Текст книги "Исторические хроники с Николаем Сванидзе. Книга 2. 1934-1953"

Автор книги: Марина Сванидзе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

Вспоминает бывший детдомовец Владимир Блок; "Мою мать увезли в Бутырскую тюрьму ночью 5 сентября 1937 года. Через час после ее ареста те же энкавэдисты приехали за мной. Мне еще не исполнилось 12, я плакал, кричал, они улыбались и говорили; "Сейчас поедем к маме". Меня отвезли в Даниловский детский приемник. Это была детская пересыльная тюрьма в монастыре. В камере, куда меня втолкнули, я увидел хорошо одетых детей. Многие плакали. Вскоре пришел начальник детприемника и объявил: "Вы все – дети врагов народа". Через два месяца меня разбудили ночью и повели в кабинет человека, который предложил мне письменно отказаться от родителей. Я стал кричать, что ничего писать не буду. Позже я узнал, что такое предложение делалось многим детям и кое-кто согласился".

Детприемник. Середина 30-х годов

Светлана Оболенская, дочь первого председателя ВСНХ, экономиста, кандидата в члены ЦК Валериана Осинского-Оболенского, также проходит через Даниловский детприемник. До детприемника она живет с родителями в Кремле. Летом 1937-го ее отца выводят из кандидатов в члены ЦК и выселяют из Кремля. Они переезжают в Дом правительства, в квартиру Ns 389. Это бывшая квартира командарма Августа Корка, только что арестованного по делу маршала Тухачевского. Светлана Оболенская спит на кровати арестованного командарма Корка. Вскоре они опять переезжают. На сей раз в квартиру только что арестованного Алексея Рыкова, бывшего главы советского правительства. Когда Светлана входит в кухню, на столе стоит неубранная посуда. На заварном чайнике надпись «Дорогому Алексею Ивановичу Рыкову от рабочих Лысьвы». Кабинет Рыкова в квартире Осинских опечатан. В этой квартире будут арестованы родители и старший брат Светланы. Отец и брат расстреляны. Мать в лагере. Светлане 12 лет.

В Доме правительства, где еще недавно жила в квартире командарма Корка семья Осинских-Оболенских, в 1937 году проживает Алексей Стаханов, чьим именем Сталин нарек движение ударничества. Стахановское движение, возникшее в 1935 году, на самом деле имеет мало общего с экономикой. Ударничество – явление по сути политическое. Рабочим в зависимости от выработки гарантируется прогрессивное увеличение заработной платы. В 1936 году стахановцы на многих предприятиях составляют 20–30 процентов коллективов. В условиях провалов в сельском хозяйстве и очередного введения карточек на хлеб эта часть рабочих сохраняет лояльность власти. Кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б) Постышев называет стахановцев "самой сокрушительной силой в борьбе с контрреволюцией" и ставит их в один ряд с армией и НКВД. На самом деле ударничество – это санкционированный властью переход на авральную систему работы, что раньше допускалось в исключительных случаях. Технические нормы, техника безопасности, качество продукции при этом никого не интересуют. Ударничество тем самым провоцирует неизбежные производственные конфликты между рабочими-стахановцами, стремящимися к высокой зарплате, с одной стороны, и квалифицированным инженерным составом, с другой. Стахановцы в этих конфликтах ощущают сталинскую поддержку. Сталин на съезде стахановцев еще в 1935 году сказал, что если инженеры и хозяйственники не захотят поучиться у стахановцев, то стахановцам придется "в крайнем случае дать этим уважаемым людям слегка в зубы". К 1937 году предприятия становятся ареной политической борьбы. По одну сторону – инженеры всех уровней, ученые, квалифицированные рабочие. По другую – стахановцы. Один из них прямо говорит "Сейчас масса сама рвется в бой. Люди готовы идти на кулаки". К 1937 году становится очевидной вся экономическая безграмотность и опасность стахановского движения. Инженерная мысль, технология беспощадно гробится. Рекорды не способны поднять промышленность – таково мнение специалистов. Нарком тяжелой промышленности СССР Орджоникидзе отмечает: "На пути стахановского движения стоят бюрократы. Таких надо сметать с пути героического стахановского движения". Еще до 1937 года только в Донбассе за год стахановства за мнимый саботаж осужден 131 инженерно-технический работник.

