Текст книги "Долгожданная встреча (СИ)"
Автор книги: Марина Агекян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
– Спасибо, милая, – прошептал он, выпрямившись.
Он ушёл, оставив её стоять у порога и смотреть ему в след. Себастьян чувствовал себя очень странно. Будто коснулся её своей любовью, и она приняла её. Будто она приняла его любовь и отдала ему нечто значительное взамен.
А в это время в дальнем углу коридора Кейт с торжествующим видом повернулась к мужу.
– Ну что, ты всё ещё считаешь Себастьяна олухом?
Джек хмуро посмотрел на жену, а затем медленно привлёк её к себе и пробормотал за секунду до того, как поцеловать её:
– Я считаю его темной лошадкой, но у него определенно есть, чему поучиться.
Глава 17
Четыре дня!
Казалось бы, это не такой уж и большой срок. Но попробуйте объяснить изнывающему тоской и любовью сердцу, что это не так! И даже тот волшебный поцелуй, которым Себастьян наградил её во время их последней встречи, нисколько не подбадривал её.
Тори тщательно пыталась скрыть гнев, тоску и раздражение, но у неё это получалось не лучше, чем попытка взлететь на небо. И буквально всё казалось ей ужасным. Ужасно было то, что она находилась в доме Ромней. Ужасно было то, что она присутствовала на балу в честь Себастьяна. Но самым отвратительным было то, что виновник торжества так и не соизволил объявиться.
Его не было в деревне целых четыре дня! После его неожиданного визита в Клифтон-холл, после того, как она узнала о его любви к миндалю и о том, что он до сих пор хранит свою старую Библии, он скоропалительно уехал в своё поместье. Этот глупец пренебрёг всеми её просьбами и снова захотел рисковать жизнью! Как он посмел! Как решился вновь вернуться туда, где в него стреляли?!
Тори, возможно, волновалась бы меньше, если бы случайно не услышала разговор Сесилии с Кейт. Невестка Себастьяна рассказывала о том, что кто-то поджёг конюшни Соулгрейв-корта, поэтому ему пришлось спешно уехать, дабы разобраться в произошедшем. И она уверяла, что нет причин для волнений, так как граф приставил к сыну двух надёжных людей, которые смогут помочь и защитить его в нужный момент. Тори была в таком гневе на Себастьяна, так сильно тревожилась за него, что чуть было не отправилась за ним сама. Ведь очевидно, что поджог был организован с единственной целью – выманить его из родного дома, где он был в полной безопасности.
А вдруг стрелявший в него вернётся и в хаосе и разрухе попытается снова причинить ему вред? Тори леденела от одной этой мысли.
Он ведь обещал, что не совершит глупых поступков! Он ведь обещал, что будет осторожен! Почему же поступил так, что сердце Тори замирало каждый раз, когда ей казалось, будто вот сейчас ей принесут самую ужасную весть на свете. Второго письма с пометкой “срочно” она бы точно не вынесла.
Бальная зала была переполнена сливками местного общества и несколькими гостьями, прибывшими из Лондона. Один яркий вечерний наряд затмевал другой, более кричащий и дорогой. Тут и там мелькали платья из муслина, шёлка, атласа, муары, перкаля и тафты, расшитые всевозможными драгоценными камнями. Джентльмены с безграничной щедростью дарили дамам самые свои обаятельные улыбки. Те же в свою очередь радостно принимали их внимание, обмахиваясь шёлковыми веерами и пряча свои довольные улыбки.
Вот он и настал, вечер бала, вечер веселья, блеска и триумфа, как именовала его графиня, но кроме горечи, боли и обиды Тори ничего не испытывала. Бал интересовал её в последнюю очередь. Она не была расположена к беседам, не была расположена к общению. И когда всё же с ней пытались заговорить, Тори предпринимала отчаянные попытки сохранить бесстрастное выражение лица и казаться заинтересованной тем, что происходит вокруг. Тори хотелось, чтобы её оставили в покое. Но больше всего на свете она хотела, чтобы Себа вернулся. Целым и невредимым.
