Текст книги "Мельничный жернов"

Автор книги: Марина Рыжкова

Соавторы: Анастасия Воскресенская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Глава девятая

Виктор сидел на деревянных мостках купальни и уныло разглядывал рисунки на досках, сделанные углем и мелом. Смысла в них на первый взгляд не было, но при этом они вселяли необъяснимый страх. Не говоря уж о безумных орнаментах, от одного вида которых ум за разум заходил. В полурыбах-полулюдях было нечто такое, отчего волосы на голове вставали дыбом. И еще такое нелепое название – «нельзя»… Неужели весь этот кошмар нарисован Андреем? Виктор отказывался верить, несмотря на то что один из рисунков был сделан у него на глазах.

Директор заверял, что все воспитанники психически здоровы. Но насколько же он кривил душой? Учитывая, что своих не бросают.

Вчера вечером Виктор затребовал личные дела всех воспитанников и продирался сквозь них перед самым сном, надеясь отыскать хоть какую-то ниточку, хоть самую ничтожную зацепку. К сожалению, личные дела ему совсем не помогли. В них отражалась только успеваемость детей, и если отделять двоечников и лентяев, то в эту группу неизменно попадали ближайшие сподвижники покойного Федора, они же неформальные лидеры коллектива. Прогулы, запрещенное курение, отлучки в ночное время… Но ни одного намека на то, каким образом чудовищные рисунки могут быть связаны с недавними трагическими событиями. В том, что эта связь существует, «мангуст» почти не сомневался. Все-таки анкетные данные – далеко не все, в конце концов, бывает ложь, бывает наглая ложь, а бывает статистика…

Плавный ход мыслей Виктора нарушил звук шагов по доскам. Он поднял голову. Рядом с ним остановилась девочка. Кажется, с ней он уже разговаривал. Этакий гадкий утенок, сулящий того и гляди превратиться в прекрасного лебедя. Не слишком высокая, с темно-русыми волосами, тощая фигурка обтянута чересчур узким бордовым свитером с небесно-голубыми полосками на рукавах. Как бы ее поделикатней порасспросить? Еще одно такое дело – и надо будет диплом получить какой-нибудь, вроде «детский психолог» или, там, «воспитатель детского сада», впрочем, здесь скорее уж «учитель средней школы», черт бы их всех подрал. То есть нет, как раз этого и не требуется… Виктор совсем запутался в собственных мыслях, и тут девчушка – как бишь ее там, Света, что ли? – избавила его от необходимости начинать разговор. Глядя на следователя огромными зелено-карими глазами, она спокойно произнесла:

– Виктор Николаевич, уезжайте отсюда. И поскорее.

– Что? – недоуменно посмотрел на нее Кононов.

– Вам грозит опасность, и всем нам тоже, пока вы здесь торчите. – Девочка нервно заправила прядь волос за ухо. – Уезжайте к себе в Москву.

Такого «мангуст» не ожидал. Прямого и откровенного заявления, после того как все остальные дети ломались и старательно изображали полное непонимание ситуации, несмотря на то что некоторые явно были напуганы… Он задумался, тщательно подбирая слова.

– Ты хочешь сказать, что здесь действует убийца? И он угрожает детям? – Виктор задумался. Но при чем тут убийство воспитателя? Разве что дети повторяют отрепетированную ложь… кем отрепетированную? Директором? Филимоновым? Нет, умозаключения позже, пока надо выслушать, что она имеет сказать.

– Да нет, нет, – поморщилась девочка, одергивая свитер и нервно оглядываясь через плечо. – Почему вы никогда не слышите? А если слышите, то не верите?

– Вы? Ты ведь со мной почти не разговаривала.

– Вы, взрослые. Никогда не воспринимаете детей всерьез. Выворачиваете все слова наизнанку. Это ваша большая ошибка.

– Я готов воспринять тебя совершенно всерьез, только скажи, кто и кому угрожает? Ведь здесь происходят убийства, насколько я понимаю.

– Кто вам сказал? Никаких убийств. И убийцы тоже нет. Вы совсем, совсем не понимаете. А просто так не поверите, ясное дело.

