Текст книги "За кулисами (СИ)"
Автор книги: Марина Лётная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Ломанная хореография, выражающая тяжёлый труд и упование на какие-то высшие силы, которые вознаградят усилия, вобрала в себя собирательный образ современных работников или древних земледельцев, поклоняющихся языческим богам ― перед залом представала система, где люди ― её будто безжизненные элементы. Завораживающая картинка, как калейдоскоп, одурманила мой разум, но не отнимала в голове места для Мишель: я всё следил за её попытками соответствовать этой системе, за нарочно грязными разворотами, выбивающихся из ровных линий, но более живыми и эмоциональными. И снова Макарти заставлял меня мысленно поразиться его особенному видению и незамысловатой фантазии. Массовый танец не просто двигал сюжет, а придавал постановке устрашающую глубокую атмосферу, заставляя задуматься даже таких, как я.
– Я думал, будет хуже. Вы впечатлили меня! ― По окончании одурманивающей весёлой мелодии, под конец номера казавшейся саундтреком к фильму ужасов, Мишель замерла у края сцены, тяжело вбирая воздух, будто всхлипывая. ― Повторим ещё пару раз для закрепления с учетом замечаний… Вторые линии, держитесь поближе к первым, чтобы не было такого большого прогала. В моменты, когда люди по одному забегают в кулису, а из другой выбегают произошёл рассинхрон, внимательнее пожалуйста. По музыке очень хорошо слышно, когда нужно шагать, так что, не торопитесь с этим, картинка смазывается. По хореографии, пожалуйста, Жак, ― Крэг передал микрофон в руки рыжеволосого мужчины и сел в своё кресло.
Тихое незаметное зрительство в зале стало моим излюбленным времяпрепровождением последнее время ― меня это даже успокаивало. Наблюдая за работой театра, я старался контролировать дыхание, учащающееся от злости на Изабель, пока оно совсем не пришло в норму. Хореограф поимённо возился с каждым танцором, щедро раздавая замечания, а я облокотился руками и головой на ближающую спинку кресла, рассматривая стройную знакомую фигурку в свете прожекторов. Мишель была довольно небольшого роста по сравнению со всей этой толпой: такая аккуратная, терпеливая, ждёт своей очереди, потирая ладонями локти от едва заметного волнения. С собранными волосами она была совсем не такая, как та, что я узнал наедине.
***
Мы отпахали весь намеченный утром план, затем каждый танцор обучился трансформировать створки замка: Крэгу было важно, чтобы артисты по максимуму могли заменять спецгруппу в экстренных ситуациях. Во второй половине дня накал страстей утих, и находиться на сцене становилось не так опасно для самолюбия. Макарти, как ему было свойственно, покинул нас в три часа дня, и это уже никого не удивляло, но всё ещё подмывало меня задуматься над тем, что это может значить. Жак и оставшиеся хореографы разучили с нами несколько танцевальных связок с передвижными лестницами, сверху которых нам предстояло восседать. Удерживаться наверху оказалось сложной задачей с учётом приличной высоты до пола, но каждый главный персонаж в ходе хореографии задействовал эти необычные декорации. На это мы потратили ещё несколько быстро пролетевших часов, затем был объявлен отдых на несколько дней, что в зале встретило шумное радостное ликование. Лично я был в замешательстве, так как совсем недавно не знал, на что потратить свой единственный выходной.
Танцоры направились к своим личным вещам, а некоторые одарённые и сразу за кулисы, пропав без вести на ближайшие полчаса; пока громкие довольные возгласы и несмолкающие диалоги не утихали, а уходившим хореографам было довольно легко заподозрить то, что коллектив не планирует собираться по домам, выжидающие их ухода артисты мысленно потирали ручки перед принятием крепкого алкоголя. Тогда взволнованный Жак попросил у скручивающего провода звукооператора микрофон на последнее предупредительное слово.