Сесилия твердила, что он скоро вернется. Он обязательно придёт хоть бы потому, что не мог бы разгневать мать, которая организовала этот бал.
Ну конечно, пусть он думает о матери. Пусть думает о своих работниках и прислуге, которые нуждались в нём. Пусть думает обо всех жителях Англии, которых так храбро защищал на поле боя. Пусть думает о ком угодно, но только не о ней. И хоть Тори понимала, что несправедлива к нему, что ему действительно нужно было уладить дела поместья, но у неё не было больше сил скрывать свою собственную нужду в нём. Господи, сейчас он был нужен ей как никогда прежде! Тори не могла больше подавлять свои чувства. Она просто не могла прожить ещё один пустой день без него!
Опустошив второй бокал шампанского, Тори поставила его на стол и встала, чтобы выйти на балкон. Ей не необходимо было подышать свежим воздухом, чтобы набраться сил и взять себя в руки. Ей хотелось вздохнуть, но грудь сдавила мрачная тяжесть.
От громкой музыки разболелась голова. Неожиданно Тори почувствовала себя по-настоящему несчастной, и желание покинуть Ромней стала просто нестерпимой. Но именно в этот момент дорогу ей преградил молодой рыжеволосый юноша в чёрном сюртуке. Тори не хотела никого видеть, ни с кем не желала разговаривать. Она была готовая зарыдать. Господи, да ведь она даже наряд тщательно подобрала специально для него, согласилась поехать в Лондон, который хранил самые неприятные для неё воспоминания, но тот, ради кого всё это было сделано, кому было предназначено всё это, безбожно отсутствовал!
– Вы позволите пригласить вас на танец? – спросил молодой человек, протянув ей руку и затаив дыхание.
Тори посмотрела на его руку, мечтая увидеть на этом месте руку другого человека, но снова жизнь предлагала ей только горькое разочарование. Ощущая боль в груди, она протянула в ответ свою чуть дрожащую руку, мысленно посылая всё к чёрту. Она так устала ощущать только боль. И тоску! Ей было невыносимо одиноко без Себы, и если она хоть немного не отвлечётся сию же минуту, то просто сойдёт с ума.
Снова мир катился в пропасть, а она не имела возможности что-либо исправить.
Захваченный красотой девушки, молодой человек неуклюже вывел её на середину танцевальной площадки и стал исполнять фигуры танца с непростительной оплошностью. Как же наивно было полагать, что танец способен отвлечь ее? Тори начинал раздражать восхищенный взгляд своего партнера, который откровенно пялился на неё.
– Вы так прекрасны! – выдохнул он, чуть не наступив ей на ногу.
– Вы так считаете? – немного резко спросила Тори, которой вдруг стали противны и молодой человек, и его взгляд, и его прикосновения.
Юноша покраснел до самых кончиков ушей.
– О, несомненно, – пролепетал он и чуть не врезался в другую пару, слишком резко потянув Тори в сторону. – Вы прекрасны, как…
– Как восходящее солнце, – раздражённо продолжила за него Тори, готовая немедленно прекратить этот фарс под названием танец. – Моя красота затмевает даже красоту античных богинь, а голос слаще пения соловья? Вы это хотели сказать?
Подумать только, какими отвратительными иногда могут быть комплименты, но тот лишь восхищенно кивнул.
– О да… – снова выдохнул он.
Тори вдруг поняла, что если он ещё хоть бы один раз вздумает вздохнуть, она разобьет о его голову какую-нибудь вазу. Она как раз повернула голову, оглядываясь по сторонам, дабы отыскать нужный предмет, но едва не споткнулась сама, когда её взгляд остановился на пылающих зелёных глазах, которые были прикованы только к ней.
Себастьян!
Господи, он вернулся! Вернулся именно тогда, когда она уже было решила, что этого никогда не произойдет. Сердце от радости заколотилось в груди при виде любимого лица. Господи, как сильно она тосковала по нему! Как сильно боялась, что с ним могло что-то случиться! Но вот он, стоит перед ней, живой, здоровый и такой красивый, что трудно было отвести от него своего восхищённого взгляда.