– Я готов поверить во что угодно, – произнес Виктор фразу, ставшую за последнее время до отвращения привычной. – Например, в то, что здесь, в детском доме, орудует злой колдун. Я угадал?

– Нет, – отрезала девочка, продолжая беспокойно оглядываться и косясь на чертовы рисунки на мостках. – И не угадаете. Знаете что, – уже зашептала она, с ужасом глядя на что-то за спиной мнимого следователя. – Приходите вечером к памятнику на центральной аллее, только осторожно, и не вмешивайтесь ни во что. Тогда поймете. А пока даже не заговаривайте со мной.

Света еще раз испуганно покосилась Виктору за плечо и, резко развернувшись, быстро зашагала прочь. «Мангуст» на всякий случай обернулся, не рассчитывая увидеть на берегу никого. Да и кто это мог быть? Один из ребят? Директор? Филимонов? Что за муха укусила эту девчонку?

На берегу пруда, рядом со старой купальней, важно восседал толстенный черный кот. Кажется, тот самый, что попался под ноги еще в первый день в парке. А больше никого. Небось скрылись, как только Света сбежала. А ведь, глядишь, могла рассказать что-то еще…

«Хотя шут их, подростков, знает. Может, она просто внимание привлечь хочет, – лениво размышлял Виктор, поднимаясь на ноги и отправляясь обратно в корпус. – Но все равно пришло время тщательно осмотреть комнату Филимонова. Теперь это не вызовет ненужных вопросов у директора».

…Третье транспортное кольцо было под завязку забито машинами. Средняя скорость движения, прикинула Алина, составляла около десяти километров в час. Черт ее дернул воспользоваться новой магистралью, такой удобной в выходные дни. Лучше бы через центр ползла, все быстрее. Хотя, конечно, там и гаишников больше, продолжала она размышлять, рассеянно барабаня пальцами по рулевому колесу и зевая. Конечно, в былые времена такой ранний подъем стал бы для нее героическим подвигом. А сегодня – так, всего лишь смелый поступок. Улыбнувшись собственной шутке, молодая женщина, снова нажав на газ, проехала очередные двадцать метров. Капля, она камень точит. А всякой пробке рано или поздно приходит конец.

Конец страданиям уже виднелся впереди в виде огромного щита с долгожданной надписью: «Новослободская ул. – Центр» и «Дмитровское шоссе – МКАД». Последние сто метров, и красный «Ниссан» медленно миновал развилку, уверенно нырнул под мост, не пугаясь сложной развязки, и покатился по куда более свободной дороге.

По пути Алина пыталась обдумать, что именно она скажет священнику. Нельзя же прийти и просто так брякнуть: здравствуйте, вы знаете, я тут совершала с одним другом жертвоприношение, чтобы вызвать душу умершего, и теперь засомневалась – хорошо ли это. Надо как-то поделикатней это сказать, чтобы дать возможность помочь ей, но в то же время и не шокировать. Отца Владимира не так-то просто шокировать, после всего что ему пришлось пережить в совместной работе с «мангустами», но вряд ли он доброжелательно отнесется к человеку, самому попробовавшему магию на вкус.

Чертов Виктор, если бы он не смотался из города именно сейчас, когда впервые в жизни ей понадобился, он мог бы помочь, подсказал, как следует говорить с его другом. Впрочем, они, помнится, поссорились.

Алтуфьевское шоссе оказалось совершенно свободным, и Алина лихо пронеслась по нему, подстегиваемая желанием поскорее покончить с тяжелым разговором. В разрывах туч, обильно поливавших землю дождем всю ночь, показалось солнце, ласково заглянуло в окно машины, отчего водительнице пришлось надеть темные очки на первом же светофоре, блеснуло на куполах церкви у дороги…

Вот и надпись на высотном доме – «Бибирево». Почти приехала. Молодая женщина без труда отыскала нужный поворот и, ловко маневрируя во дворах, подкатилась к удобному для парковки месту как раз возле храма. Вроде все шло чудесно, но одного обстоятельства она не учла – пробки сильно ее задержали, и, как гласило расписание служб, очередная должна была начаться с минуты на минуту.

