Текст книги "За кулисами (СИ)"
Автор книги: Марина Лётная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
1.6
Ознакомившись с подробным сценарием в печатном виде, я осталась под неизгладимым впечатлением. В голове моей зародилась почти осязаемая картинка, как заиграет сюжет эмоциями при помощи лишь движений человеческих тел. Поразительно, как может развиваться история без объяснений и слов, но быть понятна зрителю любого возраста и любых убеждений. И всё же, глядя на очередь актёров, толпившуюся около наставника, я терпеливо ждала, когда он уделит время и мне, чтобы наконец разрушить интригу; чтобы узнать свою роль во всей этой истории. Макарти окружил вниманием каждого присутствующего участника постановки, выслушивал эмоции и отвечал на бесперебойные организационные вопросы. Наконец, он обратился ко мне.
– Мишель, как твои впечатления? Уже сложились представления, образ? ― Я не могла унять своей мечтательной довольной улыбки.
– Да, при прочтении у меня возникали целые взаимосвязанные кадры того, как будет выглядеть постановка со стороны. Это поражает… Только я не поняла, какую роль ты для меня выбрал, ― Крэг вдруг округлил глаза от лёгкого удивления и рассмеялся. Ну же…
– Мне почему-то было так очевидно, что я забыл сообщить. Я пригласил тебя именно на роль девушки, переживающей трагедию. Ты прекрасно передашь весь спектр чувств – от влюблённости до кричащей драмы. Ты на это способна, и заслуживаешь глубокую, ключевую роль, ― улыбка моя едва не сошла с лица, и я с опаской обратила внимание на группу актёров, рассматривающих меня недоверчиво с ног до головы. ― Это именно ключевая роль, так как твой персонаж вносит в сценарий двойственность – в тебя влюбляется принц, ты одним лишь взмахом руки пробуждаешь в нём чувства, но одним лишь взмахом руки ты можешь и убить всю страну, стоит тебе лишь захотеть этого. Ему, ― мужчина указал пальцем на молчаливо слушающего наш диалог блондина. От неожиданного внимания он скрестил руки на груди; на его скулах заходили желваки. ― Ему преклоняется страна, но он преклоняется тебе одной. Твой танец – взмах крыльев бабочки, влияющий на целую цивилизацию танцующего социума.
Не буду скрывать. То, в каких красках говорил Крэг о злодейском поступке убитой горечью девушки, меня немного напугало: мне предстояло пережить её утрату на себе, прочувствовать разочарование, чтобы обнажить настоящую боль перед зрителем. Это будоражило и навевало печали на ближайшие полгода моей жизни, но отступать я не собиралась. Да и звучало забавно: "Брэндон мне преклоняется".
– Мы ещё неоднократно будем говорить подробнее, но сейчас я хочу, чтобы ты проследила чётко основные эмоции: обезоруживающая любовь к возлюбленному, делающая тебя и счастливой, и уязвимой, скорбящая боль от его утраты, в первые моменты – желание перевернуть этот мир – холодная и беспощадная месть. Но в течение постановки она становится для тебя волевым, бесповоротным решением. Тебе ничего не остаётся, и поэтому ты равнодушно используешь чувства ни в чём невиноватого принца. Подумай над этим, ― Макарти вручил мне блокнот, истерзанный жирными чернилами, торопливыми объемными записями, где он, вероятно, отмечал свои идеи по поводу моего персонажа. Раскрыв записную книжку, я поняла, что наставник собрал целое досье на девушку, оплакивающую возлюбленного у водопада, словно бы детектив расследовал мотивы для преступления.
Пока я бегло изучила анкету человека, в чью шкуру мне предстояло вживаться, Крэг обратился к черноволосой девушке, разъясняя ей роль. Отогнув краешек блёклой бумаги, я всё пыталась вчитаться в строки, но речь Крэга привлекала меня больше, не давая сосредоточиться. Я внимательно вслушалась, глядя в блокнот.
