Текст книги "Мельничный жернов"

Автор книги: Марина Рыжкова

Соавторы: Анастасия Воскресенская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Глава третья

Огромная луна светила на темный, дикий лес, но от ее серебристых лучей в чаще делалось даже темнее, такие черные, скрюченные тени отбрасывали нагие ветви деревьев. Ни травы, ни цветов – лишь опавшая сухая листва да сучки хрустели под ногами. Никита бежал все вперед и вперед, не разбирая дороги, желая только одного – выбраться, спастись из этого страшного места.

Он знал, что это сон, вот только чтобы проснуться, непременно надо выбраться на опушку. В таких снах снайперу «мангустов» было всего восемь лет, и оттого чащоба казалась особенно страшной и непролазной – короткие детские ноги цеплялись за поваленные стволы, крупные сучья. Лес ставил предательские ловушки, и мальчик то и дело растягивался во весь рост, пребольно ударяясь о выступающие корни.

И тут его окликнули по имени. В чаще аукались другие дети, стараясь отыскать друг друга и найти верную дорогу к спасению. Никита остановился, прислушался, стараясь точно определить направление, и поспешил на эти звуки.

Но вот что странно – чем ближе раздавались чистые детские голоса, тем темнее, непролазнее делался лес, тем труднее становилось пробираться вперед. Никита старался не обращать на это внимания, тем более что впереди показался просвет среди стволов. Лунный свет заливал небольшую полянку, и он уже не побежал, а скорее побрел туда.

Первое, что он увидел, раздвинув ветки и ступив на поляну, – это оскаленная волчья морда. Никита попытался закричать, но из пересохшего горла не вырвалось ни звука, только хриплый стон.

Волк смотрел, не мигая, на мальчика с огромной каменной глыбы. Постамента? Да и сам волк тоже был каменным, просто неведомый скульптор умудрился изваять его так искусно, что ночью было очень легко принять его за живого.

Никита перевел дыхание и присел на землю, опираясь спиной о постамент. Детские голоса смолкли. Мальчик поднял голову и посмотрел на огромную луну, которая из синеватой сделалась сначала желтой, точно кусок масла, потом рыжеватой и, наконец, багрово-красной. И тогда из темноты донесся многоголосый волчий вой.

Вот теперь Никита заорал во всю силу легких и проснулся от собственного вопля, кашляя и хватая ртом воздух.

– Что стряслось? – сонно спросил Стас с соседней кровати. – Кошмары мучают?

– Вроде того, – пробормотал Царевский, откидываясь на подушку и снова закрывая глаза. Ему отчаянно хотелось включить свет или хотя бы прочитать «Отче наш», но первое помешало бы спать ни в чем не повинному товарищу, а молитву он попросту забыл. Поэтому пришлось обойтись дыхательными упражнениями, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце.

«А теперь, – мысленно скомандовал себе Никита, – концентрируйся на хорошем. Концентрируйся на самом хорошем и спи».

Вспомнив, как его любимая сестра Аня получила мастера спорта по вольной борьбе, «мангуст» улыбнулся и постепенно стал проваливаться в сон. Остаток ночи ему удалось проспать без сновидений.

Виктор проснулся от тревожного, неприятного сна. В окно светила луна – судя по всему, тучи разошлись и небо расчистилось. Но разбудило его не это. Где-то снаружи высокий детский голосок старательно выпевал немудреную песенку:

 
Пересохла речка, обвалился мост,
Умерла овечка, отвалился хвост…
 

Куплеты были коротенькими, повторялись с незначительными вариациями и на первый взгляд были невинно-простыми. Но почему-то в этот поздний – или ранний, как посмотреть, – час у Виктора по спине побежали от них мурашки.

«Мангусту» захотелось высунуться в окно и крикнуть невидимому певцу, чтобы тот немедленно замолчал и не мешал людям спать. Недолго думая, он поднялся и выглянул наружу. Ничего интересного на первый взгляд: запущенный, неухоженный парк, уже знакомый синеватый свет фонарей, дополненный серебристым лунным сиянием. Сама луна выглянула в просвет между деревьями, не иначе как затем, чтобы разбудить незадачливого следователя. И никого.

 
Не было бы речки, не было б моста,
Не было б овечки, не было б хвоста… —
 

продолжал петь ребенок.

Виктор потянулся было к оконному шпингалету, но в этот же миг песенка смолкла, сменившись настолько полной, оглушительной тишиной, что рука сама, как бы помимо воли, замерла в воздухе. Потом где-то в глубине парка громко мяукнула кошка, и все снова стихло.