Алина беспомощно огляделась по сторонам. Мысль, где найти священника и как его перехватить, почему-то не посещала. И тут, как ни странно, она заметила человека в мешковатой ветровке поверх черной рясы, торопливо шагавшего к храму. Он! Вот удача!

– Отец Владимир, – крикнула она, чуть ли не подбегая к нему.

Тот недоуменно рассматривал ее несколько секунд, потом все же узнал.

– Алина, доброе утро. Вот уж не ожидал вас тут увидеть. На службу пришли?

– Н-нет, мне надо с вами поговорить, и это очень срочно.

– К сожалению, сию секунду никак. Стыдно признаться, но я опаздываю. Проспал, – виновато улыбнулся священник. – Подождите конца службы, хорошо? – И с этими словами он заспешил внутрь храма.

Служба тянулась невыносимо долго. Церковнославянский Алина изучала давно, еще на втором курсе, и то, можно сказать, лишь слегка ознакомилась. Тема русской церковной культуры не заинтересовала ее тогда, и надо сказать, в этом смысле мало что изменилось. К счастью, ближе к середине она ухитрилась пристроиться на лавочке в уголке и даже, кажется, задремала. Во всяком случае, ее толкнули в бок со словами:

– Ишь, расселась, спит тут! Да еще в штанах явилась и с непокрытой головой. Стыда совсем нет!

Алина постаралась не обращать внимания, но это оказалось не так просто. В итоге она просто вышла из храма, удивляясь, почему не додумалась до этого раньше. Снаружи было свежо, хотя довольно пасмурно. Многообещающий разрыв в облачном покрове затянуло, и небо снова грозило дождем. Сильный ветер раскачивал яблони, усыпанные мелкими плодами. Молодая женщина наслаждалась чуть горьким осенним воздухом, так непохожим на душный, сладковатый запах церкви. Больше всего ей хотелось сесть в машину и, проехав каких-то пятнадцать минут, оказаться в лесу, побродить среди высоких деревьев… Такое желание было совсем не свойственно любительнице посидеть дома, обложившись книгами, а потому искушение поддаться ему было велико. Ничего. Стоит потерпеть несколько минут. А уж после разговора и погулять можно.

Вскоре из храма стали выходить первые прихожане – значит, вот-вот закончится! Алина вздохнула с облегчением и заглянула внутрь – да, так и есть, отец Владимир освободился. Вот и все. Она вошла в храм и встала в сторонке, рядом со свечным ящиком, чтобы никому не мешать.

Священник вышел из алтаря, оглядываясь по сторонам, и Алина быстро зашагала к нему – вместе с десятком других людей, преимущественно старушек. Значит, предстояло новое ожидание.

В церкви было душно. Обычная череда прихожанок, просящих благословения на разные случаи – уборку храма, особо строгий пост, примирение с родственниками. Все знакомое, привычное. И даже Людмила Сергеевна не удивила священника своей несколько экзотической просьбой – изгнать беса из ее годовалого внука.

– А почему вы решили, будто в него вселился бес? – устало поинтересовался отец Владимир.

– Да стыд теребит без конца. Еще маленький, а уже такими вещами занимается, – возмущенно заявила старушка. – А мать его не разрешает за это по рукам да по причинному месту бить.

– И правильно не разрешает. Это естественное самоисследование, – терпеливо пояснил священник. – Никакого греха в этом нет.

Людмила Сергеевна ушла восвояси, бормоча себе под нос что-то вроде: «Как греха нет?! И сына своего наказывала, а теперь повыдумывали…»

Ну вот, вроде и все. В сторонке его терпеливо дожидалась Алина Буткевич. Алина, непонятно зачем явившаяся на службу. И невольно напомнившая ему девушку из его прошлого, Олю, под чьей личиной его искушал демон-инкуб. Впрочем, вид у молодой женщины был вовсе не искушающий, скорее измученный и нерешительный. В общем и целом, она нисколько не напоминала обычно уверенного в себе консультанта «мангустов», кандидата исторических наук.

