Текст книги "Мистерия, именуемая Жизнь"

Автор книги: Марина Алексеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Глава 10. Последний довод рыцаря

– Я могу попросить вас забыть наш разговор? – спросил Арамис.

– Забыть? – переспросил дон Энрике, – Даже если бы я захотел, не забуду…

– …ни слова из нашей беседы, – улыбаясь, закончил Арамис, – Вы это хотели сказать, мой юный друг, не так ли? Дитя! Это вам только кажется… Самые остроумные разговоры, самые нежные беседы, самые горячие споры забываются со временем.

– Но что-то ведь остается от остроумных разговоров, нежных бесед, горячих споров? – возразил дон Энрике.

– Да, – сказал Арамис, – Самая суть. Дословно все помнить невозможно.

– А вы помните самую суть последних бесед с вашими лучшими друзьями? – спросил дон Энрике. Арамис вздохнул.

Д'Артаньян: "Какого черта вы так суетитесь?"[14]14
  Здесь и далее слова мушкетеров из «Виконта де Бражелона» А. Дюма.


[Закрыть]

Атос: "Прошу вас позаботиться о Портосе".

Арамис (Атосу): "Клянусь честью, что не позже чем через месяц между Францией и Испанией вспыхнет война".

А месяц уже на исходе!

– Конечно, помню, – сказал он.

– Так вот, монсеньор – я тоже тот, кто помнит. Есть вещи, которые забыть невозможно. Вы полагаете, я могу забыть слово, которое для французов – предмет гордости, а для меня – боль – РОКРУА.

– Мой отец был убит под Аррасом, – сказал Арамис, – В войне с испанцами. Но я никогда не испытывал ненависти к испанскому народу.

– Так же как и я, – сказал дон Энрике, – К вашим соотечественникам. Так что вы от меня хотите? Называть вашего Портоса герцогом? Пусть! Постараюсь. Оставим князей, эрлов, танов, эмиров, сегунов – всю эту экзотику и останемся европейцами. Сказочник из меня никакой!

– Сказочник, – задумчиво повторил Арамис, – Вы, вероятно, решили, что я вам тут сказки рассказывал?

– Кто вас знает! – по-мальчишески сказал дон Энрике, – Вы великий человек, в этом я не сомневаюсь. Но вы не раз назвали меня ребенком. Может, вы от безделья решили пошутить с заезжим кабальеро, а, монсеньор? Уж очень ваша идея… сказочная. Филипп Французский – будущий император Иерусалимский… Поверженные Османы… Укрощенный Людовик Четырнадцатый. Отмена инквизиции и обета безбрачия. Вы – на престоле Святого Петра… Рауль – будущий генерал иезуитов… Сказочник вы и есть.

– Думайте так, если вам угодно. Так даже лучше. Но поклянитесь, что, случись вам встретиться с моими друзьями, вы не передадите им нашу беседу.

Дон Энрике задумался. Арамис смотрел на него без улыбки, слегка сдвинув брови.

– Клянусь, монсеньор, – тихо сказал дон Энрике.

– Что же до сказок, – произнес Арамис, облегченно вздыхая, – То, положа руку на сердце, во время оно я действительно сочинял сказки.

Дон Энрике широко раскрыл глаза.

– И кому были адресованы ваши сказки? Господам Мушкетерам?

– Я всегда был склонен к мистификации, дон Энрике. Еще во времена Ришелье. Но сказки той эпохи были не настоящие.

– Понимаю, понимаю! Возлюбленный Мари Мишон морочил голову своим друзьям, verdad?[15]15
  verdad? – правда? (исп).


[Закрыть]

– "Племянница богослова", – вздохнул Арамис.

– Это ваша сказка так называется – "Племянница боголова"?

– Это… sit venia verbo[16]16
  sit venia verbo – да позволено будет сказать (лат).


[Закрыть]…набросок сказки. Сказка не сочинилась.

– Но сказкам вашим, наверно, верил только Портос? В те годы?

– Портос и сейчас верит в мои сказки.

– Монсеньор, по законам жанра, в сказках должен быть хороший конец.

– Как получится, – вздохнул Арамис, – В эпоху Ришелье Д'Артаньян и Атос потешались над моими сказками. Д'Артаньян – потому что благодаря своей удачливости, хитрости, любопытству проник в самую суть придворных интриг. Атос – потому что видел меня насквозь и добродушно насмешничал. Не так, конечно, наивно, как Портос – одна ироническая улыбочка Атоса говорила о многом.

– Представляю! – засмеялся дон Энрике.

– А самые настоящие сказки для маленьких детей я стал сочинять в более позднее время.

