Текст книги "Маг дороги (сборник)"

Автор книги: Марина и Сергей Дяченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)

Глава 13
РАЗВЕДКА БОЕМ

Вечером меня позвали на военно-дорожный совет.

Почти все уже спали – измученные дорогой в горах, над пропастями, и сквозь пещерные тоннели, и по хлипким каменным мостикам над бездной. Я тоже едва стояла на ногах; Гарольд смерил меня взглядом, протянул руку над моей головой:

– Оживи…

Глаза мои тут же открылись, сон улетучился. Зато Гарольд заметно побледнел.

– Тебя же не просили, – сказала я с укоризной. И, спохватившись, добавила: – Спасибо, конечно…

Шатер был разбит на этот раз на опушке леса. Деревья очертаниями напоминали елки, но с серой и черной хвоей. Я потрогала одну ветку – фу! Иголки были похожи на жесткие человеческие волосы. Ну и местечко, скажу я вам!

И все-таки здесь было красиво. Непривычно и страшно, как на другой планете (фиолетовое небо на закате… Елки эти волосатые, вершины скал – как запрокинутые в небо носатые злые лица…), но все-таки красиво, и в животе у меня тоненько запела «путешественная» струнка. В дальние страны лежит наш путь, где-то там, на далеких берегах, начнется новое Королевство!

Военно-дорожный совет на этот раз был расширенный. Кроме Оберона и нас, магов, там были канцлер, комендант, принц и начальник стражи. Все они по очереди говорили, но слушать их было вовсе не интересно.

Комендант долго и нудно докладывал о том, сколько муки, вяленого мяса, овощей и круп расходует караван ежедневно, сколько овса съедают лошади, какие ремонтные работы нужно провести в ближайшее время, как уменьшить расход топлива, сколько подков потеряно, сколько дегтя требуется для тележных осей и так далее. Канцлер, слушая его, все надувался и краснел, а потом закричал, что это головотяпство и саботаж, лошади при таком пайке сдохнут от голода через три дня, а если «его милость» не образумится, то сдохнем и все мы.

Комендант не согласился, стал возражать и ругаться. Принц слушал с болезненным вниманием. Я покосилась на Оберона – тот улыбнулся мне чуть заметно, мол, ничего страшного. Обычное дело.

Наконец начальник стражи гаркнул на сцепившихся коменданта и канцлера, велев им либо замолчать, либо говорить по очереди. Спорщики разошлись в разные углы шатра, совсем как боксеры в перерыве между раундами, и там сопели, вздыхали, бормотали под нос и обменивались сердитыми взглядами.

– Что у нас с высочествами? – спросил Оберон принца.

Тот устало пожал плечами:

– Как я и говорил. Стелла, Розина и Ортензия ведут себя как люди. Ну, иногда капризничают. Но можно терпеть. Алисия и Филумена требуют танцев, развлечений, трижды надень валятся в обморок, но и это можно терпеть. Но Эльвира! Ей придется затыкать рот, запирать в карете, усыплять… Я не знаю, что с ней делать, она постоянно сидит и бормочет, что все пропало, что мы погибли, зачем мы покинули старый замок, теперь нас всех ждет мучительная смерть. Другие слушают ее и заражаются, как гриппом, – начинаются истерики, обмороки… Ваше величество, я прошу вас решить этот вопрос, потому что за вами, в конце концов, последнее слово.

– Ты предлагаешь сбросить ее в пропасть? – спросил Оберон без улыбки.

– Я с самого начала говорил, что ее нельзя брать. – Принц чуть побледнел. – Она истеричка и паникерша.

– Она часть нашего Королевства. Не все, что в Королевстве, – сахар.

Принц опустил глаза:

– Что мне делать?

– Приведешь ее ко мне завтра утром.

Я попыталась вспомнить, кто из высочеств – Эльвира. Кажется, это та самая, похожая на Мальвину… Или веснушчатая? А может, брюнетка, которая смахивает на Зайцеву? Мне стало смешно: вот бы Зайцеву с Лозовой сюда, под эти черные елки! Тоже небось скулили бы и предвещали всякие беды…

Интересно, Оберон поругает ее? Или заколдует, чтобы долго не возиться?