– Слушайте, мы взрослые люди с вами, все всё понимают. После вашего ухода здесь должна быть безукоризненная чистота. Хорошего уикенда, ― рыжий мужчина махнул на прощание словившему неловкую тишину коллективу и поспешно направился к выходу, за чем последовали затяжной одобрительный свист и демонстративное надевание картонных масок. Я выудил из сумки праздничный реквизит, подаренный Мишель, и проследил за тем, как последний человек из команды организаторов – звукооператор – покинул зал. Так труппа танцевальной постановки Макарти получила практически официальное разрешение на попойку в стенах именитой Бродвейской сцены.
Так значит, среди подчинённых Макарти отсутствовал сухой закон: о таких вещах в лицо и не спросишь, а отважиться проверить на деле ― может стоить роли в постановке. Но если закон нарушает вся труппа, значит, нарушение нарекается исключением. Наставник же не станет увольнять всех работников одновременно… Мы окончательно подписали себе приговор, когда Карлос составил список участников, сбросивших ему на карту символическую сумму на затраты.
Сменив роль принца на маску супергероя я вместе с предвкушающей разгоряченной толпой направился в заброшенное техническое помещение за сценой, где сегодня было устроено форменное безобразие. На несколько мгновений меня увлекло упование на алкогольные изыски: что же они прикупили на сегодняшний вечер? Когда я вошёл в прокуренное помещение с заколоченным окном и раскиданным поломанным реквезитом, послужившим импровизированными сидениями, Изабель наливала в поллитровый пластиковый стакан бесцветный напиток умопомрачительно резкого запаха поверх фруктового сока. Водка…
– Вы все тут фанаты страшного похмелья? ― Я осмотрелся вокруг, заглядывая в чужие стаканчики и слабо принюхиваясь, но в воздухе воцарил нескромный жгучий спиртовой запах, перебивающий любые другие приятные и неприятные ароматы. Не хотелось казаться брюзгой, но я был в большей степени фанатом благородного спиртного напитка с хорошей выдержкой солода в дубовых душистых бочках – виски, например, но точно не был фанатом этанола, безыскусно разбавленного водой.
– Пей, что дают, ― парень из массовки с пышной кудрявой шевелюрой и поднятой на лоб розовой маской, в которой я признал мультяшного героя, плеснул в пустой стакан остатки из распитой бутылки и бесцеремонно вручил мне. ― На сегодня наша цель – нажраться. Не отрывайся от коллектива, это будет не хорошо.
Где-то я потерял свой алкогольный запал, наверное, на задворках театрального будущего: глядя на этого парнишку я невольно заключил, что, видимо, староват я уже для таких мероприятий. Хотя, это может быть единственной здравой мыслью за сегодняшний день после новости об очередных изменениях в сольном с Изабель номере, да и просто осточертело думать о всяком… Я даже растерялся немного, но не забыл понятливо кивнуть прежде, чем отправиться на поиски неиспитой коробки сока под шумные, поддерживающие и уже довольно пьяные аплодисменты.
***
После нескольких стаканов чудодейственного коктейля я начал понимать смысл наличия масок: с ними пьяные лица, которые я даже не всегда узнавал, выглядели не так убого. Я таскался по коридору между действующей и брошенной гримёркой, пристраиваясь к чужим компаниям, молча посасывал через трубочку намешенное пойло и вслушивался в свежие сплетни буквально из первых уст: кого считают выскочкой, кого прикрывали во время опозданий, кто с кем перепихнулся. В какой-то момент обо мне случайно обмолвились, не заметив молчаливого присутствия, но я был такой поддатый, что даже не поблагодарил совершенно незнакомого человека, замолвившего за меня словечко. Что-то вроде: "он не так плох, старается влиться в коллектив…"
Прогуливаясь на своих двух в сторону концертного зала, наверное, последний раз за сегодня, я играл с искусанной трубочкой во рту и думал о том, что я никого здесь не знаю. Кроме Карлоса, Изабель и, конечно, Мишель… Лица знакомые, мы пересекаемся, но я так и не запомнил ни одного из участника труппы, а ведь тем временем они все были талантливы… Наверное. Кругом одни ведьмы, зайчики, зелёные страшные морды. Я продолжал небрежно прогуливаться мимо всего этого зверинца и осознавать, что все они считают меня снобом, как бы я не старался сделать вид, что являюсь частью этого мероприятия. Возможно, я сильно прибеднялся, ведь я и не старался особо к ним примкнуть… А может, стоило это сделать…
Женская шевелюра виднелась в одном из алых крайних концертных кресел. Девушка сидела одна в среднем ряду, ближе к сцене расположилась небольшая компания из человек пяти, неумело напевающих песни Бейонсе, периодически переходя на пьяный стеклянный визг. Я шёл по пролёту в сторону сцены, подходя всё ближе к одинокой инкогнито в маске, собираясь дерзко нарушить её одиночество. В конце концов, пора тряхнуть стариной и завести новые непринуждённые знакомства: это всегда помогало мне освободить дурную голову. Я даже не прочь был дать лишний повод местным светским сплетникам поддержать изъезженные усталые разговоры: одна навязчивая гадкая мысль приводила меня в опьяняющее поверх водки самодовольство. Она бы точно раскрасила свежими эмоциями эту заунывную вечеринку; я натянул маску плотнее.