– Это вы, наверно, Рауля развлекали своими сказками, когда он был малышом? – предположил дон Энрике.

– Нет. У виконта де Бражелона и без меня сказочников в детстве хватало. Впрочем, что-то когда-то вещал и ему. Но все же… мои сказки предназначались другим малышам.

– Людовику?

– О нет… Впрочем, какая разница?

– Извините, мне не надо было спрашивать вас…

– Да нет, почему же… Приятно вспомнить… малышей, которые просят: "Еще, господин аббат! Что было дальше с Пьеро?!"[17]17
  Сказка «Пьеро» написана самим А. Дюма. Автор «Трех мушкетеров» в предисловии к сказке пишет: "Дорогие дети, если родители ваши захотят прочесть эту сказку – скажите им, что написана она не для них, а для вас. У них же есть свои: «Королева Марго», «Амори», «Три мушкетера», «Графиня де Монсоро», «Граф Монте-Кристо», «Графиня де Шарни», «Совесть», «Пастор из Ашберна».


[Закрыть]

Вы, наверно, хотите узнать, кто написал эту сказку – ведь в вашем возрасте интересно все на свете. Ну так знайте: автора зовут Арамис, сейчас он замечательный аббат, но раньше он был мушкетером.

Подробней его историю вы сможете узнать, когда подрастете.

Вы можете спросить, для кого он сочинил эту сказку? Отвечаем:

Для детей госпожи Лонгвиль – маленьких симпатичных принцев, потомков красавца Дюнуа… Сказку Арамис написал в смутное, беспокойное время. Это время называется Фрондой, и упаси нас Господь когда-нибудь пережить такое.

А теперь, дорогие дети, пусть Арамис своим сочинением развлечет вас, как развлекал он ваших родителей своими похождениями, ухаживая за женщинами и участвуя в заговорах и сражениях вместе со своими друзьями – Атосом, Портосом и Д'Артаньяном.

Александр Дюма".

Извините за длинную цитату. Скажу только, что многие из нас еще в очень нежном возрасте запоем читали сказки "для взрослых", а Дюма для детей прочли уже будучи взрослыми. А сказки Дюма – и Арамиса – проверены на детях. Дети их любят! Мы тоже!

____________________

– А дети, которым вы рассказывали эти ваши сказки… им было интересно их слушать, раз они требовали продолжения?

– Да, дон Энрике. Хотя мне было немного грустно их сочинять. Только дети не понимали и смеялись. На то они и дети.

– Тогда, монсеньор, я спокоен за вашу душу! Человек, сочиняющий сказки, которые любят дети, не может быть злодеем! Иисус любил детей. И сочиненная вами сказка вознесет вас в Царство Небесное!

– Вы так полагаете? – промолвил Арамис.

– Сантьяго! Иначе быть не может.

– A ver, angelito![18]18
  *A ver, angelito! – Посмотрим, ангелочек! (исп).


[Закрыть] – иронически сказал Арамис.

– Вам очень приятно оскорблять меня, Сказочник?

– Чем же это я вас оскорбил, рыцарь?

– То ребенок, то ангелочек!

– Я не так суров, как ваш Магистр и героический Санта-Крус. В глубине души я очень мягкий человек. И, если я вас назвал ангелом – не обижайтесь. Вы действительно очень напоминаете мне ангела с одной испанской картины… Не помню, не то Хосе де Риберы, не то Луиса Моралеса… Нет, пожалуй, все-таки Риберы…

– Вы любите наших художников? – живо спросил дон Энрике.

– Да. И отдаю предпочтение перед своими соотечественниками. У наших больше пышности и… фривольности. Испанская живопись более возвышенная. Духовность в ней доминирует.

– Если вы знаток живописи, настоятельно советую вам взглянуть на работы Микеланджело Караваджо на Мальте.

– Как получится, – опять сказал Арамис, – " Ни надежды, ни страха"…[19]19
  Девиз Караваджо.


[Закрыть] Но Караваджо – не испанец.

– Вы забыли короля испанской живописи! Великого Диего Веласкеса! "Сдача Бреды" – видели?

– Да, – сдержанно сказал Арамис.

– Ну – и?

– Красиво…

– Красиво – и все? – удивился дон Энрике, – Шедевр батального жанра!

– Настоящая война намного страшнее, – мрачно сказал Арамис, – Я уже говорил… Ла-Рошель, Кромвель, Фронда… Вам этого еще не понять. Вот вы и любуетесь приукрашенной войной Диего Веласкеса, придворного художника. Не обижайтесь за сравнение с ангелом. Я старик, погрязший в грехах, говорю это вам, черный ангел Мальтийского Ордена.