Он действительно был бесподобен. Так красив, что перехватывало дыхание. Темно-серый бархатный сюртук ладно сидел на широких плечах, подчеркивая силу груди и стягивая напряженные мышцы рук. Белизна рубашки ослепляла, оттеняя загорелую кожу лица. Волосы были в легком беспорядке, падая на лоб так, будто ветер совсем недавно трепал его шевелюру. Тори отчаянно захотелось подойти к нему и откинуть назад каштановую прядь, но её остановил его взгляд. Она и забыла, что танцевала, что рядом находилось много людей. Она позабыла даже свою обиду и была готова броситься к нему.
Если бы не его взгляд.
Изумрудные глаза потемнели, взгляд стал таким острым, почти стальным, что мог проткнуть её насквозь. Тори вздрогнула, вдруг осознав, что он разгневан. В руке он держал бокал шампанского, сжимая его так, будто хотел раздавить. Он сердит? Но за что? За то, что его так долго не было, и пока она сходила с ума, волнуясь за него, приняла приглашение на танец? Потому что на балах было принято танцевать, а он об этом забыл?
Он посмел разгневаться на неё и это тогда, когда она имела полное право отругать его сама? Это она должна была сердиться! Это он подверг её испытанию! Он заставил её испытать такой страх и тревогу, что скручивалось всё внутри!
Тори могла бы прервать танец, наплевав на все правила приличия, если бы не его сверлящий, обжигающе гневный взгляд, который и остановил её. В любом случае ей следовало закончить танец и собраться с мыслями, чтобы подойти к нему. Негодование и обида буквально переполняли её. Она обернулась к своему партнеру и так ослепительно улыбнулась ему, что тот чуть не споткнулся на ровном месте. И Тори возненавидела себя за эту улыбку.
– Так как вы говорите, вас зовут? – спросила она, с отвращением отметив, что юноша потерял дар речи от её неожиданной улыбки.
– М-меня… меня зовут… – бормотал он, не в силах сообразить, как ответить. – Меня зовут Марк О’Доннелл, сэр… Ой, простите, мадам… О, Боже, мисс Виктория, простите ещё раз.
– Я прощаю, – безразлично бросила она, чувствуя каждой клеточкой своего тела присутствие Себы. – Так вас зовут Карл?
– Да, мисс Виктория, – как в тумане ответил парень.
– Я так и подумала, – с горечью кивнула Тори, мечтая оказаться за сотни миль отсюда.
И в первую очередь от человека, от взгляда которого ей вдруг захотелось заплакать.
***
Себастьян считал, и даже искреннее верил в то, что уже давно перерос возраст, когда не мог видеть её в объятиях другого мужчины, но при виде Вики, которая кружилась в танце с каким-то неоперившимся юнцом, Себастьян вдруг ощутил такое непреодолимое желание свернуть ему шею, что затряслись руки. С детской наивностью он полагал, что забыл, как в его отсутствие она наслаждалась обществом других мужчин, их вниманием и поцелуями. И бог знает, чем ещё!
В мозгу вдруг взорвались слова из прошлого.
“Ты не думал, что я захочу жить полноценной жизнью? Захочу целоваться?”
Эти слова жгли ему душу и заставляли сжиматься сердце. И даже тепло последней встречи не помогло ему хоть бы на миг поверить в то, что нужен ей. Он оледенел, снова решив, что она впускала кого-то в свою жизнь. Господи, неужели она позволяла другим мужчинам нечто большее, чем простые поцелуи? Себастьян так отчаянно не хотел верить в это!
До сегодняшнего дня.
И то, что открылось перед его глазами, повергло его в настоящий шок. Он застыл, с горечью понимая, что ничего не изменилось. Пока он отсутствует, она будет продолжать наслаждаться жизнью, позабыв о нём!
Какой же он глупец! Все эти четыре долгих, мучительных дня он пытался очистить разрушенную конюшню, старался отыскать разбежавшихся лошадей, успокоить своих работников и отыскать мерзавцев, которые это сделали. Он был так чертовски занят, что не заметил, как пролетело четыре дня.
Четыре дня без неё!