Я пропустила доклад начальника стражи – впрочем, он больше хвастался, чем докладывал. Все, мол, стражники верны королю, все бодры духом и намерены преодолевать трудности лихо и с песней, и ну и все такое. Трубач, правда, кашляет – простудился, но начальник стражи отдал ему свой личный запас драконовой смолы, которая, как известно, борется с кашлем, как дракон.

Потом слово перешло к Лансу, Тот пожал плечами, будто говоря: ну что вам еще рассказывать?

– Господа, мы успешно пересекли границу неоткрытых земель. Концентрация зла вокруг Королевства не превышает обычного для этих мест фона. Сегодня мною остановлены две лавины средней тяжести, которые, однако, были естественным порождением физических законов, а не проявлением чьей-либо злой воли. Пока оснований для паники я не вижу. Следите за средствами оповещения – сигнал «магическая опасность» остается прежним, это прерывистый луч в небо. У меня все, ваше величество.

– Очень хорошо, – сказал Оберон. – Перед тем как мы разойдемся, я хочу напомнить вам, господа, об одной очень важной вещи. Здесь, на неоткрытых землях, Королевство выживет только в том случае, если будет едино. Попытка оставить службу в пути расценивается как измена и карается смертью… Надеюсь, все ваши люди об этом знают?

Интересно, что я этого не знала. Хоть я и не собиралась оставить службу Оберону, а все-таки в животе у меня наметился холодок.

– Что же, господа, – заключил Оберон и оглянулся на начальника стражи. – Мне не стоит проверять ночные караулы?

Тот даже поперхнулся от рвения – разумеется, его величество может спокойненько почивать в своем шатре, караулы надежны, бессонны и сменяются каждые четыре часа.

– Благодарю за службу, – сказал Оберон. – Господа, все свободны, все могут идти «почивать»…

Я не удержалась и зевнула, прикрыв рот ладонью. Гарольд, увидев это, заразился и зевнул тоже. Оберон что-то шепнул ему на ухо; Гарольд удивленно на него глянул. Потом кивнул и побрел к выходу, не оглядываясь на меня.

– Гарольд, ты совсем заснул?

Я поторопилась за ним, но Оберон мягко перехватил меня за плечо:

– Лена… Останься.

Опустился полог шатра за последним из уходящих, начальником стражи. Мы с королем остались вдвоем; я вопросительно на него уставилась – снизу вверх.

Оберон протянул ладонь над моей головой:

– Оживи…

Р-раз!

Захотелось прыгать мячиком, бегать, кувыркаться, драться с кем-нибудь, совершать подвиги… И летать! Ах, как мне захотелось летать!

Я не удержалась и подпрыгнула. Еще и еще; а Оберон ни капельки не изменился. Как будто и не передал мне целую кучу собственных сил!

– Спасибо, – пробормотала я. – Э-э-э… ваше величество. Я теперь точно не засну!

– Собственно, спать тебе не придется, – немного виновато сказал Оберон. – Я собираюсь взять тебя с собой на разведку. Как ты на это смотришь?

Фиалк не стоял, привязанный, с другими лошадьми, не хрустел овсом; он явился из темноты, молочно-белый, свободный, по-лебединому изогнул шею, сверкнул крокодильими зубами. Карий глаз уставился на меня вопросительно.

– А где твой посох? – спросил Оберон.

Батюшки! Я пришла в такой восторг от его слов о разведке, что забыла свое оружие в шатре! Позор мне на голову!

Я ждала, что вот сейчас он скажет: ну, раз ты так обращаешься с посохом, я не возьму тебя с собой. Я была к этому совершенно готова – но Оберон только укоризненно покачал головой:

– Иди и поскорее принеси.

Я вернулась, запыхавшись, с посохом наперевес, с налитыми кровью ушами:

– Я больше никогда его не забуду, честное слово… ваше величество!

Вместо ответа Оберон взял меня под мышки и легко поднял, водрузил на седло. Я тут же поджала ноги, потому что Фиалк пожелал в этот момент расправить тонкие кожистые крылья. Когда Оберон вскочил в седло за моей спиной, крокодилоконь сложил крылышки, и я коленями почувствовала, какие они теплые – прямо горячие.

– Ты видишь в темноте?

– Нет, – призналась я.