– Вот, Черный Папа, вы опять за свое! Где вы видели ангелов? На картинах художников и витражах соборов?

– Нет, дон Энрике. В жизни. Ангел – исполнитель Воли Всевышнего. Посланец. Гонец. Избранник. Порой Ангел не знает о своей миссии, и нет нимба над его головой, и нет крыльев за спиной. Но, когда Богу угодно, юное существо становится вестником Провидения. Даже если на вас не белоснежные одежды, а черный плащ с крестом, как на вас. Помнится, мальчишка Блезуа на минированной фелуке, страдая от морской болезни, своим нытьем довел слуг до того, что они отправились за выпивкой и предотвратили нашу гибель.

– Блезуа? Я о таком не слышал? Кто это?

– Простой сельский парнишка из Турени. Оруженосец Атоса в английской эпопее, скажем так.

Зная рыцарские наклонности своего собеседника, Арамис возвел юного Блезуа в ранг оруженосца отчасти еще и потому, что, вспоминая полные драматизма события января сорок девятого, чувствовал некоторую вину перед наивным парнем. Когда речь в шлюпке зашла о людоедстве, оголодавшие господа и слуги перебрасывались страшными шуточками. "Я предпочел бы съесть Блезуа, – заявил он тогда, – Мы его не так давно знаем".[20]20
  А.Дюма. «Двадцать лет спустя».


[Закрыть]

Но Блезуа не привык к мушкетерским шуткам и старался держаться от Арамиса подальше. И еще… когда-то бедному малому попало от грубияна Базена.

– Как это было? – спросил дон Энрике, – Взрыв предотвратили? Мне… по долгу службы… очень интересны морские истории.

АРАМИС РАССКАЗАЛ, КАК ЭТО БЫЛО.

– Учтите на будущее, дон Энрике. Как знать, что вас самого ожидает.

– Я не такой честный, как оруженосец Атоса и, попади на вражеское судно, даже не задумывался, брать, или не брать груз. А вы сами когда-нибудь были Ангелом? В вашем толковании? Вестником Судьбы, священным посланцем… если не Всевышнего, то… Добрых Сил?

– Это было во время оно.

– Но все-таки – было?

– Быть может, – вздохнул Арамис, – Да, наверно. И все же я отдаю предпочтение моему дорогому гасконцу. Но время шло, летели дни, и ангельские роли в Мистерии, именуемой Жизнь, достаются уже не нам, а более юным. Мне припомнилось, между прочим, что во времена фрондерской сумятицы Рауля и его друзей так и называли – "Ангелочки принца Конде". И они тогда не обижались на это, а скорее гордились таким прозвищем.

– В сочетании с именем Конде, еще бы! – воскликнул дон Энрике, – И что, ваш Рауль тоже играл роль Ангела в Мистерии, именуемой Жизнь?

– О да, – сказал Арамис, – Неоднократно. И по приказу, и по собственной инициативе и даже против воли.

– Против воли? Как так?

– Под Шарантоном. Но мне… не хочется вспоминать сражение под Шарантоном.

– Шарантон – это где психи?

– Да, "где психи", вы справедливо заметили. Мы все тогда сошли с ума. Впрочем, Атос сохранил рассудок – во время резни его шпага оставалась в ножнах.

– Но его же могли убить!

– А я на что, черт возьми! А вот я тогда убил человека… о чем сейчас искренне сожалею.

– А Рауль?

– Он, возможно, сам расскажет вам о своих приключениях, если вас сведет судьба.

– Сведет, непременно сведет! А я человек очень любопытный и порасспрошу вашего юного друга о Фронде.

– Только о Шарантоне, пожалуй, лучше не спрашивайте. То был именно такой случай, когда ради благой цели мне пришлось прибегнуть к… не совсем рыцарским методам. Но жизнь и свобода наших друзей находились под угрозой. Я был вынужден распечатать одно важное письмо. Надеюсь, Рауль забыл старую обиду.

– На вас?

Арамис нахмурился. Дон Энрике понял, что епископ больше не хочет вспоминать прошлое.

