Текст книги "Мой русский любовник"

Автор книги: Мария Нуровская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Где ты была? – спросил.

– У четы Мулленов.

– И как посидели?

– Они не знают, во что мы с тобой ввязались… – Мой голос дрогнул, я не в состоянии была выговорить ни слова.

– А во что мы ввязались, дорогая? – спросил он спокойно.

– Ну как ты не понимаешь, это просто безумие! Как мы будем существовать, на что жить?

Саша смотрел на меня, и казалось, его молчание длилось целую вечность. Меня вдруг охватила паника: а что, если он согласится со мной, признает мою правоту, что за этим последует? Может, возьмет и перечеркнет все наши планы на будущее.

– Как и на что мы будем жить – это мои проблемы, а не твои, – отчеканил он.

Так, значит, все правда. На этот раз другой человек принимал решения за меня, впервые в своей жизни я не была одинока, не была сама по себе. Я бросилась к Александру с бьющимся от захлестнувшей меня благодарности сердцем. Его руки крепко обняли меня. Мы любили друг друга на узкой гостиничной койке. Я чувствовала, как он входит в меня, и ничего прекраснее этого не было на свете. Каждый жест любви был чем-то особенным, на каждое движение его тела мое отзывалось всей своей плотью. В те мгновения я не испытывала сомнений в его любви. Невзирая на то что чему-то не научилась, что не смогла найти своего места в жизни, сейчас я постигала самое важное – чувства, рождавшиеся из единства с другим человеком. И меня это больше не озадачивало. Постепенно я привыкала к мысли, что сама по себе не составляю единого целого, что этим единством мы становимся только вдвоем. И эту женщину, выступающую в дуэте с мужчиной, даже готова была полюбить. Быть может, мое неприятие себя в прошлом существовало из-за того, что я не любила себя в роли одинокой женщины. Вообще в роли женщины. Потому что не умела ей соответствовать. Достаточно было сравнить содержимое моей сумочки с содержимым сумочек любой из моих знакомых. И неважно, что и там, и там царил беспорядок. В моей никогда не было пудреницы! Вещи, без которой ни одна женщина не выйдет из дому. Мне частенько приходилось видеть этот жест – доставание маленького предмета из сумочки и пристальный взгляд в зеркальце. Такой проверки я не выдерживала. Жила с двойкой по этому предмету. Моя дочь в этом плане переросла меня – умела то, что для меня было недостижимо. Ей достаточно было как-нибудь замысловато повязать платок на шею, как ее облик тут же кардинально менялся. Иногда в этом свою роль играли клипсы, иногда заколка в волосах. Для меня все эти атрибуты женственности были сродни черной магии. Я не умела с ними обращаться, даже если б захотела.

– Почему ты никогда не красишь ногти, мама? – спросила как-то Эва. – Ведь у тебя красивые руки.

Меня так потряс заданный ею вопрос, что я не знала, что ответить. Она говорила на языке, которого я не понимала.

В конце концов я собралась с духом и позвонила ей в Варшаву.

– Что происходит, мама, когда ты прилетаешь?

Мгновенный страх, как перед прыжком в воду.

– Сама не знаю.

– Останешься до конца каникул?

– Даже, может, и дольше…

– Так ведь тебе уже не будут оплачивать отель.

– Я сняла квартиру, запиши мой новый номер телефона…

Меня хватило только на это признание, всю правду я не в силах была сказать. Слишком уж она была шокирующей. Предпочла цедить ее дочери по капле.

В первые дни сентября мы переехали в отремонтированную квартиру. У меня было мало вещей, набралось всего на один чемодан, а вот Александр упаковывал свои записи в картонные коробки, заставив ими чуть ли не весь гостиничный номер.

– Может, разобрать и часть выбросить? – несмело спросила я.

– A-а… ты хочешь лишить меня части моего архива! – вскинулся он.

