Текст книги "С тобой товарищи"

Автор книги: Мария Прилежаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Глава XVI. Как ты жил без меня?

Какой угрюмой тишиной встретил мальчика дом! Как будто все вещи, стены и окна, за которыми металась вьюжная ночь, сговорились молчать и притворяться чужими.

Тяжело на душе!

Мальчик сел к столу, сгорбив плечи и сжав кулаками виски. В этой позе отчаяния он просидел довольно долгое время.

Потом надо было все-таки приготовить уроки. Вечер тянулся пустой, томительно длинный, печальный вечер, без друзей и надежд.

А когда пробило десять часов и стало ясно, что Гладковых ждать бесполезно, Саша заснул. Он спал крепко. Ему снилось или сквозь сон показалось, что в маминой комнате вдруг вспыхнул свет, словно зажглось среди ночи яркое солнце. Может быть, это было не солнце, а лампа под желтым абажуром? Отворяясь, скрипнула дверь, протянулась дорожка, по дорожке из света к Сашиной кровати бесшумно приблизилась мама.

Боясь спугнуть сон, Саша со вздохом зарылся глубже в подушку.

Он прогнулся, когда на дворе стоял день. Метели как не бывало. На утреннем небе с еще не остывшими следами зари выделялись отчетливо линии крыш, труб, антенн. Что-то бодрое, праздничное было в этой четкости линий, в нежном сочетании красок – голубой, розовой, белой.

Ощущение воскресного утра охватило Сашу. Вскочить, включить радио! Надо приготовить коньки или сначала прочесть «Юмор» Чехова. Вчера Юрка Резников в большую перемену читал эту книгу и хохотал.

Но Саша вспомнил «вчера» и не вскочил. Он тихо лежал, пока не услышал движение в маминой комнате. Только тогда он увидел на этажерке кожаный шлемик. Значит, ночью ему не приснилось – она верно приехала.

– Мама! – закричал Саша, так высоко подскочив на кровати, что все пружины запели.

Радость!

Знакомый халатик, рассыпанные по плечам мокрые после ванны волосы. Саша прижался щекой к влажным прядям.

– Мама!

– Здравствуй, Саша! Ну, как жил?

В это время Агафья Матвеевна внесла чайник. Саша быстро оделся и принялся хлопотать. Он метался от буфета к столу и так азартно хозяйничал, что не успел ответить. Он хитрил с самим собой и оттягивал время.

Если б еще мама не такой веселой вернулась!

За завтрак сели втроем. Саша был рал: может быть, Агафья Матвеевна намекнет – вот, мол, что-то случилось. Она могла вчера догадаться по его виду.

– Как он здесь без меня? – спросила мама смеясь.

Вопрос задан был для того, чтобы доставить удовольствие Агафье Матвеевне – ей, наверное, не терпелось пожаловаться на что-нибудь. Например, Джек вечерами скулил. Но, к великому огорчению Саши, Агафья Матвеевна не была расположена его разносить. Она лаконично ответила:

– Жил. Ничего.

Высоко держа в растопыренных пальцах блюдечко, Агафья Матвеевна не торопясь, обстоятельно пяла чай и между прочим докладывала хозяйке о том, что, казалось ей, требовало обсуждения в первую очередь.

– …На свеклу полтинник. Баранок к чаю покупала, считайте еще шесть с полтиной.

Эта деспотическая старуха способна была отчитываться целый час. Попробовали бы ее не дослушать! Мама, конечно, не решалась прервать поток красноречия и сидела за столом с таким задумчивым видом, что польщенная вниманием Агафья Матвеевна разливалась соловьем. Ее хозяйственным сметам не видно было конца. Вдруг она опустила блюдце на стол и, насупив брови, грозно умолкла.

– Да? Что? – застигнутая врасплох, быстро спросила мама.

Но старуха уже успела разгневаться:

– Мимо ушей слова пропускаете. С вами говорить – время попусту тратить!

Поджав губы, она собрала посуду и, оскорбленная, удалилась из комнаты.

Мама вздохнула:

– Золото наша Агафья Матвеевна! Вот рассердилась ни с того ни с сего.

Но, кажется, мама была втайне довольна тем, что может теперь без помехи, свободно подумать о чем-то своем. Она прошлась по комнате, перебрала на письменном столе стопку книг, заплела в косу и уложила еще не просохшие волосы.

