Текст книги "Исполнение желаний"

Автор книги: Марина Казанцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

– А нету воды-то, батюшка! – отвечал холоп.

– Как нету? – удивился поповский сын. – Как отъезжали, были полны фляжки.

– Да ты-ить, батюшка, один-поди всё выпил.

Попович огляделся. Кругом, сколь видно глазу, сплошная степь – ни дерева, ни озера, ни речки.

– Ты нас куда запёр, дубина?! – рассердился он.

– Да ведь мы же к змеям едем. – оправдывался тот. – Ты, попович, собрался пред ними речь держать о пользе грамоты и счёта.

– Ну, помню. Так что, обязательно в пустыню заезжать?

Подъехал царевич с вороном на шлеме.

– Чего шумишь, духовный вождь?

– Воды нет, царь! Сейчас подохнем все! Этот чёртов следопыт нас завёл в пустыню!

– А ты, батюшка, не лайся чёрным словом. – серьёзно посоветовал Вещун. – Не ровен час накличешь!

– Да ладно ты тут со своими суевериями! – отозвался Федька. – Ой, мне дурно, брюхо пучит!

– Дизентерии нам только не хватало! – озабоченно воскликнул Ворон.

– Что? – испугался Федька.

– Змеёво мясо загрязнило речку Смородину токсинами! – догадался Костик. – Некипячёная вода! Федька, ты нажрался до фига стафилококков и холерных вибрионов!

– Ванька, гад! Ты, что? Некипячёную воду залил во фляжки?! – завопил поповский сын.

– Да что ты, батюшка? – удивился тот. – А какую же ещё? Кто ж в речке кипятил воду?

– Да разве ты не знал, что там разлагались трупы?! – заорал Бубен, хватаясь за живот. Он свалился с лошади и застонал:

– Дайте туалетную бумагу!

– Помилуй, княже, не пойму, чего он говорит!

– Привал, Иван-коровий сын, вот что! – воскликнул Костик, торопливо спешиваясь.

ГЛАВА 27. Колодец и яблоня

Всю ночь они промучились с Федюном. Наутро бледный, с синими кругами под глазами, попович сел на лошадь.

– Вот какова сила таланта! – поразился Ворон Воронович, сидя на верхушке шлема царевича Ивана. – Сколько драматизма!

– Не скребись там наверху. – заметил цесаревич. – В ушах свербит.

– Вань, ты от кого произошёл? – сунулся с вопросом к холопу Вещун.

– Я-то? От коровы. – уверенно ответил тот. – Царевич вон – от обезьяны. А попович говорил, что родился свыше.

– Кое-что он помнит. – поделился новостью с Костяном Вещий Балагур. – Во всяком случае, с теорией эволюции по Дарвину знаком.

Они ехали второй день по безжизненной степи. Федька исхудал. Даже мужественный Иван-царевич приуныл. Ворон сидел, нахохлившись, на лошадиной голове. И лишь Иван-коровий сын был безмятежен – вёл лошадь под уздцы и непрерывно что-то напевал вроде "тень-тень-потетень, вырос во поле плетень".

– Он меня уморит. – заметил Федька. Его духовные запросы как-то резко поскромнели. Он больше не провозглашал себя мессией.

– А ты, царевич, подбрось-ка ворона повыше. – вдруг обратился к Костику холоп. – Пущай поищет воду.

– А что? И правда! – ободрился Вещий Ворон и немедленно воспарил над степью. Да так и не вернулся.

Вместе с ночью в маленький их лагерь пришло уныние. Федька бегал в степь каждые полчаса. Пить хотелось дико. Даже лошади стонали. Коровий сын ушёл искать в пустыне воду и пропадал до самого утра.

– Костя, давай откажемся от этой сказки. – предложил измученный Федюн. – Вернётся Ворон и пусть выносит нас отсюда.

– Давай потерпим, Федя. – сказал ему царевич.

– Как мы потерпим? – взмолился тот. – Эти древние славяне просто дикари, почти что скифы. Им налопаться воды из инфицированного водоёма – как нам с тобою газировки. О, газировка! Нам не говорили, что мы будем терпеть такую муку!

– Это мне не говорили. – возразил Костян. – А ты знал сказку. Сам выпендривался передо мной.

– Я виноват. – плакал Бубен. – Я наказан! Давай попросимся обратно!

– Вернётся Ворон и попросишь. – утешал его товарищ. – В конце концов, как я понял, наша роль невелика. Главное, чтобы кто-то рядом был с Лёнькой. Ты отыгрался за нас двоих, а дальше я буду дурью маяться.