Мне вдруг стало стыдно. Думаю, я вела бы себя точно так же, если бы пришлось ликвидировать мою варшавскую квартиру. Но мне это не грозило. Пока с нашей стороны была попытка совместной жизни, и, наверное, ни один из нас не знал, чем она закончится. Более существенным был вопрос «когда», а не «как» закончится. Ведь главным режиссером постановки было время. Сейчас по отношению ко мне весьма благосклонное. Неудобства и волнения, связанные с переездом, как ни странно, благотворно отразились на моей внешности. Я похудела настолько, что мое лицо и фигура как будто сами собой омолодились. Отважилась наконец и на визит к парикмахеру, сделавшему мне модельную стрижку. Он довольно коротко остриг мои волосы – отросшие космы мешали сзади и лезли в глаза спереди. И кажется, стрижка была мне очень к лицу. Впервые я даже нравилась себе. Подумала, что нравлюсь себе, натолкнувшись случайно на свое отражение в витрине. Меня охватило легкое удивление от осознания того, что это я, что я так выгляжу. Вдруг вернулось прежнее чувство отдельности от своего тела. Такое, как возникло у меня по приезде в Париж, когда передо мной замаячила женщина в крутящихся дверях аэропорта. Та, прежняя, в длинноватом немодном плаще, и нынешняя, красиво подстриженная, в костюме с иголочки, который ей необычайно шел (самое последнее приобретение), были двумя разными женщинами…

Квартира благоухала свежестью и чистотой. Новые светлые обои придавали ей иной вид и объем – помещение теперь казалось больше, чем в действительности. Времени, чтобы долго раздумывать над этим, у меня не было – мы вдвоем занимались сортировкой Сашиных архивных документов, вынимали их из разного размера папок и конвертов. Все складывали на антресоли, Александр стоял на столе, а я подавала ему стопки бумаг. Вздохнула с облегчением, когда у последней коробки показалось дно. В горле у меня пересохло. Пошла в кухню и налила себе минеральной воды. Стоя возле окна, смотрела на покатые черепичные крыши каменных зданий на противоположной стороне улицы, и только в этот момент до меня по-настоящему дошло, что я в Париже. До этого только бездумно твердила об этом, но такого сильного ощущения не испытывала. Теперь же Париж стал реальностью, моей реальностью. Самым реальным из всего реального в моей жизни. Эва всегда говорила, что нельзя жить так, как живу я.

– Почему ты ни с кем не видишься, мама?

– Я вижусь со столькими людьми, – пыталась я защищаться.

– Но у тебя нет ни одной близкой подруги, ты никогда никого не приглашаешь к себе в гости.

Гости? Гости – понятие, в высшей степени для меня чуждое. Иногда ко мне заходили, но эти визиты всегда были по делу – кто-то из института, студент, коллега с кафедры, коллега-преподавательница. Обычно я угощала их чаем. Но приглашать кого-нибудь в гости?..

А теперь мы как раз пригласили гостей. Должны были прийти Джордж, который через несколько дней покидал Париж, и чета Ростовых. Я тревожилась, как все пройдет, ведь я никакого понятия не имела о готовке. К счастью, оно имелось у Александра, по крайней мере, он так утверждал.

Первая ночь в нашей квартире. Широкая тахта, на которой можно вытянуться во весь рост. Невероятно, мы лежали на ней оба – и нам не было тесно.

– Ты не тоскуешь по нашему скромному ложу в гостинице? – спросил Александр, когда я потушила свет.

– Представь себе, нет, – рассмеялась я в ответ.

– А я тоскую, – вздохнул он.

– Ты, должно быть, испытывал массу неудобств, ведь ты выше меня.

– Да нет, всего лишь длиннее!

Я знала, что он перефразировал высказывание Наполеона. Увы и ах! Я не добилась в жизни ничего, что могло бы отметить мое существование на этом свете. Была средним преподавателем в среднем институте, а кем буду теперь – вообще неясно.

Хвастовство Александра по поводу умения готовить ни в коей мере не было преувеличением. Сперва был составлен список необходимых продуктов. В их покупке требовалась и моя помощь, но, очевидно, он не очень верил в мои способности в этой области. Потому что большинство закупок: мясо, овощи и вино – оставил за собой. Мне было поручено приобрести макароны, муку и приправы.