Саша видел серьезное, строгое выражение маминых глаз. Она о чем-то сосредоточенно думала. Она даже не замечала, что вот уже столько времени они вдвоем с Сашей молчат.

Что произошло в маминой жизни?

– Мама, как твоя операция?

Она обернулась, и прежде чем Саша услышал ответ, он понял по ее спокойному, глубокому взгляду, что все хорошо. Она присела на диван, где в уголке, подобрав ноги, неловко съежился тихий мальчик.

– Здоров ли ты, Саша?

– Здоров! Абсолютно!

Саша постарался изобразить на липе веселую бодрость, расправив плечи типичным спортсменским движением. Однако ему довольно трудно было смотреть маме прямо в глаза. Что-то в нем требовало: «Надо сейчас же сказать!» И что-то удерживало: «Нет, нельзя сейчас говорить!»

– Саша! Как у тебя? Благополучно? Как в школе?

Сердце бешено застучало в груди: «Сказать!» Но мама знакомым ласковым жестом откинула со лба его волосы и, посмеиваясь над своими тревогами, заговорила негромко:

– Вчера ночью подъезжаю к дому, и отчего-то мне стало страшно: вообразила вдруг, что без меня здесь случилось плохое. Вхожу – вижу, ты спишь. Забавный ты, Саша, во сне: уткнулся носом в подушку, посапываешь. И сразу отлегло от души. А у меня, Саша, радость: очень удачно прошла операция. Случай был трудный на редкость. Да, мы добились победы, теперь это можно признать.

«Нельзя говорить о вчерашнем. Нельзя!» пронеслось у Саши в уме.

Он сидел неподвижно, вперив, как гипнотизер, глаза в одну точку. Горло перехватила тоска. Саша боялся вымолвить слово, он чувствовал, что расплачется, лишь начнет говорить. К счастью, в соседней комнате зазвонил телефон, мама ушла.

– Сейчас выслали? Да, да, готова! – услышал Саша оживленный мамин голос. – Устала? Нет, ничего.

Очевидно, за ней высылали машину.

Она вернулась к Саше уже одетая, и в лице ее, побледневшем за эти несколько дней, и в немного запавших глазах светилась радость.

– Не удалось нам досыта наговориться, Сашук, вызывают на совещание. Но я даю тебе слово, в первый же выходной мы с тобой улизнем покататься на лыжах. За город, в лес. Подальше. А завтра, Саша, я делаю доклад в Академии наук. Пора обнародовать результаты десятилетней работы. Еще один шаг вперед. Этот шаг снова сделали мы, советские люди!

Под окном, во дворе, загудела машина.

Мама подошла к Саше, взяла руками его голову и, откинув, заглянула близко в глаза. Должно быть, что-то она увидала в глубине его глаз, что смутило и испугало ее.

– Что с тобой, Саша?!

Под окнами надрывался гудок.

– Мама! Ты опоздаешь! – закричал Саша в преувеличенном страхе. – Собирайся живей!

Он бросился искать ее перчатки, портфель, изо всех сил стараясь казаться беспечным, счастливым.

– Что со мной? Ха-ха-ха! Ничего! Ты вернулась, а я-то подумал, что снишься! Как смешно! Ну, скорее же, мама!

Саша торопил ее, суетился и никак не мог успокоиться, пока за ней не захлопнулась дверь.

А оставшись один, он прислонился лбом к косяку книжной полки и перевел дыхание, словно только что свалил с плеч тяжелый мешок.

Агафья Матвеевна за его спиной прогремела посудой. Мальчик стоял лицом к книжной полке и, казалось, задался целью изучить в это утро все переплеты. Агафья Матвеевна покашляла, звякнула ложками, уронила одну. Мальчик не отрывался от переплетов, даже не повернул головы.

«Э, – смекнула старуха, – что-то с грамотеем неладно». Чтоб вызвать на разговор «грамотея», она решила пустить в ход испытанное средство.

– Стоит, как статуй! Эки бесчувственные пошли нынче ребята! Мать вернулась, а он, как сентябрьский день, разугрюмился. В прежние-то времена…

Враждебная вылазка не произвела впечатления. Мальчик молчал.

Агафья Матвеевна подперла кулаками бока, всем своим видом выражая величайшее недоумение.

– Сынок! А с тобой ведь плохое стряслось, – поразмыслив, догадалась она.

Тут Саше снова пришлось не мигая нацелить глаза, в одну точку.

Он усвоил этот прием – помогает в тех случаях, когда что-то подкатит к горлу и больно распирает грудь изнутри.

