Текст книги "Хозяин Колодцев (сборник)"

Автор книги: Марина и Сергей Дяченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 72 (всего у книги 74 страниц)

Я запнулся, пораженный собственным красноречием.

– Как интересно, – проговорил префект, опуская веки.

Мне захотелось встать и уйти.

Префект еще помолчал. Коротко вздохнул:

– Пойдемте.

* * *

Он шел передо мной, все вниз и вниз, и в некоторых особенно узких местах ему приходилось протискиваться боком. Я вяло думал, что будь префект магом – на одном таком плече поместились бы в ряд три крупных совы или четыре мелких…

Становилось все холоднее. Мы спускались в ледяной погреб под префектурой – и я понимал, зачем мы туда идем, но с каждым шагом это понимание отдалялось все дальше и дальше, я гнал его, я ни о чем не думал, так было проще, ведь у меня есть еще время – десять ступенек… девять… восемь…

Некто в черном долго возился с замком. Я ожидал, что железная дверь заскрипит невыносимо и жутко, но она открылась легко и без единого шороха, – в хозяйстве у префекта все петли своевременно смазывались. Навстречу нам плеснуло совсем уже зимним холодом; где-то там, под темным потолком, висело заклинание-заморозка. Напротив входа, у стены, стояли в ряд четыре сундука со стальными крышками; металл подернулся инеем, напоминая о санных прогулках, о зимнем лесе, о затянутых изморозью окнах, за которыми…

– Ее обнаружили на прошлой неделе, – сухо сказал префект. – А умерла она, по-видимому, много раньше… Около месяца назад. Ее огрели топором по голове, умирающую, ограбили и бросили в колодец… Как у вас с нервами, Табор?

– Отлично, – сказал я сухими губами. – Не хуже, чем у вас.

Некто в черном аккуратно снял замок. Откинул крышку сундука, кивнул мне, приглашая подойти – поощрительно так кивнул, будто купец, выставляющий на обозрение достойный зависти товар…

– Ее никто не опознал до сих пор, – поморщившись, сообщил префект. – Блондинка, лет примерно тридцать. Убийц не нашли пока – но найдем, будьте спокойны, в этом городе очень редки нераскрытые преступления… А еепришлось бы хоронить, как неизвестную – если бы не вы, зи Табор…

Я слушал бахвальство, явственно звучащее в его голосе, и смотрел на сундук с откинутой крышкой.

Из сундука торчала синяя женская рука с черными ногтями.

«Шанталья, Ора. Назн. маг 3-ой ст., ныне покойн.».

Дыня. Поле.

Зверька, бегущая через лопухи.

Глаза, подкрашенные разными тенями. Насмешливые губы. «Если бы у вас была сова – я пожелала бы ей здоровья».

Сверкающая сталь в руке Ятера… «Или вы боитесь проиграть?»

Я стоял, не решаясь сделать двух шагов, а мой враг смотрел на меня едва ли не с сочувствием.

Как холодно…

Я шагнул. Наклонился, насилуя негнущуюся спину…

И увидел.

* * *

«…Итак, вы наследственный маг, вы находитесь в расцвете сил и подумываете о том, чтобы завести потомство. В высшей степени достойные помыслы; осталось выбрать подходящую жену.

Супругу выбирают не на день и не на год; супругу выбирают, как правило, на всю жизнь. Супруга должна дать жизнь вашим детям (и обязательно наследникам), а также на протяжении долгих лет создавать в вашем доме комфортную, способствующую творчеству атмосферу.

На первый взгляд поиски соответствующей жены кажутся очень сложными, а задача по ее подбору – почти невыполнимой. Велик соблазн пуститься «во все тяжкие», однако внимание! Вашему бастарду вы никогда не передадите своего имени. Магические степени бастардов как правило низки: вероятно, это природный механизм, направленный на защиту легкомысленных магов от незаконных претендентов на их наследство. (Очень важный и правильный механизм, учитывая вечную агрессивность бастардов и амбиции их матерей, тех самых, которых вы, испугавшись долгих поисков, предпочли законной жене).

