Текст книги "Маг дороги (сборник)"

Автор книги: Марина и Сергей Дяченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц)

Ключ от Королевства

Глава 1
ОБЕРОН

Все началось в ноябре, темным дождливым вечером. Вернее, это был еще не совсем вечер – всего каких-нибудь пять часов! Летом в такое время еще можно загорать. А тут – темнотища, холод, и с неба сыплется не то морось, не то снежная крупа.

А у меня за плечами – тяжеленный школьный рюкзак, потому что сегодня было семь уроков и еще я взяла в библиотеке две книжки. И весит рюкзак килограммов десять, как у туриста. Разогнуться невозможно.

И я решила подъехать домой на троллейбусе.

Ждать пришлось долго. Проходили маршрутки, но все переполненные – люди в них стояли, скрючившись под низкой крышей. Собралась толпа, я уже стала жалеть, что не отправилась сразу пешком. И тут подошел троллейбус – набитый, как бочка с селедками.

В троллейбусе был скандал.

Я так и не узнала точно, что произошло. Там ехала цыганка с цыганчатами – может, они обидели эту тетку, или тетка сама на них взъелась, но когда открылась дверь, цыганчата посыпались, как из мешка, а тетка выскочила на тротуар и закричала не своим голосом:

– Заберите этих щенков! Чтобы они сдохли! Чтобы вы все повыздыхали!

У меня всегда мурашки по коже, когда кто-нибудь так кричит. Вот у нас биологичка тоже… Когда она начинает орать, мне хочется не то убежать и спрятаться, не то вообще исчезнуть и не жить на свете. Ненавижу биологию.

А эта тетка кричала стократ хуже биологички. И мне захотелось не спрятаться, а… Сама не знаю. Подойти и встряхнуть ее за воротник? Так я и до воротника не дотянусь, она здоровенная, а я – от горшка два вершка.

Вся толпа от этой тетки брызнула в разные стороны. А я наоборот. Я к ней подскочила, и…

Мне расхотелось ее трясти. Она же только пуще разозлится. Поэтому я просто посмотрела ей в глаза и сказала:

– Нельзя так злиться. Нельзя!

И провела рукой, как будто вытирая запотевшее стекло.

И вот тут меня мурашки пробрали от затылка до пяток и в голове что-то сжалось. Сама не знаю, как так вышло. Тетка перестала кричать: глаза у нее раньше были мутные от ненависти, а теперь стали нормальные. И она заморгала, будто проснулась. Будто с нее сдернули черное непрозрачное полотнище, и она увидела фонари вокруг, людей, меня…

Тогда я быстренько повернулась и, чтобы не видеть здесь никого и чтобы меня не видели, побежала по улице домой. Подумаешь – две остановки.

Сердце во мне колотилось как бешеное: я всегда, когда влезаю в какой-нибудь скандал, потом жалею. Ну что мне было нужно от этой тетки? Она же не на меня кричала?

С неба по-прежнему что-то сыпалось, и я постепенно начала остывать. Фонари отражались в мокром асфальте, получалось два ожерелья огней – одно в небе, другое под ногами. И я совсем было успокоилась, как вдруг заметила, что он за мной идет.

Сперва почувствовала – что-то не в порядке. Оглянулась раз – идет. Два – идет, не отстает.

Тогда я нарочно перешла улицу и заглянула в хозяйственный магазин. Долго ходила там вдоль прилавков, спрашивала, что сколько стоит, уже всем продавцам надоела. Прошло минут двадцать. Я выхожу…

Опа! А он стоит у ларька напротив и делает вид, что минеральную воду покупает.

Сначала я испугалась. А потом глубоко вдохнула и подумала: ну чего мне бояться? Еще не поздно, улица людная, народу кругом полно, вон менты на машине поехали. Что он мне сделает, старикашка?

Ему с виду было лет сорок. Плечистый, высокий, но не качок. Бородка аккуратная, коротко подстриженная. Пуховая куртка. Так посмотришь – вроде приличный человек. Ну чего он ко мне привязался?

К тому времени у меня плечи устали – сил нет. И живот потихоньку начал болеть от голода. Я за весь день только и съела, что бутерброд с сыром и «Чупа-чупс» в столовой.

И ноги озябли в сырых ботинках. Надо было идти домой, тем более что в шесть часов придет мама и, если меня не будет, закатит скандал.

С другой стороны, фонарь у нас во дворе третий день не горит. Подъезд может оказаться пустой. И лифт. Что, если этот дядька за мной в лифт полезет?