Федюн утих. Утром ворон не вернулся. Зато пришёл усталый и запылённый Лёнька.

– Нашёл чего? – спросил Костян.

– Да. Полдня пути.

Рассветные лучи осветили трёх всадников. Лошади издалека почуяли влагу и торопились.

– Ну, вот видишь, – говорил Бубенцу Иван-царевич, – недалеко вода! Ну, далеко ещё?

– Недалеко. – кратко отвечал холоп. Его лицо осунулось, взгляд стал цепким. Он неотрывно смотрел вперёд, сжав губы в нитку. С сожалением Костя понял, что между ними нет контакта. Говорить с коровьим сыном невозможно – он отвечает односложно и совсем не смотрит в глаза. Совершенно очевидно, что холоп презирает их. Особенно Федюна. Только виду не подаёт. Раньше он немного дурачился и шутил, но после представления, которое устроил Бубен, Иван-коровий сын замкнулся. Только думалось об этом неохотно – всё заслоняла нечеловеческая жажда. Костик поймал себя на том, что перестал воспринимать Лёньку как прежнего товарища. Он был холоп, Иван-коровий сын. Другая личность.

"Я изменяюсь." – думал Чугунков. Изо всех сил он вспоминал себя прежнего, но не мог ответить на вопрос: может, это только обстоятельства?

– Колодец! – закричал Федюн и принялся нахлыстывать лошадь плёткой. Та и сама неслась, как бешеная. Костя подскочил в седле и ринулся по следу. Ванька что-то прокричал, но Костик не расслышал. Там, впереди, у засохшего скрюченного дерева, был небольшой колодец! И народу никого!

Федька дрожащими руками уже спускал вниз ведро. Они обогнали холопа – тот на своей тощенькой лошадке был где-то в полукилометре, а ведро, до края полное воды, уже быстро поднималось на верёвке.

– Дай, дай, я первый! – вопил Федюн.

– Да пей скорее! – крикнул Костя, понимая, что организм Федюна потерял гораздо больше влаги.

Он не понял, что произошло. Раздался крик, мелькнуло что-то, ведро вылетело из их рук и вода вся пролилась в песок. Холоп на хрипящей лошади вертелся рядом.

– Ты что, рехнулся, идиот?! – взревел Бубенцовский и бросился поднимать ведро. Заглянул в него.

– Всё вылил! Костик, давай, тащи ещё!

– Не пейте! – крикнул Ванька.

– Пошёл ты в… – заорал Федюн. – Хватит сказок, чёртов псих! Мне твоя Селембрис знаешь, где…?!

Он забросил ведро в колодец и наклонился над ним. В лицо пахнула влага. Федька обезумел – он закинул ногу через край.

– Стой, дурак! Там глубоко! – Костя оттащил его.

И тут холоп рванул свой меч и полоснул по срубу.

"Вот придурок!" – хотел сказать Костян, но не сказал.

Раздался громкий свист, и рассечённое бревно вдруг засочилось кровью. Холоп скакал на лошади вокруг колодца и рубил его. Сруб изгибался, шипел, лилась ручьями кровь. Всё сооружение запульсировало, застонало. Далеко внизу вскипела и забулькала вода, потом стала подниматься и переливаться через порубленные брёвна. Её цвет был отвратительно жёлтым, а запах – удушающим. Мерзкая жижа выплёскивалась на песок и оставляла шевелящуюся пену. Кровь смешивалась с жёлтым ядом и тут же свёртывалась, чернея. Брызги попадали на засохшее дерево – в том месте кора тут же принималась дымиться и гореть.

Испуганные Федька с Костиком попятились от страшного колодца.

– Это не колодец. – сказал им Ванька. – Это первая змеюка. Колодец дальше.

Через полчаса примерно они достигли настоящего колодца. Сначала проверили его на прочность. Всё нормально.

Полдня все пили воду. Вода была не слишком хороша – наверно, по санитарным меркам она не дотягивала до нормы, но никто о том не думал. Пришлось устроить небольшой привал. Зажгли костерок, поставили греться котелок. Холоп где-то раздобыл заварку, достал из своего мешка окаменевший кусок мёда, весь в мякинных крошках. И они мирно пили чай, пахнущий соломой. Холоп разговорился.

– Вань, а как ты узнал, что это отравленный колодец? – умильно спросил поповский сын.