Ласка Агафьи Матвеевны вконец доконала Сашу.

Старуха встревожилась:

– Никак, заболел? Сашенька, я липового чайку вскипячу. С двух стаканов хворь выгоняет. Глядите-ка, с лица побелел. Молчит, как поврежденный. Ах, беда!

Проворно шаркая подшитыми валенками, она отправилась в кухню.

Однако липовый чай кипятился напрасно. Может быть, Агафья Матвеевна слишком долго с ним провозилась, но так или иначе, вернувшись в комнату, она застала ее пустой. Больной бесследно исчез. Всердцах Агафья Матвеевна выплеснула в раковину целебную настойку и, так как никого поблизости не было, обрушила гнев на свою собственную голову:

– Из ума, видать, выжила, старая! Где бы березовой кашей лечить, потчует липовым чаем! Верно люди говорят: «Человек два раза глуп живет – стар да мал»…

Глава XVII. Друзья принимают решение

С близнецами что-то случилось. Обед прошел в чинном молчании. Дети до того благопристойно держали себя, что мать забеспокоилась. Она переводила с одного на другого настороженный взгляд.

– Костя, хочешь еще супу?

– Нет, мама, спасибо.

– Юля! Погоди вставать. Я приготовила вам на третье оладьи.

Как ей хотелось всегда побаловать своих «малышей»! Старшая дочь, навещая время от времени мать, пеняла ей:

– Вы, мама, нас строже воспитывали, а для близнецов в вашем доме запрета нет. Вырастут они у вас себялюбцами, наплачетесь с ними.

Мать не спорила со старшей, такой благоразумной и рассудительной дочерью, только посмеивалась про себя: «Это близнецы-то себялюбцы?»

После обеда дети спрятались в Юлькином уголке, отгороженном ширмой.

– Костя, он так и сказал: «мой вольтметр, не отдам»? – спросила строго Юлька.

– Да нет же! – воскликнул Костя с досадой, удивляясь странной непонятливости сестры. – Вовсе не так. Я не помню, что точно он говорил, но видно было, Саша не хочет дарить вольтметр вместе с классом. Он хотел от себя. И чтоб все его восхваляли.

– Ну?

– Что «ну»? Ребята обиделись. Как ты думаешь, Надежде Димитриевне приятнее было бы, если бы весь класс подарил? Все так ждали, надеялись, что будет сюрприз. И вот все сорвалось. И вообще…

– Что «вообще»? – нахмурилась Юлька.

Костя мрачно смотрел в сторону, избегая взгляда сестры.

– Я разочаровался в Саше. Он оказался совсем другим человеком.

– Ты уверен? – холодно спросила она.

– Да что ты так за него заступаешься? – рассердился Костя. – Никакого самолюбия! Он же напал на тебя!

Юлька спокойно возразила:

– Не он. Я на него напала. Теперь мне понятно, почему он не был на сборе. Костя, каким Саша оказался «другим» человеком?

– Таким, что когда делается общее дело, на него не очень можно надеяться, – резко ответил Костя.

Они замолчали. Юлька уныло накручивала на палеи упавшую прядку волос.

– Знаешь, что говорил Ключарев? – сказал Костя, решившись, должно быть, до конца раскрыть Юльке глаза на их бывшего друга. – Он говорил: если бы мы были не просто седьмым «Б», а… «Молодой гвардией» во время войны? Приняли бы Сашу после этого случая, как ты думаешь?

– Какой ужас! Наверное, нет, – шопотом ответила Юлька.

Она сидела на кровати, обхватив колени руками, и внимательно смотрела на брата. Она вместе с ним обвиняла товарища и хотела его оправдать.

– Что же будет?

– Не знаю, – вяло ответил Костя. – Ребята ему не простят.

– А ты?

– Мне Сашу жалко. И я.

Снова молчание, и новый вопрос:

– Вы считаете его эгоистом?

– Эгоистом.

– И несознательным?

– Да.

Юлька взбила подушку и с ожесточением смяла.

– А я знаю сто случаев, когда Саша был не эгоистом и очень сознательным.

– И я знаю, – грустно согласился Костя. – Но в этот-то раз…

Чувствуя, что сердце брата начинает оттаивать, Юлька просительно заглянула ему в глаза:

– Костя! Не может быть, чтоб вдруг в один день Саша навсегда изменился в противоположную сторону!

Костя молча рассматривал незатейливые узоры на ширме. Юлька вздохнула. Это был вздох человека, который теряет надежду.