Он так сильно тосковал по ней. Так отчаянно хотел, чтобы она была рядом. И в последний вечер, сидя возле камина, уставший и опустошённый, Себастьян понял, что так дальше продолжаться не может. Он собирался вернуться в Клифтон-холл и откровенно поговорить с Вики. Он устал додумывать за неё. Он устал гадать за неё. Он так чертовски устал от жизни без неё.
Себастьян не мог забыть все те мгновения, что провёл с ней с тех пор, как вернулся. Её нежные поцелуи, когда обнимал её в библиотеке лондонского дома своего отца. Он не мог забыть сияние её глаз, когда она смотрела на него, сидя на диване в гостиной Клифтон-холла. И никогда не смог бы забыть то, как она вручила ему мешочек с миндалем, а потом с готовностью приняла его поцелуй. Приняла нечто большее, чем поцелуй. И отдала ему нечто большее, чем миндаль.
“Я так боялась, что никогда больше не увижу тебя…”
“Если я скажу, что хочу твоего поцелуя больше жизни, если я скажу, что хотела всегда только твоих поцелуев, ты меня поцелуешь?”
Эти слова значили для него намного больше. Это значило всё!
Все эти годы он так безумно боялся того, что выдумывает себе её любовь. Но эти слова, её поступки, объятия и поцелуи.
“Что бы ты ни делал, ты должен вернуться ко мне, к нашему валуну. Обязательно”
Господи, он всегда хотел вернуться! Вернуться только к ней! И всегда хотел быть только с ней. Все эти долгие годы он пытался понять, как завоевать её, как заставить её полюбить себя.
Достав из кармана коробку с кольцом, Себастьян посмотрел на золотистый ободок и блестящий камень, представляя, как вручит его ей. Он вручит Вики не просто кольцо. Он отдаст ей на безвозмездное пользование свое изнывающее любовью сердце. Себастьян вдруг отчётливо понял, что никогда не узнает ничего наверняка, пока не спросит об этом напрямую. Пока не заглянет ей в глаза и не спросит, любит ли она его так же безумно, как любит её он? Пусть, наконец, она решит, что будет с ним дальше. Захочет ли Вики видеть рядом с собой истерзанного и грешного монстра? Пора уже узнать все ответы.
Но все разумные мысли вылетели у него из головы, когда Себастьян увидел смеющуюся Вики в объятиях рыжеволосого юноши, который даже представить себе не мог, какая опасность нависла над ним.
Ему даже в голову не пришло, что это бал и что на балах танцевать совершенно естественно, настолько сильно им овладели страхи прошлого.
Она была прекрасна до боли в волнующем серебристо муслиновом платье с недлинным шлейфом и прозрачным бельгийским кружевом, которым был расшит неслыханно глубокий вырез, затейливой косой шнуровкой уходя вниз до талии. Кружевные прозрачные перчатки до локтей ещё больше подчёркивали её хрупкость. Золотистые волосы были собраны на макушке вплетёнными в них серебристыми лентами, а одна соблазнительная волнистая прядь падала ей на плечо, задевая кончиком подрагивающий холмик. У Себастьяна перехватило дыхание от одного взгляда на неё. Неудивительно, что её партнёр по танцу не мог отвести от неё своего восхищённого взгляда.
Себастьян даже не заметил, как бокал нетронутого шампанского треснул у него в руке. Он не заметил, как по кивку матери слуга тут же убрал испорченный хрусталь, и шагнул вперёд с единственным намерением прикончить наглеца. Но Эдвард неожиданно преградил ему дорогу, встав перед ним и заслонив от него смеющуюся парочку.
С пылающим взглядом Себастьян посмотрел на брата, готовый тут же швырнуть его в сторону.
– Отойди! – процедил он, тяжело дыша.
Себастьян едва владел собой, но Эдвард даже не подумал шевелиться.
– Отец хочет с тобой поговорить, – невинным тоном сообщил тот.
Братья долго смотрели друг на друга, пока не вмешалась их мать. Осторожно взяв Себастьяна за напряженную руку, графиня мягко проговорила:
– Пойдем, милый, я провожу тебя. – Она благополучно увела его из бальной залы и, когда они вышли в безлюдный холл, совсем тихо добавила: – Ты не должен сердиться на неё.