– А я прошлой ночью ходил вокруг. Смотрю – огонёк горит! – с хитрым видом давай рассказывать холоп. – Я подкрался, вижу: стоит избушка! А в окошке свечка. Ну, думаю, что за нехристи собрались тут на совет? Заглянул тихонечко, а там сидят змеюки!

– Да ну?! – не поверил Федька.

– Ага! Сидят и говорят: вот-де, надо извести царевича с поповичем! Они-де нам ну смерть как надоели! Мужьев вот на Калиновом мосту всех погубили.

Царевич с поповичем переглянулись и дальше слушали внимательно.

– Тут они давай друг перед дружкой хвастать, кто напридумывает смерть страшнее да хитрее. Одна и говорит: я-де притворюсь колодцем. Они как явятся ко мне да как напьются, тут все и сгорят огнём! Тут я как услышал, так бежать обратно!

– А что же две другие?! – вскричал Федюн. – Ты что же, не дослушал?!

– Не, – помотал кудлатой головой холоп. – я торопился.

– Вот дурень! – рассердился Федька. – Кто же так ведёт разведку?!

– Вспоминай, Бубен, сказку. – потребовал Костян. – Сам говорил: дед тебе читал.

– Когда всё это было. – уныло оправдывался поповский сын. – Не верю я ему. Темнит чего-то.

– Ладно. Давай с тобой не будем дураками. – мудро рассудил Костян. – Я полагаю, Ванька не такой простак. Всё он там слышал, у избушки этой, только говорить не хочет. Если он начнёт чего там делать не по-нашему, ты сразу не ори и не кидайся. Сначала разберись.

– Чай пить не пора? – спросил Федюн.

– Оголодал? – усмехнулся Костя.

– Не, – на манер холопа помотал кудрями Бубен, – я попощусь маленько. Что-то в глотку ничего не лезет.

Холоп тут же согласился на предложение устроить перерыв. Собрал веток, запалил костёр. В воде недостатка не было, колодцы встречались на пути. Вот над костерком закипела вода. Ванька бросил в кипяток сухих листочков.

– А где же мёд? – спросил Костян.

– А мёда нет. Поели всё. – безмятежно ответил коровий сын.

– Ладно. Чего у нас там? – смирился Чугунков. – Доставай давай.

– Ничего нет. Вы пока сидите, а я отправлюсь на охоту. – отвечал холоп.

До утра они сидели у костра и пили кипяток с соломой.

– Всё, хватит. – отвалился Федька. – А то опять какая-нибудь диарея будет.

У Костяна в животе бурчало. Он не мог понять, какая ночью может быть охота. Холоп носился где-то за холмами на своей чахленькой, но выносливой лошадке. Сусликов, что ли, ловит?

Костя лежал н спине и смотрел на звёзды. Интересно, здесь те же созвездия, что на Земле? А потом вдруг обнаружил, что неба он не видит. На месте луны кружилась большая кура-гриль. Костян сглотнул и подавился слюной.

Видения неслись. Полтавская полукопчёная сцеплялась кольцами, образовывала цепь и проносилась мимо с грохотом, как курьерский поезд. Сосиски исполняли варьете, солировала мощная индейка. В небе шёл парад – летели строем ножки Буша. Везувий разозлился и исторг из чрева реки молока. Кипящая стихия неслась с горы, окутывалась пенкой и загустевала. С неба падал горячий творог, Помпея гибла. Штормило, люди тесно сгрудились на льдине. Не льдина это, а пломбир. Не люди это, а орехи. Акулы появились так внезапно! И стали алчно откусывать от льдины. И съели всё!

Костик вскочил и огляделся. Наступило утро. Ничего съедобного, кроме лошадей и Федьки. Тот спокойно дрых.

– Так, без паники. – сказал себе Костян. – Немного попоститься никому не помешает.

Лошади неторопливо сщипывали травку и это зрелище лишило царевича последних сил. Он бросился на землю, закрыл глаза. Откуда-то припёрлась и стала вертеться перед глазами большая тарелка манной каши. Сгинь, сгинь, проклятая!

– Я тебя люблю! – страстно признался ей в глубоком чувстве Костик. И услышал топот.

– Ваня! – радостно возопил он. – Поймал чего?

– Нет, барин, не поймал. – признался тот.