Может, подождать маму у гастронома на углу?

И тут меня зло взяло. Ну с какой это радости усталый, измученный, голодный человек, у которого еще уроки не сделаны, должен полчаса торчать под дождем потому только, что за ним увязался незнакомый хмырь?

Я развернулась и пошла ему навстречу. Думала, он отведет глаза и пройдет мимо – так нет же, смотрит прямо на меня!

– Чего надо, дядя? – спросила я довольно грубо. А как с ним еще прикажете разговаривать?

Думала, он сделает большие глаза, мол, что такое, с чего ты взяла, иду, мол, по своим делам… Но он даже притворяться не стал:

– Поговорить надо.

От такой наглости я опять немножко струхнула. А в следующую секунду он как схватит меня за локоть, как дернет куда-то – я еле на ногах устояла. А может, и шлепнулась бы, если бы он меня не держал.

А в это время мимо проскочил троллейбус на полной скорости, в лужу колесами – плюх! И то место, где я только что стояла, обдало грязной водой, будто из поливальной машины.

Этот дядька меня отпустил.

– Пойдем? – говорит.

Я поправила рюкзак – он уже к тому времени килограммов сто, наверное, весил. Ну что делать в такой ситуации?

И побрели мы рядышком. Вернее, я пошла, как ни в чем не бывало, домой, а он со мной – шаг в шаг. Не отстает. Молчит.

Я не выдержала.

– Ну говорите, – говорю.

– Что?

– Говорите. Начинайте.

– Да я не знаю, с чего начать…

Как-то очень по-честному он это сказал. Когда наша классная говорит: «Я даже не знаю, что тебе сказать», – это полемический прием, другими словами, вранье. Прекрасно она знает: такая, растакая, школьный пиджак не надела, на физкультуру без формы, с биологичкой опять поругалась…

А этот дядька и в самом деле не знал, что мне сказать. Зачем тогда увязался, спрашивается?

– Тогда зачем вы за мной… идете?

– Потому что очень важно, чтобы ты мне поверила.

– А чего это мне вам верить? Я вас в первый раз вижу!

И я на него покосилась – снизу вверх. Он, конечно, не похож на тех злодеев, которыми нас в школе пугают. С другой стороны, настоящий злодей и должен выглядеть приятно – чтобы не вызывать подозрений. Чтобы своим видом завораживать жертву.

– Ну, – заговорил он снова, – если я начну с того, что меня зовут Оберон… Ты мне, конечно, не поверишь.

– Оберон… Аргон, неон, криптон, ксенон, – пробормотала я себе под нос. У нас в кабинете физики таблица Менделеева висит, здоровенная, во всю стену. Я ее со скуки наизусть выучила. Из тамошних названий имена хорошие получаются. Командир космического корабля Барий Рубидиевич… достойно звучит.

– Скажи, пожалуйста… а что ты сделала на остановке?

У меня опять мурашки по спине побежали.

– Когда? На какой остановке?

– С женщиной, которая кричала.

– Я ничего не сделала. Я просто ей сказала, что так нельзя. И ушла. А вы видели, что ли?

– Я видел… Ты ей не просто сказала. Иначе бы она еще хуже разоралась бы. Ты не просто сказала – ты сделала.Осознанно? Или случайно?

– Случайно, – сказала я. – И ничего я не делала. Я ее пальцем не коснулась. Если вы видели, то вы и должны…

– Погоди. Ты ее коснулась не руками.

– А чем же?

И я начала смеяться. Не потому, что мне сделалось смешно, – боже упаси, у меня зуб на зуб не попадал. Просто надо же было показать этому человеку, что я его не боюсь и все его домыслы – ерунда на постном масле.

– Ты меня испугалась?

Опять он очень честно спросил. И честно удивился. А как же: в темноте увязывается за девчонкой здоровенный мужик, бородатый, почти старый. Называется Обероном. Задает дурацкие вопросы. И еще удивляется, что мне чуть-чуть не по себе.

– Не бойся, – сказал он. – Я же не затем, чтобы тебя ругать. Наоборот, я давно ищу кого-нибудь похожего на тебя. Который умеет то, что ты сделала сегодня на остановке.

– Да я ничего не умею! Это было случайно, понимаете? Мне просто… всегда плохо, когда кто-то орет, ссорится. Я хотела, чтобы она замолчала!

Я запнулась. Выходило так, что я оправдываюсь. А с какой стати?