Не дожидаясь, когда незнакомка успеет понять, что рядом с ней возник человек, я бесцеремонно наклонился за поцелуем, притягивая её за непослушную голову, и настойчиво проник ей в рот влажным языком, ощущая, как от нас двоих разит спиртом, тепло обжигающим наши соприкоснувшиеся губы. Глубокий смачный поцелуй состоялся под свист и одобряющие визги немногочисленных зрителей: от неизъяснимо лакомого удовольствия, я ошеломлённо распахнул глаза, столкнувшись с зелёной маской, что вручил Мишель утром собственноручно.
2.3
Ещё ни в одном существующем сиквеле Бэтмен и Робин не сливались в откровенном пылком поцелуе. Я ошеломлённо отодвинулся от Мишель, небрежно утирающей рукавом влажный от слюней рот, и тут же нагнулся за зелёной маской, срывая её с раскрасневшегося женского личика. Действительно, это была она… Алкоголь будто только сейчас окончательно впитался в кровь, безжалостно заставляя меня загореться, о, как странно, стыдливым сожалением под непонимающим и осуждающим взглядом серых глаз напротив. Со стороны могло показаться, что меня совсем не заботят чувства Мишель, но ведь это было не так?!
– Прости, я думал, что это не ты… ― Извинения чудным образом донеслись из моего рта, как что-то грязное и не достойное, эхом зазвенев в моей голове, а Мишель менялась на глазах. Вопиющее недовольство на раскрытых от шока губах приняло вид агрессивного разочарования. Желваки заходили на лице от строго сомкнутых челюстей, а я убито забегал взглядом вокруг её напрягшегося тела, чувствуя, как совестливые угрызения испепеляют штормивший алкоголем мозг. Перепившая компания у сцены не замолкая смеялась и выкрикивала неразборчивые фразы в знак поддержки состоявшегося публичного поцелуя.
– Прощаю, ― девушка, с виду растоптанная всей нелепостью ситуации, поднялась с кресла, попутно ухватив с пола стакан разбавленной соком водки, и, стоя, жадно пригубила. Как расценивать её ответ – серьёзно или саркастично – я не понимал, а наружу просились скомканные оправдания.
– Я хотел сказать, что не собирался так поступать с тобой после… И я не знал, кто здесь сидит, не собирался лезть к какой-то конкретной девушке… Но это оказалась ты, ― с пустого стаканчика скатилось пару липких капель ей на ладонь. Танцовщица совершенно непонимающе, медленно хлопая ресницами, и уже как-то снисходительно осмотрела меня с ног до головы, не пряча в своих бегающих зрачках неприкрытое опьянение.
– Слушай, вызови мне такси, ― из заднего кармана узких джинс она вытянула телефон и с немой мольбой на губах вручила мне его, боязливо оглядываясь на развлекающихся у сцены артистов.