Итак, не поддавайтесь минутной слабости. Объявите конкурс невест; воспользуйтесь почтой, расспросите знакомых. Очень часто примерными супругами становятся дочери наследственных магов: девочки, выросшие в магических семьях, понимают и принимают законы, по которым предстоит жить вашей жене. Напротив: ни в коем случае не знакомьтесь с дочерьми назначенных магов! Многие из них честолюбивы, и, по примеру отца, сами пытаются получить магическое назначение. Подобные кандидатуры отметайте с порога.

Из всего многообразия невест отберите четыре-пять девушек. Пообщайтесь с каждой за столом, при свечах, желательно наедине; в меню должны быть трудные для поедания блюда (костистая рыба, большие куски мяса, замысловатые кусочки курицы). Обратите внимание, как будущая невеста ведет себя за столом, как держит вилку и нож, как обращается с прочими столовыми принадлежностями. Если невеста великолепно обучена, но ест много – ее кандидатуру лучше отставить. Если невеста ничего не ест, кроме хлеба – она не научена поведению за столом, однако скромна и стеснительна, ее кандидатуру следует рассматривать дальше.

Темы для бесед с претендентками выбирайте из очень ограниченного списка: красоты природы в разное время года (эстетическое развитие невесты), цены на продукты и ремесленные изделия (практичность), ее родственники (если хоть о ком-то отзовется слишком дурно – неуживчива, если о всех чрезмерно хорошо – неискренна). В разговоре с невестой цените не слова ее, а паузы между словами, умолчания – то есть моменты, когда девушка что-то хочет сказать, но сдерживает себя.

Внимание: даже если девушка вам очень понравилась, ни в коем случае не прибегайте к приворотным заклинаниям! Помните: место для зачатия наследника – супружеская спальня, время для зачатия – от брачной ночи до глубокой старости. А приворотные заклинания по отношению к жене – тем более к будущей жене – вредны и безнравственны, они развращают ее и разрушают ваши отношения, вместо того чтобы укреплять их.

Итак, после застольных бесед из четырех-пяти претенденток у вас осталось две-три. Очень хорошо; отбросьте эмоции – они пригодятся вам потом – и сделайте окончательный выбор.

Из какой она семьи? (Если выбираете между крестьянкой и аристократкой, смело выбирайте крестьянку). Сколько детей у ее отца? (Чем больше, тем лучше для вас). Блондинка или брюнетка? (Выбирайте блондинку). Худая или полная? (Выбирайте полную, если она не слишком толста). Смотрит ли вам в глаза? (Если слишком часто смотрит, может оказаться строптивицей или гордячкой. Выбирайте ту, которая смотрит в пол). В каком состоянии ее ногти? (Если обгрызенные – бракуйте. Если длинные и покрыты алой краской – бракуйте тоже). Каково ее приданое? (Разумеется, если вы наследственный маг высокой степени и берете деньги из банки – для вас это не имеет значения). Насколько она образована? (Идеальный вариант – умеет читать, писать, рукодельничать. Больше ничего не надо, но и меньше – опасно).

Сделав выбор, не спешите сообщить о нем родителям невесты. Обождите три дня; если не передумаете – смело навещайте будущих родичей и радуйте их известием. Невесте обязательно преподнести подарок – ни в коем случае не магический! Какую-нибудь женскую безделушку.

Выясните заранее, что вызывает у вашей жены приятное расположение духа. Если это прогулки – не ограничивайте ее свободу передвижения; если это подарки – время от времени балуйте ее. Разговаривайте с женой ежедневно, ласковым тоном; следите, чтобы у нее всегда были деньги на карманные расходы, а также на платье, обувь и украшения. Довольная веселая жена – залог счастливой жизни и здорового потомства.

Подарите жене заговоренное зеркало: пусть оно тактично дает ей советы, слишком щекотливые для того, чтобы вы давали их сами (например, если жена злоупотребляет сладким, зеркало подчеркнет ее полноту, а если жена читает по ночам, волшебное стекло обратит ее внимание на круги под глазами. В ответ же на любую попытку исправить положение – соблюдение диеты либо режима – зеркало покажет поощрительную картинку: стройную фигуру, свежее лицо).

С тем же терпением, с которым вы приучали вашу сову есть, спать и испражняться в отведенном месте, вы должны научить вашу жену занимать строго определенное пространство в вашей жизни. Чем раньше она усвоит то, что от нее требуется, тем спокойнее и счастливее будет ваша семья.