Солнце жарило так дико, что Иван-царевич последовал примеру Федьки. Сначала он избавился от лат, привесил их к седлу. Потом начал скидывать кафтан, оставшись в шёлковой рубашке. Потом снял богатую шапку, расшитую сплошь жемчугами, а голову прикрыл мокрым полотенцем. Он уже не знал, что его больше доставало – голод или кошмарная жара. Зато Федька на удивление неплох – он даже находил силы о чём-то спрашивать холопа. Ворон так и не вернулся. Теперь Костян, как прошлой ночью попович, испытал приступ малодушия. Если бы была возможность, он не раздумывая покинул бы Селембрис. Плохая это сказка.

Он безнадёжно посмотрел вперёд и встрепенулся. Себе не веря, тёр глаза руками.

– Смотрите, яблоня! – хрипло закричал Костян. И тут же пришпорил лошадь. Столько яблок! Даже издалека видно, какие они крупные да красные! Откуда-то сбоку появилась пыль. Холоп обходил царёва сына, безжалостно нахлёстывая лошадь. Да ладно, Ваня! Всем хватит! Всё оберём! Что не съедим, возьмём с собою!

И тут коровий сын всех обошёл на гандикапе! Взял такую скорость, словно у его дохлятины имелись крылья!

– Стой, сукин сын! – взревел царевич. – Куда прёшь перед господином?!

И тут подонок совершил такое! Всех обогнав, он начал рубить мечом по веткам!

– Ванька! – гневно завопил поповский сын. – Какого беса дерево губить?! Что за дрянь народ?! Всё сожрут, всё полакают, мало им – давай ещё и гадить вокруг себя! Ну, право – варвары, готты, гунны, скифы! Какая в беса им цивилизация?! Нет бы в сумки собирать плоды, так он с ветвями рубит!

Дерево вертелось и стонало. Из обрубленных ветвей ручьями лилась кровь. Прямо на глазах яблоки, упавшие на землю, стали сморщиваться и превращаться в крохотных гадёнышей. Те с шипением бросались наутёк.

– Топчите тварей! – ожесточённо кричал Иван-коровий сын. Спрыгнув с лошади, он с ней вдвоём принялся давить ногами юркие чёрные спирали.

Когда всё кончилось, Иван-царевич подошёл к коню, обхватил седло руками и уткнулся лицом в горячую от солнца кожу. Он так устал от всего этого кошмара! Что за дураки – втроём отправиться в такую авантюру! Без войска, без припаса, без разведки.

Он искоса взглянул на окровавленную землю. Было б чем блевать, давно бы вывернулся наизнанку. Нет слов, Иван-коровий сын – герой! Но, так ли ценен единоличный героизм? Разве так воюют? Впрочем, что взять с него? Главой проекта был он сам, царевич. Хотелось славы молодецкой. Думал, раз-два – и справится с задачкой. Наслушался сказок да былин про богатырей! Только б выбраться отсюда, а дальше он поумнее будет. Не зря папаша говорил ему, что быть царём – учиться надо! А уж войне учиться – так вдвойне!

– Значит, завтрак наш – тю-тю? – закручинился попович.

– Ворон есть будете? – спросил холоп и поднял лук.

– Стой, Ванька! – крикнул Костя, вырывая у него стрелу. – Каких ворон?! Это же Вещун!

Он очумело вертел головой. Как это?! Что произошло?! Едва не обратился в настоящего царёва сына. Идиот! Забылся! Спасибо Ворону – во время припёрся!

– Я думал, мне каюк! – испуганно поведал тот.

ГЛАВА 28. Избушка и кузница

Неподалёку от места гибели второй змеюки располагалось обширное поле, когда-то засеянное злаковыми. Теперь там кое-где валялись позеленевшие куски кольчуг, разбитые железные колпаки, сломанные копья, заросшие сорняками, обглоданные вороньём кости, бедово скалились забитые землёю черепа. Теперь всё поле принадлежало сусликам и полевым мышам. Вот туда-то их и привёла крылатая разведка.

Иван-коровий сын отыскивал нору и его лохматая скифская лошадка принималась прыгать и топать широкими копытами над жилищем глупого зверька. Тот пугался и выскакивал из норки прямо на застывшего с мечом холопа. Так Лёнька нарубал прямо на глазах у всей компании штук десять.

– Ну хватит, – остановил его Федюн. – Давай-ка сварим, что имеем.

Но, холоп освежевал все тушки и, насадив куски на палочки, повесил жариться над костерком.

– Нельзя варить, – охотно пояснил он, – воняет больно! Я-то съем, да вашим милостям с души своротит.

– Да нет, Ваня, всё путём. – успокоил его Федька. – Мы ведь тоже не такие баре, как с виду кажемся.