Себастьян застыл и, скинув с локтя её руку, резко повернулся к ней.
– Это мое дело! – гневно произнес он, начиная дрожать от ярости, едва вспомнив о Вики в объятиях другого. Он бы вернулся в бальную залу и привёл бы в исполнение приговор, который вынес тому сопляку, если бы перед ним не стояла его мать.
Но графиня даже не придала значения его гневу, спокойно встретив его разъярённый взгляд.
– Как бы это ни было твоим делом, я не позволю несправедливо гневаться на бедную девочку.
– Несправедливо? – Себастьян думал, что его сейчас хватит удар. – Мама, она во всю флиртует с этим сукиным сыном, а я должен спокойно смотреть на это?!
– Во-первых, – назидательным тоном начала графиня, выпрямившись во весь свой величественный рост, и напоминая тем самым сыну, кто стоит перед ним, – этого сукина сына, как ты изволил выразиться, зовут Марк О’Доннелл, и он сын хорошего друга твоего отца…
– Мне наплевать, как зовут этого щенка! – прогремел его голос.
Но это не помешало его матери закончить, которой с трудом удалось скрыть свою довольную улыбку.
– А, во-вторых, она не флиртовала с ним. Она вообще впервые с тех пор, как приехала сюда, приняла приглашение на танец, сидя в углу комнаты и глядя на дверь. Тебе подсказать, кого она ждала?
Неожиданно весь его гнев мигом испарился. Себастьян вдруг ощутил себя уставшим и опустошённым. Плечи его сникли, голова опустилась, и он хрипло молвил:
– Мама, я не могу без неё…
Глаза графини предательски заблестели. Сделав шаг к сыну, она крепко обняла его и прижала своего большого и потерянного сына к своей груди.
– Тебе не придется этого делать, – глухо проговорила она, всем сердцем веря и надеясь на это. – Обещаю.
***
Тори казалось, что этот проклятый танец никогда не закончится. Особенно потому, что, повернув голову в ту сторону, где совсем недавно стоял Себастьян, она обнаружила, что он исчез. Это почему-то жутко напугало её, наведя на очевидную мысль, будто он, снова воспылав к ней презрением, решил немедля уехать отсюда.
Как поступил пять лет назад.
Всё что угодно, но только не это! Тори не смогла бы допустить нового повторения того, что ей пришлось уже пережить. Она не смогла бы снова пройти через тот ад. Поэтому, едва танец подошёл к своему логическому завершению, как она бросилась к выходу, намереваясь как можно скорее отыскать его. И убить его, если он действительно собрался уехать.
Но едва она вознамерилась переступить порог бальной залы, как перед ней выросла графиня, и с тёплой улыбкой посмотрела на неё.
– Тори, дорогая, тебе нравится вечер?
– Уже нет, – наспех выдохнула она, думая о Себастьяне, но по тому, как вопросительно приподнялись тонкие брови графини, поняла, наконец, что сказала. И ей захотелось провалиться сквозь землю. – О, прошу меня извинить, я не то хотела сказать… – Господи, она вообще ничего не должна была говорить! От волнения у неё так сильно тряслись руки, что пришлось сжать пальцы, дабы хоть как-то скрыть своё состояние. – Бал просто замечательный… Здесь так много замечательных людей… Музыка такая замечательная…
По мере того, как она перечисляла достоинства бала, графиня улыбалась всё шире. Неожиданно лицо её стало серьёзным, она нагнулась к девушке и прошептала ей прямо на ухо:
– Он в конюшне.
Тори побледнела, леденея от ужаса, и даже не подумала о том, что выдаёт себя. Графиня, несомненно, поняла, что с ней происходило. Однако Тори охватила такая паника, что ей стало всё равно абсолютно на всё. Ей уже было безразлично, что подумают или сделают люди, что земля может сойти со своей оси. Она не думала ни о чём, кроме человека, который всё же намеревался покинуть Нью-Ромней. И её! Как пять лет назад! О Боже!
