Текст книги "Долгожданная встреча (СИ)"

Автор книги: Марина Агекян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Решив отдаться на милость Адаму, своему верному коню, и позволив ему самому выбрать свой путь, Себастьян отпустил вожжи и закрыл глаза. Он был изнурён борьбой с собой и своим прошлым, и чувствовал такое истощение, такой упадок сил, что, казалось, уже дошёл до крайней точки. Он хотел передышки, хотел немного отвлечься от всего. Но каково же было его изумление, когда Себастьян обнаружил, что Адам вывел его на пляж.

Шум волн вызвал в нем неподдельный ужас. Себастьян вздрогнул и открыл глаза. Больше всего на свете он боялся оказаться именно в этом месте. Недалеко от валуна. Их валуна, в котором заключались самые опасные, самые яркие и самые болезненные воспоминания. Себастьян резко выпрямился в седле и застыл, когда его взгляд остановился на памятном для него камне серого цвета, обросшего сзади дикой травой.

Он не был здесь почти семь лет. С тех пор, как погибли родители Тори, после их несостоявшегося поцелуя, с тех пор, как он уехал, не рискуя показаться в Клифтон-холле, Себастьян больше никогда не приходил сюда. Ему казалось, что он забыл, как выглядит его любимый валун, но все оказалось совсем иначе. Он помнил каждую мелочь, помнил каждую прорезь. И отчётливо помнил нацарапанную гвоздём надпись, которую оставила Вики.

“Что бы ты ни делал, ты должен вернуться ко мне, к нашему валуну. Обязательно”.

Господи, он вернулся, он, наконец, оказался там, куда всегда приводило его сердце, но к чему он вернулся? Что осталось от тех надежд, которые он лелеял? Что сталось с привязанностью Вики к нему? Что осталось от него прежнего? В груди вдруг запульсировала такая боль, что Себастьян стал задыхаться. Однако уловив движение справа, он замер, поняв, что это было не самое страшное испытание для него.

С противоположной от него стороны из-за деревьев вышла прекрасная златовласая красавица и медленно направилась прямо к заветному камню. Голова её была опущена вниз, но даже с такого расстояния было видно грустное выражение её лица. Себастьян превратился в изваяние, не смея ни дышать, ни тем болеё шевелиться. Замер и Адам, уловив перемену в поведении хозяина.

Себастьян пристально следил за ней, чувствуя себя в каком-то тумане, будто бы спал и видел странный сон. И боялся очнуться, зная точно, что холодное оцепенение тут же сменится давней, неконтролируемой болью, которая мгновенно поглотит его. Поэтому он пока не позволял себе думать ни о чем. Он просто смотрел на неё. Впитывал в себя до боли дорогой сердцу образ.

Не подозревая о его присутствии, Вики подошла к валуну и нежно провела рукой по гладкой поверхности. Почти как в первый день, когда он привел её сюда. Себастьян дернулся от боли, будто она коснулась его. Будто провела рукой по его сердцу, по его шрамам. Он не видел её с того дня, как ворвался в их дом. С того дня, когда они встретились после долгой разлуки. Он до сих пор помнил выражение её глаз, очертания милого лица. Помнил сумасшедший стук своего сердца. Боже, он побывал во многих местах, но не встретил никого, прекраснеё Вики. Возможно потому, что красота в ней удивительным образом сочеталась с её внутренним светом и теплом.

А сейчас, в ярких лучах солнца она казалась просто божественной. На ней было лишь легкое белое платье в цветочек, подчеркивающеё её идеальную выточенную тонкую фигуру, оголяющеё хрупкие плечи и белоснежную грудь.

Господи, как же она похорошела за то время, что его не было! Пока он гнил на войне, она расцвела ещё больше, и теперь от неё просто невозможно было оторвать взгляд. Себастьян едва сдерживался от того, чтобы не спрыгнуть с лошади и не подойти к ней. Он безумно хотел развернуть её лицом к себе, заглянуть в её сверкающие, лучистые глаза и крепко обнять. Он хотел почувствовать её рядом с собой. Всю. До боли.

Он помнил вкус её губ, очертания мягкого женственного тела, жар её пальцев, тепло её дыхания. Его тело вздрогнуло и напряглось в ответ на эти далёкие воспоминания. Господи, он так сильно хотел её, что мог запросто умереть от этого желания!