– Воскресенье. Саша одни.

Никакого ответа.

– Может быть, он заболел? Позвонить ему, Костя?

– Не бывает, чтоб в таких случаях обязательно заболевали, – последовал равнодушный ответ.

Юлька встала и, опустив руки и голову, долго что-то напряженно обдумывала.

– Мне все ясно, – сказала она, раздельно выговаривая слова. – Один человек страшно ошибся. – Она сумрачно посмотрела на брата. – Все сразу от него отвернулись, и даже его лучший друг. Не понимаю!! – Юлька пожала плечами.

– Что должен делать лучший друг? – спросил нерешительно Костя.

– Узнать! Расспросить! Помочь! Посоветовать! – гневно крикнула Юлька. – Костя, может быть Саша раскаивается? И… может, он все-таки не «другой» человек, а просто ошибся? И тогда… Слушай-ка, Костя, если даже его завтра не примут в комсомол, после ведь могут принять? А если мы не поддержим, вдруг он навсегда упадет духом! Давай. Костя, пойдем!

– Ладно. Согласен. Пойдем!

Юлька захлопала в ладоши.

Джек, готовый в любую минуту разделить веселье хозяйки, сорвался с подстилки. Началась суматоха.

Мать вздохнула.

– Видишь ли, мама, вчера у нас с Сашей получился конфликт… Да скорей же ты, Костя!

Юлька сдернула с вешалки шубу и в дверях ждала брата. Как на грех, он не мог разыскать свою шапку. Под руку попадались разные бесполезные вещи – варежки, свитер, портфель, – все, кроме шапки.

– Мы придем и самым обыкновенным образом помиримся с ним, – рассуждала вслух Юлька, – потом узнаем, что происходит.

Костя продолжал искать свою шапку.

– Никто не собирается его защищать, если он подвел весь ваш класс. Но нельзя человека бросить… Костя, можно подумать, что ты тянешь нарочно! Или ты хочешь, чтобы я шла одна?

Она с нетерпеливой решимостью посмотрела на брата. Отчаявшись, Костя сказал:

– В чем итти, если эта проклятая шапка исчезла? Какая-то просто судьба со вчерашнего дня преследует Сашу!

– Ах, преследует! Тогда я одна.

Но тут в роли судьбы из-под кровати выскочил Джек с изрядно потрепанной, пыльной ушанкой в зубах. Боясь упустить хозяйку, он кинулся к двери. Произошла короткая стычка, во время которой Джек яростно рвался на улицу, Костя разжимал ему зубы, а Юлька клялась, что совершенно не стоит любить такого сумасшедшего пса. Наконец, выручив шапку, они убежали из дому.

На звонок предстала во всем своем грозном величии Агафья Матвеевна.

Ее глаза сверкали презрением из-под надвинутого на брови платка.

– Хватились Насти, когда ворота настежь! – отрезала старуха и, не вдаваясь в подробности, захлопнула перед ребятами дверь.

Это была настоящая нота протеста со стороны Агафьи Матвеевны: отныне она разрывала дипломатические отношения с беспокойным Сашиным миром.

У девочки – это старуха заметила – темные большие глаза налились тревогой. Но Агафья Матвеевна решила больше не вмешиваться в чужие дела.

Она гремела на кухне кастрюльками и знать ничего не хотела.

Глава XVIII. Мама должна быть спокойна

Саша вышел на улицу без какой-либо видимой цели, скорее всего его выгнали из дому проницательные взоры Агафьи Матвеевны. Саше казалось: каждый, кто приглядится внимательнее, без труда разгадает в его душе хаос и смятение. Чудо еще, что ни о чем не узнала мама.

А если бы…

Машинально Саша свернул в тупичок, упиравшийся прямо в забор. Там детский сад. Он пуст в воскресенье. Свежий, неутоптанный снег укрыл тихий двор. Саша стал у забора и в щелку глядел на этот снег, сверкавший в лучах солнца.

Ну и светит же солнце! Откуда оно взялось после вчерашней метели?

Никто не знает, какое будет горе, если Сашу не примут в комсомол.

Он поежился: мороз пробрался под воротник, к спине и плечам, щипал щеки. Любой бы мороз нипочем, не будь этого горя на сердце. Его не примут – он понял сегодня, когда приехала мама.

Саша раньше считал: мама как мама, очень много работает, довольно веселая, любит его. Он и не думал, что она делает такое важное дело, которое завтра будут обсуждать на заседании Академии наук.