Он поднес ладонь к моему лицу. Сквозь щелочку между пальцами я увидела свет – деревья и скалы будто светились изнутри, каждый камушек объемно выступал из мрака, но не отбрасывал тени. Оберон убрал руку. Снова сделалось темно.

– Не вижу, – жалобно сказала я.

– Это просто. Закрой глаза…

Я послушалась. Он легко прижал мои веки ладонью:

– Представь, что у тебя во лбу, чуть выше переносицы, прожектор. Как у поезда в метро.

Я засмеялась. Уж очень забавно было здесь, в неоткрытых землях, в чужом странном мире вспоминать о метро.

– Ты не смейся, ты делай…

Я постаралась представить себя поездом. Получилось почти сразу: в последние дни, тренируясь с посохом, я здорово приручила свою фантазию. Вот у меня загорелась, зачесалась точка на лбу…

Оберон отнял руку. Я открыла глаза: вокруг было светло. То есть не совсем светло, конечно, а так, будто на освещенной многими фонарями ночной улице. Только теней не было и все вокруг походило на объемную картинку.

– Получилось?

Я оглянулась на Оберона. Борода его в ночном свете казалась стальной, кожа мраморно-белой, а глаза вообще были жуткие – они светились изнутри, бледно мерцали зеленым.

– Ой! – Я даже вздрогнула.

– Что?

– У вас глаза… светятся.

– У тебя тоже светятся, не сомневайся. Ты же смотришь ночным зрением.

– А-а-а…

Оберон тронул Фиалка, и тот пошел с места сразу в галоп. Я ухватилась за седло; правда, на спине крокодилоконя было не так тряско ехать, как на моем Сером. Казалось даже, что Фиалк не касается земли – а если и трогает ее мохнатым копытом, то только для приличия. Я глядела во все глаза – справа от нас тянулась каменная пустошь, слева качал волосатыми лапами черный лес. Между деревьями мне виделись вспышки, проблески, чьи-то глаза.

– Вон там! Вон там!

– Это птицы. Они не посмеют напасть.

– Ничего себе птицы – с такими глазищами!

– Это глупости, Лена. Настоящие опасности будут потом. А пока все спокойно. Мы вошли на территорию нашего врага, а он не кажет носа. С одной стороны, это хорошо. С другой… подозрительно. Будто ждет, чтобы мы успокоились, расслабились, потеряли бдительность…

– Но мы же не потеряем?

– Конечно, нет. Мы будем внимательными, очень внимательными. Ты еще что-то хотела спросить?

– Да, – я вспомнила холодок в животе от тех его слов: «карается смертью». – Что это значит – «оставить службу в пути»? Разве есть такие дураки, которые здесь, в этих местах, бросят нас и убегут?

Прямо под копытами Фиалка вдруг открылась трещина без дна. Я разинула рот; Фиалк, как ни в чем не бывало, развернул крылья, на секунду завис в воздухе и, перелетев пропасть, мягко приземлился на той стороне.

– Понимаешь, Лена… Дураков, конечно, нет. Все прекрасно понимают: пока мы держимся друг за друга, у нас есть шанс. Но в пути бывают такие ситуации… Нам будет страшно. Всем. А страх выворачивает из людей чувства, о которых они раньше не подозревали. Начнутся свары, раздоры…

– Как у канцлера и коменданта?

Оберон вздохнул:

– Ты думаешь, они прежде не ругались? Ругались, еще как. Поэтому их размолвка меня не волнует. Пока. Пока они не вздумают делить власть.

– А принцессы…

– То же с принцессами. Ты думаешь, Эльвира раньше не капризничала? Александр с ней намучился…

Я не сразу сообразила, что Александр – имя принца.

– Так не проще ли, – начала я давно волнующую меня тему, – оставить принцу одну невесту?

– Проще, конечно… И гуманнее. Но невозможно.

Фиалк перелетел еще через одну трещину. На этот раз я даже не вздрогнула.

– А почему?

– Потому что таковы законы Королевства. Босая девушка, постучавшаяся в ворота рано утром, назвавшаяся дочкой далекого короля, желающая стать невестой принца, должна быть принята. Принцессы-невесты очень желательны для тонкого мира – они исполнены надежд, вокруг них устанавливается гармония…

– Ничего себе гармония! Вокруг этой Эльвиры?