Внезапно Кононову показалось, что на самом деле он стоит у окна в другую реальность, точнее, в другой ее слой. Распахни створку – и окажешься совсем в другом, перевернутом мире, где право и лево, верх и низ поменялись местами. Или вообще в полной темноте и вечной тишине. Глупость, конечно, но, вместо того чтобы открыть окно, он покрепче задвинул шпингалет да вдобавок задернул пыльную штору, подняв в воздух клубы пыли. Неожиданно ему вспомнилось, что вечером, усталый и раздраженный, он и не подумал запереть дверь. От мысли, что кто угодно мог заглянуть, пока он спал, Виктору сделалось как-то не по себе, и он не поленился отыскать ключ и дважды повернуть его в замке.

«К психоаналитику, а потом на курорт, непременно», – снова пообещал себе командир «мангустов», укладываясь на сырой матрас и прикрываясь, за неимением нормального одеяла, собственной курткой.

Курица аппетитно шкварчала на сковородке, целый ворох черных перьев был аккуратно сложен в белый пакет из супермаркета и уже дожидался своего часа у двери. Картошка почти сварилась, да и чайник посвистывал, закипая. Может, и слишком сытно для завтрака, особенно с точки зрения Алины, но не пропадать же продукту, как сказал Саша.

– Впечатляюще, – проговорила молодая женщина после затяжного молчания.

На самом деле, если подумать, то с самого начала эксперимента она не произнесла и слова. Да и потом, по завершении, говорил только радушный хозяин, и он же мастерски ощипал обескровленную курицу – где только научился! – поставил на плиту картошку и чайник, а гостья сидела в уголке на удобном стуле и словно в оцепенении наблюдала за его манипуляциями.

Пожалуй, с полным основанием эксперимент – или ритуал, называй как хочешь, – следовало считать удавшимся. В том, что она не стала жертвой гипноза или наркотического опьянения, Алина была совершенно уверена. Случившееся даже приятней было бы счесть сном или кошмаром – уж очень неприятно думать, что кто-то может так запросто вызвать твою душу из царства мертвых, или откуда там приходят эти покойники.

Конечно, полупрозрачную тень над блюдом с куриной кровью можно было назвать вызванной душой только с большой натяжкой, но сам факт все равно поражал. Такими не слишком сложными средствами… Ученая настолько погрузилась в размышления, что едва услышала Сашин ответ:

– На меня тоже в первый раз произвело неизгладимое впечатление, особенно учитывая, что это было делом моих рук. И все же, сами видите, это не так уж сложно, главное – знать метод и овладеть хотя бы начальными знаниями и представлениями о материализации и строении тонкого мира. Разумеется, есть определенные ограничения…

– Ограничения? – переспросила Алина, хотя понимала, о чем сейчас пойдет речь. Особенности вызова умерших были памятны ей со времен истории с некромантом.

– Ну, например, крещеных христиан таким путем не вызовешь. Есть более сложная магия, но даже она не позволяет вызвать отпетых в храме по всем правилам. Так что, как видите, я несколько ошибался в полной бессмысленности христианских верований. Определенный ритуальный смысл в них все же содержится.

Алине почему-то стало тошно от последних Сашиных слов. Не то чтобы она почитала христианство, особенно в последнее время, но все же настолько прагматичный подход ее покоробил. Но вслух учтивая гостья произнесла совсем другое:

– И в самом деле, ритуалы выглядят совсем просто, как будто дошли до нас нетронутыми из древних дней. Веет от них некой простотой, свойственной примитивным культурам.

– Да-да, – оживился Саша, сливая картошку в раковину и снова ставя на плиту – подсушить. – Именно. Примитивность, обманчивая простота. Ритуал в принципе мог бы быть и другим, в нем главную роль играют особенности призывающего и вызываемой души. Должно быть между ними нечто общее.

Алина покивала и снова заговорила:

– Но, как вы справедливо подметили, хотя наш с вами эксперимент оказался успешным, результаты могли бы быть более впечатляющими – ведь не было ни речи, ни четкого зримого образа – то, что мы увидели, больше напоминало раскаленный воздух над пламенем костра, эфир, иными словами – ничто.

– Никогда не путайте эфир и ничто, – назидательно заметил Саша и улыбнулся. – Конечно, другие способы вызывать души умерших тоже существуют, я даже об этом упоминал. Но, к сожалению, определенные ограничения, накладываемые на нас уголовным кодексом… Иными словами, для более серьезной материализации души понадобилась бы человеческая жертва.

– Младенец? – с невольным ужасом спросила молодая женщина.