Штучные рекорды, полученные при авральной работе, берутся за основу плана на следующий год. В угольной, а также в других отраслях повсеместно в качестве базовых вводятся ударнические нормы выработки. Предприятия с фантастическим планом не справляются и не могут справиться. В 1937 году из 292 шахт Донбасса план с трудом выполняют 33. Первый секретарь Донецкого обкома партии, пропагандист стахановского движения Саркис Саркисов, за срыв плана назван "подлым шпионом и предателем". Газета "Правда" пишет: "Ничем не брезгует фашистская агентура". Саркисов расстрелян.

Сталинский поиск вредителей, шпионов, врагов народа неотделим от его, Сталина, незнания, что делать с экономикой.

Из сочинения 13-летнего ученика московской школы на Пречистенке. Тема "Как я провел зимние каникулы". "Я провел зимние каникулы очень нерадостно. Я за каникулы потерял все силы. Мне приходилось с трех часов утра вставать и ходить за хлебом. И приходил человеком 20-м или 30-м. А хлеб привозили в 9-10 утра. Приходилось мерзнуть на улице по 5–6 часов. Хлеба привозили мало: стоишь, мерзнешь-мерзнешь, а потом пустым уйдешь домой. Я, пионер, врать не хочу, пишу то, что видел и делал". Это сочинение написано зимой невоенного 1937 года. Хранится в архиве ФСБ.

Через 20 лет, прошедших после октябрьского переворота 1917 года, наступает сильнейший за все это время кризис в управлении государством. Отсутствие и невозможность свежих идей, экономическая и управленческая бездарность на самом верху – главные причины страшного террора. В 1937 году окончательно выясняется, что сталинская власть просто не умеет ничего кроме террора.

Газета "Легкая индустрия" в 1935 году написала о стахановцах: "Мы сейчас являемся свидетелями самого значительного явления нашей эпохи – рождения нового человека".

В 1937 году рядовые рабочие-стахановцы уже лишаются больших заработков из-за общего кризиса в системе выплаты зарплат и на производстве в целом. Первые политические процессы стахановцы воспринимают как сигнал к мести всем тем, кто, по их мнению, обманул их и лишил радужных надежд на обеспеченное будущее.

Моментально налаживается сотрудничество стахановцев с НКВД. Это серьезно: стахановцев несколько миллионов. Они есть даже среди зубных врачей. Теперь это армия, занятая поиском и разоблачением врагов народа. Поводы для разоблачения любые – негодность техники, необходимость сверхурочной работы, несъедобная еда в столовых, отвратительные жилищные условия. 1937 год – второе рождение стахановского движения.

Сам Алексей Стаханов в 1937-м говорит: "Если бы не вредители, стахановское движение развивалось бы еще лучше. Надо, чтобы партийные организации защищали стахановцев от вредителей. Если бы эти гады попались к нам в руки, каждый из нас растерзал бы их". Из Дома правительства, где живет Стаханов, в это время уже вовсю доем и ночью увозят жильцов. Целыми семьями. В этом доме арестоюно 700 человек.

Жертвы из Дома правительства – особый случай. Главы этих семейств убежденные и до 1937-го успешные партийные, советские и хозяйственные работники высшего звена. Они плоть от плоти режима, они работали на него. Они до последнего уверены, что режим отвечает им взаимностью, потому что он давал им материальные привилегии. В 1937-м в семье Улановских состоялся разговор. В этой семье – профессиональные революционеры, участники Гражданской войны, советские резиденты в Америке. Разговор происходит между мужем и женой. Вспоминает Надежда Улановская: "При очередном аресте я недоумевала: "Что же делается? Почему? За что?" Муж спокойно ответил: "Что ты так волнуешься? Когда я рассказывал, как расстреливают белых офицеров в Крыму, – не волновалась? Когда кулаков уничтожали – ты оправдывала? А как дошло дело до нас, так "как? почему?"".