Внимание! Если из пятерых ваших детей ни один не окажется наследственным магом, вы имеете полное право расторгнуть брак. Искренне желаем, чтобы подобной неприятности с вами никогда не приключилось».

* * *

– Ваша выдержка вызывает уважение, – с чувством сказал старичок за стойкой. – Вы совершенно правильно делаете, что не спешите воспользоваться заклинанием. Многие карали быстро и опрометчиво, а потом проливали слезы вот здесь, – старичок вытянул палец, и, невольно проследив за ним, я уперся взглядом в темно-красный ковер. Можно подумать, именно в этой точке ворсистого пола несчастные торопыги и плакали…

Старичок помог мне снять плащ. Уже знакомый мне мальчик – кажется, он подрос за то время, что мы не виделись – прошелся по моему платью одежной щеткой.

– Вы плохо выглядите, – озабоченно сказал старичок, когда мальчик ушел. – Вы прямо-таки осунулись, любезный Хорт… Очень трудно выбрать достойное применение Каре… Я понимаю. Вы правы.

Я посмотрел на себя в зеркало.

Неприятный тип. Желтоватая кожа, круги под глазами, тусклые глаза – правый кажется серым, левый приобрел цвет нечистого песка.

Та женщина, в сундуке, выглядела куда как хуже. Но безобразия своего не стеснялась – у нее была на то уважительная причина. Она уже больше месяца была мертва.

Та женщина, погубленная ради нескольких монет и пригоршни безделушек…

Помню, как я стоял перед раскрытым сундуком, а за плечом у меня возвышался префект. Помню – в какой-то момент он даже сделал движение, чтобы поддержать меня под локоть: слыханное ли дело!

По счастью, он вовремя опомнился, и порыв его так и остался незавершенным.

Помню, как треснула запекшаяся корка у меня на губах, когда после долгого молчания я сказал наконец:

– Это не она. Это не Ора Шанталья.

Помню, что префект, кажется, даже слегка обиделся:

– Вы уверены?

Я пожал плечами и побрел, как слепой, прочь – из подвала, из холода, из смерти в смерть, потому что лучше бы онабыла Орой. Тогда бы я мог хотя бы проследить, чтобы ее по-человечески похоронили, тогда бы я мог посвятить себя поиску убийц, тогда бы я страдал, наверное, но все-таки определенность – лучше неизвестности…

Как было бы хорошо, если бы на свете не было сабаи. Не было короткой, обрубающей всякую надежду строчки; тогда бы я обрадовался, увидев в страшном сундуке тело незнакомой женщины. Я бы плясал, наверное, посреди промерзшего подвала, потому что этапогибшая дорога не мне – кому-то другому…

А этот другой плясал бы, увидев в сундуке вместо своей женщины – Ору.

– Господин зи Табор? – обеспокоено спросил отразившийся в зеркале старичок.

– Да, – сказал я старичку, стоящему за моей спиной. – Да, разумеется.

– Вам бы завести сову, – сказал старичок озабочено. – У меня на примете как раз есть птенец, очень хороший птенец, я не предлагаю его кому попало… Сова, господин зи Табор, необходима магу не только для поддержания традиции, о нет…

– Я подумаю, – сказал я равнодушно.

* * *

«Один молодой маг задумал жениться, из пятидесяти претенденток выбрал десять, из десяти – четырех, из четырех – двоих, а уж из этой парочки никак не мог выбрать. Обратился за советом к отцу, тот и посоветовал. Юноша свел невест в одной комнате, дал им набор золотых цацек (кольца, браслет, ожерелье, брошку) и сказал: кому украшения придутся впору и к лицу, того и замуж возьмет. Ушел и дверь за собой закрыл.

Девицы, разумеется, передрались между собой. Рвали друг с дружки украшения (серег он им не дал предусмотрительно, чтобы мочки целы остались), за волосы друг дружку таскали, толкались, брыкались, наконец одна победила, все на себя напялила, а другая в уголок да в слезы… Кого наш герой за себя взял? Конечно, ту, что проиграла. Зачем ему жена-драчунья, жена-победительница?..»