Священник подошел к ней и жестом пригласил сесть на одну из скамеечек у стены.

– О чем вы хотели поговорить? – спросил он, и его тут же окликнул знакомый голос отца Андрея:

– Отец Владимир, где вы? Закончили благословлять?

– У меня важный разговор, – раздраженно отозвался он. – Я еще не закончил.

– У нас крещение назначено через пятнадцать минут, вы не забыли?

– Вот и не трогайте меня пятнадцать минут, – зло выпалил священник, немедленно сожалея о собственной несдержанности, но поправить было ничего нельзя. Алина смотрела на него очень странно. – Простите, так о чем вы хотели со мной побеседовать?

Молодая женщина помолчала, видимо, собираясь с мыслями.

– Я даже не знаю, с чего начать, – протянула она. – Наверное, с вопроса: «Чем так плоха гордость?»

Маленький красный «Ниссан» свернул на асфальтовую дорожку, уходящую в окружающий город лес. «Легкие, вот они, легкие Москвы, – думала Алина, выбираясь из машины и захлопывая дверцу. – Это – настоящее. Природа. Наша мать. Колыбель любой цивилизации, которая потом уж создает религию, науку и все, что требуется человеку, чтобы потешить себя. Напитать самую свою суть – гордыню. Гордыню, которой равно много у черных магов и самых благочестивых священников. Без гордыни существование человечества бессмысленно и невозможно. Без нее мы были бы просто частью природы, как вот это дерево».

С неба заморосил дождик, но Алину это нисколько не расстроило. Ей было все равно. Почти два дня сомнений и терзаний, неуверенности в выбранном пути остались позади. Никчемный, слабый, раздражительный отец Владимир ясно ей это продемонстрировал.

Глава десятая

В комнате царил идеальный порядок. Трудно было поверить, что здесь и в самом деле живет человек. Даже Виктор, с его маниакальной страстью к чистоте, не смог достичь подобного в своей квартире. Единственным, что вносило определенный дисбаланс в это царство гармонии, были брошенные как попало тапочки. Сквозь отдернутую занавеску снаружи в комнату проникал слабый свет, и только благодаря ему было видно, что все, начиная с девственно-чистого стола, тщательно вымытой пепельницы и граненого стакана до обитого дерматином стула, покрывал толстый слой пыли.

«Значит, действительно недели полторы, как пропал, – отметил про себя Виктор, автоматически стирая пыль рукавом. – И с тех пор тут никто не прибирался, что замечательно».

Директор, который еще в первое утро сулил отдать мнимому следователю ключ по первому требованию, оказался на деле не таким сговорчивым. То ли он его потерял, то ли не знал, где оставил, но Виктору пришлось пригрозить взломать дверь, помахав солидной пачкой бумаг из ФСБ, позволяющих ему чуть ли не все, что угодно, и только тогда заветный ключ волшебным образом отыскался. Все это не могло не насторожить «мангуста», и он начал относиться к пропавшему бывшему коллеге с еще большим подозрением, чем после сегодняшнего разговора со Светой. И на всякий случай попросил присутствовать при обыске не только директора, но и воспитательницу Артемову.

Виктор осторожно натянул тонкие латексные перчатки и принялся осматривать вещи Филимонова. Хотя, увидев идеальный порядок в комнате, он начал опасаться спланированного бегства, внимательный осмотр убедил его в абсурдности подобного предположения. Помимо уже упомянутых тапочек он обнаружил в тумбочке аккуратно сложенное белье, а в шкафу висели на плечиках вещи, в том числе теплая куртка. Но главное – на тумбочке кроме пустого пыльного стакана лежал мобильный телефон – разряженный, но в остальном совершенно исправный.

«А ведь точно, – припомнил Виктор. – Так и было: сначала он не позвонил вовремя, потом ему звонили, а он не брал трубку… М-да, все страньше и страньше, как говаривала Алиса. Если он кругом виноват, то почему сбежал без вещей, если не виноват и его убили, то где же тело? Задачка. И сам по себе вопрос интересный, с чего бы сотруднику такого учреждения заниматься черной магией и убийством детей, да еще неподконтрольно. Кто-то должен был навести его на эту мысль. Или, наоборот, это все провокация моих добрых старых друзей, направленная против меня? Да уж, тут станешь параноиком».