Но глядя на неё, он вдруг с мукой подумал, скольких ещё мужчин успела она перецеловать, пока он пытался выжить на войне, чтобы снова вернуться к ней.

Эта мысль отрезвила его лучше любого выстрела. Себастьян осознал, что больше не может находиться в месте, которое жгло его память, его душу. Он не мог снова видеть её и не иметь возможности касаться её, не слышать её голос, не чувствовать её дыхание. Но хуже всего было то, что он знал: если он подойдет к ней, она отвергнет его. Она ни за что не захочет видеть истерзанного войной глупого монстра, который был для неё всего лишь занудой. Она непременно отвергнет его. И тогда…

Он не сможет этого вынести. Этого было достаточно, чтобы Себастьян с ожесточением развернул Адама и поскакал прочь от этого места. От валуна. От неё.

Встреча на пляже отняла у него почти все его силы. Себастьян чувствовал себя опустошенным, в груди зияла такая пустота, что в скором времени она могла проглотить его целиком. Был уже вечер, он сидел в зашторенном кабинете отца и пытался хоть как-то прийти в себя. Если только это было возможно.

Страдания так сильно довлели над ним, что он почти разучился жить. Он мог только думать о ней. И он думал о ней даже тогда, когда очередная женщина заходила в его шатер, а потом ложилась к нему в постель. Он зло сжимал челюсти, проклиная все на свете, потому что рядом с ним должна была лежать Вики, а не безликое существо без имени и значения. Он ненавидел разрядку, которую получал от них. Эти мгновения были для него самыми тяжелыми, а она так легко рассуждала о мужчинах и поцелуях. Скольких она ещё знала? Скольких впустила в свою жизнь?

Рука непроизвольно сжалась в кулак, и он захотел кого-нибудь ударить. Желательно того мерзавца, который сорвал с её губ первый поцелуй. Все её поцелуи должны были принадлежать ему. Но она предпочла отдать их другим. А для него сберегла самый горький, самый мучительный. И самый обжигающий.

Себастьян зарычал и прикрыл глаза рукой, понимая, что снова доводит себя. Черт побери, кем он был для неё, в конце концов? Может она вообще не хотела его поцелуя, может он сам выдумал её особое отношение к себе?

“У каждого человека должно быть особое имя. Это признак исключительной привязанности друг к другу, признак необычной любви к другому человеку”. Голос из прошлого резанул по сердцу, но он не успел прогнать боль, потому что, убрав руку с лица, Себастьян увидел свою мать, которая стояла прямо перед ним и пристально смотрела на него.

– Мама? – хриплым от страданий голосом вымолвил он и выпрямился на диване. – Я не слышал, как ты вошла…

– Я это заметила, – спокойно проговорила она, стараясь скрыть нотки боли в своем голосе. – Что ты тут делаешь? Мы ждали тебя к ужину, но ты так и не появился. Ты сторонишься нас так, словно мы тебе чужие.

– Не правда, – возразил Себастьян, не желая обидеть мать. – Я просто… хотел побыть один.

– Ты уже две недели проводишь время один. – Айрис присела рядом с ним на диване. – А я хочу постоянно видеть своего сына, хочу, чтобы радость не покидала нас всех, ведь ты вернулся целым и невредимым.

Себастьян боялся таких разговоров, поэтому поспешно сменил тему.

– Когда вернутся отец и Эдвард? От них есть вести?

– Сегодня утром я получила письмо от Артура. Они уже в Портсмуте и через пару дней будут дома. Их задержала встреча со старым другом семьи, который просил погостить у него, но твой отец рвется к тебе. Он хочет своими глазами увидеть, что ты жив и здоров.

Тоска по родным глухим ударом отдалась в сердце.

– Я бы тоже хотел увидеть его, – сказал Себастьян так, чтобы мать не различила в его голосе выражение глубоких эмоций.