– Представь себе. Думаешь, она капризничает со зла? Да она борется за свое счастье! Она таким образом хочет обратить на себя внимание принца… И ей это удается. Он только о ней и говорит.

– Он же ее терпеть не может!

– Это сейчас ему так кажется. А на самом деле он к ней неравнодушен.

– Да-а? – протянула я.

Иногда мне кажется, что я ничего не понимаю в жизни.

Оберон вдруг сдавил мое плечо:

– А вот теперь смотри вперед. Видишь?

Я посмотрела, куда он указывал. Черное уродливое дерево на границе леса и пустоши вдруг забилось, задергалось – и взлетело в воздух, осыпая камушки с коротких корней. Ветки-лапы хлопали, ствол распрямлялся и складывался, как перочинный ножик. Такой твари я не видала никогда, ни на одной картинке: это была не птица, не ящер, а какое-то летающее безобразие!

– Очень опасны, – шепотом сказал Оберон. – Это разведчик. Сейчас он подаст сигнал…

Тварь разразилась скрежетом железа по стеклу. Я еле удержалась, чтобы не заткнуть уши.

И тут из леса как взовьется стая таких же точно летающих елок!

Они не кричали. Они молча взмыли над нами – мне показалось, что их там штук сто, не меньше.

– Это сосуны. Сейчас они построят хоровод – круг в круге. Начнут вращаться в разные стороны. От этого их кружения сдвигаются слои земли. Жертву затирает камнепадом. Сосуны садятся на труп или трупы, пускают корни и мирно растут несколько лет, пока хватает поживы.

Я вцепилась в его руку:

– Бежим скорее!

– Но мы же разведчики, а не беглецы… Берись за посох. Делай, как я.

Он одной рукой вскинул свой черный посох. Тонкий луч перерезал стаю, твари бесшумно забились. Оберон ударил еще и еще; запахло свежей древесиной, как в столярной мастерской. На головы нам посыпалась хвоя. Фиалк вытянул шею, расправил крылья, поднялся на дыбы. Черная тварь ринулась вниз, явно собираясь вцепиться когтями мне в глаза. Я заорала от страха, зажмурилась, вцепилась в посох, левая ладонь сделалась горячей, правая – ледяной. Бабах!

– Лена, сражайся как маг, а не пали мне бороду своей самодеятельностью! Ну-ка!

И Оберон соскочил с седла, подхватив меня под мышку.

Пс-с-с! – взвился его луч. Тресь-тресть-тресь! – посыпались опилки. Стая черных существ, уже собравшаяся было в хоровод, снова разлетелась ошметками копоти.

Я уперлась посохом в землю, сама толком не понимая: это мне оружие или костыль? От страха дрожали коленки, черные сосуны метались над головой, но самым ужасным было то, что вот сейчас Оберон их всех перебьет – а на мне останется клеймо труса!

Я выровняла дыхание. Почувствовала теплый клубок в животе, подняла его в сердце, в левую руку, в посох… Огонь!

Небо осветилось зеленым и красным. Мой залп получился красивее, чем у Оберона, но никого из тварей я, кажется, не задела.

– Экономнее, Лена, тонким лучом, прицельно. Давай.

Я снова ощутила под грудью теплый клубок…

Когда начинаешь по-настоящему драться, страх уходит. Я это давно заметила, еще в песочнице, когда ко мне приставали большие девчонки. Получите и распишитесь, граждане сосуны!

Черная стая распалась. Половина повернула обратно к лесу. Половина поднялась выше и там занялась «воздушной гимнастикой», но тварей было слишком мало, чтобы построить два хоровода. Получалась какая-то испорченная дырявая карусель. А после того, как Оберон прицельно сбил троих, летающим елкам расхотелось иметь с нами дело. Все они скрылись за верхушками леса.

Я стояла, как треножник, – навалившись на посох. Подошел Оберон. Глаза у него светились ярче, но одна половина бороды была явно короче другой.

– Вот видишь. Совершенно тут нечего бояться.

Я поежилась. Опустила глаза:

– Это я… вам в лицо… что же теперь будет?

– Ничего не будет, отрастет… Да ты молодец, молодец, не хнычь!

Он одной рукой прижал меня к себе – на секундочку. И я поняла, что это и есть счастье, Скромное боевое счастье мага дороги.