И мы стали искать в прошлом – когда же все началось? И разматывали нашу жизнь все дальше и дальше, и дошли до Октябрьской революции.

Мы остались одни. Вокруг всех пересажали".

Принято решение Политбюро с подзаголовком "Об антисоветских элементах". 2 июля оно рассылается в виде телеграмм: "Секретарям обкомов, крайкомов и ЦК компартий". Заканчиваются телеграммы словами: "ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих высылке".

Это решение Политбюро – главный документ о начале Большого террора. В нем содержится требование в пятидневный срок представить в ЦК состав троек. В тройку входят: представитель НКВД, 1-й или 2-й секретарь республиканской или областной парторганизации, а также прокурор соответствующего уровня. Тройка – главная боевая единица в войне Сталина против страны. Большой террор, начавшийся в 1937-м, – это не громкие политические процессы и отстрел бывших соратников по партии, это даже не расстрелы маршалов, которые остались в памяти. Большой террор – это хорошо спланированная операция в масштабах целой страны. Эта операция имеет дату своего начала.

"Приказываю с 5 августа 1937 года во всех республиках, краях и областях начать операцию по репрессированию бывших кулаков, активных антисоветских элементов и уголовников".

Это цитата из приказа наркома внутренних дел Ежова за № 00447 от 30 июля 1937 года под грифом "Сов. секретно". В пункте II приказа читаем: "Все репрессируемые разбиваются на две категории. А) К первой категории относятся все наиболее враждебные элементы. Они подлежат немедленному аресту и по рассмотрению их дел на тройках – расстрелу. Б) Ко второй категории относятся все остальные менее активные, но все же враждебные элементы. Они подлежат аресту и заключению в лагере на срок от 8 до 10 лет. Приговоры приводятся в исполнение по указаниям председателей троек, то есть наркомов республиканских НКВД или начальников областных управлений НКВД".

Проект оперативного приказа Ежова рассматривается на Политбюро на следующий день после поступления и утверждается практически без поправок.

Из протокола № 51 заседания Политбюро ЦК ВКП(б) 31 июля 1937 года: "Отпустить НКВД из резервного фонда СНК на оперативные расходы, связанные с проведением операции, 75 миллионов рублей.

Подпись: Секретарь ЦК Сталин".

Сталин выделил на террор 75 миллионов рублей.

В соответствии с приказом № 00447 операция, начатая 5 августа 1937 года, должна закончиться в четырехмесячный срок.

В приказе дается готовая разнарядка: сколько людей должно быть расстреляно и сколько должно быть отправлено в лагеря. В первую, то есть расстрельную, категорию по приказу попадает 75 950 человек. Цифры разложены по регионам в соответствии с численностью населения. Все цифры крутые. Это означает, что они не базируются ни на каких реальных оперативных сведениях. Эти цифры имеют чисто политический смысл.

По второй категории проходят те, кто подлежит отправке в лагеря, 193 тысячи человек. Это по приказу № 00447. Вслед за ним появляется серия приказов, ориентированных против лиц конкретных национальностей, проживающих на территории СССР. Под них подпадают: немцы, поляки, харбинцы, греки, китайцы, афганцы, латыши, иранцы и иранские армяне. Отдельная статья – иностранцы в СССР, проходящие как граждане враждебных государств. По национальным приказам норм на аресты и расстрелы нет. Предоставляется свобода действий.

Представителей советских этнических меньшинств и иностранцев осуждают двойки. Двойка – то же самое, что и тройка, но без представителя от партии. Через двойки проходят также арестованные квалифицированные специалисты, партийные работники и старые большевики, которые не принадлежат к высшей элите страны. Документы собираются в так называемые альбомы и направляются к Высшей двойке в составе прокурора СССР Вышинского и наркома внутренних дел Ежова.

Дела высших советских, партийных, комсомольских, профсоюзных деятелей, а также народных комиссаров и их замов, высших военных чинов, деятелей культуры и искусства рассматриваются Военной коллегией Верховного суда.

Дела рядовых граждан СССР идут через тройки.

Система вынесения приговоров четкая, простая в эксплуатации и не обремененная процедурными сложностями.