* * *

В зале приглушенно гудели голоса – как будто улей накрыли большой подушкой; кажется, посетителей было больше, чем я рассчитывал. Может быть, праздник или памятная дата? И вообще, который час?

Будто отвечая на мой вопрос, в зале заухала механическая сова. Девять раз. Значит, девять вечера; к префекту я пришел, помнится, в полдень… Где же меня носило все это время? Восемь с половиной часов, уместившиеся между посещением подвала под префектурой – и этим вот девятикратным уханьем?

Я отодвинул бархатную портьеру, прикрывающую вход в зал. На меня не обратили внимания – по крайней мере в первую секунду – только чья-то сова, дремавшая на спинке стула, приоткрыла круглые глаза.

Господа маги отдыхали.

Господа маги пили и закусывали, пыхтели трубками, и сизый дым как-то уж слишком живописно струился под потолком – наверняка кто-то специально забавлялся, конструируя воздушные замки.

За маленьким столиком в глубине зала одиноко сидел человек в черном.

– Здоровья вашей сове, Табор! Когда же вы воспользуетесь заклинанием, дорогой друг? Все уже соскучились в ожидании следующего розыгрыша…

Я не обернулся. Я уже шел через весь зал – шел, натыкаясь на стулья.

– Эй, счастливчик Табор! Вы не очень-то вежливы сегодня! Уж не захворала ли ваша сова?

Я мигнул; кажется, обыкновенный трубочный дым выедал мне глаза. В какой-то момент померещилось, что столик пуст – кто шутит со мной?! Неужели мое собственное воспаленное воображение?

Нет, человек в черном все так же попивал из своего бокала. Человек в черном. Женщина…

Меня по-дружески схватили за рукав; не глядя, я освободился.

Отпрыгнул с моей дороги мальчик-слуга.

Я уже бежал. Сбитые мною стулья не спешили падать – по-бальному вертелись на одной ножке, собираясь рухнуть с возможно большим грохотом; даже сбитый со стола стакан еще не долетел до паркета – парил, живописно расплескивая красную жидкость на скатерть, на пол, на чьи-то башмаки…

Женщина наконец-то посмотрела на меня.

О ужас! Целое мгновенье мне казалось, что таподнялась из сундука, каким-то образом выбралась из подвала и явилась в клуб, чтобы меня разыграть…

Карие глаза, испуганные и радостные одновременно. Веки, подкрашенные разными красками – коричневой и золотистой.

– Ора?!

– Хорт, – она счастливо и укоризненно улыбалась. – Ну что же вы… сперва заставляете меня ждать и волноваться сова знает сколько, потом врываетесь, будто сумасшедший, на нас же все смотрят, вы только оглянитесь!

За моей спиной рушились, грохоча, сбитые на бегу стулья.

– Ора…

– Да что с вами? – она перестала улыбаться.

– Ора Шанталья… это вы?

Она пожала плечами – уже с раздражением:

– Ради совы, Хорт… вы поставили меня в неловкое положение.

Меня тронули за плечо; я обернулся. Господин председатель смотрел обескуражено, на плече у него топталась сова, за спину прятался мальчик-слуга.

– Господин зи Табор, как я рад вас видеть…

– Прошу прощения, – сказал я деревянно. – Приношу свои извинения тем господам, кого я случайно… готов восполнить ущерб…

– Ну что вы, – председатель покачал головой. – Дорогой Хорт, человек, долго владеющий Карой, становится порой совершенно невыносимым в общении, все мы это знаем… Я подошел спросить, не нуждаетесь ли вы в помощи клуба?

– Спасибо, – прошептал я.

Весь зал смотрел на меня. Сильные и слабые, знакомые, незнакомые, смутно знакомые, полузнакомые…

Я кашлянул:

– Господа… Прошу прощения. Приношу свои извинения всем, кого обидел…

Сидящая Ора смотрела на меня снизу вверх. Без улыбки.

Я взял ее за руку и, не глядя по сторонам и не слушая реплик, повел к выходу.

Она почти не сопротивлялась.

* * *

Ее рука была в моей руке.

Теплая. Живая.

Остальное не имело значения.

– Где вы остановились?