Обратно мы возвращались уже на рассвете.

– Сегодня, Лена, мы поведем здесь караван. Вот этой дорогой. Там две пропасти, через них я наведу временные мосты. Ты поедешь во главе каравана, и как только увидишь черного разведчика – сбивай. Нельзя допускать, чтобы они кричали своим. Иначе беда.

– Но вы же их прогнали, – рискнула заметить я.

–  Мыих прогнали, Лена. Но через полчаса здесь опять вырастут их посты.

– Но мы же побеждаем!

– Нас было двое, и каждый дрался в полную силу. При виде Королевства их слетятся не просто сотни – многие тысячи… А нас четверо. На весь караван. Если только они успеют построить круг, завести хоровод… хоть на секунду – считай, конец. И прибавь сюда панику, лошади испугаются, побегут, переломают ноги…

Он очень убедительно говорил. Мне снова стало страшно.

– А… почему я? То есть я, конечно, все сделаю… Но вдруг я промахнусь?

– Не промахнешься. К тому же с тобой будут Ланс и Гарольд.

– А вы?

– А я буду ждать других неприятностей. Сосуны – идеальное средство, чтобы отвлечь внимание. На месте нашего врага я дождался бы момента, когда все маги смотрят в небо, и напал бы со спины…

Я испуганно кивнула. Но тут же подумала, что настоящий маг дороги в такой ситуации должен быть немножко увереннее.

– Я поняла, ваше величество. Можете на меня надеяться.

– Ну конечно, я на тебя надеюсь… Ты еще что-то хочешь спросить?

Вокруг становилось все светлее. Глаза Оберона перестали гореть зеленым. Я мигнула, потерла веки, а когда открыла – мое зрение было обыкновенным. Я видела очертания деревьев, видела тени. Наступало утро, но мне по-прежнему не хотелось спать.

– Я хотела спросить… почему, когда я дралась в переулке, я не боялась? Ну, почти не боялась? А этих… честно говоря… в первый момент мне было не по себе.

Он потер свою опаленную бороду:

– В переулке ты понимала, что тебе не на кого рассчитывать. Гарольд был отравлен. Ты считала его подопечным, а не защитником, и вела себя соответственно. А от меня ты вправе ждать защиты. Ты думаешь, я прикрою, все сделаю за тебя.

– Нет!

– Не обижайся, это происходит помимо твоей воли. Вернее, происходило. Я затем и взял тебя с собой – чтобы ты стала моим воином, а не цыпленком под крылышком курицы. Понятно?

Фиалк перемахнул через расщелину, и мы увидели лагерь.

Глава 14
МАГИ В ДОРОГЕ

Наутро караван двинулся в путь – мимо опасного леса, в глуши которого гнездились чудовища.

Люди притихли. Королевские музыканты не бренчали струнами, не переговаривались стражники и повара. Комендант и канцлер ехали по разные стороны кареты. Шторки на окнах их высочеств были наглухо задернуты.

Два раза караван пересекал узкие трещины, через которые не мог бы перепрыгнуть ни конь (не считая Фиалка, разумеется), ни человек. Я впервые увидела, как строят воздушные замки, вернее, воздушные мосты: это были совсем настоящие, прочные горбатенькие мосты из гладких бревен, они возникали из ниоткуда по велению посоха Оберона и таяли в воздухе, как только последняя повозка перекатывалась на противоположный край расщелины. Казалось, король колдует легко, будто играет, – но я была уверена почему-то, что эти мосты стоят Оберону немалых сил.

Чутье?

Король верхом на Фиалке двигался вокруг каравана, то уходя вперед, то отставая, то держась сбоку. Я ехала во главе колонны между Лансом и Гарольдом, и у нас не было времени на то, чтобы словом перекинуться. Каждую секунду над караваном мог взвиться черный разведчик, и судьба Королевства зависела только от нашей меткости.

Первого разведчика увидел Гарольд, но сбить не смог – промахнулся. Я видела, как луч, пущенный моим наставником, проскользнул под уродливыми растопыренными корнями, едва не задев их. Ланс, как в замедленной съемке, еще только поворачивал голову; ни о чем не успев подумать, я сжала посох мокрыми ладонями и распилила летящего сосуна пополам – как пилят дерево циркулярной пилой.