Он очень любил отца, знал цену его советов и наставлений. Отец поддерживал его в любом вопросе и ни разу не возразил, когда Себастьян надумал купить офицерский патент. Артур даже не пытался отговорить сына от опрометчивого поступка, интуитивно понимая, что это ещё больше усугубит страдания мальчика. За это Себастьян зауважал его ещё больше. Ведь в ту пору он был почти как раненый зверь, и не смог бы вынести вмешательства в свою жизнь. И только теперь он осознал, какую боль причинил родным, особенно им, когда принял решение уйти в армию. Боже, сколько глупостей он натворил! Чувство вины захлестнули его так, что он хотел встать и уйти, но мать осторожно взяла его за руку и удержала на месте.

– Мальчик мой, мы все переживали за тебя. Очень сильно волновались… Все. – Она подчеркнула последнеё слово, вложив в него достаточно смысла, чтобы Себастьян снова захотел уйти. – Если бы было возможно, я бы многое исправила в прошлом, но это не в моей власти, сынок. Поэтому давай попытаемся не разрушать будущеё, игнорируя настоящеё.

Себастьян вдруг почувствовал, что задыхается. Он не хотел, просто не смог бы раскрыть хоть перед кем-то свою душу. Он даже не знал, как это делается. Да и никто не поймет его. Поэтому отняв руку, он встал и отошёл к окну.

Айрис поняла, что снова разбередила его раны. И, видимо, они были настолько глубоки, что ему было трудно даже говорить об этом.

– О чем ты думаешь? – тихо спросила она и тоже поднялась с места, стараясь сгладить напряжение, которое возникло от её предыдущих слов.

Однако её мягкий тон не смог усыпить бдительность Себастьяна. Айрис всегда добивалась того, чего хотела. Но только не на этот раз.

– Мама, мне нужно время, чтобы привыкнуть к этому миру, – с горечью произнес он, прикрыв на секунду глаза.

Она знала это, но почему-то предпочла пренебречь сим фактом. Приподняв голову, графиня торжественно заявила, пытаясь казаться спокойной:

– Надеюсь, мой дорогой, этот процесс не будет длиться долго, потому что как только вернутся Артур и Эдвард, я намереваюсь дать бал в честь твоего возвращения и собираюсь пригласить всю округу.

Обомлев, Себастьян резко повернулся к ней.

– Что?

– Да, милый, – кивнула с улыбкой Айрис, у которой при этом болело сердце. – Будет бал в твою честь. Пора тебе на самом деле вернуться в наш мир, пора бы уже найти дорогу к своему счастью.

Она подошла к нему, быстро поцеловала в щеку и ушла, оставив сына в полном изумлении. А когда Себастьян немного пришёл в себя, он подумал, что просто взорвется от гнева.

Бал? Какой ещё к черту бал? Он не был готов вернуться в обычную жизнь, а что он будет делать на балу? На мероприятии, где все веселятся, флиртуют и делают вид, что жизнь прекрасна. Жизнь не была прекрасной. По крайней мере, для него. Для него в особенности. Его жизнь была агонией, полной боли и страданий, одиночества и холода. Он мерз, замерзал без Вики. Его душа и сердце сжимались от боли так, что превратились в кусочек сморщенного изюма. Он не был готов к балу. Он не был готов видеть, как Вики будет снова танцевать с другим. Флиртовать с другим. Целоваться с другим!

Эта мысль заставила его лицо потемнеть. Сжав руку в кулак, Себастьян гневно прорычал:

– Черт!

Как бы он ни злился, как бы ни хотел никого видеть, ни с кем разговаривать, он не мог остановить течение времени. Жизнь снова утекала из его пальцев, подобно пляжному песку. И он ничего не мог с этим поделать.

Глава 7

Тори смотрела, как Алекс бережно пересаживает молодой куст желтых роз. Она любила наблюдать за работой сестры в оранжереё. Иногда это чудесным образом отвлекало её от грустных мыслей.

Но только не сегодня.

Не после того, что произошло вчера на пляже.

Впервые после того рокового дня, когда пришло сообщение об исчезновении Себастьяна, Тори позволила себе сходить, наконец, к валуну. Она так сильно тосковала по этому месту. Место, связывающее её с Себой. Ей казалось, что там она сможет обрести некое подобие покоя, хоть как-то успокоить ноющеё сердце, но как же глубоко заблуждалась!

Ведь это место в первую очередь принадлежало ему.

И он тоже пришел туда!