– Хорт, ради совы… Что случилось? Вы покарали Препаратора? Нет, вы не покарали, ваша Кара при вас… Значит, Голый Шпиль – не Препаратор? Или вы не смогли отыскать его? Что случилось, не мучьте меня, вы ведете себя странно…

– Где вы остановились?

– Второй месяц живу в «Отважном суслике»… На что-то более приличное у меня не хватает денег…

Я перевел дыхание. Опять «Суслик»… Знак? Случайность?

– Куда вы меня тащите? Вы знаете, где «Суслик»?

– Я сам там когда-то жил… Ора, давайте помолчим. До «Суслика» – просто помолчим, ладно?

И мы пошли, как добропорядочная пара – кавалер и дама, рука в руке и гордая осанка; я едва сдерживался, чтобы не перейти на бег.

Вот знакомая улица.

Вот фасад «Отважного суслика».

Вот хозяин – узнал меня, кланяется. Вот ключи от номера… Вот лестница, которую моет по утрам ленивая служанка…

Вот мы и пришли. Номер не тот, где обитал когда-то я – я-то выбирал лучший, а у Оры проблемы с деньгами.

У меня, впрочем, тоже. Банка лопнула, вода растеклась по земляному полу…

Не то.

Ора отперла номер – я механически отметил, что кроме замка на двери имелось слабенькое сторожевое заклинание.

– Добро пожаловать, Хорт…

Первым, что я увидел, войдя в комнату, была большая птичья клетка на столе, клетка, накрытая темным прозрачным платком. Внутри клетки угадывался силуэт птицы – совы, разумеется, очень маленькой ушастой совы.

– Вы ведь терпеть их не можете, – сказал я, остановившись.

– Да, – виновато призналась Ора. – Но есть такая примета – если хочешь благополучного разрешения рискованного дела – заведи себе новую сову. Ваш поход к Препаратору был делом более чем рискованным, и я решила…

Я не то чтобы обнял ее. Я просто взял – как собственность, как едва не потерянную вещь, я прижал ее к себе, услышал биение ее сердца, услышал запах живого тела – живого, а то мне ведь в какой-то момент взбрело в голову, что это ходячий мертвец, призрак явился из неизвестной могилы, что эта Ора – ненастоящая…

– Хорт?!

– Неважно, – пробормотал я невнятно. Губы мои заняты были делом, не имеющим отношения к артикуляции.

– Хорт… Да что вы…

Никогда прежде я не позволял себе быть страстным.

Страстный маг – это что? Это глупость…

Никогда прежде.

За окном мокла осенняя ночь – а я слышал запах солнца в зените, запах поющих сверчков, запах зверьки, бегущей сквозь лопухи.

Чистые грубые простыни. Потолок в опасно растрескавшейся лепнине. Светлые волосы на подушке:

– Хо-орт…

Да, меня так зовут.

Впрочем, уже неважно.

* * *

Совенок таращился круглыми глазками. В нем не было равнодушной вальяжности, присущей взрослым совам – он был ребенок, он не боялся смотреть бесхитростно и прямо. С добрым утром, сова; я заботливо накрыл клетку темным прозрачным платком. Скоро взойдет солнце.

Ора спала, я видел маленькое розовое ухо под спутанными светлыми прядями.

Комната выглядела, как после битвы на подушках. Опрокинутый канделябр, на бархатной скатерти – дыра от упавшей свечки. Груда страстно перепутавшейся одежды: моя сорочка свилась в единое целое с Ориной нижней юбкой, и белые, не потерявшие жесткости оборки возвышаются пенным гребнем. Корсет похож на останки древнего животного, ряд крючков представляется строем пьяных солдат, панталоны улеглись совсем уж неприлично, и змеиной кожей притаился под столиком одинокий чулок…

Осторожно ступая между раскатившимися из кармана монетками, я подошел к окну. Красивое это зрелище – погожий осенний рассвет на заднем дворе второсортной гостиницы. Небо разгоралось оранжевым светом, а суетящиеся внизу работники казались плоскими фигурками из картона: кто-то колол дрова, кто-то разгружал телегу с продуктами, фыркали невидимые мне лошади, и к звуку их присутствия добавлялся запах – здоровый запах заднего двора.