В тот день, когда мы ожидали у себя гостей, наша кухня была завалена всякой всячиной. С раннего утра в ней царил Александр, колдовал над какими-то заправками, следил за огромным казаном, где булькал бульон из овощей. Вел себя очень таинственно – не хотел мне признаться, что собирается подать на стол.

– Это будут блюда русской кухни? – допытывалась я.

– Французской, – скупо ронял он, а потом вообще попросил меня с кухни, добавив, что лучше мне пойти прогуляться.

– Будешь возвращаться – купи цветов.

– Каких?

– Большой букет маргариток, – крикнул он вдогонку.

Договорилась встретиться с Эдит Муллен. Мы сели с ней за столик открытого кафе на улице, где по-прежнему царили оживление и сутолока, но толпа была еще не парижской – большинство в ней были приезжие. Рядом с нами сидела группка немцев, они пили пиво, громко о чем-то рассуждая. Краснолицый толстяк с рыжей щетиной на щеках и веснушками то и дело разражался гоготом. Меня его гортанный смех сильно раздражал, я предложила Эдит пройтись. Возле собора Нотр-Дам у нас разболелись ноги, и мы присели на скамейку.

– Как вам живется в вашей новой квартире? – спросила француженка с приветливой улыбкой.

Немного поколебавшись, я ответила:

– Я там живу не одна…

– Ах так…

Мы смотрели на двух воробьев, устроивших у наших ног странные танцы. Быть может, то были какие-то птичьи любовные игры. Они то наскакивали друг на друга, то отпрыгивали, топтались, поворачиваясь вокруг своей оси. Определить их пол было весьма затруднительно. Клевок клювиком в голову партнерши, словно поцелуй, забавное растопыривание куцего хвостика, опять клевок.

– У меня связь с мужчиной моложе меня, – сказала я. И не без мазохизма добавила: – Намного моложе…

– Ах вот как… – повторила Эдит. Это был весь ее комментарий.

Мне бы на этом остановиться, но я любой ценой хотела узнать ее мнение по поводу такого союза, как мой.

– Вы, наверное, на такое бы не решились…

Эдит молчала довольно долго, и я подумала, что она уже не ответит мне.

– Если бы встретила такого, как он… – услышала я.

– Он?

– Молодой светловолосый мужчина, который приходил за вами в университет. Ведь это о нем речь, правда?

Я лишь кивнула головой.

Поднимаясь по лестнице, я размышляла над ее неожиданным ответом: она действительно так думала или сказала из вежливости? Мне показалось, она была искренней. Что ж, Эдит могла себе позволить искренность, прожив столько лет в тепличных условиях законного брака. Почему бы и не помечтать о молодом любовнике? Иное дело, когда начинаешь такие отношения. В реальности связь с молодым мужчиной может обернуться ловушкой. Я вошла в нее добровольно, не оставив себе ни одной лазейки. И хотя меня все еще раздирали сомнения, самое плохое было уже позади. Труднее всего одолеть порог, который я уже переступила – мы вместе с Александром переступили.

Иду к нему, друг от друга нас отделяет всего несколько ступенек. Сейчас я открою дверь… И вдруг меня захлестнуло волной дикой радости – через минуту я увижу Александра. Его лицо. Его глаза, которые глянут на меня тепло. Возможность физического осязания куда больше слов и заверений оберегала меня от сомнений. Протянуть руку и прижаться к нему – этого было достаточно, чтоб все страхи мгновенно улетучились.

Стол был накрыт на пятерых, а поскольку одного стула не хватало, Александр поставил вместо него чемодан, накрыв его пледом.

– Ничего, я посижу на нем, – сказал он, поймав мой взгляд.

Я покачала головой:

– На будущее – мы можем приглашать только двоих гостей.

– Или если б ты согласилась посидеть у меня на коленях.

– Ну если только… – сказала я. – Может, мне помочь тебе?

– А ты купила цветы?

– Ой, нет, – смутилась я, – совсем о них забыла.

– Ладно, сбегаю на угол, – сказал он, снимая с бедер полотенце, которым был подпоясан.