– Ну почему обязательно младенец, – поморщился ее собеседник. – От вас я никак не ожидал такого узколобого подхода. Младенец! Да я бы ни за что не стал резать ребенка. Разве что вопрос стоял о жизни или смерти. На свете есть масса людей, о которых никто не вспомнит и не пожалеет. Бомжи, беглые подростки-наркоманы. Но, как я уже упоминал, уголовный кодекс против, и я пока склоняюсь перед его авторитетом. – Он разложил в тарелки картошку и снял с огня сковородку с курицей. – Кушайте. Должно было хорошо прожариться. Тем более что все кошерно, – он улыбнулся. – Евреи бы одобрили.

Алине показалось, что она не сможет проглотить ни кусочка, но вежливость есть вежливость, поэтому молодая женщина все же взяла себя в руки и принялась за еду.

Глава четвертая

Виктор постучал в хорошо знакомую со вчерашнего вечера дверь с табличкой «Директор» и стал ждать. Он надеялся, что сегодняшний разговор получится конструктивней, хотя бы потому, что Василий Федорович должен был уже протрезветь. Кроме того, полоса хамства и неудач, по-видимому, закончилась, поскольку с самого утра персонал детдома был необычайно вежлив с мнимым следователем.

Само же утро у Кононова началось, как, должно быть, и положено в детском доме – с детских голосов. Судя по всему, воспитанников вели на завтрак. «Мангуст» и не подозревал, насколько громко галдят дети, собравшись вместе. И надеялся, что, как только покончит с этим делом, ничего подобного больше не услышит. Виктор потянулся, разминая затекшее тело, открыл глаза и сел на кровати. Спина жутко ныла после ночи, проведенной на кровати с сеткой да еще свернувшись в клубок, чтобы уместиться под теплой курткой.

В дверь постучали. Кононов всунул ноги в здоровенные ботинки и побрел открывать. За дверью оказалась старая знакомая, Анна Сергеевна. Напрягшись, он припомнил из досье, что ее фамилия Артемова.

– Я вижу, вы все же заперлись, – одобрительно заметила она. – Это правильно. У нас, конечно, не воруют, но все же дети есть дети, лучше не рисковать.

– А часто они у вас бродят по ночам? – поинтересовался Виктор, припомнив эпизод с детской песенкой, казавшийся теперь забавным и нелепым, но уж ни капельки не страшным. Каких только номеров не выкидывает разгулявшееся воображение!

– По ночам? – странно посмотрела на него Анна Сергеевна. – Что вы, такого и быть не может, на то и есть дежурные воспитатели.

– А вчера кто песенку пел во дворе? – спросил Виктор и немедленно пожалел о собственных словах – во-первых, воспитательница явно не была настроена на доверительную беседу, а во-вторых, его слова противоречили только что высказанному ею утверждению, а потому воспринимались как абсурд или как обвинение.

– Думаю, вам приснилось, – коротко сказала Артемова, покачав головой. – Вам Василий Федорович спьяну наговорил ерунды, вот и чудится всякое. Меня тоже кошмары постоянно мучают.

Виктор мысленно отметил, что песенку Анна Сергеевна моментально обозвала «кошмаром», хотя, по сути дела, его вопрос ничего страшного не предполагал. Увы, это подтверждало уверенность известной организации, что дело здесь нечисто. Не зря все такие пуганые.

Как выяснилось, Артемова пришла пригласить его на завтрак, хотя официально гость еще не был поставлен на довольствие. Кормили в детском доме на удивление прилично, и Виктора даже перестала мучить зависть к собственным людям в «Сосенках».

После завтрака все та же воспитательница предложила ему зайти к завхозу и договориться о выдаче белья и прочего, а уж потом отправляться к директору. Переговоры с хозяйственником, а затем и с кастеляншей, много времени не заняли, и вскоре, отнеся кипу свежевыстиранного белья в свою комнату, Виктор уже смог взяться за дело.

Дверь открылась, и на пороге показался Василий Федорович собственной персоной. Выглядел он неважно – бледный, встрепанный, невыспавшийся… Русые волосы были второпях приглажены и забавно торчали вокруг лысины, верхняя пуговица рубашки застегнута косо. Впрочем, Виктор прикинул, что было бы с ним самим от такого количества плохого коньяка, и понял, что директор держится еще молодцом.

– Доброе утро, – поздоровался Кононов, гадая, помнит ли страдалец о вчерашнем странном разговоре или совсем потерялся в алкогольном тумане. «Мангуст» старался говорить не слишком громко из сочувствия к похмельному директору.