Мне больше не нужна Кара. Сова с ней, с Карой. Я жил без Кары двадцать пять лет – и еще проживу; а вот проблему лопнувшей банки придется решать, но не сейчас. Деньги нужны, но не срочно – дом и подвал обеспечит нас всем необходимым на зиму. Спальню надо будет хорошенько обустроить, и пусть будет еще одна спальня, запасная. Гостиная… это уж как Ора решит. Интересно, какое лицо будет у Ятера… впрочем, Ятер поймет. Все зимние развлечения – охота, катания, приемы… Нет, приемов не надо, зачем нам эти постные рожи… Перезимуем и так. Огонь в камине ни о чем не спрашивает, и зимняя ночь ни о чем не спрашивает… Истрачу Кару на первого попавшегося воришку, и дело с концом.

Работник во дворе закончил рубить дрова и принялся собирать их в поленницу; из-за черепичных крыш тонким краешком показалось солнце. Я прищурился.

Наймем карету… Прощай, Северная Столица, прощай, префект, счастливо оставаться, ваше величество. Только вы нас и видели. Уже завтра – завтра! – будем дома… Сова, какое счастье!

Я понял, что пою, причем вслух, причем довольно громко; испуганно примолк – вокальными данными меня природа обделила, и я еще в детстве отучился развлекать себя фальшивыми звуками. Какой конфуз, не разбудить бы Ору…

Она перевернулась с боку на бок. Вздохнула и улыбнулась во сне. Я на цыпочках подошел к постели, сел рядом на ковер и несколько блаженных минут разглядывал ее – ее брови, ее опущенные ресницы, как она спит.

В коридоре бухали чьи-то неделикатные шаги; я щелкнул пальцами, прикрывая комнату от посторонних звуков. Поднялся, снова прошелся по комнате; подошел к большому зеркалу на стене. Мой голубой глаз сиял, как чистое блюдце, а желтый потускнел до того, что казался добропорядочным карим.

Я отступил на шаг и оглядел себя с ног до головы; с трудом сдержался, чтобы не внести с помощью заклинаний кое-какие исправления в фигуру. Неудобно, Ора заметит…

Я подмигнул своему отражению. Нашел среди одежды собственные подштанники, наступил голой пяткой на оторвавшийся крючок, беззвучно зашипел от боли – не переставая при этом широко и счастливо улыбаться.

Сова! Я счастлив. Хорт зи Табор – счастлив. Мне хочется поймать хозяина гостиницы, взять за мясистые уши и целовать в жесткий нос. Мне хочется безобразничать, хулиганить, пугать прохожих магическими фокусами – как в раннем детстве…

Повинуясь моему приказу, тонкая Орина сорочка выбралась из объятий моей рубашки, церемонно поклонилась, приподняла пустым рукавом краешек подола; рубашка воспарила следом. Зависла рядом, поигрывая пуговкой ворота, потом галантно протянула рукава…

Я был единственным зрителем этого спектакля. Я сидел в кресле в одних подштанниках и млел от восторга, глядя на танцующее белье; по комнате ходил легкий ветерок, Ора спала, и пусть выспится, ведь впереди – долгая дорога…

Потом развлечение наскучило мне, и одежда, будто обессилев, опустилась на край кровати.

Солнечный луч вошел в комнату и уперся в стену напротив окна. Пора вставать; подумав, я снял защиту от внешних звуков. В комнату ворвались галдеж работников во дворе, далекое мычание, стук деревянных башмаков…

– Ора, – сказал я ласково.

Она спала.

Я дам ей еще несколько минут. Больше нельзя – надо отправляться, надо ехать, сейчас рано темнеет, время пускаться в путь…

На пыльной полке стояли несколько столь же пыльных, никому не нужных книг. Зачем они здесь? Вряд ли постояльцы этого номера когда-либо испытывали потребность в чтении…

Рядом с книгами, на свободной половине полки, стояла фарфоровая кукла – большеглазая, большеротая, с белом с вышивкой крестьянском платьице. На пышном подоле можно было прочитать надпись: «Арту Слизняку от общины огородников Приречья, процветать вам и радоваться…»

Я хмыкнул. Кто такой Арт Слизняк, процветает ли, с какой стати община огородников решила одарить его фарфоровой куклой, как кукла оказалась на гостиничной полке…

Я нахмурился. Какая-то неправильность, какая-то темная ненужная мысль, скользнувшая по дну сознания, заставила мою кожу покрыться мурашками.