– Он хочет уехать? – дрожащими губами вымолвила она, чувствуя головокружение.
Графиня выпрямилась. И глядя в её такие знакомые зелёные, слегка потемневшие глаза, Тори поняла, что может действительно потерять Себастьяна навсегда, если ничего не предпримет.
– Останови его, дорогая, – сказала графиня почти умоляюще. – Ведь именно тебя он всегда слушался и…
Тори даже не дослушала её, бросившись по коридору к выходу. Она почти летела, стягивая на ходу кружевные перчатки и бросая их по сторонам. Тори безумно боялась не успеть. Боялась, что ей представился единственный шанс остановить этого упрямого и слепого глупца.
Глава 18
– Себастьян!
Когда раздался этот совершенно неожиданный окрик, Себастьян вздрогнул так, что скребница чуть не выпала у него из руки. Резко вскинув голову, он прислушался и снова услышал до боли знакомый голос.
– Себастьян!
Это была Вики! И она звала его! Но откуда она узнала, что он здесь? Она шла за ним?
После той сцены, свидетелем которой он стал, Себастьян должен был прийти в себя и унять гнев, который мешал ему мыслить здраво. Чтобы решить, что ему делать дальше.
Трудно было поверить, что после всего того, что произошло между ними за последние несколько дней, Вики была способна вот так просто броситься в объятия другого мужчины. Смеяться с другим мужчиной. Не после тех слово, которые она говорила ему, обнимая и целуя его. Не после того, как зачарованно смотрела на его улыбку, как отдала ему мешочек с миндалём и попросила быть осторожным.
Боже, он так сильно любил её, что всякий раз, уходя и возвращаясь, боялся обнаружить хоть бы намёк на то, что она перестала считать его своим Себой! Он не ожидал увидеть её рядом с другим, отчаянно мечтая о том, чтобы она ждала его. Думала о нём.
“Она вообще впервые с тех пор, как приехала сюда, приняла приглашение на танец, сидя в углу комнаты и глядя на дверь. Тебе подсказать, кого она ждала?”
И только теперь он понял, как сильно заблуждался. И как глупо вёл себя. На балах действительно было принято танцевать, пусть даже он позабыл об этом. И Вики не совершила никакого преступления, приняв приглашение. Вот только… Вот только пока она не принадлежала ему без остатка, он не мог видеть её ни с кем.
Стоя здесь, в конюшне, и растирая бока своего коня, Себастьян почувствовал, как вновь обретает прежнюю решимость. Как возвращается к нему былая уверенность в том, что он должен сделать. Что обязан вручить ей.
Он как раз заканчивал и собирался вернуться в бальную залу, когда всю конюшню огласил звонкий крик.
– Себастьян, выходи! – грозно потребовала Вики, продолжая звать его. Голос её дрожал, хоть она и старалась подавить своё волнение. – Слышишь? Немедленно выходи!
Было в её голосе ещё и столько злости и недовольства, что Себастьян невольно приподнял брови. Она была сердита на него? Но за что? Что он такого сделал? Он ведь даже ничего ещё не успел сделать…
И почему Вики была так уверена, что он в конюшне? Неожиданно Себастьян понял, что последний человек, который видел его перед уходом из дома, была его мать, которая ни за что на свете не стала бы скрывать от Вики его местонахождение. Бросив в сторону скребницу, он тихо выругался и вышел из стойла Адама, прикрыв дверь.
Посредине конюшни в лучах трёх фонарей, которые висели на деревянных балках, стояла Вики в своем умопомрачительном платье и ждала его. Услышав его шаги, она так резко повернулась к нему, что свободно ниспадающие на плечи золотистые локоны хлестнули её по лицу. У Себастьяна на миг перехватило дыхание от её захватывающей красоты. Господи, это платье, этот неприлично глубокий вырез, затянутая корсетом тонкая талия, нежные изгибы плеч и пылающие глаза! Она была похожа на сошедшую со страниц античной истории богиню неземной красоты.
И пока еле дыша, он смотрел на неё, Вики незаметно подошла к нему и с прежним гневом выпалила:
– Ты! Ты не посмеешь снова уехать вот так просто и без всяких объяснений!