Тори слишком поздно поняла это. Вернеё, она обнаружила его присутствие только в момент его исчезновения. Он был там. И видел её! И даже не подумал подойти. У неё замирало всё внутри, когда она думала о новой встречи с ним. Она боялась и вместе с тем хотела этого больше всего на свете. Тоска по нему начинала сводить с ума. Тоска привела её на пляж, где Тори всегда находила утешение, но только не в этот раз.

Оттуда она вернулась с болью в сердце. Ей было тяжело думать о том, что он пожелал проигнорировать её. Пожелал уйти и даже не захотел подойти и заговорить с ней. После всего, что было. После того, как по возвращению домой первое, куда он пошёл, был Клифтон-холл. Было великим соблазном считать, что в тот день он пришёл ради неё. Пришёл только для того, чтобы увидеть её. Но случай на пляже перечеркнул все эти надежды.

Он ведь знал, что она там. Он и ушёл оттуда только потому, что она была там. Ушёл, потому что не хотел, не мог видеть её. Видимо, степень её вины была так высока, что он не мог простить её, не говоря уже о том, чтобы взглянуть на неё.

Неужели любовь к нему должна была приносить такие невыносимые страдания? Тори считала, что любовь – это нечто особенное и прекрасное, что она приносит только радость и удовольствие, покой и счастье. Но только не её любовь к Себастьяну. Ведь она была обречена любить его и не иметь никакой возможности проявить свои чувства. Это действительно было похоже на проклятие.

– О чем ты так усиленно думаешь? – раздался голос Алекс, который вернул Тори к реальности.

Девушка вздрогнула и отошла от стены, тщетно пытаясь взять себя в руки.

– Ни о чем, – пожала она плечами, понимая, что лжет и что сестра это заметила. Однако Алекс не подала виду, что заметила это, и, решив сменить тему, Тори поспешно добавила: – В доме необычайно тихо без Кейт, не находишь?

– Да, ты права, – с грустной улыбкой кивнула Алекс. – Она была неотъемлемой частью нашего дома, сердцем Клифтона. Я надеюсь, что у неё сейчас все хорошо.

– Да, и я тоже. Как думаешь, они уже обвенчались?

– Ну, зная нетерпение Джека и расстояние до Гретна-Грин, куда, вероятно, он мчался, увозя с собой Кейт, могу предположить, что они уже поженились. – Улыбка Алекс стала шире. – Ты не подашь мне вон тот маленький совочек? Надо немного помочь этим упрямым корням уместиться в их новом доме.

– К-конечно, – пролепетала Тори, подходя к рабочему столу Алекс, взяла и протянула ей совочек, чувствуя, как грудь заполняет режущая боль. Быстро отвернувшись, она отошла в дальний угол оранжерей и прикрыла глаза, которые вдруг защипало.

Господи, когда-нибудь она перестанет ощущать тоску и мучительную любовь к человеку, которому была не нужна?

– Чем сегодня займешься? – притворно спокойным голосом осведомилась Алекс, заметив, как от звука её голоса неёстественно вздрогнули плечи сестры.

Прочистив горло, Тори тихо ответила:

– Не знаю.

Алекс выпрямилась и торжественно сказала:

– Я закончила. – Взяв влажную тряпку, она вытерла руки и снова посмотрела на сестру. – Я приготовила глазные припарки для бабушки Ады. Кейт просила отнести их, но я сейчас не могу. В оранжерее уже распускаются бутоны, и теперь мне нужно высадить в саду глоксинии, вербены, петуньи, маргаритки…

– Можешь не продолжать, – прервала её Тори, повернувшись к ней. – Я все поняла.

– Так ты отнесешь их бабушке Аде?

В голосе Алекс помимо надежды, было что-то ещё, но, поглощенная своими переживаниями, Тори впервые в жизни не заметила столь явного желания Алекс добиться своего.

– Конечно.

– Прекрасно! Как раз прогуляешься и развеёшься. Если ты пойдешь сейчас, то успеёшь вернуться к чаю.

– Приготовь банки, я только переоденусь.

Одна мысль о том, что ей будет, чем заняться, воодушевила Тори и сделала этот нескончаемый день болеё терпимым.