Он даже не разозлился на меня, не выказал ни малейшего раздражения. Приготовить такой ужин стоило больших усилий, а я мало того что ни в чем не помогала, так еще забыла о цветах.

– Давай я схожу. Каких купить? Ты говорил вроде… э-э… белые такие…

– Незачем тебе мотаться по лестнице туда-обратно, – крикнул он уже в дверях, – я быстро, одна нога здесь, другая там…

Он ушел, а я стояла посреди комнаты, не зная, куда себя деть. Как будто случайно оказалась в квартире, где жил молодой мужчина. И этот мужчина пригласил меня в гости. Надо поскорее уйти отсюда, чтоб не путаться под ногами…

Вернувшись, Александр застал меня на том же месте. В руках у него был букет белых цветов, чем-то напоминавших наши садовые ромашки. Должно быть, вид у меня был тот еще, потому что он склонился ко мне и ласково спросил:

– Ты чего стоишь? Почему не готовишься к приходу гостей?

– Потому что… потому что все это не может быть правдой… Есть в этом какая-то фальшь… Раньше… когда ты кричал на девушку Надю, у тебя это выходило естественно… а со мной… ты ведешь себя так, будто ты в доме покойника…

Под веками закипала соленая влага.

Александр положил букет на стол и взял меня за плечи.

– Что ты несешь?! – сказал резко. – Прекрати наконец себя мучить. А не кричу я на тебя, потому что не бунтую против твоего присутствия. Ты не мешаешь мне, ты мне нужна!

И слезы брызнули по моим щекам.

– Юлия, ну что ты как маленькая девочка… – сказал он с укором.

– Это все потому, что боюсь тебя любить, – шмыгнула я носом.

– Я тоже боюсь. Боюсь чего-то страшного… не дай бог, попадешь под машину или еще что случится. И останусь один…

«А что будет, когда я совсем постарею?» – подумала я.

Шаги на лестнице всполошили нас. Мы не успели ни принять душ, ни переодеться, а гости уже у порога. К счастью, пока только один Муский. Вручил Александру бутылку рейнского вина. Александр глянул на этикетку.

– Ого, десятилетней выдержки, – присвистнул, – как положено. – И скрылся в ванной.

– Прошу вас, не обращайте на меня внимания, – сказал Джордж, – позабочусь о себе сам.

– Может, выпьете что-нибудь?

– И обслужу себя сам.

Тогда и я отправилась в ванную. Александр как раз вышел после душа. Он был мокрый, с волос капала вода. Как же он был красив… Что за трагическая несообразность! Как мог этот мужчина любить такую, как я? На моем месте должна быть молодая красивая девушка.

– Прекрати немедленно, – резко сказал он. – Догадываюсь, что сейчас ты выбираешь мне в спутницы жизни Синди Кроуфорд, никак не меньше. Я бы с ней со скуки помер…

И вдруг напряжение разом спало, я рассмеялась:

– Откуда ты узнал, о чем я думаю?

– Просто я тебя чувствую.

Остаток вечера протекал в более спокойной обстановке. Я подкрасила ресницы, единственное, что я умела делать. Провела щеткой по своим коротким волосам и надела любимый сарафанчик. В нем я сейчас выглядела лучше прежнего – здорово похудела. Неожиданная потеря веса пошла мне на пользу: с чуть запавшими щеками лицо смотрелось моложе, шея удлинилась, а самое главное, не обвисла кожа.

Вышла к гостям, а вернее – к одному гостю (Джордж по-прежнему пребывал в одиночестве), в хорошем настроении, зная, что выгляжу очень даже неплохо. По-моему, они были того же мнения, это читалось по их взглядам. Александр протянул мне бокал с вином.

– Может, вам с Джорджем пора уже перейти на «ты»? – предложил он. – Вы оба – моя семья…

Муский улыбнулся, потянувшись ко мне с бокалом:

– Если не возражаете, я – Джордж.

– Совсем не возражаю, – поспешно произнесла я. – Меня зовут Юлия.