Один из ящиков стола оказался заперт. Кононов подергал за ручку, но замок не поддавался. Ну что ж, вполне мог быть и другой путь. Он повернулся к молчаливо стоявшим у двери свидетелям и спросил у Василия Федоровича:

– Скажите, а дубликатов ключей от ящиков стола у вас нет?

Директор покачал головой и, перехватив мрачный взгляд «мангуста», поспешил добавить:

– На самом деле нет, этот стол здесь давно, ключик только у Жени и сохранился. Думаю, придется ломать замок. Тем более что для этого хватит обыкновенной стамески, он попрочнее обыкновенного, но не сейфовый ведь. – Обинский изобразил на лице подобие улыбки. – Я сейчас принесу что-нибудь подходящее, здесь на первом этаже есть мастерская, где занимаются мальчики. Там полно инструментов.

Проводив взглядом Василия Федоровича, Кононов поинтересовался у Анны Сергеевны:

– Скажите, Василий Федорович и Филимонов были друзьями?

– Почему были? – приподняла брови воспитательница. – Я надеюсь, вы его отыщете. Нервы сдали у человека, только и всего. А что до дружбы, вы не вполне правы – наш директор к Жене скорее по-отечески относится, беспокоится, что у него неприятности будут. Ведь Женечка в нашем детском доме вырос, потом отслужил в вашей конторе сколько-то и вернулся к нам военруком, а заодно и за ребятами присматривать, кто посообразительней и понадежней. Мы с Василием Федоровичем оба здесь работали, когда Женя восемь классов закончил. Директор наш тогда еще учителем был, математику преподавал.

Дальнейшие экскурсы в детство Филимонова были прерваны торопливыми шагами в коридоре – Обинский отыскал-таки стамеску и, похоже, спешил угодить подозрительному следователю из Москвы, чтобы случайно не навредить себе еще больше.

Ящик поддался довольно легко. Внутри, как и следовало ожидать, оказалась целая кипа бумаг разного рода. Виктор быстро разложил их на две стопки – в одну отправился паспорт, аттестат о среднем образовании, диплом Академии ФСБ, военный билет и прочие документы, которых оказалось довольно много, что и неудивительно.

Содержимое другой, менее внушительной стопки оказалось куда интереснее. В отдельной прозрачной папке были сложены рисунки, в которых «мангуст» без труда узнал загадочные знаки углем и мелом на асфальте. Только здесь они больше напоминали наброски, сделанные второпях шариковой ручкой. Здесь же оказалось несколько книг оккультного содержания, самая древняя на вид из них называлась откровенно – «Трон Люцифера». Кононов быстро пролистал ее. Ему показалось забавным, что издана она, судя по всему, была еще при советской власти, и в ней в сущности все колдовские практики подвергались осмеянию. И все же некоторые сведения показались Виктору пугающе точными. Поля книги были испещрены комментариями, сначала детским, немного неуклюжим почерком, затем более твердой рукой.

Другие книги издавались в последнее время, и «мангусту» показалось, что некоторые из них встречались ему в Москве на лотках «все по 10». «Тайное знание», «1000 способов уничтожить недруга» и прочие не менее заманчивые названия. Внутри тоже попадались комментарии, хотя и не так много. Эти заметки оказались довольно ироничными и, на взгляд Виктора, отражали истинную суть подобной макулатуры. «Чушь», – недрогнувшей рукой вывел Филимонов. «Бредятина», – заметил он в другом месте относительно целесообразности составления сложного зелья, включающего волосы недруга и последующего угощения несчастного этой дрянью. Виктор и сам чуть не рассмеялся, представив, как жертву заставляют выпить отвар, угрожая пистолетом.