– Ты – всегда рядом с ним, вторишь его движениям и вздохам. Ты – его эмоциональный прототип, на одной душевной волне с правителем целой страны, но всегда остаёшься в тени. Ты наблюдаешь за принцем так, словно за твоим интересом может последовать наказание. Не понятно, можно ли тебе посягать на его внимание или нет, сочтут ли прислугу слишком неугодной, прогонят ли, но ты мечтаешь быть ближе к нему. Разделять с ним его поражения и успехи, и всё ещё остаёшься в тени. Мы должны прийти к такому финалу, где у людей в зале перехватит дыхание от подступающих удушающих слез, насколько добродетельна и терпелива была любовь служанки. Твоя любовь. А до этого момента ты должна цеплять зрителя секретным инструментом – неразделённой любовью. Мучительной, томительной…
Брюнетка часто кивала, с большим интересом принимая каждое слово Крэга. Не выдержав накала его прочувствованного описания героини, я подняла глаза на озадаченную девушку и наши взгляды пересеклись. Кто бы мог подумать, что персонажи будут такими глубокими: ей придётся играть любовь к Брэндону, изо дня в день переживать трепещущее желание его коснуться, но не испытывать такой возможности. И в финале, как с главной достойной страдалицей, принц останется с ней. Девушка горделиво отвернулась.
– Что касается принца, ― десятки людей в коллективе обернулись в сторону светловолосого статного мужчины в чёрном пальто. Я вдруг поняла, как странно ведёт себя блондин: неуместные грубые недовольства, громкий насмешливый хохот, эксцентричная манерная жестикуляция – где хоть что-нибудь из стандартного набора паршивца? Брэндон притворялся спокойным неприметным интеллигентом в одежде превосходного вкуса, сохраняя на лице лёгкий налёт беспокойства, словно действительно мог волноваться за произведённое на посторонних людей впечатление. Что за глупости мне лезут в голову… ― Твоя роль повествует о необъятной ответственности. О том, как один твой личный выбор может навлечь беду на всех твоих многочисленных подданных, зависящих от тебя. Сам ты – живёшь их благополучием, их жизнями – тебе очень важно знать, что ты сделал всё для своего народа. Разочарование в одной хрупкой милой девушке может показаться мелочью в рамках государства, но это ранит тебя не как правителя, а как человека. Ты влюбляешься в неё без своего ведома, хотел ты этого или нет, а расплачиваться за это придётся твоему народу, ― Макарти говорил серьёзно, вдумчиво, пропуская каждое слово через сердце, будто рассказывал мемуары, став их очевидцем, но вдруг слегка улыбнулся, глядя на каменное безэмоциональное лицо Брэндона. ― Слышишь меня?
Готова поспорить, эта роль станет для Брэндона Форда большим откровением. Жить ответственностью за государство ― не девушек на парковке аэропорта склеивать.
– Да, ― он как-то сухо кивнул, сдержанно опустив взгляд в пол, а потом не выдержал и незаметно покосился на брюнетку, взявшую роль служанки. Девушка бесцеремонно рассматривала блондина, словно писчий папирус под микроскопом, от чего даже мне стало слегка не по себе. Видимо, популярность не всегда приносит ему положительные эмоции. Сейчас Брэндон выглядел довольно беззащитно, по какой-то неизвестной мне причине испытывая неловкость под женским душным взглядом.
– Я хочу, чтобы ты показал равнодушие к человеку, что открылся тебе. На служанку тебе всё равно; её забота – пустой звук, также, как для девушки у водопада пустота – твои чувства. Добивайся своей любви, борись за неё, чтобы узнать, что ей это не нужно, ― Крэг указал пальцем на меня, и я ощутила диковатое чувство, насколько реалистично звучит выдумка в устах наставника. Словно мы обсуждали не сценарий, а личные проблемы у психолога.