Наконец явились Ростовы, поднялась обычная в таких случаях суматоха, сделалось шумно.

Катя, не закрывая рта, говорила, и никто не в состоянии был ее прервать. У них на вилле ее излишняя говорливость не была такой докучной – у Кати как у хозяйки дома было много разных забот, она суетилась, то и дело выходила, обрывая фразу на полуслове. Но отсутствием памяти не страдала, потому что, когда возвращалась к собеседнику, заканчивала прерванную мысль. Сейчас, присев на подоконник, она громко восхищалась видом из окна.

– Ты только посмотри, Алеша, эх, Париж – это Париж… Здесь вольно дышится…

– У нас дышится лучше – нет этих жутких автомобильных выхлопов, – вставил ее муж.

– Ну, ты скажешь. – Катя пожала плечами. – Я имела в виду духовную жизнь!

Александр позвал ее на кухню, а я почувствовала неприятный укол в области сердца. Это я должна была заниматься приготовлениями к ужину, а не он, и уж тем более не кто-то из приглашенных гостей. Но повар из меня был никудышный. Что же обижаться на других, сама виновата, не научилась толком готовить. Еще один минус мне как женщине. Если б я заставила себя возиться с кастрюлями в темной тесной кухоньке ради воскресного обеда с дочерью дома, а не в ресторане, может статься, мои отношения с ней сложились бы по-другому. В нашем случае отрезание пуповины означало все большее отдаление, вплоть до отчуждения. Вполне возможно, отсюда брались моя нынешняя тоска по материнству и претензии, обращенные к своему животу, безжалостно пустому. Будь по-иному, я б тогда не тосковала по новому ребенку, а скучала по своему, от которого все больше отдалялась. Открывшееся мне так поздно чувство – любовь к мужчине – изменило меня, сделало похожей на других женщин, а ведь любая женщина в первую очередь стремится к материнству. Особенно если материнство осталось не до конца реализованным. Как в моем случае. Совершенно непонятный страх, который возникал во мне на протяжении всех этих лет даже при одном только упоминании о беременности, теперь вдруг оборачивался своей противоположностью – ностальгией по материнству, по интересному положению, сопровождающемуся до карикатурности деформированной фигурой. Помню, с каким неодобрением я каждый раз наблюдала за своей беременной дочерью…

Катя внесла горячую супницу, которую мы вместе со столовым сервизом и приборами взяли на этот вечер в прокате. Александр принес тарелки с закусками. Они с Катей еще покрутились между кухней и комнатой, а потом последовало приглашение к столу.

Это было что-то невероятное. Александр сумел приготовить огромное количество блюд. И сделал все это сам.

Морские гады, крабовый салат, суп из черепахи, фаршированные перепелки и вдобавок десерт – потрясающий французский торт, купленный им. А вот где – не хотел сознаться. Катя каждый раз при перемене блюд выражала свое восхищение:

– Ну правда, Саша, ты разминулся со своим призванием. С такими способностями тебе впору открывать ресторан где-нибудь поблизости, скажем на Монмартре.

– Кто знает, может, и придется, – ответил он, – если моя книга провалится…

– А когда она выйдет? – заинтересовался муж Кати, Алексей.

– На днях, точнее, в первых числах сентября. Здесь и одновременно в Америке, две презентации сразу. Но на этих янки я особо не рассчитываю… – Он небрежно махнул рукой.

– С чего бы это? – вмешался в разговор молчавший до сих пор Джордж.

– Америка обожает романчики с хорошим концом, а у меня роман без хеппи-энда, значит, и говорить не о чем.

Все рассмеялись, я тоже, хотя мой смех звучал скорее фальшиво. Не очень-то хорошо я чувствовала себя в роли хозяйки дома. Ни к чему даже рук не приложила. Аранжировщиком и исполнителем в одном лице был Александр, и только Александр, у него были все права чувствовать себя здесь настоящим хозяином. Как и все остальные, я была лишь гостем на этом пиру. И куда естественнее было бы, если бы после ужина я встала и покинула квартиру вместе с другими гостями… Наши с ним взгляды на миг встретились. Я сидела во главе стола, а он – чуть пониже, на чемодане. В этот момент он поднял голову, чтобы взглянуть на меня.

– Поможешь мне убрать со стола? – спросил как-то несмело. Потрясающе, как безошибочно он отгадывал мое настроение, мои сомнения и горькие мысли. Я послушно встала. Катя тоже с готовностью вскочила, но Александр решительно воспротивился.

Мы отнесли в мойку гору грязной посуды, после чего он сварил кофе. И этого я не умела, у меня вместо кофе получалась жидкая бурда. Теперь мы сидели у стола, примостившись на одном стуле, – все дружно высказались за ликвидацию Сашиного импровизированного сидячего места. Джордж заявил, что будет пить кофе, устроившись на подоконнике. Но в этом не было необходимости, потому что я подвинулась на самый краешек стула, освобождая Александру побольше пространства. Близкое тепло его тела в который раз подействовало на меня обезоруживающе. Все сомнения снова были развеяны.

– А знаете, из-за чего Юлия обиделась на меня? – спросил со смехом Александр. – Вместо того чтоб ее отругать, я сам пошел за цветами, которые она забыла купить.

– Потому что она боится, Саша, – совершенно серьезно сказала Катя.

– Чего же она боится? – спросил он удивленно.

– Чтобы это понять, надо родиться женщиной…

Катя с мужем ушли первыми. Было видно, что профессор не очень хорошо себя чувствовал. Должно быть, он и вправду болел – заметно сдал с того времени, как мы виделись несколько месяцев назад. Мужчина исхудал, борозды морщин на лице обозначились резче. Особенно сильно это бросилось в глаза, когда они только вошли – ему ведь пришлось осилить пешком подъем на наш четвертый этаж. Пышущая здоровьем и излучающая молодость Катя смотрелась рядом с ним его внучкой. Тем трогательнее выглядели с ее стороны забота о нем и их любовь друг к другу. А впрочем, кто знает, как там было на самом деле. Быть может, она давно уже отдавала себе отчет в напрасной расточительности чувств, или, может, ее чувства угасли, осталась лишь умело скрываемая жалость. Ее брак с профессором был зеркальным отражением моей связи с Александром, и ни на каких весах не измерить, кому из нас – мне или Кате – было труднее.

После ухода гостей Александр взялся за мытье посуды, я вытирала все насухо. Джордж, присев на подоконник, курил.

– Ростов выглядит просто ужасно, – сказал он.

– Обычно ему нездоровится ранней осенью и весной, потом все проходит, – спокойно откликнулся Александр.

– Не думаю, что на этот раз обойдется.

– Катя быстро поставит его на ноги, она девушка энергичная и деловая.

Джордж пожал плечами:

– Тоже выбрала себе роль – ухаживать за стариком.

«О господи, что же Джордж думает о нас с Сашей? – промелькнуло у меня в голове. – Наверно, недоумевает и по поводу нашего с Сашей союза».

– Ну, как вам живется здесь? – повернулся ко мне Джордж.

– Х-хорошо, – ответила я, смешавшись.

Александр повернул голову в мою сторону:

– Снова боишься? Теперь Джорджа боишься?

– Нет, почему… – Я чувствовала, как мои щеки заливаются краской.

Потом, когда мы уже лежали в постели, не удержалась, чтобы не выговорить Саше, зачем, дескать, он ставит меня в неудобное положение.

– Это ведь друзья, Юлия. Им можно говорить все.

– Тогда почему твой друг Джордж так жестоко отозвался о браке Ростовых? Может, он неравнодушен к Кате?

– Просто он такой человек. Вечно сердится на жизнь, а теперь вот злится из-за болезни профессора.

– А может, ревнует Катю? – настаивала я.

– Для него женщины не существуют. И не существовали, пока была жива Маша.

– Неужели она была такая уж распрекрасная?

Он задумался на минуту.

– Да нет, вполне обычная и даже не слишком красивая. А жила только ради него. И умерла ради него.

«А я? Хотела умереть лишь ради собственного эгоизма», – подумала я, устыдившись.