Алекс смотрела вслед сестре, радуясь, что печаль в её глазах хоть бы на время отступила. Она немного оживилась. И то, что Алекс приготовила для неё, должна была ещё больше оживить её.

Через полчаса Алекс увидела, как Тори, крепко держа корзину, прошла на север по узкой тропинке, которая вела на главную дорогу. И небольшую поляну, где пересекались главные дороги поместий их соседей.

В этот момент в оранжерею вошла улыбающаяся тетя, которая благополучно вернулась вчера утром из Лондона.

– Алекс, милая, у меня хорошие новости. Где Тори? Ты не видела её? – спросила Джулия, которая, не переставая, махала перед собой распечатанным письмом.

– Она только что ушла к бабушке Аде, миссис Джонсон. Я попросила отнести ей припарки для глаз. – Поправив очки, она взглянула на пергамент. – Это письмо от Кейт?

– Нет, – с лукавым блеском в глазах ответила Джулия. – В следующеё воскресенье Айрис устраивает бал по поводу возвращения Себастьяна. Мы все приглашены.

Даже если бы она не подчеркнула слово “все”, Алекс догадалась, почему тетя так светиться от радости.

– Ты думаешь, это поможет?

Вопрос Алекс заставил Джулию измениться в лице. Радость тут же померкла. Сложив письмо и убрав её, тетя посмотрела на Алекс.

– Вчера я встречалась с Айрис.

– И они об этом явно не догадываются.

– Никто об этом не должен знать! – с нажимом проговорила тетя.

– Конечно, я вас не выдам, – вздохнула Алекс. – Но я боюсь, как бы вы не усугубили и так сложную для всех ситуацию.

– Эти двое самые невыносимые упрямцы на свете! – воскликнула тетя, у которой предательски задрожал голос. Она прижала ладонь к груди. – У меня нет больше сил смотреть, как Тори с каждым днем чахнет все больше. Она боится жить. Боится самой жизни.

– Я очень надеюсь, что вы сможете им помочь, потому что если вы этого не сделаете, этого не сделает никто.

***

Открыв дверь, Себастьян замер, увидев в ярко освещённой гостиной свою младшую сестру Амелию, невестку и её детей. Все они стояли у круглого стола и о чем-то тихо разговаривали. И только по этой причине он не услышал их голоса. Иначе бы ни за что не пришёл бы сюда.

Себастьян хотел увидеться с матерью, хотел сообщить ей о том, что собирался уехать в Лондон по важным делам на несколько дней.

Но, черт побери, совершенно случайно набрёл на всё своё семейство. Его появление никто не заметил, и Себастьян намеревался так же незаметно уйти, но что-то его остановило. Возможно, то обстоятельство, что он никогда не видел своих племянников. Вернеё, в год отплытия на континент как раз родился мальчик. Шон. Себастьян отчетливо помнил имя племянника, которое произнёс грустный Эдвард, провожая брата до парома.

Мальчик оказался очень похож на графа Ромней, своего знаменитого деда, а девочка была маленькой копией своей очаровательной мамы.

Сердце вдруг сжала глухая тоска. Себастьян всегда любил детей. Дети были самой важной составляющей частью жизни каждого человека. И как же часто он мечтал о своих собственных. Его и её.

Себастьян сделал шаг назад, чтобы развернуться и уйти, но его остановил тоненький голосок маленькой девочки.

– Ой, кажется вы наш дядя Себастьян, да?

Все замолчали и словно по команде повернулись в его сторону. На него смотрело столько пар глаз, что Себастьян даже растерялся. Возможность уйти незаметно канула в лету, подобно душе умершего, которая исчезала в реке забвения мрачного царства Аида.

– Да, милая, – за него ответила Амелия, с теплотой глянув на застывшего брата. – Это ваш храбрый дядя, майор Себастьян. Правда, в отставке, но все равно майор.

– Вот здорово! – выдохнул Шон, с восхищением глядя на дядю. – Вы правда-правда майор? Я всё спрашиваю у папы о военных чинах, а он постоянно пожимает плечами и говорит, что в этом плохо разбирается. Может, вы мне скажете, звание майора выше или ниже капитанского?

– Дорогой, – обратилась к сыну Сесилия, с извиняющимся видом глядя на Себастьяна. – Ты проявляешь излишнеё любопытство. Возможно, дядя занят, а ты ему мешаешь.