Макарти вообще походил на человека с образованием в области психологии. Его описательные портреты, проработка характеров уже с первого дня выглядела как нечто настоящее, естественное, что скоро родится на свет и будет теперь существовать на ряду с реальными человеческими историями из жизни. Даже на мастер-классе я испытывала подобный подтекст в его головоломных заданиях, словно они были призваны раскрывать в большей степени личность, темперамент, свойственные танцору пути решения поставленных проблем, чем мастерство. Хотя сейчас я уже слабо понимала, как можно было разделять танец от собственной личности. Всё это время Крэг наблюдал за мной и блондином, он нашёл в наших характерах то, что поможет раскрыть его персонажей.
Борясь с этого момента с трусостью перед ролью, в которой меня желал видеть наставник, я убаюкивала собственное сознание уговорами: эта работа чертовски интересная. Мы так увлекались на мастер-классе друг другом, что не видели перед собой людей и Крэга. Постановка будет иметь успех, стоит нам только сцепиться на сцене с Брэндоном в спорящем характерами неуемном танце. Это действительно то, что искал Макарти, ведь с таким сценарием, денежным оснащением, возможностью воплотить в жизнь любую техническую задумку, остаётся найти только мастерски танцующих подопечных. Разве не волшебство – участвовать в таком проекте в главных ролях? Даже если в конце мою героиню будет ждать смерть…
– Итак, составим план работ на сегодняшний вечер. Я забираю в студию на пятьдесят пятую авеню главные действующие лица для проработки характеров – Брэндон, Мишель, Изабель и Карлос, ― наш узкий коллектив собрался возле Макарти, застёгивая верхнюю одежду и сумки. ― Остальных прошу спуститься в репетиционный зал на цокольном этаже для постановки массовых танцевальных проходок. Сразу обговорите с хореографами костюмы и грим, чтобы понимать настроение и посыл.
Имя "Карлос" принадлежало высокому смуглому метису, одарённого природой тёплым окутывающим взглядом и пухлыми сочными губами, контрастирующими на мужественном лице. На фоне оцепеневшего холодной апатичностью блондина он выглядел особенно живо и притягательно, приветливо улыбаясь и протягивая руку для знакомства. Я дружелюбно ответила на милый жест; черноволосая Изабель нехотя поступила также, не сумев противостоять его обезоруживающей открытости. Брэндон лишь сдержанно кивнул, позволяя несостоявшемуся рукопожатию неловко зависнуть в воздухе.
– Мишель, это твой новый смысл жизни, твой возлюбленный, Карлос, ― Крэг набегу представил нас друг другу, уцепив со зрительного кресла крутку и личные вещи. Знакомство выдалось немного скомканным; танцоры засуетились, расходясь в сторону лестниц, а наша скромная компания в быстром темпе направилась на выход. Мой "новый возлюбленный", я – главная злодейка этого действа, служанка и принц направились на Макарти.
До студии мы добирались на такси в подогревающей интерес тишине, где нас ждал ещё один хореограф. Пролетая по перекрёсткам и практически не останавливаясь на светофорах, наши машины стремительно приближались к знакомым окрестностям наперегонки, пока я невзначай выглядывала в соседнем окне надменный мужественный профиль блондина.
***
Не думала, что снова окажусь в этих стенах. Репетиционный зал выглядел ещё более огромным, пустым, ведь здесь присутствовали лишь шесть человек, вместо привычных мне нескольких сотен. С осенними холодами в вечернее время быстро надвигалась темнота после продолжительных сумерек, и в панорамных окнах можно было проследить за быстро плывущими на блеклом небе синими облаками, путающимися в шпилях. Периметр студии освещался спокойной мерцающей подсветкой, умиротворяя меня и усыпляя излишнее волнение: мной и Карлосом должен заняться Макарти, Брэндон и Изабель попались в бережные руки требовательного хореографа Жака.
Первая же репетиция должна была погрузить меня в состояние потери, сегодняшнего моего напарника – в прощальную светлую грусть, но я и Карлос знали друг о друге лишь имена. Как разбудить в себе реалистичную влюблённость к постороннему человеку я и понятия не имела, всё время отвлекаясь на быстро вошедшую в раж по соседству с нами пару. Брэндона водрузили на стул, позволив самовольничать без оглядки на девушку, искать свой образ, а его статная черноволосая напарница тут же раскрылась как нежная печальная служанка, взращивающая надежды на хотя бы крохотную возможность увидеть блеск в глазах принца. Судя по диалогам в театре, о своей роли она знала заведомо, как и многие, за исключением меня и блондина; в интервью я как-то читала, что Крэг набирает людей в труппу по мере знакомства в совершенно непредсказуемые и для себя, и для будущего артиста моменты. Можно сказать, то же произошло и с нами, но лишь я позволила себе рассуждать над предложением целых две мучительные недели, оставляя в неведении и Брэндона. Ведь Макарти желал видеть либо нас обоих, либо ни одного.
Нам предстояло прощупать свойственные персонажам черты характера. Мы ещё не ознакомились с хореографией, но я поймала себя на мысли, что примеряемые Брэндоном и Изабель роли подходили им безукоризненно: девушка демонстрировала то самое горьковатое послевкусие в каждом импровизированном движении, рассказывающем о её чувствах к блондину, и с каждой минутой оно распалялось все больше; он же как-то скромничал поначалу, что совсем на него не похоже, но разве это удивительно для Брэндона – шокировать людей своим поведением. Непредсказуемость – его конёк, именно поэтому мужской танец принимал властные свободолюбивые оттенки.
С каким-то особым удовлетворением я поглядывала за тем, как разрозненно принялись работать брюнетка с блондином, сосредоточившись глубоко на себе. Поиски соответствующего амплуа займут массу времени, и как бы хороши они ни были по отдельности, это совершенно не было похоже на моё знакомство с Брэндоном.
– Мишель, подумай. Что для тебя значит эта роль? ― Я, Макарти и Карлос, облачившись в спортивную одежду, расположились у подоконника, неторопливо завязав беседу. ― Не обращай сейчас ни на кого внимание. Мы здесь, не чтобы заучивать голую хореографию. Сначала разберёмся с чувствами.
Что значит для меня роль? Конкретно для меня? Я застопорилась.
– В смысле, чего она мне стоила? ― Макарти деловито сплёл пальцы своих рук.
– Да. Чего тебе стоило здесь оказаться? Какие потери испытывала ты в своей жизни? Что для тебя такое чувство любви и чувство мести?
Первые пробудившиеся из памяти мысли возникли о родителях. Я тяжко сглотнула ком в горле от заставшей меня в расплох волнительной скорби, покрывшейся налётом времени и обросшей привычными болезненными воспоминаниями. Стоит ли говорить об этом с наставником? Это могло бы стать исчерпывающим ответом на, казалось бы, безобидные вопросы. Я уняла дрожащие руки, спрятав их за спину.
Беспрестанно анализирующий мозг натолкнул меня на мысли о Чарльзе, когда-то ставшим для меня полным разочарованием в отношениях. Наверное, это то, что хотел бы услышать Макарти… Конечно, мой бывший не умирал; он просто исчез, словно выкачав из моей жизни желание связываться с мужчинами обязательствами и клятвами о любви.
Но ответить я всё равно не смогла.
– По лицу вижу, что у тебя есть тяжелые переживания по поводу твоих личных потерь. Твоя героиня испытывает то же, что и ты, только по отношению к Карлосу. Уход близкого человека – всегда своего рода предательство. Месть могла бы стать для девушки инструментом для избавления от этих душевных мук?
– Нет, к сожалению, я такие методы не поддерживаю. На эмоциональном уровне отторгаю, ― я растерянно смотрела то на мирного Карлоса, не знающего, как избежать неловкости от серьёзного разговора, то на наставника, пытающегося наладить со мной контакт.
– Ты не против, я буду говорить о твоей героине, называя тебя, а подразумевая её? ― Озадаченная странным вопросом, я неуверенно кивнула. ― Ты мстишь всем вокруг, готова ранить их, потому что они поклоняются тому месту, что забрало у тебя всё самое ценное. Но ты мстишь естественно и непреднамеренно, поддаваясь эмоциям и не понимая, что повлекут за собой твои поступки. Ты лишь в моменте, в котором переживаешь боль, это настоящая месть?
– Это похоже на месть, ― я непонимающе пожала плечами. Мне пытались показать мотивы, оправдывая зло моего персонажа личными потерями. И я бы с удовольствием пожалела эту девушку… Она всё ещё жила порознь со мной в какой-то выдуманной истории, ведь в ключевом мы не сходились – во взглядах на то, как пережить душевную боль.
– Хорошо. Тебе не кажется, что это не от злости, а от бессилия? Это какая-то изнеженная болезненная месть, но для самой тебя. Это не желание убивать других, это будто поиск причин, чтобы уйти следом за возлюбленным, ведь причин оставаться у тебя не осталось, ― невольно я провела аналогию со смертью родителей. Я всегда знала одну вещь – что собралась духом лишь потому, что было для кого, и слышать такое о себе становилось уничижительно. Немного погодя, Крэг продолжил подбирать для меня слова.
– Это лишь окончательное разочарование – добро не может не победить, а зло обречено быть повержено в конце любой сказки. Может, поэтому ты выбираешь сторону мести – чтобы уйти, ведь у тебя не остаётся выбора? ― У моего персонажа нет больше близких людей… Значит, она не находит смысл жить. Только на секунду и с диким ужасом я представила себя тринадцать лет назад одну, если бы только Молли не удалось спасти… И для чего тогда мне пришлось бы сломить своё горе?
– Да, это звучит благороднее, чем стремление сделать другим также больно, как себе, ― Моментально проникнувшись смыслом поступков этой девушки, я вдруг нашла в себе отклик танцевать в её личине. Она и казалась теперь мудрее, сильнее. Может, ей тяжело даётся использовать принца, ей приносит это боль на уровне с утратой, но это лишь способ покончить с чувствами. ― Ну хорошо. Я подумаю над этим.
– Так-то лучше, ― мужчина довольно улыбнулся, обнаружив, что он склонил меня на сторону своего персонажа. ― На досуге обязательно почитай ту записную книжку, что я тебе дал. Я бы хотел, чтобы ты понимала саму себя, когда будешь совершать такие поступки.
Необычайно странно слышать такие вещи о самой себе, отождествлять себя настолько глубоко с инородной ролью, но это приносило плоды. Макарти переключился на Карлоса, забираясь в потаённые уголки его души, а я старалась также, как и танцор, не нарушать излишним пытливым вниманием его личные границы. Из разговора я лишь поняла, что смерть персонажа Карлоса в постановке Крэг пытается связать с личными страхами парня не оправдать надежды семьи. Могу представить, как такие психологические методы серьёзно бюьт по сознанию и проецируют истинные чувства на сценическую игру. Даже как-то немного негуманно… Не найдясь, как реагировать на звучащие откровения, я отвернулась.
У Брэндона получалось отменно. Жак что-то ему объяснял; судя по выдающим мужчину с потрохами эмоциям, хореограф пользовался теми же методами, что и наставник. Блондин старался контролировать любые изменения, вызываемые пытливыми компрометирующими вопросами, но завидев, как он едва не сорвался с места, чтобы спрятаться в раздевалке, я поняла, что с ним произошло то, что он никак не мог пережить. Жак играл на этом, провоцируя на суровость, беспристрастность, неподкупную честность в движениях. Это было совсем на него не похоже; меня поражало, как Крэг смог разглядеть эту серьёзность в блондине, когда как я танцевала с ним нос к носу, ощущая лишь пылкую влекущую страсть и кричащее легкомыслие. Может, я ошиблась на его счёт…
Точнее, может, я была права в том, что он не так плох, каким пытается казаться. Сценарий заставлял меня задумываться над тем, что злоба в людях зарождается неспроста.