– Хорошо, ― вполне себе обычная просьба как-то гулко отзывалась у меня в груди, словно с этого момента неукротимый стыд будет изнывать во мне каждый раз при общении с Мишель. Вот так я сдержал обещание: завтра вся труппа будет обсуждать наши несуществующие с танцовщицей отношения, ковыряться в личных переживаниях, хотя у самих, как выяснилось за этот вечер, грехи посерьёзнее каких-то пьяных поцелуев. Я всеми силами надеялся, что самобичевание – от высокого градуса в крови и вскоре пройдёт, но горячий стыд подпитывался странной реакцией девушки. В её стиле оказалось оставаться сдержанной даже в пьяном состоянии, безжалостно сокрушая любые клишированные стандарты женских истерик. Для меня это было дико.
Предусмотрительно не прощаясь ни с кем из накидавшегося коллектива, я усилием воли прошёлся по рядам концертного зала и гримёркам, отыскивая спортивную красную сумку со светлым пальто Мишель под грудой чужих вещей и разлёгшихся поверх них театральных пьяниц. В моем голодном желудке плескалась водка, я чувствовал, как она жгла стенки изнутри, усиливая и без того сомнительное состояние. Поцелуй всё перевернул вверх дном: я коснулся горьких губ Мишель и голову вскружило далеко не спиртное. Сердце тревожно билось не то от неловкости, которую я собственноручно воссоздал после причинённых ей обид, не то от того, что моя выходка угодила прямо в цель. Я ведь достаточно долго думал о Мишель, чтобы снова мысленно гладить её изгибы… Этот поцелуй такой гадкий, если учитывать мои непоследовательные поступки, и, чёрт возьми, такой приятный, что я не мог не думать об этом оставшийся вечер. О том, как расстроенно Мишель встретила моё признание в том, что я не ожидал угодить с ласками именно в её чувственные неприступные губы.
Своё пальто я торопливо нацепил в коридоре, наши сумки закинул на плечи, следуя снова в концертный зал и попутно заказывая машину. Мишель не двинулась с места за это время: всё так же пряталась среди множества одиноких бархатных спинок, выглядывая лишь макушкой. Как мог я не узнать её цвет волос, силуэт ― не понимаю. Она ведь вся была соткана из свойственных только ей манер, походки и очертаний во внешнем виде, которые спутать с другими было, наверное, невозможно. Харизматичная девушка с особо принципиальным характером не могла не бросаться в глаза. Вот и мне ― бросилась даже со спины. А что если глубоко в подсознании я догадался…
– Пора на выход, ― попытавшись вырвать её из задумчивого гипнотического состояния, я помог натянуть пальто на пошатывающуюся, неуверенно поднявшуюся на ноги фигурку. Мишель всё кусала губу, пялясь поверх одной неразборчивой точки, мутневшей в её глазах глубокими размышлениями. Боюсь, она думала о поцелуе… Но её просьба о помощи намекала мне на принятие глупых извинений и необъяснимое равнодушие. Я начинал думать, что снова слишком легко реабилитировался в её глазах. ― Пошли, помогу.
– Не нужно, я ведь могу сама, ― Мишель попыталась снять с моего плеча свою спортивную сумку, но я ухватил её за ладонь, безапелляционно отпихивая.
– Я не сомневаюсь, но я всё равно заказал такси на два адреса. Тоже поеду домой. Так что, нам по пути, и пора спускаться.
– А что так рано? Слабовато развлёкся сегодня, ― не удержавшись от маленькой безобидной колкости в сторону моего оледеневшего от досадливого сожаления сердца, Мишель медленно направилась к выходу, придерживаясь за многочисленные подлокотники кресел, сопровождающие бархатные пролёты. Всё это смотрелось странно: мне как всегда не могло быть дела до женских переживаний, но танцовщица так усердно их прятала, а они теперь так безобразно пробивались наружу, что мне становилось очевидно: я ненароком измываюсь над её гордостью.