– Монсеньор, – сказал он, – Я принимаю роль Ангела в Мистерии, именуемой Жизнь. Я не имел чести быть оруженосцем графа де Ла Фера, как молодой Блезуа… Я не знаком с Ангелочками принца Конде. Я еще не участвовал ни в морских, ни в сухопутных баталиях, в отличие от Ангелов, о которых вы говорили. Но все же я считаю себя вестником Провидения. Еще в Тулоне я играл эту роль, не сознавая всей важности доверенной мне миссии. И теперь здесь, на Бель-Иле… Вспомните главное – самую суть: принц в тюрьме. Магистр прислал меня к вам с предложением убежища в Ла Валетте… Бофор начал войну в Алжире. Фуке арестован… Вот-вот, может быть, на этой неделе на Бель-Иль высадится королевский десант… Рауль…

– Достаточно, – сказал Арамис, – Я все помню. Я отнюдь не молод, но еще не страдаю старческим беспамятством. Так и надо было говорить с самого начала, а не забалтывать меня. Теперь вы действительно говорите, как представитель рыцарского ордена. Что вы хотите? Я уже сказал, что Бель-Иль будет сражаться.

– Против своих? Даже Ришелье не отважился брать приступом Ла-Рошель. Не мне, молокососу, говорить вам – участнику той знаменитой осады!

– Пойдет ли Бофор на приступ, – задумчиво сказал Арамис как бы себе самому, – Если бы я знал, какие инструкции получил герцог… Но мне они сейчас, к сожалению, неизвестны… Но… против мусульман – почему бы и нет? А это опаснее Ла-Рошели.

– И что вы предпримете?

– Я должен все обдумать.

– Отпустите Портоса с нами!

– С вами – в Ла Валетту?

– С нами – в Джиджелли!

– Это опасно.

– Не более чем здесь. Здесь он мятежник, там будет героем.

– Но Людовик… Если Портос уедет в Алжир, его выдадут Людовику.

– Кто выдаст? Бофор? Но его недаром называют "честнейший человек Франции". Да ни за что на свете! А Д'Артаньян тем временем что-нибудь придумает в защиту Портоса. И, получи Бофор приказ о выдаче Портоса, он, конечно же, предупредит своего адъютанта, и Портос успеет скрыться. А вы… вы ускользнете от Людовика без всякой войны. И вот мой последний довод. Портос в войне с арабами всем нам очень пригодится. Франции. Испании. Мальтийскому Ордену. Вы знаете его силу, верность и мужество. Вы знаете, как привязан к Портосу ваш юный друг, виконт де Бражелон. Взвесьте все за и против. И, пожалуйста, отпустите Портоса с нами в "Девятый Крестовый Поход"!

– Но если… Портос и там, в Алжире начнет болтать об узурпаторе? Он очень общительный человек.

– Он общительный? А Рауль умный. И даст понять Портосу, что кое о чем лучше помалкивать. Я уже успел понять, что Портос очень общительный. А здесь он болтает об узурпаторе?

– Нет. Кроме меня, ни с кем. Вы не в счет. Вы посвященный.

– Вот и попросите Портоса хранить это в тайне. Он же умеет хранить тайны, несмотря на… (Энрике улыбнулся) его индивидуальные особенности.

– Попробуйте уговорить его во время обеда, – уступил Арамис, – Но почему такая задержка? Бедный Портос! Он, наверно, совсем изголодался.

– И вот еще что… напоследок… Мне кажется, если вы снова соберетесь все четверо и решите освободить принца… у вас это получится… Вы, когда последний раз собирались всей четверкой?

– О, Господи, – пошептал Арамис, – Больше десяти лет назад.

– Видите! Но вы сами отлично понимаете, что ваши друзья не примут вариант, подобный заговору в Во-ле-Виконте. А я готов быть вашим связным.

– Я подумаю, – сказал Арамис.

– Что это? – встрепенулся дон Энрике, услышав сигнал, напоминавший звон колокола, – Как рында на корабле.

– Сигнал к обеду, – сказал Арамис, – Наконец-то. Но, ни слова Портосу об аресте господина Фуке и насчет нашествия Людовика. Тогда он меня не оставит.

– Ni una sola palabra![21]21
  Ni una sola palabra! – Ни слова! (исп.).


[Закрыть] – сказал испанец.

Глава 11. Малое Завещание Портоса

Проголодавшийся Энрике и Портос с большим аппетитом уплетали жареную баранину, любимое блюдо Портоса, приготовленное по рецепту его собственного изобретения. Так же быстро была уничтожена ими отличная ветчина. Арамис ел совсем мало. Энрике чувствовал неловкость, он опасался, что наговорил легендарному мушкетеру много лишнего. Он любезно предложил епископу блюдо с жареным барашком. Арамис отрицательно покачал головой.

– Простите, ваше преосвященство, я забыл о том, что вы на диете.

Арамис промолвил:

– Я мяса не ем. Овощи, морепродукты. Ну вот – гречневые блины – в Бретани их очень любят. Обратите внимание на посуду – народная бретонская керамика. Роспись наших мастеров.