– Он ведь стоит здесь, мама, – удивленно заметила девочка, глядя на мать невероятно яркими зелеными, как у всех Ромней, глазами. – Как он может быть занят? К тому же он такой большой. Чем он может быть занят?

– Глупенькая, – пожурил её брат. – Ты маленькая, вот все остальные и кажутся тебе большими.

– И вовсе я не маленькая.

– Да ты меньше меня.

– Когда-нибудь я научусь бить, и ударю тебе прямо по губам за такие слова, Шон…

– Дети! Как вы себя ведете? – оборвала их мать.– Сесилия снова виновато посмотрела на деверя. – Простите, они иногда ведут себя неприлично, но такое бывает крайне редко, что, к сожалению, не уменьшает ни моей вины, ни тем болеё их. Возможно, мы вас задерживаем….

За прошедший месяц Себастьян не слышал столько вопросов, сколько посыпалось на него в гостиной его родного дома. Он был изумлен, слегка смущен и жутко взволнован. Он не знал, что сказать и как поступить. Четыре пары глаз вопросительно и с нескрываемой надеждой смотрели на него, ничего не прося взамен и в то же время предлагая стать частью их жизни.

Перед ним стояла его семья, и он не имел права обходиться с ними пренебрежительно. Он не имел права уходить от них, избегать или причинять им боль. Он нёс в себе слишком много боли. Поэтому Себастьян не хотел, чтобы эти прелестные, любопытные крошки познали горечь и разочарования. В груди вдруг что-то сжалось, а потом как будто лопнуло. Он моргнул и сделал глубокий вздох.

Он никак не мог уйти отсюда.

Повисло глубокое молчание. Все ждали от него ответа, и никто не надеялся дождаться его. Но Себастьян, пересилив себя, тихо проговорил:

– Звание майора выше капитанского.

Даже дети поняли, что на самом деле он хотел сказать. Их глаз заблестели от радости, а улыбки стали ещё шире.

– Я так и знал! – воскликнул Шон и подбежал к Себастьяну, на лице которого растерянность медленно сменялась ужасом. – А кому подчиняется майор, дядя? Он старше батальона или полка?

– Дядя Себастьян, а вы пойдете с нами гулять? – робко спросила сестра Шона, следуя за ним.

Себастьян вдруг вздрогнул, понимая, что совершил ошибку. Ему не следовало начинать то, что невозможно было довести до конца. Он вдруг понял, что не сможет оправдать ожидания этих малышей, ожидания тех, кто любил его и нуждался в нём. Часть его мечтала сбежать отсюда как можно скореё, а другая часть, старая, дряхлая как вселенная, жаждала внимания стоящих перед ним детишек.

Заметив бледность брата, Амелия подошла к племянникам в надежде немного утихомирить их.

– Шон, Сьюзан, хватит мучить дядю Себастьяна. Вы ведете себя просто ужасно. Что он подумает о вас? Так вы будете вести себя на прогулке? Если да, то нам с мамой нужно серьезно подумать над тем, стоит ли вообще идти гулять.

– Но, тетя Мелли, – захныкала Сьюзан, взглянув на Амелию. У неё мгновенно повлажнели глаза, и задрожала нижняя губа. – Вы же обещали…

– Да и Бонни нужно прогулять, – не менеё расстроено добавил Шон, встав рядом с сестрой.

Себастьян выпрямился и вошёл в комнату, понимая, что у него уже нет другого выбора.

– Амелия, – заговорил он мягким, но решительным голосом. – Я пойду с вами на прогулку.

Дети завизжали от восторга и повернулись к нему.

– О, дядя Себастьян, спасибо, – выдохнул Шон.

– Вы не пожалеёте об этом, обещаю, – поклялась Сьюзан.

Себастьян посмотрел на эти маленькие существа и вдруг понял, что как раз пожалеёт.

И очень скоро.

***

Тёплый ветерок колыхал листья деревьев. В небе ярко сияло солнце, лаская своими лучами сочную зеленую траву. Вокруг стояла блаженная и умиротворz.ofz тишина.