И там мама скажет, как утром: «Мы добились удачи».

А Саша! Как он старался прославиться!

Завтра Борис Ключарев, Коля Богатов, и Вихров, и Юрка, и все комсомольцы будут тоже его обсуждать.

Саша промерз и ушел от забора. Спрятав окоченевшие руки в карманы, он побрел куда глаза глядят.

С оглушающим треском пронесся мотоцикл. Раскатанное шоссе, вздымаясь горбом над рельсами окружной железной дороги, свободно уходило вдаль. Саша мысленно проследил его путь. Вот шоссе с разбегу вомчалось в широкую площадь и в ней потонуло, а площадь выбросила из себя, словно стрелы, в разные стороны улицы. Вот крутой переулок выбежал на простор скованной гранитом реки, над ней повисли гирлянды стройного моста. Красавцы мосты!

Саша любил темные ели у Кремлевской стены, площадь Пушкина тоже любил и всю улицу Горького.

А завтра он будет стоять перед ребятами в зале. Саша резко повернулся, как будто путь преградила стена и итти больше некуда.

Он далеко ушагал, почти до самого центра.

Так и будет шагать.

Если б можно было рассказать маме! Все. Мама! Ты представить не можешь, какой позор на тебя свалится завтра!

Должно быть, Саша ходил очень долго по улицам. Он не заметил, как солнце опустилось за крыши, в небе угас сверкающий свет, снег потускнел.

Быстро меркнут декабрьские дни.

Мальчик все шагал и шагал. Вперед. Назад. Каким-то образом он очутился на школьном пустыре. Деревянные домики смотрели на него своими крохотными окнами в белых сквозных занавесках.

По колено в снегу, Саша притаился за углом керосиновой лавки, и в мире не было человека грустнее его.

Вдруг он увидел Гладковых.

Первым движением Саши было куда-нибудь скрыться. Все что угодно! Провалиться сквозь землю. Вот до чего он дошел! Он бежал от друзей, от мамы, из дому, он убежал бы и от завтрашнего комсомольского собрания, если б было куда убежать.

Трус! Саша себя ненавидел.

Но так как Гладковы направлялись прямо к нему с явным намерением рассчитаться за вчерашнее столкновение с Юлькой, он подавил в себе горе и придал лицу выражение полного презрения к опасности. Он поднял кверху голову, как будто увидел на крыше что-то занятное. А там ничего особенного не было, даже антенны…

Но ноги его в коленках дрожали, потому что он очень устал за сегодняшний день и был голоден. Ему хотелось сесть в сугроб и заплакать. Он повернулся к Гладковым спиной:

– Нападайте, пожалуйста.

Он не услышал ответа и с угрозой сказал:

– Что? Ага! Испугались! Только попробуйте. Слабышки несчастные!

После таких оскорблений оставалось ждать тумака. Но его не последовало.

Саша в ярости обернулся.

Им представлялась возможность отплатить за вчерашнее. Что они, собираются издеваться над ним?

– Мы не можем нападать сзади, – ледяным тоном ответила Юлька. Она смерила Сашу надменным и насмешливым взглядом. – Вдвоем на одного нападать? Или ты думаешь, можно?

– Зачем вы пришли? – дерзко спросил Саша, но в сердце его шевельнулась надежда.

Юлька и Костя! Они могли притти за другим.

– Мы гуляем. Ты разве не видишь? – сказала с вызовом Юлька. Она заложила руки за спину. – Здесь красиво. Мы просто смотрим природу.

И, вскинув голову, она полюбовалась снежным гребнем на крыше, потому что, право же, нечем было еще любоваться – до самой школы тянулся пустырь, слева дома заслонили закат.

– А вчера я упала нарочно.

– Юлька! Для чего мы его искали весь день? – спросил с удивлением Костя, который не умел притворяться даже в самой незначительной мере.

– Я не знаю. Ты видишь, ему весело и без нас.

Неизвестно, зачем понадобилось Юльке потешаться над Сашей: кто, когда веселился с таким убитым лицом? Она повторила упрямо:

– Ему очень весело.

Тогда он пошел. Что же здесь оставаться? Но он не сделал и шага – Юлька схватила его за плечо. И Саша увидел такое участие и тревогу в ее темных глазах, что, потерявшись, сказал:

– Со вчерашнего дня я все один и все думал.