– Однако. – сосредоточенно сказал он немного позже, получив кусок мяса на палочке.

– Не будешь лопать – мне отдай. – предложил царевич. Попович поспешно сунул в рот кусок.

* * *

– Я могу эвакуировать больного из отряда. – тихо сообщил Вещун, пока холоп возился в стороне с лошадями.

– А что скажем Ваньке? – измученно спросил Федюн.

– А так и скажете, что попович решил вернуться. Да он и не заметит!

– Отправляйся, Бубен. – посоветовал Костян. – Не ровен час, загнёшься.

Федька помолчал.

– Нет, – сказал он. – Мне уже лучше. Ванька трав каких-то приволок, отвар мне сделал. А ты говоришь, он не заметит. Впереди ещё какое-то испытание, а я даже не помню ничего. Ворон, ты хоть знаешь, что там будет?

– Завтра будет видно. – ответил Вещий Ворон. – Кстати, я тут неподалёку нашёл какую-то избушку. Прогноз погоды обещал ночную бурю. Не лучше ли собраться да побыстрее всем в укрытие?

Погода в самом деле портилась. Задул порывистый ветер. Дневная жара к вечеру внезапно сменилась похолоданием. Небо обкладывалось низкими синими облаками.

Все трое торопились за Вороном – тот указывал дорогу. И в самом деле, совсем недалеко, возле русла высохшей реки, под старым деревом с опавшею листвою прикорнула скромная избушка, а при ней крепенький сарай.

– Вот хорошо! – обрадовался Костя. – Будет, куда поставить лошадей.

Они поспешно обследовали жильё.

– Хорошие тут жили люди. – заметил Федюн. – Дровец оставили под навесом.

Он отворил дверь и заглянул внутрь.

– О! Да тут хлеб-соль!

– Назад! – крикнул Ванька. Но, дверь вдруг ожила и, треснув поповича по заду, зашвырнула его внутрь.

– Руби избушку! – и холоп ринулся с мечом на коварную дверь. Та немедленно выставила длинные, как копья, колючки. Иван-царевич схватился с окном. Оно вымётывало острые щепки, которые вонзались в щит. Кровь лилась из косяков, из стен и окон. Внутри истошно вопил Федюня.

Бой был недолгим, но кровопролитным. И вот обрушилась стена. Под тем, что казалось слоем побелёной глины, обнаружилось живое кровоточащее мясо. Содрогаясь, оно обваливалось под ударами мечей. Рёв, визг, рычание рвалось отовсюду.

В открытом зёве полуразрушенной избушки стало видно, как Федьку засасывает в себя большая русская печь. Он неистово орал, колотился и сопротивлялся. Но, жадная огненная топка превратилась в зубастую пасть. Побелка обваливалась. Два глухих окошечка, в каких крестьяне сушат рукавицы, раскрылись и превратились в два свирепых глаза. Пол вспучился и доски, словно руки, потянулись к Федьке, запихивая его поглубже.

Костя дико закричал и одним прыжком перескочил через корчащиеся остатки стены. Тут крыша рухнула и погребла обоих под собой.

Холоп раскидывал руками кровоточащие брёвна. Они на лету превращались в куски смердящей плоти и, падая на землю, корчились и бились. Ванька поднапрягся и сдвинул с места часть соломенной крыши – та загорелась, превращаясь в змеиные чешуи.

– Проси дождя, Вещун! – крикнул он Ворону.

Тот немедленно взвился в воздух и залетал кругами, неистово оря и кувыркаясь. Небо задрожало, грохнуло громами и разразилось страшной бурей. Чудовищный поток низринулся на землю. В животном ужасе бились кони. Дерево не выдержало и сломилось. Сарай обрушился и выпустил на волю лошадей.

Ванька кусками выбивал наружу стену. Внутри содрогающейся и бешено ревущей избушки, под кровавым мясом потолочных досок шло неистовое шевеление.

– Держись, Федюн! – прорвался голос Кости.

– А-ааааа! – кричал тот.

Гулкие звуки ударов металла о металл.

– Врёшь, падла! Не сожрёшь! – взревел Иван-царевич. – Федька, давай руку!

Ванька обвалил ещё одну стену. Теперь стало видно, как Костик силится вытащить из полуразрушенной печи застрявшего в топке поповича. Тот торчал спиной назад и цеплялся руками и ногами за края.