Тори поправила шляпку и крепче прижала к себе корзину, в которую бабушка Ада сложила две баночки любимого Тори клубничного варенья и небольшой мешочек с миндалем. Тори всё пыталась вспомнить, кто же из её домочадцев любит миндаль, но так и не смогла понять, кому они были предназначены. В любом случае Алекс будет рада этим дарам, и уж лучше пусть она начнет любить миндаль, иначе подарок придется отдать миссис Уолбег, которая найдёт ему болеё подходящеё применение на кухне.

Покачав головой, Тори вышла на залитую солнечными лучами поляну, посередине которой стоял большой толстый дуб, у которого сбегались три дороги, ведущие в Клифтон-холл, Чейн-Кросс и… в Ромней. Тори остановилась у дуба, приложив ладонь к груди и чувствуя при этом, как медленно сжимается сердце. У Ады, у этой милой безобидной старушки она на время позабыла о своих переживаниях, но стоило увидеть дорогу в Ромней, как давняя боль снова дала о себе знать. Тори на секунду прикрыла глаза. Думает ли он о ней? Где он сейчас? Как скоро и где она могла бы увидеть его?

Гневно сжав руку, она резко открыла глаза. Не следовало ей думать об этом. Думать о нём. И хвататься за то, чего не существует больше. Где бы он ни был, чем бы ни занимался, ему, несомненно, было лучше, чем ей.

Развернувшись, чтобы уйти, Тори вдруг заметила в кустах недалеко от дуба что-то блестящеё. Она шагнула туда, чтобы разглядеть поближе находку, и перешагнула через толстые корни, выпирающие из-под земли. И внезапно её внимание привлек громкий лай, который с невероятной скоростью приближался. Тори резко развернулась, чтобы посмотреть, кто вознамерился напасть на неё. Однако правая нога её застряла в корнях векового дуба, лодыжку пронзила острая боль. Тори не успела даже вскрикнуть. Она лишь успела заметить летевшеё на неё лохматое чудовище, которое прыгнуло и повалило её на землю.

Корзина упала и покатилась в сторону. На грудь давили сильные лапы пса, который радостно уткнулся мокрой мордой ей в лицо и стал лизать щеки, не позволяя при этом ни дышать, ни шевелиться. Падение было таким стремительным и тяжелым, что Тори ударилась спиной о выпирающие корни дуба, испустив весь воздух из легких.

Пару секунд она пребывала в шоковом оцепенении, но когда сознание стало возвращаться, Тори тут же почувствовала раздирающую боль в спине и в лодыжке. Ей вдруг стало так плохо, что закружилась голова, и потемнело в глазах. Это была словно последняя капля в чашу её страданий, и Тори с трудом удалось сдержать слёзы.

И в этот момент недалеко от неё раздался очень знакомый голос.

– Бонни! – позвал пса Шон. – Ты куда убежал? Кого ты там увидел?

– Что на этот раз натворил твой пёс? – недовольно спросила Сьюзан.

– Я разберусь, – резко заявил Себастьян, сетуя на свою уступчивость, и направился к Бонни, хвост которого торчал из-за большого толстого дуба.

Вот что значит идти на прогулку с неуправляемыми детьми и с диким животным, на которого нет управы.

Обогнув дуб, Себастьян хотел было подойти к псу, но едва увидел, кого тот завалил на землю, вернеё на угрожающе выпирающие корни дуба, как похолодел от ужаса и застыл, не в силах ни дышать, ни тем болеё шевелиться.

– Вики! – выдохнул он изумленно.

Услышав голоса, Тори попыталась увернуться от Бонни, чтобы посмотреть на того, кто стоит рядом с ней. Она замерла, позабыв и о боли, и о своем падении, и об остальном мире.

Хоть в это верилось с трудом, но рядом с ней стоял сам Себастьян!

Тори показалось, что время остановилось, потому что остановилось и её сердце. Меньше всего на свете она ожидала увидеть здесь его, да ещё в такой унизительный для себя уязвимый момент.

Тори медленно моргнула, но видение не исчез. Это было не видение, а живой человек из плоти и крови, и он продолжал стоять рядом и смотреть на неё так же изумлённо, как и она. Тори не могла отвести от него своего тоскливого взгляда. Господи, как давно она хотела увидеть это дорогое лицо, этот до боли родной облик!