– Прелестно! – похвалил Энрике веселые тарелки, – А вина?

– И крепкие напитки употребляю в ограниченном количестве. Вы пейте, юноша – Портос не любит пить в одиночестве. А я выпью сидра. Местного производства.

– Я вижу, вы полюбили Бретань.

– Да, дон Энрике, я очень люблю этот край. Вот Портос здесь соскучился.

Портос вздохнул.

– Я не только не люблю пить в одиночестве, – заявил Портос, – я не люблю пить без тостов, словно какой-то пьяница. Так выпьем же за то… А за что выпьем, Арамис? Есть предложения?

– Так выпьем же за то, – сказал Арамис, поднимая бокал с сидром, а Портос и Энрике с испанским вином, – чтобы милый герцог де Бофор разбил мусульманских пиратов, захватил Джиджелли, крупную базу на побережье Средиземного моря, и за его армию. А прежде всего – за нашего молодого друга, за Рауля, который сейчас адъютант господина де Бофора.

Портос так и подскочил.

– Рауль?! Рауль в Алжире? Рауль – адъютант его светлости? Арамис… Что я слышу!

– Выпьем, – сказал Энрике, – Я сейчас все вам расскажу.

– Bibamus, – сдержав вздох, сказал Арамис.

Они чокнулись и выпили – два немолодых мушкетера и юный рыцарь Мальтийского Ордена.

Лицо Портоса стало тревожным.

– Как же так, – сказал Портос, – а ведь я хотел… – он полез в карман, достал какую-то бумагу.

– Что вы хотели, дорогой Портос? – печально спросил Арамис.

Портос спрятал бумагу на груди.

– Потом, – сказал он, – Вы и Рауля видели?

– Да. Видел, но издалека.

– Вы с ним не познакомились?

– У меня не было полномочий. Я должен был встретиться с графом де Ла Фером, когда эскадра Бофора уйдет в Алжир.

– Вы встретились с Атосом уже после?

– Да, уже после, – сказал Энрике.

– Так вот о каком путешествии вы говорили… Ох! – сказал Портос, – А вы говорите, Фортуна улыбнется, Арамис! Снова козья морда! Рауль, наш наследник, уезжает в этот дикий, забытый Богом Алжир воевать с мусульманами! Мне страшно за него, Арамис. Последнее время Рауль, обычно такой живой, веселый, остроумный, был в полном отчаянии… И я ничем не мог помочь ему. Эти женщины! Все это из-за его блондинки… Как же так? – повторил Портос, почесывая затылок, – Ну как же так? Почему Атос отпустил его одного? Почему сам с ним не поехал? Рауль с детства мечтал помочь Стюартам. Помню, как жадно он расспрашивал меня о подробностях наших английских, с позволения сказать, приключений. А потом, когда Атос с Д'Артаньяном организовали Реставрацию Карла Второго, он очень обижался, что его опять они не взяли с собой.

– Рауль обижался на нас еще раньше, – добавил Арамис, – очень уж ему хотелось быть пятым мушкетером.

– Да он и есть пятый мушкетер! – заявил Портос, – Наш мальчишка, что и говорить! Так о чем бишь я толковал? Ни в первый раз, ни во второй Атос не взял его в Англию. А теперь – одного, в Алжир, в дикую страну, на войну с арабами. Черт возьми, Арамис, я даже аппетита лишился!

Портос отодвинул тарелку.

– Портос, – мягко сказал Арамис, положив руку на его плечо, – Не надо. Возьмите себя в руки. МЫ ВСЕ ЕЩЕ ЖИВЫ!

– Простите меня, – сказал дон Энрике, – Я расстроил вас, господа мушкетеры, но вы должны были знать всю правду о ваших друзьях. Доблестный Портос, надеюсь, к вам вернется аппетит, если вы узнаете, что с г-ном виконтом поехал длинный чудаковатый слуга графа де Ла Фера.

– Гримо? – оживился Портос, – Гримо прошел с нами огонь и воду. К тому же он нем как рыба и не станет докучать Раулю бестолковыми ДОКУЧНЫМИ разговорами, которые только усугубляют отчаяние. А откуда ушла эскадра?

– Из Тулона.

– Вы видели Рауля в Тулоне?

– Да. И в городе и в порту. Он все время был с графом де Ла Фером. Правда, народ вокруг виконта так и роился – местные жители. Кто просил подписать пропуск, кто просил найти родных, похищенных пиратами Алжира. Так что ваш молодой друг не сидел без дела. Не забудьте и о прелестных юных девах Тулона с пышными букетами цветов. Я собственными глазами видел, как они щебетали вокруг очаровательного виконта.

– Это хорошо, – сказал Арамис, – И дела и девицы с букетами – меньше о своей Лавальер думать будет.

– А наедине с собой? – мрачно спросил Портос.

"Научил на свою голову, – подумал Арамис, вздыхая, – Похоже, Портос, наш простодушный доверчивый Портос становится тонким психологом".

А Энрике сказал то, что думал:

– Наедине с собой? Портос, вы и, правда, стали тонким психологом! Наедине с собой… – он задумался, – …Когда рядом нет ни отца, ни друзей, ни надоедливых просителей… На людях еще как-то держишься. А я в таком состоянии наедине с собой сходил с ума от отчаяния, и всякая дрянь лезла в голову. Это в прошлом. Я справился. И ваш Рауль справится. Он сильный. Если бы я не располагал информацией о постигшем его крушении, ни за что бы не подумал, что с ним что-то не так. Он отлично держится.

– Он нежный, – сказал Арамис, – Мари и Атос так его оберегали от всяких потрясений… Так что же вы решили, друг мой? Вам тут надоело, я же чувствую. Вот рыцарь зовет в Алжир. Присоединяйтесь, Портос!

– Решать тут нечего, – сказал Портос, – Судьба Рауля меня очень беспокоит. Но я не могу бросить все и мчаться к Бофору. Мы должны защитить наш остров от грозящего нашествия. Разгромим Самозванца – и тогда, Арамис, вы меня здесь не удержите никакими силами. Я сяду на первый же корабль и поспешу к нашему Раулю. И не отпущу от себя ни на шаг!

– Я поеду с вами, мой славный Портос, – сказал Арамис, пожимая руку великана, – Если… (он поправился)… Когда мы разобьем Самозванца, и приказ будет выполнен. Вы чудесный друг, мой добрый Портос.

– Чудесным другом я буду, когда смогу оказать нашему мальчику реальную помощь, – сокрушенно сказал Портос, – Ведь своим вызовом де Сент-Эньяну Рауль скомпрометировал себя. Боюсь, что Людовик затаил на него злобу. Д'Артаньян мне все растолковал. Ведь вызов был направлен королю! Когда я понял суть интриги, я ужаснулся! И я-то, болван, взялся передавать вызов, – он хлопнул себя по лбу, – А теперь локти кусаю. Но поверьте, Арамис, и вы поверьте, юноша, поверьте, я говорю истинную правду – не за себя я испугался, а за Рауля. Я-то что… Я почти старик, свое отжил.

– Что вы, Портос!

– Какой же вы старик, господин…герцог! Судя по вашей силе, вам еще жить да жить! – воскликнули в один голос Арамис и дон Энрике. Арамис с благодарностью взглянул на рыцаря, когда тот произнес слово «герцог». Молодой человек незаметно подмигнул ваннскому епископу.

– Дайте договорить, а то потом с мыслями не соберусь. Это не мне жить да жить. А Раулю. Такой молодой, вот почти как вы, дон Энрике. Жизнь только начинается. А этот вызов может отразиться на его карьере. Может, и вовсе крест поставит. Это серьезно. А ведь мы возлагали большие надежды на Рауля. Помните, Д'Артаньян говорил, что Атос мечтал, что его сын будет идеальным дворянином.

– Вы сгущаете краски, господин Портос, – сказал дон Энрике, – Адъютант Великого Адмирала Франции, это что ли, конец карьеры виконта де Бражелона? И Рауль, насколько я знаю, весьма успешно выполнил первое поручение господина де Бофора. Правда, с помощью отца.

– В Алжире с ним отца не будет, – вздохнул Портос.

– Но будет Гримо, а он умный и опытный, – сказал Арамис, – А потом и мы, если будет на то воля Божья.

– Видите, не так уж все и плохо, – продолжал Энрике, – Если бы Людовик хотел свести счеты с вашим другом, он отменил бы это назначение. Да парню вообще Бастилия светила!

– И все-таки это не решает проблемы, – вздохнул Портос, – Я склонен думать, что там, за морем, он полезет в самую гущу.

– Вы не так хорошо знаете Бофора, дорогой Портос, – сказал Арамис, – Я больше общался с милым герцогом.

– Еще бы! – хмыкнул Портос, – Мы-то с гасконцем ловили герцога, а вы с Атосом помогли ему удрать!

– И то, что начальник Рауля – де Бофор, внушает некоторую надежду. Хотя, не скрою, положение очень серьезно. Рауль, он всегда лез в самую гущу…

– И вот что я придумал… Мне показалось, что меня осенила СЧАСТЛИВАЯ МЫСЛЬ, как, бывало, любил говорить наш дорогой Д'Артаньян. Правда, тогда я не знал, что Рауль уехал с Бофором… Вот послушайте – сегодня я писал это битый час… Мое Малое Завещание…

– Ну, прямо Франсуа Вийон! – усмехнулся дон Энрике. Он понимающе переглянулся с Арамисом. На тонких губах епископа промелькнула ласковая улыбка.

– Так вот что вы писали сегодня, мой друг, – промолвил Арамис. Портос достал из-за пазухи свой документ.

– Это мое Малое Завещание. Большое Завещание я напишу перед самым нашествием. Надо собраться с мыслями и перечислить всю мою недвижимость… Вы ведь поможете мне, Арамис, не так ли? Вы так ловко писали письма во время осады Ла-Рошели. Даже Атос тогда хвалил вас.

– Разумеется, дорогой Портос, – сказал Арамис мягко, – Конечно, я помогу вам отредактировать ваше завещание. Но вы хотели познакомить нас с вашим Малым Завещанием.

– Я очень скучаю по Франции, – сказал Портос печально, – Вспоминаю своих лошадей, собак, замки… Пьерфорн, Брасье, Валлон… У меня славные слуги – вы поможете потом с ними вопрос решить… я сейчас написал только о Мушкетоне… Мой верный Мушкетон отменный управляющий… Но все-таки мне тревожно за моих животных… Как-то они там без меня,… Поэтому я написал в первую очередь о животных… Рауль их всех знает, он не раз бывал у меня в гостях, знает их повадки. Ему можно доверить их.

Еще не были сказаны знаменитые слова великого соотечественника Потроса – "Ты в ответе за тех, кого приручил". Но Портос в семнадцатом веке произнес нечто подобное, только в более наивной форме.

– Я подумал, что если завещать Раулю моих лошадок, они окажутся в надежных руках, и Рауля отвлекут от его печальных мыслей.

– Хорошая идея, – сказал Арамис.

– Но Рауль уехал. И вот что я решил… Вы, как я понял, тоже в Алжир собираетесь, молодой человек?

– Да, – сказал дон Энрике.

– Тогда у меня будет к вам поручение. Вы уже знаете Рауля наглядно, отыскать его вам будет нетрудно. Он, кстати, прекрасно владеет испанским языком, и вы сможете говорить на вашем родном языке – если что-то секретное… Прочтите мое Малое Завещание. Я вручу его вам. Для порядка Арамис и вы можете заверить документ своими подписями. А потом мы составим с Арамисом Большое Завещание по всей форме, нотариально заверенное. Я ненавижу эту бумажную возню. Но надо торопиться. Прочтите и скажите, так ли я написал… Если что-то не так, помогите подредактировать, Арамис, вы же у нас такой образованный…

– Читайте сами, господин герцог, вы же Автор вашего Малого Завещания.[22]22
  Все цитаты «Малого Завещания» Портоса из «Виконта де Бражелона» А.Дюма, том 3, глава XXXVI «Завещание Портоса».


[Закрыть]

Приводится в сокращенном виде. У Дюма уже "Большое Завещание".

…

"Я жил бездетным, и вероятно, у меня уже не будет детей, что приносит мне тяжкое огорчение. Впрочем, я ошибаюсь, ибо у меня все же есть сын, общий с остальными моими друзьями: это г-н Рауль-Огюст-Жюль де Бражелон, родной сын графа де Ла Фер. Этот юный сеньор кажется мне достойным наследником трех отважных дворян, другом и покорным слугой которых я пребываю".

Портос остановился.

– Читайте дальше, пожалуйста, – попросил Энрике.

Арамис опустил глаза при первой фразе Портоса, вспоминая своих юных Лонгвилей. А Портос вопросительно-наивно смотрел на редактора своего "Малого Завещания". Арамис сделал знаменитый мушкетерский жест одобрения, положив два пальца на стол. Энрике робко просмотрел на епископа. Епископ улыбнулся и кивнул. Энрике повторил тот же жест. Портос просиял и повторил жест Арамиса и Энрике.

"Вот почему я оставляю все мое имущество г-ну виконту Раулю-Огюсту-Жюлю де Бражелону, сыну графа де Ла Фер, чтобы утешить его в горе, которое, он по-видимому, переживает, и дать ему возможность с честью носить свое имя. Что касается движимого имущества, называемого так потому, что оно само не в состоянии двигаться, каковое разъяснение я получил от моего ученого друга, епископа ваннского…"

Портос опять посмотрел на друга. Арамис растроганно улыбнулся и попросил его продолжать. Энрике заметил, что черные глаза епископа увлажнились.

"…То оно состоит из двадцати верховых и упряжных лошадей, которые находятся в моем замке в Пьерфоне и носят клички: Баяр, Роланд, Шарлемань, Пипин, Дюнуа, Лагир, Самсон, Милон, Немврод, Уганда, Армида, Фальстрада, Далила, Ревека, Иоланта, Финетта, Гризетта, Лизетта и Мюзета"…

Когда Портос начал перечислять клички своих любимых лошадок, дон Энрике закусил губу, чтобы не расхохотаться. К счастью, Портос смотрел в документ и не видел, как Арамис погрозил пальцем юному рыцарю, и тот отвернулся, беззвучно смеясь. Впрочем, заметим, справедливости ради, сам Рауль, наезжая в гости в Пьерфон, тоже смеялся, а Портосу отвечал, делая невинные глаза, на вопрос: "Мой милый Рауль, что вас так рассмешило?" – "Да так, дорогой Портос, просто настроение хорошее"…

– Это еще не все, – сказал Портос, – Дальше у меня о собаках, винах и библиотеке… Так ли я написал? Нужно ли переписывать или что-то менять, Арамис, подскажите, вы же такой умный!

– Вы прекрасно написали, Портос. Ничего менять не надо. Прочтите все, что вы написали – до конца.

– А вы что скажете, рыцарь?

– Супер! – сказал дон Энрике.

… "Из шестидесяти собак, составляющих шесть свор, предназначенных, как сказано ниже: первая на оленя, вторая на волка, третья на вепря, четвертая на зайца и две последние для несения сторожевой службы, а также охраны"…

– Про кошек я не писал, – сказал Портос, – Но за ними присматривает Мушкетон, я уж им счет потерял… Славные зверюшки… ласковые, мягкие. Все бывало, ко мне в постель забирались.

– А примерно хотя бы, сколько у вас кошек? – спросил дон Энрике.

– Прикинуть, так штук пятьдесят. Но три были беременные, когда я уезжал. Сейчас, наверно, больше. Топить котят строго запрещено! Их все берут охотно – и соседи, и крестьяне. Чего зазря Божью тварь жизни лишать?

– И все пятьдесят кошек в вашей постели? – спросил Энрике со смехом.

– Ну что вы! Они на мельницах. В амбарах. Мышей ловят. Я спал с Изольдой и Марго. Они домашние. Одна белая, другая серая. Две прелестных кошки.

Энрике опять закусил губу: "Портос спал с Изольдой! Портос спал с Марго! Интересно, их длиннохвостых женихов не звали Тристан и Ла Моль?"

– А потом еще Диана приблудилась. Хорошая кошечка такая, рыженькая, пушистая, все урчала, когда я ей шейку щекотал.

– Читайте дальше, Портос, – попросил Арамис, – С кошками все уладится. При вашем обширном хозяйстве все кошки заняты делом.

… "Из военного и охотничьего оружия, собранного в моей оружейной зале;

Из анжуйских вин, собранных для Атоса, который их когда-то любил, из бургундских, шампанских, бордосских, а также испанских вин, находящихся в восьми подвалах и двадцати погребах различных моих домов.

Из моих картин и моих статуй, которые, как говорят, составляют большую ценность и достаточно многочисленны, чтобы утомить зрение.

Из моей библиотеки, насчитывающей шесть тысяч совершенно новых и никогда не раскрытых томов…

Из моего столового серебра, которое несколько поистерлось, но должно весить от тысячи до двух тысяч фунтов, так как я едва поднял сундук, в котором оно хранится и едва обошел комнату, неся его на спине"…

– Ого! – воскликнул дон Энрике, – Ну вы и силач, сударь![23]23
  Фунт – старинная мера веса, от 317 до 560 г. Проведя несложные вычисления, можно установить вес серебра Портоса – от 317 кг до 1120 кг. Не считая веса самого сундука. А цена даже 300 кг серебра в переводе на наши деньги – впечатляет!


[Закрыть]

– Я заканчиваю, – сказал Портос, – С мебелью, фермами, земельными участками у меня уже в голове путаница… Вы мне потом поможете, Арамис, и мы все это добавим в Большое Завещание. Я знаю, что Рауль любит книги, оружие, произведения искусства, вот и написал об этом в первую очередь. Черт возьми! Моя голубятня! Как же я забыл!

– Это Энрике передаст Раулю на словах. У Атоса есть голубятня в Бражелоне.

– Знаю, – сказал Портос, – Знаю. Мы гоняли моих голубей, когда Рауль у меня гостил. Эх! И попугаев забыл! Они у меня говорящие.