, по-детски. И правда, как младенец! Внезапно Констанция почувствовала к нему бесконечную нежность и доброту, желание помочь, отогреть и защитить. Неужели материнский инстинкт? И к кому? К рабу! Конни встряхнула голову и выпустила его руку. Она откинула с лба пасынка волосы.
«Хорошо, что жара нет» – подумала леди и, отойдя от него, села в кресло. Что же ждёт их дальше?
Глава 3. Первый шаг к сближению
Лишь на рассвете Адриан пришёл в сознание… И был почти в шоке, обнаружив себя в кровати (за всю свою жизнь он ни разу не лежал на кровати – только на полу в соломе) в незнакомой комнате (в господские спальни, естественно, никогда не заходил).
– Где я?
– Лежи-лежи. Тебе нельзя вставать… – ответила ему Констанция, и раненому показалось, что ослышался, даже подумал, что это кому-то другому, потому что голос прозвучал очень нежно и ласково.
– Что… что случилось? – робко-робко спросил он.
Она не знала, как себя вести. «Смотреть спокойно я на него теперь не смогу» – вспомнились ей её же слова, сказанные накануне. И они оказались пророческими… Слёзный комок застрял в горле… И жалость к новоявленному пасынку, и обида на мужа…. Внутри неё смешалось столько противоречивых чувств, но она должна была взять себя в руки. Эйлин и Геральдина являлись родными дочерями её родных сестёр, а Адриан приходился родным сыном её мужу. Получается, в их маленькой, личной семье с Джеральдом Адриан был для них роднее приёмных дочерей, ведь одному из супругов приходился кровным чадом? Нет, нет, нет, Конни ничего не понимала! Леди тут же отогнала от себя все эти ненужные размышления… И потом после долгого молчания женщина ответила раненому, новоявленному пасынку:
– Неважно… Всё в прошлом… – она встала с кресла и подошла к нему. – Тебе удобно лежать? Ничего не болит?
– Спасибо… Всё хорошо… Но… но… это неправильно… Мне тут не место. Мне надо немедленно уходить отсюда…
– Лежи, не двигайся. Будет больно. Тебе нельзя вставать! – быстро выпалила леди.
– Но я же… – начал было он.
– Забудь об этом, – оборвала его хозяйка первой фразой, что пришла ей в голову.
Бедный Адриан! Он ничего не понимал! Стараясь вспомнить, что произошло, ему наконец это удалось. Там были какой-то господин и прекрасная мисс Эйлин… Госпожа Эйлин! Да… Разъярённый гость хозяев хотел в порыве ревности убить свою любимую… Адриан заслонил её…. В какой момент это произошло, он и сам не знал, ведь был не в том состоянии, чтобы что-то соображать, но каким-то чудом в его голове мелькнула мысль, что Эйлин в опасности. И он загородил её… Потом всё погрузилось во тьму для него. Только зачем они его сюда принесли, сюда, в господскую комнату? Ему тут явно не место! Но раз хозяйка говорит лежать… А ему было жутко стыдно и неловко. Юноша дал себе слово при первой же возможности убежать отсюда. Он чувствовал, что делает что-то не так, что «провиняется» тем, что лежит на кровати, а ни на полу, где ему, рабу, самое место, где ему положено спать. Его ведь за это наверняка потом и накажут.
Увидев, что пасынок больше не пытается встать, Констанция на миг успокоилась. Но что же дальше? Как себя вести? «Что же мне делать?» – думала женщина и не находила ответа, от чего впадала в отчаяние. Но ей всё равно было легче, чем ему, хотя не догадывалась об этом. Она-то знала, что Адриан – уже почти не раб (хотя вольную пока не дали), что больше никто никогда-никогда не будет обращаться с ним, как прежде (и пусть Джеральд только попробует – Конни ему покажет!)… А он-то этого не знал, и всё ему было подозрительно, и, не доверяя им, уже мысленно рисовал картины, как его накажут за то, что произошло…
Лучи утреннего солнца попадали сквозь щели между гардинами и оставляли блики на паркете. За окном щебетали птицы. Безмятежность на улице и напряжённость за стенами дома… В комнате тикали часы как будто бы в такт сердца, словно бы отсчитывая шаги на неведомых тропинках судьбы и не оставляя шанса всё исправить. Что же будет дальше? Почему им столько пришлось вытерпеть…? Много лет назад коридоры, комнаты и залы этого дома наполнялись музыкой рояля, когда на нём играл ныне покойный сэр Гарольд… Но почему Констанция вдруг вспомнила о нём? Эта ненависть Джеральда к своему отцу…. Как бы теперь она не передалась и Адриану.
Леди глубоко вздохнула, пытаясь собраться с мыслями. Под предлогом проверить температуру женщина дотронулась до лба юноши (на самом деле просто не знала, как себя вести), а потом под тем же предлогом взяла за руку и обнаружила, что он дрожит.