Её самочувствие оставляло желать лучшего, но девушка упорно шла к двери, игнорируя головокружительное опьянение и ослабевающие в коленях ноги. Мою помощь она не принимала, поэтому я шёл следом, нетерпеливо наблюдая за каждым её неловким шагом: ох уж эта неуместная самостоятельность… Мы неторопясь миновали главный вход в зал и направились по коридорам в сторону лестниц в холле. Я нес наши сумки и отвечал на несколько нетерпеливых звонков от таксиста, попутно незаметно пытаясь придержать Мишель под локоть каждый раз, как она норовила оступиться. Если честно, я бы и сам не отказался, чтобы меня отвели за руку домой.
Скитания по коридорам в сторону уже отключенных эскалаторов в холле и мраморных лестниц отняли у нас приличный промежуток времени, доводя водителя до пика раздражения. Он дал нам это понять, с силой захлопнув дверь заднего сидения, едва позволив расположиться внутри салона.
– Центральный парк и Риверсайд бульвар. Верно? ― Мишель облокотилась головой о холодное запотевшее окно, прикрыв дрожащие от усталости веки. На улице стемнело, магазинные вывески мерцали через плотную тонировку. ― Оплатите пожалуйста поездку.
– Мы и мили ещё не проехали, ― с недоверием потянувшись к портмоне, я застыл в ожидании объяснений, пока девушка тихо засопела. С моих губ едва не сорвался смешок, но недовольное лицо таксиста, следившее за мной в зеркало заднего вида заставило меня нахмуриться.
– Сэр, двадцать пять долларов, пожалуйста. Во время крайней поездки один клиент вышел через заднюю дверь и не заплатил. Я вынужден брать предоплату.
– Чёрт возьми, почему так дорого? ― Удивившись расценкам и предыстории водителя, я небрежно вложил в его руку купюры, и устало опустился на сидение. Вообще-то деньги не были проблемой. ― Без сдачи.
– Сегодня хэллоуин, сэр. Пробки.
Ни чуть не обрадовавшись чаевым, мужчина припрятал выручку и тронулся, вливаясь в поток медленно подкатывающихся к светофору машин. Сквозь черноту вечера, нарушаемую пестрящими рекламными банерами, я всмотрелся в лобовое стекло, встречаясь взглядом с километровыми колоннами автомобилей. Превосходно: поездка предвещала нам неограниченный по времени муторный путь до отеля, когда как пешком он бы занял двадцать минут.
Девушка сползла на кресло, спрятав покрасневшее от холода лицо от моего наблюдательного взгляда, и сложила под голову ладошки. Ей удалось так быстро заснуть, что невинная доверчивость на моё едва контролируемое состояние привело меня в глубокую задумчивость: как Мишель удаётся оставаться такой терпимой к вечно идиотским выходкам и продолжать со мной общение? Это какой-то мазохистский и жертвенный профессионализм в работе.
От бодрящего холода, просачивающегося сквозь мелкие зазоры стекол, опьянение постепенно отступало, а городские огни и горящие фары сквозь тонированные окна укачивали, как в колыбельной, и вызывали во мне непреодолимое спокойствие. Разлёгшись на заднем сидении рядом с мирно спящей танцовщицей мне уже не было так совестливо за недавний поступок в концертном зале. Она слишком, но по-прежнему добра ко мне, и если откинуть такие мелочи как те, что мы в ссоре и приходимся друг другу никем, подобные мысли очень даже внушали кратковременное удовольствие от момента.
Таксист недовольно бубнил вслед объезжающего его чёрного автобуса, украшенного метёлками, куклами и паутинами, переполненного туристами. Праздник был ему не по нраву, собственно, как и мне пару десятков предыдущих лет. Внушительный срок, который я провёл в отчуждении от бесполезной праздничной возни, превратил меня в чёрствого циника и ярого ненавистника семейных традиций. Но сегодня толпы людей в костюмах и гриме, сопровождающих пешими прогулками пробки вдоль гудящих дорог, от чего-то достучались даже до меня: праздничная атмосфера без спроса и разрешения ворвалась мне в душу, и я любовался красками и шумом оживлённого города, хоть и участвуя в этом лишь как сторонний наблюдатель.