Впрочем, он вовремя спохватился, сообразив, что наличие подобной литературы в столе скромного военрука, пусть даже и тайного агента ФСБ, особенно в данной ситуации, увы, подтверждает его самые худшие подозрения. Напрашиваются два варианта – пропавший сам решил заняться черной магией и еще детишек запугивал, а то и вовлекал в свои дела, или его самого тоже кто-то соблазнил. На роль соблазнителя сразу напрашивается старушка из городка. Такая безобидная бабушка божий одуванчик. Или, если верить Никите, бабушка великосветская дама. Пришло время озадачить подчиненных, пусть потрясут местную гадалку. Фотография у них есть – и полный вперед. «Мангуст» повернулся ко все еще ожидающим его директору и воспитательнице и самым что ни на есть шелковым голосом поинтересовался:

– Какой, бишь, вы говорите, предмет у вас преподавал Филимонов?

С этими словами он повернулся и продемонстрировал собственные находки. Сотрудники детдома постарались выглядеть удивленными, но получилось это у них не слишком убедительно.

– Наверное, – глубокомысленно изрек Василий Федорович, – он пытался найти сверхъестественное объяснение свалившимся на нас несчастьям. Да так запугал сам себя, что в ужасе уехал.

– Да, – ядовито бросил Виктор. – Оставив здесь свои подштанники и мобильник. Поехал маму навестить, не иначе.

– Мамы у него нет, – напомнила Артемова.

– Ах да. Совсем забыл. Кстати, Анна Сергеевна, я хотел бы с вами лично побеседовать о нашем пропавшем. Благо сегодня воскресенье и вам не надо обеспечивать порядок среди воспитанников на переменах. – Кононов глянул на часы. Времени до вечерней встречи еще достаточно. – Мне нужно позвонить одному человеку, а потом все же переговорим, если вас не затруднит. Вы, Василий Федорович, можете быть свободны. Полный список найденных вещей я составлю позже, а вы подпишете. Оставим все эту беллетристику покамест здесь.

Полчаса спустя, побеседовав с Никитой, Кононов принялся расспрашивать воспитательницу о том, каким раньше был Филимонов, как проявил себя в детстве и прочее.

– А как он оказался здесь, в детском доме?

– Самым тривиальным способом, – скривила губы Артемова. – Он сыном одного оперативника из вашей конторы был. Тот женился на редкость неудачно. Кажется, жили они с супругой как кошка с собакой, а как он погиб, так она и вовсе будто с цепи сорвалась. Подробностей не знаю, но материнских прав ее лишили. Кололась, надо полагать, и пила. В общем, Женька оказался здесь в восемь лет, взяли как военного сироту. Такой мальчик был… затравленный, что ли. Сначала вел себя как волчонок. Глядел на всех настороженно. Потом оттаял. Живой такой, с воображением богатым.

– Да-да, знаем мы их… с воображением, – мрачно поддакнул Виктор.

– Воображение – полезная вещь. Наверное, потому и смог в академию поступить. Потому что себя никем, кроме как сотрудником спецслужбы, не мыслил. Все у него подвиги придуманные происходили.

– А книжку эту он в детстве случайно не читал? – резко спросил «мангуст», еще раз демонстрируя «Трон Люцифера». – Здесь не его почерк такой кривой часом?

– Не знаю, я его почерк забыла уже, – задумчиво проговорила Анна Сергеевна. – Книжки такой ни у кого не припомню, в библиотеке, во всяком случае, таких не держали и не держим. Может, тайком где раздобыл.

– Понятно. Спасибо большое за беседу, – поблагодарил Кононов воспитательницу. Пожалуй, из директора столько вытянуть не удалось бы. Живое воображение. Ну и ну. Он еще раз бросил взгляд на часы и решил отправиться перекусить. Кто знает, что случится вечером. Может, Филимонов явится детишек пугать… Заперев дверь комнаты пропавшего, Виктор положил ключ в карман и старательно опечатал помещение самым простым способом: приклеил бумажку с собственной подписью.