Мы шли все медленнее и медленнее и наконец остановились перед витриной гастронома. Налево, во двор, второй подъезд, восьмой этаж; только я ни за что не пошла бы туда со странным дядькой на хвосте. Дураков нет.

– Ты бы хотела попасть в Королевство?

– В Англию, что ли?

– Почему в Англию?

– Потому что Великобритания – Соединенное Королевство.

– Нет. Не в Англию. В Королевство.

– Нет, спасибо. Лучше вы сами.

– Ладно. – Он не обиделся. – Я тебе дам одну вещь. Когда решишься – бросишь ее на землю. Я буду ждать.

И сунул мне теплый шарик в ладонь.

– Ну, до свидания…

Он уходил по улице, все дальше и дальше, а я смотрела ему вслед. Надо же убедиться, что он в самом деле ушел и не сможет за мной погнаться.

Огляделась – не следит ли кто-нибудь еще?

Нырнула во двор. Взлетела по лестнице в парадное. Бегом проскочила в лифт.

И там уже разжала ладонь.

На другой день у меня было особенное настроение с самого утра. Пускай не выспалась, пускай скандал случился ни свет ни заря: за столом Петька кидался кашей в Димку, а Димка бил ложкой Петьку по голове. Я отвесила подзатыльники обоим, чтобы не орали. Пришла мама и отвесила подзатыльник уже мне – потому что я, видите ли, взрослая и должна следить за порядком, а не драться. Я схватила бутерброд со стола и так, с бутербродом в одной руке и рюкзаком в другой, выскочила на лестничную площадку. Поставила рюкзак на перила, сунула руку в карман куртки…

Он был стеклянный и немного светился изнутри. Внутри шарика стекло колыхалось, как студень, и в этом студне плавал ключ – с виду медный, с зелеными пятнышками на бородке, он замирал, когда я прямо на него смотрела. А когда я отводила взгляд и косилась исподтишка – он начинал медленно поворачиваться и мерцать, как далекая звездочка.

Ключ от Королевства.

Я будто разделилась надвое: одна моя половина прекрасно понимала, что шарик – просто красивый сувенир, а вчерашний дядечка – в лучшем случае мирный сумасшедший.

Но у меня было особенное настроение с самого утра. Потому что вторая половина уже вовсю играла в Королевство. Где зубчатые скалы, замок на горе и лес вокруг. Потому что невозможно всерьез принимать этот ноябрь, этот дождь и вечную темень. Можно же верить во что-то красивое…

Я мечтала три урока подряд. На перемене между третьим и четвертым заявилась в столовую – и наскочила там на трех идиоток из десятого «Б».

– А кто это такой? – очень громко спросила Зайцева у Лозовой. – Почему эта девочка из второго класса пришла в столовую на взрослой перемене? Время малышей – между вторым и третьим уроком. Я права?

Лозовая заржала. Хворостенко захихикала, Эта Хворостенко живет в нашем подъезде и, когда встречает меня в лифте, смотрит в сторону – просто не замечает. А когда рядом Зайцева – проходу не дает, все ищет, к чему прикопаться. Это проверено.

– Девочка, девочка, в каком ты классе?

Зайцева знает, в каком я классе. Ей просто кажется очень смешным, что я маленького роста. Ей кажется это настолько забавным, что она всякий раз придумывает новенькую шутку – все на ту же нестареющую тему.

А я расту. Я почти каждый день отмечаю свой рост на дверном косяке. Я в самом деле становлюсь больше, просто мои одноклассники растут тоже, и у них получается быстрее…

– Девочка, а девочка, а может, ты карлик?

У меня в руке был стакан с яблочным соком. Р-раз – и Зайцева оказалась мокрой с головы до ног: и лицо, и пиджак, и волосы.

– Ах ты, гадина!

Я не успела отскочить. Мокрая Зайцева заехала мне кулаком по физиономии, так что в глазах на секунду стало светло-светло. Лозовая вцепилась в волосы – хорошо, что у меня короткие волосы, не так-то просто удержать…

Я запустила в Зайцеву стаканом. Стакан отлетел от ее живота и разбился на полу; полетели в разные стороны осколки.

Хворостенко заверещала.

Кто-то налетел и вцепился в меня сзади; я, не глядя, лягнула каблуком.

Оказалось, это биологичка.

– Если тебя обидели словесно – ну так и отвечай словесно! Что это за дикость – жидкостью в лицо?! Что это за хамство – драться? Ты посмотри на себя! От горшка два вершка, а агрессивная, как уголовник!