– Да не бойся ты! – рассмеялась она и даже почему-то умилилась, от чего неожиданно спало напряжение. – Я же говорю, что всё будет хорошо, а ты мне не веришь!
По его красивому лицу соскользнула улыбка. Но, наверное, женщина слишком многого хотела от того, кто всю свою жизнь провёл в рабском положении. Вряд ли он мог так быстро поверить в такое чудо, что к нему, к «собственности», у которой прав меньше, чем у крысы, вдруг отнеслись с таким добром просто так…
«Сказать ему, что ли, всё прямо? – промелькнула у Конни мысль. – И опять всё за Джеральда должна делать я?! Я заставила принять решение, поступить по-человечески, по-христиански, я пошла за врачом, я ждала, пока он очнётся… Нет, уж! Пусть хоть признается сам! Джеральд, ты тряпка!».
Тут до неё дошло, что она до сих пор держит юношу за руку и опустила её. В душу опять нахлынуло волнение. «Бедняжка, – подумала Конни. – Сколько ему пришлось вынести! Конечно, ему сейчас тяжело. Он один… Наверное, думает, что что-то замышляем против него, что не достоин на кровати-то лежать, не то, что слышать доброе слово! Я обещала Джеральду постараться полюбить его, как сына. Что бы я делала, если бы Адриан был моим сыном? Что бы я сказала ему? Как повела бы себя?».
Констанция неуверенно и робко, будто бы рабыней была она, дотронулась до его волос. Он вздрогнул. «Как шуганная собака» – мелькнуло у неё. Женщина погладила его по голове и ласково сказала:
– Радость моя, что бы ни случилось, верь мне. Знаю, учитывая всё, что было раньше, тебе будет сложно это сделать, но прошу тебя, постарайся, прошу ни как госпожа, а как… как, – она хотела сказать «мать», но ей показалось это сейчас неуместным, – очень близкий тебе человек. И прости, если сможешь… Все мы стали жертвами жестоких обстоятельств и… жестокого времени. Пожалуйста, поговори со мной… Как ты себя чувствуешь? У тебя ничего не болит?
– Нет… Вы очень добры… Спасибо…
Адриан хотел быть немногословным и благодарным за всё, боясь рассердить свою хозяйку.
– Солнышко, когда ты поправишься, мы отправимся в небольшое путешествие, – мягко сообщала она, ласково играя с его волосами. – Ты когда-нибудь хотел уехать?
– Я никогда не думал об этом.
– Раны быстро заживут, ведь ты такой молодой. Если, конечно, не будешь делать глупостей, пытаясь встать с кровати, – тут на миг её рука остановилась, потому что Констанция засомневалась, нужно ли было говорить последнюю фразу, но, решив, что вредно не будет предупредить, продолжила играть с его волосами. – И потом сразу же, как ты выздоровеешь, мы уедим отсюда в какое-нибудь красивое место. Джеральд хочет в горы, а я – на море. Лапа, ты любишь море?
– Наверное, хотя я его никогда не видел. Но папа рассказывал, что оно очень красивое. Ему довелось там побывать, когда его брал туда хозяин. Ещё сэр Гарольд.
«Папа тебе ещё не то расскажет!» – подумала Констанция и чуть не засмеялась, мысленно подшучивая над Джеральдом, хотя юноша, не зная настоящего отца, имел в виду Даррена.
– Ну, вот, нас уже двое против па… – она чуть не сказала «папы», но вовремя спохватилась, – паршивых гор! – хотя Конни не считала горы паршивыми, просто это было первым словом, которое пришло ей в голову. – И мы будем с тобой гулять по берегу моря… Да, лапа? – и она обняла его за плечо и чуть прижала к себе, как ребёнка.
Такой вопрос его очень удивил. Тем более это «лапа»… Разумеется, что скажет хозяйка рабу, то он и будет делать…
– Конечно, как вы прикажете…
«Смогу ли я тебя когда-нибудь от этого отучить?» – подумала Констанция. Взять на воспитание уже взрослого человека, который, плюс ко всему, прожил свою жизнь в рабстве – это не то, что сложно, а немыслимо! Вот бы удивились её подружки!
Она глубоко вздохнула, ещё раз погладила его по голове и села на край кровати ему в ноги. Констанция взглянула на пасынка. Красавец! Что тут говорить? Эх, повезло же всё-таки её тряпке-мужу (нет-нет, он не всегда был тряпкой…! Хорошо-хорошо… не во всех жизненных ситуациях, а только в некоторых, критических и сложных!). Конни улыбнулась Адриану:
– Красавец ты у нас писаный! – чем заставила его застесняться. – Отдыхай! Я скоро вернусь!
Она встала с кровати. Посмотрев на него ещё раз, женщина вышла за дверь. На душе Констанции стало легко и радостно. У неё всё получилось.