Тонкая леска лопнула, и разноцветные переливчатые бисеринки с сухим треском посыпались на асфальт, покатились по нему, поблескивая, отливая алым, зеленым и синим. Этого душераздирающего стука Света не вынесла. Она закричала, зажимая себе рот, чтобы кто-нибудь не услышал. Кто-нибудь из тех жутких чудовищ, которые почему-то заменили сегодня всех людей вокруг нее. Девочка подозревала, что ей мерещатся все эти ужасы, но она уже попала в заколдованный круг, волшебные слова предательства прозвучали, и ей оставалось смириться со своей судьбой. Но она не смирится! Не дастся никому и дотянет до вечера, а потом придет этот человек из Москвы и всех спасет.

Зачем только она испугалась чертова кота, притаившегося на берегу пруда? Надо было схватить посланного небесами Виктора Николаевича за руку и, не отпуская, рассказать ему все как есть. Теперь уже слишком поздно для сожалений. А ведь еще он может не поверить, не прийти. Дети болтают ерунду, все воспитатели не устают это повторять…

Свете представилось, как, внимательно выслушав ее, следователь из Москвы вместе с ней идет к остальным и одним движением руки меняет все и всех спасает. А что вышло на самом деле?

Виктор Николаевич остался сидеть на мостках, а она убежала, будто можно так просто спастись от этого. С каждым шагом тяжкий, свинцовый ужас подступал все ближе, заставляя еще ускорить шаг, быстрее, быстрее, как в детстве – прыг-скок, на трещинки не наступать, а то схватят, поймают, и тогда конец.

Кто же знал, что так много трещинок на старом асфальте в парке? Вот одна, змея, извивается, подползает к своей жертве, чтобы затянуть ее в землю и никогда не отпустить. Света перепрыгнула коварную тварь и едва не свалилась, метнувшись от до боли знакомого черно-белого рисунка, примостившегося аккурат между следующих двух трещин, перегородивших беглянке дорогу вперед, к спасительному главному корпусу. Там можно закрыться в комнате, залезть с головой под одеяло, и никто не доберется. И так просидеть до самого вечера. А потом они, может, отстанут.

Увы, прямой путь закрыт. Девочка свернула налево, лавируя между огромных черных расселин в асфальте. Очередная картинка – птица с руками вместо крыльев – застала ее врасплох. Бедняжка едва не свалилась в страшный черный провал по левую руку.

– Здравствуй, – подмигнула птица огненным глазом.

Огненным? Нет-нет, их рисовали углем и мелом, углем и мелом! Откуда этот алый цвет, это рубиновое сияние? Главное – не смотреть на узор вокруг птицы. Не-смотри-вниз, не-смотри-вниз, не-смотри-вниз. А трещины? Как быть с ними?

Света зажмурилась и простояла так целую вечность – минуты две? Открыла глаза и снова увидела простые, почти нестрашные трещинки в асфальте, белую меловую птицу с черным угольным глазом. Просто рисунки. Беглянка двинулась дальше. Из-за поворота доносились голоса, но к добру или к худу то было, девочка не знала, поэтому осторожно двинулась дальше.

За углом три девчушки расчертили мелом классики и прыгали. Один, два, три… вода, огонь – все! Одна прыгала, другие хором повторяли немудреную считалочку:

 
Шла машина темным лесом
За каким-то интересом,
Инти-инти-интерес
Выбирай на букву «с»,
А на буковке звезда
Отправляет поезда!
Если поезд не придет,
Машинист с ума сойдет…
 

Уже со второго слова проклятая считалка начала отдаваться в ушах Светы диким грохотом, каким-то сумрачным чудовищным эхом, от которого темнело в глазах. Девочка зажала уши ладонями. Стало только хуже. Меловые линии снова полыхнули алым, языки пламени потянулись к беглянке от клетки «огонь».

– «А на буковке звезда!» – визгливо крикнула Светина одноклассница, Виола. Только голос был совсем не ее. Девочка внимательно вгляделась в хорошо знакомых ей подружек – двое из них были на год младше, ничего страшного, все в порядке, но раньше у них были самые обычные черты лица, Света готова была поклясться чем угодно. Откуда взялись эти приплюснутые челюсти, нависающие лбы, глаза, словно черные провалы, тоже с алыми отблесками на бесконечно далеком дне…

Испуганная еще больше, бедняжка попятилась, постояла за углом, тяжело дыша, надеясь, что ее никто не заметил.