– Ну, сейчас! Тогда мы сейчас! – бестолково, громко, растерянно крикнула Юлька. – Костя, давай-ка скорей! Мы все решим. Мы обсудим.

Но что обсуждать?

Саша вдохнул глоток морозного воздуха, в груди стало немного просторней. Он ответил:

– Меня не примут в комсомол.

И Юлька, которая не уступала в бесстрашии любому самому храброму мальчику, опустила глаза и сказала беспомощно:

– Костя! Все-таки надо решить.

Костя собрал все свое мужество:

– Могут не принять, Саша. Ты ведь знаешь наших ребят. Саша, но через полгода тебя уж наверное примут.

Они замолчали. Напротив, в деревянных домишках, за белыми занавесками, зажегся огонь. Небо сразу густо засинело над крышами, голубые сумерки опустились на землю. На пустыре было одиноко и тихо. С жолоба оборвалась и под ногами ребят со стеклянным звоном разбилась ледяная сосулька.

– Костя, сбор прошел хорошо? – с грустной улыбкой спросил Саша.

Как недавно были эти счастливые дни! Они трудились, рисовали картинки, вместе придумывали новую развязку к истории Сэма!

– Сбор прошел хорошо, – ответил Костя, заливаясь румянцем. – Мы решили на пустыре сделать гору… Саша!.. – Он смущенно помолчал, раскапывая носком валенка снег. – Саша, завтра ты расскажи ребятам все честно. Конечно, трудно мириться, если поссорился с целым классом. Но ведь ты сам виноват.

Снова набрав полную грудь свежего воздуха. Саша сказал:

– У меня еще есть беда.

– Какая? – живо откликнулась Юлька.

– Приехала мама.

Юлька обменялась с братом удивленным взглядом и осторожно спросила:

– Саша, что ты сказал? Мне не очень понятно. Какая беда?

– Мама приехала, а я все скрыл от нее. Она не догадывается и очень веселая, а я теперь ничего не могу ей сказать.

– Не можешь? – переспросил с возмущением Костя. Он был снова разочарован в товарище. – Почему? Из-за трусости? Я думал. Саша, у тебя есть убеждения. Если ты с убеждениями, ты обязан сказать. Если ты скроешь… Ну, уж не знаю…

Он отвернулся. Это был человек, который не признавал середины: он уважал или нет.

– Ты не знаешь, о чем я говорю! – крикнул в бешенстве Саша.

Теперь все в нем подозревают плохое. Только плохое! Даже друзья.

Невольно он сжал кулаки. Но Юлька встала между товарищами.

– Объясни, Саша, – доверчиво попросила она.

В нем все еще буянило сердце, сбившись с ритма. Но когда тебе доверяют…

– Мы достигли в медицине новой удачи – сказал Саша. – Завтра мама делает доклад в академии. У мамы сегодня победа за все десять лет. А вы знаете, у нее была бы раньше победа, если б не я! Я мешал, потому что был маленький. А вы знаете, как американцы и разные капиталисты разорятся, что советские ученые нашли новый способ оперировать опухоли. Черти! Пусть злятся. У нас еще и не такое откроют…

Но тут Саша вспомнил, что с ним случилось, и угрюмо замолк.

Костя в замешательстве кашлянул.

– Если ей рассказать, пожалуй сорвешь настроение. Твоей маме, я подразумеваю. Как бы не провалила доклад.

– А я о чем говорю? – горько ответил Саша. – А я из-за чего мучаюсь? Должен сказать. И нельзя.

– Нельзя! Ни за что! – вмешалась Юлька. – С ума вы сошли, если только расскажете! Саша, переживай как-нибудь сам, чтоб она не заметила.

Снова что-то тяжелое навалилось Саше на грудь.

– Попробуй-ка ты, – ответил он сдавленным до жалости голосом.

Он вспомнил, как «веселился» утром при маме. Ужас! Тоска! Совершенно безвыходное положение.

– Мама всегда узнаёт по глазам. И теперь наверняка догадается.

Юлька посмотрела на мальчика и сказала застенчиво:

– Саша! Смешной, по твоим глазам догадаться нетрудно. Ну, пойдем.

– Куда мы пойдем? – оторопев, спросил Саша.

Юлька сдвинула шапку на затылок, что придало ей очень решительный вид.

– С тобой. К вам. Костя, нельзя провалить завтра доклад, ведь верно? Идемте!

Вечер. Небо. Слабые лучики звезд. Под ногами звонкий хруст снега. В окнах огни.