– Приступим разучивать хореографию. Обязательно с оглядкой на наши с вами беседы. Каждую секунду помните о чувствах, которые вы несёте в массы в конкретный момент, ― Макарти отвёл нас в противоположный конец студии, ограждая от разговоров Жака с его парой. Минута, и мы оказались словно на разных лодках в безбрежном море; у каждого свой непересекающийся с другими путь. ― Эта сцена будет происходить ближе к первому антракту. Пока зритель ознакомится с принцем и его придворными, прислугой, с укладом в его покоях; пока проследует массовый номер, где будут показаны настроения в городе, суета, работа – посев будущей пищи, скопления людей, направляющихся к водопаду, мы плавно следуем к сцене молитвы у воды. И когда массовый танец всех артистов оставит самое яркое и светлое впечатление, следует момент, где толпы расходятся, и Мишель остаётся у водопада одна. Здесь мне видятся тёмные краски, глухой неразборчивый свет, мерцающий по сцене, и пара софитов, направленных на тебя одну. Ты закрываешь руками глаза и переносишься в воспоминаниях, ― из уст Крэга его вымышленная сказка в очередной раз начинала казаться реалистичным таинством. Я с усилием сглотнула ком в горле. ― Затемнение; здесь будет небольшое изменение декораций, и прямо на сцене Мишель помогут трансформировать её платье в другой костюм. Когда появляется свет, вы уже словно мотыльки вдвоём порхаете у воды, упоенно и самозабвенно наслаждаясь друг другом. Лёгкий, воздушный танец, не предвещающий беды. Но умиротворённая музыка вдруг становится тревожней, а ваши движения достигают кульминации, когда как Карлос вдруг угасает, тонет и пропадает в "водной пучине" – этот момент будет обыгран светом, искусственным ветром. Подвижные декорации и передние кулисы задрожат от накала. Теперь Мишель остаётся одна, растерянно озираясь вокруг; нет, Карлоса нигде нет. Гнетущая тревога разрастается, музыка стихает, тишина в зале; девушка ищет помощи, но уже поздно. И пока на дальнем фоне происходит суета, Мишель подходит к краю сцены, где и была завязка этого номера, и закрывает руками глаза. Затемнение. Таким образом, мы ставим танец о самых первых, свежих чувствах боли, о воспоминаниях. Танец об отчаянии, который затрагивает прошлое твоей героини.
Не найдясь, что добавить и спросить под одухотворённым светлой печалью взглядом, мы с Карлосом оба одобрительно кивнули. Руки не находили себе места ни за спиной, ни на груди. Яснее ясного я видела эту историю: осталось погрузиться в задуманное наставником состояние, но от этого на душе мне было тревожно.
– Выучим связку, ― после стольких разъяснений тонкостей мы боязливо подошли ближе к зеркалу; Карлос приободряюще мне улыбнулся, но я обратила внимание на то, как беспокойно он ковыряет кожу на грубых пальцах. Момент икс навевал лёгкого волнения на нас обоих.
На мастер-классе Крэг был сторонним наблюдателем, задавшим направление неконтролируемой импровизации; сейчас же он бойко принялся подавать материал, требуя акцентировать внимание на сущих мелочах. Через мгновение уже просил не забывать об эмоциях на лице, пресекал вдумчивость и мимолётную растерянность над сырым танцем. Проработка захлестнула меня с головой с первой же секунды: я то и дело слышала замечания в свой адрес и, пока усердно пыталась подстроиться под новую порцию комментариев, на меня неминуемо обрушивались другие. Крэг проговаривал каждый разворот и поддержку, описывая в подробностях ассоциации, которые должны сопровождать танец стойким, но прозрачным шлейфом. Если мы бежали друг к другу на встречу, от наших тел должно было буквально исходить предвкушение от приближающегося соприкосновения; Карлос мягко ловил меня на руки и стремительно кружил ― "Я хочу видеть блаженство на ваших лицах и невесомую лёгкость при поворотах так, чтобы у меня было чувство, что я соприкоснулся с прохладной периной".
Танцуя всю жизнь изнутри, я принялась танцевать извне, будто движения распространялись по всему залу, и его я заполняла собой без остатка. С каждым новым изощрённым словом мне становилось всё проще понимать, что я делаю и для чего это нужно; и, как оказалось, любая, даже лёгкая незаметная дрожь в пальцах, была продумана и для чего-то нужна. Этот размах теперь засел внутри моего тела; шаги казались несоразмерно моему представлению о себе мощными, вдохи слишком шумными.
Разбег, поддержка, выпад. Осторожно придерживаясь за протянутые навстречу руки мужчины, я подавалась ему навстречу, пока он вытягивал меня из шпагата. Синхронный замах ногами, идеально ровными поставленными стопами: физическая форма Карлоса впечатляла. Перекрест рук, игра ладоней на грани невообразимого фокуса и мимолётные скромные касания лиц с намёком на возвышенные чувства. Чужие горячие губы скользнули по моей шее, и кожа испытала диковатое восторженное возбуждение; мурашки закрались мне на спину, возвращая к реальности неукротимыми, недопустимыми мыслями. Это были не те прикосновения, о которых я когда-либо могла бы мечтать, но по известным причинам вызывающие мимолётное удовольствие. Мы повторяли сначала вновь и вновь.
– Смелее! ― Из острого плотского помрачения выводили только громкие вскрики Крэга. Раз за разом мы привыкали испытывать запланированный набор чувств, пока короткая связка не перешла в разряд инстинкта: стоило запустить этот процесс, и каждая эмоция автоматически обнажала нас перед наставником. Кем бы ни был Карлос, мне уже казалось, что я знакома с ним десяток лет.
Разворот за разворотом: через неопределённый промежуток времени мой взгляд всё чаще стал цепляться за холодные небесные глаза в противоположной стороне зала. Неуёмное любопытство на высокомерном лице. Карие проницательные глаза останавливают меня от позорного проигрыша в попытке изобразить равнодушие. Испепеляющий интерес позади широкой смуглой спины. Урывки от танца Брэндона и Изабель смогли бы отравить самый солнечный нежный день: блондин подчёркнуто отпихивал от себя напарницу, а та всё ластилась, давившись его мимолётным вниманием. Хореография Жака вызывала болезненное мазохистское желание наблюдать за болью девушки. С первого дня нашей работы, вот так сразу и в лоб.
Репетиция развивалась по известному одному Макарти сценарию: у зеркал появились прочные танцевальные кубы. Обозначив таким образом каркас будущего водопада, мы поднялись над полом, пытаясь угнаться за идеями Крэга. Из-за спины доносились частые хлопки и напряжённый крик, сопровождающий шорканье обуви по гладкому паркету. Работа беспрестанно кипела, заставляя молиться на никак не наступающий перерыв.
– Делаем синхронный замах, по очереди отклоняемся, словно присматриваемся к невидимым вьющимся в воздухе лепесткам, и оглаживаем друг друга ладонью, ― в зеркале боролись две противоположные по настроению картинки: любовная идиллия и крадущиеся догонялки, в которых принц, то проигрывал, угождая в пару к служанке, то нарезал по залу раздражённые мечущиеся взмахи рук и ног, подкрепляя молящие стенания корпуса невесомыми прыжками. Блондин напролом рассказывал свою запланированную хореографию, норовя упорхнуть от надоедливой мельтешащей, будто насекомое, девушки.
– Огибай его корпус рукой, слегка приподняв голову. Взгляд снизу вверх из-за плеча – интимный жест доверия. Нужно выждать короткую паузу, чтобы этот момент не был смазан, и можешь вытолкнуть её для прыжка, ― Карлос внушал доверие. В мою голову и на мгновение не закрадывался страх, когда перед нами возникала поддержка, и едва удержав внимание на аккуратном устойчивом приземлении, я захлёбывалась желанием оказаться спиной к зеркалу: Изабель достался нестабильный партнёр, но от чего-то мне с ним было комфортнее. Стоило нам дойти до опасного трюка, я, словно обезьяна в зоопарке, повисала на Карлосе, как на высоком крепком дереве, чтобы выглянуть из вольера в сторону вожделенной неизвестности. Блондин всё более невыдержанно и откровенно пытливо смотрел мне в глаза, а я отвечала ему неуёмным вниманием; тяготившее ноющее притяжение сплотило нас на приличном расстоянии друг от друга.
Наверное, мнимая цель за пределами их с Изабель круга помогала блондину воссоздавать отвлеченность. Мне же это только вредило: сначала казалось, что Макарти не замечает беглых взглядов, но выдержав хорошую паузу, словно ожидая, когда я сама образумлюсь, наставник всё-таки вернул моё сознание в тело.
– Нам нужно доучить весь запланированный объем вовремя. Иначе они закончат гораздо раньше, а мы останемся до полуночи. Тогда я не смогу уговорить Форда второй раз тебя подвозить, ― пойманная на интересе к его персоне, я досадливо закусила нижнюю губу. Укол попал в самое сердце. Не обязательно было заставлять блондина тащиться за мной в аэропорт…
Замечание подействовало безотказно: так меня не стыдили со школьных времён.
***
До самого перерыва я налегла на хореографию до изнурения. Карлос с таким же рвением пытался завладеть моим безучастным к нему, как к мужчине, вниманием, но мы оба чувствовали, что момент был испорчен ещё задолго до нашего знакомства. Когда пару недель назад я сочла хамство в свой адрес довольно романтичным явлением.
Выжав из себя максимум усердия, я осталась лежать на скамье в раздевалке, истекая потом и не воображая, как смогу подняться на продолжение репетиции. Изабель казалась мне призраком, или я для неё была пустым местом ― в этом слабо волнующем меня вопросе я ещё не разобралась. Изнемождённая брюнетка посетила туалет, небрежно умыв раскрасневшееся лицо, и вышла в зал, оставив меня в тишине.
Пятнадцать минут, но, по ощущениям, секунд тридцать я была предоставлена самой себе, пока осторожный стук не вынудил меня промычать неразборчивое "войдите". Дверь раскрылась до узкой щели между залом и моим личным клочком спокойствия.
– О-о-о, да ты совсем раскисла, ― блондин выдавил вполне себе дружелюбную улыбку, шаркая в мою сторону по женской раздевалке. Вот он – нарушитель покоя. Припомнив его разбитое состояние днём в аэропорту и заигрывания по пути в город, неожиданную холодность вечером в театре и побелевшее от высокомерия лицо в такси, а ещё и косые жадные взгляды пару часов назад, я вдруг опять удивилась его непредсказуемым действиям.
Брэндон опустился на лавку рядом со мной, бесконечно убирая непослушные влажные волосы со лба.
– Как тебе твой новый напарник? ― Полуприкрытые веки и расслабленные уголки искусанных губ превращали насмешливого сорванца в красивого уставшего мужчину. Я плавно приподнялась, чтобы рассмотреть его ближе. Слишком изящные для парня черты лица, делающие из него объект для женских восхищений.
– Хорошая физическая подготовка и большое желание танцевать, ― дыхание подводило меня, несмотря на затянувшийся отдых, пульс раздавался в ушах. ― Но честно говоря, чего-то не хватает.
– Да… Здорово, что ты это видишь, ― он непосредственно улыбнулся, словно плут, довольный удавшейся шалостью. ― Парень слишком мягкотелый и обходительный, тебе не такие нравятся.
Исподтишка вырывающиеся из него колкости в очередной раз меня потрясали. Но я была слишком уставшая, чтобы злиться или искать достойный ответ, попытавшись хотя бы спрятать в глазах удивление. Я просто решила поддержать разговор.
– Изабель тебе тоже не подходит – слишком стервозная, ― лицо Брэндона дрогнуло суровым выражением, поселяя во мне сомнения по поводу справедливости этой фразы, но, немного погодя, он хитро покосился на меня и слабо хмыкнул. От злости не осталось и следа.