Что случилось? Что за слово заставило померкнуть радость этого утра? Погасило эйфорию?

Арт Слизняк? Никогда не слышал такого имени.

Приречье? Никогда там не был.

Огородники?

Я через силу усмехнулся. Отошел от полки, пересек комнату, не глядя под ноги, наступая на разбросанные вещи.

Осторожно сел на край кровати.

Взгляд мой возвращался к полке, будто примагниченный. Ора спала. Тяжелое ощущение не уходило.

Процветать вам и радоваться…

Кукла.

Кукла, вот это слово. Не произнесенное. Фарфоровая кукла.

Я тряхнул головой. Ерунда какая-то. При чем здесь…

Сладко посапывала Ора. Под платком возился совенок; я встал, зачем-то переставил клетку на подоконник. Прошелся по комнате; отыскал среди груды вещей на полу футляр с Карой. Вытащил глиняного уродца, посмотрел в ничего не выражающее безглазое лицо.

Предчувствие превратилось в чувство. Осознание было таким тяжелым и плотным, что даже отбрасывало тень – зловещую тень катастрофы.

Ответы на все вопросы были рядом, были здесь; следовало протянуть руку и взять их. Сложить фрагменты мозаики и рассмотреть картинку целиком; от осознания того, чтоя могу на ней увидеть, волосы зашевелились у меня на голове.

Наверное, я мог бы догадаться и раньше.

А может и нет. Возможно, мне следовало все это пережить – смерть Оры и ее возвращение. И эту ночь. И все, что между нами случилось. И все слова, которые мы сказали друг другу в те короткие моменты, когда губы наши были свободны.

И это утро. И это счастье. И танец одежды. Все это, пережитое мною впервые. Мною, внестепенным магом, которому можно, казалось бы, все.

Впервые в жизни я привязался к человеческому существу так сильно, чтобы потеря его была равнозначна для меня потере смысла, концу всей жизни. Мне вспомнился Март зи Гороф: «У меня была падчерица. Девочка четырнадцати лет, умница, тонкая натура… совершенно одинокая. Я приютил ее…»

Этот, каждую весну выдававший своему дракону по девственнице, едва удерживал слезы, вспоминая свою Елку. Девочку Елку, которая не прожила в его замке и месяца. Без которой он, презиравший всех на свете, чувствовал себя осиротевшим.

«Мне подсунули куклу… К каждому из препарированных – к каждому! – незадолго до похищения присасывался близкий друг, подруга, любовница…»

При-са-сы-вал-ся… Провоцируя любовь, провоцируя нежность, дружбу – все лучшие чувства, на которые жертва в повседневной жизни и способна-то не была. Как не имел друзей старикашка-купец, как не имела подруг ювелирша, как не любил родного сына Март зи Гороф…

Ора пошевелилась. Откинула со лба светлые волосы; села на кровати. Меня почти против воли захлестнула волна… нежности, вот что это было за чувство. Хотелось забыть все, ничему не верить, выбросить глиняного болвана, расколотить эту глупую фарфоровую куклу, уехать с Орой домой, как и собирался, будет зима, будет новая жизнь, спокойная, счастливая, полная смысла…

Ора встретилась со мной глазами. Улыбнулась; нахмурилась:

– Что-то опять случилось, Хорт?

– Случилось, – ответил я одними губами.

– Вы пугаете меня, – сказала она после паузы.

– Я сам испуган, – признался я.

– Не конец света, – она улыбнулась. – Я живая, Хорт, я не явилась из могилы…

Нанять карету прямо в «Суслике», завтрак взять с собой, не задерживаться ни на секунду. Поедим в дороге…

Ждать друг друга. Подолгу прощаться на крыльце. Потом торопиться домой, и всякий раз, снова встретившись, смеяться от радости.

Я опустил глаза:

– Ора Шанталья умерла.

– Хорт, – сказала Ора. – Это уже не забавно.

– Да, – проговорил я, разглядывая глиняного уродца. – Настоящая Ора Шанталья умерла. Возможно, ее давно оплакали и похоронили.