Наконец, Себастьян немного пришёл в себя. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоить бешеный стук своего сердца, он нахмурился и проговорил:
– Без каких объяснений?
Он всего лишь хотел узнать, о чём она говорит, но его слова произвели на неё совершенно непредсказуемый эффект. Они ещё больше разозлили её. Выпрямившись так, что вперед выступила её высокая грудь, она яростно бросила ему в лицо:
– Ты – трус! Слышишь меня? Ты самый настоящий трус!
И неожиданно для них обоих подняла руку и ударила его прямо в грудь. Себастьян ошеломлённо уставился на неё.
– Ты что такое творишь?
Она снова ударила его. Другой рукой. На этот раз чуть сильнее.
– Ты – трус, чёртов граф Соулгрейв! – звенящим голосом повторила она, тяжело дыша. И ещё раз ударила его, так, что Себастьян изумлённо попятился. – Ты даже не можешь подойти ко мне и сказать, что тебе не нравится, когда я танцую с другим. – Последовал ещё удар. – Когда я смеюсь с другим. – И ещё один удар, но теперь не такой уверенный. У неё дрожали руки. У неё дрожал голос. Но больше всего у неё дрожала нижняя губа. И, взглянув на него потемневшими серыми глазами, она хрипло добавила: – Когда я целуюсь с другим.
У него словно что-то лопнуло в груди от её последних слов. Полностью придя в себя, Себастьян схватил её за запястья, прижал их к тонкой талии и, резко притянув девушку к себе, заставил взглянуть на себя.
– Хватит! – прогремел он, глядя ей прямо в глаза. Не понимая, что происходит. С ней. С ним и его сердцем, когда она сделала своё откровенное признание. Он никогда прежде не видел её такой… почти несчастной. – Ты что, целовалась с тем сопляком?
Глаза её загорелись таким вызовом, когда она ответила, что Себастьян побоялся обнаружить, что она говорит правду.
– А какая тебе разница?
У него потемнело в глазах.
– Какая мне разница? – Почему ситуация напоминала ему их прошлые противостояния? То, от чего он так старательно пытался убежать и забыть. – Он действительно целовал тебя?
Ожидая ответа, Себастьян вдруг понял, что если она ответит утвердительно, он немедленно пойдет и прикончит того сукина сына, кем бы он ни приходился его отцу или даже самому королю.
– А если это правда, что ты сделаешь?
Почему в её голосе вместо провокации слышалась горечь?
– Целовал? – жёстко потребовал он, сжав челюсть и теряя терпение.
– Ты ведь уезжаешь, так что это ничего не изменит. Разве нет?
– Целовал?!
– Куда ты поедешь на этот раз? – глаза её предательски заблестели, голос дрогнул. – На флот? Дослужишься до адмирала?
– Целовал или нет?!
Терпение Себастьяна лопнуло. Он сжал её запястья так сильно, что она сдавленно застонала, а потом подняла к нему сове слегка бледное лицо и совсем тихо ответила:
– Да, он целовал меня. Теперь ты доволен?
Себастьян замер, не в силах дышать. В её речи не было бравады, не было кичливости или хвастовства, чего стоило ожидать от девушки, которая жаждет поцелуев любого мужчины. Все эти долгие годы он умирал от ревности, представляя, скольких мужчин, должно быть она перецеловала, пока он гнил на континенте. Ведь именно он мешал ей жить “полной жизнью”. Ему было мучительно больно верить в то, что она познала не только поцелуи мужчины. Даже в страшном сне боялся представать, что её касались руки другого.
И вот сейчас, глядя в эти серебристые глаза, он увидел отражение собственной боли, а не желание отомстить ему. Он видел её муку, и это так сильно подействовало на него, что он перестал дышать. Ком мешал ему говорить, но он пересилил себя и, ослабив хватку, Себастьян тихо произнёс то, что было так очевидно для них обоих:
– Ты лжешь, жизнь моя.