Запахло стружкой. Разведчик развалился на две половинки и рухнул в стороне от каравана. Сзади кто-то закричал «ура», кто-то зааплодировал, но я ничего не почувствовала, кроме раздражения: не время шуметь! Не время радоваться! Их тут могут быть сотни!

Второго разведчика сбил Ланс, едва шевельнув плечом.

Потом очень долго ничего не было. Постоянное напряжение сводило с ума, дорога не менялась, черный лес все так же тянулся по правую руку, и все такой же серой оставалась пустошь. Мне хотелось, чтобы хоть что-нибудь произошло, – я была будто пружина, которую все растягивают и растягивают, а спустить забывают…

А потом разведчики взлетели сразу втроем. На такой случай у нас был договор – я сбиваю того, что в центре, Ланс левого, Гарольд правого. Но эти черные постоянно менялись местами! В которого мне бить?!

Едва не случилось несчастье: мы с Гарольдом выбрали одну цель. Ланс тут же подрезал другого, но третий – третий поднялся выше, расправил ветки, мне показалось, что я уже слышу скрежещущий крик…

И тут Ланс выпустил в него не просто луч – струю огня. Огонь охватил сосуна полностью; разламываясь в воздухе, он полетел вниз и, упав, сделался кучей черной пыли.

Мы молчали. Это было самое страшное ожидание в моей жизни: мне мерещились стаи чудовищ, взмывающие над лесом. Вдруг они услышали?!

Ничего не происходило. Гарольд выдохнул сквозь стиснутые зубы.

– Обошлось, – сказал Ланс.

И больше ничего не говорил на протяжении многих часов.

Черный лес заметно поредел. Изменился воздух – стал более влажным, сделалось легче дышать. Проскакал мимо Оберон, вылетел наперед; провел посохом, улавливая опасность. Обернулся к нам:

– Сворачиваем налево! К реке!

И поскакал впереди, указывая путь.

Это было еще одно жуткое и красивое место. Река, протекавшая в белом каменном ложе, походила на рыцаря в игольчатой броне: берега были покрыты огромными кристаллами льда, ледяные шипы торчали со дна, будто зубы Фиалка. Кое-где над водой нависали ледяные линзы, такие совершенные по форме, будто их специально вытачивали на оптическом заводе. И они действовали, эти линзы, еще как: по реке как раз плыл труп какого-то мелкого зверька, и, когда он проплывал под линзой, я увидела каждую шерстинку, каждый мокрый усик, каждый пупырышек на вываленном черном языке…

Мне сделалось противно. К счастью, повара не брали воду прямо из реки: они ломали, как хворост, гигантские сосульки и растапливали в котлах.

Странно: несмотря на ледяную реку, здесь вовсе не было холодно. Над водой постоянно клубился редкий туман. Интересно было бы прогуляться вдоль берега; впрочем, я так устала от охоты на разведчиков, что ни о каких прогулках и речи идти не могло.

– Лена!

Я обернулась. Принцесса, похожая на Мальвину (а я теперь точно знала, что это Эльвира), сидела на складном кресле перед расколотой ледяной линзой, улыбалась и манила меня пальцем.

– Чего?

Наверное, надо было сказать «слушаю, ваше высочество» или что-то в этом роде – но у меня язык не повернулся. Да кто она такая, принцесса-невеста? Груз, вещь, традиция, которую терпят для приличия и возят в карете с плотно задернутыми занавесками? Нехорошо, конечно, так думать о человеке, которого к тому же плохо знаешь, – но разве я обещала быть все время хорошей?

– Лена… Вы здорово стреляете. Я видела.

Нет, не зря в школе учат басню про ворону и лисицу. А может, наоборот – зря. Потому что «все не впрок», и если тебе правильно льстят – ты начинаешь улыбаться.

– Как же вы видели? У вас ведь занавески…

– А я в седло пересела, ехала верхом и все видела. Издали, конечно, нелегко разобрать, кто именно сбил чудище. Но у вас луч зеленый, я знаю. По-моему, этот зеленый луч сосуны запомнят навсегда.

– Да ничего они не запомнят, – сказала я скромно. – Те, кто видели, дохлые валяются.

