Текст книги "Ломбард Проклятых душ. Книга первая (СИ)"

Автор книги: Мария Шматченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Люда молча его слушала, еле сдерживая обиду, но потом что-то смекнула и, поборов себя, сказала:

– Да, Збигнев, я понимаю. Я тоже ненавижу... Я в приюте выросла. И тоже... тоже.... Тоже пришла, чтобы плюнуть на эти стены, погубившие мою семью.

– Говорят, ее дочь погибла тут. Тело не нашли: сгорело дотла. Даже своего ребенка не пожалела. Сначала муж скончался при загадочных обстоятельствах, потом – ребенок.

– Муж? – удивилась Люда.

– Ну, да, муж, – в свою очередь удивляясь ее реакции, кивнул Збигнев – Отец несчастной погибшей малышки, которую погубила ее же мать. А ты не знала?

– Я сама маленькая была в то время. Только-только садик окончила, – на самом деле Люда приврала: она тогда окончила первый класс, а ни детский сад. – И не знала подробностей жизни этой... твари.

Девушка решила играть дальше свою роль, что приходилась не по душе. Людмила очень хотела выяснить как можно больше о той трагедии.

– Да, точно! Твари – а иначе и назвать нельзя. А как тебя зовут?

– Лиля, – наврала она, на случай, если тот знает, как звали дочку Петровой.

– Очень приятно, Лиля, – улыбнулся Збигнев, который стал более приветливым, чем в начале их разговора. – Ты плюнула уже на руины? Тут далеко от центра города, может, тебя подвезти?

– Да, я плюнула, – притворяясь гордой, ответила Люда. – Но вот еще раз плюну!

Молодой человек рассмеялся и снова озвучил свое предложение. Девушка сначала хотела отказаться, но решила, что по дороге можно выяснить еще что-нибудь. У Збигнева оказался роскошный спортивный автомобиль без крыши, цвета фуксии с черными деталями.

– Поехали. Ты прости, если моя ненависть тебя испугала, – сказал молодой человек, когда они уже тронулись, – просто из-за пожара в моей семье случилось горе. Сестру потерял.

– Мне очень жаль... – пораженная прошептала Люда. – Я понимаю тебя, понимаю, как тебе больно. Я ведь тоже осиротела. Еще и похитили меня. Но и Петрова свое получила – дочь-то погибла.

– Похитили? – удивился Збигнев. – Это как?

– Эккеносы, благотворители хреновы. Но я сбежала.

– Молодец!

– А... этот муж Петровой давно умер?

– Я был тогда маленький, мало что помню – новости тогда не смотрел. Но родители мне рассказывали потом, что умер он, когда их дочери исполнилось года два от силы. А тебе зачем?

– Просто интересно...

– Петрова свое получила. Говорят, она его убила.

– Убила?

– Говорят, да. А потом труп привезла в больницу, чтобы на нее не повесили убийство.

– Какой кошмар!

– Да-да, именно.

Люда отказывалась во все это верить! Варфо сказал, что ее мать чего-то стыдится. Может, смерти мужа? Нет-нет, быть такого не может! Она его не убивала! И пожар случился не по ее вине – ее просто подставили! Нужно каким-то образом узнать кто и зачем!

– А может быть, все-таки не убивала? Может быть, больница далеко была, и не успели довести? – Люда развела руками. – Не может же быть, чтобы Петрова была настолько монстром...

– Не знаю даже. Но больница тут недалеко, как раз минуту назад проехали. Она работает до сих пор.

– Та, что на углу?

– Да-да, она самая.

– Наверное, и врачи тоже были куплены, – задумчиво произнесла Люда, чтобы хоть что-то сказать.

"Надо сюда наведаться – решила она про себя, – чтобы узнать о судьбе папы". Через несколько минут они приехали в центр города, и Збигнев Би завез новую знакомую в гостиницу. Некоторые Женщины, увидав Людмилу с завистью проводили взглядом: она прибыла сюда с известным топ-моделью. Но девушка ни на что не обратила внимания, лишь поблагодарила и попрощалась с юношей. Жаль, что она тогда не задумалась над их разговором...

Глава 25

Петрова Людмила Захаровна

Даша прибыла на Новую Венеру несколько дней назад, но все никак не могла привыкнуть, поверить своему счастью. Она прилетела сюда прямо из академии. База детского приюта обладала маленькими размерами: выстроенный на ней городок можно объездить за неделю. Люди сделали искусственную твердь очень красивой: на ней росли цветы и деревья, возвышались холмы, и даже текла полноводная река, но Арвиан навсегда останется рукотворным детищем ученых и строителей. А Новая Венера – это настоящая планета, огромная, прекрасная, очень похожая на древнюю Землю. И она сразу покорила Дарью – девушка с первой минуты полюбила свой новый дом. Сирота была не в силах осознать свое счастье, что каждое утро будет просыпаться тут, идти на работу по прекрасным улицам, видеть яркие краски и радоваться жизни. К тому же здесь, в отличии от Арвиана, похожая среда, похожая культура, похожее мировоззрение на среду, культуру и мировоззрение Земли, такие привычные, родные для Даши.

Прибыв в Центральный Город Ирлиндхилл, город, который негласно считался тут столицей мира, выпускница Арвиана глаз не могла отвести от всего того, что теперь ее окружало. На планете в этом полушарии стояла весна. Деревья с нежной зеленой листвой, первая травка, первые цветы. И небо лазурное, воздух наполненный свежестью и ароматом магнолий и сирени. Раньше бедная Даша могла только читать о Родине Туманной Освободительницы, а теперь ей предстоит жить в этом чарующем, прекрасном мире. Прилетев, девушка остановилась в отеле, заплатив за него пособием. Она только кинула вещи в номер и сразу же отправилась в военную организацию, где ожидали полковник Ферэци-А-114 и подполковник Аудация-Си-Зэт-5, которые на выпускном пригласили ее в армию Новой Венеры. В ведомстве Дарья показала свои документы, приглашения, аттестат... Они поговорили о Чести, о Достоинстве, о Настоящих Женщинах, о Родинах, о Матриархате... После чего новой военной вручили бумаги, чтобы та получила полагающееся для нее жилье – маленькую квартиру в доме для военнослужащих. Служба ее должна была проходить пока в звании младшего лейтенанта в роте северного района Ирлиндхилла. Ей предстояло обучать призывниц. На Новой Венере космическая армия звалась Космической Армией, высший чин в которой – маршал. На Земле же ее звали Космическим флотом, и потому высший чин – Адмирал Космического флота. Дарья мечтала стать маршалом в самых смелых мечтах, а так была согласна и на генерал-полковника.

Хотя девушке и дали три дня на адаптацию, она все же сразу же поехала знакомиться с местом службы. Там она встретилась с Бертой, своей начальницей, которая к тому времени уже дослужилась до звания капитана. Женщина оказалась намного старше Дарьи, но они сразу понравились друг другу, и в первый же день допоздна засиделись в буфете роты, за чаем беседуя обо всем на свете.

Молодая военная вернулась в отель далеко за полночь и тут же свалилась спать. Таким стал первый день в новом доме. В последующие же дни Даша с превеликим удовольствием начала осваиваться, обживаться: получила форму, съехала в свою квартирку, на выданный аванс немного отоварилась, знакомилась с городом, созванивалась с новой подругой Бертой, советуясь практически в любых мелочах. И так по прошествии нескольких дней девушка с ужасом и со стыдном поняла, что так и ни разу не позвонила ни Люде, ни Анджею, ни на Арвиан... Новая жизнь на прекрасной Новой Венере поглотили ее полностью.

* * *

В тот день Люда с замершим от страха сердцем отправилась в больницу, где умер ее отец. Она даже толком не решила, что будет врать персоналу, чтобы ей рассказали о судьбе погибшего пациента. На ватных ногах девушка преодолела высокие ступеньки, про себя удивляясь, почему их такими построили, ведь сюда приходят больные, которым иногда тяжело подниматься. Дрожащей рукой бывшая Петрова открыла стеклянную дверь и вошла. Она оказалась в огромном, круглом холле, убранном в старомодном стиле, с круглыми лампами на потолке и коричневым кафелем на полу. На девушку пахнуло свежестью от кондиционеров. Выстояв очередь в регистратуре, Людмила кое-как нашла в себе силы сказать молодому мужчине:

– Как я могу узнать о судьбе одного пациента, который умер тут много лет назад?

– А вам зачем? – удивился он. – Раз много лет назад, то вам в архив надо, а чтобы туда попасть, нужно разрешение на допуск.

– Поймите, я не могу ждать – у меня...у меня космический корабль. На носу командировка на другую планету. И к тому же я в столице проездом, – врала Людмила. – Не знаю, когда попаду еще раз.

– Эх, – работник регистратуры огляделся и заметив, что за девушкой больше никого нет, сказал: – Попробую вам помочь. Как звали этого пациента?

– Петров Захар.

– Петров Захар, – набирая его имя на клавиатуре, произнес работник регистратуры. – А отчество?

– Отчество...? Отчество... Я не помню, к сожалению.

– Что? – мужчина нахмурился. – Раз не помните, зачем вам это надо знать? Я думал, вам нужна информация о родственнике. Не задерживайте меня в таком случае! Пока никого нет, я хотел чайник поставить.

– Подождите! Подождите! Посмотрите, пожалуйста... Ну, там... Там, где вы хотели... в базе...? Может быть, он один такой – Захар Петров? А если нет, то методом исключения...

– А если их сто пациентов было, с таким именем? – сердился молодой человек. – Так и будем "методом исключения" до вечера искать...? Ну, ладно уж! Васька, – повернув голову, крикнул он кому-то, – включи чайник – я не могу.

В душе Люды все затрепетало! Неужели повезет?! Неужели он, и в самом деле, поищет в базе данных ее отца, и ей не придется ждать этого допуска в архив...?!

– Ну, вот их тут три Петровых Захара: Иванович, Витальевич и Григорьевич... Какой вам нужен? Год рождения-то помните, наверное?

– Нет...

Тот нетерпеливо вздохнул:

– Ну, примерно!

– Даже примерно не помню...

– Ох...! Извините, но я пойду!

– Стойте! – остановила Люда и, кое-как найдя в себе силы, прошептала, чтобы никто кроме них не слышал: – Он был мужем Петровой... Может быть, знаете, как его звали полностью?

– Петровой? Ну, понятно, что, либо муж, либо сын Женщины с такой фамилией, – но тут, кажется, до молодого человека что-то начало доходить: – Это не Петрова ли Алевтина...? Не мэр ли бывшая?

– Она самая...

Слова прилипли к горлу, и Люда была готова услышать сейчас все что угодно.

– А вам зачем знать? Кто вы им?

– Я... Я... Родственница ее мужа. Дальняя племянница...

– Дальняя племянница? Ага, так я вам и поверил! Вы, наверное, журналистка!

– Да... – делая вид, что ее раскрыли, и ей приходится сознаваться, ответила Людмила. – Журналистка. Но у меня удостоверения нет – я забыла его в отеле.

– Ну, ничем не могу помочь! До свидания!

– Но... Но вы же обещали помочь! Поймите – я в безвыходном положении!

– Ничего не знаю! Я думал, вы родственница, – вставая, заявил молодой мужчина.

– Но... Войдите в мое...

– Вам повезло! Вон идет Анна Леонидовна – главврач. Попробуйте к ней обратиться.

Наверное, ему просто хотелось свалить навязчивую незнакомку на голову кого-то другого, чтобы кто-то другой, а ни он, объяснял, уговаривал, отваживал. Девушка обернулась и увидела высокую темноволосую Женщину во врачебном халате.

– Представьте меня ей.

– Ооооох! Ну, идемте!

Молодой человек вышел из дверцы в стене регистратуры, предупредив, что уходит все того же Ваську, и они вдвоем с Людой поспешили догонять врача.

– Анна Леонидовна, вот эта девушка хотела бы поговорить с вами.

– Да, – кивнула она, – если у вас, Анна Леонидовна, есть на то время.

– А что случилось? – удивленно взглянув на девушку, спросила Женщина.

Людмила с мольбой взглянула на работника регистратуры, и тот, поняв ее немую просьбу, с неким недовольством объяснил врачу за нее:

– Анна Леонидовна, вы ведь много лет назад были лечащим врачом Петрова Захара Витальевича? – и та кивнула, не в силах срыть свое изумление и даже страх. – Так вот, эта девушка хочет знать о его судьбе!

– О его судьбе? Все знают, что он умер.

– Да, но я бы хотела знать подробнее.

– А зачем?

– Анна Леонидовна, я говорил этой девушке о разрешении доступа в архив, но...

– Я – его дочь! – одним лишь взглядом прервав речь молодого работника регистратуры, неожиданно созналась "эта девушка".

– Что?! – в шоке воскликнули те хором и даже отшатнулись. – Дочь?!

Глава 26

Клятва

– Вы его дочь? – прошептала Анна Леонидовна. – Так вы Петрова? Дочь той самой Петровой?

– Великая Ирлинда утверждала, что дети свободны как от воли, так и от преступлений своих родителей.

– Я понимаю... – пролепетала врач. – Но пойдемте, девушка, поговорим...

Они прошли по коридору и вошли в кабинет на этом же, первом, этаже, со стенами светло-фисташкового цвета. Старые, деревянные оконные рамы, с облупившейся покраской, облезлые ветви деревьев за стеклом, раздвинутые, пыльные, потрепанные шторы – все это производило гнетущее впечатление. Еще и больничный кабинет: что же не прибрались? Поэтому возникали странные ассоциации с какой-нибудь заброшенной психушкой в каком-нибудь городе-призраке.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – дрожащим голосом предложила Люде Женщина. Видно было по ней – та пребывала в шоке.

– Спасибо...

Они сели за стол в обычном кабинете врача с кушеткой, раковиной для рук, полками с толстыми папками... И казалось, что это обычный доктор и пациентка, но то было совсем не так.

– Что вы хотите знать?

Люда сосредоточенно глядела на желто-коричневый узор "под паркет" на линолеуме, не зная, как сказать, не зная, с чего начать, не зная, где взять силы, чтобы успокоиться. Женщина терпеливо ждала, и наконец девушка тихо проговорила:

– Мой отец умер, когда я была маленькая, и я ничего не знаю о нем. Мать мне не рассказывала.

– Был пожар. Все думают, что вы умерли. Но вы, – Анна Леонидовна внимательно посмотрела ей в глаза, – очень похожи на Захара. Как же вы спаслись?

– Да я сбежала из горящего дома. Меня...меня там и не было. Мама думала, я там, а я на самом деле училась открывать бутылки пива со своей подружкой.

– О, как! Детское хулиганство спасло жизнь!

– Да, но это не важно уже сейчас. Главное, что я жива. Я ничего не знаю о пожаре, – поспешила она заверить Анну Леонидовну, – не знаю, почему он произошел. Естественно, мать со мной, тогда еще ребенком, советоваться не стала бы! – девушка нервно улыбнулась: – Я не виновна в этом несчастье, что постигло весь район города.

– Я понимаю, Люда.

– Вы знаете, как меня зовут?

– Конечно. Ваш отец...он кричал ваше имя... почему-то.

– Но почему? – изумилась девушка. – Скажите, умоляю, как это произошло! Я хочу все знать о папе, что вы про него знаете! Мать никогда не рассказывала мне о нем, а если я приставала с вопросами, строго обрывала все попытки поговорить о нем. Я не знаю почему, но думаю, его смерть причиняла ей много горя и боли, и воспоминания были ужасны для нее...

– Люда, – мягко прервала ее врач, – я не знаю, какими были отношения в вашей семье, но я тогда являлась вашим семейным доктором. А Захар? – она грустно улыбнулась. – Он был очень красив, и вы очень на него похожи: те же темные волосы, те же глаза, форма лица... Он обладал хорошими манерами, мягким характером. И ваша мать, Алевтина Петрова, очень любила его, но потом что-то, видимо, случилось. Однажды она привезла его сама на машине, и тот был без сознания, лишь бредил что-то, звал свою дочь по имени, то есть вас. Он был избит до полусмерти. И мне показалось это очень странным, ведь всегда считала, что ваши родители – идеальная пара. Алевтина Алексеевна так любила Захара Витальевича! И он ее – тоже!

– Он поступил с побоями? – сама пугаясь своего вопроса, спросила Люда.

– Да. В том-то и дело.

– А что же его родители, мои бабушка и дедушка...?

– Но он был из детского дома, – удивленно прервала ее Анна Леонидовна. – Разве вы не знали?

– Нет, мама наоборот говорила, что перестала с ними общаться, со своими свекрами, после смерти папы!

– Странно. Многие это знали.

Это открытие удивило Люду, что на миг она потеряла дар речи. Тупо глядя на тюлевые оконные занавески за спиной у Анны Леонидовны, на алоэ в коричневом, дешевом горшке, девушка пыталась собраться с мыслями.

– А что он говорил в бреду?

– Он... Он... – доктор вздохнула, словно бы собираясь с духом: – Он звал вас, проклинал жену, говоря, что она – его убийца, что не было где-то какой-то мести, и чтобы она не смела трогать какого-то ребенка.

– Какого-то ребенка?! Какого такого ребенка?!

– Не знаю. Не думаю, что он имел в виду вас. Этого и просить не нужно было бы – какая мать тронет свое дитя. Ходили слухи среди медсестер и медбратьев, что присутствовали тогда, что у вашего папы имелся ребенок на стороне. Мне с трудом в это верится, но все же... Скорее всего, его оклеветали. Другого объяснения я не вижу.

– То есть она узнала какую-то тайну папы и убила его?

– Люда, к сожалению... Крепитесь... Но это так. Она избила его, и он умер от травм и побоев.

– А пожар...?

– Про пожар, к сожалению, ничегошеньки не знаю. Да и временной отрезок между этими событиями был приличный.

– У нее имелись доказательства о ребенке?

– Я думаю, нет. Никакой ребенок потом никак не "всплыл". Зато за мужчинами, признаться честно, по слухам, Алевтина Алексеевна приударяла только так. Наверное, она нашла повод. Я после того случая сразу же отказалась быть вашим семейным доктором, Люда. Простите, но я не смогла бы жить с этим.

– Понимаю. Спасибо вам, Анна Леонидовна. Не говорите, пожалуйста, что мы встречались, и что я жива, – поднимаясь со стула, сказала Людмила. – Я уеду из Эльмирграда навсегда. Я не хочу видеть Петрову. Она мне не мать больше. Правильно, что ее все тут так ненавидят. С этой минуты я ее тоже ненавижу. Всем сердцем.

– Хорошо-хорошо. Конечно, не скажу. Я провожу вас...

Девушка на ватных ногах вышла из кабинета, за ней следовала и эта мягкосердечная Женщина. Людмила обернулась к ней как-то отрешенно уже почти у самого выхода из больницы и, прошептав "Спасибо", угрюмо поплелась дальше. Эта новость шокировала все ее существо. Слезы ручьями текли из глаз по щекам. Казалось, нечем дышать, казалось, разрушились все грезы, все упования, все надежды, все самое лучшее, все самое отрадное неслось ко всем чертям. Ей не хотелось жить, ей не хотелось ничего. Ей хотелось только одного – найти свою мамашу и заставить ответить за все, а потом умереть, чтобы, быть может, встретиться с папой. Да, неизвестно, почему мать так поступила. Да, нельзя верить чужим домыслам и слухам, но Люда считала, что никакому убийству не должно быть никакого объяснения, и никакого оправдания, если речи не идет о защите Родины и тех, кого любишь. Что бы не сделал ее отец, чем бы не прогневал жену, все же смерть – это слишком.

Уже много-много эпох назад дети стали считаться роднее отцам, чем матерям. Редко, когда на судах ребенка не оставят папе. У земли много может быть овощей: и морковь, и огурец, и кабачок... А из определенной семечки рождается только определенный плод. Выражение "носить дитя под сердцем" давно уже никого не умиляет, да и вообще считается устаревшим. В наши дни скорее скажут: "дети в утробе матери паразитируют".

Ребеночка, будь то мальчик или девочка, не доверяют малознакомой Женщине. Если Женщина признается, что обожает нянчиться с малышами, то ее могут и засмеять. Если обернуться назад, в седую-седую древность, то покажется, что мир словно бы сошел с ума.

Потому и остались отчества. Никого не зовут, например, Мариновной или Еленовной. На холсте что угодно написать может какой угодный художник. Женщины, которые в наши дни не больно-таки и любят сидеть дома в декретах, с радостью соглашаются, что дети роднее отцам, и пусть что их вынашивают матери.

Люда, пряча слезы, быстрым шагом вышла из больницы. Мать лишила ее самого дорогого, что может быть у человека – отцовской любви, тепла и ласки. Она чувствовала себя сиротой, и сейчас всем сердцем ненавидела свою родительницу.

"Ирлинда – ты моя Родина, ты мой идеал, ты мой образец для подражания, ты моя мать... Ты все для меня! Ты станешь моей путеводной звездой. За Родину, за Матриархат! А, Петрова Алевтина, забудь, что у тебя есть дочь! Я отрекаюсь от тебя! Клянусь, я никогда не прощу тебе смерти папы! Никогда!".

Так думала Люда, шагая от больницы к автобусной остановке, как вдруг у нее зазвенел телефон. "Дашок" – высветилось на экране.

Глава 27

Примирение

Дима лежал на кровати и горько плакал, сжимая в руках собственный сборник песен, который сюда принес Денис, как немую мольбу подумать над выбором. «Нет, почему она требует, чтобы я порвал помолвку? – думал юноша про Евгению Александровну. – Я ведь люблю Стешу... Почему мне придется выбирать? Я выберу любовь, но что станет с Денисом?».

Младший брат, которому исполнилось недавно восемь лет, как и все сверстники, верил в мечты, добро, сказку и в то, что каждый юноша – царевич. Денис считал, что Степанида не достойна его прекрасного брата, но всегда молчал об этом, никогда не выказывая недовольства. Мальчику хотелось, чтобы Дима и дальше шел за своей мечтой, становясь все более успешным певцом, и сейчас, пока того не было дома, подкинул ему комнату сборник песен, чтобы таким намеком посоветовать не рубить с плеча. Когда Митенька постепенно становился популярным, популярным в своем классе становился и Денис – еще бы, младший брат начинающего, но уже, по сути, известного певца! Да, он популярян, но пока все равно не настолько влиятелен в мире музыки, и если Евгения Александровна его бросит, то постепенно слава пойдет на нет. Денис не преследовал меркантильных целей, нет. Да, он родился в семье со средним достатком, и разбогатели они благодаря старшему брату. Что правда, то правда. Но... Стеша ему не нравилась. Она казалась мальчику совсем не такой, какими описывались храбрые принцессы-рыцари или галантные леди. Простая хорошая девушка, немного приземленная, немного грубая внешне, она не вписывалась в идеальный мир людей с высшим образованием. Криленковы Лариса Степановна и Егор Петрович оба окончили вузы. Зная это, всегда слыша от родителей, что учеба многое значит, Денис считал, что Стеша, с девятью классами, не достойна его брата. Дима же был в корне не согласен с ним.

Проплакав почти до вечера, закрывшись у себя в комнате, молодой певец ни разу не спускался. О том, что произошло, прослышал Дениска, а родителям сама Евгения Александровна позвонила и сказала, что она против брака своего подопечного и "этой гопницы". Лариса Степановна расстроилась, хотя виду не подала ни голосом, ни интонацией, но ей тоже будущая невестка не очень-то нравилась. "Что я, разве для этой шалавы, без образования, его родила и растила?" – думалось ей. А Егор Петрович, как всегда, расстроился и весь испереживался за сына – он всегда занимал сторону Димы и Стеши, считая потенциальную невестку хорошей девушкой. И пусть, что ее образование – только аттестат из школы об окончание девяти классов. Учиться никогда не поздно, еще сможет пойти в вечернюю школу, а потом – и в вуз!

После ужина, на котором Дима отсутствовал, в дверь неожиданно позвонили. Это оказалась Стрижевая.

– Здравствуйте...

– Добрый вечер, Евгения Александровна, – сухо поздоровалась Лариса Степановна.

– Евгения Александровна, ну, что же вы так?! – разочарованно спросил ее Егор Петрович, сокрушенно качая головой.

– Я к Диме...

– Он, наверняка, не хочет вас видеть, – сказал отец певца, а мать, мягко взяв мужа за руку, сказала тихо:

– Я позову его.

Лариса ушла, а продюсер и отец Димы остались одни.

– Стеше двадцать лет, и она женственно ждала, пока Митеньке исполнится восемнадцать, чтобы сделать ему предложение.

– Ей двадцать лет?! – от удивления глаза Евгении, кажется, вышли из орбит. – Двадцать лет?! Вы не шутите? Я думала, ровесники они!

Но ответить Егор не успел: послышались шаги и голоса, а через минуту к ним вышли Лариса и восемнадцатилетний Дима, "которого женственно дождалась Стеша".

Юноша замер перед своей продюсером, не зная, что сказать. Он думал, что она пришла узнать его решение: продолжать карьеру певца или свадьба с любимой девушкой. Но вместо этого Женщина сделала шаг вперед и заключила Диму в объятия.

– Прости, – сказала она.

Глава 28

Тепло дружбы

Даша, вглядываясь в толпу прибывших на космодроме, искала глазами Люду. Подруга уже знала, что случилось с ней, о ее отце, поступке матери... обо всем. Девушка все как на духу ей рассказала тогда по телефону, даже не стараясь скрыть своих слез, хотя Женщины не должны плакать. Дарья пригласила ее к себе погостить, отдохнуть, все обдумать.

– Дашк!

– Людк! – они наконец-то заметили друг друга в толпе прибывших и в толпе встречающих и побежали навстречу.

Подруги, кажется, сами не ожидали, что настолько соскучатся, и теперь, обнимаясь, слов не могли подобрать от радости.

– Ну, пойдем к машине, к такси. Я пока не такая богатая, чтобы собственную тачку купить!

– Спасибо, что встретила.

Даша кивнула, и они молча направились к выходу.

Когда девушки шли длинной дорогой по территории космодрома к автомобильной стоянке, подруга ничего не говорила, ведь знала по себе, что испытывает сейчас, наверное, Люда. А та, и правда, не могла поверить, что где-то бывает так красиво: яркие краски первых зеленых листиков на деревьях, изумрудная трава, набирающие бутоны желтые и фиолетовые крокусы. А воздух чистый, наполненной ароматом весны! Арвиан был красив, ярче, чем серо-бежевый мир Земли, но все равно Новая Венера в тысячу раз прекрасней, ведь она настоящая, не искусственная, не рукотворная космическая база. Люда, засмотревшись на всю эту красоту, на миг даже забылась от своего горя. Но уже сидя в машине, ей вспомнилось, как совсем недавно узнала страшную тайну сначала от Збигнева, потом – от врача. Дарья с сочувствием смотрела на нее.

Космодром в Ирлиндхилле такой же, как и везде: современное, "стекло-бетонное" здание, в окружении милого парка с цветами и флагами всех планет Вселенной. Отдаляясь от него, в город, Люда увидела, что на окраине столица инопланетян ультра-современная: с высоченными небоскребами, с аэро-метро, с левитирующими платформами и с другими изысками архитектуры сегодняшнего века. Но все равно, благодаря окружающей среде, тут было ярче, чем на Земле. На блестящих стенах домов отражались голубое небо, белоснежные облака и парящие машины. Внизу разбиты зеленые, цветущие парки...

Центр Ирлиндхилла славился помпезной архитектурой, тут стояли дома с лепниной, статуями, портиками, со всевозможными, захватывающими дух, украшениями. Одни здания, словно бы парили в небе: так построены были их шпили, другие, как львы раскинули крылья-лапы, другие прятались в прелестных садиках, за кованными заборами. Все лифты и платформы, аэро-метро были оформлены "под старину". Ирлиндхилл был прекрасен, он оказался еще восхитительнее, еще прекраснее и еще чудеснее, чем на фотографиях и открытках, и Люда не могла поверить, что видит его на самом деле. Они проехали мимо огромного здания с колоннами и портиком.

– Это Военная Школа. Некоторые наши призывницы, которых я буду обучать, окончили ее. Там, кстати, училась и наша Нэрва.

– Это кто?

– Наследница. Дочь Правительницы Эрши. Они тут у нас кто-то типа королевы и принцессы.

– "У нас", – улыбнулась подруге Людмила. – Ты уже "у нас" говоришь, а ни "у них". Полюбила Новую Венеру уже?

– Очень! Как же ее не любить? Это такая радость – быть тут, где кого-то родилась Туманная Освободительница.

– Дашок, счастлива за тебя! – широко, искреннее улыбнулась Люда.

– Не бойся. Прорвемся! И тебя пристроим в армию!

И на душе дочери Петровой словно бы распустились бутоны розы, на сердце потеплело: как хорошо, когда тебя кто-то любит.

* * *

Галя сидела на полу и разглядывала напечатанные на толстой пластиковой бумаге портреты своего дяди. Фотосессия удалась на славу, но Богдан ее стеснялся, считая "ужасом-ужасом", не привыкнув к роковому образу, созданным стилистами. Ксения Ивановна же осталась очень довольной. Она даже по телефону Авдотье сказала, что погорячилась, что негоже своего семнадцатилетнего сына "женихать", а просто встречаться с Риммой они, конечно же, могут. И пока внучка Гадетской любовалась на фото своего прекрасного дяди, бабушка стояла за каменными воротами особняка и вместе с закадычной подругой прятала длинную верёвочную лестницу в плюще. Женщины пыхтели, стараясь, чтобы было не заметно, к тому же действовать нужно быстро – никто не должен заметить их.

Тем временем, спрятавшись ото всех в оранжерее, Богдан пытался рисовать ромашки, но это у него не получалось. Цветов тут росло, по меркам земных любителей садов, много: его матери клубни, луковицы и семена привозила Авдотья. И почву для них подогнала на экскаваторе. Но даже такое разнообразие не увлекало юношу, не дарило вдохновение. Им завладели мысли совсем не об изобразительном искусстве, не давали сконцентрироваться на деле. "Ты не лишай меня надежды. Я столько лет тебя ищу" – вспоминались ему строки, сказанные совсем недавно одной девушкой. Но то были совсем не ее стихи, а что-то вроде цитаты, а это значит, что... Это ничего не значит! Ну, прочла и прочила она ему это маленькое стихотворение... И что? Да ничего! Внезапно раздался робкий стук, и Богдан, вздрогнув и закрыв этюдник, обернулся. В дверях оранжереи с ведрами стояли Катя и Валя.

– Прости, что потревожили, – сказала последняя юному "господскому сыну", – но нас сюда садовница прислала.

– Ничего страшного, – улыбнулся юноша, встав с ажурной скамейки, – Я... я уже ухожу.

– Мы не помешаем! – воскликнула Валя.

– Нет-нет, что ты?

– Если что, мы можем и позже прийти! – заявила Катя.

Богдан лишь улыбнулся и деликатно покинул оранжерею. Валентина бросилась было за юношей, но подруга успела задержать ее за локоть.

– Стой, ты куда? – просипела девушка. – Опять я буду все одна делать, пока ты строишь глазки хозяйскому сыночку?

– Ничего ты не понимаешь, Катька. – пробормотала Валентина, глядя на дверь, за которой только что скрылся любимый.

– Понимаю. Это ты не понимаешь. Если его мамаша что-то узнает, ей это мало понравится, помяни мое слово. Если не хочешь вылететь с работы, забудь Богдана.

– Я тут ради него.

– А я вот нет. Мне тут в комнате для слуг уютнее, чем в метро.

Валя обернулась к ней, и хотела было что-то сказать, как та продолжила:

– И потом, Валюша, каким ты видишь ваше будущее?

– Я заработаю деньги на учебу, чтобы быть достойной его, чтобы потом найти достойную работу с достойной зарплатой, чтобы содержать семью.

– Ну... Тогда старайся, чтобы Гадетская никогда не узнала о твоих чувствах к ее сыну. Мой тебе совет! Что-то мне подсказывает, что это ей не понравится.

Валя только кивнула, и обе девушки только хотели приняться за работу, как вдруг раздалась громкая музыка...

Глава 29

Серенада

Планетарный Сириус, который прозвали Зеркальной Землей, всегда славился своей чопорной, гордой аристократией. После смерти А-Норда кронпринцем был провозглашен его двоюродный брат Гейз. Этот молодой мужчина был старше покойного наследника, к тому же уже давно женатый и имеющих двоих детей. Он не скрывал своего разочарования, когда кузен расстался с леди Адрией и закрутил роман с Ирлиндой, пусть хоть и инопланетянкой, пусть хоть и великой, но белой женщиной. После того, как Акрукс Норд ушел навсегда, вместе с ним ушло и то временное потепление отношений между черной аристократией и белыми простолюдинами.