– Голову рубить! – крикнул Ванька и одним прыжком вскочил на лежанку. С размаху он снёс кирпичную трубу. Печь вздрогнула и выпустила Федюна. Все трое поспешно выкатились наружу и, дрожа, смотрели, как дерево, кирпичи, солома превращаются в пузырящуюся пену. С шипением гасло пламя, и вот ливневый поток начал размывать и растаскивать грязно-бурые останки.

– Надо изловить коней. – промолвил Костя. Он поддерживал трясущегося Федьку – тот был изодран так нещадно! Недавний праздничный кафтан весь в клочьях, спина опалена и исцарапана. Он стонал.

– Эх, попович. – тихо говорил ему Костян, – надо было Ворона послушать.

– Сейчас мы это дело быстренько поправим. – ободрил его Иван-коровий сын. – Только Сивку изловить, а в мешке-то у меня бальзам наговорённый.

Сивко прибежал на свист, за ним – и два красавца благородной крови. Испуг у них прошёл, и лошади стремились к людям.

Спина у Федьки и в самом деле перестала так болеть. Он лишь беспокоился, как бы от яду не подохнуть, но бальзам наговорённый своё дело делал. К тому времени ливень прекратился, и лошади пошлёпали по залитой водой земле, держа на себе усталых путников. Ночь не за горами – надо где-то искать ночлег.

– Иван, кажется, мы всех змеюк убили? – с надеждой обратился к холопу Костик.

– Да всех, кажись! – весело ответил тот.

– Значит, скоро нашим мучениям конец? – тихо спросил Бубен.

Но, Иван-коровий сын не спешил превращаться в Лёньку Косицына, и это не способствовало хорошему настроению. К тому же, ворон снова где-то пропадал.

Маленький отряд достиг обсохшего местечка и в свете месяца расположился на ночлег. Заботливо укутав Федюна своим кафтаном, Костик попытался заговорить с неугомонным Ванькой. Тот сидел на старенькой попонке, стругал чего-то, смотрел на небо и тихонько пел при свете костерка. Где-то сумел добыть сухих дровишек!

– Чего поёшь, Ванюша?

– Да ничего. С Месяцем переговариваюсь.

– Да как же можно с месяцем-то говорить? Разве он живой?

– А то какой же?! Смотри-ка вот, царевич, прищурь глаза. Вон как свет играет, ровно серебро! А ты прислушайся! Вот лучики бегут по сырой траве. Смотри, как вспыхивают капли! И ровно колольчики звенят!

Костян прислушался. Сырая ночь была полна каких-то звуков. Торопливо топотали крохотные лапки. Суетятся мыши, перенося припасы из подтопленных ливнем норок. Далеко чуть слышен голос какой-то невидимой птицы. Угадывалось во тьме порхание летучих мышей. А он-то думал – степь пуста.

* * *

Утром содержимое мешков просохло, и Федюн нарядился в чистую одежду. Кафтан, конечно, пропал, но, рубашка была новой и штаны нашлись приличные. А сапожки свои они с Костяном хорошенько отмыли от змеёвой крови и утро оба встретили в хорошем настроении. Где-то впереди их должны встретить Ворон и Вавила. Всё самое страшное позади, только Ванька всё никак не превратится в Лёньку. Теперь уже и Федька старался разговорить холопа:

– А как ты думаешь, Ваня, на чём держится земля?

– Известно дело, на слонах. – солидно отвечал тот.

– А слоны на чём? – обескураженно поинтересовался Бубен.

– Экий ты, попович! А говорил, что грамотный! Сам должен знать – на черепахе!

– А черепаха-то на чём? – вмешался в дело Костя.

– Известно дело – на воде!

– А на чём вода? – с подозрением спросил Федюн.

– На земле!

– Он чуть не убедил меня! – с испугом поделился Бубенцовский, когда Ваньке надоело объяснять двум учёным дурням космогоническую картину мира.

* * *

От вчерашнего ливня не осталось и следа, только жара немного спала. По всему небу размазаны лёгкие белые облака. Ехать стало легче.

– Куда мы направляемся? – спросил у холопа Костик.

– Да вот сейчас до кузни доберёмся, – беспечно отвечал тот, – мечи бы надо подковать. Вишь, больно затупились! А там в обратный путь!

Обратный путь! Костян с Федькой немного приуныли.

"Ладно, добраться бы до лагеря, там отъедимся, отоспимся!" – думал Чугунков.