– И вам доброе, – болезненно прищурился Василий Федорович. – Простите, ради бога, за идиотский вопрос, но скажите… мы с вами вчера разговаривали?

– Было дело, – подтвердил Виктор, не вдаваясь в подробности.

– Извините, пожалуйста, – смущенно забормотал директор, потирая лицо. – Я был не совсем в себе… такой ерунды вам, поди, наговорил.

– Я заметил, – приподнял брови «мангуст».

– Ну вы, надеюсь, не приняли мои… слова слишком близко к сердцу? Сами понимаете, на меня в последнее время свалилось множество неприятностей, мягко говоря. Одно дознание по делу об убийстве чего стоило… едва меня с должности не сняли.

– Так, значит, вы считаете, что опасность грозит всем сотрудникам? – спросил Виктор.

– Почему? – удивился директор, судя по всему, пытаясь припомнить собственные слова. – Какая опасность?

– Вам виднее, – веско ответил Кононов. – Приняв меня за пропавшего Филимонова, вы даже удивились тому, что я жив.

– А, Филимонов… Вы ведь сами приехали по поводу убийства Дмитрия Матюхина? Это научило меня тому, что следует быть осторожным, имея дело с детьми. Они непредсказуемы.

Виктор ясно видел, что директор всеми силами пытается увести разговор в сторону, уклониться от прямых ответов на вопросы. И решил попытаться еще раз:

– Как, по вашему мнению, связаны смерти в вашем детском доме и исчезновение Филимонова? Он тоже убит?

Директор широко развел руками:

– Да бог с вами, он просто уехал очевидно. Нервишки сдали. Ведь именно Же… Евгений Анатольевич наткнулся на тело Матюхина. Вот и уехал. Я тоже подумываю на пенсию выйти.

– Организация, которую я представляю, – приподнял брови Кононов, – придерживается совсем иного мнения.

– Дело ваше, дело ваше, – замахал руками Обинский. – Вы будете расследовать, мы – всеми силами помогать следствию. Все как положено. Только постарайтесь детей лишний раз не травмировать.

– Ну раз вы собираетесь содействовать следствию, расскажите все, что вам известно, о произошедших смертях.

– Меня допрашивали на эту тему, и не один раз, – запротестовал было Василий Федорович, но Виктор выразительно посмотрел на него, и тот сразу сник. – Конечно, конечно. Располагайтесь поудобнее. Видите ли, хотя убийство Матюхина было для всех нас полной неожиданностью, я бы… не сказал, что оно кого-то сильно огорчило.

Виктор скептически приподнял бровь.

– Не смотрите на меня так. Толя Сафронов, который это сделал, был мальчиком непростым и попал в зависимость… Впрочем, лучше я с самого начала вам изложу ситуацию. Пожалуй, мне не стоило брать Матюхина на работу. Или хотя бы надо было уволить, когда начались злоупотребления…

– Он домогался воспитанниц? – прямо спросил Виктор, у которого сложилось такое впечатление из следственных материалов.

– Как вам сказать. Ведь Дмитрий Борисович был воспитателем мальчиков, – директор сделал ударение на последнем слове.

– Понятно. – Командира «мангустов» передернуло.

– Но сами понимаете, – продолжил Обинский, – уволить человека не так-то просто, особенно в таких местах, как наше. И дети в таких вопросах наотрез отказываются говорить правду. Я искал, искал повод, но Толя всех нас опередил. Бедняга. Он ведь начал выбиваться в неформальные лидеры. Что и говорить, непростой был мальчик, не вполне управляемый. Слабые детки на такое никогда бы не отважились, а этот смог и, видимо, думал, что отомстит за всех. А сам жить с таким пятном на совести не смог.

Кононов почувствовал, что директор старательно пытается уйти от фактов в область догадок, домыслов и эмоциональных оценок и недоговорить.

– А как связана с этим убийством смерть первого мальчика. Как там его звали? Федор?

– Да, Федя Несытин. Но, – недоуменно поморгал Василий Федорович, – с чего вы взяли, что эти трагические случаи связаны? Общего у них только то, что обоих нашел Женя. То есть Филимонов.

– Который теперь пропал.

– Уехал. Может быть, даже бежал…. Стоп-стоп-стоп, – вдруг прервал себя директор, – вы же и не думаете подозревать собственного коллегу в таких вещах? Он тут ни при чем.

– Почему вы так полагаете?