Завучиха возвышалась передо мной, будто айсберг – меньшая часть над столом, большая – невидимая, под столом на стуле. Завучихе легко и просто сказать мне, что я – от горшка два вершка. А если я скажу ей, что она – жирная корова…

Ой, что будет!

Или хуже все равно уже ничего не будет? И можно спокойно сказать, что думаешь?

В этот момент завучиха меня ненавидела. Не за яблочный сок, и не за разбитый стакан, и даже не за синяк на ноге биологички. Она готова была меня убить за все плохое, что было в ее жизни. Как вчерашняя тетка ненавидела цыганчат – не за то, что они грязные и попрошайки, а за то, что у тетки был тяжелый, серый день – один из многих, и так до самой смерти.

Глядя в поцарапанный линолеум, я снова вспомнила все, что было на остановке. Как я будто отодвинула черную пелену, тетка замолчала, захлопала глазами, лицо ее из остервенелого вдруг стало нормальным, даже добрым…

Может, и с завучихой так получится?

Я подняла глаза.

Нет, не получится. Я поскорее снова потупилась – в пол смотреть безопаснее.

– Ты знаешь, что с четырнадцати лет наступает уголовная ответственность?

Мне еще только тринадцать исполнилось. Вон у Зайцевой уголовная ответственность давно наступила – и что?

– Ступай домой – немедленно. Приведи мать – немедленно.

– Она на работе.

– Значит, ступай на работу… Или я сама к ней пойду!

Было еще светло. Еще даже уроки не закончились.

Зайцева, Лозовая и Хворостенко преспокойно сидели на какой-нибудь географии и перемигивались со своими мальчишками. Героини.

Мой рюкзак остался в учительской. И даже лучше: не надо таскать на спине такую тяжесть.

Я села на скамейку возле школьных ворот. Идти к маме на работу – полное безумие. Во-первых, у себя в конторе она всегда занята, ей даже звонить можно только в крайнем случае. Во-вторых…

Я даже не стала додумывать эту мысль до конца. А просто вытащила из кармана куртки стеклянный шарик с плавающим ключом.

Теперь он не казался волшебным. И все особенное настроение, которое было у меня с утра, испарилось. Ключ от Королевства… вот вам ключ от Королевства, в Королевстве город…

Идите вы все в баню со своими сказками!

Я со злостью размахнулась и забросила шарик в кусты.

Надо было пойти вчера с этим дядькой. Пусть бы он оказался маньяком, заманил меня в лес и убил. И сегодня завучиха, вместо того чтобы шипеть на меня, трагическим голосом объявила бы на школьном собрании о моей смерти. И целый месяц в школе только и было бы разговоров, что обо мне – какая я была, в сущности, неплохая девчонка…

Я рассмеялась. И опять не потому, что мне было смешно, – а потому, что это самая глупая малышовая мысль: пусть я умру, и они все попляшут. Детский сад, честное слово. Почему я должна умирать? Из-за Зайцевой?

Мне стало жалко шарик. Все-таки он был прикольный. Его можно подарить Петьке и Димке… Правда, они из-за него подерутся. Ладно, можно объявить между ними соревнование: кто будет лучше себя вести – тому дам шарик ненадолго поиграть.

Вот так примерно размышляя, я поднялась со скамейки, подошла к голым кустам и, наклонившись, стала высматривать на земле шарик.

Шарика не нашлось – в раздражении я очень далеко его зашвырнула. Но кусты были не особенно густые, поэтому я, присев на корточки, потихоньку в них залезла.

Шарика не было. Я посмотрела направо и налево; на земле, голой и гладкой, имелся фантик от конфеты и размокший окурок. Куда же, елки-палки, я его забросила?

И я продвинулась еще немного вперед. Кусты уже должны были закончиться – за ними газон, где летом водятся кузнечики. Может быть, шарик на газоне?

Я полезла вперед, как медведь сквозь чащу. Газона не было! Я обернулась – дорожка тоже скрылась за сплетенными ветками. Куда ни посмотришь – кусты, кусты, кусты…

Тогда я выпрямилась. Был, конечно, риск, что меня увидят из окна учительской, и тогда ко всем моим провинностям прибавится еще и «разорение зеленых насаждений»…

Я огляделась вокруг – и почти сразу тихо заорала.

Глава 2
АУДИЕНЦИЯ

– Вот, ваша милость, мальчишка забрался в королевский сад. Наша вина, недоглядели. Хотя, лопни мои глаза, как он пролез? Изгородь вроде цела…

«Ваша милость» был высокий старик, одетый в черное. Глядя на него, я поняла, что наша завучиха – милейшей души женщина и красавица к тому же.