Она вздрогнула от его слов, губы слегка приоткрылись от изумления. И одинокая слезинка покатилась по щеке. У Себастьяна сдавило в груди, когда он, наконец, осознал, что она проиграла. Проиграла битву, которую вела с ним все эти долгие годы день за днем, с тех самых пор, как повстречала его.
– Я не… я не лгу… – чуть ли не шёпотом произнесла она, не понимая, что теперь сама прижимается к нему. Она стояла к нему так близко, что дышала с ним одним воздухом. Голос стал совсем хриплым, когда она добавила. – Он действительно целовал меня, прямо в губы… Языком!
Последнему слову предполагалось убить его наповал, но вместо этого Себастьян ощутил головокружительную легкость, видя её отчаянные попытки заставить его поверить в то, чего никогда не было. Вот только… Зачем она делала это?
Отпустив её руки, он с величайшей нежностью взял её лицо в свои ладони и стер большим пальцем мокрую дорожку слезы.
– Неужели? – прошептал он, ощущая тяжелые удары своего сердца. Склонив голову, он осторожно коснулся её губ. – Вот так?
Она ещё больше задрожала в его руках. Веки прикрыли влажные глаза, скрывая от него невысказанную боль. И неожиданно Себастьян с кристальной ясностью понял всё. И всё в миг встало на свои места.
Господи, ему стоило пройти пять лет ада, долгие часы одиночества и одна слезинка, чтобы понять, что она всегда провоцировала его только для того, чтобы заполучить его поцелуй. “Все его поцелуи!” Сердце его готово было перевернуться в груди. Глупышка! Касаться и целовать её – было его заветным желанием. Мечтой. Бредом. Агонией. Неужели она до сих пор не поняла этого?
И она говорила что-то о том, что он снова уходит.
“Что бы ты ни делал, ты должен вернуться ко мне, к нашему валуну. Обязательно”
Неужели она допускала малейшую мысль о том, что он снова способен оставить её и уехать? На какой-то флот?
Опустив голову чуть ниже, он прижался губами к отчаянно бьющейся жилке у неё на шеё, ощущая аромат её нежной кожи, зная, как она реагирует на подобные прикосновения.
– Или он целовал вот так?
Она издала неслышный стон и приподняла к нему свои руки.
– Д-да…
Ему не нужен был никакой флот. Ему не нужен был чин адмирала. Ни майора, ни царя, ни священника. Ему не нужен был никакой чин для того, чтобы любить её. И снова она не предприняла никакой попытки отстраниться от него. Себастьян вдруг вспомнил, что она никогда ни разу и не пыталась оттолкнуть его от себя. Это он отпускал её, это он прогонял её. А она наоборот, всегда тянулась к нему, льнула к нему. Боже, каким он был глупцом! И слепцом!
– А может вот так? – хрипло спросил он, опускаясь к приподнятому холмику, и коснулся губами верхней части её груди, ощущая небывалую лёгкость от того, что начинает на самом деле понимать все мотивы её поступков.
Вики вдруг вздрогнула, взяла его лицо в свои ладони и притянула его голову к себе.
Когда их глаза встретились, она едва слышно молвила:
– Не так он меня целовал.
– А как?
Она встала на цыпочки и коснулась своими дрожащими губами белой полоски шрама на его левом виске. И сказала то, что чуть не разбило ему сердце.
– Меня никто не целовал после тебя, – прошептала она и коснулась другого более свежего шрама на его правом виске, заставляя вместе с ней плакать и его сердце, когда ещё одна слезинка скатилась по щеке. – Как я могла позволить хоть кому-то стереть вкус твоего поцелуя?
Себастьян подумал, что у него сейчас разорвется сердце, так невыносимо было видеть её слезы и слышать слова, которые бередили ему душу. Обняв её покрепче, он прижал её к своему дрожащему телу и хрипло выдавил:
– Жизнь моя, не плачь…
Но это вызвал новый поток слез. Она прижалась к нему своим лбом и тихо спросила:
– Помнишь, как однажды ты спросил меня, больно ли мне?
Он едва мог дышать, когда кивнул, вспомнив день их встречи, когда Бонни свалил её на корни векового дерева.
– Да.
Сделав глубокий вдох, она погладила его по щеке.