– Хотя бы потому, что Толю нашли другие ребята, а при гибели Несытина было очень много свидетелей. Сами же читали в деле – Филимонов вошел в туалет, а Федор сидел на подоконнике и курил в окружении своих товарищей. Увидел педагога, испугался и вывалился в окно. Все просто. Вы поговорите с его приятелями бывшими – Егором Паниным и Мишей Карасевым.

– У него было много друзей?

– Как вам сказать. Федя был неформальным лидером среди ребят. Думаю, многим стало легче после трагедии. Шел последний год его пребывания у нас, и он под конец стал чрезмерно жестким и слабоконтролируемым подростком. И все же, я еще раз говорю вам, его смерть – несчастный случай. Как заявлял и во время следствия.

– Благодарю вас, – сухо сказал Виктор. – Вы не будете возражать, если через некоторое время я осмотрю комнату Филимонова – надеюсь, вы ничего не трогали?

– Нет, – ответил директор.

Разговор был окончен.

Утреннее солнышко успело скрыться за набежавшими облаками, когда Никита соизволил подняться с кровати. Ночные кошмары – не лучшие помощники в деле компенсации недосыпания, и «мангуст» решил, что имеет полное право отдохнуть, раз конструктивной деятельности все равно не предполагается. Завтрак он безнадежно проспал, но нимало тому не огорчился и с аппетитом умял привезенный из Москвы пакетик копченых колбасок.

Как выяснилось, вынужденное безделье – не самое приятное занятие. Хуже того, Никита решительно не находил себе места. Погода оставляла желать лучшего, да и уходить далеко от дома отдыха не следовало, поэтому оставалось только погулять по территории. Товарищи, которых вполне устроил бильярд в холле и уютный бар в здании столовой, принялись во всю над ним потешаться.

Царевский двинулся в обход главного корпуса по узкой дорожке, усыпанной длинными сосновыми иголками, скопившимися, должно быть, не за один и не за два года. Окружающая его безмятежность, спокойная нега умирающей, точнее, засыпающей на зиму природы почему-то действовала «мангусту» на нервы.

«Да уж, – подумал он. – Должно быть, без малого год в больнице насытил меня покоем и отдыхом по самое не могу. Мне теперь кипучую деятельность подавай. А вообще, этот дом отдыха прекрасное место для идеального убийства, как у Агаты Кристи».

Он подходил уже к бетонному, местами развалившемуся забору вокруг «Сосенок». Там располагался самый дальний корпус, скрытый от остальной части дома отдыха целым строем молодых, густых и пушистых сосен. А вдоль серой кирпичной стены медленно крался человек в камуфляже, вытаскивая на ходу оружие. Кажется, пистолет, а не нож.

Никита отреагировал мгновенно – сработали заложенные за долгие годы службы в органах рефлексы, – упал на землю и потянулся за собственным пистолетом. Предполагаемый киллер уже держал оружие наготове. И тут Царевскому бросились в глаза некоторые детали, на которые до того момента он как-то не обратил внимания – во-первых, человек в камуфляже был довольно молод, длинноволос, а двигался и вовсе забавно, как-то неловко. Напоминал он незадачливого актера любительского театра, которому вздумалось изобразить наемного убийцу или военного. И ствол у него, судя по всему, был пластиковый. Дешевая китайская пневматика. Что за цирк с конями?

Из-за другого угла показался второй человек, тоже в камуфляже, с огромной, фантастического вида пушкой. И тут Никиту наконец осенило – ролевики. Конечно! Кому, как не им, снимать отдаленный корпус, чтобы поиграть в сильных и смелых бойцов.

«Нда, нервы все же ни к черту. И лечить их, похоже, можно только интенсивной работой». – Никита поднялся на ноги, повернулся к бравым воякам спиной и побрел дальше – к зеленым воротам дома отдыха.

Возле ворот обнаружилась доска объявлений. Царевский с надеждой принялся изучать предложения по организации пеших походов, экскурсий по местам боевой славы, конных прогулок, уже прикидывая, нельзя ли прокатиться верхом, если все равно нечем заняться, как его внимание привлекла «Потомственная ясновидящая, истинная дворянка Екатерина Андреевна предскажет будущее, заговорит зубы, снимет венец безбрачия…»

– Ну и ну, – вслух удивился Никита. – Откуда в этой дыре потомственные дворяне?

Облака окончательно одолели солнце, тщетно пытавшееся светить все утро, и закрапал противный осенний дождик. Стало быть, верховые прогулки отпадали. Выругавшись, Царевский бегом бросился к главному корпусу, попутно размышляя, нельзя ли нанять старушку – он почему-то не сомневался, что ясновидящая старушка, – чтобы она улучшила погоду.