Она не видела его целых пять долгих, холодных лет. Она увидела его две недели назад, когда он неожиданно постучался в её дверь. Но в прошлый раз ей не удалось как следует разглядеть его.

Тори вдруг поразило то, как сильно он изменился за эти пять лет. Лицо стало непроницаемым и суровым, черты резкими, между бровей залегла глубокая морщинка, словно он не переставал хмуриться. Почти как сейчас.

Но его глаза!

Эти обожаемые, глубоко посаженные зелёные глаза смотрели на неё по-прежнему с такой нежностью и теплотой, что сжималась душа.

– Господи, Бонни, что ты натворил? – голос Амелии вывел из оцепенения Себастьяна и Тори. Она обошла дуб и резко остановилась, в ужасе глядя на распростертую на земле девушку. – Виктория? О Боже, что этот монстр сделал с тобой?

Наконец, Себастьян пришёл в себя. И ощутил неистовое желание разорвать на части обнаглевшую собаку. Его ноздри расширились, глаза потемнели и сузились. Он схватил ошейник и одним стремительным движение оттащил Бонни от бледной Вики. Вручив поводок Амелии, он резко повернулся к девушке. И почувствовал боль и панику. Почти как много лет назад, когда её ударили на мальчишеских играх. У него похолодело все внутри, когда он увидел искаженное от муки обожаемое лицо. Позабыв обо всем на свете и желая помочь, защитить её любой ценой, он подошел и присел подле ней.

– Милая, где у тебя болит? – глухим от эмоций голосом спросил Себастьян, пристально глядя на неё.

Его лицо было искажено не меньше. Оно было почти пепельного цвета, словно он мог в любой момент упасть в обморок. Тори едва могла дышать, услышав его голос, почувствовав его рядом. Он был так близок, что она могла бы запросто дотронуться до него, но при всем своем желании не имела возможности двигаться. В горле стоял такой комок, что было трудно произнести хоть слово. А потом он взял её за дрожащую руку и мягко сжал её холодные пальцы. И Тори захотелось зарыдать, потому что сердце пронзила непереносимая боль. У него была такая теплая, такая сильная ладонь… А ведь в последний раз он прикасался к ней только пять лет назад, когда оставил у конюшни с разбитым сердцем.

– Вики, где у тебя болит? – дрожащим голосом повторил свой вопрос Себастьян, впадая в оцепенение от того, что Вики не может даже говорить. Её затравленный взгляд прожигал ему грудь. Наклонившись к ней совсем близко, он заглянул в её затуманенные страданиями глаза, и осторожно провел пальцами по бледной, нежной как шелк коже, не веря тому, что он на самом деле касается её. Господи, он боялся обнаружить, что это очередной жестокий сон! – Скажи мне, прошу тебя.

Его теплое дыхание коснулось её лица, и Тори зажмурилась, пытаясь сдержать слезы.

– Н-нога, – еле слышно молвила она, умирая от желания вжаться в его теплую ладонь.

Он решил, что это боль заставила её закрыть глаза. Он хотел прекратить её мучения, поэтому, тяжело дыша, Себастьян отпустил её руку, выпрямился и повернулся к её ноге, прикрытой юбками. И замер от очередной мысли: он снова будет касаться её. Её ног! Сделав глубокий вдох, он медленно потянулся к подолу, который мешал ему добраться до неё.

– Держи своего пса, Шон!

Резкий голос невестки немного привел Себастьяна в чувства, но руки по-прежнему продолжали лихорадочно дрожать.

– Бонни просто хотел поприветствовать мисс Тори, – расстроено сказал Шон. – Он же обожает её.

– Мисс Тори сильно пострадала, дядя Себастьян? – тихо спросила Сьюзан, внимательно глядя на дядю.

Но тот не ответил. Себастьян был слишком занят, слишком сосредоточен на центре своей вселенной. Откинув в сторону подол, Себастьян увидел стройные ножки, затянутые в белые шелковые чулки. Он болезненно сглотнул, увидев, как лодыжка застряла в корнях дерева и начинала опухать. Ей должно быть невероятно больно. Эта мысль отрезвила его, и, разгневавшись на дерево, которое стало причиной её мучений, Себастьян схватил толстый корень и с такой силой выдернул её из земли, что земля полетела по сторонам.