Тот, что меня поймал, и сейчас еще держал мои руки заломленными за спину. В жизни никто со мной так не обращался – даже Зайцева.

– Пусти!

– Ишь ты, еще дергается. Так вам его оставить, ваша милость? Или уж по-простому, отодрать кнутом да отпустить?

Я задергалась сильнее, но мужичок так крутанул мне локти, что пришлось успокоиться.

– Не выйдет по-простому, – сказала «милость» скрипучим, как ржавые петли, голосом. – Мальчишка-то непростой, издали видать… А ну, говори, стервец, чего тебе в саду надо было?

– Меня пригласили! – О том, что я вообще-то девчонка, страшно было и заикаться. – Мне дали ключ!

– Ключ от сада?

– Ключ от Королевства!

– Вот как? – Крючковатый нос «милости» описал в воздухе сложную фигуру. – Кто?

(Неон? Криптон? Ксенон? Как его звали-то?!)

– Оберон. – Я обрадовалась, что помню его имя.

Хватка того, что держал меня за локти, чуть-чуть ослабла. Видно, Оберона тут знали.

– Врешь, – предположила крючконосая «милость». – Сторож, яблок-то он много натрусить успел?

– Не нужны мне ваши яблоки! Я к ним не прикаса… лся. Я из другого мира, у меня редкие способности, Оберон меня специально пригласил!

– Тронутый мальчонка, – с сочувствием сказал сторож и наконец-то выпустил меня. «Милость» молчала, уставив желтые круглые глаза.

Я посмотрела на свои руки. Остались красные вмятины от пальцев сторожа – наверное, будут синяки. Но все это ерунда по сравнению с кнутом, который мне скоро светит!

– Я говорю правду, – сказала я, стараясь не зареветь.

Вокруг было темно и гулко. Горели факелы, продетые в крепления на стенах. Высокий потолок был закопчен до черноты. Ну где же, где наша милая учительская? Где полки с классными журналами, где наглядные материалы на веревочных петельках?

Какого лешего мне понадобилось в этом проклятом «королевстве»?!

– Я говорю пра… хотите, спросите у Оберона… ну пожалуйста.

– И как, – спросила «милость» после долгого неприятного молчания, – как спросить о тебе, сопляк?

– Скажите, Лена Лапина…

«Милость», кажется, поперхнулась. И я поперхнулась тоже. Я вспомнила, что там, на ноябрьской дождливой улице, Оберон не спросил, как меня зовут! А вздумай спросить – я бы не сказала. Не говорю я своего имени незнакомцам.

– Как есть тронутый, ваша милость, – заступился за меня сторож. – Видно же – не в себе. Давайте, я его кнутом – так, для порядку только… И пусть себе идет…

– Отведи в каземат, – скучным голосом сказала «милость». – Дело непростое.

Я вообще-то люблю животных. И даже мышей и крыс. Но тут их было как-то слишком много, и они вели себя нагло.

Я с ногами залезла на деревянную скамейку, она шаталась и скрипела подо мной, грозя обрушиться. В темнице не было факела, только светилось маленькое окошко. Крысы сновали вдоль стен, и казалось, что пол шевелится. А в дальнем темном углу лежала куча тряпок, от нее вела цепь, как шнур от телевизора, только не к розетке, разумеется, а к большому кольцу в стене. Эта куча лежала так неподвижно, что уже через полчаса напряженного сидения то на корточках, то на коленях мне было совершенно ясно: это истлевший труп предыдущего узника.

Хорошенькие дела творятся в вашем Королевстве!

Хочу домой, мысленно взмолилась я. Хочу в кабинет директора – «на ковер». Хочу скандал с мамой. Пусть орут Петька и Димка, пусть отчим для виду уговаривает маму быть помягче, а на деле еще больше против меня настраивает. Даже если меня отдадут в школу для неисправимых малолетних преступников – хуже, чем в этом подземелье, наверняка не будет…

И когда я шепотом пообещала прилюдно попросить прощения у Зайцевой – заскрипела дверь. От этого скрипа у меня слиплись в комок внутренности и очень захотелось в туалет.

На грязный пол упала полоса света. Крысы неторопливо разошлись по норам – будто для приличия. Некоторые даже не спрятались совсем: там и тут было видно, как торчат из щелей острые усатые морды.

– Выходи, – сказали снаружи.