К полудню стало ясно, что всё не так чудесно, как хотелось: Ванька начал беспокоиться, оглядываться, нюхать воздух. Потом и вовсе соскочил с коня, лёг на землю и начал слушать. На вопросы он пожал плечами. Снова сел и двинул дальше.

Спустя немного времени он привстал на стременах, вгляделся назад из-под ладони и тревожно проговорил:

– Кажись, дело худо.

На самом горизонте виднелась тонкая полоса, за полчаса она расширилась и заметно приблизилась.

– Наверное, песчаная буря. – предположил Федюн.

Холоп не ответил и прибавил ходу.

Они уже мчались во весь опор. Сзади маленький отряд настигала быстро приближающаяся высокая стена ревущей бури. Перепуганному Костику казалось, что он слышит в кромешном месиве визжащего песка какие-то слова.

– Это не буря! – крикнул ему холоп. – Это старшая Змеиха, мать Горынычей!

– Не может быть! – в ужасе завопил Федюн. – Такого не бывает!

Все трое улепётывали, что было сил.

– Кузня! – крикнул Ванька, протягивая руку вперёд. Там действительно стояло монументальное строение, сложенное из гигантских валунов.

"Выдержит ли?!" – мелькнуло в голове Костяна. То, что быстро приближалось сзади, имело силу цунами и торнадо, вместе взятых.

Уже подлетая к раскрытым дверям, Костик оглянулся и едва не рухнул с седла. Всего в километре от них зиял раззявленный огромный рот, утыканный гигантскими зубами. А в нём неистово метался раздвоенный язык! С воплем царевич влетел за товарищами в спасительное помещение и они захлопнули железные двери, запирая их на тяжеленные засовы.

Буря грянула со страшной силой. Кузня завибрировала, со стен полетели мелкие осколки. Крыша, крытая металлической черепицей, загремела громом. Кони бились в ужасе, выкатив глаза и роняя пену с окровавленных губ. Люди их ловили, уворачиваясь от бешеных копыт, привязывали к стойкам. Сверху непрерывно сыпалась копоть.

– Что теперь? – тяжело дыша и оглядывась по сторонам, спросил Костян.

Ванька озирался. Шлем он потерял ещё когда рубил избушку. Меч весь иззубрен. Он схватил оружие царевича и тоже бросил. От клинка поповича остался лишь короткий обрубок. Они не успеют отковать новое.

От стен начали отваливаться камни. Змеиха с чудовищной злобой кидалась на кузню и от её ударов сотрясалась сама земля.

– Неужели она не устанет?! – прокричал Федюн.

– Должна устать! – отвечал коровий сын.

– ВЫХОДИ, ИВАН-КОРОВИЙ СЫН! – завыла буря. – ВЫХОДИ, ПРОКЛЯТЫЙ ПОГУБИТЕЛЬ!

Тот бросился к двери.

– Не надо, Лёнька! – завопили царевич и попович, бросаясь на него и удерживая его от безумства.

– Да вы рехнулись! – возмутился Ванька, когда узнал, в чём его подозревают. Открыть входную дверь! Он что, полный идиот?!

– Она пошла на переговоры! – объяснял коровий сын. – Значит, устала зря кидаться. С мечом на такую дуру сунуться?! Ещё чего!

Они немного успокоились, когда хитроумный холоп показал им маленькое окошечко, закрытое железной заставкой. Вот через него он и думал посмотреть наружу.

– А ежели она язык сюда засунет?! – всполошился Федька.

– Вот и пускай засунет! – обрадовался Ванька.

Он кинулся назад и схватил с холодной наковальни тяжёлые щипцы.

– Держи-ка, – сунул он их Костяну. – Как только змеиха сунет в окошко свой язык, хватай и держи покрепче!

Костян засомневался, что старшая змеиха такая идиотка, но план принял и отнёсся к нему серьёзно.

– Падаль змеиная! – крикнул Ванька в окошко и быстро захлопнул дверцу.

– ОТКРОЙ МНЕ ДВЕРЬ! Я ТЕБЯ СОЖРУ! – с простодушием смертельного цунами проревела горынычева мать. Она кинулась на дверь. Все трое с тревогой наблюдали, как толстые железные косяки неистово трясутся в пазах, выбивая каменную крошку.

Едва утихло, Ванька крикнул в щелку:

– Хочешь жрать – достанешь!

И снова захлопнул.

Она попыталась грызть крышу – по железным черепицам заскрежетали зубы.

– Здесь я, дура! – крикнул Ванька.