Наряженные пешеходы сновали даже между машин на проезжей части, и передвигались явно быстрее рядов авто. Через томительные два десятка минут мы приблизились к Бродвею, и я смог разглядеть целый парад всевозможных устрашающих образов: средневековые платья, фраки, объемные крылья, шляпы, увесистые парики, волочившиеся по тротуару плащи и подолы, мётла, клоунские комбинезоны, воздушные шары и горящие тыквы, рябившие в глазах, как одна пёстрая неразборчивая какофония, разбавленная множеством людей в полицейской форме. Я даже приподнялся с кресла, рассматривая у самого окна развлекающихся местных и удивляющихся туристов. Я сам был в числе последних.
Припомнив своё унылое утро с намёком на предпраздничное настроение, я вдруг заключил, что желание воплотилось в полной мере: я побывал на параде Бродвея, наблюдая за вспышками фотокамер, в приятной компании. И пускай Мишель сладко спала, я чувствовал, что её присутствие ― именно то, что было нужно. Рядом с танцовщицей я не чувствовал себя одиноко, мог позволить себе глупости и быть за это прощён. Не долго думая, я протянул ей ладонь на плечо и попытался разбудить, от чего девушка испуганно вздрогнула и распахнула глаза.
– Смотри, ― Мишель непонимающе обернулась в сторону пешего перекрытого перекрёстка, и сладко зевнула, сопровождая восхищённой улыбкой компанию молодых людей с разукрашенными лицами в злодейских костюмах. На недолгие пару секунд в её светлых глазах отразилась яркая Бродвеская улица. Она словно и думать забыла, какой сейчас час и куда мы направляемся.
– Забавно, ― отяжелевшие веки неконтролируемо опустились, и девушка осталась дремать лицом ко мне. А через несколько мгновений и вовсе опустилась на плечо.
Красочные вывески, толпы гуляк и неожиданные вскрики сопровождали те долгие тридцать минут до соседнего перекрёстка с Плазой, что показались мне незаметными. Вдоволь насладившись атмосферой неспящего города, я всё оборачивался в сторону танцовщицы, чтобы убедиться, что она по-прежнему мирно посапывает, и никак не мог достаточно вобрать в воспоминания ускользающий вечер, увенчавшийся неторопливой поездкой в такси. Мне так было жаль, что через пару минут машина остановится около отеля, и мне придётся разбудить девушку, чтобы попрощаться на несколько дней. Ведь впереди нас ждали бесполезные выходные.
Но вот таксист остановился у Центрального парка, включил задние габариты и неминуемо распахнул двери перед входом в Плазу.
– Прошу, сэр, ― я снова разбудил Мишель, встретившись с сущим непониманием на её заспанном личике, и помог ей выбраться из авто, придерживая под локоть. С таким самочувствием ей явно потребуется помощь, чтобы добраться до номера.
– Вы не могли бы подождать пару минут, я провожу девушку и вернусь.
У водителя не было выбора, но кислая мина быстро разоблачила в нём неприязнь, и он попытался вежливо улыбнуться на мою утомительную просьбу.
– Конечно, сэр.
Взыгравшие джентльменские манеры и умиротворение после приятной прогулки на такси пробудили во мне контроль над сознанием. Похоже, я совсем уже не был пьян. Зато танцовщица готова была распластаться по асфальту, клюя головой по пути до ресепшена. Мы неторопливо вошли в Плазу, волоча за собой сумку, под приветствие швейцара в фешенебельном костюмчике, и я ощутил тепло помещения, приятно обдающее лицо с мороза. Обстановка в холле была вычурная и богатая, впечатляла лоском интерьера и чистоты.
– Добрый вечер, как могу вам помочь? ― Любезная девушка с ресепшена наградила нас широкой улыбкой, едва пряча на смутившимся личике волнение за состояние моей спутницы. Мишель облокотилась о мое плечо, засыпая на ходу, благо, удерживаясь на ногах. Могу поспорить, от нас разило алкогольным ароматом ещё у входных дверей.