– Они возрождаются из спор, – возразила Эльвира. – Как грибы. Одной веточки бывает достаточно, чтобы выросло новое чудище. И память передают потомству… Правда, что у них за память? Они же простейшие из чудовищ. Растения, по сути.

– Э-э-э, – сказала я. Мне было неприятно осознать, что какая-то принцесса знает больше меня. Но, с другой стороны, она ведь в этом мире родилась, выросла, всю жизнь прожила…

– А откуда вы, простите, все это знаете?

– Из книг. – Эльвира грустно улыбнулась. – У меня целая библиотека… была. Ее всю заставили бросить. В странствиях лишний груз.

– Э-э-э, – снова пробормотала я, не зная, что еще сказать. Эльвира вовсе не походила на истеричку, какой я ее представляла. – А… на новом месте книг у вас не будет?

– Никто не знает, что будет у нас на новом месте, – сурово сказала Эльвира. – Никто не знает, будет ли у нас хотя бы крыша над головой… Давайте не будем говорить об этом, Лена. Король не любит, когда об этом говорят. А кого не любит король, тому нелегко живется в Королевстве, можете мне поверить.

Она говорила с такой горькой убежденностью, что у меня заныло под ложечкой.

– Мне кажется, – сказала я осторожно, – его величество справедлив…

– Да, – Эльвира кивнула, но ее улыбка была какой-то очень грустной. – Разумеется. Справедлив. Лена, его высочество сказал, у себя дома вы учитесь в школе?

Она не очень ловко меняла тему разговора.

– Ну да, в школе. – Я вспомнила, что в самом деле что-то такое говорила принцу. – А что?

– Расскажите, – жадно попросила Эльвира. – Мне так хотелось бы… побывать в настоящей школе. Хоть раз.

Я раскрыла рот, чтобы ее успокоить: ничего хорошего она не потеряла. Быть принцессой-невестой куда веселее, чем каждое утро вставать ни свет ни заря, влезать в дурацкую форму, брать тяжеленную сумку с пыльными скучными книжками и идти туда, где тебя будут шпынять, погонять, дразнить, а потом еще и орать на тебя из-за того, что ты перепутала «плюс» и «минус» или, к примеру, забыла дома спортивные штаны. Я уже открыла рот, чтобы все это сказать, но Эльвира смотрела на меня своими выпуклыми глазами, небесно-синими, восторженными, и я скрепя сердце подумала: зачем портить человеку праздник?

– Школа, – начала я, сперва краснея, а потом все больше и больше входя во вкус, – это такое огроменное здание. Каждый, кто имеет право туда ходить, называется учеником. И ему покупают на школьном базаре потрясающе красивую форму, чтобы все люди на улице видели: идет ученик. Утром мы рассаживаемся каждый за свой стол, приходит учитель, и тут… начинается такое!

– Что? – Эльвира слушала, открыв рот. Глаза ее, и без того большие, сделались просто огромными – как у Мальвины, которую кто-то сильно напугал.

– Уроки! Это безумно интересно. То скелет принесут. То в банке искры прыгают. То как начнут писать на доске – прямо дух захватывает!

Эльвира мечтательно улыбалась. Мне сделалось стыдно: вышло так, будто я издеваюсь над принцессой-невестой.

– А… где его высочество? – на этот раз уже я неуклюже переменила тему.

– Не знаю, – сказала Эльвира, и ее глаза из мечтательных сделались злыми. – Гуляет с девочками. Или у отца в шатре… Лена, как я вам завидую.

– Да почему же?

– Потому что вы маг дороги. Вы необходимы королю, Королевству, и вы это понимаете… У вас есть дело, настоящее дело – охранять нас от чудовищ. А я могу только…

Она замолчала и закусила губу. Кажется, она жалела о своих словах. Они вырвались у нее почти против воли.

– Но вы ведь принцесса, – сказала я ободряюще.

Она махнула рукой:

– А знаете, какое было у нас королевство? Две коровы, две козы, один министр и один палач. Отец сам сказал: иди-ка ты, дочка, ищи себе принца… Я и пошла. Босиком. Ноги стерла до крови. Зато теперь принцесса-невеста. Повезло.

По тону и голосу Эльвиры выходило, что участь ей выпала самая незавидная. Я не могла ее понять.