– ОТКРОЙ МНЕ ДВЕРЬ! – снова выступила с заманчивым предложением змеиха.

Костян и Федька, несмотря на ужас, нервно засмеялись.

– Не могу! – ответили ей изнутри. – Заклинило! Попробуй дверь пролизать!

И тут же послышались резкие скребущие звуки. Дверь затряслась.

– Язык у неё железный?! – ужаснулся Федюн.

– А то! – с задором отвечал холоп. – И шкура вся железная.

За дверью слышалось громкое сопение, возня, металлический грохот. Холоп не сочинял – зверюга в самом деле бронированная.

– Пусть пока потрудится. – проронил тот и кинулся к очагу.

Все трое торопливо разжигали огонь, кидая в печь куски угля.

– Зачем? – спросил Федюн.

– Есть идея. – кратко обронил Иван. – Надо побольше угольков. Хорошо бы получилось!

Огонь жарко полыхал в печи. В закрытом помещении становилось жарко.

– Держи, попович, совок. – Иван сунул Федьке лопату. – Будь наготове. Как я крикну, так и суй в окошко угли.

Он снова занял у дверей позицию, рядом с огромными щипцами – Костик. Он не понимал, как именно холоп намеревается победить чудовище. И давно забыл, что они переживают сказку: всё, что здесь происходило, было абсолютно реально. И болезнь Федюни, и раны на его спине, и голод, и жажда. Реальной была и та зверюга, что подстерегала их за дверью. Реальны были дробящиеся камни в пазах двери. Реален рев снаружи. Это не компьютерных монстров мочить. Тут можно было сдохнуть! Простая прогулка рядом с простачком-героем?! Два идиота – Иван-царевич и Иван-попович?!

Он посмотрел на щипцы в своих руках. Схватить ими за язык? Сумеет ли? Да что ж там за язык?! Снаружи непрерывно раздавался скрежет, дверь тряслась.

Ванька дикими глазами глянул на него, выхватил свой иззубренный меч, неистово перекрестился, взялся за рукоять задвижки и рванул. В отверстие тут же ворвалось смердящее дыхание а вместе с ним проскользнул язык. Не слыша, что кричит товарищ, Костян мгновенно ухватил клещами нечто, что могло быть гусеницей вездехода, изо всех сил сжал его клещами и рванул на себя. Происшедшее в следующий момент едва не заставило его выпустить рукоятки.

– Меч Джавайна! – оглушительно вскричал коровий сын и с размаху пронзил ослепительным клинком язык Змеихи, пригвоздив его к металлической двери!

Раздался страшный рёв, стены затряслись и стали ронять большие камни.

– Кидай угли ей в пасть!

Федюн не сплоховал и не замедлил. Совок пылающих углей влетел в окошко, словно снайперская пуля. А он тут же подхватил второй.

За дверью происходило нечто невероятное. Задыхаясь от смрада горящей плоти и насыщенного жаром воздуха, все трое отступили к стене, неотрывно глядя на сияющий клинок. Тот держал змеюку, не давая ей ни отойти, ни выплюнуть угли.

– Ещё подкинуть? – спросил ставший вдруг отважным Фёдор.

– Нельзя. В стратегии главное – всё вовремя. – проронил стратег Иван. – Дыхнёт в тебя углями – и капец котёнку.

Товарищи переглянулись. Дело, кажется, сдвинулось с мёртвой точки. Такая речь могла принадлежать Косицыну Лёлё, но не Ивану-коровьему сыну.

– А что такое меч Джавайна? – опомнился Костян.

– Кто его знает! – пожал плечами Ваня.

ГЛАВА 29. Дуб Фифендры

Змеиха сдохла. Снаружи более не доносилось ни дыхания, ни движения. Язык не дёргался, цвет его стал иссиня-чёрным. Иван попытался выдернуть из металлической двери своё оружие – ничего не вышло. Он нахмурился, отошёл, протянул руку и приказал:

– Мой меч!

Тот моментально выскользнул и, пролетев по воздуху, ровно лёг в ладонь. Иван-коровий сын всё более приобретал черты величия. Не обращая внимания на подошедших товарищей, он стал рассматривать клинок, который снова стал совершенно целым. Более того, это был совсем иной меч. Невиданный металл словно струился лунным светом – отковано как будто бы из серебра. Опаловые камни украшали фигурные узоры. А в торце рукояти сиял черный бриллиант шатровой формы. Иван перевернул меч остриём вниз и прижался лбом к камню. Постояв так немного, он повернулся к товарищам.