– Самойлова! – позвала одноклассница. Или не она? Но голос тот же, что выпевал считалочку. – Самойлова, ты где? В прятки, что ли, играешь? Нам забыла сказать!

– Опять воображает, – ехидно сказала другая девочка.

Кажется, это все же они, а не те жуткие черти, которые ей почудились.

– И ничего я не воображаю, просто так шла, вас не трогала, – буркнула Света, стараясь говорить небрежно, но голос все же немного дрожал. Она отважилась еще раз выглянуть из-за угла и увидела трех самых обычных воспитанниц детского дома, в похожих куртках, ботинках и в совершенно одинаковых легких шапочках, которые в конце лета презентовал какой-то благодетель.

– На свида-а-ание небось идешь? – насмешливо протянула Виола. – С кем же, интересно? С Федей, что ли?

– С каким Федей? – вздрогнула Света, останавливаясь как вкопанная и с ужасом чувствуя нарастающий гул невидимого колокола в собственной голове. – Он умер. Умер!

– Психованная совсем, – покачала головой девочка помладше. – При чем тут он? Федя Беркутов. Фу, даже дразнить тебя неинтересно. Иди отсюда, ненормальная. Всю игру нам испортила.

Беглянка без лишних слов зашагала вперед, стараясь не смотреть по сторонам. Издевательства одноклассниц ее совершенно не трогали. Привыкла за пять лет. В последнее время, наоборот, оставили в покое. Те, кто догадался, в чем дело. Пусть дразнятся, не бьют – и ладно.

Света твердо решила, что не позволит всяким дурацким видениям сбить ее с толку. Главное – помнить, что все это неправда. Ее окружают самые обычные, нормальные люди, никакие не адские чудовища, как в страшных сказках. Кто насылает леденящие душу галлюцинации, понятно любому. Вот и не нужно поддаваться. Надо дойти до своей комнаты, в такое время в корпусе, скорее всего, никого нет.

Успешно миновав расставленные ловушки, девочка добралась до спасительного корпуса и уже почти у самых дверей столкнулась с Анной Сергеевной, довольно милой, хотя и немолодой воспитательницей. У них всегда были прекрасные отношения, почему-то Артемова ее жалела. Вот и теперь воспитательница озабоченно посмотрела на бледное, взволнованное лицо девочки – по крайней мере, такой себе казалась Света – и мягко спросила:

– Самойлова, что с тобой?

– Все в порядке. – Хлюпнула носом беглянка, борясь с желанием разрыдаться прямо сейчас. Вроде до этого и мысли такой не было, и вдруг сразу глаза на мокром месте.

– Обидел кто? Дразнили?

– Нет, голова разболелась, – ухватилась Света за спасительную отговорку, глядя на воспитательницу честными глазами. – И так болит, что меня даже тошнит.

«Интересно, – почти против собственной воли отметила девочка, – и как я раньше не замечала, какое у нее непропорциональное лицо. Челюсть совершенно перекошена, нос крючком. Фу, настоящая уродка. И глаза разного цвета. Один серый, другой карий… или скорее черный. И голос неприятный, скрежещущий… о нет, опять началось!»

Наплевав на то, что о ней подумает или может подумать Анна Сергеевна, Света крепко-крепко зажмурилась. И на грани слышимости услышала голос воспитательницы – мир стремительно покатился куда-то вдаль, на самое дно серого мутного колодца:

– Тебе и правда нехорошо, я вижу. Зайди-ка ты к медсестре, она таблетку даст и температуру померяет. Такая погода, что я ничему не удивлюсь…

– Конечно, – пообещала девочка, не открывая глаз, – сейчас же пойду.

И она пошла. Высокое крыльцо, ступени – спасение приближалось с каждым шагом. Вот и широкий сумрачный холл. А в коридоре, ведущем к лестнице наверх, сидел черный усатый кот и пристально, пожалуй даже насмешливо, смотрел на нее круглыми желтыми глазами. Выразительно так смотрел.