– Вы… не дружите с принцем? Ссоритесь?

– Отчего же. Он очень милый.

Она опять горько усмехалась.

– Может быть, у вас не сложились отношения с королем?

– Лена, – принцесса вздохнула, – видите это кресло? Я добыла его в королевском шатре, долго просила и умоляла, клялась, что не могу сидеть на камне… Простужаюсь… Король уступил мне его с таким видом, будто я требую у него полкоролевства.

– Не понимаю, – сказала я честно. – Его величество…

– Не будем, Лена. Извините, что я вас потревожила, – и, обхватив руками плечи, Эльвира уставилась на реку.

Пообедали мы скромно. В этих местах негде было пополнить припасы – приходилось экономить. И даже хорошо, что разговор с принцессой Эльвирой огорчил меня до потери аппетита.

Ну надо же. Кресло она у короля просила.

Мне снова захотелось поговорить с Обероном. Ну вот немедленно, прямо сейчас. Я пришла к шатру, но оказалось, что Оберон опять уехал в разведку – на этот раз с Лансом. Без меня.

Глупо было обижаться, но я ощутила едва ли не ревность. Разве я плохо себя проявила в походе? Разве не я подбила первого разведчика, когда Гарольд промахнулся, а Ланс вообще ворон считал? Разве не я уложила сегодня штук десять сосунов?

С помощью посоха я научилась делать ледяные фигурки. Это было увлекательное занятие: бралась сосулька потолще и попрозрачнее, и тонким лучиком, как резцом, вырезались на ней ноги, лапы, рога, морды… Я увлеклась, С каждым разом получалось все лучше и лучше, а когда зябли руки, я грела их, положив на теплое навершие посоха. Время от времени я оглядывалась, не появится ли Фиалк возле шатра – это означало бы, что Оберон вернулся.

Но минуты шли, а Фиалка не было. Походный лагерь жил своей жизнью: стража натягивала палатки и тенты. Канцлер с комендантом вполголоса спорили, почти соприкасаясь носами, будто ощетинившиеся коты. Музыканты разучивали какую-то пьесу, их музыка странно вплеталась в пение реки. Маясь в ожидании Оберона, я решила прогуляться по берегу.

– …Это трусость. Это всего лишь трусость в тебе говорит!

Ужасно не люблю подслушивать чужие разговоры. Принц и Эльвира меня не видели: они брели, беседуя, вдоль потока, а меня скрывала от их глаз мутная ледяная глыба.

Я направила зеленый луч на воду. Зашипели, испаряясь, сосульки. Со звоном лопнула небольшая линза. Принц и принцесса, говорившие разом, замолчали, будто им одновременно заткнули рты.

– Это Лена, – сказала наконец Эльвира и попробовала улыбнуться. Она была вся красная. Интересно, в какой такой трусости обвинял ее принц?

Может, она нудит и жалуется потому, что трусиха?

– Хотите? – Я протянула ей ледяного оленя на ладони. Честно говоря, он и за лося сошел бы. И за козу. Но все равно был красивый и, главное, твердо стоял на четырех прозрачных ножках.

– Александр, какая прелесть! – Эльвира взяла оленя в свои руки. – Лена… Мы тут говорили о всякой ерунде… Вы ведь не принимаете близко к сердцу?

– А я ничего и не слышала, – честно призналась я.

Принц едва удержал вздох облегчения. Интересно: а что это у них за тайны?

Оберон вернулся поздно вечером. Я уже дремала, когда за мной прибежал начальник стражи:

– Лена! Тебя к королю!

Я наполовину обрадовалась, наполовину струсила. Прихватила на всякий случай посох – вдруг опять возьмут в разведку?

Оберон стоял посреди шатра, и вид у него был усталый и какой-то тусклый.

– Лена, добрый вечер… Как дела?

– Хорошо… ваше величество.

– Я хочу тебе сказать одну важную вещь. Потом могу забыть, а это слишком серьезно. Я научу тебя, как вернуться в твой мир. В один шаг. Без моей помощи.

– Сейчас? – Я чуть посох не выронила.

– Нет, не сейчас. Когда Королевство осядет на месте, пустит корни и выстроит замок. Тогда. Если меня не будет рядом.

– Как это вас не будет рядом?

Он посмотрел мне в глаза: