Текст книги "Мистерия, именуемая Жизнь"

Автор книги: Марина Алексеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Глава 6. Плачущий рыцарь

И тут случилось то, чего никак не ожидал Арамис – черные глаза Энрике медленно наполнились слезами. Арамис отвернулся, не желая смущать молодого человека. Но нервы испанца были на пределе, и словесный поединок с ваннским епископом привел к тому, что тайный посол уже не мог сдержать слез. Арамис не хотел ставить дона Энрике в неловкое положение, но пауза затягивалась, и он уже не мог делать вид, что не замечает плачущего рыцаря.

– Да что это с вами, – сказал он, – Перестаньте, успокойтесь, дон Энрике.

Дон Энрике молча смахивал слезы. Арамис растерялся было, но решил унять этого плаксу сарказмом.

– Разве рыцари Мальтийского Ордена плачут? – насмешливо спросил он, – Разве плачут вообще все, кто имеет звание рыцаря и носит рыцарские шпоры? Плачущий рыцарь – это вам не кажется истиной наизнанку? Тем, что не может и не должно быть ни при каких обстоятельствах. Вы считаете себя мужчиной, а разревелись тут как девчонка! Вы, испанец! Вы, дон Энрике де Кастильо, сын полковника испанской пехоты! Постыдитесь! Мне – утешать на старости лет плаксивого мальчишку, тайного посла доблестного Мальтийского Ордена! Будьте достойны своего рыцарского плаща, черт вас возьми! Как бы посмотрел на вас ваш Командор, граф де Санта – Крус, ваш Великий Магистр Рафаэль Котонер и ваши братья по Ордену? А знаменитый Жан де Лавалетт? А рыцарь де Медран и другие герои осады Сент-Эльма? Иезуиты – я имею в виду совсем юных, новичков Ордена – никогда так себя не ведут! Если вы проливаете слезы на аудиенции генерала иезуитов, представляю, как бы вы повели себя в мусульманском плену. Да минует вас чаша сия, мой рыдающий кабальеро! Вы не намного моложе ваших французских ровесников, принца Филиппа и Рауля де Бражелона, но эти ребята покрепче! А они попадали в свои юные годы во всякие экстремальные ситуации. И с честью выходили из самых, казалось бы, отчаянных! Да что я! Даже у крохотули Лавальер больше самообладания, чем у вас!

Дон Энрике собрал всю свою силу воли и заставил себя успокоиться.

– Клянусь спасением души, попади я в руки оголтелых мусульман, и не пикнул бы, даже если бы эти варвары вырезали на моей спине крест – он прижал руки к белому кресту на своем плаще, – как это было во время осады Мальты в прошлом веке! Но сейчас я заплакал от бессилия, от отчаяния, от того, что я только человек, а не ангел Божий и не могу убедить вас… Но я знаю, что если вы отвергнете помощь ваших друзей, это приведет к страшной катастрофе.

– Гора трупов, как вы говорили, чувствительный юноша!

– Все человеческие доводы напрасны! Увы! Я всего лишь человек, грешный, как и все люди. Но я взываю к всемогущему Господу – Боже!!! Дай знак, помоги мне, Господи!!!

Рыцарь и епископ вздрогнули – белый голубь влетел в раскрытое окно, покружился по комнате и уселся на подоконник.

Дон Энрике широко раскрыл глаза.

– Видите! – воскликнул он, схватив Арамиса за руку, – Это знамение! Вам и этого мало?

– Это случайность, – ровно сказал Арамис, – Я часто кормлю голубей. Они меня знают и прилетают к этому окну. Это вовсе не чудо.

– Голубь – вестник мира! Голубь – символ Святого Духа! Это знамение, епископ!

"Он опять, того гляди, разрыдается", – раздраженно подумал Арамис.

Но, вопреки досаде, мальчишка растревожил его, взволновал, возмутил и – восхитил. Он даже завидовал этому молокососу. Но лицо епископа оставалось каменным, непроницаемым. Арамис научился превращать в маску свое лицо. Энрике де Кастильо не владел этой наукой. У него дрогнули губы, и он прошептал:

– А еще есть поверье, что влетевшая в комнату птица предвещает большое несчастье, кажется, чью-то смерть…

– Пустые суеверия, – бросил Арамис и поспешно поднялся, загораживая от вошедшего Портоса юного паладина. Портос затопал к столу и проворчал:

– Черт возьми, я пришел сказать, что обед задерживается. А я как раз голоден как волк! Так что не торопитесь. Что с нашим гостем, Арамис?