Кроме одетого в черное старика («его милости»), у входа в темницу обнаружились два стражника в коротких малиновых штанах, в полосатых не то кафтанах, не то камзолах. У них были такие суровые лица, что я совершенно уверилась: ведут меня либо на плаху, либо в камеру пыток.

– Можно в туалет?

– Что?

– Ваша милость, – от отчаяния я решила подлизаться, – можно мне в туалет?

Я не ждала, что мне ответят, но процессия («милость» впереди, я между двух стражников позади) замедлила ход.

– Отведи, – сказал старик усатому стражнику (второй был без усов, зато с бородкой клинышком)

Тот взял меня за плечо – правда, не больно, а так, «для порядку», – и повел по лабиринту коридоров.

Я потихоньку оглядывалась. Бежать тут было некуда – заплутаешь в два счета. Некоторые коридоры походили больше на щели, и стражнику приходилось протискиваться в них боком. Между прочим, мой малый рост и малый вес могли бы сослужить мне службу: на открытом месте кот всегда догонит мышь. А в лабиринте узких ходов – фиг вам!

Правда, стражник наверняка знает этот лабиринт как свои пять пальцев. В отличие от меня.

– Пришли. Смотри не провались.

Он подтолкнул меня к низкой двери и подсветил факелом.

Даже мне пришлось пригнуться – а такие, как он, должны были чуть ли не на четвереньках входить сюда.

Шумела вода. Глухо. Еле слышно. Далеко внизу. Я подождала, пока глаза привыкнут к полумраку…

И это называется туалет?!

Довольно просторная комната, и в центре ее – дыра. Я осторожно, очень осторожно, подошла, заглянула…

Внизу текла речка. Натуральная река – полноводная, как Днепр. А я находилась над ней на высоте, наверное, стоэтажного дома. И вниз уходили отвесные стены – вниз, вниз…

Мне сразу расхотелось пользоваться этим туалетом. Мне вообще всего расхотелось, кроме одного – немедленно заплакать.

– Эй! Ты долго там?

Я выбралась через низкую дверцу, прищурилась от света факела. Пусть уж ведут меня, куда знают. Пусть.

Зал, в который меня втолкнули, оказался величиной с наш стадион, а высотой, наверное, с десятиэтажку – если в ней поломать перегородки между этажами. И в этом зале наконец-то были окна; в окна светило солнце, это был нормальный человеческий свет, даже радостный какой-то – не осенний, не зимний. Лето или поздняя весна.

Посреди зала стоял трон и спинкой почти доставал до потолка. Тот стражник, что водил меня в туалет, наклонил мою голову к полу – небольно, но решительно.

– Благодарю за службу, – послышался голос непонятно откуда. – Теперь оставьте нас.

Затюкали железные каблуки по каменному полу. Чуть слышно хлопнула дверь. И стало тихо, а я все смотрела на свои ботинки – не решаясь поднять голову.

Кто-то прошел мне навстречу. Остановился рядышком:

– Лена?

Я сначала узнала его голос и только потом отважилась на него посмотреть.

…Ну почему, почему он мне сразу не сказал, что он король?!

Даже если не считать золотой короны на голове, мантии из горностая и всего прочего, во что он был одет. У него было такое королевское лицо…

– Здрасьте, – сказала я и заплакала.

– Ты, наверное, случайно вошла, – сказал Оберон. – Иначе бы я тебя встретил.

Он не обращал внимания на мои слезы – будто не замечал их. От этого мне легче было успокоиться.

– Я вообще никуда не входила. Я бросила шарик в кусты… А потом полезла искать…

– Ну, понятно. – Он положил мне руку на плечо. – Извини, что так вышло. У нас есть теперь две возможности: либо я тебя сразу же отправлю домой…

– Да! Да!

– …Либо все равно отправлю домой, только сперва мы с тобой посидим, поговорим, я тебе расскажу…

– Нет! Ничего мне не надо! Только домой!

Он, кажется, огорчился:

– Ты уверена? Я понимаю, ты устала, голодная, но здесь же есть вкусная еда, теплая вода, если ты хочешь помыть руки…

– Я хочу домой, и все.

– Не бойся. Ты в полной безопасности. Я обещал тебя вернуть – и я верну. Один шаг, и ты будешь дома, но все-таки подумай…

Не слушая его больше, я шагнула.

Это был самый длинный шаг в моей жизни.

Я сидела на скамейке у школьных ворот, и все мои проблемы никуда не делись. Рюкзак с книжками и тетрадками – в учительской, мама – на работе, синяк – под глазом и большой скандал – не за горами.