По приказу № 00447 соотношение расстрел-лагерь 1 к 2,5. В реальности тройка выносит около 50 процентов смертных приговоров.

Высшая двойка выдает 73 процента смертных приговоров.

Военная коллегия Верховного суда – 85 процентов.

Чем выше инстанция, тем больше ответственность, тем больше крови. В четырехмесячный план репрессии в 1937-м не укладываются. Не могут уложиться. В 1937-м сотрудники НКВД снизу требуют увеличения плана. Высшее партийное руководство встречает эти требования с пониманием. Главный технологический термин 1937 года – "лимит". Лимит – это разрешенное сверху количество подлежащих репрессиям – расстрелу и отправке в лагерь. Две области – Омская и Смоленская – просят увеличить лимит еще до официального начала террора. По разнарядке в приказе № 00447 Омской области разрешено взять 1000 человек, подлежащих расстрелу. Еще до начала операции арестовано 3000. Председатель Омской тройки Григорий Горбач рапортует в Москву, что Омское НКВД работает "стахановскими методами". Через две недели уже 5000 в ожидании расстрела. Горбач просит Москву о повышении лимита до 8000. На письме Горбача Сталин ставит резолюцию: "Товарищу Ежову. За увеличение лимита до 9000. И. Сталин". В Красноярском крае лимит на расстрел по указанию Сталина и Молотова увеличен в 8,8 раз.

Под новый, 1938 год ударная работа НКВД достигает рекордных темпов Сотрудники органов еще не знают, что операция будет продлена до января 1938 года, а потом и на весь 1938 год. Они торопятся, они хотят максимальный результат. Работают даже 20 декабря, в праздник, в День чекиста. Под Новый год интервал между приговором и расстрелом сокращен до минимума.

Москва. Леонтьевский переулок. Короткий переулок, В 1937-м здесь забирают из всех домов подряд. В доме 2 из квартир Nq 2,7,8, 10,17,18,19, 20, 21,22, 23. В доме 9 из квартир № 2,4, 5. 7, 9. В доме 11 – из квартир № 4,11,23,27. И из дома 14, и из 15-го, из 16-го, Из всех. Арестовывают людей разных национальностей, разного рода занятий. Счетовод швейно-ткацкой фабрики райпромсовета. Преподаватель энергетического института. Служащий пассажирской службы Казанской железной дороги. Академик, секретарь АН СССР. Начальник монтажно-ремонтной конторы "Дизель-монтаж". В этом маленьком переулке за 4 месяца 1937 года арестованы 50 человек. Все расстреляны.

С августа 1937-го по ноябрь 1938-го, когда была завершена эта хорошо организованная массовая операция, арестованы 1 миллион 575 тысяч 259 человек. Расстреляно 681 тысяча 692 человека. Личная подпись Сталина стоит на 40 тысячах смертных приговоров.

Террор как технологический процесс оставляет отходы. Отходы террора – дети.

15 августа 1937-го появляется приказ Ежова № 00486. Он охватывает жен и детей врагов народа. Аресту подлежат жены, состоящие в юридическом или фактическом браке с осужденным. Аресту подлежат также и жены, состоящие с осужденным в разводе, но не сообщавшие органам власти о контрреволюционной деятельности осужденного. Жены изменников родины, имеющие грудных детей, после вынесения приговора без завоза в тюрьму направляются непосредственно в лагерь. Грудные дети направляются вместе с осужденными матерями в лагеря. По достижении годовалого возраста дети передаются в детдома. Детей в возрасте от 3 до 15 лет содержат в детдомах вне Москвы, Ленинграда, Киева, Тбилиси, Минска, приморских и пограничных городов. Дети старше 15 лет подлежат заключению в лагеря или исправительно-трудовые колонии НКВД.

Со станции "Ленинград-товарная" трогается большой состав из 45 теплушек с арестованными. Два вагона матерей с грудными детьми. Везут в Томский лагерь. Едут восемнадцать дней. Одна буржуйка не дает тепла на весь вагон. У многих грудных детей воспаление легких. Температура за сорок. Вспоминает Мария Карловна Сандрацкая:

"Две матери от отчаяния разрезали себе горло стеклом. Истекли кровью. Сласти их не удалось. Одна мать сошла с ума. Все время кричала, рыдала, хохотала, выла, кусала тех, кто пытался ее сдержать. Воды очень мало. Нет возможности постирать детское бельишко как следует. То, что все-таки выстирали, сушили придуманным нами способом. Детские рубашонки, пеленки, чулочки мы обматывали вокруг своих ног, рук, спины, груди и так сушили.

В Томске нас привезли в "Мертвый дом", так называлась дореволюционная пересыльная тюрьма. Шестьдесят три матери с закутанными грудными малютками идут по коридору. В камере лежали день и ночь на топчанах. Возле нас лежат наши дети. Детей кусают клопы. С обледенелых окон днем стекает вода. Ночью она застывает. Была одна мечта, чтобы согласно приговору всех отправили из тюрьмы в лагерь, гда детям полагались какие-никакие ясли. В лагерь матерей с детьми перевели только через два года".

Мать писателя Василия Аксенова Евгения Гинзбург проведет в лагере на Колыме 10 лет. Потом она напишет книгу "Крутой маршрут". Евгения Гинзбург вспоминает: "Деткомбинат в лагере – это тоже ЗОНА. На дверях обычных лагерных бараков неожиданные надписи: "Грудниковая группа", "Ползунковая", "Старшая". В старшей группе только двое – Стасик и Верочка – знают загадочное слово "мама". Я нарисовала домик и спросила у Стасика – что это такое? "Барак", – четко ответил мальчик". Возле домика она нарисовала кошку. Но ее не узнал никто из детей. Они никогда не видали кошку. Тогда она нарисовала вокруг домика забор: "А это что?" "Зона! Зона!" – радостно закричала Верочка и захлопала в ладоши.

Дети рождались и в лагере. Несмотря на запрет общения между женщинами и мужчинами, несмотря на наказание, унижение и карцер. Вспоминает Хава Владимировна Волович: "Просто до безумия, до битья головой об стену, до смерти хотелось любви, нежности, ласки. И хотелось ребенка. Я держалась сравнительно долго. Через три года лагеря я родит дочку и назвала ее Элеонорой", Матери разрешено было быть с ребенком год. Она вспоминает: "Ночами я стояла у постельки, отбирала клопов и молилась, чтобы Бог не разлучал меня с дочкой. Когда девочка только начала ходить и говорить "мама", ее у меня забрали". Мать – на лесоповал, ребенок – под казенный присмотр. Свидания редкие. Хава Волович пишет: "Дети, которым полагалось сидеть, ползать и ходить, лежали на спинках, поджав ножки к животу, и издавали странные звуки, похожие на странный голубиный стон Они даже не плакали. Они гукали и кряхтели по-стариковски".

У лагерных нянек много работы. Им некогда. Они рационализируют свой труд. Они приносят кипящую кашу. Загибают ребенку назад руки, привязывают полотенцем к туловищу и напихивают горячей кашей. Быстро, ложку за ложкой. Ребенок не может ни глотать, ни дышать. Они делают это даже на глазах у матерей. Рационализация узаконена Ока дает триста детских смертей в год. Хава Волович пишет: "Это дом Смерти Младенца". Те дети, которые выживали несмотря ни на что, к шести-семи годам обладали хитростью и пронырливостью взрослых лагерников-блатарей.

Евгения Гинзбург, мать Василия Аксенова, пишет: "Внешне зги дети мучительно напоминали мне Ваську. Но только внешне. Васька в свои четыре года шпарил наизусть огромные куски из Чуковского и Маршака, а эти дети в четыре года произносили отдельные несвязные слова. Преобладали нечленораздельные вопли, мимика, драки. Откуда же им было говорить? Кто их учил? Кого они слышали? Их и на руки запрещено было брать".

В изоляторе долго умирала пятимесячная девочка. Лицо у нее было такое, что ее прозвали Пиковой дамой. Восьмидесятилетнее лицо, умное, насмешливое, ироническое. Когда она умерла, она снова стала ребенком. Матери рядом не было. Мать угнали в этап.

Вдова поэта Мандельштама свидетельствует: «У глагола „писать“ появилось новое значение. Писать отныне означает „доносить, информировать“».

По средним подсчетам, в каждом учреждении каждый пятый сотрудник пишет доносы на своих коллег. Чтобы посадить человека, донос не обязательно подписывать. Одна из самых известных доносчиц – киевская аспирантка Николаенко. Присутствие ее на каком-либо собрании уже в 1936 году вызывает ужас у присутствующих. Дело доходит до того, что второй секретарь ЦК компартии Украины Постышев исключает ее из партии. Однако в 1937-м Сталин говорит. "В Киеве от Николаенко хотели отмахнуться как от докучливой мухи. Они осмелились исключить ее из партии. И лишь вмешательство Центрального Комитета нашей партии помогло распутать этот узел. И что же показало расследование? Оно показало, что права была Николаенко, а не киевский горком партии". Постышева переводят в Куйбышев, где он разворачивает свирепейшие репрессии. Его самого расстреляют в 1938-м.

Николаенко пишет донос на Хрущева, направленного в Киев первым секретарем. Сталин наконец приходит к выводу, что Николаенко психически больна. До этого по ее доносам уничтожены 8000 человек.

Нормальные, порядочные и очень смелые люди сохраняются в самые страшные времена. В 1937-м Марк Романович Малявко на станции Кардымово под Смоленском встречает «детей врагов народа» из города Сталино. Так назывался нынешний Донецк. Эти дети уже прошли через детприемник, где разлучали братьев и сестер, где их просто сортировали по возрастам, где они уже без слез кричали: «Отдайте сестренку! Верните братика»"

Голос Марка Романовича Малявко на станции Кардымово был первым человеческим голосом для них за долгое время. Он погрузил всех детей в машину, сел последним, всматривался в их лица, спрашивал, кто откуда и нет ли больных. В детском доме всех накормили хлебом с парным молоком и уложили спать в клубе на сене. Наутро повели в баню, одели в старенькое, но чистое и отглаженное. И сказали: завтра все пойдут учиться в школу. Вспоминает А. Семенова, ей вто время четырнадцать: "Вечером Марк Романович собрал старших ребят и сказал: "С этого дня вслух не говорите, откуда вы и кто ваши родители. Вы – сироты. И все. А слова эти – враги народа – выкиньте из головы"".

В этом спецдетдоме вскоре собрались дети четырнадцати национальностей: украинцы, белорусы, евреи, немцы, латыши, хакасы, удмурты, корейцы, китайцы…

55-летний директор спецдетдома Марк Малявко отчаянно храбрый человек. Он начал хлопотать о воссоединении братьев и сестер, раскиданных по стране в соответствии с ежовским указом. Вопреки всем жесточайшим правилам в детский дом к старшим братьям и сестрам прибывали малыши.

Марк Романович Малявко был беспартийным, но ходил к детям на пионерские и комсомольские собрания. На одном таком собрании он сказал: "Я не верю, чтобы у таких детей были плохие родители!"

Он умер в 1950 году. Сорок лет спустя его имя присвоили школе-интернату.

12 декабря 1937 года проходят первые выборы в Верховный Совет СССР. За месяц до выборов из школы домой приходит девочка-семиклассница. Она рассказывает: "Учителя говорят, что необходимо провести массовые аресты прямо сейчас. Мы должны очиститься накануне выборов от нежелательных элементов".

О выборах вспоминает Любовь Шапорина, жена композитора: "Я вошла в кабину, где мне предстояло прочитать бюллетень и выбрать кандидата. В конце концов, "выборы" означают, что у нас есть выбор. Но в бюллетене значилось только одно имя, к тому же уже помеченное. Я невольно рассмеялась прямо там, в кабине, совсем как ребенок.

На улице мы встретили художника Петрова-Водкина. Мы заговорили на ту же тему, громко смеясь при этом. Позор тем, кто ставит людей в такое смешное и глупое положение. Почему они думают, что мы – дураки?"