– Это мисс Грэхем, она у вас проживает, ― я попытался потеребить танцовщицу за плечо, чтобы она собралась с последними силами перед крепким ночным сном, но она, видимо, решила, что я транспортирую её до апартаментов без помощи их хозяйки. Администратор недоверчиво покосилась на компьютер и что-то быстро сообразила на клавиатуре.
– Назовите, пожалуйста, имя гостьи.
– Мишель, ― танцовщица слабо отозвалась на своё имя, едва слышно промычав. ― Вы не против, я провожу её до дверей номера?
– Да, всё верно. Мишель Грэхем… ― Столкнувшись с моим пытливым взглядом, молоденькая работница неловко улыбнулась. ― Кхм… К сожалению, уже слишком поздний час. Посещение гостей разрешено строго до двенадцати. В целях безопасности наш администратор проводит мисс Грэхем самостоятельно.
– Думаете, если бы я хотел от неё избавиться, привёл бы убивать в номер?
Не оценив безобидную шутку, стушевавшаяся администратор потеряла и намёк на приветливое выражение лица, тут же подозвав жестом консьержа. Я потерянно осмотрелся вокруг, не находясь, как поправить ситуацию. Спасибо, что не позвали охрану.
– Джордж, проводи гостью в двести семидесятый номер, ― девушка поправила галстучек, словно бы он ей мешал ровно дышать, и безапелляционно завершила наш идиотский диалог.
– Спасибо, сэр. Всего доброго!
Названный Джордж в презабавном головном уборе взял Мишель под руку, во вторую прихватив её вещи, и послушно направился к лифту.
С несколько секунд я ещё постоял на месте, не находясь, что делать дальше. Меня здорово отшили в сторону выхода, уведя из обозрения пьяненькую танцовщицу, и почему-то настроение было уже и не таким оживлённым, и мысли тут же нахлынули какие-то отрешённые, унылые. Но вовремя придя в себя, я вспомнил, что снаружи ждёт разозлённый таксист, больше меня желавший прокатиться по адресу до моего дома…
Смерив холл гулкими шагами я проигнорировал прощание швейцара и толкнул массивную стеклянную дверь на своём пути, не дожидаясь его помощи. Влетел в центральный проход и направился вниз по ступенькам, устланным ворсистым красным ковром. И вдруг увидел под ногами в свете уличных фонарей светлую прямоугольную карточку с фамилией и инициалами.
Грэхем М. № 270
Какая жалость… Отсутствие идей на ближайшие выходные дни, внезапно нахлынувшая грусть и, в добавок, ключ от номера Мишель в моих руках ― сама судьба противилась отбытию в сторону дома. Повертев в руках находку с отметкой номерного фонда Плазы, я бросил беглый взгляд на водителя такси, двумя вытянутыми руками обхватившего нетерпеливо руль и зло поглядывающего в боковое стекло. Буйная фантазия сразу нарисовала мне исход, где я сел в такси, прикарманив ключ, а потом заявился внезапно в гости к рассеянной танцовщице в ночное время, чтобы прекрасно его провести вдвоём… Но я, конечно, отбросил эту пакостную мысль быстрее, чем представил ошеломительную ярость на женском личике, и решил вернуть пропажу на ресепшен… Хватит с нас первой репетиции и публичного поцелуя подшофе.
Глаза таксиста сузились прежде, чем я успел развернуться в сторону входа отеля: мне показалось, он что-то прокричал. Но я был уверен, что заставляю ждать его последний за сегодня раз, учитывая, что поездку я оплатил заранее. Я даже был не против доплатить.
Также стремительно, как покинул холл, я вернулся обратно под непонимающий и даже слегка осуждающий взгляд администратора, но поспешил показать ей карточку в своих руках, которую, она тут же признала. И вот я снова подошёл к стойке регистрации.
– Девушка обронила ключ, ― работница понимающе кивнула и, кажется, даже поблагодарила, пока я уже спешил к выходу, чтобы, наконец, покинуть злополучный отель. Итого: я зашёл и вышел по длинной лестнице по два раза, хотя ни разу не был постояльцем Плазы, а после испитого количества водки это даже походило на достижение.