– Ничего, – сказал дон Энрике, – Соринка в глаз попала, и всего лишь. Nada.

– Что-то тут не так, – проворчал Портос, – Я, наверно, сильно ушиб вас, кабальеро? Давайте все-таки обратимся к врачу?

– Господин Портос, – сдавленным голосом сказал дон Энрике, – Клянусь честью, от боли я не заплакал бы.

Портос почесал голову, вздохнул и пробормотал:

– Что ж, тогда пойду доделывать свои дела.

– У вас манжеты в чернилах, друг мой, – добродушно сказал Арамис, – Вы, видимо, что-то писали?

Портос опять вздохнул.

– Вот уж мука мученическая! Каллиграф из меня никакой, равно как и писатель. Я штук пять перьев изгрыз, пока… Впрочем, об этом потом… Аппетит разыгрался зверский, как это у меня всегда бывает после умственной и письменной работы… Я все дивился, как это вы в юности ухитрялись писать такие длинные занудные… я хотел сказать, заумные поэмы…

Дон Энрике улыбнулся сквозь слезы.

– Ребячество, – сказал Арамис снисходительно, – Мой жанр – проповеди, в соответствии с саном. И другие вещи, более серьезные, нежели юношеские поэмы.

– Не сомневаюсь, господин Д'Эрбле, что пером вы так же виртуозно владеете, как и шпагой, – любезно сказал дон Энрике.

– О да! – влез Портос, – Вы совершенно правы, дон Энрике! Не скромничайте, дорогой Арамис, это ведь так! И не только Арамис, все наши! Вот если бы вы только одним глазком заглянули в Атосовы «Мемуары»! Я не большой любитель чтения, хотя собрал изрядную библиотеку, но начнешь читать – не оторвешься! Я даже о еде забыл, когда читал… А чтобы Я забыл о еде – ну, вы понимаете…

– Если вы, ВЫ (!) забыли о ЕДЕ, читая «Мемуары» господина де Ла Фера, – это действительно нечто экстраординарное! – заметил дон Энрике с улыбкой, – А «Мемуары» Д'Артаньяна, они существуют?

Портос громко захохотал.

– Существуют, существуют! Как же не существуют! Но гасконец – не Атос, он там такого понаписал! Всем досталось! Бедный Арамис! Помните, некая дуэль, на которую вы пошли, приняв слабительного? А бабенка Атоса, с которой он развлекался, несмотря на рану, угрожавшую его жизни, и мы еле-еле ее отвадили – понимаете, кабальеро, речь идет о смазливой бабенке, а не о ране и не о жизни нашего дорогого Атоса?[7]7
  Портос пересказывает эпизоды из исторических «Мемуаров», приписываемых Д'Артаньяну, которые послужили А. Дюма исходным материалом для «Трех мушкетеров».


[Закрыть]

– Понимаю, – сказал дон Энрике, – Не такой тупой, как вам кажется. Значит, и гасконец "Мемуары пишет"? Когда это вы все успеваете?

– Впрочем, мне он читал самое начало – времена Ришелье. Но я пошел! К обеду подтянусь.

– Подтягивайтесь, Портос, подтягивайтесь.

Портос удалился.

– Держите себя в руках, черт возьми! – сказал Арамис.

Дон Энрике положил локти на стол, закрыв лицо руками. Арамис обнял испанца:

– Держитесь, дон Энрике, будьте мужчиной!

Дон Энрике пристально посмотрел на Арамиса.

– Арамис! – сказал он, – А ведь мы с вами подумали об одном и том же, когда вошел Портос.

Арамис изо всех сил старался владеть своей мимикой.

– Вы не ребенок и не женщина, чтобы заливаться слезами, – сказал он.

– Разве мужчины совсем никогда не плачут? – спросил дон Энрике, – Когда душа разрывается на части? Разве у мужчин каменные сердца?

– Очень редко. Почти никогда. Настоящие мужчины.

– А вы сами никогда не плакали?

– В последний раз я плакал, когда вас еще на свете не было, дон Энрике. И никого не было из вашего поколения. Ни вас… Ни Людовика… Ни Филиппа… ни… – добавил он после короткой паузы и вздоха, – Ни… Рауля. В другой жизни, как теперь говорят.

Он улыбнулся грустно и задумчиво, отрешенно смотря на белого голубя, – В той жизни я не носил сутану. Я носил синий плащ с лилейным крестом… Я тогда расстался с любимой женщиной… И та жизнь кончилась. А все могло быть иначе…

– И женщину ту звали Мари Мишон?

– Вам известно ее настоящее имя?

– Да.

– От командора де Санта-Круса?

– Да.

– Понятно. Но… не будем увлекаться воспоминаниями… Вы сгущаете краски, дон Энрике. Наши дела не так плохи, как кажется героическому Командору дону Патрисио де Санта-Крусу. А вы, дон Энрике, просто пешка в игре вашего Великого Магистра. Хотите выслушать мои соображения?

– Да.

– Так вот, вы сказали, что ваши корабли или галеасы – что там еще у вас – присоединятся к эскадре герцога де Бофора.

– Да. Все уже решено. Наших возглавит командор де Санта-Крус.

– Великому Магистру выгодно, чтобы весь наш флот ушел на юг, и развернулась широкомасштабная операция. Я оставляю Бель-Иль, Людовик об этом узнает, и Бофор получает вторую эскадру.

– Это было уже обещано Бофору, между прочим!

– Королем Людовиком?

– Да. На последней аудиенции Его Величества.

– Обещанного три года ждут.

– Бофор не сможет ждать три года!

– Это я к слову. Но вся эта затея – какой-то экспромт, авантюра! Разве так готовят такое серьезное дело?

– А как?

– Об этом чуть позже. Мне непонятно одно – почему Котонер, ваш Магистр, послал ребенка с таким сложным поручением?

– Я все провалил, – печально сказал дон Энрике.

– Будь на вашем месте сам Санта-Крус, давно мне знакомый и очень мною уважаемый Героический Командор, я ответил бы то же самое! Так и передайте вашему Магистру.

– Неужели у вас каменное сердце… – прошептал дон Энрике, – Вас предупреждают. Ваш корабль налетел на рифы и дает течь… Имя этим рифам – Фуке и Людовик, пробоину уже не заделать! Я вам объясняю по-морскому.

– Это понятно. «Морская» болезнь?

– А вы, вместо того, чтобы принять помощь, предложенную от чистого сердца, от верных друзей, преспокойно дрейфуете.

– Это говорит салага, который еще и пороху не нюхал.

– Имеющие глаза – не увидят, имеющие уши – не услышат, – промолвил дон Энрике, – Я столько слышал о вас! Вы были поэтом, вы любили, у вас замечательные друзья, вы достигли могущества, вы стали Черным Папой – и вы так бездушны!

– Потому что не плачу рядом с вами от того, что по подоконнику разгуливает прирученный мною белый голубь? А знаете, дон Энрике, невыплаканные слезы – это еще тяжелее. Вы счастливее меня.

– Потому что я – салага?

– Когда вы захотите плакать и слез не будет, вы меня поймете, дитя мое.

– Разве у вас были такие случаи после вашей разлуки с… Мари Мишон?

– О да! – вздохнул Арамис.

Он опять взглянул на белого голубка.

…Королевская площадь. 1648 год. Д'Артаньян: "Ваши действия достойны питомца иезуитов…"

1649 год. Карл Первый на эшафоте… REMEMBER!!!

Лодка в Ла Манше…

– Нет, – вдруг сказал Арамис, – Один раз меня все-таки чуть слеза не прошибла. Это было зимой 1649 года, когда мы все решили, что Атос утонул… в результате… несчастного случая. Вот тогда у меня уже почти появились слезы на глазах. Но Атос вцепился в лодку – и слез как не бывало. А больше – хоть в моей бурной жизни было немало форс-мажорных ситуаций – я уже никогда не позволял себе дать волю чувствам.

– Значит, вы не такой непробиваемый и бесчувственный, зачем же вы прячете свое истинное лицо даже от лучших друзей, Арамис? Зачем вы интриговали против Д'Артаньяна? Между вами возникло непонимание, какая-то отчужденность, а ведь гасконец очень любит вас, и ваше недоверие оскорбляет его. Он не покажет этого вам, но мучается от этого.

– Устами младенцев глаголет истина, – произнес Арамис, – Мой юный друг, я удивляюсь, что вы, испанец, иностранец, так близко к сердцу принимаете наши дела? Конечно, ваши чувства делают вам честь – в наш век, когда люди, большей частью эгоисты – вы же чувствуете чужую боль так же остро как свою. Или, быть может, еще острее.

– А у меня-то самого все отлично! У меня нет никаких травм – ни моральных, ни физических! А о Портосовой лапе я и забыл уже!

– Так в чем же дело?

– О Арамис! – взволнованно сказал дон Энрике, – Не сочтите за дерзость такое обращение к вам. Понимаю, что называть вас вашим боевым прозвищем право имели только близкие друзья. Называя вас не господином Рене Д'Эрбле, а Арамисом, вашим вторым мушкетерским именем, я обращаюсь к вам, как если бы говорил с самим Тристаном или Сидом. Я обращаюсь не к всемогущему Генералу иезуитов, а к бывшему мушкетеру.

– Почему же – "бывшему"? – спросил Арамис.

– Значит, вы не убили в себе мушкетера? – с надеждой спросил дон Энрике.

"Мой плащ. Мой синий плащ. Пусть меня в нем и похоронят!" – эти слова Портос внезапно припомнились Арамису. "Пока мы не выберемся из этой западни, меня будут преследовать эти слова. Но кто сказал, что Бель-Иль – западня? Это просто нервы расшалились. Мало ли что сболтнет Портос. Нельзя так распускаться".

– Арамис вас слушает, – сказал он, – Мушкетер Арамис – ныне, присно и во веки веков. Аминь.

– Вам покажется странным то, что я скажу…

– Говорите, юноша, говорите. Я уже привык к вашим странностям.

– Так вот! – заявил дон Энрике, – Если бы я родился во Франции, я любой ценой добился бы права носить синий плащ королевского мушкетера!

"Еще один… с мушкетерским сердцем, – улыбнулся Арамис, – Такие, наверно, не переведутся, – и… ergo, мир не так уж плох… из-за таких…"

– Вы смеетесь? Вы мне не верите?

– Верю. Вы все больше напоминаете мне молодого Д'Артаньяна. Но вы, наверно, не очень хорошо представляете, кто такие мушкетеры и знаете нас по мифам и сказкам, которые гуляют по Европе – и весьма преувеличены. Вы представляете совершенно противоположную организацию, как, впрочем, и Орден Иисуса. И разница не только в цвете плащей – синий или черный, и форме креста – восьмиконечный или лилейный.

– А в чем?

– В принципах. Ваши принципы: бедность, послушание и целомудрие, не так ли? Как всех монашеских организаций.

– Да. Но мы не просто монахи. Мы рыцари-монахи.

– Формально вы – бедные рыцари. А фактически Мальтийский Орден сосредоточил в своих руках огромные богатства. А мы должны были быть богаты любой ценой. Вам не нужно заботиться о пище и оружии – Орден вас прокормит и вооружит. А мы должны были хоть из-под земли раздобыть все – от лошади до пера на шляпе и все – высшего качества. За свой счет, понимаете? А у нас были трудные дни, корки грызли, и даже Портосу приходилось потуже затягивать пояс. Но для всего света мы оставались блистательными мушкетерами, хотя в юности мы все были, можно сказать – нищими! Я не хочу сказать, что мы падали в голодный обморок на лестницах Лувра или просили милостыню на паперти Нотр-Дам, и люди от нас не шарахались. Но голодные дни проходили, как весенний дождь, пирушки возобновлялись, вино лилось рекой… Но, чтобы вести такой образ жизни, приходилось самим о себе заботиться. Король нас не кормил. Людовик Тринадцатый, упокой Господи его душу, был редкий скупердяй. Кроме сорока пистолей, что он вручил гасконцу, и мы их быстренько просадили, ничего не припомню…

– Блеск и нищета, – вздохнул дон Энрике, – Я понял разницу. А дальше?

– Дальше? Вы даете обет… безбрачия… выражусь мягче, чем Устав, ибо очень сомневаюсь в…целомудрии, – лукаво сказал Арамис, и дон Энрике слегка покраснел и смущенно улыбнулся, – А мы любили прекраснейших женщин и были любимы ими. И наконец, ваш третий принцип – послушание.

– Разве у Тревиля и Д'Артаньяна, его преемника, мушкетерских капитанов, по доблести и рейтингу равных Великому Магистру, не было дисциплины? Разве приказ капитана – не закон для мушкетеров? Разве вы, господа мушкетеры, были разнузданной ордой, а не высокоорганизованной боевой единицей?

– И Тревиль, и Д'Артаньян были очень строги в этом вопросе. Но чем бы тогда мы отличались от тех же гвардейцев или уважаемой испанской пехоты, грозной силы вашего доблестного батюшки? Все, что мы сделали за эти тридцать лет существования нашего дружеского союза, все, чем мы можем гордиться, мы сделали не по приказу, а по собственной инициативе! Вопреки Ришелье, вопреки Мазарини, вопреки всем врагам и ловушкам. Богатство… скажем лучше – видимость богатства. Любовь. Инициатива. Это очень отличается от бедности, послушания и целомудрия.

– Показного, – пробормотал дон Энрике.

– Я в этом не сомневаюсь, – заявил Арамис, – Но любовь у нас была не показной! Да и можете ли вы представить бедных, послушных и целомудренных мушкетеров? Нонсенс, черт побери! Les enfants terribles былых времен!

– И все-таки эти принципы относятся только к ЧЕТВЕРКЕ, а не ко всем мушкетерам вообще.

– Я говорю о НАС. О себе и о своих друзьях. Да о ЧЕТВЕРКЕ. Обо всех мушкетерах пусть заботится мой друг Д'Артаньян, это его прямая обязанность. Я лично за нынешних не в ответе. Но суть-то вы поняли?

– Да, Арамис. Когда-то в детстве я считал за великую честь взглянуть на кого-нибудь из вас хоть одним глазком. Я и представить себе не мог, что судьба сведет меня с вами. Я очень хочу… чтобы вы – все, все – понимаете, ВСЕ ЧЕТВЕРО жили долго и счастливо и перешагнули рубеж Семнадцатого Века!

– Семнадцатый Век – хоть и шагнул за половину, но на это я не рассчитываю. Вот вы встретите тысяча семисотый год, дон Энрике де Кастильо. Вы будете даже моложе чем я сорок лет спустя, когда родится новый, Восемнадцатый Век.

– Это если мне очень повезет, – сказал дон Энрике, – Вы знаете, какой у нас образ жизни – перманентная война с мусульманами – арабами и турками! До сорока доживу, и то Слава Богу! Потому что средняя продолжительность жизни у нас, по статистике орденских архивов…

Арамис жестом остановил его.

– Вы-то как раз перешагнете рубеж веков. В двадцать лет считаешь, что впереди у тебя вечность. Вы и жить-то только начинаете. А мы, юный паладин, не дотянем до Восемнадцатого Века. Мы уже перешагнули рубеж средней продолжительности жизни – по статистике. И многие наши ровесники, люди нашего поколения, уже стали бесплотными тенями. И друзья, и враги… Людовик Тринадцатый, Рошфор, лорд Уинтер – всех и не перечислишь. Мы и так, может быть, зажились на этом свете…

– Не говорите так, – попросил дон Энрике.

– Мы родились в Семнадцатом Веке, ему принадлежим, в нем и останемся. Хотя… это не лучший век в истории человечества. Сплошные войны, мятежи, революции…

– Быть может, следующий будет счастливее? В нем не будет Кромвеля, Тридцатилетней войны, Порохового заговора и политических убийств, таких как смерть Генриха IV, кровавых казней, которыми потряс Европу Ришелье… Быть может – это будет Век Всеобщего Мира, которого нам пока никак не добиться. Но мечту рожденных в Семнадцатом Веке осуществят люди Восемнадцатого Века! Они будут лучше нас. Цивилизованнее, гуманнее, просвещеннее, милосерднее!

– Вы в это верите? – спросил Арамис.

– Я верю в прогресс! Сравните наш век и прошлый! Разве вы не чувствуете смягчение нравов, разве мы не стали более цивилизованными? Инквизиция, позор и ужас Испании, надеюсь, останется в Семнадцатом Веке, мы не потащим ее в будущее. Варфоломеевская ночь в нашем веке уже невозможна.

"Вот так и Рауль год назад наивно выразил надежду, что Людовик когда-нибудь отменит сметную казнь во Франции. Как жаль… Разбивать иллюзии таких мальчишек".

– Мы становимся лучше, не правда ли? – спросил Энрике.

– Кто – мы?

– Мы все. Жители Земли.

– Отчасти вы правы. Но человечество идет к совершенству слишком медленно. Впрочем, до начала Восемнадцатого века еще четыре десятилетия, грубо говоря. Мечтайте о фейерверках, праздниках и пышных торжествах, которыми мир встретит новый век.[8]8
  В 1700 г. начнется война за Испанское наследство (1700–1714) между Францией и Испанией. В годы войны за Испанское наследство иезуитский Орден и его разведка в целом действовали на стороне Людовика Четырнадцатого.


[Закрыть] У вас все в будущем.

– А у вас все в прошлом?

– У меня? У меня остался небольшой отрезок времени, и за этот короткий срок я надеюсь изменить мир к лучшему.

– Тогда о чем мы спорим! И я хочу того же! Как же вы хотите изменить мир?

– А вот как, – сказал Арамис и подошел к карте, – Смотрите!

Глава 7. Империя Арамиса

– Видите – здесь была некогда империя крестоносцев. Святая Земля.

– Она потеряна, – вздохнул дон Энрике, – Мы ушли, и те века остались в прошлом.

– А мы ее отвоюем, – сказал Арамис, – Deus vult![9]9
  Deus vult! – Так хочет Бог, так угодно Богу. (Девиз крестоносцев).


[Закрыть]

– Когда? – спросил рыцарь, – Когда рак на горе свистнет?

– Когда я займу престол Святого Петра, – сказал Арамис ровным тоном, словно речь шла о самом обычном деле.

– Вы хотите стать Римским папой? – дон Энрике широко раскрыл глаза.

– Вы хотите съязвить, дон Энрике? Напомнить мне о пирате Бальтазаре Косса… о Борджиа, о палаче тамплиеров, чье имя мне даже произносить гадко. О папах-преступниках?

– Я вовсе не думал о них, Черный папа. Я просто подумал, что в наше время это недостижимо.

– Все достижимо. И я стану Римским папой. Я, может быть, уже был бы им, если бы не Фуке, с его неуместной верностью юному тирану. Портос был бы герцогом, Луиза – виконтессой. Все разрушено, разбито… Бог свидетель, я для всех старался. Я не знал, как еще им помочь. Своим поступком Фуке убил нас всех. Если что случится со мной или с Портосом – разыщите Атоса, гасконца, Бражелона. Скажите им, что убийца – Фуке! Но Фуке еще не раз пожалеет!

– Вы хотите ему отомстить?

– "Мне отмщение и аз воздам". Бог ему воздаст по заслугам. Судьба его отныне в Божьих руках. Я и пальцем не шевельну, чтобы его вытащить, равно как и не причиню ему вреда. Я не из тех, кто бьет лежачих и глумится над поверженными. Таких мерзавцев мы уничтожаем. Был случай в Англии, когда один негодяй плюнул в лицо пленному королю…

– Расскажите, – попросил дон Энрике.

– Не стоит, – вздохнул Арамис, – Просто не хочу, простите.

– Так вы для друзей этот заговор устроили или во имя человечества?

– Мои друзья – только часть всего человечества. А вы что думали, – усмехнулся Арамис с горькой иронией, – Чтобы потешить собственное честолюбие? Чтобы снискать дешевую популярность? Я сыт по горло этой популярностью… Вы же были в Ванне на крестном ходе. Мне надо, чтобы люди повергались во прах, целуя мою туфлю? Суета сует! Я не ищу земной славы. Но власть над миром – да, власть я должен сосредоточить в своих руках. И власть над миром у меня будет. Вы качаете головой, молодой человек? Вы считаете, видимо, что выстарившийся мушкетер впал в маразм?

– Я не думал… и представить себе не мог, что вы помышляете о таком. И что вам это даст?

– Вот что: восстанавливаем государство крестоносцев. В полном объеме. Стамбул вновь будет Константинополем – но католическим Константинополем. Имея в тылу таких конкурентов, как византийцы или «ромеи», как их называли, крестоносцы, вынужденные, кстати, присягать византийскому императору, допустили ошибку. Иерусалим будет христианским городом. Наши крепости будут восстановлены. А императором возрожденной империи крестоносцев будет Филипп Французский, раз уж Франция для него потеряна. И я возложу корону на его голову. Так начнется ДЕСЯТЫЙ КРЕСТОВЫЙ ПОХОД, раз уж моему приятелю Бофору угодно назвать свой девятым, Бог с ним. Десять – отличное число. Круглая цифра! И эмблема простая – римская десятка. Крест Святого Андрея… Под Андреевским Крестом мы завоюем эту империю!

– А Филипп Французский знал о ваших имперских планах?

– Он должен был помочь мне занять место Римского папы. Я предназначал для принца "Милую Францию". Но – не вышло, так не вышло. Оставим Людовика на его троне. Оставим "милую Францию" средневековым постоянным эпитетом "Песни о Роланде"… – он вздохнул, – Ибо при Короле-Солнце порабощенная Франция не будет той "милой Францией", страной мира и благоденствия, в которую ее превратил бы Филипп под моим руководством.

– А на кого бы вы оставили Францию, если бы… если бы Филипп стал королем? А вы должны были бы уехать в Рим? – спросил Энрике с любопытством.

– На Атоса, конечно! Атос, только Атос мог бы быть премьер-министром. А гасконец руководил бы всеми нашими вооруженными силами.

– Они согласились бы? Не уверен…

– И я не уверен. Но чем черт не шутит! Я и Рауля не забыл бы. Загрузил бы его делами по самую макушку, чтобы некогда было думать о… глупостях.

– Разве любовь – глупость? Об этой истории судачат уже у нас, за Пиренеями. Моя племянница, юная Анита де Кастильо заявила своему другу: "Ну и дура же эта Лавальер! Да если бы меня так любили!" На что молодой человек ответил серенадой…

Арамис улыбнулся.

– Juventud, juventud…[10]10
  Juventud – молодежь (исп.)


[Закрыть] – сказал он, задумчиво улыбаясь. А потом тряхнул головой, отгоняя навязчивые воспоминания.

– В данной ситуации любовь – глупость, – резко сказал он, – Не любовь вообще. Я имею в виду конкретный случай. А принц… Сейчас мне нужен принц не для французского трона. Я добуду ему новую империю. Когда я стану Римским папой, весь католический мир будет у меня в подчинении. Включая Его Величество Людовика! Включая Великого Магистра Мальтийского Ордена, рыцарей Сантьяго и Калатравы, Венецианскую Республику. Италию. Польшу. Понимаете, какая это сила? Я не перечисляю мелкие княжества и государства, вы сами знаете не хуже меня, что я имею в виду. Но это только начало.

После коронации Филиппа, короля Иерусалимского, мы нанесем удар по Северной Африке. Это второй акт драмы "Десятый крестовый поход". Но я не буду готовить удар так тупо, как Людовик! Что этот тщеславный мальчишка знает об Алжире, Тунисе, Марокко? Восточные сказки, и то в глупых переводах! Карнавал в Фонтенбло в псевдо-восточных костюмах, где арабы и турки так же мало похожи на настоящих арабов и турок, как его пастухи и римляне – на пастухов, которые есть в действительности и римлян, которые были в прошлом… Мои миссионеры подготовят почву, развалят государства Магриба изнутри. Кое-что уже начато в этом направлении. В этих государствах вспыхнет междоусобица. Мои люди спровоцируют региональные войны между мусульманами. Войны их ослабят. Тщательно изучив местный колорит, язык, обычаи, мы подготовим вторжение и – завоюем Северную Африку. А удар нанесем не с Севера, а отсюда. С Северо-востока, – и Арамис обвел рукой свою будущую империю, – Ответ католиков на зверства мусульман по отношению к мирным людям… Норд-ост, одним словом. Это вам, как будущему мореплавателю, понятно. Если Бофор к тому времени захватит и удержит в своих руках Джиджелли, отлично. База у нас уже будет. Если ж нет, начнем с нуля. Людовик Святой, римляне, испанцы – будет время проанализировать их победы и поражения. И сделать выводы из уроков прошлого… Это приходится делать в одиночку. А мне как пригодись бы Атос, с его эрудицией и гасконец, с его нестандартным мышлением! Что ж, один так один… И тогда к католической империи присоединятся Алжир, Тунис, Марокко, Египет…

– Сказки "Тысяча и одной ночи" – прошептал дон Энрике.

– Vamos a ver, caballero, vamos a ver![11]11
  Vamos a ver, caballero – посмотрим, рыцарь! (исп.).


[Закрыть]

– Это все, что вы задумали, господин Д'Эрбле?

– Не все! Далеко не все! Мы говорили об Азии и Африке. Взгляните на Европу.

– С Европой все ясно, – пожал плечами дон Энрике.

– Ничего вам не ясно. Акт третий. Европа. Бель-Иль останется моей базой! Я не отдам Бель-Иль Людовику! Слишком много труда в него вложено! Не только моего… Славного Портоса, и всех этих людей – землекопов, каменщиков. Строителей. Вы, потомок знатного рода, можете их презрительно именовать чернью, я, священник, они мои братья во Христе, и я за них в ответе перед ним! И, вернемся к презренной прозе – денежных средств немало вложено, пусть не моих собственных, пусть господина Фуке, пусть не идеального происхождения… Обидно, рыцарь, поймите, обидно отдавать свое детище без боя… Но это, между прочим. Власть Римского папы ограничит претензии этого невесть, что о себе возомнившего юнца.

Подумайте, для чего мне нужен Бель-Иль…

– База… Вы хотите вернуть Англии католическую веру?

– Почему стала возможной диктатура Кромвеля? В католической монархии этого бы не случилось. Пуританские фанатики пролили священную кровь короля. Генриетта-Мария, супруга Карла Первого, дочь Генриха Четвертого, была католичкой, и ее принадлежность нашей святой церкви вызвала особую ненависть протестантов.

– Я согласен, пуританские фанатики – страшные люди, но имеем ли, мы, католики, право считать себя белыми агнцами? Сколько крови пролили "добрые католики"! Невинной крови!

– Хрестоматийные примеры – Варфоломеевская ночь и инквизиция. Дон Энрике, это извращения. Это не христианство, это как раз от Сатаны.

– Гиз и Торквемада – слуги дьявола?

– Да уж не Бога, – пробормотал Арамис, – Инквизиция изжила себя. Инквизицию пора отменить. К вящей славе господней! Вы слышали о процессе Урбена Грандье, кюре из Лудена?

– Да.

– Я знаком с его трудами. Дело Урбена Грандье будет пересмотрено. Я реабилитирую кюре из Лудена. И, возможно, осуществлю еще одну реформу. На эту мысль меня навел мой коллега – Урбен Грандье, красавец-священник, любимец дам, талантливый, обладавший острым, оригинальным умом – и погибший мученической смертью. И, позвольте заметить, мой жизненный опыт.

– Что вы задумали?

– Я РАЗРЕШУ КАТОЛИЧЕСКИМ СВЯЩЕННИКАМ ВСТУПАТЬ В БРАК.

– Фантастика! – воскликнул дон Энрике, – Не забудьте тогда и нас – Мальтийский Орден, ваше святейшество.

– При условии, что вы не потащите на Мальту своих благоверных, – шутливо сказал Арамис, – Не забуду, рыцарь, не забуду. Как вам мои идеи?

– Отмена инквизиции, реабилитация жертв этой чудовищной карательной машины, отмена обета безбрачия – это так смело, величественно и прекрасно! Пора разорвать цепи прошлого! Но поймут ли вас?

– Надеюсь. Я умею убеждать свою паству.

– Во всем этом одно вызывает сомнение – англиканская церковь. Вы не сможете ее реформировать.

– Will see – Увидим, – сказал Арамис, – Но третий акт еще не окончен. Взгляните на Восток.

– Восточная Европа? Но Польша и так католическая страна.

– А дальше?

– Россия? Вам мало английских туманов, хотите русского мороза?

Б-р-р-р! – дон Энрике поежился, – Вот уж несчастные люди! За что их так Бог наказал! Как они там живут, удивляюсь!

– А вы не удивляйтесь. Живут и не жалуются. Не хуже нас с вами.

– Оставьте русского медведя дрыхнуть в его заснеженной берлоге. Не выйдет у вас этот номер. И потом, православие не так враждебно католичеству, как все эти протестанты.

– Огромная территория, – сказал Арамис, – Богатая страна, пока изолированная от Европы. Мы – сами по себе, они сами по себе. А между тем Россия нужна для четвертого акта. Без северных варваров не обойтись. Я не говорю, что это будет легко, вовсе нет! Европейцев в Московии считают "басурманами".

– Насколько я знаю, глава православной церкви, забыл, как называется… русский…вроде кардинала…

– Патриарх Никон. Да, у них там тоже реформы и раскол. Этим можно воспользоваться. Я успею изучить русский вопрос на досуге. Я уже начал кое-что изучать о Смутном Времени – и проникся уважением к православным. Это тоже, между прочим, рыцарь. Быть может, я пошлю посольство к Алексею Михайловичу.

– Во главе с Портосом, – улыбнулся рыцарь, – Его, кажется, интересует русский «тсарь». Портос в Москве! Сказка!

– АВОСЬ, – сказал Арамис, – AVOS, Pourqoi-pas? Почему бы и нет?

– Что? Как вы сказали?

– Это по-русски. То же что a ver по-испански. Портос в белокаменной Москве произведет впечатление. В случае успеха мы придем к соглашению и начнем завоевывать Азию. Это четвертый акт.

– Москва не станет католической! Они сами называют себя третьим Римом.

– Это я знаю. Я не собираюсь дублировать поражение короля Сигизмунда в нашем веке и крестоносцев Ливонского Ордена в тринадцатом веке. Вот – где-то здесь. На северо-западе России. Примерно там, где у нас Бретань. Видите? Здесь русский князь разбил превосходящие силы крестоносцев. Речь идет пока о союзе Рима и Москвы. А том – АВОСЬ, что и выгорит. Людям надо предоставить право выбора. И многие, быть может, выберут католичество. А четвертый акт – Азия. Индия, Китай и Япония. Я все излагаю весьма сжато, не вникая в частности.