– Дальше, – сказала Ора с внезапной мягкостью.

Я посмотрел на нее. Она казалась заинтригованной. У нее даже глаза загорелись, и на секунду мне померещилось, что они действительно разного цвета – как у наследственных магов.

– Ора, – сказал я очень тихо. – Если у вас… если у тебя есть другое объяснение – я буду просто счастлив.

– Да? – все так же мягко удивилась Ора. – Я ведь еще не слышала вашегообъяснения, Хорт…

Я облизнул губы:

– Ора Шанталья – настоящая Ора Шанталья – умерла далеко отсюда… возможно, от долгой болезни. Возможно, от старости. И сабаяравнодушно зафиксировала ее смерть. А вы… назвались именем настоящей женщины, но не могли предположить, что она умрет, что я узнаю о ее смерти… и обо всем догадаюсь.

– То есть я обманщица? – поинтересовалась Ора.

Я молчал.

– Вот уж бред, – сказала Ора с отвращением. – Хорт, обязательно надо было испоганить это утро?

Я снова едва не поддался слабости. Взять с собой Ору и ехать домой…

– И кто же я, по-вашему? – Ора потянулась к своей сорочке. Нырнула в ткань, как в молоко, тут же вынырнула, повела плечами, позволяя легким оборкам улечься поудобнее на высокой, до мельчайшей родинки знакомой мне груди. – Кто я, по-вашему – авантюристка? Или ходячий мертвец? Кто я?

– Слуга Препаратора, – сказал я, глядя в ей в глаза.

Она на секунду замерла. Смерила меня внимательным портновским взглядом:

– Вы заболели, Хорт.

– Кукла, – сказал я. – Приманка. Я попался, как последний дурак… как до того Гороф. Как до него – два десятка неудачников.

Ора смотрела на меня, не мигая, а мне захотелось, чтобы она вдруг ударилась в истерику. Чтобы рыдала, браня меня нехорошими словами, обзывала дураком, порывалась уйти и больше никогда со мной не встречаться…

– Я не прав? – спросил я и сам услышал, как прозвучала в моем голосе неприличная надежда. – Я дурак?

Ора поджала губы. Раздумчиво покачала головой:

– Нет… не дурак.

– Объясни, почему я не прав? Разубеди меня?

– Зачем?

Действительно, зачем?

Мне уже все равно, где правда и где ложь. Я хочу верить только в то, что меня устраивает. Я заклеил бы себе глаза, только бы не видеть очевидного…

Она была такой высокомерной в этот момент, она была такой красивой, такой моей и одновременно такой чужой, что еще секунда – я лопнул бы, раздираемый противоположными чувствами. Я бы порвался, как струна, которую слишком старательно натянули; какая это, оказывается, пытка – испытание на разрыв.

Я оказался крепок. Я не лопнул, а вместо этого пришел в ярость. Она моя, эта женщина; она никогда не будет моей. Она как мыло из рук… Я оплакал ее, она жива, ей не обмануть меня, она лжет в каждом слове. Она…

Глиняный болван стремительно теплел в моих ладонях.

Я видел, как меняется Орин взгляд. Как расширяются зрачки. Как стискиваются белые руки поверх белого пухового одеяла. Как скулы становятся белыми-белыми – хотя белее, кажется, уже невозможно…

В эту секунду она принадлежала мне полнее, чем несколько часов назад. Чем даже в лучшие мгновения прошедшей ночи.

Я понял, что никак иначе не смогу присвоить ее. Что это будет правильно, логично и красиво – покарать ее именно сейчас. Что я уже караю. Глиняная шейка трещит. Погодите, ведь приговор… Повод… Покарать – за что? За то, что обернулась тогда душистой полевой зверькой…

Я божество. Я вершитель. Я – воплощенная справедливость. Я караю, любя; я караю ради вселенского блага. Слова становятся не нужны; я плыву, как в масле, и только счастливое желание продлить этот миг подольше сдерживает меня. Никогда в жизни я не испытывал ничего подо…

Под окном зашлась визгом собака.

Такое впечатление, что на нее наступили.

Визг перешел в лай, откликнулись псы со всей округи, забранились работники. Я смотрел перед собой, не понимая, кто я, где и откуда взялся.