Швейцар предусмотрительно распахнул передо мной дверь, и на этот раз я любезно поблагодарил его, а когда торопливо выскочил на улицу, мне предстала картинка со свистом разворачивающегося такси и спортивной сумки, расположившейся на бордюре. Чёртов ублюдок!
Прежде, чем охрана и разукрашенные прохожие, прогуливающиеся среди патрулирующей город полиции, сочли мои вещи боевым подкладом, я подбежал к дороге и схватил брошенную сумку с асфальта, пугливо озираясь по сторонам. Неужели, и я стал так доверчив к посторонним людям, что позволил таксисту уехать с моими деньгами, не закончив маршрут? Видимо, пьянки действительно больше не моё… Издав тяжелый звучный вздох, едва справляясь с разочарованием сегодняшнего, никак не заканчивающегося дня, я бросил взгляд на наручные часы, убедившись, что сейчас глубокая ночь. Дела как всегда превосходны… Силы меня покинули под лавиной внезапно накатившей усталости и агрессии: номера машины я не рассматривал, а потому даже не смогу пожаловаться на смывшегося водителя.
Снова искать и ждать такси… Я было мельком подумал наведаться в алкогольный магазин, чтобы добить себя перед выходными или хотя бы согреться, но ведь время перевалило за двенадцать. Иди пешком до дома было полчаса по оживлённым улицам… Всего полчаса по холоду в пьяном бреду. Но тут я залез в сумку, нащупывая паспорт, с коварной догадкой и невыносимым облегчением вдруг обернулся на горящую вывеску пятизвёздочного отеля с видом на Центральный парк и подумал, что артист труппы Крэга Макарти может себе позволить остановиться и здесь.
В третий и последний раз за сегодня я взобрался по лестнице, вальяжно и непринуждённо нарушив тишину в холле, намереваясь лечь спать в ближайшие пятнадцать минут. Администратор уже устала вставать и здороваться; встретила меня ещё большим непониманием, чем в предыдущих два раза, явно не понимая, что теперь-то я забыл в их стенах, но я измученно швырнул на стойку документ и деньги, облокотившись головой о ближайшую колонну, и опустил сумку на мраморный пол. Девушка закопошилась в компьютере. Спустя пять минут улаживания всех организационных вопросов, я начал клевать носом, а работница, наконец, принялась готовить мне ключ.
–… Предпочтителен вид на Центральный парк или Пятое авеню, мистер Форд?
Администратор всё что-то спрашивала и спрашивала, нарушая мою подступившую дремоту. Я тяжело вздохнул, пытаясь понять, какие ещё у меня есть предпочтения помимо крепкого сна…
– Хочу номер рядом с мисс Грэхем, ― девушка чуть вскинула брови, слабо контролируя неожиданный интерес к развитию событий, но тут же понятливо кивнула. Наверное, уже сделала все очевидные и неочевидные выводы.
Пара мгновений и консьерж уже вёл меня по коридору к лифту именитой Плазы. Сквозь приглушённый свет и слипающиеся веки я рассматривал не без удовольствия расписные потолки, витиеватые люстры с увесистыми переливающимися камнями, и всё больше наслаждался спонтанным решением остановиться по соседству с лапулей. Будь я доставлен по адресу, бессонница в стенах моей квартиры на Риверсайд уже бы испортила мне и без того странный вечер, но исправить ситуацию оказалось проще, чем могло показаться на первый взгляд.
На тринадцатом этаже двери лифта плавно и бесшумно распахнулись, мы дошли по тусклому спящему коридору до моего номера, приложив к датчику ключ: консьерж убедился, что дверь открылась, а я тут же нашёл взглядом двести семидесятую комнату, прямо напротив своей.
Мужчина пожелал мне "спокойной ночи" и уехал на лифте, а заглянул за порог номера и, не долго думая, закрыл его. Замер у двери, за которой, наверное, уже спала Мишель…
